Роль советологии в идеологической борьбе буржуазного общества против мира социализма определяется тем фактом, что господствующий класс этого общества (вместе с представителями других классов и слоев, стоящими на его позициях), особенно правящая верхушка капиталистических стран, крайне заинтересованы, во-первых, в получении максимально широкой информации о Советском Союзе и других социалистических государствах, а во-вторых, в формировании таких представлений о реальном социализме в общественном мнении своих стран, которые соответствуют их классовым интересам, стратегии и тактике классовой борьбы буржуазии на каждом данном отрезке времени. Ясно, что уже первая задача не может представлять собой сбор "чистой", абсолютно "объективной" информации, поскольку те, кто этим занят, являются носителями вполне определенного мировоззрения, характерного для того общества, где господствующие позиции занимают "заказчики" информации. Вторая же задача требует тщательного просеивания, сокрытия или выборочного использования, а главное, соответствующей интерпретации информации, которая должна, с одной стороны, вписываться в общий концептуальный фон буржуазной идеологии и пропаганды, а с другой - участвовать в создании и развитии этого фона.

Все это требует немалых материальных затрат монополий и капиталистического государства, интенсивных усилий большой армии специалистов (историков, политологов, социологов, экономистов, правоведов и т. д.) в рамках научных, учебных, пропагандистских и прочих центров крупнейших капиталистических стран, поддерживающих все более тесные связи между собой. Данные об организации, финансировании и межнациональных связях буржуазных советологов приведены в ряде работ советских ученых¹ . Только в США существует около 200 крупных и мелких научных и учебных советологических центров. В ФРГ имеется примерно 70 аналогичных учреждений "остфоршунга", специфика которых состоит в большой доле участия федерального пра-

¹ М. Р. Тульчинский. Адвокаты реванша. Западногерманский "остфоршунг" на службе боннской реваншистской политики. М. 1963, стр. 14 - 65; И. М. Краснов. Изучение истории СССР в США: некоторые цифры и факты. "История СССР", 1964, N 6; В. И. Салов. Современная западногерманская буржуазная историография. М. 1968, стр. 8 - 57; В. П. Филатов. Русские центры в США. "США: экономика, политика, идеология", 1970, N 4; Я. А. Блинкин. Как в США готовят "специалистов" по истории СССР. "Вопросы истории", 1972, N 10; Э. Журихин. Филантропические фонды США. "Мировая экономика и международные отношения", 1972, N 7; Б. И. Марушкин. История в современной идеологической борьбе. М. 1972, стр. 17 - 39; его же. Советология: расчеты и просчеты. М. 1976, стр. 13 - 23; Н. В. Романовский. Изучение истории СССР в Бирмингемском университете. "История СССР" 1973, N 3, и др.

стр. 71

вительства, католической церкви, а также в наличии центров, финансируемых реваншистскими организациями. Во Франции курсы по истории России и СССР читаются во многих университетах; изучение СССР и Восточной Европы является главным направлением деятельности Национального института восточных языков и цивилизаций, насчитывающего 9 тыс. студентов² . О средствах, расходуемых на советологию, дает представление бюджет Гуверовского института войны, революции и мира при Стэнфордском университете (Калифорния, США), одного из наиболее крупных центров, занимающихся изучением СССР и других социалистических стран, международных отношений, мирового революционного движения. В 1977 - 1978 гг. он составлял 4,4 млн. долларов³ . Размах и характер деятельности советологических учреждений позволили советским ученым с полным основанием сделать вывод о том, что в структуре буржуазной идеологии создана "своеобразная индустрия по ниспровержению идей научного коммунизма", возник "своеобразный "мозговой центр" международной реакции"⁴ .

Содержание советологической литературы, буржуазные концепции истории советского общества и развития реального социализма подвергнуты обстоятельной и убедительной критике в советской научной литературе⁵ . Показана связь этих концепций с политикой и идеологией антикоммунизма⁶ , с методологией буржуазных общественных наук⁷ . Однако буржуазная идеология - это не раз навсегда данное, застывшее явление, а развивающийся и усложняющийся комплекс идей и теорий, стремящихся реагировать на происходящие в мире изменения. Известной модификации неизбежно подвергается и такой консервативный ее компонент, как советология. Отсюда вытекает необходимость выявления этих изменений, оценки новых тенденций и соотнесения их со старыми. В данной статье будут рассмотрены концептуальный багаж и методы исследования, применяемые советологами, их связь с буржуазной политикой на нынешнем этапе и отношение к разрядке международной напряженности.

* * *

Интерес буржуазных идеологов к СССР и миру социализма не ослабевает. Как признается в одной из книг, вышедшей не так давно в Англии, "советский опыт столь богат", что "трудно найти проблему в области политики, к которой он не имел бы отношения"⁸ . Подсчита-

² R. Hilton. Russian and Soviet Studies in France. "Russian Review", January 1979, pp. 54, 56. Данные об американских и западногерманских центрах см. в литературе, указанной в сноске 1.

³ Я. А. Блинкин. Издания Гуверовского института войны, революции и мира. "Вопросы истории", 1978, N 10; "The Hoover Institution. Report, 1978". Stanford. 1978, p. 84.

⁴ А. М. Румянцев. Задачи общественных наук в борьбе против современной буржуазной идеологии. "Ленинизм и борьба против идеологии антикоммунизма на современном этапе". М. 1970, стр. 17; Б. И. Королев. Антисоветизм в глобальной стратегии империализма. М. 1976, стр. 27.

⁵ См., например, В. И. Салов. Указ, соч.; Б. И. Марушкин. История и политика. Американская буржуазная историография советского общества. М. 1969; "Критика буржуазной историографии советского общества". М. 1972; Н. П. Микешин. История против антиистории. М. 1973; "Реальный социализм и его фальсификаторы". М. 1975.

⁶ "Современный антикоммунизм. Политика. Идеология". М. 1973; Б. И. Королев. Указ, соч.; "Антисоветизм на службе империализма". М. 1976; Г. Л. Соболев. Кризис идеологии антикоммунизма и его отражение в американском советоведении. "Критика новейшей буржуазной историографии". Л. 1976; "Кризис антисоветизма". М. 1978.

⁷ В. И. Салов. Историзм и современная буржуазная историография. М. 1977; Б. Н. Миронов. Некоторые схемы истории СССР в современной англо-американской буржуазной историографии. "Критика новейшей буржуазной историографии".

⁸ M. McAuley. Politics and the Soviet Union. Harmondsworth. 1977, p. 12.

стр. 72

но, что с 1950 по 1970 г. в США было подготовлено 5666 бакалавров и 2514 магистров в советологии⁹ . С 1960 по 1964 г. в американских университетах в области изучения СССР и Восточной Европы было присуждено 400 степеней доктора философии (они присуждаются не только философам, но также историкам и политологам), а с 1964 по 1973 г. - уже 2522. Ежегодный прирост числа специалистов в данной области увеличился, таким образом, втрое, составив в начале 70-х годов более 250 человек¹⁰ . За последние годы наблюдается дальнейший рост числа докторов - россиеведов, советологов и славистов (хотя в этой динамике отмечались перепады). Так, в 1976 - 1977 гг. в университетах США, Канады и Великобритании было защищено 374 докторских диссертации по проблематике России, СССР и Восточной Европы¹¹ . Из них 281 относился к россике и советике, а в числе последних примерно 170 было посвящено истории и международным отношениям. Большинство диссертаций носит исторический и политологический характер, причем во многих случаях история и политическая наука перемежаются¹² .

Росту популярности политологических исследований за рубежом способствует увеличивающаяся заинтересованность буржуазных политиков в наибольшей практической отдаче общественных наук,. Политология призвана давать оценки сравнительного соотношения сил государств и групп государств, составлять различного рода сценарии и прогнозы их будущего развития, анализировать механизмы борьбы политических партий и т. д. На стыке буржуазной политологии, социологии и истории возникли популярные на Западе теории и концепции "модернизации", "индустриального общества", "массового общества", "групп интересов" и т. д. Эти теории и концепции не способны дать действительно достоверной и всесторонней картины общественного процесса, но они создают видимость движения буржуазной науки вперед, а в чем-то и на самом деле идут дальше ранее господствовавших представлений, например, в большей степени учитывают коренные социальные и политические изменения, происходящие в мире.

В советологии методы и понятийный аппарат новых направлений поначалу приживались медленно и трудно. Это объяснялось засильем в первое послевоенное десятилетие пресловутого мифа о "советском тоталитаризме", исходившего из того, что СССР, социалистическое общество (или "Восток") являются неизменным "злом", против которого необходимо вести борьбу всеми средствами, а развитые капиталистические страны (или "Запад") навечно олицетворяют идеалы свободы и демократии. Со второй половины 50-х годов, когда под влиянием объективных реалий начали рушиться одна за другой опоры этого мифа, положение дел стало меняться. На протяжении 60-х годов в советологию все больше внедряются теории "модернизации" и "индустриального общества", инструменты и методы, свойственные современной буржуазной социологии и политологии.

Западные советологи вынуждены были признать, что подход к изучению СССР с позиций концепции "тоталитаризма" завел их в тупик. Немало надежд они возложили на компаративный метод, занимающийся выявлением различия и сходства всевозможных социально-полити-

⁹ Я. А. Блинкин. Издания Гуверовского института войны, революции и мира, стр. 191.

¹⁰ R. F. Byrnes. The Academic Labor Market: Where Do We Go From? "Slavic Review", June 1977, p. 288.

¹¹ "Slavic Review", December 1977, pp. 734 - 740.

¹² Как отмечает В. И. Салов, сейчас в буржуазной историографии становится все труднее отличить историка-профессионала от политолога (В. И. Салов. Историзм и современная буржуазная историография, стр. 5). Это объясняется не только причастностью историков к политике, но и сближением сфер исследования и методов буржуазной историографии и политологии.

стр. 73

ческих институтов. В 1968 г. в США была создана Группа планирования сравнительных исследований коммунизма со своими печатными органами - журналами "Newsletter on Comparative Studies of Communism" и "Studies in Comparative Communism". Компаративистика расширила тематику советологических исследований, но не вывела их из тупика. Сравнительное изучение любых общественно-исторических явлений и процессов может быть плодотворным при непременном условии: если среди разнообразных критериев сравнения выделяются главные и второстепенные, а в качестве главного берется классовая природа государственного строя, его принадлежность к конкретному этапу определенной общественной формации. Между тем именно этот - самый существенный - критерий игнорируют как сторонники концепции "советского тоталитаризма", так и приверженцы теорий "модернизации" и "конвергенции".

Апологеты первой концепции относят к основным признакам "тоталитаризма" наличие в стране одной политической партии, централизацию руководства и управления всей жизнью общества. Эти признаки рассматриваются абстрагирование от социальной сущности явлений. Некоторые буржуазные историки и социологи обнаруживают "тоталитарные черты" в Древнем Египте времен Птолемеев, Риме после Диоклетиана, империи инков, Японии при династии Токугава, "гидравлических обществах" древнего Китая и Месопотамии, Англии Тюдоров и Московской Руси Ивана IV¹³ . К. Поппер находил элементы "тоталитаризма" в платоновских образах "идеального политика"¹⁴ . Пестрота подтягиваемых под понятие "тоталитаризм" явлений размывала самые основы этой концепции, и даже ее приверженцы были вынуждены признать, что в ней царит "величайшая неясность"¹⁵ .

Теоретики "модернизации" и "конвергенции" возводят в доминанту современного общественного развития абстрактно понимаемые "индустриализм", "техницизм" и "сайентизм", фетишизируя рост материального потребления. Суть проблемы они видят не в способе производства и характере собственности того или иного общества, а в уровне промышленного развития, который, по их мнению, обусловливает либо опережение, либо отставание этого общества во всех сферах жизни. Теория "модернизации" допускает существование в разных странах различающихся между собой политических, социальных и экономических институтов, но исходит при этом из того, что их специфика свидетельствует скорее о принадлежности к разным этапам единого по сущности модернизационного процесса, чем о коренных формационных расхождениях. Отсюда вытекает возможность конструирования концепций "стадий роста", "индустриального" и "постиндустриального" общества, которые подвергаются критике многими буржуазными учеными за отсутствие прочных методологических основ. По мнению шведского историка-экономиста Б. Густафсона, "термин "постиндустриальное общество" имеет малую смысловую ценность: он просто описателен... Как и предшествовавший ему термин "индустриальное общество", он обращает наше внимание на технико- экономические аспекты общества". Поэтому, заключает Густафсон, данная концепция должна быть связана с более общей теорией общественного развития¹⁶ .

¹³ K. A. Wittfogel. Oriental Despotism. A Comparative Study of Total Power. New Haven. 1957, pp. 101 - 108, 139; S. Andreski. Is Totalitarianism a Meaningful Concept? "Totalitarianism. Temporary Madness or Permanent Danger?" Boston. 1967, pp. 31 - 32; H. Seton-Watson. On Totalitarianism, "Political Opposition in One-Party States". L. 1972, p. 242; L. Schapiro. Totalitarianism. L. 1972, p. 94.

¹⁴ K. Popper. The Open Society and Its Enemies. Vol. 2. Princeton. 1963, p. 166.

¹⁵ C. J. Friedrich, Z. K. Brzezinski. Totalitarian Dictatorship and Autocracy. Cambridge (Mass.). 1956, p. 3; см. также "Totalitarianism. Temporary Madness or Permanent Danger?", p. XI.

¹⁶ "Post-Industrial Society". L. 1979, pp. 7 - 8, 11.

стр. 74

Но такой теории буржуазная наука выработать не смогла; нет ее, естественно, и у западных советологов. Хотя применение сравнительного метода в советологии несколько расширило ее угол зрения (появилось больше работ, посвященных изучению социалистических стран Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы как целого региона), оно не дало советологам ключа к действительно объективному и всестороннему изучению реального социализма. Надежды советологов на методы политических наук не оправдались, по их собственному признанию, из-за "невозможности втиснуть коммунистические системы в общие политологические схемы"¹⁷ . Американский советолог Дж. Хоф высказался еще определеннее: "Самые упрощенческие утверждения о Советском Союзе, те, что более всего подходят под проявления идеологической, вызнанной холодной войной предубежденности, обычно содержатся в сравнительных исследованиях"¹⁸ . В середине 70-х годов на Западе начали даже раздаваться голоса о необходимости отказа от сравнительных исследований социалистических стран¹⁹ .

Для современной советологии характерно известное видоизменение ряда концепций, относящихся к ключевым проблемам истории советского общества, а также возникновение новых аспектов в исследовании этих проблем. Обратимся в качестве примера к освещению в западной литературе революционного движения в России в эпоху империализма, теоретической и практической деятельности В. И. Ленина и особенно Великой Октябрьской социалистической революции. Внимание к этой тематике не ослабевает. Например, в ФРГ только во второй половине 60-х годов были изданы четыре объемистых биографии Ленина, а в связи со 100-летием со дня его рождения западногерманские газеты и журналы опубликовали 560 статей²⁰ .

В советской научной печати в последнее время появилось немало работ, посвященных критике буржуазных концепций Октября²¹ . В них отмечалось, что буржуазные историки уже не могут обходить или отодвигать на задний план вопрос о роли трудящихся масс в событиях 1917 г. в России. В отличие от прежних времен предметом их специального изучения становятся низовые эшелоны большевистской партии и их связь с рабочими Петрограда²² , активность рабочих Москвы в борьбе за свержение старого строя²³ . Появление такого аспекта исследований в западной литературе об Октябре объясняется Дискреди-

¹⁷ R. Kanet. Neue Tendenzen in der amerikanischen Kommunismusforschung. "Osteuropa", 1973, Jg. 23, Hf. 4, S. 255.

¹⁸ J. F. Hough. The Soviet Union and Political Science Theory. Cambridge (Mass.). L. 1977, pp. 222 - 223.

¹⁹ См. об этом "Философские проблемы идеологической борьбы". М. 1978, стр. 340 - 341.

²⁰ Р. Бауэрман, Г.-И. Рёчер. Ленинизм и классовая борьба. Критика современных концепций антиленинизма. М. 1976, стр. 15 - 16 (пер. с нем.).

²¹ Назовем лишь работы, вышедшие в год 60-летия Октябрьской революции и после: Б. И. Марушкин, Г. З. Иоффе, Н. В. Романовский. Три революции в России и буржуазная историография. М. 1977; А. Е. Кунина. Некоторые вопросы истории Октября и буржуазные фальсификаторы. "Вопросы истории КПСС", 1977, N 10; Н. В. Романовский. Современная буржуазная историография Великой Октябрьской социалистической революции. "Вопросы истории", 1977, N 10; Ю. И. Игрицкий. Октябрьская революция в новейшей буржуазной историографии. "История СССР", 1977, N 5; его же. Критика буржуазных концепций по вопросу о демократическом характере Октября. "Вопросы истории КПСС", 1977, N 9; Г. А. Ясковец. Правда и ложь о рабочем классе. Критика современной буржуазной историографии Англии и США о роли пролетариата в Февральской и Великой Октябрьской социалистической революциях. М. 1978; Г. Л. Соболев. Октябрьская революция в американской историографии. 1917 - 1970- е годы. Л. 1979.

²² A. Rabinoiwitch. The Bolsheviks Come to Power. The Revolution of 1917 in Petrograd. N. Y. 1976.

²³ D. Koenker. The Evolution of Party Consciousness in 1917: The Case of the Moscow Workers. "Soviet Studies", January 1978.

стр. 75

тацией представлений об Октябрьской революции как об узковерхушечном, случайном событии, более широким ознакомлением западных историков с трудами Ленина и советской исторической литературой, а также общим ростом интереса буржуазной исторической науки к рабочему движению и социальной истории²⁴ .

На фоне осмысления того факта, что революции представляют не нарушение "естественного хода событий" или проявление "дисфункции" стабильных социальных систем (как следовало из теории, разработанной известным американским социологом Т. Парсонсом), а итогом исторически обусловленной борьбы огромных масс людей на всем земном шаре за равенство и справедливость²⁵ , не является неожиданной и растущая критика версий о якобы незакономерном характере Октябрьской революции. Западные авторы указывают на то, что тезис о будто бы случайном совпадении обстоятельств, способствовавшем приходу к власти большевистской партии в октябре 1917 г., не выдерживает проверки на оселке истории последовавшей за этим длительной гражданской войны²⁶ . Отмечается, например, что в ходе ее крестьяне, составлявшие большинство населения России, воочию убедились, что несут им белогвардейские режимы, и предпочли им Советскую власть²⁷ .

Однако субъективистские, предвзятые версии, которыми изобиловала буржуазная советология в период "холодной войны", отнюдь не отброшены окончательно. Реакция, ярый антикоммунизм маскируют свои кредо и цели под натиском прогрессивных сил лишь временно, чтобы при удобном случае поднять на щит старое идейной оружие. Кроме того, диалектика идейной борьбы капиталистического мира против социализма такова, что примитивные, грубые формы этой борьбы, с одной стороны, противоречат более утонченным формам, а с другой - находятся с ними в объективном единстве. В аргументации, призванной опровергнуть марксистское понимание общественного процесса, на любом отрезке времени могут соседствовать и явно антимарксистские, и немарксистские, и замешанные на эклектических дрожжах, с вкраплениями элементов марксистского подхода концепции.

Такого рода ситуация сложилась и в полемике буржуазных теоретиков по вопросу о роли случайности и закономерности в истории (хотя приверженцев идеи закономерности становится все больше). В отношении Октябрьской революции тезис об исторической случайности используется ныне с помощью условного наклонения - "если бы". 12 лет назад в книге "Красный Октябрь", приуроченной к полувековому юбилею Советской власти, американский историк Р. Дэниэлс называл Октябрьское вооруженное восстание "азартной игрой" и ставил исход революции в зависимость от того, опознали ли бы казацкие и юнкерские патрули Ленина, когда он в ночь на 25 октября вместе с Э. А. Рахья направлялся из квартиры М. В. Фофановой в Смольный²⁸ . В канун 60-летия Октября английский историк Дж. Кип в статье "Большевистская революция: прототип или миф?" уверял читателей, что Ленину "сопутствовала колоссальная удача". Почему? "Допустим, - рассуждал Кип, - Ленина арестовали бы после июльских дней, произошла бы тогда Октябрьская революция?"²⁹ .

²⁴ См. "История и общество". "Вопросы истории", 1977, N 1, стр. 18 - 20.

²⁵ См. J. Race. The Unlearned Lessons of Vietnam. "The Yale Review", Winter 1977, p. 175.

²⁶ J. F. Hough. Op. cit., p. 12.

²⁷ "The Soviet Union". L. 1978, p. 56.

²⁸ R. V. Daniels. Red October. Englewood Cliffs. 1967, p. 160; ejusd. The Bolshevik Gamble. "Russian Review", October 1967, p. 337.

²⁹ J. Keep. The Bolshevik Revolution: Prototype or Myth? "The Anatomy of Communist Takeovers". New Haven - L. 1975, p. 55.

стр. 76

Подобный подход делает абсурдными поиски не только закономерности, но и смысла в истории вообще. Директор Центра по изучению России и Восточной Европы при университете г. Глазго А. Ноув, называет его "контрфактологическим". Хотя в истории и имеются альтернативы, пишет Ноув, они ограничиваются действием реально существующих социальных, экономических, военных факторов. Проблема исторического выбора теряет смысл, если ставить ее в ракурсе: что было бы, если бы случилось не так, а иначе? Выдвигаемую на Западе гипотезу о возможностях развития России по капиталистическому пути в случае поражения большевиков в 1917 г. автор называет "необоснованным упражнением в контрфактологической истории", которое сбрасывает со счетов первую мировую войну и неправомерно исходит из того, что темпы развития капитализма в России и вне ее постоянно оставались бы на уровне первого десятилетия XX века³⁰ .

С попытками свести причинно-следственные связи в истории к игре слепого случая вполне согласуются поиски объяснения событий и явлений в аномалиях психического склада выдающихся личностей, чем занимаются представители так называемой "психоаналитической школы" буржуазной социологии³¹ . Применение этого метода к исследованию деятельности основоположников научного коммунизма ошибочно вдвойне: оно не только заслоняет их действительные личные качества, но и полностью игнорирует кроющиеся в объективной реальности корни марксистско-ленинской теории, изображая ее плодом волюнтаристического воображения. Такого рода "изыскания", которыми ранее занимались Н. Лейтес, С. Поссони, А. Улам, в ходу у буржуазных идеологов и поныне, причем, адаптируясь к модным ныне общесоциологическим схемам буржуазных общественных наук, они порой приобретают весьма причудливые формы. Так, профессор истории и декан гуманитарного факультета Массачусетского технологического института Б. Мэзлиш обнаруживает в личности Ленина "уникальное" сочетание "аскетизма" профессионального революционера и... промышленного предпринимателя викторианской эпохи, которое якобы воплощало стремление совершить революцию ради модернизации России³² .

Как бы ни были абсурдны подобные "открытия", случайными их назвать нельзя. Теория "модернизации" предоставляет широкие возможности для уподобления и смешения общественных явлений, коренным образом различающихся. Революция выступает в ней как некий всеобщий инструмент приближения (далеко не всегда достигаемого) разнородных типов общества, но в основном отсталых в экономическом, политическом и социальном отношениях, к промышленно развитому Западу с его "плюралистическими" социально-политическими институтами. Такая идея, по сути, повторяется в последней книге одного из творцов этой теории, С. Эйзенштадта. Он критикует структурно- функциональный и системный подходы современной западной социологии, но сам не вырывается из их тисков. По Эйзенштадту (следующему за американским социологом Э. Шилзом), каждое общество имеет "центральную зону", или просто "центр" (государственные институты и слои, обладающие властью и влиянием, а также порядки и нормы поведения, выработанные ими), которому противостоит "периферия" (слои, институты нормы, не входящие в него или прямо оппозиционные "центру"). Устойчивость "центра" зависит от стабильности его связей с "периферией", которые, в свою очередь, определяются степенью доступа "периферии" в зону "центра". Достаточно широкий институциональ-

³⁰ A. Move. Political Economy and Soviet Socialism. L. 1979, pp. 220, 227.

³¹ См. В. И. Салов. Историзм и современная буржуазная историография, стр. 109 - 134.

³² B. Mazlish. The Revolutionary Ascetic. Evolution of a Political Type N. Y, 1976, p. 156.

стр. 77

но оформленный доступ обеспечивает общественное равновесие, слабый и случайный чреват революцией "периферии"³³ . Таким образом, различия между древними, средневековыми и современными государствами во всех частях света (древние Русь и Китай, Византия и исламские страны, Япония, США, Западная Европа и т. д.) Эйзенштадт видит преимущественно в характере отношений между различными частями одной и той же структуры (системы) - "центром" и "периферией", - не задаваясь при этом вопросами, какой тип государства является исторически наиболее прогрессивным и с какими классами общества связан его прогресс на том или ином этапе. По мнению Эйзенштадта, страны, осуществившие "модернизацию", застраховали себя от бурных, насильственных революций³⁴ .

Ярые антикоммунисты неохотно прибегают к теории модернизации для интерпретации реального социализма и уж, во всяком случае, не упускают возможности заявить, что социалистический путь является не лучшим путем модернизации³⁵ . И все же эта теория несколько расширила горизонты буржуазного обществоведения: признала необходимость и неизбежность исторической эволюции человечества и поставила под сомнение старую антитезу "плохой Восток - хороший Запад"³⁶ . Конечно, и поныне у этой антитезы находятся сторонники, считающие, что "Восток" остается "плохим" независимо от того, совершаются там революции или нет, тем более, что эти революции тоже "плохие". В применении к истории нашей страны эта позиция нашла свое выражение в концепции "преемственности" дореволюционной России и советского общества³⁷ . В концентрированном виде она представлена в статье профессора Чикагского университета Р. Хелли. Он пытается показать, что со времени Ивана III по сегодняшний день политический строй и духовная жизнь России не претерпели существенных перемен. Для Хелли не существует феодального государства, абсолютной монархии, диктатуры пролетариата и Советской власти: "гарнизонное государство" - вот что, по его мнению, всегда существовало в нашей стране. Для него нет революционного движения в России с его тремя этапами, революционных ситуаций и даже трех революций XX в.; он признает лишь "три революции служилого класса", под которыми подразумеваются меры, предпринимавшиеся неким внеклассовым и внеформационным "государством" при Иване III, Петре I и в годы первых пятилеток для создания аппарата и учреждений, на которые оно могло бы опереться. Наконец, Хелли игнорирует все социально-классовые конфликты в истории России, признавая лишь конфликты между государством и бесправной личностью³⁸ . Если добавить, что в число факторов, влиявших на ход русской истории, Хелли на одно из первых мест ставит географическую среду, то получится курьезная смесь из идей гоббсовского "Левиафана", геополитических теорий и современной антикоммунистической пропаганды.

Исторические изыскания Хелли, вероятно, стоят иных псевдоуниверсальных схем теоретиков "модернизации": там обнаруживается некое "единое индустриальное общество", здесь единое "гарнизонное государ-

³³ S. N. Eisenstadt. Revolution and the Transformation of Societies. A Comparative Study of Civilizations. N. Y.-L. 1978, pp. 37 - 38.

³⁴ Ibid., pp. 322 - 323.

³⁵ R. G. Wesson. Communism and Communist States. Englewood Cliffs. 1978, p. 2.

³⁶ Как писали в период расцвета теории "конвергенции" американские историки и философы истории Уилл и Ариэль Дюранты, "Восток есть Запад, а Запад есть Восток, и скоро обе половины должны сойтись" (W. and A. Durant. The Lessons of History. N. Y. 1968, p. 67).

³⁷ См. об этой концепции: Б. И. Марушкин. Советология: расчеты и просчеты, стр. 31 - 37; Б. Н. Миронов. Указ. соч.

³⁸ R. Hellie. The Structure of Modern Russian History: Toward a Dynamic Model. "Russian History/Histoire russe", 1977, vol. 4, pt. 1, pp. 3 - 7, 21 - 22.

стр. 78

ство". Но, конечно же, "динамическая модель" Хелли куда примитивнее, и это подметили другие американские россиеведы. Вместе со статьей Хелли были опубликованы комментарии его оппонентов. Двое не согласились с его концепцией. Э. Клеймола, возражая против модели "гарнизонного государства", указала, что представления Хелли о российском государстве мало чем отличаются от мемуаров путешественников, посетивших Россию в XVI-XVIII веках. "Никакое государство, - писала Э. Клеймола, - не может постоянно опираться на силу или ведать всеми делами, и Русское государство в этом отношении не было исключением"³⁹ . Р. Уортмен подверг сомнению не только трактовку сущности государства в России, предложенную Хелли, но и тезис о неизменном "служилом классе", подпирающем это государство. Каким образом, ставит вопрос Уортмен, политическая система допетровской эпохи, культивировавшая традиционные и религиозные ценности, может рассматриваться в качестве схожей с советской системой, осуществившей огромные экономические преобразования при активном участии масс? Хелли, продолжает автор, "предлагает простейшую бихевиористскую модель, описывающую вождей, элиты и их реакцию на определенные ситуации вне образа мышления, традиций, которые на них влияли, и целей, которые они ставили. Русская культура и идеи входят в эту схему только как признаки отсталости"⁴⁰ .

Оппонент Хелли, хотя и не назвал вещи своими именами, подметил в его "структуре: современной русской истории" несомненный налет русофобии. Этот налет характерен для многих советологических работ, написанных в духе версии о "преемственности" политики царской России и СССР. Антитеза "хороший Запад - плохой Восток" никогда не была так далека от науки и так близка к реакционной политике, как в настоящий момент, на этапе обострившейся борьбы за разрядку международной напряженности. Силы, стремящиеся обратить процесс разрядки вспять, используют весь набор псевдоисторических концепций, особо акцентируя внимание на мнимой исконной "чуждости" и "враждебности" России и Советского Союза Западной Европе. Хелли отдал совершенно определенную дань этой тенденции. По его словам, духовная жизнь, идеология России всегда были "антизападными", а русский народ был лишен таких "западных" качеств, как инициативность, предприимчивость, бережливость, деловитость и даже чувство времени⁴¹ .

Кампания "отлучения" России от Запада ведется с нарастающей интенсивностью с середины 70-х годов. В ней используются три пропагандистских варианта. Согласно первому из них, Россия традиционно была чуждой и враждебной Западу силой - это вариант Хелли⁴² . Согласно второму, идеология ленинизма, будучи наложенной на эти традиции, способствовала усилению "авторитарных" тенденций. Американский историк Р. Уэссон именует коммунистическую идеологию "антивестернизмом", а коммунистическое движение - "восстанием против западной либеральной традиции"⁴³ . "В силу идеологии, исторического опыта и традиционной русской паранойи Советский Союз совсем не похож на другие страны" - такую сверхпримитивную формулу искусственно отделяющую СССР не только от Запада, но и от остального мира в целом, предлагает читателю журнал "Orbis"⁴⁴ . Наконец, третий вариант,

³⁹ A. Kleimcla. The Muscovy Redux. "Russian Htstory/Histoire russe", 1977, vol. 4, pt. 1, p. 24.

⁴⁰ R. Wortman. Remarks on the Service State Interpretation. "Russian History/Histoire russe", 1977, vol. 4, pt. 1, p. 40.

⁴¹ R. Hellie. Op. cit., pp. 11 - 12.

⁴² Таких же позиций придерживаются Х. Ситон-Уотсон ("Encounter", November 1976, pp. 25 - 33), Р. Пайпс (R. Pipes. Russia Under the Old Regime. N. Y. 1974, p. XXI), Э. Кинан ("The Wall Street Journal", 1.III.1977, p. 40).

⁴³ R. G. Wesson. Op. cit., p. 31.

⁴⁴ M. E. Miller. The Role of Western Technology in Soviet Strategy. "Orbis", Fall 1978, p. 564.

стр. 79

приобретающий все большую популярность у идеологов антикоммунизма в последние годы, гласит, что до 1917 г. Россия составляла часть "западного мира" (или, во всяком случае, сближалась с ним), а после Октябрьской революции пошла на радикальный разрыв с ним. Придерживающийся этой точки зрения третий оппонент Хелли Дж. Кракрафт встал на защиту самодержавия, заявив, что в конце XIX в. в Европе повсюду сложились "государства благоденствия" и до Октябрьской революции духовное развитие России "совпадало с основным центрально- и восточноевропейским потоком"⁴⁵ . "В 1917 г. Россия ушла из Европы", - категорически заявляет маститый французский философ и историк Р. Арон⁴⁶.

Все эти претендующие на историзм параллели и антитезы не выдерживают проверки на оселке исторических фактов. Действительно, ведь процесс преодоления феодальной раздробленности и складывания централизованного государства с сильной королевской властью наблюдался в средние века повсюду и начался отнюдь не с России, а именно с Западной Европы. Феодальное государство при всем различии в объеме власти монархов и характере вассалитета, размере армий и государственно-чиновничьего аппарата и в Западной Европе, и в Восточной, и на других континентах выражало интересы господствующего класса. То же относится к генезису и развитию буржуазных отношений и капиталистического государства. Исторический путь России (как и любой другой страны) свидетельствует о существовании не дробных и обособленных общественных процессов, а особенностей внутри единого общественного процесса. Полагать иначе - значит не различать главное и второстепенное в развитии человечества и допускать возможность бесконечного дробления истории, в том числе истории Западной Европы. В конце концов инквизиция и орден иезуитов возникли в Западной Европе. Людовик XIV говорил: "Государство - это я". Французская буржуазная революция конца XVIII в. привела к возникновению министерств внутренних дел и (при Наполеоне) разветвленной системы полицейского надзора, а с аппаратом британских колониальных служб (являвшим пример централизации управления в мировом по существу масштабе) не мог сравниться ни один другой государственный аппарат той эпохи.

Небезынтересны возражения такого далекого от марксистского понимания истории исследователя, как Ноув, против преувеличения специфики России. Хотя монархическая власть в России была более сильной, чем в других европейских странах, пишет Ноув, нельзя утверждать, что большевизм и современное советское общество были "неизбежными" из-за русских традиций, ибо "историческая традиция - многосторонняя вещь". Те особенности функционирования государства, которые часто приписываются дореволюционной России, присущи и Западной Европе. Это, указывает тот же автор, относится, например, к возникновению крупной чиновничьей прослойки, получающей от государства определенные привилегии⁴⁷ .

Что касается тезиса Р. Арона о том, что вместе с Октябрьской революцией "Россия ушла из Европы", то он прямо продиктован политическими соображениями, причем весьма реакционного свойства. Арон стремится доказать, что Запад не может достичь договоренности с социалистическим государством - СССР, а поэтому политика разрядки и общеевропейского сотрудничества обречена на провал. Однако смогли же Франция и Англия установить союзнические отношения с Советским

⁴⁵ J. Cracraft. Soft Spots in the Hard Line. "Russian History/Histoire russe", 1977, vol. 4, pt. 1, p. 33.

⁴⁶ R. Aron. The Crisis of the European Idea. "Government and Opposition. A Journal of Comparative Politics", Winter 1976, pp. 8 - 9.

⁴⁷ A. Nove. Op. cit., pp. 3, 9.

стр. 80

Союзом, когда они оказались на грани порабощения германским нацизмом - продуктом развития европейского империализма. Именно СССР внес наибольший вклад в победу во второй мировой войне и, следовательно, в формирование того будущего, неотъемлемой частью которого стали разрядка и договоренность общеевропейского совещания в Хельсинки. Напомним, что в самый разгар войны не кто иной, как генерал де Голль, заявлял: "Тот факт, что завтра Россия, несомненно, будет фигурировать в первом ряду победителей, дает Европе и всему миру гарантию равновесия... К общему несчастью, слишком часто на протяжении столетий на пути франко-русского союза встречались помехи или противодействия, порожденные интригами или непониманием. Тем не менее необходимость в таком союзе становится очевидной при каждом новом повороте истории"⁴⁸ .

"Забывчивость" в отношении уроков истории характерна для всех противников разрядки и сотрудничества капиталистических и социалистических стран. Ни Россия, ни СССР никогда не поднимали оружия против тех стран, которые в буржуазной исторической науке именуются "Западом", не воевали на территориях Англии и США, не нарушали первыми мира с Францией. Более того, Россия не раз выступала как союзница этих стран, и это помогало им отстоять национальную целостность и суверенитет. И, напротив, в 1918 - 1919 гг. именно Антанта организовала вооруженную интервенцию против Советской России. Но это не мешает некоторым западным теоретикам заявлять о существовании "извечной русской мечты - взять верх над Западом"⁴⁹ . Именно такого рода фальшивые обобщения используются противниками разрядки для интерпретации современных отношений между СССР и капиталистическими странами.

* * *

Разрядка не изменила и, разумеется, не могла изменить мировоззренческих позиций и методологических посылок буржуазной советологии. Однако она проложила более четкую грань между сторонниками и противниками мирного сосуществования государств с различным общественным строем, между ярыми антикоммунистами и теми, кого можно было бы назвать умеренными противниками коммунизма и буржуазными либералами. Этот процесс дифференциации, характерный для современного этапа общего кризиса капитализма, усилился в 70-х годах в связи с действием ряда факторов, менявших соотношение сил на мировой арене в пользу реального социализма.

Резкое увеличение активности наиболее реакционных сил мирового империализма сопровождается активизацией наиболее консервативной части буржуазных идеологов. Спектр течений в буржуазной идеологии начал смещаться вправо. В США, в частности, по свидетельству самой американской прессы, происходит возрождение консерватизма, более опасного, чем в 50-е годы, наблюдается усиление позиций "неоконсерваторов" в конгрессе⁵⁰ .

Вокруг разрядки международной напряженности развернулась острая борьба мнений и среди советологов. Как и следовало ожидать, сторонники концепций "тоталитаризма" и "враждебности" России Западу

⁴⁸ "Советско-французские отношения во время Великой Отечественной войны". Документы и материалы. М. 1959, стр. 55 - 56.

⁴⁹ W. E. Griffith. The Soviet Union and Eastern Europe: an Overview. "The Soviet Empire: Expansion and Detente". Lexington - Toronto. 1976, p. 2; H. Owen. Peace or War? "Sitting National Priorities. The Next Ten Years". Washington. 1976, p. 44.

⁵⁰ "Dissent", Winter 1979, pp. 13 - 14 (см. также "New Republic", September, 8, 1978). О поправении идеологии американского "истэблишмента" см.: Ю. А. Замошкин. А. Ю. Мельвиль. "Морализм" и разрядка. "США: экономика, политика, идеология", 1977, N 11. А. Ю. Мельвиль. Идеология американского неоконсерватизма. "США: экономика, политика, идеология", 1978, N 10.

стр. 81

выступили против разрядки. Характерна солидарность в этом отношении антикоммунистов из разных стран. Так, один из печатных органов международного антисоветизма, журнал "Survey", опубликовал коллективную декларацию английских и американских советологов, предававшую разрядку анафеме. Р. Конквест, Р. Пайпс, Л. Шапиро, Л. Лабедз, Б. Крозьер и другие выразили "глубокую озабоченность тем, что политика разрядки, практиковавшаяся до сих пор, не была хорошо продумана на Западе, что ее конечным результатом явилась эрозия способности западного мира охранять свои ценности и свой образ жизни"⁵¹ . Декларация содержала перечень "требований" к Советскому Союзу, которые должны были предъявить правительства стран Запада в обмен на разрядку. Известный американский советолог Р. Такер предлагал вернуться к политике "сдерживания" времен "холодной воины"⁵² .

В последнее время все большее распространение получают адресованные СССР упреки, что он не принимает "правил игры" Запада. На это сетуют, например, тот же Такер и К. Грей, выдающие сугубо оборонительные мероприятия Советского Союза (например, меры по гражданской обороне) за свидетельство якобы агрессивных намерений⁵³ . Эгоцентризм и предвзятость такой позиции берут истоки в международных нормах того времени, когда империализм безраздельно господствовал на земном шаре⁵⁴ .

Однако западные "правила игры" никогда не были направлены на достижение действительно прочного мира и социальной справедливости. Известно, что в США еще в середине 50-х годов был тщательно разработан всеобъемлющий план военных действий против СССР с применением ракетно-ядерного оружия, получивший название "Дропшот"⁵⁵ . Анализ формирования военно-политической стратегии США после второй мировой войны позволил советским исследователям сделать вывод о том, что возможность использования ядерного оружия с минимальным риском для США была ключевой темой этой стратегии⁵⁶ .

В раздувании мифа о "советской угрозе" и "военном отставании" США наряду со специалистами Пентагона и ЦРУ принимают активное участие "академические" советологи типа небезызвестного Р. Пайпса. Вместе с тем в выходящей на Западе литературе встречается немало противоречий и даже признаний, перечеркивающих попытки придать этому мифу какое-то правдоподобие. Так, эксперт правительства США по вопросам военной организации НАТО С. Кэнби проговаривается, что, во-первых, НАТО отнюдь не уступает в Центральной Европе Организации Варшавского Договора по численности войск и ресурсам, а, во-вторых, разрабатывает стратегию и тактику отнюдь не обороны, а наступления⁵⁷ . Глава делегации США на переговорах по ограничению стратегических вооружений У. Джонсон заявил, что, по его мнению, СССР не собирается наносить первый удар по Соединенным Штатам ввиду его бессмысленности⁵⁸ .

⁵¹ "Survey", Spring-Summer 1974, p. 1.

⁵² R. W. Tucker. Beyond Detente. "Commentary", 1977, vol. 63, N 3, pp. 47, 50.

⁵³ C. Grey. Who's Afraid of the Cruise Missile? "Orbis", Fall 1977, pp. 523 - 534.

⁵⁴ См. об этом Г. А. Трофименко. Американский подход к мирному сосуществованию с Советским Союзом. "США: экономика, политика, идеология", 1978, N 7, стр. 42 - 45.

⁵⁵ "Dropshot: the United States Plan for War with the Soviet Union in 1957" N. Y. 1978.

⁵⁶ См.: Г. А. Трофименко. США: война, политика, идеология. М. 1976, стр. 322 (см. также стр. 314 - 327); его же. Американский подход к мирному сосуществованию с Советским Союзом; его же. Средства и методы внешней политики США. "Вопросы истории", 1979, N 5, стр. 65 - 67.

⁵⁷ S. L. Canby. Mutual Forces Reduction: a Military Perspective, "International Security", Winter 1978, pp. 131, 134.

⁵⁸ "U. S. News and World Report", April 4, 1977, p. 26.

стр. 82

Трезвомыслящие ученые и реалистические политические деятели Запада, серьезно оценивающие опасность продолжения гонки вооружений, решительно выступают и против мифа о "советской угрозе". Показательны в этом отношении статьи известного советолога, специализирующегося на изучении внешней политики и военной доктрины СССР, ныне посла США в Болгарии Р. Гартхофа, а также бывшего советника президента Д. Эйзенхауэра по науке и технике Дж. Кистяковского. Гартхоф обнаруживает в американской печати "десять наиболее распространенных заблуждений" относительно мнимых намерений и возможностей СССР вступить в военный конфликт с США. "Те, кто наиболее решительно утверждает о намерении СССР добиться военного превосходства над нами и использовать его, - пишет он, - это зачастую те же, кто упорнее всех призывает Соединенные Штаты установить или восстановить собственное военное превосходство над Советским Союзом"⁵⁹ . Конкретные примеры раздувания в США ложной шумихи о "советской опасности" привел и Дж. Кистяковский. Эта шумиха, пишет автор, наблюдается не один десяток лет, но каждый раз основывается на преувеличенных утверждениях. Существующее соотношение стратегических сил, заявляет он, свидетельствует о военно-стратегическом паритете между СССР и США⁶⁰ .

В западной литературе опыт взаимоотношений СССР и капиталистических стран чаще всего преломляется через призму догматов антикоммунизма и подается в крайне извращенном виде. Характерный пример использования русофобии, версий об "азиатском деспотизме" и "традиционном русском экспансионизме" для дискредитации разрядки и тех, кто выступает за нее, - полемика английского профессора Х. Ситон-Уотсона против Дж. Кеннана⁶¹ .

На иных позициях стоят трезвомыслящие западные историки. Профессор Кембриджского университета Э. Карр, автор многотомной "Истории Советской России", в интервью редакции журнала "New Left Review" указывает, что "действительная опасность" состоит в том, что "мы можем попытаться вообще пройти мимо... огромных достижений Октябрьской революции". Пропагандистскую кампанию по поводу "прав человека" он назвал "низкой и ужасной", принявшей в США характер "взрыва национальной истерии"⁶² . Директор Программы русских исследований Принстонского университета С. Коэн также осудил указанную кампанию. "США, - пишет он, - не обладают ни мудростью, ни силой, ни правом пытаться непосредственно направлять изменения внутри СССР"⁶³ . Указывая, что политика прочной разрядки должна опираться на историческую перспективу и быть дальновидной, Коэн упрекает политиков США и тех советологов, чьи рекомендации они использовали, в забвении фактора историзма. "По мере роста профессионального изучения СССР с конца 1940-х годов, - писал он в другой, ранее вышедшей статье, - многие наши ошибочные концепции советской внутренней и внешней политики вырастали явно или подспудно прежде всего из наших ошибочных концепций прошлого СССР"⁶⁴ .

⁵⁹ R. L. Garthoff. On Estimating and Imputing Intentions. "International Security", Winter 1978, pp. 23, 28 - 29.

⁶⁰ G. B. Kistiakovsky. False Alarm: the Story Behind Salt II. "The New York Review of Books", 22.III.1979, p. 38.

⁶¹ См. Ю. И. Игрицкий. Полемика по поводу разрядки на страницах журнала "Encounter". "Вопросы истории", 1977, N 10.

⁶² E. H. Carr. The Russian Revolution and the West. "New Left Review", September- October 1978, pp. 25, 31; Я. А. Блинкин. Английский ученый о влиянии Великого Октября и проблемах современности. "Вопросы истории", 1979, N 9.

⁶³ S. Cohen. A New Look at the Sources of Soviet Conduct. Why Detente Can Work? "Inquiry", 1977. vol. 6, N 4, p. 16.

⁶⁴ S. Cohen. Politics and the Past: the Importance of Being Historical. "Soviet Studies", January 1977, p. 140.

стр. 83

Многие другие западные, прежде всего американские, советологи также прямо связывают неверные оценки и просчеты политических кругов Запада с предвзятостью и ложным подходом к истории отношений со странами социализма⁶⁵ . Но из этого негативного опыта серьезные уроки по-прежнему не извлекаются. Советологи типа Конквеста, Саттона, Пайпса по-прежнему ратуют за свертывание сотрудничества, за силовое противоборство двух систем. Между тем история свидетельствует, что на путях сотрудничества с СССР капиталистические страны неизменно получали больше выгоды, чем на путях конфронтации. Так было, когда после "великой депрессии" конца 20-х - начала 30-х годов размещение советских заказов в Европе и США помогло сокращению там безработицы и деловому оживлению. Так обстоит дело и сейчас, когда торговля СССР и других социалистических стран с промышленно развитыми капиталистическими государствами обеспечивает работой около 2 млн. человек⁶⁶ .

Расширение экономических связей государств с различным общественным строем является, как известно, важным элементом разрядки в силу того, что, во-первых, приносит взаимную выгоду и способствует их хозяйственному развитию, а, во-вторых, продвигает вперед интернационализацию экономической жизни, делающую современную войну еще более бессмысленной. Это понимают и многие советологи-экономисты. О заинтересованности американских фирм в использовании последних научно-технических достижений СССР сообщал журнал "Science News", приведший ряд примеров покупки ими советских лицензий⁶⁷ . Взаимовыгодность расширенных экономических связей Запада с Советским Союзом и их содействие углублению разрядки подчеркивают американские советологи-экономисты М. Гольдман, М. Шульман, П. Марер⁶⁸ .

Тем не менее тезис о том, что разрядка и рост торговли Восток-Запад выгодны преимущественно первому, занимает весьма прочное место в буржуазной политической и экономической литературе. Особенно настойчиво идеологи правой ориентации предупреждают правительства капиталистических стран против продажи "западной технологии" Советскому Союзу. Об этом говорилось, например, на конференции советологов, состоявшейся в марте 1976 г. в Институте по изучению международных изменений при Колумбийском университете⁶⁹ . Политика США и Западной Европы по отношению к СССР, ее направления, возможности Запада влиять на внешнюю и внутреннюю политику социалистических стран - вот над чем ломали голову участники этой конференции.

* * *

Возникает вопрос: прислушиваются ли власть предержащие в капиталистических странах к советологам, насколько тесны связи между ними? Для ответа на этот вопрос необходимо учитывать, что именно от советологов буржуазные правительства получают постоянную и определенным образом систематизированную информацию о Советском Союзе. Различные правительственные службы тесно связаны с советологами. Нередко правительственные эксперты (а также журналисты, пишущие об СССР) становятся преподавателями и научными работниками в области советологии. Так, Дж. Кеннан и Э. Карр пришли в науку из дипломатической сферы. Но есть и обратные примеры: карьеры Г. Киссинджера и З. Бжезинского. Сращивание научного аппарата с пра-

⁶⁵ См., например, A. Dallin. Bias and Blunders in American Studies on the USSR. "Slavic Review", September 1973; A. G. Meyer. An Anti-Anti-Communist Looks at Detente. "The Soviet Union in the Seventies and Beyond". Lexington etc., 1975.

⁶⁶ "Материализация разрядки. Экономические аспекты". М. 1978, стр. 314.

⁶⁷ "За рубежом", 1977, N 49, стр. 7.

⁶⁸ "Winning Business in the USSR". L. 1978, pp. 9 - 13, 25 - 27, 32.

⁶⁹ "Soviet Union/Union Sovietique", 1977, vol. 4, pt. 1, pp. 110 - 111.

стр. 84

вительственным вообще характерный для современного капиталистического государства феномен (особенно в США после второй мировой войны). Оно выражается не только в сотрудничестве ученых с правительственными кругами. Изучая явление, которое он назвал "новым нечистым союзом" между общественными науками и вершителями политики в США, социолог И. Горовиц пришел к выводу, что "обществоведы и политики не просто взаимодействуют друг с другом; они вырабатывают профессиональный образ мышления и нормы, которые определяют текущее и будущее взаимодействие"⁷⁰ . Материальную основу его составляют щедрые дотации правительства на исследовательские проекты.

Идеологическая основа "нового нечистого союза" - защита и укрепление устоев буржуазного общества, а то и открытый антикоммунизм. Профессор университета Торонто Г. Скиллинг вспоминает, как еще в 1948 г. президент одного крупного учреждения США называл формировавшуюся тогда организационно советологию "воинствующей силой для разгрома ложных идеологий", а один из советологов той поры заявлял: "Американский преподаватель общественных наук стоит и должен стоять на передовой линии огня... Преподаватель ведет сражение в области идей"⁷¹ . Неудивительно, что в число "рыцарей холодной войны", составивших политическую элиту США в конце 40-х - начале 50-х годов, вошли не только крупнейшие промышленники, финансисты и юристы, но и университетские профессора⁷² , причем одни из них, как пишут сами американские авторы, сознательно сделали "правильный" политический выбор, а другим помог "толчок в спину"⁷³ . Анкетный опрос американских социологов выявил, что многие из них лишь притворяются идеологически независимыми, а на деле прямо зависят от доминирующей в обществе идеологии⁷⁴ . Это особенно верно в отношении тех, кто занимается изучением СССР. "Некоторые либералы, вроде Пайпса, видят в самой советской системе как таковой угрозу западному обществу, - признавал профессор Колумбийского университета А. Эрлих. - Такие люди хотели бы в одно прекрасное утро проснуться и обнаружить, что Советский Союз исчез"⁷⁵ .

Интересные примеры воздействия советологов на политику привел Дж. Хейнс, пресс- секретарь бывшего премьер-министра Великобритании Г. Вильсона. Во время своего визита в СССР в феврале 1975 г. Вильсон собирался на приеме в его честь упомянуть о желательности мирного сосуществования. Ведущий советолог в сопровождавшей Вильсона бригаде экспертов предложил убрать эти слова на том основании, что русские якобы понимают мирное сосуществование иначе, чем Запад, включая в это понятие разного рода подрывные действия. Вильсон не внял полностью этому провокационному совету, но намеченный ранее текст выступления слегка изменил. Вторично английские советологи предостерегали премьер-министра против употребления термина "мирное сосуществование" перед общеевропейским совещанием в Хельсинки, однако Вильсон назвал их рекомендации "совершенной чепухой"⁷⁶ .

⁷⁰ I. L. Horowitz. Ideology and Utopia in the United States. L. - Oxford - N. Y. 1977, pp. 398, 400.

⁷¹ H. Skill ng. Soviet and Communist Politics: a Comparative Approach. "Communist Studies and Social Sciences", Chicago, 1969, p. 46.

⁷² J. C. Donovan. The Cold Warriors: a Policy-Making Elite. Lexington etc. 1974, pp. 284 - 285.

⁷³ R. W. Schilling. Scientists, Foreign Policy and Politics. "Comparative Studies in Science and History". Columbus. 1974, p. 282.

⁷⁴ E. C. Ladd, S. M. Lipset. The Divided Academy. Professors and Politics. N. Y. etc. 1975, p. 113.

⁷⁵ Цит. по: Г. Герасимов. Алхимики от науки или почему чахнет племя "советологов". "Комсомольская правда", 29.IX.1974.

⁷⁶ J. Haines. The Politics of Power. L. 1977, pp. 85 - 87.

стр. 85

Часто ли здравый смысл политиков-практиков Запада берет верх над реакционными умствованиями его теоретиков? Если бы так было всегда, доктрины "сдерживания", "отбрасывания", "наведения мостов" и т. д. и т. п. оказывались бы мертворожденными. Советологи, как писала газета "The New York Times" во время крупнейшей международной конференции советологов и славистов в г. Банфф (Канада) осенью 1974 г., поставляли политическим кругам теоретические разработки для ведения "холодной войны"⁷⁷ . "Советологи имеют особые обязанности, а именно обеспечивать конгресс и общественность перспективой, которая призвана внести вклад в выработку более последовательной и стабильной внешней политики", - прямо заявлялось на конференции в Колумбийском университете в марте 1976 года⁷⁸ . Подтверждением этого являются ее материалы, фокусировавшиеся вокруг трех проблем: уязвимые и сильные позиции СССР в меняющихся международных условиях; влияние технологии и идей Запада на социалистические страны; масштабы внешнего воздействия на внутриполитическую жизнь Советского Союза. В конференции приняли участие более 30 политологов, экономистов, историков из разных стран, преимущественно из США: З. Бжезинский, Э. Хоффман, А. Даллин, Д. Хазард, В. Аспатурян, М. Гольдман, М. Шульман, Р. Левенталь, П. Асснер и другие. С докладами и сообщениями выступили эксперты правительства США А. Брумберг и Д. Хардт, представитель ЦРУ Д. Уитмен. "Соединенные Штаты и другие западные страны сейчас пересматривают свои прежние взгляды на Советский Союз и вырабатывают новые процедурные и сущностные отношения с ним", - заявил во введении к публикуемым материалам конференции Э. Хоффман⁷⁹ . Речь шла прежде всего о способах вмешательства во внутренние дела нашей страны.

Участники конференции не пришли к единому мнению. Советологи крайне правой ориентации призывали к активизации "давления" на Советский Союз, используя как правительственные каналы, так и средства идеологической диверсии, включая радиостанцию "Свобода". Большинство выступавших, однако, признало, что официальное давление не принесет желаемых результатов. По мнению Д. Уитмена, с которым согласился представитель корпорации РЭНД А. Горелик, у США имеется "очень мало рычагов воздействия на политический процесс в СССР", поэтому необходимо "разделение функций" между правительственными и неправительственными организациями: первые ведут официальные переговоры, вторые готовят "специальные кампании по вопросам, имеющим гуманистическое значение"⁸⁰ .

На конференции раздавались и голоса, призывавшие отказаться от политики морального давления на Советский Союз и искусственного увязывания одних проблем с другими. "Если учесть наши связи с иранским шахом (и многое другое), СССР, безусловно, придет к выводу, что наше вмешательство в действительности не имеет ничего общего с правами человека, а скорее ставит целью поставить его в трудное положение и ослабить", - заявил один из выступавших⁸¹ . В пользу разрядки высказался профессор Стэнфордского университета А. Даллин, указавший, что она несет Советскому Союзу не больше выгод, чем Западу, что утверждения о превосходящей военной мощи СССР являются преувеличенными. "Мы получаем большую часть нашей информации от людей, которые заинтересованы в искажении положения вещей", - констатировал Даллин⁸² . К подобным разумным доводам, однако, остались глухи

⁷⁷ "The New York Times", 20.IX.1974.

⁷⁸ "Soviet Union/Union Sovietique", 1977, vol. 4, pt. 1, p. 94.

⁷⁹ Ibid., p. 16.

⁸⁰ Ibid., pp. 114 - 115.

⁸¹ Ibid., p. 124.

⁸² Ibid., p. 86.

стр. 86

определенные политические круги Запада, располагающие воможностями воздействовать на формирование политики по отношению к СССР.

Из неправительственных организаций, влияющих на политику крупнейших капиталистических стран, отметим так называемую Трехстороннюю комиссию, созданную в 1973 г. представителями США, Японии и Западной Европы⁸³ . Один из докладов комиссии, подготовленный на средства концерна "Фольксваген", был написан профессором Чикагского университета, председателем комиссии по изучению славянских стран в этом университете Дж. Эзраэлом, бывшим послом Японии в СССР Т. Накагавой и почетным профессором "Свободного университета" в Западном Берлине Р. Левенталем. Лейтмотив доклада: необходимость более активной идейно-политической борьбы с миром социализма, переход от обороны к наступлению в этой борьбе. "В качестве главной установки в наших долгосрочных взаимоотношениях с коммунистическими державами Запад не должен, - пишут авторы, - удовлетворяться защитой своих фундаментальных ценностей и стремлением воплотить их в явь на собственной территории: он должен поставить себе цель оказывать влияние на естественные процессы изменений в "третьем мире" и даже в коммунистическом мире в направлении, скорее благоприятном, чем неблагоприятном для этих ценностей"⁸⁴ . С этой целью предлагается усиливать "мирное проникновение", пропаганду западных "ценностей", шире применять тактику "увязывания" одних проблем, в разрешении которых более заинтересован СССР, с другими, где Запад стремится изменить статус-кво в свою пользу, сохранять значительное военное присутствие США в Западной Европе и на Дальнем Востоке при одновременном укреплении военных возможностей стран, расположенных в этих регионах.

Доклад проникнут духом откровенного недоверия к разрядке, в нем делается акцент на тезисе о "фундаментальной нестабильности" международной обстановки, предназначенном оправдать авантюристические акции империализма. Окончательный текст этого доклада был обсужден и принят на восьмом совещании Трехсторонней комиссии в Бонне. Представитель США поддержал рекомендации о "тактике увязывания", заявив, что предоставление СССР долгосрочных кредитов должно сопровождаться требованиями "некоторой сдержанности" советской внешней политики⁸⁵ .

Примеров того, как вырабатываемые в советологических центрах концепции, "модели" и "сценарии" используются в практической политике капиталистических стран, можно было бы привести немало. Но, нам думается, связь изысканий советологов с этой политикой и без того не подлежит сомнению. В последнее время за теми или иными внешнеполитическими действиями Запада все чаще маячат тактические и стратегические формулы, составляемые правым, наиболее консервативным и открыто антикоммунистическим крылом советологов.

И все-таки нельзя утверждать, что антикоммунизм безраздельно господствует в изучении СССР на Западе. Повторим: разрядка проложила более четкий водораздел между твердолобыми и более умеренными идейными противниками коммунизма. В советологии отражаются процессы, характеризующие сегодня буржуазную идеологию и буржуазное обществоведение вообще. Среди этих процессов и такие, как отход все более значительного числа ученых от откровенно субъективистских и идеалистических позиций, растущее внимание к марксизму и как след-

⁸³ См. Г. А. Воронцов, Трехсторонняя концепция: теория и практика. "Вопросы истории", 1979, N 4.

⁸⁴ J. Azrael, R. Lowenthal, T. Nakagawa. An Overview of East-West Relations. Report of the Trilateral Task Force on East-West Relations to the Trilateral Commission, N. Y. - Tokyo - P. 1978, p. 46.

⁸⁵ Ibid., p. 67.

стр. 87

ствие этого - к социальной истории и рабочему движению⁸⁶ . Взгляды некоторых буржуазных историков находятся в стадии ломки, в "движении"⁸⁷ . Раздаются призывы пересмотреть традиционные концепции и схемы, доминирующие на Западе в изучении Советского Союза. Предпринимаются, пусть робкие, попытки такого пересмотра. В качестве примера можно указать на критику традиционного изображения Ленина как волюнтариста, якобы отошедшего от марксизма и перенявшего народнические, бланкистские принципы революционной борьбы⁸⁸ .

Все чаще встречаются признания ошибочности традиционного подхода буржуазной советологии к изучению политической системы социалистического общества. "Западные ученые создавали крайне непривлекательную картину политического процесса (в СССР. - Ю. И. )", - пишет английский исследователь Р. Хилл, считая, что увлечение так называемым "кремленологическим" подходом вело к игнорированию и преуменьшению значения деятельности местных органов власти в советском обществе⁸⁹ . "Наша беда в том, что мы не принимали всерьез участия граждан СССР в общественной жизни, - отмечает Дж. Хоф. - ...Хотя многие сотни американских исследователей побывали в советских университетах в последние 20 лет, мы не имеем ни малейшего представления о взаимодействии или даже роли групп контроля, комитетов профсоюзов, комитетов комсомола, партийных комитетов, ученых советов и других типов постоянных и временных комиссий, функционирующих внутри них". Книга о народном контроле, предисловие к которой написал Хоф, свидетельствует о некотором расширении фокуса зрения западных советологов, изучающих политическую систему СССР. В качестве отличительной черты народного контроля автор упомянутой книги Дж. Адаме называет "широкое участие общественности"⁹⁰ . Английские советологи Д. Лэйн и Ф. О'Делл делают вывод о сплоченности советского рабочего класса и объясняют ее отсутствием в СССР частной собственности, ролью профсоюзов, а также членства рабочих в КПСС⁹¹ . Профессор Гейдельбергского университета К. фон Байме называет участие трудящихся масс в управлении производством "одним из величайших нововведений социализма"⁹² .

Разумеется, в работах Хофа, Хилла, Адамса и их коллег далеко не со всем можно согласиться. Однако они стремятся преодолеть предубежденность сложившихся в западной советологии канонов. И не случайно подход Хофа подвергается критике со стороны более ортодоксальных буржуазных советологов⁹³ .

Дифференциация взглядов буржуазных советологов вполне закономерна. Мир социализма обусловливает ее самим своим развитием. Укрепление позиций мирового социализма, всех прогрессивных сил создает, как подчеркивается в постановлении ЦК КПСС "О дальнейшем улучшении идеологической, политико-воспитательной работы", благоприятные условия для развертывания идеологического наступления про-

⁸⁶ См. Е. Жуков, О. Соколов. История и общество. К итогам XIV Международного конгресса исторических наук. "Коммунист", 1976, N 2, стр. 120; "История и общество", стр. 18 - 20.

⁸⁷ А. Манфред. Некоторые тенденции зарубежной историографии. "Коммунист", 1977, N 10, стр. 109.

⁸⁸ См. N. Harding. Lenin's Political Thought. Vol. I. L. 1977.

⁸⁹ R. J. Hill. Soviet Political Elites. L. 1977, pp. 1 - 2.

⁹⁰ J. Adams. Citizen Inspectors in the Soviet Union. The People's Control Committee. N. Y. -L. 1977, pp. VIII, 1.

⁹¹ D. Lane, F. O'Dell. The Soviet Industrial Worker. Social Class, Education and Control. L. 1978, p. 132.

⁹² K. von Beyme. Okonomie und Politik im Sozialismus. Ein Vergleich der Entwicklung in den sozialistischen Landern. Munchen. 1977, S. 287.

⁹³ S. Rothman, G. Breslauer. Soviet Politics and Society. N. Y. etc, 1978, p. 217.

стр. 88

тив империализма и гегемонизма, милитаризма и реакции⁹⁴ . Действительность постоянно вскрывает несостоятельность антикоммунистических, антисоветских концепций и схем. Это становится все более очевидным для наиболее дальновидных и наименее предубежденных западных исследователей. Но всякое "полевение" позиций хотя бы части буржуазных идеологов вызывает активизацию усилий правого, реакционного их крыла, направленных на восстановление утрачиваемого "баланса", а по возможности и на изменение идейно-политического климата буржуазного общества в свою пользу.

Учитывая связь между буржуазной идеологией и внешней политикой крупнейших капиталистических государств, вопрос о различиях во взглядах буржуазных идеологов на основные аспекты развития реального социализма, преобладании тех или других концепций на определенных исторических этапах является отнюдь не академическим. Марксистам и всем, кому дороги мир и социальный прогресс, естественно, небезразличны изменения в той области буржуазной идеологии, которая занимается изучением и осмыслением процессов, протекающих в социалистическом обществе. "Когда в той или иной капиталистической стране широкая общественность, народные массы получают правдивую информацию о странах социализма, об СССР и его политике, это оказывает определенное воздействие на правящие круги, - отметил Б. Н. Пономарев. - Те, кто питает агрессивные намерения, не раз серьезно подумают, прежде чем дать ход своим антисоветским устремлениям, ибо могут столкнуться в случае прямого выступления против социалистического содружества с бурной волной гнева и возмущения со стороны собственного народа, который поставит вопрос об ответственности носителей и зачинщиков агрессии. И, наоборот, искаженное представление о странах социализма ослабляет сопротивляемость масс агрессивности империализма"⁹⁵ . Поэтому борьба с таким искаженным представлением о Советском Союзе, внутренней и внешней политике социалистических стран остается важнейшей задачей историков-марксистов.

⁹⁴ См. "О дальнейшем улучшении идеологической, политико-воспитателъной работы". Постановление. ЦК КПСС от 26 апреля 1979 года. М. 1979, стр. 8.

⁹⁵ Б. Пономарев. Реальный социализм и его международное значение. "Коммунист", 1979, N 2, стр. 22.

Постоянный адрес данной публикации: