Автор: Элизабет Джелин

 Элизабет ДЖЕЛИН - научный исследователь в Национальном Совете по научным и техническим исследованиям (Consejo Nacional de Investigaciones Cientificas у Tecnicas - CONICET) в Аргентине, e-mail: elijelin@mail.retina.ar, а также проводит исследования в университете Буэнос-Айреса. Преподаватель университета аспирантского уровня, профессор ДЖЕЛИН состояла членом Всемирной комиссии по культуре и развитию. Ее исследования и опубликованные труды посвящены таким темам, как гражданство, права человека и социальные движения.

Нынешний процесс глобализации оказывает значительное влияние на изменения в экономической, социальной и политической организации современного мира. Международные потоки капитала, открытость и устранение контроля за национальными экономиками, окончание холодной войны и технологическая экспансия и революция в сферах информации и коммуникации привносят социальные и культурные преобразования огромной значимости.

В определенном смысле они не являются абсолютно новыми феноменами, а лишь представляют перемены в масштабе и скорости проявления. История колонизации и европейского господства, как и экономическая история империй, стали всемирными феноменами, которые возникли тогда, когда еще не было искусственных спутников связи, обеспечивающих мгновенную коммуникацию и облегчающих координацию функционирования рынков капитала, как это происходит в наши дни.

История современных социальных движений также обнаруживает присутствие международного измерения с самого начала. Так, движение рабочих, которое возникло в самом начале промышленной революции, обладало международным свойством. Это четко проявилось уже в самом лозунге "Рабочие мира, объединяйтесь", который 150 лет тому назад отражал глобальный взгляд на развитие рабочего класса. В XX столетии такое всемирное и глобальное измерение также проявлялось в целях, стратегии и лидерах других движений: суфражистского движения 20-х годов и, совсем недавно, феминизма, движения по охране окружающей среды, движения туземных народов и современных движений за права человека. По существу все эти движения развивались одновременно на местном уровне и в рамках глобального контекста.

Однако в ходе истории понимание локального, национального и глобального уровней не было постоянным, и уже в наши дни существуют новые типы понимания в отношении масштаба и размаха современных феноменов, связанных с глобализацией. В конце данного столетия сосуществуют бок о бок два противоречивых течения: одно, устремленное к глобализации и транснационализации, охватывает феномены, распространяющиеся по всей планете, такие как коммуникации, экономические интересы, угрозы окружающей среде, гонка вооружений и международные соглашения и институты; другое, отмеченное

стр. 45

ревитализацией местных интересов и подтверждением уз предков, находит свое выражение в более специфической и насильственной форме в этнических и культурных столкновениях и во многих людских ощущениях культурной и символической исключительности, но оно не способно принять технологическую или материальную форму из-за риска попасть в изоляцию.

Именно на этой основе и следует рассматривать разнообразные проекты и процессы "региональной интеграции", которые проявляются в различных частях мира. Европейский Союз, несомненно, является мировым лидером в подобных процессах как в отношении достигнутой степени интеграции, так и в отношении его роли в качестве международной модели. В прошлом сходные начинания с разными степенями успеха происходили и в других регионах, таких как Андский пакт, Центрально-Американский общий рынок, АЛАЛК и ЛАИА в Латинской Америке и еще несколько продолжающихся начинаний (НАФТА в Северной Америке, АПЕК в Азии и МЕРКОСУР в Южной Америке). Воспринимается вполне вероятным, что в ближайшую декаду и другие проекты подобного типа будут реализованы в различных частях мира (в Центральной и Восточной Европе, районах Азии, Южной Африки). Такие инициативы обычно рассматриваются как способы ответа на вызовы, бросаемые усиливающейся глобализацией и транснационализацией (в технологии, коммуникациях, экономических интересах и т.д.) и теми трудностями, с которыми сталкиваются занятые внутренними проблемами внутренние экономики.

Изначально такие проекты региональной интеграции являются экономическими процессами. Они возникают из-за устремлений элиты и политических решений правительств и мощных экономических интересов. Большинство формальных дискуссий концентрируется вокруг макроэкономических аспектов и отраслевых соглашений: торговли, интеграции производительных отраслей, финансов и т.д. Однако при выделении эксплицитных объектов в переговорах существует еще и другой уровень значимости, связанный с культурными и субъективными измерениями таких проектов интеграции, действий других социальных агентов (которые могут быть исключены из формальных переговоров) и других арен социальной деятельности и диалога вне рамок формальных переговорных структур.

Соответственно главная цель данного исследования состоит в том, чтобы проанализировать социальные и культурные изменения, которые возникают в контексте проектов и процессов региональной "интеграции". Интеграция, достигнутая через МЕРКОСУР, представляет собой особенно благоприятную возможность рассмотреть и исследовать пути, на которых сам процесс воздействует на развитие социальных движений. И само намерение состоит не в том, чтобы представить результаты исследований, поскольку весь процесс находится еще в начальной стадии и как таковой пока еще слабо изучен, а в том, чтобы поставить новые вопросы и наметить основные грани исследования, которые станут центральными в самой задаче изучения и исследования. Хотя главное внимание уделяется какому-то конкретному явлению, большинство вопросов, равно как и теоретический подход, могут быть весьма широкого свойства и применимы к другим регионам и другим ныне реализуемым проектам.

Что такое МЕРКОСУР?

МЕРКОСУР (Южный общий рынок) представляет собой попытку осуществить региональную интеграцию, чьи полноправные члены - Аргентина, Бразилия, Парагвай и Уругвай - ассоциированы с Чили и Боливией на основе трех торговых соглашений. Четыре страны-участницы подписали соглашение в марте 1991 г., хотя еще в 1985 г. Бразилия и Аргентина уже приступили к двустороннему сотрудничеству: соглашения о свободной торговле с Чили и Боливией были подписаны в 1995 и 1996 годах(1). Соглашение 1991 г. способствует созданию общего рынка через постепенную

стр. 46

гармонизацию внешних тарифов, направленного на появление общего режима и постепенной либерализации торговли в рамках региона.

На основе Асунсьонского договора 1991 г. было создано несколько межправительственных органов, правомочных принимать решения (Совет общего рынка, группа общего рынка и ее рабочие подгруппы, торговая комиссия МЕРКОСУР). Кроме этого, также были сформированы органы парламентской координации (совместная парламентская комиссия, орган, представляющий парламенты упомянутых стран) и Консультативный экономико-социальный форум (чьи члены привлекаются из экономических и социальных отраслей стран-участниц).

Сердцевина процесса "интеграции" проходит через экономические и торговые переговоры между отраслями различных стран (насколько можно судить, именно в автомобильной отрасли предпринимаются самые энергичные усилия на отраслевых переговорах), но этот процесс "интеграции" также содействовал проведению огромного числа самых разнообразных встреч. Среди них - политические встречи, включая встречи между президентами стран-участниц, и встречи с широким представительством прессы, на которых вновь и вновь произносятся речи, призывающие к интеграции, основанной на "братстве" и общей судьбе народов. Проходят также межправительственные и групповые встречи, чтобы вести переговоры и добиваться согласия по таким вопросам, как признание образовательных стандартов, договоров о социальной защите и политике занятости, проектов и программ культурной политики и т.д.

Все эти формальные переговоры, выступления и соглашения от имени правительств представляют собой деятельность, направленную "сверху вниз", которая очень мало известна и к которой почти никак не причастны целые слои общества, если не считать те экономические и политические слои, которые непосредственно участвуют в каждом конкретном явлении. Однако громадная активность, проявляемая на формальных переговорах по интеграции, придала новый динамизм социальным партнерам, традиционно находящимся вне или же исключенным из подобных переговоров. По существу сейчас пересматривается вся повестка дня культурных и социальных контактов и обменов в регионе, а деятельность, предпринимаемая социальными движениями на "региональном" уровне, становится темой планирования, мониторинга, изучения и стратегического анализа со стороны тех, кто в ней участвует. Хотя, как отмечали различные авторы, на формальных переговорах наблюдался "демократический дефицит", задействованные общества и социальные партнеры располагают собственными методами подхода к процессу и участвуют в общих действиях и стратегии, как они всегда поступали.

Здесь следует отметить, что, в то время как путь к региональной интеграции в МЕРКОСУР возник совсем недавно (по крайней мере, если учитывать лишь правительственные соглашения), сами связи между обществами и государствами, о которых идет речь, имеют глубокие исторические корни. Границы между странами были установлены - не без конфликта - во время колониального периода, во время войн за независимость первой половины XIX столетия и во время вооруженных конфликтов и последующих переговоров; причем некоторые пограничные споры все еще остаются нерешенными. В социальных и культурных понятиях эти границы всегда были весьма прозрачными, постоянно пересекаемыми миграционными потоками (либо по экономическим причинам, либо политическими ссыльными), культурными обменами различных типов и туризмом. Эти обмены образовали структуры семейных взаимоотношений и дружбы, равно как и транснациональных взаимоотношений занятости, которые имеют огромнейшее значение в повседневной жизни широких слоев населения. Для некоторых массовых культурных представлений, особенно музыкальных, а также для отдельных средств массовой информации границы едва ли воспринимаются как вообще существующие. Их прозрачная природа также способствовала сохранению связей между военными и тайными организациями, как проявилось в дьявольской ужасающей координации государственного

стр. 47

терроризма при диктаторских режимах 1970-х годов.

Обзор ныне происходящих процессов в регионе показывает, что формальный аспект МЕРКОСУР - переговоры и соглашения - начинают действовать как новая структура или каркас деятельности - диалоги, обмены, контакты и конфликты -между различными социальными партнерами и силами. Партнеры и контакты на местах начинают превращаться в новую значимость в рамках данной структуры, и существуют новые возможности для форм деятельности, каждой из которых присущи свои собственные договоренности и недоразумения.

Уровни "интеграции"

Как уже отмечалось, переговоры об "интеграции" являются процессом высшего уровня, в котором ведущую роль играют государственные официальные лица и представители бизнеса. На таких переговорах есть два пути восприятия, существующие бок о бок, которые теоретически могут выглядеть противоречивыми. С одной стороны, есть рациональный подход, основанный на интересах, расчете затрат и выгод, в соответствии с чем и появляются достигнутые соглашения об общих выгодах. Соответственно соглашения могут быть достигнуты лишь в тех областях или же по тем вопросам, где расчет затраты-выгоды не ориентирован на "нулевые" показатели, т.е. ситуации, при которых выгода одних не ведет к ущербу для других. Следуя такому подходу, могут возникать и такие "соглашения", когда различия в силе между двумя сторонами достигают такого уровня, что "слабый" не имеет никакой другой оптации, как согласиться (иногда для отвода глаз) с логикой, навязанной сильным.

С другой стороны, в государственном постулате ведущих игроков на переговорах почти постоянно присутствует ссылка на "региональную" идентичность, которая подчеркивает и подтверждает историческое единство, вечное и изначальное братство между различными народами стран-участниц, при этом все-таки отмечая, что интеграция отнюдь не означает утери определенных национальных свойств. Ссылку на интеграцию, братство, исторические истоки и общую судьбу - все это можно найти в официальных декларациях и в выводах, высказанных многими исследователями и обозревателями о текущем процессе, который сочетает идеализированный взгляд на историю с выражением пожеланий (Grimson, 1997). Так, хорошо известные авторы пишут:

"МЕРКОСУР не представляет собой новой концепции. Наоборот, сама идея интеграции была постоянным фактором в совместной истории, которая простирается назад к периоду, который предшествовал открытию испанцев и португальцев, и которая продолжала развиваться в течение многих столетий и даже после получения независимости от соответствующих имперских держав" (Репа, 1997, р. 19).

"В течение пяти столетий недоразумений между Аргентиной и Бразилией общие исторические корни и культурное родство были отброшены из-за взаимной изоляции и реальных или же мнимых конфликтов. Однако в наши дни открываются новые границы... Знание друг о друге возрастает, слабый барьер языка исчезает... и видение совместной судьбы в рамках более широкого мира, кажется, начинает постепенно принимать очертание..." (Ferrer, 1997,р. 102).

Такие отдельные процессы взаимодействия и переговоров, без сомнения, присутствуют во всех сферах с преобладанием переключения с одного полюса на другой в этой диалектике интересов и братства. И все же, хотя и весьма важно признавать эти два процесса, в поисках анализа ситуации не совсем продуктивно выдвигать гипотезы, которые связывают различные области переговоров (экономические, политические, культурные и т.д.) с предпочтением любой из них. Идентичности, доверие и восприятия, равно как и учет мощи присутствуют, когда ведутся переговоры о достижении соглашений в автомобильной промышленности, в то время как интересы присутствуют тогда, когда обсуждаются культурные обмены. Каждая нация, а в

стр. 48

их рамках различные социальные группы, подходят к другим нациям с определенным багажом культурных ценностей, традиций, верований, традиционных связей и мысленными представлениями, и этот багаж влияет на то, каким образом развивается сам процесс интеграции. Есть предубеждения малых наций по отношению к крупным; существуют страхи и конкуренции на рынке труда; есть исторически сложившиеся восприятия доверия и недоверия, формы дискриминации и ксенофобии. Мы слишком мало знаем о процессах диалога и интеграции между обществами и культурами. Таким образом, мы должны раскрыть эти скрытые модели и изучить, как же они проявляются в процессе диалога и взаимодействия, т.е. развитие в рамках социальных отношений, как в повседневной жизни, так и в контактах, происходящих между социальными группами и в рамках формальных переговоров.

Концептуально же это означает выделять в кавычках саму нотацию "интеграции". В то время как существуют данные, которые показывают, что рынки и экономики трансформируются в направлении больших коммерческих обменов и торговли, нотация об экономической интеграции означает значительно больше, чем просто открытие рынков. Она может включать обменные курсы, макроэкономическую политику, инвестиционную политику и финансовую жизнеспособность, не говоря уже о более противоречивых сферах рынков труда и уровней заработной платы (Ferrer, 1997). Точно так же на социальном и культурном уровнях "интеграцию" нельзя рассматривать как автоматический или же самоочевидный процесс. По существу исследование особых процессов диалога и взаимодействия позволит выявить, с одной стороны, сами условия и обстоятельства, при которых возникают напряженности и конфликты, таким образом, чтобы укреплять национальные идентичности, и понять, как возникают конкуренции и недоразумения, а с другой - понять условия, которые приводят к соглашениям и выражениям гармонии и созидательного диалога.

В то же самое время сами процессы диалога и интеграции не охватывают процессов культурной гомогенизации или же политического консенсуса. По существу, когда говорится о взаимодействии или "интеграции", одна из главных опасностей состоит в том, чтобы воспринимать их как текущий процесс интеграции между гомогенными нациями, который ведет к глобальной гомогенизации. Сами процессы изменений идентичностей, социокультурных отношений и методов коммуникации, возникающих в рамках МЕРКОСУР, обретают особые формы в различных местностях в соответствии с историческими, географическими, экономическими и культурными основами. Есть явно различные географические ареалы, так что само значение МЕРКОСУР в северо-восточной Бразилии или в аргентинской Патагонии не совсем одинаково, как в пограничных ареалах вокруг бассейна Параны или в Уругвае. По мере продвижения преобразования создаются новые окраинные ареалы и новые неравенства как составная часть какого-то процесса, который воссоздает поликультурную гетерогенность, основанную на учете прошлого, в любом современном диалоге. В этом контексте существуют супранациональные культурные субрегионы, такие как экономический/культурный регион гаучо, регион чако или же регион иезуитов-гуараней (Achugar, Bustamante, 1996) и новые субрегионы, которые возникли через сам процесс взаимодействия, продолжающегося и доныне.

Структуры интерпретации, возможности для деятельности

Для социальных партнеров и сил, которые действовали на локальном, национальном и супранациональном уровнях, формальные соглашения МЕРКОСУР представляют возможность изменения арены их действий. Появляются новые политические возможности и новый набор обстоятельств, когда можно было разрабатывать новые структуры интерпретации их деятельности. Однако по мере того, как продвигался сам процесс региональной

стр. 49

"интеграции", изменение масштаба и фокуса деятельности перестает быть стратегической оптацией или превращается всего лишь в одну из возможностей среди прочих. И наоборот, в условиях новой региональной структуры социальные партнеры вынуждены определять свою позицию и свою деятельность. Те, кто на это неспособен, окажутся в хвосте и не попадут на "поезд истории".

Началом концептуальной разработки нотаций о структуре и масштабе могла бы стать концепция "структуры", предложенная Гоффманом (1974) для обоснования схем интерпретации, которая позволяет индивидам устанавливать, осознавать, определять и давать обозначение событиям в своей повседневной жизни и в более широком мире. Структуры придают значение событиям и явлениям, они придают значение миру, они систематизируют опыт и руководят индивидуальной и коллективной деятельностью. Структуры являются метафорами, символическими представлениями и когнитивными ключами, которые моделируют и помогают людям оценивать события.

Ясно, что интерпретационные структуры не являются ни постоянными, ни стабильными. На любом этапе истории могло существовать несколько интерпретационных структур, которые соперничали друг с другом, поддерживая или даже вызывая конфликты среди партнеров, бросая вызов гегемонистским интерпретациям и предлагая альтернативные направления деятельности. Включить их в анализ означает отвести достойное место идеям, культурным традициям, ценностям и верованиям, восприятиям и когнитивным компонентам социальной деятельности. Это также означает применение методов, с помощью которых различные политические партнеры и активисты социальных движений генерируют и развивают представления, метафоры и изменения в дефинициях социальных условий, капитализируя на существующих культурных противоречиях и новых политических возможностях. В итоге это является динамическим процессом культурного созидания, который воздействует на практику движений и социальных представителей (Zaid, 1996).

Элементы, задействованные в этих структурах, оказываются разнообразными. Они могут быть абсолютно постоянными или стабильными или же все более переменчивыми и ситуативными; они могут быть больше связаны со структурами и институтами или же с культурными традициями (Gamson, Meyer, 1996). Социальные движения (как арены, на которые партнеры скорее вторгаются, чем действуют как партнеры) могли капитализировать или создавать свои политические возможности именно на основе методов, с помощью которых они формируют интерпретационные структуры для своей деятельности, поэтому это составляет вопрос изменения в структуре или в параметрах деятельности, пересмотра метода, с помощью которого люди воспринимают и систематизируют условия своей жизни, который может затрагивать когнитивное освобождение (MacAdam, 1982). В движениях протеста, например, он может затрагивать переключение с интерпретационной структуры, основанной на предопределении или судьбе, на иную, которая признает несправедливость и переменчивость социальных условий. Итак, локальные движения, которые концентрируют внимание на ситуационных проблемах (например, городских требованиях о питьевой воде или транспортных службах), могут брать новые значения, когда оказываются в контексте более широких движений и союзов, которые реинтерпретируют требования в термины местной демократии и самоуправления или в термины требований феминистского движения о справедливости в повседневных репродуктивных задачах. В каждом из этих случаев изменение структуры означает расширение объекта деятельности со ссылкой "мы" и арены деятельности движения.

В рассматриваемом ареале, т.е. деятельности на государственной арене, вплоть до последнего времени главной ссылкой, которая формировала центральную интерпретационную структуру для групповых партнеров, выступало нация- государство. Нация-государство создавалось в течение последних двух столетий как "естественный" фокус гражданской лояльности или солидарности, как "естественная"

стр. 50

часть автономной власти и суверенитета. В настоящее время такой централизм ставится под вопрос: международные границы государства становятся проницаемыми для глобализации производства, торговли, культуры и финансов, а государства в конечном счете теряют контроль над своей судьбой. Государственный суверенитет также вынужден соглашаться с изменениями в моделях региональных союзов и федераций. На субрегиональном уровне государство подвергается вызовам из-за ревитализации идейных групп, которые определяются по разным критериям - региональному, лингвистическому, религиозному, этническому, родовому или стилю жизни, а также бесчисленными социальными движениями, которые воспроизводят свою собственную основу солидарности. Все они начинают конкурировать с государством за лояльность населения и иногда даже за территориальную юрисдикцию(2).

Изменения, привнесенные проектами региональной интеграции, и изменения в сценариях деятельности ставят особые и практические исследовательские вопросы. Что произойдет с различными филиалами женского движения, когда процесс МЕРКОСУР начнет развиваться? И с рабочим движением, экологическим движением или движением за права человека? Что произойдет с "региональными" движениями (в рамках каждой страны и регионов, которые разрезают или пересекают межгосударственные границы)?(3). Как можно было бы интерпретировать возможности, открываемые или закрываемые новым институциональным порядком? Как различные партнеры используют или отвергают такие возможности? Но самым важным на данном начальном этапе, на котором культурное оформление интерпретационных структур является бесконечной задачей, является то, какой смысл придают партнеры именно социальным процессам

стр. 51

на региональном уровне? Короче говоря, каким образом, они формулируют свою дефиницию и идею того, что же представляет собой "регионализм"?

Мы особо выделяем данный начальный этап, потому что создание МЕРКОСУР в качестве регионального уровня является длительным процессом, в ходе которого различные партнеры и силы будут пересматривать свои идентичности и сценарии в терминах пространства и территории. Социальные движения, партнеры, смысл деятельности, участие и идейность, включая "идентичность", не являются статичными феноменами, которые фиксируются и которые закристаллизовываются раз и навсегда. Скорее всего они представляют собой такие процессы, которые интенсифицируются или же прерываются и которые скорее всего развиваются по вероятным, а не по фиксируемым направлениям. Различные привходящие явления - ситуационные, кратковременные и горизонты исторического изменения - разворачиваются беспорядочно, абсолютно одновременно.

Существует также и вопрос "пространства" или скорее всего такого уровня, на котором социальные партнеры пытались и все еще пытаются установить свои пределы и идентичности. В рассматриваемом случае, в котором социальные движения организовали свою деятельность и идентичность в соответствии с довольно узкими интерпретационными структурами, основанными на изначальной роли (или даже естественном характере) наций и границ, в то время как "иные соседи" воспринимались как опасности, враги или же просто как пустые пространства, процессы регионального диалога могут привести к расширению и преобразованию структуры таким образом, чтобы те же самые "соседи" стали восприниматься как "партнеры", друзья или же легитимные посредники. От логики насилия и соперничества - к обмену и диалогу. Этот этап отсутствует в романтическом постулате, который отрицает существование "иных" и утверждает вечное единство или исконную интеграцию.

Распространение и преобразование интерпретационных структур, которые развивались в течение последних нескольких декад в связи с тенденциями в направлении к транснационализации и глобализации, а также в связи с супранациональными региональными соглашениями, не являются линейными или прямыми. Они представляют собой мощные напряжения, укорененные в национальной арене, где ощущается воздействие активности и требований социальных движений. В конечном счете нации-государства все еще остаются той оправой, в которой можно влиять на политические изменения. Даже больше: по мере того, как национальная идентичность продолжает оставаться фокусом для организации транснациональных отношений и критерием представительства в международных организациях, идентификация с "нацией" может быть усилена в ущерб тем типам идентификации, которые пронзают нации, и она способна даже усилить националистические идеологии. В случае Европейского Союза развитие и сила регионального союза привели к подтверждению значения нации-государства, поскольку именно сам процесс интеграции заставляет государства-участники занимать позицию по каждой и всякой проблеме, затрагиваемой за столом переговоров (Bull, 1993).

Формальный процесс МЕРКОСУР определяется как своеобразный процесс "интеграции" стран или наций. Отсюда стоит задаться вопросом, а какое воздействие это новое видение наций в соглашениях, договоренностях и разногласиях оказало на процессы социального диалога и взаимодействия. Национальности и национализм, национальные институты и национальная идентификация играют ведущую роль. На всех типах форумов по дискуссии и переговорам, когда контекстом является МЕРКОСУР, партнеры определяются в терминах национальности. Национальность легализует участие и становится видимой и зримой. Так, хорошо известно, что когда профсоюзная или академическая встреча проходит в рамках структуры МЕРКОСУР, национальность участников становится своеобразной темой и заботой: а достойно ли представлены все страны? Как можно поддерживать баланс? Формально или же вне контекста

стр. 52

МЕРКОСУР такие вопросы ставились не столь часто.

Если это так, то должна быть разработана какая-то комплексная гипотеза и ее надо анализировать в различных контекстах: ведь "эффект МЕРКОСУР" оказывается парадоксальным. На одном уровне воплощается отражение региональной "интеграции", если не исчезновения границ, затем признание уровня единства в многообразии. На следующем уровне национальность и национальная идентичность не только существуют, но и укрепляют друг друга в региональном диалоге и переговорах. В стремлении воспроизвести своеобразную коллективную идентичность "отдельные" национальные идентичности постоянно подтверждаются, что высвечивает различия между я/мы и "иными" - в данном случае гражданами других государств. Поэтому следует задаться вопросом, а какую же форму принимает это обнажение национальности в конфигурации коллективных партнеров? И по мере того, как со временем сам процесс диалога и переговоров продолжает развиваться, надо обязательно ставить вопросы о преобразованиях в национальной идентичности коллективных партнеров.

Социальные движения и масштаб их деятельности

Давайте начнем с истории, в которой нация-государство формирует интерпретационную и организационную структуру коллективной деятельности. Вплоть до 70-х годов в Латинской Америке дискуссия о демократии и участии концентрировалась на политической системе - политических партиях и выборах для того, чтобы привнести социальное демократическое изменение или же на освободительных войнах в революционных ситуациях. Нация-государство находилось в центре, и различные социальные партнеры формировали свою стратегию на таком уровне. Даже традиционные корпоративные партнеры - средний класс, движение рабочих и военные - в основном воспринимались в терминах их способности вторгнуться в политический контекст государственной власти. Хотя имелись различные формы транснационализма, международные союзы и подкрепление этих других партнеров двигались в направлении усиления ресурсов и способности для деятельности и давления на национальном уровне. Другие социальные партнеры были слабы; были протесты, требования к государству и существовали социальные или локальные культурные организации.

На международном уровне централизм государственного аппарата приводил к соглашениям и договорам, подготавливаемым и ратифицируемым правительствами. Общество обладало малым прямым воздействием и малым дрейфом в этом мире. Но позади такой реальности лежало другое - оккультное, едва видимое, неопределенное. В 1975 г. мир был удивлен и изумлен воинственностью женщин на форумах и в побочных выступлениях на Всемирной конференции в городе Мехико. Деятельность происходила не на Всемирной конференции, а вне ее, в мириадах предложений и событий, с которыми выступило международное движение женщин и вошло в конфронтацию с официальной конференцией. С тех пор такая побочная деятельность стала широко распространенной. Относительно неструктурированные движения того времени превратились в структуры постоянно крепнущих неправительственных организаций. На Конференции ООН по окружающей среде и развитию в Рио-де-Жанейро в 1992 г., на Венской Всемирной конференции по правам человека в 1993 г. и на четвертой Всемирной конференции женщин в Пекине в 1995 г. неправительственные организации уже не добивались возможности выступить, а стремились гарантировать, чтобы голоса и инициативы побочных форумов были представлены в официальных отчетах. Эта зримость и международное признание НГО - показатели громадных организаторских и институциональных перемен.

С 1970-х годов на общественной сцене возникли формы защиты интересов и выдвижения групповых требований к государству, минуя политические партии, и при

стр. 53

этом их значение во всех странах постоянно возрастает. Тогда в тех странах, где существовали диктаторские политические системы, политические партии располагали слишком скромной возможностью для деятельности, а выборы были запрещены. Вот почему эти движения сумели стать как бы выражением политической оппозиции, ратующей за демократию. Такое случалось не всегда и не обязательно именно так. Часто они становились формами деятельности с особыми целями и претензиями, ограниченными узкими требованиями. Именно в таком положении пребывали многие городские движения. В 80-е годы по мере продвижения к демократии и демократической институционализации на локальном уровне многие городские движения стали институциональными социальными партнерами, признаваемыми местными правительствами. Уже есть муниципалитеты, которые предоставляют гражданам структуру, чтобы выдвигать требования и осуществлять контроль за менеджментом (Raczinski, Serrano, 1992; Baierle, 1998).

В течение 80-х и 90-х годов другие социальные движения сделали выбор, который направил их развитие в иных направлениях. Некоторые требования, выдвинутые движением женщин и движением за права человека, были включены в политическую и социальную повестку дня переходного периода. Таким образом, феминистская критика общества проторила пути в корпоративные организации, профсоюзы, организации бизнеса, государство и церковь. Отныне дискуссия о дискриминации против женщин, личности, логичности равенства и изменений в легальной структуре, включая (в крайнем случае) социальное и политическое признание определенных нарушений прав женщин, таких как домашнее насилие (но пока не затрагивающее насилия в рамках брака), стала широко распространенной. Можно также сказать, что в обществе динамично развивается и дискуссия о правах репродуктивности (за исключением аборта).

К тому же в определенной мере то, что постулат о правах человека уже воспринят широкими слоями общества и не был ограничен или сведен к группам участников движений или активистов, является реальным показателем успеха или поражения любого социального движения, которое ставится под вопрос. Тогда как сама организация движения за права человека в течение переходного периода может быть ослаблена (Jelin, 1995) из-за конфликтов по поводу стратегии между теми, кто стремится попасть во власть, и теми, кто делает выбор не участвовать в переговорах, в то же самое время сами проблемы и задачи движения получают распространение в самых широких слоях общества. Защита прав человека или, говоря в другой плоскости, признание родовой субординации и срочной потребности исправить данное положение, включаются в более широкую демократическую структуру анализа, который является показателем ее успеха: темы воспринимаются обществом, хотя соответствующие организации часто ослаблены и находятся в ссоре.

В среднесрочной перспективе требования, которые выдвигаются в коллективных движениях, обладали переменчивым свойством. В своем апогее движения рабочих и движение крестьян придерживались проектов "тотальной" социальной трансформации (Calderon, Jelin, 1987). Давно миновали те времена, когда европейские активисты отправлялись в обе Америки с целью насаждения "сознания рабочего класса", а их стратегия состояла в том, чтобы наняться в качестве рабочих на новые местные предприятия и в прямых контактах продвигать свой курс. Следующим стал этап "национальных" схваток. С 70-х годов с кончиной субституции модели индустриализации и распространением авторитарных режимов, ареал деятельности социальных движений и их восприятие учеными изменились. Многообразие и численность партнеров и многообразный и разнообразный импорт их деятельности стали более заметными, притязания - более специфическими, "идентификация" образа появляющихся партнеров - более четкой (Calderon, 1986; Escobar, Alvarez, 1992). Это были гетерогенные и несхожие движения, в которых утверждение коллективной идентичности на символическом уровне сочеталось во многих случаях с особыми интересами и требованиями.

стр. 54

Совсем недавние трансформации и текущие процессы, маркированные направлениями развития в сторону глобализации и снижения экономических барьеров, политическими чередованиями хрупких демократий, социального насилия и исключения, представляют собой рубежи для дальнейших изменений, даже для более разнообразных форм, множественности значений и партнеров, которые формируют свою стратегию на различных уровнях и различных масштабах одновременно, начиная с локального и до глобального или мирового уровня. В большей мере, чем в любой предшествующий миг истории, множественность значений, применяемых в подгонке, увязке и наложении различных уровней становится имплицитной в выражении коллективных социальных требований на локальном поприще (будь то притязания через профсоюз, требования услуг от государства или любой другой тип притязания). Подобным же образом долгосрочная деятельность на международном уровне, например, требования в контексте международных конференций, становятся значимыми только тогда, когда они увязывают (почти всегда в противоречивой и конфликтной манере) местные условия с глобальными проблемами. Личное, задушевное и болезненное восприятие насилия в самой гуще войны в Боснии, изложенное перед огромной аудиторией с синхронным переводом и показом по телевидению всему миру (как на Всемирной конференции по правам человека в Вене в 1993 г.), добилось лишь того, что поставило эту множественность значений и уровней в самый центр мировой сцены.

Процесс глобализации через его воздействие на содержание требований и скорость потока коммуникаций производит основные изменения в конфигурации социальных движений. Распространение международных межправительственных организаций (включая в последние несколько декад последовательность всемирных "саммитов" по проблемам женщин, народонаселения, прав человека, окружающей среды и т.д.) и развитие неправительственных организаций уже преобразовали саму сцену. Прямое коллективное участие

оказывается лишь одним из факторов (и, во всех случаях, даже не самым необходимым) в созревании социальных движений и новых коллективных партнеров. Отчасти, независимо от степени и типа участия народных масс и уровня поддержки, оказываемой в обществе или в слоях данного общества к затрагиваемым проблемам, международные структуры создаются по проблемам и темам (пропагандистские системы, если пользоваться определением Кек и Сиккинк, 1998 г.), которые состоят из огромного множества межправительственных организаций, неправительственных организаций международного, национального и локального уровня, правительственных учреждений, фондов, церквей, активистов и интеллектуалов.

В данной связи важно рассмотреть трансформацию интерпретационных структур социальных движений, становлению которых может содействовать появление МЕРКОСУР. Влияние и последствия решений, принимаемых на формальном уровне переговоров о "региональной интеграции", могут ощущаться в рамках всего общества. Социальные группы способны перестраиваться и приспосабливаться к новым обстоятельствам и условиям, но при этом не обязательно становиться социальными партнерами, которые сразу же включаются в сам процесс. Тем не менее, хотя с самого начала они не выделяются в информационных новостях и на первых полосах газет, в таких процессах задействованы различные сценарии и многие протагонисты. Многие социальные партнеры и силы учитывают регион в стратегии своей деятельности: научные и университетские сообщества, социальные движения (феминисток, защитников окружающей среды, туземных народов, правозащитных групп и т.д.), различные типы неправительственных организаций (начиная с тех, которые отстаивают активное гражданство, и до союзов организаций народных масс или тех, которые отстаивают малые предприятия) и артистических сообществ. Журналисты и средства массовой информации, несмотря на сложность, стремятся отражать в своих повестках дня региональный уровень

стр. 55

через распространение информации о событиях и выдвигая различные интерпретации самого процесса (Grimson, 1998). Подготовка телевизионных программ, которые включают фильмы и сериалы, может стать решающей силой в формировании образов и восприятия "самих себя" и "иных". Акции одной группы влияют на предполагаемые акции других, взаимно подкрепляя включение в региональный уровень. Таким образом, постепенно и происходит изменение в структуре деятельности, о котором упоминалось ранее.

В той мере, насколько формальные переговоры о МЕРКОСУР проводятся в той же самой манере и со сходным институциональным подходом к тому, что управляет национальной политикой и экономикой, дает основание опасаться того, что социальные задачи повесток дня социальных движений могут быть исключены и что социальные партнеры, как протагонисты, будут отброшены и "появятся позже" за столом переговоров. В данном случае "появиться позже" означает, что переговорные правила и критерий представительства, т.е. институализации процесса, уже определены в "традиционных" нормах, которые исключают и разграничивают. И только требования и протесты социальных движений смогут изменить сценарий и правила игры. Соответственно чем скорее они появятся, тем легче будет участвовать в реальном процессе формулирования стандартов. Отсюда есть срочная необходимость критически рассмотреть и проанализировать процесс оформления диалогов и создания институциональных стандартов МЕРКОСУР, чтобы быть начеку к исключениям и упущениям.

Это подводит нас в таком случае к изначальному диалогу своеобразного "демократического дефицита" в процессе переговоров, связанных с региональным уровнем, когда они ведутся на основе межправительственной структуры, поэтому создание механизма участия, представительства и посредничества между обществами и группами и региональной институциональностью, становится центральным вызовом самому процессу(4).

Вызовы и дилеммы. Мы сами и иные

История человечества представляет собой историю социальных и политических отношений между обществами и культурами. Ведутся войны и сражения, чтобы управлять иными; бывают времена взаимопонимания, созидания и обогащения через культурный контакт. По существу ее можно воспринимать как историю ответов на вопрос о том, как ведут себя социальные группы (и должны вести себя) по отношению к иным, которые не принадлежат к тому же самому сообществу. Такой вопрос может быть поставлен на межличностном уровне или даже на уровне международных или межкультурных контактов.

Во всех случаях присутствуют "я" и "иные", "мы" и "они" - своеобразная классификация мира на две категории индивидов. Такое основное различие пронизывает "нормальную" жизнь. Однако в биологической природе человечества нет ничего такого, что распределяет индивидов или группы по таким дифференцированным категориям. Народы и культуры определяют и разрабатывают свое понятие "мы" и "иные" как составную часть своего исторического развития. Хорошо известно, что логически невозможно создать принцип идентичности без создания в то же самое время принципа различия. Но те, кто находится по одну сторону грани, и их отношение к иным разнится и зависит от исторических обстоятельств и случайностей.

В современном международном сценарии осознание отношений с "иными" - срочное дело. Текущие процессы глобализации создают возможности для культурного контакта и созидания. В то же самое время возникают и новые формы нетерпимости. Расизм и ксенофобия, этнические войны, предрассудок и стигмы, сегрегация и дискриминация, основанные на национальности, расе, этносе, роде, классе и физическом состоянии - вот что является самыми общими феноменами и приводит к самым высоким уровням насилия. Все они относятся к случаям неспособности признать иных в качестве человеческих существ, имеющих такие же права, как ты

стр. 56

сам. Они представляют собой случаи, в которых различие порождает нетерпимость, ненависть и побуждение уничтожить иного. Однако эти же самые различия, помещенные в контекст терпимости и восприимчивости, ответственности и заботы о других, дают возможность открывать новые горизонты и обогащать себя жизненным опытом.

Эти общие вопросы были и остаются фокусом дискуссии и реальных сражений за распространение гражданства в рамках наций-государств, за признание коллективных прав меньшинств, прав мигрантов и поликультуризма. Региональные переговорные процессы и попытки сформулировать супранациональные соглашения дают толчок к появлению новых споров и напряжений в этих областях, иногда насаждая вновь национализм и расширяя разделения. Признание того, что национальные сообщества и идентичности являются историческими, случайными, "выдуманными" конструкциями, не устраняет того факта, что государства и институциональные конструкции развивались через историю и утверждались как власти для того, чтобы применять мощь и легальное насилие, тем самым реально воздействуя на повседневную жизнь своих обитателей. В любом процессе, который всегда задействует границы, будь они политическими или символическими, развитие нации-государства вызвало также институционализацию границ и рубежей с другими государствами, которые придали значение национальной идентичности vis-a-vis других наций.

Процессы региональной интеграции выражают потребность переосмыслить отношение между гражданством и национальностью/национализмом. Создание супранациональных форумов требует разработки новых форм гражданства. С точки зрения подчиненных групп, это подразумевает развитие новых голосов, партнеров и социальных движений. Появляются возможности выражать высокий уровень культурной идентичности, основанной на старых и новых этнических идентичностях, на новых коллективных идентичностях или на новых устремлениях к альтернативным ценностям (Jelin, Hershberg, 1996). Эти возможности усиливаются или блокируются в зависимости от того направления, в котором развиваются новые интерпретационные структуры коллективной деятельности. В новых контекстах, созданных проектами региональной интеграции, социальные движения имеют возможность усилить или расширить свою двойственную роль как коллективных систем социального признания, которые выражают коллективные идентичности, и как непартийных политических посредников, которые доносят потребности и требования невнятных голосов на общественную арену и связывают их с институциональным механизмом. Их экспрессивная роль в создании коллективных идентичностей и социальном признании, их инструментальная роль в вызове существующим институциональным порядкам, без сомнения, жизненно важны в демократизации новых региональных сценариев.

Примечания

(1) Переговорный процесс развивается на громадной скорости и коммерческие результаты хорошо известны: межрегиональная торговля ежегодно увеличивалась более чем на 20% между 1985 г. (когда было подписано двустороннее соглашение между Аргентиной и Бразилией) и 1996 г. (рост в 5 раз выше, чем возрастание во внешней торговле региона). Программы

инвестирования, совместные предприятия и административные переговоры между правительствами с целью добиться конвергентных стандартов и норм обретают основу, несмотря на экономические и политические превратности, которые сопровождают отношения между странами (Ferrer, 1997).

(2) Рост глобальной экономики и соответствующих

стр. 57

процессов не подразумевает, однако, кончины государства. По словам Кэлхуна, "государства остаются организациями власти, через которые демократические движения обладают величайшей возможностью влиять на экономическую организацию... Государства должны сохранять наивысший уровень институциональной структуры, на которой сами программы демократизации могут последовательно реализовываться. И государства остаются самыми насущными объектами и средствами усилий, направленных на достижение "самоопределения" или автономии как политического сообщества" (Calhoun, 1993, р. 390).

(3) В случае с Европой развитие Европейского Союза наряду с тенденцией в направлении к правительственной децентрализации привело к огромной живучести субнациональных и транснациональных "регионов", которые в Европе характерны в основном в проблемах, относящихся к "третьему уровню" (Jeffery, 1997). Начальные признаки сходных явлений можно обнаружить в МЕРКОСУР.

(4) Демократический дефицит нельзя разрешить просто созданием регионального парламента с прямыми выборами, как демонстрирует европейский случай. Есть потребность в механизмах с целью гарантировать контроль и мониторинг региональных институтов со стороны гражданского общества (Bull, 1993).

Библиография

Achugar Н., Bustamante F. Mercosur, Intercambio Cultural у Perfiles de un Imaginario // Culturas en Global.izaci6n. America Latina- Europa-Estados Unidos: Libre Comercio e Integracion / Ed. N. Garcia Canclini. Caracas: Nueva Sociedad, 1996.

Baierle S.G. The explosition of experience: the emergence of a new ethical-political principle in popular movements in Porto Alegre, Brazil // Cultures of Politics, Politics of Cultures. Re-Visioning Latin American Social Movements / Eds Alvarez S.E., Dagnino Е., A. Escobar Boulder: Westview Press, 1998. P.118-138.

Bull M.J. Widening versus deepening the European Community: the political dynamics of 1992 in historical perspective // Cultural Change and the New Europe. Perspectives on the European Community / Eds Wilson Т.М., Smith М.Е. Boulder:

Westview Press, 1993. P. 2545.

Calderon F., Jelin Е. Clases у Movimientos Sociales en America Latina: Perspectivas у Reali-dades. Buenos Aires: Estudios CEDES, 1987.

Calhoun C. Nationalism and civil society: democracy, diversity and self- determination // International Sociology. 1993. V. 8.

Constructing Democracy: Human Rights, Citizenship, and Society in Latin America. Boulder / Eds Jelin Е., Hershberg Е. Boulder: Westview Press, 1996.

Evers T. Identidade: a Face Oculta dos Novos Movimentos Sociais // Novos Estudos CEBRAP. 1984.У.2.N4.

Ferrer A. Hechos у Ficciones de la Globali-zacidn. Argentina у el Mercosur en el Sistema International. Buenos Aires: Fondo de Cultural Economica, 1997.

Gamson W.A., Meyer D.S. Framing political opportunity. In Comparative Perspectives on Social Movements Political Opportunities, Mobilizing Structures, and Cultural Framings / Eds McAdam D., McCarthy J.D., Zaid M.N. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1996. P. 275-290.

Goffman Е. Frame Analysis. Cambridge: Harvard Univ. Press, 1974.

Crimson A. El Debate de Identidades en la Bibliografia sobre el Mercosur. Paper presented at the second meeting on Mercosur: A Space for Interaction, a Space for Integration. ANPOCS, Caxambu, 1997.

Crimson A. El Otro (Lado del Rio). Produccidn de Significaciones sobre Nacion у Mercosur en el Periodismo de Frontera. Un Estudio de Caso en posadas. MA thesis, Posadas, Universidad Nacional de Misiones, 1998.

Jelin Е. La politica de la memoria: el movimien-to de derechos humanos у la construccidn democratica

стр. 58

en Argentina // Juicio, Castigos у Memorias. Derechos Humanos у Justicia en la Politica Argentina. Buenos Aires; Nueva Visidn, 1995.

Keck М.Е., Sikkink K. Activists Beyond Borders. Advocacy Networks in International Politics. Ithaca:

Comell Univ. Press, 1998.

Los Movimientos Sociales ante la Crisis / Ed. Calderon F. Buenos Aires, CLACSO, 1986.

McAdam D. Political Process and the Development of Black Insurgency, 1930-1970. Chicago:

Univ. of Chicago Press, 1982.

Репа F. Raices у Proyeccion del Mercosur: Un Atlas Cultural, Social у Economico, Buenos Aires:

Institute Herbert Levy and Manrique Zago Editores, 1997. P.17-57.

Politicas Sociales, Mujeres у Gobiemo Local / Eds Raczinski D., Serrano C. Santiago: CIEPLAN, 1992.

The Making of Social Movements in Latin America: Identity, Strategy and Democracy / Eds Esco-bar A., Alvarez S.E. Boulder: Westview Press, 1992.

The Regional Dimension of the European Union. Towards a Third Level in Europe? / Ed. Jeffery C. L.: Frank Cass, 1997.

Zaid M.N. Culture, ideology, and strategic framing // Comparative Perspectives on Social Movements. Political Opportunities, Mobilizing Structures, and Cultural Framings / Eds McAdam D., McCarthy J.D? Zaid M.N. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1996. P. 261-275.

Постоянный адрес данной публикации: