Внешнеполитическое взаимодействие, основанное на культурных доминантах, способно вывести мир из очередного кризиса

Уже долгие месяцы мир походит на заезженную пластинку. С каждым новым кругом повторяются обрывки прежних тем, порой почти дословно. Косово, Иран, ПРО, Ирак, Афганистан... И ни в одной из этих тем не случаются значимые подвижки. Переговоры по ПРО находятся практически в той же точке, с какой начались. Проект резолюции о санкциях против Ирана, о котором недавно договорилась "шестерка", мало отличается от того, что был принят ровно год назад. Из Ирака и Афганистана поступают привычно плохие новости. А Косово, рискну предположить (хотя это и не важно, поскольку в косовской игре все карты уже на руках), к моменту, когда журнал дойдет до читателей, уже провозгласит свою независимость. Точно такое же состояние было в мире перед войной в Ираке, когда хотелось не столько узнать, когда американцы нападут, а понять, почему они еще не напали. Тогда ведущие мировые лидеры повторяли одни и те же заявления, газеты печатали статьи, как две капли воды похожие на те, что публиковались вчера и позавчера. Тем же, кто тешил себя мыслью, что глядит в суть событий, чудилось: изменения эти (например, окончательное выхолащивание роли ООН, ее фактический конец) глобальны. Между тем на самом деле мир с колоссальной скоростью менялся, правда, не линейно и даже не по спирали, а как-то фрагментарно, главным образом в сфере самоидентификации стран и народов.

Сейчас ситуация подобная. Поступательного развития мало, но весь международный муравейник встревожен. То тут, то там происходит что-то, что, кажется, ведет к глобальным изменениям в мире. Кто-то ставит под вопрос будущую роль ООН, в обход которой ведущие страны Запада признают независимость Косово, другие с полной уверенностью пророчат большую войну на Балканах. Все это надо делить на десять: кризис ООН, конечно, будет, но вскоре она вновь залижет свои раны. Военные столкновения на Балканах будут, но это не станет большой войной. В сегодняшнем мире все не прямолинейно. Пройдет период острого кризиса, и многое вернется на круги своя, как это произошло после нескольких недель иракской войны. Большинство тенденций, намечающихся в сегодняшнем миропорядке, останутся нереализованными. Но важно то, что все четче проявляется самоидентификация основных субъектов внешнеполитического действия по той причине, что мир - внешнеполитическая арена - сейчас находится в этаком пограничном состоянии. Самоидентификация меняется потихоньку, незаметными шажками. И из-за таких изменений преобразится будущая структура игрового внешнеполитического поля. Что поможет России повлиять на эти изменения?

Америка Буша уже все сказала

Правление Джорджа Буша останется в памяти Америки как целая эпоха. Эра, когда страна впервые по-настоящему примеряла на себя платье мирового гегемона, а именно совершила некие действия, не советуясь с мировым сообществом, вопреки воле большинства стран, нарушая международное право, когда неписаное, а когда и писаное, и компетенцию глобальных мировых институций. Последним из таких жестов стало подталкивание Косово к объявлению независимости, признание которой Америка албанцам гарантировала. Зачем?

Объективной причины, по которой Америке была бы необходима независимость Косово, нет. Она держит в крае свою военную базу "Бондстил", численность военнослужащих которой постепенно сокращается. Даже если она хочет ее расширять, даже если ей хочется иметь там хоть целый десяток баз, официально признанная независимость края ничего не прибавляет и не убавляет. Однако Америка - держава весьма идеалистическая и вполне может желать кого-то облагодетельствовать. Этот мотив на-

верняка был и есть. Был и есть мотив сублимации: сербы сплошь и рядом в сознании людей Запада замещают собой русских. Русских за непослушание не наказать, а сербы - вот они, рядом, в Европе, в плотном окружении НАТО. Но не это главное. Америка хотела подставить подножку России, в некотором роде сломить ее в момент формирования ее культурной внешнеполитической роли. Причем игра Америки была вполне честной, вписывавшейся в правила внешнеполитической борьбы. В своих предыдущих статьях мы писали, что весной Америка, готовясь нарушить международный принцип незыблемости государственных границ, да еще всячески демонстрируя неимоверную спешку, утверждая, что проблема и недели ждать не может, пыталась спровоцировать Россию.

Россия естественным образом позиционирует себя как защитницу международного права и регулярно подчеркивает, что это незыблемая основа ее политики. Вот с этого-то пути Америка и пыталась сбить Россию, лишить ее ореола мировой поборницы справедливости, образа, который Россия активно на себя примеряет. Целью же Америки было подтолкнуть Россию к ответному признанию независимости Приднестровья, Абхазии и Южной Осетии. В результате удачной со стороны Америки провокации оказалось бы, что сама Россия нарушила принцип, который провозглашала обязательным для мировой политики, нарушила с трудом выбранную для себя внешнеполитическую миссию. Причем миссию, замечательную тем, что до поры до времени она не бросается в глаза и позволяет России гово-

рить, что ее внешняя политика деидеологизирована и строится на чистом прагматизме. Более того, произойди это все весной, как добивались Штаты, страны Старой Европы, возможно, не последовали бы за Америкой, ссылаясь на моральные императивы, тем самым выставив и Америку (которой не привыкать), и Россию (для которой как для внешнеполитического субъекта это губительно) в качестве нарушителей международной морали. Кроме того, Россия поспешно разрушила бы тот сербский миф, который занимает значимое место в исторически сложившемся идеальном плане российской внешней политики. Россия на провокацию не поддалась, заявив, что даже одностороннее признание Западом независимости Косово не подвигнет ее сделать то же самое на постсоветском пространстве.

Мячик оказался на стороне Америки, и ей следовало быстро отыграть подачу. Но проблема в том, что у администрации Буша иссяк запас пригодных к случаю креативных решений. Когда держава всерьез нацеливается на действие в качестве гегемона, она, с одной стороны, развязывает себе руки, чтобы игнорировать устоявшийся миропорядок, но, с другой стороны, резко сокращает для себя возможности вести собственную внешнеполитическую игру. Когда игрок на политическом поле мыслит себя бесспорным мировым лидером, он перестает быть субъектом внешней политики, потому что начинает воспринимать арену вокруг себя иначе, не как внешнеполитическое поле, расцвеченное присутствием других субъектов внешней политики, а как поле глобальное, как поле его мировой политики. Если он прав в своем мироощущении, то он выигрывает, если нет - он теряет адекватность, коль скоро на арене появляются не столько даже сильные, сколько умные игроки. Америка - чемпион в смысле забивания голов, весь ее громадный культурный багаж ушел на формирование политики первого удара, но она разучилась отбивать подачу. Ей уже не хватает содержательного наполнения, пригодного, чтобы совершить осмысленное действие в ответ на чье-то не вписанное в ее план, неожиданное игровое противодействие.

Это та реальность, с которой нам приходится иметь дело. И не только нам. В случае Косово Америка теперь твердит одно и то же, невзирая на то что ее европейские союзники откровенно встревожены, то есть действует исключительно прямолинейно.

Есть и другие примеры. Когда в октябре прошлого года в Москву приезжала Кондолиза Райс, она встречалась с группой правозащитников, которые повели себя неожиданным образом, в частности сказали, что Америке следует выступить за права человека в согласном хоре с Европой, поскольку сама Америка в этом вопросе растратила свой авторитет. На что Райе ответила очень жестким, безапелляционным, грубым тоном, что Америка свой авторитет сохранила. Умная, хитрая Райе оказалась неспособной найти нетривиальный ответ на вопрос. Прямолинейность становится неотъемлемой чертой американской политики.

Другой пример - отношения Америки с Польшей. Пока премьером был Ярослав Качиньский, переговоры о размещении в Польше элементов системы ПРО шли гладко, более того, между двумя странами наблюдалось глубинное взаимопонимание (с польской стороны основанное, пожалуй, даже на религиозно-мессианской составляющей польского духа, в этом своем аспекте близкого Джорджу Бушу), что не допускало простецкого торга. Дональд Туск же является воплощением иной стороны польского характера, он не идеалист, а польский торговец, смотрящий на мир с точки зрения выгоды. Поэтому, едва заняв свой пост, он задал американцам вопрос: "В чем наша выгода?" Устами министра

иностранных дел Радослава Сикорского поляки заявили, что проект ПРО американский, а не польский, следовательно, американцы должны объяснить, что поляки получат взамен. Американцы были крайне возмущены и оскорблены в своих лучших чувствах и продолжали настаивать на том, что поляки должны разместить у себя ПРО по той простой причине, что должны. И точка. Наконец, на днях американцы заявили, что соглашение с Польшей по ПРО достигнуто, что было тут же растиражировано информационными агентствами. Между тем сам Сикорский на пресс-конференции с участием госсекретаря США Кондолизы Райс осторожно сказал, что Польша и Америка еще не достигли окончательного соглашения и находятся в процессе переговоров. Такой мелкий нюанс американцы не заметили.

Опять со стороны Америки та же прямолинейность, отсутствие креатива. Возможно, что ПРО в Польше и не появится по той простой причине, что Америка исчерпала свои способности к коммуникации.

На заре бушевской эры способности к коммуникации у Америки были выражены прекрасно. Джордж Буш порой высказывал потрясающие метафоры, глубинное содержание которых при соответствующих благоприятных обстоятельствах могло стать прочной основой для союзничества. Когда Буш в 2002-м определил отношения с Россией словами "мы вместе охотимся за террористами в темных закоулках мира", перед глазами вставала картина из американских романов. И было ясно сказано, что именно мы вместе делаем - "охотимся", и ясно, где мы вместе - "в темных закоулках мира". Основа для союзни-

чества большая, чем длинные канцелярские доктрины. Не случайно Владимир Путин и Джордж Буш по сей день говорят, что они друзья (хотя американские официальные лица, такие как посол США в РФ Уильям Берне, заявляют порой, что отношения между США и Россией ухудшаются и будут ухудшаться, впрочем, как правило, обычного посла о таких вещах не спрашивают). Богатый содержанием и эмоциями багаж, который имел в начале своей эпохи Буш, делал из него харизматика. Но карта легла иначе. Америка выложилась до предела, чтобы сыграть ту роль, о которой она мечтала, - роль мирового шерифа. И сейчас оказалось, что больше ей добавить нечего. Она уже все сказала и теперь может только повторяться. До тех пор, пока не сменит свою роль или не найдет новых оснований для прежней.

Поэтому реакция Америки на действия России по поводу Косово (да и всех других аспектов), как она выражается в подтексте высказываний официальных лиц и в прямом тексте множества публикаций американских газет, сводится к короткому тезису, что Россия мешает Америке проводить ее политику. Боюсь, что они видят в этом самоцель российских действий. Такая реакция по-своему закономерна: попытавшись вовлечь Россию во внешнеполитическую провокацию, Америка, когда шар был отбит, вовлеклась в нее сама.

Конечно, в Америке есть трезвые голоса даже среди политиков высшего ранга, таких как бывший постоянный представитель США в ООН Джон Болтон или бывший госсекретарь США Лоуренс Иглбургер, которые говорят о том, что Косово для Америки - проблема второстепенной важности. Ее следует переосмыслить и не идти ради нее на конфронтацию с Россией, которая нужна Америке для решения действительно важных задач. Все бесполезно, поскольку Америка угодила в психологическую ловушку, способ разрешения косовской проблемы тесно увязался у нее с ее собственной идентичностью.

Поэтому и по вопросу ПРО в Европе проведение переговоров с Америкой имеет только один смысл - лучше говорить в надежде быть понятым когда-то потом, чем вовсе молчать. Каких-либо реальных сдвигов в них ждать бесполезно, пока Америка не обретет новую основу для своих внешнеполитических действий. То же самое касается и косовской проблемы. Тут, скорее, следовало говорить с Европой.

Европа хотела всего лишь конфедеративного устройства Сербии

А в Европе между тем становится интересно. Не зря утверждают, что, когда человек говорит о действительно важном для себя, он становится умнее. Европа казалась

какой-то замороженной и неадекватной по отношению к внешнему миру, когда занималась канцелярскими вопросами, будь то принятие акта, призванного стать подменой европейской Конституции, или даже вопрос о единой политике в отношении России, тоже канцелярский, поскольку практически нереализуемый. Теперь основной темой стало ожидание провозглашения независимости Косово, что многими европейцами воспринимается как неизбежная катастрофа. Мало кто в Европе сомневается, что за отделением Косово последует война и в самом Косово, в его части, компактно населенной сербами, и в Боснии и Герцеговине, и в Македонии, - у страха глаза велики. И никто из европейцев не сомневается, что Америка не будет присылать в регион своих миротворцев и расхлебывать кашу придется Европе. А она не привыкла, чтобы ее солдаты погибали. Всем в Европе известно, что Косово является криминальным образованием и к государственности не готово. Косово "может существовать только потому, что Евросоюз с помощью своих чиновников, солдат и больших денег создал в Косово химеру функционирующей государственной системы. Но все это может быть снесено ураганом, который спровоцирует независимость сербской провинции", пишет одна из немецких газет, которая отнюдь не одинока в своей оценке.

Европа предпринимает всевозможные усилия, чтобы оттянуть наступление часа "х" еще хоть на недельку, еще хоть на несколько дней, которые ничего на самом деле не решают. Европа не может прийти к согласию внутри себя, но это ее за-

ботит менее, чем можно себе представить. Евросоюз понимает, что каждая из его стран, которая имеет более-менее внятный для того предлог, стремится дистанцироваться от процесса становления косовской независимости. И не в том дело, что та или иная страна ЕС действительно боится сепаратизма в своих пределах, скорее, ей не хочется участвовать в общем безумии.

Но Европа вынуждена это сделать: своими руками создать, поддержать и признать независимость криминальной провинции. И Европа это сделает - подготовит и поприветствует провозглашение Косово самостоятельным государством.

В противном случае Европе, как ей кажется, грозит даже не раскол, а распад. Под нож будут отправлены все те достижения, которыми она последние годы так гордилась, и планы на будущее, которое казалось ей таким безоблачным. Раскол с Америкой, которую не то что переубедить - быть услышанным которой сейчас невозможно. Аналитики нередко высказывают мнение, что Америка создала такую патовую для Европы ситуацию нарочно, да еще с помощью России, дабы ослабить Евросоюз как своего конкурента. Полагаем, что это не так, ибо в подобном случае Америка не согласилась бы на четырехмесячный период сербско-албанских переговоров, которые на деле дали Европе передышку и возможность хоть как-то скоординировать свои действия и по мере возможности выстроить свои ряды.

Впрочем, не так все просто. В начале косовских событий Европа хотела сыграть свою игру, отличную от российско-американской, суть

которой сводилась к попытке сделать статус Косово однозначным и легитимным посредством принуждения его признать себя автономией Сербии с самыми широкими полномочиями.

Весной европейцы надеялись сыграть на противоречиях между Америкой и Россией, добившись реализации своего сценария, который находился где-то посередине, ближе к российскому. Вот что об этом пишет французская газета "Либерасьон": "Америка считала, что Косово неизбежно получит независимость, она всячески пыталась ускорить решение этого вопроса, а европейцы, вместо того чтобы однозначно заявить, что у них есть веские причины возражать против этой независимости, сочли ловким ходом разыграть свою карту: подтолкнуть Сербию, чтобы та предложила косоварам широкую автономию, от которой они не смогут отказаться. Снедаемые тревогой страны Европы думали, что их действия пойдут на пользу переговорному процессу, но на самом деле они завели его в тупик, поскольку, как только Косово уверилось, что ему достаточно отвергнуть любой компромисс с Белградом и его мечта станет явью, оно стало твердо стоять на своем. Косовары наотрез отказались сохранить малейшую связь с Сербией. Они держались стойко и выиграли, а Европа из-за своих глупости и трусости проиграла. <...> Европа из-за глупости и трусости заложила основы неизбежного кризиса". Заметим, член тройки кураторов переговоров между Белградом и Приштиной немецкий дипломат Вольфганг Ишингер трудился не за страх, а за совесть, предлагая действительно оригинальные пути разрешения конфликта. Беда была в том, что Джордж Буш не поленился в начале лета лично посетить Албанию и пообещать, что независимость Косово будет провозглашена и признана Америкой со стопроцентной вероятностью.

Кроме того, руки у европейцев были связаны и позицией России, с которой они не хотели и боялись оказаться в одной лодке из страха за свою североатлантическую инаковость и европейскую антироссийскую солидарность.

Можно сделать вывод, что европейцы тоже стали жертвой американской внешнеполитической провокации.

Европа среди юридических казусов

Европе вовсе не хочется нарушать международное право. Этого хочет Америка, которая полагает, что "у Совета Безопасности ООН не должно быть права налагать вето "на наши действия" (цитата, между прочим, не из высказываний Джорджа Буша, а из книги "Дерзость надежды" Барака Обамы, вероятного будущего президента США). Тем не менее Европа хорошо понимает, что ей предстоит совершить именно акт нарушения международного права, и противится этому всеми возможными средствами, то есть пытается подвести под свои действия хоть какую-нибудь правовую базу. Порой весьма абсурдную. Так, свое право активно действовать она объясняет тем, что Сербия находится в Европе, а потому ее судьба является домашним европейским вопросом. Изначально эта позиция была неплоха. Еще летом и в начале осени смысл ее сводился к тому, чтобы назло Америке и России найти свою приемлемую для всех сторон комбинацию. Кто бы против? Теперь эта позиция претерпела метаморфозу, и ее содержание сводится к тому, что все трансформации на Балканах должны совершаться европейскими руками. Так, объявление независимости Косово должно произойти желательно после начала деятельности европейской миссии, состоящей главным образом из управленцев, юристов и полицейских.

Тут возникает несколько проблем.

Первая проблема. Самым милым для души европейцев было бы признание формируемой европейской миссии соответствующей международному праву. Для этого по-хорошему требуется резолюция Совбеза ООН, которой невозможно добиться ввиду противодействия России. Тогда остается каким-то образом логически вычислить эту миссию из действующей резолюции 1244, принятой в 1999 году. Там речь идет о международном присутствии, подразумевается присутствие миссии ООН. Но, по мнению некоторых европейских крючкотворов, о характере миссии в документе говорится слишком расплывчато, так что можно подменить одно другим. На это европейские же юристы и эксперты возражают, что в резолюции 1244 присутствует связь между наличием в Косово международной миссии и признанием Косово частью Сербии. На это выдвигается сногсшибательный аргумент: принадлежность Косово Сербии в резолюции упоминается только один раз. А один раз не в счет. А раз так, то нельзя ли попросить нынешнего генерального секретаря ООН написать распоряжение от себя лично, расставить нужные точки над нужными "i", то есть сделать так, что это он сам посылает европейскую миссию в Косово. Россия, конечно, такой шаг опротестует, но, по мнению европейцев, здесь есть о чем поспорить. Бывший генсек Кофи Аннан на такой шаг, дорожа престижем ООН, никогда бы не пошел. Но нынешний, Пан Ги Мун, всего лишь медлит. "В настоящий момент я не готов дать окончательный ответ", - заявил он на вопрос журналистов о том, будет ли достаточно резолюции 1244 для начала миссии. Не исключено, что эта затея у европейцев получится. Между тем от имени шести стран - членов Евросоюза, которые отказываются признать независимость Косово (это Кипр, Греция, Испания, Словакия, Румыния и, может быть, недавно присоединившая-

ся к ним Болгария), президент Румынии Траян Бэсеску заявил, что независимость Косово "нанесет удар по Хартии ООН и хельсинкскому Заключительному акту - документам, которым Европа обязана шестьюдесятью годами мира".

Вторая проблема. Хотя уже давно решено, что независимость Косово будет признавать не Евросоюз как целое, а каждая страна-член в отдельности и, следовательно, в консенсусе нет необходимости, решение об отправке миссии должно быть принято единогласно. Однако решение блокирует Кипр, ссылаясь на все ту же пресловутую недостаточность правовой базы. Европе остается надеяться, что Пан Ги Мун подпишет документ, который в глазах европейцев будет являться правовой базой, и верить, что таковым его сочтет и Кипр. Если этого не произойдет, то Европе придется искать новую юридическую схему своих действий. Без нее Евросоюз просто недееспособен. 28 января министры иностранных дел стран ЕС не нашли выхода из тупика. 18 февраля они соберутся вновь и, видимо, будут работать до упаду. Впрочем, они торопятся и, вероятно, посредством юридической казуистики найдут решение и раньше этой даты.

А третья проблема состоит в том, чтобы как-то уговорить косовских албанцев подождать, пока европейцы разберутся в своих юридических казусах. Кроме того, многие в Европе полагают, что коль скоро сербы, компактно проживающие на севере Косово, захотят, в свою очередь, отделиться от албанцев, то препятствовать им не следует. Косовские албанцы такую постановку вопроса категорически не приемлют. Официально этот вопрос не обсуждается.

Есть и еще одна проблема. Чтобы полнее ощущать свое право решать за Сербию ее внутренние вопросы, ее хотят как-то формально привязать к Евросоюзу. Поэтому большинство стран - членов ЕС собиралось в спешном порядке предложить Сербии подписать Соглашение о стабилизации и ассоциации, которое является обычно первым шагом гарантированного вступления в Евросоюз. Однако и тут не вышло. Нидерланды потребовали предварительной выдачи Ратко Младича и других сербов, которых в Европе считают военными преступниками. Это требование стояло и раньше, но подавляющее число стран Евросоюза в такой острой ситуации решили им пренебречь. Тогда европейцы "извлекли из шляпы" Временное соглашение о сотрудничестве с Белградом, аналогов которого до сих пор не было. Кое-кто из министров ЕС говорит, что оно даже лучше Соглашения о стабилизации и ассоциации. Однако оно не имеет гарантированных последствий, а потому у сербских евроэнтузиастов восторга не вызвало. Тем не менее для европейцев важно субъективное ощущение, что они в Сербии на своей территории.

В конце января Парламентская Ассамблея Совета Европы критически отнеслась к одностороннему провозглашению независимости краем Косово и призвала продолжить переговоры между косовскими албанцами и сербами. Юридически это никого ни к чему не обязывает, но усиливает для европейцев впечатление психологического комфорта.

Итак, Европа погрязла в юридическом крючкотворстве, полагая, что, пока она не найдет субъективно приемлемой для нее формулировки, косовские албанцы независимость не провозгласят.

Россия учится использовать внешнеполитическую провокацию

А что в такой ситуации делать России? Основные субъекты внешней политики - Америка и Европа - заняты своими переживаниями и почти бесполезны для обсуждения судьбы Косово. Россия же имеет слишком мало политических инструментов, чтобы всерьез повлиять на разрешение косовского конфликта. Этими инструментами должны были быть некоторые из крупных европейских стран и ряд авторитетных американских политиков, способных понять, что нет необходимости срочно решать вопрос Косово (а утверждение, что косовары-де не могут более ждать,

есть не что иное, как шантаж, угроза применения насилия), что Косово не способно стать государством из-за своей внутренней несостоятельности, что поспешность решения грозит вооруженным конфликтом в различных точках Балкан. Чтобы все это осознать, нет нужды испытывать симпатии к России, и принять к сведению все это следует не потому, что так говорит Россия, а потому, что так говорят европейские и американские эксперты. Для России было бы выгоднее, чтобы ее подачу отбили, она, в свою очередь, отбила новую подачу и завязался бы живой диалог, в том числе и по самой важной для России на сегодняшней день проблеме - правового прецедента.

Когда мы говорили об американском восприятии ситуации, мы упомянули об обмене провокациями между Америкой и Россией. Россия ловко отбила шар. Но отбила куда-то не туда. Если наши оппоненты в результате этой подачи утратили нормальную внешнеполитическую коммуникабельность, то, значит, и мы сами невольно совершили некую ошибку. Эту ситуацию следует понять, поскольку она в нашем современном внешнеполитическом опыте первая. Не надо забывать, что нынешняя Россия - новичок в сегодняшней большой внешнеполитической игре, порой она еще только пробует свои силы в качестве сверхдержавы и оказывается слишком прямолинейной.

Попытаемся разобраться. С внешнеполитической самоидентификацией, на наш взгляд, Россия справилась блестяще. Когда Америка, с одной стороны, нарушает нормы международного права, а с другой - не может провозгласить эти нарушения в качестве своего принципа (и тем самым разрушить ООН), Россия взяла на себя роль поборницы этого самого права, что очень перспективно. Действуя таким образом, она постепенно проявит себя как защитница обиженных и приобретет немало союзников, представ этакой державой жалости и милости. Роль эта до конца Россией еще не осмыслена, но она уже активно действует в ее рамках.

Россия, возможно, не должна была первой произносить слово "прецедент" и порождать всю вызываемую им цепочку ассоциаций, в том числе связанных с замороженными конфликтами на постсоветском пространстве, что провоцирует у Европы самые негативные чувства. Не потому вовсе, что эти конфликты под данный прецедент не подпадают, а потому, что следовало бы дождаться, когда об этом заговорят европейцы. Россия, когда ей действительно важнее всего результат, должна учитывать, что многое из того, что она говорит, воспринимается оппонентами в штыки. Это элементарное следствие возникшей неожиданно для них конкуренции за место в большой политике. Если бы Россия изначально как бы не заметила той реальности, которая складывается и грозит изменить международное право, а просто бы отбила подачу своей апелляцией к международному праву, то об опасности прецедента обязательно заговорила бы Европа. Европа, которая, как мы видели выше, помешана на юриспруденции и отвлекается от нее только ради того, чтобы не выступить ненароком в унисон с Россией (поэтому следует понять, что, желая добиться своего, Россия должна порой промолчать). Причем Европа заговорила бы в очень значимом для нее контексте. Тут и нерушимость границ, и сепаратистские конфликты на территориях некоторых государств. Но не только.

Здесь возникает тема, культурно значимая для Европы, а именно вопрос о нациях-государствах. Сейчас этот вопрос изредка поминается в европейской прессе, но не столь активно, как если бы Европа сама указала на Косово как на прецедент. Дело в том, что понятие "нация-государство" в свое время было чрезвычайно для Европы важно, но по мере европейского развития оно было отодвинуто назад как культурная проблематика, изжившая себя, и на его место встала актуальная для сегодняшних европейцев тема многокультурности. Таким образом, провозглашение независимости Косово, которое возникает и пробивает себе дорогу именно в качестве "нации-государства", является для Европы в культурном плане шагом назад. Еще "во время всех югославских войн ЕС обязался не трогать старые внутренние границы Федерации, которые превратились в границы международные. Он боролся за сохранение этнического плюрализма в государствах, возникших после распада Югославии. Он превратил этот принцип в абсолют, наиважнейший нравственный постулат, и именно во имя этого идеала ЕС отказался от создания "великой Сербии" и тем самым продлил боснийский конфликт", пишет, в частности, "Либерасьон". А в Дейтоне именно по этой причине западные страны обязались не возвращаться к вопросу о Косово.

"Моя страна не сможет признать независимость Косово, не важно, будет ли она провозглашена в одностороннем порядке или скоординированно с Брюсселем и Вашингтоном, - говорит президент Румынии Бэсеску. - Какой сигнал мы тогда пошлем другим многоэтническим странам?"

Таким образом, тема создания опасного прецедента была бы поставлена, причем в максимально неконфликтном контексте, как тема европейская. Разыграв тему международного права в ответ на американскую провокацию, Россия могла бы аккуратно перебросить мячик европейцам, чтобы они развили сюжет прецедента и постарались донести данное послание до ушей Америки. И даже если бы Америка продолжала упорно повторять, что косовский случай уникален, вопрос о признании Косово европейскими

странами оказался бы гораздо более сложным, и очень вероятно, что сейчас именно европейцы настаивали бы на продолжении сербско-албанских переговоров, а Россия могла бы просто присоединиться к концерту европейских держав.

Кстати, с первым случаем применения прецедента европейцы столкнутся сразу же, как только будет объявлена независимость Косово, а косовские сербы ее не признают. Судя по европейской прессе, европейцы не видят повода отказать им в самоопределении.

Интеллектуальная основа внешней политики

В сегодняшнем мире побеждает не самый сильный, а самый умный. Поэтому искусство внешнеполитической провокации должно быть освоено Россией как можно быстрее. А для этого следует хорошо чувствовать культурную подоплеку действий партнеров по игре и подавать им мяч так, чтобы они сумели его отбить, но под желательным для нас углом. Внешняя политика без культурологии годилась в годы холодной войны, а сейчас она малоэффективна.

Америка последнее время ведет очень одномерную политику, не стремясь понять суть и подоплеку событий, порой не считаясь с реальностью и требуя, чтобы все видели мир ее глазами. Этим она задает внешнеполитические парадигмы для других стран, которые в меру сил стремятся поступать так же. Следуют лобовые столкновения, которые зачастую не помогают достигнуть желаемого, зато множат конфликты в современном мире, где обстановка и так уже слишком напряжена. Россия порой выигрывает при прямом столкновении, как, например, в битве за трубопроводы, где она фактически разрушила проект "Набукко", лоббируемый Соединенными Штатами. Но она еще недостаточно сильна, чтобы таким же образом выигрывать одну битву за другой. Кроме того, бессюжетная внешняя политика России набивает оскомину, рискуя прийти к изоляционизму по той простой причине, что взаимоотношения с другими странами не будут давать ей культурную пищу, которая пригодна и для внутреннего употребления. Между тем еще Петр Струве говорил о том, что внешняя политика определяет содержание внутренней. Выработанная в ходе внешней политики миссия формирует взгляд державы на саму себя, эта миссия реализуется в самых разных преломлениях.

После холодной войны сформировался мир, где практически ни у одной страны нет настоящей культурной миссии (Америка, которая сохраняла ее дольше других, сегодня стремительно ее теряет). Более того, слова "миссия" боятся, поскольку видят за ним идеологию наподобие той, что распространял Советский Союз. Именно поэтому Россия раз за разом подчеркивает, что ее внешняя политика сугубо прагматична. Но это самообман, такого просто не бывает. Государство является в том числе и культурным субъектом, и оно не может не выражать свое культурное содержание в самых различных своих действиях, в том числе и внешнеполитических. А раз так, это культурное содержание следует оформить хотя бы для самих себя (вот и получится миссия или пока ее усеченный вариант - "внешнеполитическая роль"), а исходя из него будет очевидным и культурное содержание других внешнеполитических игроков, станет возможна апелляция к подоплеке их действий. И важных внешнеполитических изменений можно будет добиваться чужими руками, избегая при этом лишних конфликтов и противостояний.

Это на сегодняшний день важно попытаться применить в отношении Польши по вопросу размещения ПРО. Поскольку надежд на способность Америки к диалогу остается немного и ее неспособность к общению выражается и по отношению к полякам (в то время как сама Польша жаждет играть собственную внешнеполитическую роль), стоило бы поискать с поляками точки соприкосновения, попытаться что-то сделать вместе, найти сценарий совместной игры, позволяющий им проявить свое культурное содержание в большей степени, чем дает им Америка. Россия должна думать, как включить Польшу в диалог провокаций, как отыскать тот культурный смысл, который как мячик можно будет бросить полякам, и как воспринять тот смысл, который нам сообщат они. В конце концов удачная игра с Польшей (если она получится) - единственный способ избавиться от элементов ПРО у своих границ. Она, в свою очередь, сдвинет с мертвой точки многие проблемы, которые сегодня замерли в своей конфликтности, как, например, ситуация с ДОВСЕ.

К сожалению, это вряд ли повлияет на косовский вопрос, но ведь это только начало игры и в следующем раунде у игроков будут на руках уже другие карты, а у нас плюс к тому и новый опыт.

Роль Сербии как "троянского коня"

Какова роль самой Сербии в текущей внешнеполитической игре? В значительной мере роль играет мифологема Сербии, как она укоренилась в традиции российской внешней политики, и Россия, коль скоро эта мифологема значима для нее, провоцирует ее актуализацию у части сербских политиков. Но вопрос заключается в том, что на сегодняшнем этапе она нужна России более для внутреннего, чем для внешнего употребления. Поэтому для внутренней российской аудитории в ходе недавней предвыборной кампании в Сербии раскручивался образ Томислава Николича, приглашенного накануне выборов в Москву, как фигуры, зримо связывающей Россию и Сербию. Однако за два дня до приезда Николича состоялся триумфальный визит в Москву Бориса Тадича, в результате чего мож-

но было однозначно заключить, что при всей значимости фигуры Николича президентом Сербии Россия желает видеть Тадича. И есть все основания утверждать, что именно то, что Москва показала сербским избирателям, что она отнюдь не против Тадича, дало последнему тот небольшой перевес в голосах на выборах, которые обеспечили его победу.

Россия стояла перед серьезной альтернативой. Победа Николича возвращала бы нас к осознанию своей миссии в мире, которая связана с поддержкой православных стран, и это очень важно. Но это слишком рано. Такой президент Сербии, как Николич, может быть целью российской внешней политики, а сейчас ей нужно средство. Нельзя просто взять и вернуть историческое наследие, каким бы привлекательным оно ни было. К нему возможно возвращаться лишь через внутреннее становление в качестве державы, в том числе и через внешнеполитический диалог. России нужна Сербия, способная самостоятельно вести диалог с Европой, провоцирующая ее к большей активности и разнообразию позиций.

Вопреки принятому в Европе мнению признать независимость Косово при Тадиче Европе будет психологически труднее, чем при Николиче. На Николича она смотрит как на врага, в Тадиче же ощущает союзника, по отношению к которому невозможно пренебрегать европейскими нормами поведения. Это еще не вполне осознается, но скоро европейцы почувствуют внутренний конфликт. Конечно, это не воспрепятствует большинству европейских стран признать независимость Косово, но такое осознание повлияет на дальнейшую структуру внутриевропейских отношений, сделает Европу менее сплоченной (в дурном смысле). Отчасти она даже испытывает чувство вины (как было после бомбардировок Сербии в 1999-м) и станет способнее к диалогу с Россией, в ходе которого наша культурная тема может развиваться и находить новые приложения.

Задача России в определенном смысле состоит в том, чтобы усложнять Европе жизнь, не давать ей замыкаться на себе самой.

Кроме того, со временем мы получим новых союзников внутри Евросоюза, таких как Греция и Кипр, которые из-за их откровенной пророссийскости в докладе недавно сформированного Европейского совета по международным отношениям называются "троянскими конями".

* * *

Мир сейчас находится в пограничном состоянии. Слишком много конфликтов, слишком много тенденций, но слишком мало развития и позитива. И явственно проступает безумная возможность большой войны в будущем. Поэтому Россия должна бороться не столько за свой статус на мировой арене, сколько за свою роль активного игрока, который вносит в мировую игру все новое и новое содержание, увлекая других игроков в построение новых моделей взаимодействия. А это есть искусство разрушать предопределенности.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Комментарии: