Настоящая монография, выполненная на хорошем научном уровне, оказалась в русле реализации той тенденции отечественного англоведения, которая указывает на смещение исследовательского интереса с истории "ранних Стюартов" на "поздних Стюартов", т.е. на вторую половину XVII и начало XVIII века. За этим стоит серьезная историко-генетическая проблема. Изучение английской революции середины XVII в. во всем ее многообразии способствовало созданию признанной школы в советской историографии. Однако в силу ряда причин и, не в последнюю очередь, методологической заданное™, история постреволюционного развития Англии, процесс стабилизации и складывания либерально-демократической модели государственного устройства и формирования новых идеологических ценностей длительное время находились вне круга исследовательских задач. Начало переменам в научной ориентации было положено учениками М. А. Барга и прежде всего работами Т. А. Лабутиной. Наиболее продуктивной стала проблематика, связанная с характером общественного сознания. Богатейшие коллекции памфлетов, трактатов, политических проектов, литературно оформленных размышлений, извлеченные из фондов отечественных хранилищ, послужили базой и для автора рецензируемого труда.

Автор показал, как протекала идейная борьба между сторонниками старых ценностей и приверженцами нового мышления, как оформлялись и распадались группировки, как образовывались первые политические партии и как вырабатывались компромиссы - все это закладывало основы новой политической культуры. При этом автор затронул и сферу идейного наследия революции середины XVII века.

Автор четко обозначил круг проблем, составивших предмет исследования. Он обусловлен прежде всего исторически конкретными особенностями того периода времени. Сюжеты, оказавшиеся в центре внимания английских мыслителей второй половины XVII в., касаются таких вопросов, как легитимность института монархии, роль парламента, сравнительный анализ абсолютной и республиканской форм правления, проблемы взаимоотношений светской и духовной властей, а также свободы совести как категории государственной политики (с. 9). Сюда же автор включил и блок вопросов политической экономии. Последнее выгодно отличает работу И. М. Эрлихсон от ее предшественников, позволяет по-новому структурировать пространство общественно-политической мысли, предпринять попытку обратиться к научному знанию и показать, как писатели-бизнесмены, торговцы заменяются учеными в качестве главной фигуры, представляющей развитие экономического знания.

К сожалению, отсутствие историографического обзора лишает автора возможности выпукло обосновать собственную позицию при постановке и освещении тех или иных проблем. Так, к вопросу, который "не вписался" в круг исследовательских задач, можно отнести рассмотрение разных уровней политической мысли как составной части социального знания. Другими словами, рассматривать ли общественную мысль лишь как идеологическое обслуживание политических интересов или она служит частью политической теории, т.е. той системой, которая включает в себя категории и понятия как результат творчески переработанного практически - политического опыта. В этом случае включение в контекст исследования общественно-политической мысли общеметодологического значения придало бы ему большую научную глубину.

В монографии убедительно показана парадоксальность ситуации, когда реставрация "старого порядка" осуществлялась на фоне необратимости экономических последствий Английской революции. Незавершенность политического процесса в ходе революции делала животрепещущими те же самые вопросы. В этой исторической спирали Англия "поздних Стюартов" оказалась на витке событий, завершившихся изгнанием короля "божьей милостью" и не только утверждением фактически избранного короля, но и созданием каркаса конституционной монархии. Поворот королевского курса политики к реакции сразу после реставрации, переориентация парламента, формирование оппозиции королю, создание первых политических партий вигов и тори, их противостояние и компромисс, - все это делало политическую жизнь насыщенной и неоднозначной. При исследовании автора подстерегали две крайности. Во-первых, представить борьбу парламента с королем как повторение событий начала 40-х годов XVII в., а во-вторых, увидеть в них только прелюдию "Славной революции", когда ведущей тенденцией стало стремление к компромиссу любой ценой. В целом Эрлихсон преодолела разрыв между этими крайностями. Автор убедителен и в истолковании регулирующей роли "католического фактора", и в своей оценке социальных приоритетов зарождающихся политических партий, и, наконец, в общем видении места переворота 1688 - 1689 гг. в истории Англии.

М. Научная мысль. 2007. 208 с.

стр. 160

Тем не менее, как представляется, напряженность конфликта несколько занижена автором. Исход противостояния двора и оппозиции не был фатально предопределен в пользу союза вигов и тори, как это вытекает из авторской интерпретации фактов. Последний политический ход Якова II, который предпочел союзу с англиканами опору на пуритан, был выбран тактически грамотно, хотя и с запозданием, что явно изменило динамику событий. В работе недостаточно учтены все нюансы, которые, собственно, и придают событиям особый колорит, влияющий на настроение и идейную позицию их участников. Совершенно опущенным оказался эпизод, связанный с восстанием герцога Монмаута. Страна почти два месяца находилась в состоянии гражданской войны, и "Декларация" лидеров восстания отражала не только династические споры, но и программные требования оппозиции. Подавление восстания ускорило развязку, ибо заставило каждую из сторон ужесточить свои намерения. Сам факт массового выступления против абсолютизма Якова II позволяет усомниться в "бескровности" пути к "Славной революции".

Спорной выглядит оценка такой противоречивой личности, как граф Шефтсбери, возглавивший оппозицию и вигскую партию. Автор ссылается на устоявшуюся в исторической литературе характеристику "нечистоплотного демагога" (с. 18). Однако нельзя игнорировать тот факт, что Шефтсбери представлял собою политическую фигуру нового типа. Он правильно исходил из понимания политической партии как такого объединения, в основе деятельности которого заложена широкая программа и принципы, могущие объединить самые разные слои населения, а блестяще проведенные им предвыборные агитационные кампании предопределили победу вигов на выборах в трех парламентах.

Одной из ключевых тем исследования является проблема государственного устройства в работах публицистов консервативного и радикального направлений, а также вопрос трансформации представлений о веротерпимости и взаимоотношениях светской и духовной властей в работах общественно-политических деятелей и экономистов. Как представляется, разделение всей суммы политических представлений только по двум основаниям - консервативному и радикальному - заставляет задуматься о месте либерализма. Если его роль взяли на себя радикалы, то выводы автора свидетельствуют как раз об обратном.

Использованный автором материал допускает соотнесение взглядов представителей разных направлений по поводу одних и тех же сюжетов. Получилась идейная перекличка, позволяющая улавливать оттенки в толковании отдельных моментов, например, Гоббса и Локка, Сиднея и Локка, Сиднея и Гаррингтона. Хорошее знание источников позволило Эрлихсон содержательно проанализировать не только произведения известных авторов противоположного лагеря - Кларендона и Филмера, но и ввести в научный оборот малоизвестные имена журналистов, а также участников парламентских дискуссий.

Эрлихсон обратилась к очень непростой судьбе республиканской идеи в период Реставрации. Попытка уловить связь между позицией Сиднея и "классическими республиканцами" времен революции приводит автора к выводу, что общественно-политическая мысль Англии второй половины XVII в., сохранив многие существенные элементы революционной идеологии, утратила ее деструктивную направленность (с. 69). Это очень важное наблюдение, но оно нуждается в определенной корректировке. Известно, что революционные идеи имели такую палитру мировоззренческих оттенков, включая и республиканские убеждения, что говорить о "некоторых элементах" недостаточно. Сидней, например, явно не принимал идею "народного соглашения", достаточно указать на его отношение к "народному правлению", а обращение за примерами к историческим эпизодам утверждает во мнении, что идея республики служила, скорее, для критики монархии Стюартов. В этом, кстати, и увидели судьи основной криминал на процессе против Сиднея, хотя авторство рукописи и не было доказано.

Синтезировав многочисленные доводы в пользу монархической или республиканской форм правления, Эрлихсон увидела в этом поиск моделей стабильного государственного устройства. Упоминание о модели и о теории общественного договора, как и народного суверенитета в качестве абстрактного идеала дает возможность обратиться к анализу характера политических идей. В этой связи встает вопрос, можно ли рассматривать категорию общественного договора, к примеру, как ступеньку к теории, т.е. не только как результат отбора признаков, появлявшихся под влиянием конкретной практики, но и как понятие, отражающее характер новых общественных отношений. Выяснение данных ступеней значительно расширяет пространство исследовательской деятельности. Нельзя не заметить, что внимание публицистики к институтам власти, структуре и роли парламента, формообразующим признакам конституционной монархии, функциям правительства обусловлено не только конкретными событиями общественной жизни, но и указывает на то, что изучение морфологии политической системы служило необходимым предварительным анализом ее сущ-

стр. 161

ности. Локк сумел "схватить" важнейшую сторону данной системы отношений: люди связаны между собой как контрагенты, как элементы одной системы. Не расширяя перечень примеров, можно заключить, что проведенный автором анализ обширного фактического материала не исчерпал еще все познавательные возможности в должной мере. Однако заслуга Эрлихсон состоит уже в том, что книга будит мысль и намечает научную перспективу.

Большое место в работе заслуженно занимает проблема веротерпимости и взаимоотношений светской и духовной властей. Автор представил данный аспект общественно-политической мысли одновременно в ракурсе нескольких особо значимых проблем: как мировоззренческую позицию, как часть политической доктрины - в части борьбы за гражданские права, как поле политической борьбы в свете столкновения двух лагерей, наконец, в качестве стратегии с экономической мотивацией для определенного круга политических деятелей. Тем самым автор затронул поставленный в англоязычной историографии вопрос о связи идеологии и политики. Эрлихсон удалось показать, что общественно-политическая мысль не просто "лингвистический феномен", но она играет роль направляющего фактора, особенно четко это заявлено в отношении дискуссии о веротерпимости. Однако вывод автора относительно того, что требование свободы совести утратило свой общечеловеческий характер в связи с приобретением экономической мотивации, сужает значимость использованного ею же фактического материала.

Спорность этого вывода отступает, когда автор рассуждает об экономической мысли в "чистом виде". Обширный материал источников, комплексный подход, свободная ориентация в многообразных аспектах экономических учений позволили автору сосредоточиться на ведущих тенденциях развития экономической мысли. И хотя работы Ч. Давенанта, Т. Мана, Д. Чайлда, Н. Барбона, Д. Норса, Р. Кука и особенно У. Петти уже были предметом анализа немногочисленных работ отечественных историков, вклад Эрлихсон очевиден. В данной работе анализ ведется на уровне понятий, интерпретации теоретических положений, отмечаются попытки памфлетистов найти закономерности меняющейся экономической реальности. Эволюция меркантилизма в сторону представлений о деньгах как о товаре, о собственности как о капитале и о труде и стоимости товара, что, в свою очередь, формировало выработку стратегии социальной политики, подводит читателя к мысли о том, что появляются новые интеллектуальные инструменты при анализе общества. При взгляде на общество английских публицистов приходит осознание большей эффективности при большей свободе от правительственных ограничений, а само общество сравнимо с системой, способной самонастраиваться. Все это имеет выход на политический уровень и делает вполне оправданным синтез политических и экономических учений в общих границах общественной мысли. Но при этом могут быть расширены и сами эти границы. Завершение научной революции к концу XVII в., внедрение методов математического естествознания в "социальную физику", зарождение таких дисциплин, как демография и статистика, влияли на мыслительные процессы и на сам характер анализа общественных явлений. Выявление синхронности таких явлений может обогатить содержание и структуру общественной мысли.

Заслуживает упоминания тщательно продуманная форма научного исследования Эрлихсон. Живой язык, энергичный стиль изложения, умелая организация материала и лотка выводов придают убедительность результатам ее работы.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - И. В. КЕТКОВА:

Комментарии: