Виталий Третьяков, главный редактор

Несмотря на то что формат ежемесячника - а тем более ежемесячника интеллектуального - не предполагает непременного оперативного реагирования на текущую конъюнктуру, при определении темы настоящего номера редакция руководствовалась недавними событиями в Молдавии, а две статьи, помещенные в этой рубрике, посвящены так называемым цветным революциям на постсоветском пространстве.

Автор первого текста, которым и открывается статейный блок номера, - политолог Юрий Солозобов - подробно разбирает хронику массовых беспорядков, произошедших в Молдавии после парламентских выборов 5 апреля, и выводит определенные закономерности бархатных транзитов власти на опыте Грузии, Украины, Киргизии и Молдавии (в последнем случае, правда, в фокусе внимания закономерности революции неполучившейся). Юрий Солозобов фиксирует уязвимые стороны российской внешней политики в ближнем зарубежье и тем самым призывает вывести дискуссию о цветных революциях на качественно новый уровень. Целиком согласен с автором в том, что и на этот раз - как в период предвыборной кампании, так и после ее завершения (и после оглашения предварительных итогов выборов, и при поступлении сообщений о кишиневском "восстании плиточников") - наша официальная экспертократия и пропаганда в очередной раз наступили на старые грабли. Как всегда, поторопились поддержать меньшее из зол. Любопытной и перспективной для прогнозирования возможного развития событий в постсоветских автократиях, придерживающихся как бы (преднамеренно употребляю данный затасканный оборот из-за его уместности - и смысловой, и интонационной - именно здесь) промосковской ориентации, представляется предлагаемая автором интерпретация "недоделанных революций". Эти уличные массовки, не завершившиеся сменой режимов, но благополучно прекращенные действующей властью, могут использоваться последней как веский повод сменить свою геополитическую ориентацию и развернуться на Запад.

Аналитик Бермет Акаева рассматривает ситуацию в Киргизии после событий марта 2005 года, получивших название "тюльпановая революция", с точки зрения условий для развития гражданского общества при существующем бишкекском режиме. По мнению автора, хотя государственный переворот четыре года назад и происходил под антиавторитарными лозунгами, на самом деле именно при первом киргизском президенте гражданское общество этой страны сделало существенный рывок в своем развитии. А при нынешнем режиме, как доказывает Бермет Акаева, в Киргизии наблюдаются обратные процессы - гражданское общество фрагментируется и становится заложником клановой политики коррумпированного режима. (При оценке авторских взглядов, безусловно, следует учитывать, что Бермет Акаева - дочь Аскара Акаева.) Остановлюсь на одном из приведенных в статье тезисов, который мне показался полезным для понимания процессов становления гражданского общества не только в Киргизии, но и во всех постсоветских государствах. Этот тезис сводится к тому, что в отличие от классического западного эталона, предполагающего равноправные конкурентно-партнерские отношения между государством и гражданским обществом (замечу - именно эталона, потому что на практике подобного равноправного равновесия нигде нет), в формирующихся демократиях государственное начало играет первостепенную роль во взращивании и поддержке гражданских институтов. Кстати, наглядным подтверждением этого тезиса явилась и сама тюльпановая революция: как только власть утратила контроль над гражданским обществом, оно превратилось во враждебную для режима Аскара Акаева силу.

Из-за того, что месячный разрыв между нумерацией "Политического класса" и календарем пока еще сохраняется, в настоящем номере мы вспоминаем событие, начавшееся десять лет назад - в марте 1999 года. Я имею в виду войну НАТО, и прежде всего США, против Югославии. Об этом - статья депутата Госдумы Константина Затулина. Казалось бы, все оценки тех трагических событий уже многократно даны и публикуемый материал не содержит ничего принципиально нового. Однако это не так. Действительно, к характеристике действий ключевых фигур тогдашней американской администрации и их европейских союзников вряд ли можно что-то добавить. Но Константин Затулин говорит о том, о чем до сих пор у нас как-то не принято вспоминать. Автор прямо называет лиц, своей позицией, по его мнению, фактически потворствовавших тогда американской агрессии и ответственных за то, что Россия так внятно и не выступила против натовского погрома Югославии. Эти лица - экс-премьер Черномырдин, рассчитывавший через свою "миротворческую" миссию вернуться в большую политику, и министр иностранных дел Иванов. Причем первый до сих пор занимает высокий официальный пост - представляет Россию в наиболее проблемной и одновре-

менно ключевой постсоветской стране. И об этом особенно важно сказать сейчас, когда у нас все вроде бы патриоты - откровенных пораженцев нет. Но копни чуть глубже, и многие окажутся патриотами стыдливыми (очень понравилось мне это авторское определение), готовыми променять государственные интересы на личную выгоду. Вот почему мы решили напомнить о югославском уроке таким стыдливым патриотам - в том числе и с обложки журнала.

В центре внимания эксперта-международника Светланы Лурье новые акценты в американской внешней политике. Автор считает, что с приходом Барака Обамы началась кардинальная трансформация американской субъектности. Внешне это выглядит как замена мессианизма Буша (мессианизма, опиравшегося на христианские ценности) гораздо более светским - по определению Светланы Лурье, гуманистическим - мессианизмом Обамы. На практике подобный гуманистический мессианизм, как показали последние громкие заявления американского президента, оборачивается морализаторской риторикой - причем часто оторванной от жизни, голословной, не учитывающей многих реалий. Сквозь призму перерождения мессианизма Светлана Лурье рассматривает и популярную ныне концепцию многополярного мира. Имперские амбиции Буша были не чем иным, как проекцией миссии США в конкретную политику. А у союзников Америки возникало впечатление, что их субъектность наилучшим образом обеспечивается как раз встраиванием в американскую миссию, и тем самым притуплялось ощущение собственной марионеточной роли. Назидательный, взывающий к разуму и здравому смыслу партнеров США гуманизм Обамы уже не может отталкиваться от чувства имперской исключительности и изначально предполагает многосторонность в международных делах. Автор считает, что секуляризация американского мессианизма опасна для российской субъектности. Нашей политической культуре традиционно присущ сакральный мессианизм, и соблазн пойти навстречу "корректному" Обаме, пришедшему на смену "оголтелому" Бушу, чреват утратой цивилизационной роли России в мире.

В статье политолога Алексея Мазура приводится ответ на извечный вопрос, порождаемый русской политической действительностью: как сделать власть эффективнее? Суть предложений автора: надо выработать новые правила корпоративного поведения чиновничества, своего рода кодекс, нарушение которого автоматически влекло бы за собой исторжение провинившегося из этого "сословия". Но помимо очевидных и понятных субъективных препятствий этому начинанию есть еще и объективная трудность его реализации. Дело в том, что в институциональном смысле наша власть организована в соответствии с западными стандартами, которые сейчас сами стремительно девальвируются, и переживаемый мировой кризис наглядно демонстрирует их дефектность и бесперспективность. Поэтому выход один - реорганизовать институциональное пространство, создать структуры воспроизводства управленческой элиты, руководствующейся новыми корпоративными правилами. Алексей Мазур считает, что обновление властной корпорации должно быть не штучным - по принципу латания дыр или проведения достойного (или кому-то нужного) человека, а массовым, поколенческим - путем продвижения сразу нескольких конкурирующих друг с другом команд. Наиболее уязвимое место такой корпоративной революции - это проблема инициатора перемен. Автор сам осознает определенную оторванность своего проекта от тех повесток дня, которыми ныне руководствуются и власть, и оппозиция. В результате в статье роль субъекта ротации управленческой элиты несколько раз примеряется то на действующую власть, то на ее оппонентов.

В мартовском номере публикуется очередная часть "Анатомии Смуты" философа Владимира Можегова. На этот раз автор размышляет о смутах XX века. Проекция авторской позиции, которую я излагал, анонсируя предыдущие публикации Владимира Можегова в "Политическом классе", на материал минувшего столетия приводит к предсказуемым оценочным результатам. В принципе здесь можно было бы вообще воздержаться от конспективного пересказа текста - знакомым с моей полемикой с Владимиром Можеговым это не даст ничего нового, а не знакомым надо объяснять все с самого начала. Однако некоторые моменты из третьей части "Анатомии Смуты" все-таки вынуждают меня высказаться. Да, в последние годы мы действительно узнали много нового о Великой Отечественной, и многие ее детали и нюансы утратили прежнюю советскую шаблонно-хрестоматийную оценочную простоту. Но, несмотря на это, я никак не могу согласиться с рисуемой автором идиллической картиной. Оказывается, "добродушных немецких парней из регулярных частей вермахта" можно было встретить "вместе с русскими в снова открывавшихся немцами храмах, закрытых большевиками". И вообще до разворачивания партизанской войны "жить при немцах, которые, заняв очередной населенный пункт и расстреляв горстку коммунистов, как правило, больше не терроризировали народ <...> действительно становилось несколько лучше". Как будто ни "Барбароссы", ни "Оста" и в помине не было... И при всей запутанности реалий средневековой Руси Куликовская битва не была "войной каждого за свой интерес" - до подобной ренессансной унификации в исихастски напряженной второй половине XIV века было еще далеко. Я уж не говорю о том, что и демонстративная прагматизация Путиным собственной роли как "менеджера", и свойственная ему, особенно в первый президентский срок, излишне наигранная простота в драматических ситуациях, когда более уместным было бы либо молчание, либо более проникновенное соучастие, - это не достоинства, а, скорее, недоработки. А недоработки бывают у всех, в том числе и у национальных лидеров.

Статейный блок завершается рассуждениями публициста Станислава Васильева об антропологии Гоголя. Данным текстом "Политический класс" вносит свою лепту в дискуссию о творчестве писателя в связи с его 200-летием. Пафос автора заключается в утверждении примата внутреннего совершенствования личности над любыми общественными преобразованиями. Именно эта - простая в своей основе - мысль проходит через кульминационные в идейном отношении сочинения Гоголя - "Выбранные места из переписки с друзьями" и второй том "Мертвых душ". Станислав Васильев подчеркивает, что Гоголь призывал не просто к совершенствованию, а к формированию "позитивного восприятия мира", столь недостающего национальному русскому менталитету, привыкшему искать панацею от неустройства в каких угодно рецептах, только не в кропотливой работе по духовно-нравственному преображению человека. В выборе такого узкого пути спасения, собственно, и кроется ответ на вопрос, вынесенный в подзаголовок статьи: как надо жить в России?

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Комментарии: