VACLAV HUSA. Epochy ceskych-dejin. "Sbornik pro hospodarske a socialni dejiny", rocnik I. 1946. Praha \ ВАЦЛАВ ГУСА. Эпохи чешской истории. Сборник экономической и общественной истории.

С 1946 г. историческая секция Научного Института Центрального Совета профсоюзов Чехословакии (URO) издаёт журнал под названием "Сборник экономической и социальной истории". Журнал выходит раз в три месяца. Знакомство с комплектом "Сборника" за 1946 г., состоящим из двух сдвоенных выпусков, позволяет сделать заключение, что издание заслуживает особого внимания и является значительным событием в научной жизни бывшей Чехословакии и современной Чехии.

Исследование экономической истории Чехии имеет большое значение потому, что старая чешская историческая наука почти не занималась экономической историей и всё своё внимание сосредоточивала на политической истории своей страны.

Опубликованные в сборнике статьи по отдельным вопросам экономической истории представляют значительный интерес. Заметим, что немалый интерес вызывают также отделы сообщений и библиографических обзоров. Все статьи сборника сопровождаются хорошо составленными резюме на русском и английском языках.

Содержание журнала не исчерпывается, однако, тематикой, определённой его названием: он публикует также статьи, посвященные более широким проблемам, имеющие большое принципиальное значение. Это относится в первую очередь к рецензируемой статье доктора Вацлава Гусы.

Статья доктора Гусы поднимает вопрос о периодизации чешской истории. Несмотря на сравнительно небольшой размер статьи, в ней даётся развёрнутая критика важнейших направлений чешской буржуазной исторической науки с характеристикой её научно-методологических пороков. Автор не ограничивается при этом изложением марксистско-ленинской теории о развитии общества, но даёт на её основе своё решение вопроса периодизации истории Чехии. Уже эта краткая характеристика содержания рецензируемой статьи свидетельствует о её большом научном значении.

Автор указывает, что хотя почти каждый крупный чешский историк выдвигал свой собственный вариант периодизации чешской истории, всем этим схемам присущи общие принципы и общие формальные моменты.

Первая из этих схем была дана Франтишком Палацким в его "Истории чешского народа". Им было введено уже привычное в западноевропейской историографии деление истории на древность, средневековье и новое время. Границы этих эпох в истории чешского народа определялись, по Палацкому, возникновением и упадком идеи религиозной реформации в чешских землях, которую Палацкий рассматривал как освобождение чешской духовной жизни от влияния германизма. Соответственно рубежам между древним периодом и средневековьем Палацкий считал 1403 год - дату начала реформаторской деятельности Яна Гуса, а рубежом между средневековьем и новым временем - 1627 год - год изгнания из Чехии чешских братьев протестантов. Близки к Палацкому Иозеф Калоусек и Шимек, принимающие в качестве рубежных дат 1420 год - начало гуситских войн, и 1620 год - битва у Белой Горы.

Вацлав Новотный объявил о своём принципиальном согласии со схемой Палацкого и заявил, что "лучшей заменить её нельзя". Но в своих трудах гранью между древностью и средневековьем Новотный принял 1346 год, дату вступления на чешский престол Карла I, с которым было связано "непосредственное сближение чешской духовной жизни с Западом". Новотный доводит средневековый период до подписания закончившего Тридцатилетнюю войну Вестфальского мира (1648). Но в изданном под редакцией Новотного томе "История" серии "Ceskoslovenska vlastiveda" Ярослав Прокеш рассматривает период 1648 - 1740 гг. как переходный, датируя начало нового времени "появлением просветительных идей" в Чехии с начала правления Марии-Терезии.

Иозеф Шуста не занял ясной позиции в вопросе периодизации чешской истории. Он, однако, подчеркнул переломное значение даты прекращения рода Пржемысловичей (1306): "Внезапная гибель отечественной династии преждевременно глубоко подсекла корни монархического чувства и тем развязала сословные силы".

Из чешских буржуазных историков более других уделял внимание вопросу периодизации Иозеф Пекарж. В основу своей схемы он положил выдвинутый ещё Ярославом Голлом принцип определения "духа эпохи", который яснее всего, по мнению Пекаржа, проявляется в искусстве. Наименование эпох чешской истории в периодизации Пекаржа, как мы увидим, соответствует этому принципу: романская эпоха до 1200 г., эпоха готики, ренессанса и барокко - до второй половины XVIII века. Его книга делила новую историю на эпоху просвещения и революции и эпоху императора Франца-Иосифа. В дальнейшем Пекарж предложил делить новую историю на эпоху классицизма и романтизма, продолжавшуюся до 70-х - 80-х годов XIX в., и современную, "дух" которой он предоставил определять историкам грядущих поколений.

Если идеалистические схемы историков прогрессивной буржуазии, например Палацкого, были проникнуты верой в силы своего народа и любовью к его прошлому, то "историософия" Пекаржа имеет целью доказать, что чешский народ самой историей обречён на то, чтобы следовать в хвосте у капиталистического Запада. "Всё, что мы объединяем в понятии "культура", вносилось в Чехии от начала её государственной жизни из-за границы. Поглядим сейчас вокруг себя, нет ничего из того, что мы видим, чем и как живём, о чём мыслим и для чего трудимся, что не было бы результатом влияния или не было бы непосредственно дано из-за границы". Это писалось в статье, носящей подчёркнуто программное и претенциозное название - "Смысл чешской истории"! Чтобы не оставалось никаких сомнений в том, кому же Чехия обязана привнесением всех духовных ценностей, Пекарж заявляет: "Историей и культурой мы связаны не со славянским Востоком, а прежде всего с европейским Западом". Всю чешскую историю, за исключением византийских влияний в ранний период. Пекарж объявляет "в основе своей результатом западноевропейских влияний и связей". В своей ненависти реакционера ко всему прогрессивному, в своём национальном нигилизме Пекарж не останавливается передоплёвыванием лучших и наиболее чтимых чешским народом страниц национальной истории. Вот, например, что он пишет о гусизме: "Его идеи, его дух, я утверждаю, принесла готика; в них нет ничего исконно чешского". В последние, предмюнхенские годы существования Чехословацкой республики Пекарж выступал с весьма прозрачным пророчеством о скором наступлении новой эпохи, "духом" которой будет религиозность и антидемократизм.

Мракобесие, фашизм, глумление над историей своего народа, низкопоклонство перед реакционными силами Запада - таков итог развития, а правильнее сказать, распада чешской буржуазной идеалистической историографии.

Гуса указывает, что попытки объяснения чешской истории иностранными влияниями антинаучны. Автор вместе с тем доказывает, что влияние и связи чехов с остальными славянскими народами были несравненно глубже и важнее, чем это пытаются изобразить историки школы Голла и школы Пекаржа.

Убедительная, чёткая и конкретная критика буржуазных теорий и теориек, обнажение их подоплёки, яркий показ научного бесплодия идеалистических схем в области исторической мысли - таковы основные черты и одновременно основные достоинства этой части работы доктора В. Гусы.

Переходя к рассмотрению ранних эпох в истории Чехии, автор говорит о большом значении новых чешских, советских и польских работ, полностью разрушающих культивировавшееся немецкой историографией утверждение, что славяне до принятия христианства были кочевниками, полудикарями, заимствовавшими якобы культуру от германцев-готов и Византии. Среди чешских историков это утверждение пропагандировалось Пекаржем и Славиком. Можно с уверенностью говорить, что, по крайней мере, с конца V в. в Чехии было оседлое население, занимавшееся земледелием и скотоводством. Уже в эти дохристианские времена были, вероятно, известны развитые способы земледелия (применение железных плугов и других металлических орудий, использование тягловой силы скота, трёхполье и т. д.). К этому же периоду относится и начало использования рабочей силы рабов. Гуса проводит параллель с Русью, ссылаясь на указание академика Грекова о распространении трёхполья на Руси ещё до XII века.

Социальный строй этого раннего периода определяется автором как родовой, патриархальный. На основании филологических и этнографических данных автор делает вывод, что у древних славян был матриархат, превратившийся в патриархальный строй лишь при прочном переходе к земледелию. Датировать этот переход не представляется возможным, но он произошёл задолго до появления христианства.

Ликвидация к концу X в. последних остатков племенной организации совпала со значительными переменами в землевладении, вызвавшими повышение производительности труда рабов и более широкое их использование. Конец X - начало XI в. - рубеж, отделяющий первобытно-общинный строй от рабовладельческого.

Опираясь на выводы И. Шусты, автор характеризует XI и первую половину XII в. как период расцвета рабовладения, широко применяемого на княжеских, церковных и шляхетских землях. Рабовладельческий строй в Чехии, однако, значительно отличался от античного рабовладения. Чехия не знала такой концентрации рабов, какая была в римских латифундиях и мастерских. Наряду с крупным землевладением в Чехии значительная часть земли оставалась в руках мелких свободных землевладельцев. Вследствие этого классовая борьба между рабовладельцами и разрозненными группами рабов не принимала такого острого характера, как в древнем Риме.

Одновременно с тем в этот же период развивались и феодальные отношения, некоторые предпосылки которых создались ещё в дохристианские времена. С середины XII в. рабство отошло на задний план, полностью исчезнув к концу XII века. Масса мелких землевладельцев потеряла свободу и превратилась в зависимых крестьян. До середины XIX в. крестьянская зависимость была основным характерным признаком производственных отношений в Чехии.

Феодальная эпоха, хронологическими границами которой Гуса считает середину XII и середину XIX в., подразделяется им на четыре периода.

Первый период чешского феодализма - до гуситского движения - связан с усиленной колонизацией Центральной Европы, шедшей с перенаселённого Запада (стр. 152). Следствиями этого процесса было увеличение в Чехии производительности земледелия за счёт его интенсификации и расширения обрабатываемых земель, рост городов - центров ремесла и торговли, - разработка богатейших месторождений драгоценных металлов. Быстрое развитие денежного хозяйства вызвало вытеснение отработочной и натуральной ренты денежной рентой. Параллельно процессу развития экономики страны нарастали и усложнялись классовые противоречия, проявившиеся в гуситском движении (Гуса называет его революцией). Гуситское движение было первым крупным потрясением феодального строя в Центральной Европе.

Гуситское движение открывает второй период истории чешского феодализма, продолжавшийся до битвы у Белой Горы в 1620 году. Этот период характеризуется ростом крупного землевладения и усилением зависимости крестьянства. Автор отмечает" однако, что до Тридцатилетней войны положение крестьянства в Чехии было значительно лучшим, чем в большинстве соседних государств.

Великие заокеанские открытия нанесли серьёзный удар чешским горным разработкам. Неудачи в борьбе с Габсбургами и финансовый кризис конца XVI в. способствовали упадку экономического и политического значения чешских городов. В то же время XVI век - период всё более прогрессирующего упадка мелкого рыцарского землевладения, которое всё более сходит со сцены, будучи вытесненным крупным панским землевладением.

Третий период чешского феодализма начинается со времени поражения чешского восстания 1618 - 1620 годов. Опустошение страны во время Тридцатилетней войны, конфискация земель феодалов, причастных к восстанию, изгнание из страны некатоликов и т. д. "создали предпосылки для нового утверждения потрясённых феодальных отношений в формах, значительно более жестких и тяжких, чем когда-либо ранее" (стр. 156). Земли были сконцентрированы в руках немецких и онемеченных феодалов, вновь появилось церковное землевладение и установилась идеологическая гегемония церкви. Крестьянство подвергалось самой беспощадной эксплуатации феодалами и абсолютистским австро-немецким государством. Наконец, крестьянское восстание 1775 г., следствием которого был патент 1781 г. об отмене крепостного права, знаменует, по словам автора, вступление феодализма в свой последний, четвёртый период, являющийся одновременно периодом перехода к новому, капиталистическому общественному строю.

На месте старого, цехового ремесла и мануфактуры с 30-х, 40-х годов XIX в. утверждается машинная промышленность. Это время промышленного переворота в Чехии. Развитие промышленности обеспечивается приливом большого числа рабочих рук из деревни, что влечёт за собой возвращение онемеченным городам Чехии их чешского характера. В недрах феодального общества создаются новые классы, новые производственные отношения.

Революция 1848 г. начинает в Чехии новую эпоху - эпоху капитализма. Одним из главных результатов революции 1848 г. была отмена барщины и феодальной зависимости крестьян. Однако соотношение классовых сил в ходе революции оказалось таково, что ликвидация феодальных отношении осуществилась не революционным путём, а путём реформы, выгодной крупным землевладельцам, сохранившим свои огромные латифундии. До крушения Австро-Венгерской монархии крупные землевладельцы оставались большой экономической и политической силой.

Первый период капитализма, продолжавшийся до 90-х годов XIX в., характеризуется значительным увеличением рабочего класса, начинающего организовываться и бороться за политические права. Политическая и экономическая гегемония обуржуазившихся дворян-латифундистов всё более рушится под натиском чешской и особенно немецкой буржуазии.

Второй период капитализма в Чехии (от 90-х годов XIX в. до 1918 г.) проходит под знаком перехода капитализма в его империалистическую стадию. Так называемый второй промышленный переворот (использование электроэнергии, двигатели внутреннего сгорания и т. п.), развитие тяжёлой и химической промышленности в Чехии приводят к ликвидации отставания развития чешской промышленности по сравнению с промышленностью других западноевропейских государств. Производство достигает значительной концентрации; ведущие позиции оказываются в руках монополий, руководимых немецкой буржуазией. Усиливается диференциация политических партий, обостряется социально-политическая и национальная борьба. Окрепший пролетариат завоёвывает элементарные политические права.

Первая мировая война, вызванная общим кризисом капитализма, привела к крушению Австро-Венгерской монархии. Чешский и словацкий народы получили государственную самостоятельность и освободились от национального угнетения. Но в социальном строе в положении трудящихся классов принципиальных перемен не произошло. Наступил третий период эпохи капитализма в истории Чехии, когда всё более усиливается противоречие между состоянием производительных сил и капиталистическими производственными отношениями. Параллельно этому идёт процесс осознания рабочим классом, крестьянством и интеллигенцией неизбежности падения капиталистического строя, основанного на эксплуатации трудящихся масс. Вместе с этим сознанием росло стремление сокрушить прогнивший капиталистический строй и заменить его новым, прогрессивным и справедливым социалистическим строем.

Международный политический и военный конфликт, в который вылился мировой экономический кризис в конце 30-х годов (автор имеет в виду вторую мировую войну), был началом конца эпохи капитализма в истории чешского и словацкого народов. Помещики-аграрии и промышленная и финансовая буржуазия "предали в мюнхенском кризисе осени 1938 г. в своекорыстных классовых интересах и с согласия международного капитализма нашу государственную независимость и самое наше национальное существование на произвол немецкого империализма" (стр. 161). Немецко-фашистское рабство, смертельная угроза самому существованию народа - таков был итог капиталистического строя в Чехословакии.

"Великие события 1945 г. - освобождение нашей республики армией страны с наиболее передовым во всём мире общественным строем и майская революция - начало нового эпохиального поворота в историческом развитии нашего народа" (там же). С установлением народной демократии наступил период перехода к эпохе социализма.

Такова в кратком изложении периодизация чешской истории, предложенная В. Гусой. Автор оговаривает, что в этой обзорной статье он не имел возможности затронуть многих исторических явлений (развитие форм государственного строя, национальных отношений, развитие важнейших общественных идей, роли выдающихся личностей и т. д.), хотя ни в коей мере не желает умалять их значения.

Значение статья доктора Гусы заключается в том, что он первый из чешских историков-марксистов поднял вопрос первостепенной научной и общественной значимости - взял на себя пересмотр периодизации чешской истории с позиций марксистско-ленинской исторической науки. Предложенная им схема может подвергнуться определённым и существенным коррективам, изучение конкретного исторического материала может привести к некоторым её изменениям, однако, основываясь на научном понимании истории, эта периодизация уже и в нынешнем, ещё не совершенном виде стоит незмеримо выше всех построений, дававшихся чешской буржуазной историографией.

Мы считаем необходимым остановиться на некоторых проблемах предложенной Гусой периодизации, решение которых представляется нам спорным и требующим пересмотра.

Первая из них - выделение в чешской истории рабовладельческой формации, охватывающей XI и первую половину XII века. Гуса сформулировал свой вывод на основании работ Шусты, не учитывая той серьёзной и глубокой критики, которая дана этим работам А. Н. Ясинским в его книге "Очерки и исследования по социальной и экономической истории" Чехии в средние века". Ясинский на основе тщательного анализа большого круга источников доказывает, что Шуста преувеличивает роль рабовладения в Чехии, и приходит к выводу, что рабовладение никогда не играло первенствующей и определяющей роли в социальной и экономической жизни Чехии. Отнюдь не лишним было бы также привлечь при изучении этого вопроса больше" исследований советских учёных, посвященных проблемам рабовладения. Мы имеем в виду прежде всего работы академика Б. Д. Грекова. Эти работы могут дать не только яркий сравнительно-исторический фон для разрешения аналогичной проблемы в истории Чехии, но и прочную методологическую базу для исследования. Надо отметить, что сам доктор Гуса, очевидно, не был полностью уверен в правильности сформулированного им решения. Это доказывает следующая фраза: "Поскольку мы не берём в расчёт периода с конца X до средины XII века, который мы считаем переходным периодом к феодальному строю с элементами рабовладения, то мы устанавливаем в эпохе чешского феодализма четыре главных периода развития" (стр. 152. Разрядка автора). Таким образом, доктор Гуса сам был склонен рассматривать указанный период как феодальный по преимуществу с наличием элементов рабовладения. Однако, в конечном счёте, автор всё же выделил его в качестве рабовладельческого периода.

Мы полагаем, что выделение рабовладельческого периода в истории Чехии неправильно. Рабовладение в. Чехии никогда не являлось основной и определяющей формой производственных отношений, а было лишь укладом, не имевшим ведущего значения. В связи с этим мы считаем, что предложенную периодизацию следует подвергнуть пересмотру.

Переходя к характеристике эпохи феодализма, заметим прежде всего, что развитие производительных сил в Чехии в первый период феодализма Гуса объясняет главным образом колонизацией Чехии, что в действительности только способствовало (и то далеко не всегда) процессу, начавшемуся до неё и независимо от неё. Здесь автор невольно пошёл по пути разоблачаемых им же немецких и чешских буржуазных фальсификаторов истории.

Серьёзные сомнения вызывает разделение феодальной эпохи от гуситских войн до третьей четверти XVIII в. на два периода путём установления рубежной даты 1620 года. Неоспоримо, что поражение чешского восстания 1618 - 1620 гг. было значительным событием в истории Чехия, но справедливо ли будет считать, что оно внесло принципиальные изменения в развитие процесса феодализма? И до Белогорской битвы и после неё основными определяющими чертами были усиливающееся закрепощение крестьянства и утверждение крупного помещичьего землевладения. Серьёзные политические изменения, происшедшие в 20-х годах XVII в., ускорили и усилили эти процессы, но не изменили их по существу. Вряд ли можно говорить, как это делает Гуса, что события этого времени "создали предпосылки для нового утверждения потрясённых феодальных отношений". То потрясение, которому подверглись феодальные отношения в период гуситских войн, было преодолено задолго до Белогорской битвы. Одной из причин ошибки, сделанной Гусой, является, по нашему мнению, преувеличение значения того обстоятельства, что положение крестьян в Чехии в XVI в. было относительно легче, чем в соседних странах (например чем в Словакии). Дело не в сравнении тяжести феодального гнёта, а в сравнении характера, направления тех изменений, которые переживали феодальные отношения. И в XVI в., в тот период, когда положение чешского крестьянства ещё не было таким невыносимым; как после Белой Горы, в Чехии развивались крепостнические отношения. Чешское крестьянство разделяло тогда общую судьбу крестьян большинства стран Восточной Европы. В этом вопросе, так же как и в вопросе о рабстве, было бы полезно провести широкое сравнение с другими славянскими странами Восточной Европы, обращая внимание не столько на отдельные конкретные формы процесса, сколько на его основные закономерности. Во время написания статьи доктор Гуса, очевидно, не имел ещё возможности ознакомиться с трудом академика Грекова "Крестьяне на Руси", во многом облегчившим бы решение этого вопроса.

Нельзя не отметить, что, правильно выделив период чехословацкой буржуазной республики 1918 - 1939 гг. в истории чешского и словацкого народов, автор, однако, не дал чёткой характеристики важнейших особенностей этого периода, являющихся основанием для принятой им периодизации. Употреблённая им формулировка "третий период капитализма" в истории Чехии явно ошибочна. Марксистско-ленинская наука не знает никакого нового периода капитализма после периода империализма. Империализм есть высшая и последняя стадия капитализма, есть, говоря словами Ленина, "та ступенька исторической лестницы, между которой (ступенькой) и ступенькой, называемой социализмом, никаких промежуточных ступеней нет"1 . Очевидно, Гуса имел в виду другое - общий кризис капиталистической системы, развязанный первой мировой войной и пролетарской революцией в России. Коренным, принципиальным отличием этого периода от предшествующего является то, что Великая Октябрьская социалистическая революция, расколов мир на две системы - систему капиталистическую и социалистическую, - открыла новую эру в истории человечества и оказала огромное влияние также и на судьбы чешского и словацкого народов. Без учёта этого нельзя понять ни самого создания Чехословацкой республики, ни её социально-экономической и политической истории. Серьёзнейшим недостатком статьи доктора Гусы является отсутствие полной и чёткой формулировки этого важнейшего положения.

Статья доктора Гусы показывает, что передовые представители чешской исторической науки выходят на правильный путь решения важнейших, принципиальных проблем истории своего народа. Она свидетельствует в то же время и о том, что историкам-марксистам Чехословакии предстоит много поработать для того, чтобы избавиться от всех ложных представлений, посеянных старой, буржуазной историографией. Лишь преодолев их, можно правильно и до конца разрешить поставленную автором задачу.

Не имея возможности в данной рецензии подробно остановиться на всех статьях, хотя некоторые из них основаны на большом и свежем материале и заслуживают специальной рецензии, мы всё же постараемся, хотя бы кратко, познакомить читателя с содержанием их.

Я. Коржан в статье "К вопросу о периодизации чешской горной промышленности" указывает на два обстоятельства, имевших решающее значение в истории чешской горной промышленности. Первое - переход от натурального хозяйства к денежному, что явилось стимулом для интенсивной добычи серебра в Чехии; второе - промышленный переворот в Чехии, который был базой для развития чешской угольной и железоделательной промышленности.

А. Хаас в статье "Рост населения в Прахеньском крае с 1650 - 1910 гг.", основываясь на большом статистическом материале, правильно связывает изменения в росте населения с изменениями в экономике данного края. Так, причиной уменьшения населения во второй половине XIX в. в некоторых областях края было связано с переселенческим движением из этих, менее плодородных областей.

М. Гусова в работе "Мануфактура и фабрика" даёт очень интересное описание перехода в Чехии от мануфактуры к фабрике. Автор указывает, что до 40-х годов XIX в. промышленность Чехии носила в целом мануфактурный характер. Автор даёт интересную историю толкования терминов "мануфактура" и "фабрика".

Историю возникновения завода Шкоды даёт Я. Весёлый в статье "Сталь заводов Шкода".

П. Рейман в статье "О традициях немецкого фашизма" указывает, что советская историческая наука первая поставила вопрос о необходимости изучения исторических корней немецкого фашизма, исторических причин "Drang nach Osten". Изучение этого имеет первостепенное значение для чешской исторической науки, которая, за исключением историков школы Пекаржа, вела в течение многих десятилетий борьбу с немецкими историками - апологетами немецкой культуры в Чехии.

Автор указывает, что только марксистско-ленинский метод исторического исследования даст возможность правильно решить этот вопрос.

Ф. Граус в статье "Чешское суконное производство в предгуситскую эпоху", основываясь на большом количестве источников, даёт чёткую картину социально-экономических отношений в суконном производстве, где уже тогда проявляются зачатки капиталистических отношений.

Ф. Зуман в статье "Чешское гранильное мастерство" прослеживает историю добычи и обработки драгоценных камней в Чехии.

Интересна статья Яна Пахты "К вопросу о прекращении рабства".

В сборнике имеются отделы сообщений, библиографических обзоров.

Заслуживает внимания то обстоятельство, что сборник подробно знакомит чешского читателя с работами советских историков. Так, в сборнике имеется в достаточной степени полный обзор советской исторической науки в военные и послевоенные годы. Специальная статья посвящена 220-летию Академии наук СССР. Имеется рецензия на книгу В. В. Данилевского "И. И. Ползунов. Труды и жизнь первого русского теплотехника".

Ряд рецензий посвящен отдельным проблемам: национальному и колониальному вопросам, истории социалистического движения, Силезии и Кладско, истории города Праги и др.

Большое внимание уделено вопросу об изучении архивов (например вопрос об изучении архивов заводов Шкоды).

Среди сообщений представляет особый интерес сообщение о работе комиссии по изучению аграрной истории, так как вопрос этот очень мало изучен.

Таково содержание этого интересного журнала, появление которого можно только приветствовать.

________________________

1 Ленин. Соч. Т. XXI, стр. 187.

Постоянный адрес данной публикации: