В последнее время внимание советских историков все больше обращается к творческому наследию В. Н. Татищева, выявлению имевшихся в его распоряжении источников, проверке достоверности его известий, изучению его исследовательских приемов¹ . Одни авторы видят в В. Н. Татищеве историка-писателя, который считал возможным выдумывать факты либо в угоду своим политическим убеждениям, либо для того, чтобы придать занимательность повествованию; они полагают, что круг источников, которыми пользовался В. Н. Татищев, в значительной мере уже определен, и делают упор на текстологическое изучение его наследия² . Другие исследователи считают В. Н. Татищева первым русским историком, отцом русской исторической науки, который фактов не выдумывал и литературной формой интересовался лишь постольку, поскольку она способствовала лучшему восприятию его трудов. Сторонники последней точки зрения отнюдь не склонны разделять оптимизм своих оппонентов относительно полноты выявленных в настоящее время татищевских источников. Они подчеркивают научную добросовестность ученого, стремившегося к точной передаче источников и сохранившего для потомства драгоценные фрагменты древних летописей даже в тех случаях, если они не соответствовали его собственным симпатиям и антипатиям³ . Дискуссия по данному вопросу далека от завершения, но уже сейчас видно, что изучение творческого наследия

¹ А. И. Копанев. Об одной рукописи, принадлежавшей В. Н. Татищеву, "Труды Библиотеки Академии наук СССР". Т. II. М. -Л. 1955, стр. 233 - 240; С. Н. Валк. Татищевские списки Русской Правды. "Материалы по истории СССР". Т. V. М. 1957; его же. "История Российская" В. Н. Татищева в советской историографии. В кн. "В. Н. Татищев. История Российская". Т. VII. Л. 1968; Б. А. Рыбаков. Боярин-летописец XII в. "История СССР", 1959, N 5, стр. 56 - 79; его же. Древняя Русь. М. 1963, стр. 341 - 345; В. М. Моргайло. Работа В. Н. Татищева над текстом Иоакимовской летописи. "Археографический ежегодник за 1962 г.". М. 1963, стр. 260 - 268; И. И. Смирнов. Очерки социально-экономических отношений Руси XII-XIII вв. М. -Л. 1963, стр. 252 - 260, и др.

² С. Л. Пештич. Русская историография XVIII в. Ч. 1. Л. 1961, стр. 193 - 275; ч. II. Л. 1965, стр. 124 - 163; Е. М. Добрушкин, Я. С. Лурье. Историк-писатель или издатель источников (К выходу в свет академического издания "Истории Российской" В. Н. Татищева). "Русская литература", 1970, N 2; Л. И. Сазонова. Летописный рассказ о походе Игоря Святославича на половцев в 1185 году в обработке В. Н. Татищева. ТОДРЛ. Т. XXV. М. -Л. 1970, стр. 29 - 46.

³ Б. А. Рыбаков. В Н. Татищев и летописи XII века "История СССР", 1971, N 1; А. Г. Кузьмин. Был ли В. Н. Татищев историком? "Русская литература", 1971, N 1; его же. Об источниковедческой основе "Истории Российской" В. Н. Татищева. "Вопросы истории", 1963, N 9; его же Рязанское летописание. М. 1965; А. Т. Николаева. Некоторые вопросы источниковедения в "Истории Российской" В. Н. Татищева. "Труды" Московского государственного историко-архивного института. Т. 17. М. 1963; В. А. Кучкин. К спорам о В. Н. Татищеве. "Проблемы истории общественного движения и историографии. К 70-летию академика Милицы Васильевны Нечкиной". М. 1971.

стр. 26

В. Н. Татищева требует большого труда и предполагает совместные усилия историков и литературоведов для выявления и анализа всей совокупности оригинальных "татищевских известий" и определения того круга источников, откуда он черпал свои сведения⁴ . В то же время становится ясным, что это изучение не может ограничиться лишь текстологическим анализом (совершенно необходимым на определенном этапе), а должно быть дополнено историческими приемами исследования с учетом новейших достижений исторической науки.

Одной из основных проблем, вызывающих противоречивые оценки в наследии В. Н. Татищева, является комплекс сведений историка, относящихся к закрепощению крестьян. В настоящей статье автор делает попытку проследить с привлечением некоторых новых данных, недавно опубликованных, ход работы В. Н. Татищева над юридическими и летописными материалами по воссозданию крестьянского законодательства XVI - первой половины XVII века.

Споры вокруг татищевского наследия по крестьянскому вопросу ведутся с начала XIX века. В. Н. Татищев впервые ввел в научный оборот такие законодательные памятники, как Судебник 1550 г., законы о крестьянах 1597 и 1601 гг., Соборное Уложение от 9 марта 1607 года. Как покажем ниже, ему были известны источники, не дошедшие до нас. Не удивительно, что этот первый историк крестьянского закрепощения оказал неизгладимое влияние на всю последующую историографию проблемы. В дореволюционный период одни ученые принимали его основной вывод об "указном" закрепощении крестьян в 1592/93 г. и высоко оценивали открытые им документы; другие же решительно отрицали самое существование указа, а такой важный для построений В. Н. Татищева источник, как Соборное Уложение 9 марта 1607 г., ставили под сомнение. Советскими исследователями проделана известная работа и для выяснения достоверности Уложения и для обоснования вывода В. Н. Татищева об издании в 1592/93 г. указа о повсеместном запрещении крестьянского выхода⁵ . Однако и до сих пор некоторые историки отвергают существование указа 1592/93 года.

Попробуем проследить взгляды В. Н. Татищева на ход крестьянского закрепощения в их развитии. Задача эта в значительной мере облегчается работой, проделанной А. И. Андреевым по выявлению редакций примечаний В. Н. Татищева к его своду древних русских законов⁶ , и осуществленным на высоком научном уровне изданием древнерусских законов и комментариев к ним В. Н. Татищева в VII томе "Истории Российской"⁷ . В VII томе, а также во II и VI томах "Истории Российской" помещены и другие материалы, конкретизирующие представления историка о формировании крепостного права в России.

В татищевском собрании древнерусских законов редакции середины 1730-х годов, которое сводом можно назвать лишь условно, ибо оно со-

⁴ Д. С. Лихачев. Можно ли включать "Историю Российскую" в историю русской литературы? "Русская литература", 1971, N 1, стр. 68.

⁵ С. Б. Веселовский. Из истории закрепощения крестьян (отмена Юрьева дня). "Ученые записки" Института истории РАНИОН. Т. V. 1928; Б. Д. Греков. Происхождение крепостного права в России. "Крепостная Россия". Сборник статей. Л. 1930, стр. 78 - 84; его же. Крестьяне на Руси с древнейших времен до XVII в. Кн. 2. М. 1954, стр. 350 и сл.; Н. С. Чаев. К вопросу о сыске и прикреплении крестьян в Московском государстве в конце XVI в. "Исторические записки". Т. 6. 1940; И. И. Смирнов. Новый список Уложения 9 марта 1607 г. "Исторический архив". Т. IV. 1949; его же. Восстание Болотникова. 1606 - 1607. М. 1951, стр. 421 - 422; В. И. Корецкий. Закрепощение крестьян и классовая борьба в России во второй половине XVI в. М. 1970 (гл. 2. Ход закрепощения крестьян в России в 80 - 90-х годах XVI в.).

⁶ А. И. Андреев. Примечания Н. В. Татищева к "Древним русским законам". "Исторические записки". Т. 36. 1951.

⁷ В. Н. Татищев. История Российская. Т. VII. Л. 1968; С. Н. Валк. О составе рукописей седьмого тома "Истории Российской" В. Н. Татищева. Там же, стр. 30 - 49.

стр. 27

стоит из одного Судебника 1550 г., статья 88-я о крестьянском переходе оставлена без комментариев. Впервые мы встречаемся с попыткой В. Н. Татищева понять, как крестьяне в России были лишены права выхода, в набросках к "Царству царя Михаила Федоровича", разбитых на разделы - "Дела политические", "Дела оекономические" и др.⁸ . В разделе "Дела оекономические" В. Н. Татищев, говоря о податях и их сборе, останавливается на положении крестьян: "В древния времена подати были токмо одни поголовные, по которым ясак плачен был, но понеже крестьяне были вольные и с места на место переходили, и потому податей порядочно собирать было неудобно. Сие видя, царь Иван I Уложением своим утвердил, чтоб крестьяне переходили с места на место только в осень и суще... день" (ИР, VII, стр. 162 - 163). Таким образом, отмечая изначальную вольность древнерусских крестьян, которые могли в любое время покидать своих господ, В. Н. Татищев некоторое ограничение права перехода видел в Судебнике Грозного, разрешившем выход лишь в Юрьев день осенний. Эти ограничения он склонен был объяснять затруднениями в сборе податей. О том, как представлялись эти меры Судебника 1550 г. В. Н. Татищеву, можно судить по его заметкам к "Царству царя Ивана Васильевича Грозного": "Крестьяне хотя были вольные и жили где кто и как долго хотел, но он (Иван Грозный. - В. К.) положил переходу их время и порядок, дабы владетель земли заранее о переходе крестьянина ведал" (ИР, VII, стр. 150). Отсюда следует, что ограничение крестьянского перехода В. Н. Татищев рассматривал как нововведение Ивана Грозного, ибо Судебник 1497 г. ему известен не был. Но и после издания Судебника 1550 г. крестьяне, по мнению В. Н. Татищева, продолжали оставаться "вольными". Окончательное прикрепление их к земле он относил ко времени составления писцовых книг 1626 года.

Согласно В. Н. Татищеву, Грозный, проведя в Судебнике 1550 г. ограничение крестьянского перехода, перешел от поголовного к посошному обложению. Хотя после "смуты" и были составлены в 1613 г. "приправочные" книги, но запустение продолжалось, и помещики не хотели платить подати "с пуста". В 1626 г. было проведено валовое описание с целью выявления наличного жилого фонда земель и установления межей. Тогда велено было "крестьян всех, мужеск и женск пол, переписать, чрез что крестьяне остались вечно крепкими" (ИР, VII, стр. 163). Крестьянская крепость, таким образом, явилась следствием всеобщего описания 1626 г., призванного упорядочить земельный фонд и наладить сбор податей. Однако в силу ряда злоупотреблений и небрежностей писцов поземельные отношения вплоть до времени В. Н. Татищева пребывали в запутанном состоянии, "из которого вражды великие, убивства смертные доднесь произходят".

Об обуревавших его сомнениях относительно времени прикрепления крестьян В. Н. Татищев поведал в разделе "Правосудие" в тех же заметках к "Царству царя Михаила Федоровича": "Что же в Уложенье царя Иоанна о вольности крестьян в... статье положено, при Борисе ль оное отставлено или после того, мне видеть не случилось, однако ж во время уже видится, что та крестьяном вольность отсечена, и тако мню, что оное от царя Михаила Федоровича пресечено" (ИР, VII, стр. 163). Колебания В. Н. Татищева объяснялись тем, что в его руках имелись тогда лишь Судебник 1550 г., Соборное Уложение 1649 г. и какие-то материалы о производстве описания в 1626 году. Из Судебника 1550 г. можно было сделать заключение об ограничении крестьянского перехо-

⁸ В помещенных ранее в издании набросках к "Царству царя Михаила Федоровича" речь идет о внутри - и внешнеполитических событиях, о закрепощении же крестьян не говорится (В. Н. Татищев. История Российская. Т. VII, стр. 151 - 159). Далее ссылки на тома "Истории Российской" (ИР) даются в тексте.

стр. 28

да Юрьевым днем, но относительно полной отмены его оставалось лишь строить догадки. В то же время Соборное Уложение 1649 г. не оставляло сомнений в том, что выход крестьян был запрещен еще до его издания. Не располагая на том этапе какими-либо законодательными памятниками конца XVI - начала XVII в., В. Н. Татищев приходил к выводу о прикреплении крестьян самим фактом записи их в писцовые книги 1626 г. - самые ранние из упоминаемых в главе XI Соборного Уложения 1649 года. Ни о каком специальном указе на этот счет у Татищева еще нет и речи⁹ .

К вопросу о лишении крестьян права выхода В. Н. Татищев вернулся, работая над редакцией свода древнерусских законов 1740 г., куда вошли Русская Правда, Судебник 1550 г. и дополнительные указы к нему по 1601 г. включительно (у Татищева неверно назван 1602 г. - В. К.). Сообщая во введении о приобретении Судебника 1550 г., В. Н. Татищев отмечал, что в этой рукописи находился и ряд дополнительных указов, "а другие в иных местах сысканы и в порядок по годам положены. Сверх того, - писал он, - имею разные еще указы и духовные великих князей, в которых нечто до законов касается, токмо все, разобрав, и в порядок привести ныне время не допустило" (ИР, VII, стр. 214). Во введении Татищев раскрывает и основные принципы, которыми он руководствовался при работе над своим сводом древнерусских законов: "Первое, что из того видим, как законы пременялись, и познаем притчины, для чего или коего ради в них несовершенства и неудобности к сохранению или недостатка ко изъяснению истиннаго правосудия отрешены, как-то полевой бой и пр. 2) Они хотя в суде не употребляемы, но к разсуждению чрезвычайных обстоятельств нечто могут помоществовать. 3) Особливо Уложенье царя Иоанна Васильевича и нужно есть для того, что печатанное в 1649-м году Уложенье на сие во многом ссылается, и без сего решить было точно неудобно" (там же). Отсюда следует, что В. Н. Татищева интересовали прежде всего изменения, происходившие со временем в законодательстве, и причины этих изменений. Он отмечал и полезность знания древних законов при решении затруднительных случаев в современном ему правосудии, а также использование (на примере Судебника 1550 г. и Соборного Уложения 1649 г.) ранних законодательных памятников в более поздних. В заключение В. Н. Татищев указывал на то, что не может допустить, чтобы между Русской Правдой и Судебником 1550 г. не было изменения в законах: Грозный в указе от 21 августа 1550 г. ссылается на Уложения своего отца - Василия III и деда - Ивана III; царь Алексей Михайлович в Соборном Уложении 1649 г. упоминает о каком-то Уложении своего отца Михаила Федоровича, о существовании которого говорится и в разрядных книгах. "Токмо я со многим прилежанием сыскать не мог, - с сожалением замечал В. Н. Татищев, - однако ж можно надеяться, что где-либо [в] книгохранительницах градских, монастырских или домовных у вещелюбивых находятся и от трудолюбивых еще либо много и такое, чего не чаем, откроется" (ИР, VII, стр. 215).

Исходя из основных принципов, сформулированных во введении, В. Н. Татищев и комментировал в 1740 г. статью 88 Судебника 1550 г. о крестьянском переходе: "Сия статия показует, что крестьяне все были вольные и жили за кем хотели. Но царь Федор Иванович в 7106-м году

⁹ Предположение В. Н. Татищева (от которого он вскоре отказался) о прикреплении крестьян описанием 1626 г. получило своеобразное преломление в трудах М. А. Дьяконова, Н. С. Чаева и некоторых других историков, полагавших, что лишение крестьян права выхода произошло вследствие их записи в писцовые книги 80-х - начала 90-х годов XVI в. (М. А. Дьяконов. Очерки по истории сельского населения в Московском государстве XVI-XVII вв. СПБ. 1898, стр. 31; Н. С. Чаев. К вопросу о сыске и прикреплении крестьян в Московском государстве в конце XVI в. "Исторические записки". Т. 6. 1940, стр. 160).

стр. 29

оных и холопей сделал крепостными, ис котораго начался бунт Боловнин и великое государству разорение произошло. И хотя царь Борис в 110-м году паки хотел оное пременить на прежнее, но мало успел, когда злость уже вкоренилась и вражды умножились" (ИР, VII, стр. 257). Этому комментарию предшествует и к нему примыкает рассуждение В. Н. Татищева в его "Разговоре о пользе наук и училищ", написанном в 1733 г., о том, что "пременением древних обычаев иногда немалой вред наносился... например до царства Борисова в Руссии крестьянство было все вольное, но он слуг, холопей и крестьян сделал крепостными, за которое холопи Пронский, Боловня, собрав свою братью и крестьянства немалое войско, великие пакости поделал"¹⁰ .

Сравнение комментария к своду древнерусских законов редакции 1740 г. с тем, что говорилось о лишении крестьян права выхода в набросках к "Царству царя Михаила Федоровича", обнаруживает существенную перемену во взглядах В. Н. Татищева на ход крестьянского закрепощения. Сконцентрировав теперь внимание не на ограничениях права крестьянского перехода царским Судебником, а на его наличии, В. Н. Татищев связывает закрепощение крестьян с указом 1597 г. царя Федора Ивановича, тогда как ранее он склонен был относить его ко времени Михаила Федоровича, при котором в 1626 г. состоялось валовое описание. Результатом этих закрепостительных мер явились крестьянская война начала XVII в., кульминацию которой он видел в восстании Баловни 1614 г., излагаемом им подробно в другом месте по Новому летописцу (ИР, VII, стр. 156 - 157), и "великое государству разорение" - "смута". Отмеченный "пересмотр" начался у Татищева еще в 1733 году. Так, если в набросках к "Царству царя Михаила Федоровича" он как будто бы колебался, не отнести ли ему закрепощение крестьян ко времени Бориса Годунова, но датировал его все-таки временем Михаила Федоровича, то в "Разговоре о пользе наук и училищ" он уже прямо писал, что Годунов в свое царствование "слуг, холопей и крестьян сделал крепостными". В комментарии 1740 г. В. Н. Татищев конкретизировал свое утверждение, указав на 1597 г, как на время, когда Федор Иванович, при котором правителем был Борис Годунов, закрепостил крестьян и холопов. В 1601 г. Борис Годунов попытался вернуть крестьянам прежнюю вольность, но потерпел неудачу, ибо крепостной порядок, расцениваемый историком как "злость", уже утвердился.

Эти изменения во взглядах В. Н. Татищева объясняются тем, что в 1740 г. он располагал уже дополнительными источниками. Если ранее он мог судить о ходе крестьянского закрепощения исходя лишь из Судебника 1550 г., Соборного Уложения 1649 г. и каких-то материалов об описании 1626 г., то теперь в его распоряжении находились сверх того указ 1597 г. Федора Ивановича о беглых и указ 1601 г. Бориса Годунова о частичном разрешении крестьянского выхода, которые он и поместил в особом разделе - "Указы дополнительные Судебнику". Кроме того, возможно, Татищеву был известен в полном виде или в изложении указ 1597 г. о холопах, расцениваемый им как закрепостительный.

Важным этапом в развитии взглядов В. Н. Татищева на ход крестьянского закрепощения явилась редакция свода древнерусских законов начала 1750 г. - третья по счету. Статья 88 Судебника 1550 г. в этой редакции сопровождается подробным комментарием о преимуществе вольности крестьян и холопов. Привлекает внимание ссылка автора на его более раннее сочинение - "Рассуждение о беглых" ("как я о суде беглых обстоятельнее показал"), опубликованное Н. Поповым. Там сказано: "У нас по принятии христианства до царя Федора Ивановича были все крестьяне вольные и жили кто за кем хотел, пленники токмо были невольные, но их дети неволи свободны. Царь Борис, по кончине царя

¹⁰ В. Н. Татищев. Разговор о пользе наук и училищ. М. 1887, стр. 149.

стр. 30

Ивана, вольность сию отнял и учинил крепостными, но видя из того великое беспокойство, паки волю дал. Царь Василий Шуйский, видя, что тем беспокойство в шляхте умножилось, паки вольность крестьянам отнял; однако ж в его указе включения были весьма изрядные, которые сочиненным Уложением в большую невольность, а в судех неясностию многим распрям и ябедам способы причиняло"¹¹ . Основная особенность этого рассуждения заключается в том, что В. Н. Татищев следовал здесь исторической справке о ходе крестьянского закрепощения, предпосланной во вступлении к тексту Соборного Уложения 9 марта 1607 г., которое к тому времени уже стало известно историку. Запрещение крестьянского выхода он относит к царствованию Федора Ивановича, причем Бориса Годунова ошибочно называет "царем", тогда как тот был правителем при царе Федоре. Время запрещения выхода точно не определено, говорится весьма расплывчато, что Борис отнял у крестьян вольность "по кончине царя Ивана" в полном соответствии со вступлением к Соборному Уложению 9 марта 1607 г., которое предоставляло простор для гадания, когда же царь Федор "по наговору Бориса Годунова, не слушая совета старейших бояр", издал свой указ.

Новостью в "Рассуждении о беглых" явилось и указание на то, что в запрещении крестьянского выхода было заинтересовано дворянство ("шляхетство", "шляхта", по его терминологии). Из приведенного выше отрывка следует, что попытка Бориса Годунова восстановить частично выход крестьян в 1601 - 1602 гг. привела к увеличению "беспокойства в шляхте", отчего царю В. Шуйскому пришлось снова отнять у крестьян право выхода, издав Соборное Уложение 9 марта 1607 года. Это Уложение, по мнению В. Н. Татищева, поставило крестьян в еще "большую невольность", стало дальнейшим шагом по пути их закрепощения, даже по сравнению с первым указом царя Федора.

В редакции свода древнерусских законов начала 1750 г., куда было включено Соборное Уложение 9 марта 1607 г., оно привлекается в комментариях довольно широко. При формулировке второго пункта приведенного выше комментария к ст. 88 Судебника 1550 г. Уложение использовано вплоть до текстологического заимствования, в чем нетрудно убедиться, сопоставив оба текста:

Термин "тяжбы", которым открывается в комментарии Татищева перечисление злоупотреблений и распрей в среде господствующего класса после запрещения крестьянских переходов, также находит аналогию во вступлении к Соборному Уложению 9 марта 1607 г.: "и после от того (частичного разрешения Борисом Годуновым крестьянского выхода. - В. К.) началися многие вражды, кромолы и тяжи" СИР, VII, стр. 373). Причем в последней, 4-й по счету редакции свода древнерусских законов следом за словом "тяжи" В. Н. Татищев в скобках поставил "суды"- свидетельство вторичного воздействия комментария к ст. 88 Судебника 1550 г. 3-й редакции на вступление к Соборному Уложению 9 марта 1607 г. 4-й редакции.

¹¹ Н. Попов. В. Н. Татищев и его время. М. 1861. Приложение XVII, стр. 760.

стр. 31

Полюбившееся В. Н. Татищеву выражение "немощным от сильных разорений", так же, как и слова "суды", "тяжбы", "ябеды", встречаем и в примечании "в" к закону Бориса Годунова от 28 ноября 1601 г., где, объясняя термин "продажи", он пишет: "От продаж охраняя, т. е. от судов, тяжеб, ябед и наглых немощных от сильных раззорений и граблений" (ИР, VII, стр. 367). Хотя крестьянская вольность и составляет важные преимущества, она, по словам Татищева, "с нашею формою правления монаршеского не согласует" (ИР, VII, стр. 326).

Таким образом, в 3-й редакции свода древнерусских законов В. Н. Татищев в качестве причин закрепощения выдвигает политическую - "монархическую форму правления", самодержавную, сказали бы мы, и злоупотребления землевладельцев - "беспутных отчиников", тогда как ранее в набросках к "Царству царя Михаила Федоровича" им выдвигалась экономическая, вернее, финансовая - затруднения при сборе податей, особенно усилившиеся в результате разорения страны, вызванного "смутой". Следует отметить, что как в первом, так и во втором случае это не факты, почерпнутые из источников, а собственные соображения историка.

Отменить крепостной порядок, представляющий, по убеждению В. Н. Татищева, зло, нельзя, ибо может произойти общее крестьянское восстание, наподобие того, какое потрясло Россию в начале XVII в.: "и вкоренившейся обычай неволи переменить небезопасно, как то при царе Борисе и Василии от учинения холопей вольными приключилось" (ИР, VII, стр. 326). Это оригинальное татищевское известие, как мы постараемся показать ниже, восходит к не дошедшей до нас летописи Иосифа, келейника патриарха Иова, посвященного во многие тонкости внутренней политики своего времени.

Оставленный во 2-й редакции без комментария указ от 24 ноября 1597 г., которым, как следует из примечания к ст. 88 Судебника 1550 г., по мнению Татищева, был отменен крестьянский переход, получает в 3-й редакции обстоятельное разъяснение. В. Н. Татищев меняет свою точку зрения и впервые высказывает мысль, что крестьяне были лишены права перехода не этим законом, текст которого сохранился, а предшествовавшим ему несохранившимся указом, изданным в 1592/93 году. В § 164 к постановлению указа от 24 ноября 1597 г. о сыске беглых крестьян, которые "выбежали до ныняшнего 106 года за 5 лет", он сделал примечание "в": "Из сего видно, что в 7101 году закон о непереходе крестьян учинен, а ниже, § 178, и о книгах переписных упомянуто, токмо онаго, яко в сем обстоятельстве нужнейшаго, не отыскано, а по времени 16 лет без издания законов пропущено, которым неможно быть, чтоб какого закона издано не было, да разтеряны; ежели в собранных мною разных городов архивах не находится ль, которые по времени, разсмотря, сему приобщу" (ИР, VII, стр. 366).

Решающее значение в этом изменении взглядов В. Н. Татищева на ход крестьянского закрепощения имело Соборное Уложение 9 марта 1607 г., полученное им из Чердынского архива (ИР, VII, стр. 368, 385)¹² . Во вступлении к нему сказано, что "при царе Иване Васильевиче... крестьяне выход имели вольный, а царь Федор Иванович по наговору Бориса Годунова, не слушая советов старейших бояр, выход крестьянином заказал и у кого колико тогда крестьян где было книги учинил" (ИР, VII, стр. 390 - 391, 373). Отсюда В. Н. Татищев заключил,

¹² Однако мнение В. Н. Татищева о лишении крестьян права выхода указом от 24 ноября 1597 г. (от которого он сам отказался под влиянием новых источников как юридического, так и летописного характера) было повторено в XIX в. в работах Г. Эверса и И. Энгельмана (см. "Geschichte der Russen von Q. Evers. Dorpat". 1816, S. 318; J. Engelmann. Die Leibeigenschaft in Russland. Dorpat. 1884, S. 37 - 40) и дожило до настоящего времени в работах А. А. Зимина (см. "Памятники русского права". Вып. IV. М. 1956, стр. 601).

стр. 32

что закон, запретивший крестьянам выход, одновременно учреждал "переписные книги" (в действительности писцовые. - В. К.) юридическим основанием крепости. О том, что дело обстояло именно так, свидетельствует его ссылка в этом комментарии на Соборное Уложение 9 марта 1607 г.: "а ниже, § 178 (Татищев здесь ошибся, нужно § 172. - В. К.), и о книгах переписных упомянуто". В § 172, под которым 3-й редакции свода законов помещена первая половина Соборного Уложения 9 марта 1607 г., к словам "книги учинил" сделано примечание "а": "сии имеют быть по татарах первыя книги, о котором выше, § 164 (то есть в указе от 24 ноября 1597 г. - В. К.), хотя упомянуто, но неясно" (ИР, VII, стр. 373). Если В. Н. Татищев, комментируя вступительную часть к Соборному Уложению 9 марта 1607 г., и полагал, что в указе от 24 ноября 1597 г. "хотя упомянуто, но неясно" о книгах, то ознакомление с текстом этого указа не оставляет сомнений в том, что подобное заявление Татищева было следствием его собственного истолкования указа, ибо в последнем ничего не говорится об "учреждении" книг и самый термин "книги" отсутствует. Указ 24 ноября 1597 г. был привлечен В. Н. Татищевым не только для реставрации содержания исчезнувшего указа, но и для определения времени его издания. Отсчитав пять лет от 1597 г., Татищев и заключил: "из сего видно, что в 7101 году закон о непереходе крестьян учинен".

Весьма плодотворна мысль В. Н. Татищева о том, что в шестнадцатилетний промежуток между последним известным ему указом Ивана Грозного (см. ИР, VII, § 163, стр. 365) и законом 1597 г. о беглых, помимо указа 1592/93 г., были изданы и другие законы, утраченные впоследствии. Он выражал надежду, что такие законы обнаружат в будущем. Действительно, в делопроизводстве 90-х годов XVI в. нам удалось найти ссылки не только на указ царя Федора Ивановича о запрещении выхода крестьянам и бобылям (существование которого впервые предположил В. Н. Татищев), но и на закон о пятилетнем сроке в крестьянском владении и вывозе, применявшийся уже в начале 90-х годов XVI в., о содержании которого ничего не было известно¹³ .

Комментируя пятилетний срок сыска беглых, установленный указом от 24 ноября 1597 г., В. Н. Татищев сделал отсылку к Соборному Уложению 9 марта 1607 г.: "О сем сроке зри яснее § 172, п. "d". Примечание сделано к следующему месту Соборного Уложения 9 марта 1607 г., свидетельствующему о том, что В. Н. Татищев полагал, что пятилетний срок сыска беглых указа 1597 г. распространялся и на будущее время, что именно в 1597 г. были введены пятилетние "урочные лета", увеличенные в Соборном Уложении 9 марта 1607 г. до пятнадцати: "И впредь за пятнатцать лет о крестьянах суда не давати, и крестьян не вывозити (не возвращати)" (ИР, VII, § 172, стр. 373). В примечании "d" приведен и самый термин "урочные лета": "О сроке беглым крестьянам в печатном уложении, глава II (надо XI. - В. К.) ст. 1 и 2, о урочных летах упомянуто, но можно сказать, что сочинители Уложения, ничего впредь не думая, настояще токмо разумели и весьма лучшее прежних разсуждение и узаконение неправо отвергнули" (там же, стр. 374).

Итак, В. Н. Татищев полагал, что пятилетние урочные лета для сыска беглых были введены указом от 24 ноября 1597 г.; составители Соборного Уложения 9 марта 1607 г. лишь увеличили их до пятнадцати. Именно эти урочные лета, впервые введенные указом 1597 г. и увеличенные Соборным Уложением 9 марта 1607 г., и были отменены, согласно мнению В. Н. Татищева, впоследствии Соборным Уложением 1649 г. (гл. XI, ст. 1 - 2).

Прямая ссылка на "Историю" Иосифа содержится в комментарии В. Н. Татищева к указу от 28 ноября 1601 г. о частичном разрешении

¹³ В. И. Корецкий. Указ. соч., стр. 128, 140 - 142.

стр. 33

крестьянского выхода. Комментарий помещен сразу же после текста, еще до примечаний: "NB. Сей закон, о вольности по прежднему крестьян, он учинил противо своего разсуждения и перваго о неволи их узаконения, надеяся тем ласканием более духовным и вельможам угодить и себя на престоле утвердить, а роптание и многия тяжбы пресечь; но вскоре, услыша большее о сем негодование и ропот, что духовные и вельможи, имеющие множество пустых земель, от малоземельных дворян крестьян к себе перезвали, принужден паки вскоре переменить и не токмо крестьян, но и холопей невольными зделал, из чего великая беда приключилась. И большею частию чрез то престол с жизнию всея своея фамилии потерял, а государство великое раззорение претерпело, как о том монах Иосиф описал" (ИР, VII, стр. 367). Это известие В. Н. Татищева со ссылкой на "Историю" Иосифа, равно как и оригинальное свидетельство из примечания "а" к ст. 88 Судебника 1550 г. об учинении холопов вольными при царях Борисе Годунове и Василии Шуйском, приведенное им без указания источника, после их опубликования Г. Ф. Миллером в 1768 г. были использованы И. Болтиным¹⁴ . Из труда Болтина их почерпнул в 1791 г. Новиков, работая над комментарием к "Послужному списку старинных бояр и дворецких и некоторых других придворных чинов с 6970 и 7184 год", содержание которого значительно шире заглавия, поскольку речь в нем идет не только о придворных чинах, но и о всех разрядах населения, в том числе (в § 48) о холопах и крестьянах¹⁵ . Отсюда эти оригинальные свидетельства стали известны сначала М. Ф. Владимирскому- Буданову¹⁶ , а затем Б. Д. Грекову. Последний, используя указанные тексты в своих работах по истории крестьянского закрепощения в России, предположил, что Новиков писал, "очевидно, на основании летописных данных, до нас не дошедших"¹⁷ .

Е. Н. Кушева убедительно показала, что известия Н. И. Новикова, заинтересовавшие М. Ф. Владимирского-Буданова и Б. Д. Грекова, через Болтина восходят к В. Н. Татищеву¹⁸ . Заслуга Е. Н. Кушевой, установившей связь этих очень важных для изучения хода закрепощения оригинальных известий с именем Татищева и вновь привлекшей к ним внимание исследователей, несомненна. Однако с предложенной ею интерпретацией их во многом согласиться нельзя. Переходя к анализу этих татищевских известий, Е. Н. Кушева замечает: "Выражения Татищева здесь значительно менее определенны, чем в разобранном выше тексте (о подаче холопами в царствование В. Шуйского челобитья, "чтоб не быть рабами", при передаче которого Татищевым была сделана прямая ссылка на "Историю" Иосифа. - В. К.); неясен и источник его сведений. В одном случае есть ссылка на ту же "Историю" Иосифа, но нет уверенности в том, что эта ссылка относится ко всему предшествующему ей абзацу, а не только к последней фразе о великом разорении государства. Другое известие - об учинении при Борисе и Шуйском холопов вольными - приведено совсем без ссылки на источник. Весьма вероятно, что источники сведений здесь разные и что, вопреки домыслу Болтина, эти два известия совсем не надо связывать одно с другим"¹⁹ .

¹⁴ См. Иван Болтин. Примечания на историю древний и нынешния России г. Леклерка. Т. I. 1788, стр. 331; т. II. 1788, стр. 209.

¹⁵ См. "Древняя Российская Вифлиофика". Т. XX. Изд. 2-е. М. 1791, стр. 255.

¹⁶ М. Ф. Владимирский-Буданов. Хрестоматия по истории русского права. Вып.III. Изд. 3-е. Киев. 1889, стр. 106 - 107.

¹⁷ Б. Д. Греков. Очерки по истории феодализма в России. "Известия ГАИМК". Вып. XII. Л. 1934, стр. 141 - 142; его же. Главнейшие этапы в истории крепостного права в России. М. -Л. 1940, стр. 78 - 79

¹⁸ Е. Н. Кушева. К истории холопства в конце XVI - начале XVII веков. "Исторические записки". Т. 15. М. 1945, стр. 71 - 75.

¹⁹ Там же, стр. 80 - 81.

стр. 34

Предостережение Е. Н. Кушевой, указывающей на то, что без специальных разысканий нельзя определенно сказать, относится ли ссылка Татищева на "Историю" Иосифа ко всему тексту комментария 3-й редакции к указу 1601 г. или только к последней фразе, справедливо, ибо там такая неясность действительно имеется. В то время, когда Е. Н. Кушева работала над своей статьей²⁰ , редакция татищевского свода законов первой половины 1750 г. - 4-я по счету - еще не была опубликована. Между тем обращение к 4-й редакции проясняет суть дела. Текст здесь отредактирован ученым таким образом, что не оставляет сомнений в том, что ссылка на Иосифа относится ко всему абзацу, а не к последним словам о разорении государства. Именно так текст комментария и передан издателями VII тома "Истории Российской", далекими от споров по вопросу о крестьянах и холопах. "N. Сей закон о вольности по-прежднему крестьян учинил он противо прежднего своего разсуждения и определения о крестьянех и сусче в то время, как он о Лжедмитрии Отрепьеве ведомость получил. Тогда, будучи в превеликой робости, надеялся чрез сие вельможам и архиереем угодить, но вскоре, услыша больше в народе роптания, принужден пременить и не токмо крестьян, но и холопей невольными учинить, да все не помогло, паче же к большей его погибели, а государственному разорению причиною было. О чем монах Иосиф внятно описал" (ИР, VII, стр. 382). Но и это обстоятельство не исключает того, что, передавая содержание летописи своими словами, Татищев мог включить здесь и собственные соображения. Только сравнение 3-й и 4-й редакций между собой и с другими источниками позволит определить, что же здесь принадлежит современнику-летописцу, а что историку XVIII века.

Начало абзаца, где говорится о том, что Борис Годунов издал закон о крестьянском выходе вопреки своему предшествующему распоряжению о его запрещении, может быть отнесено как к Иосифу, так и к Татищеву, располагавшему в момент составления комментария также и Соборным Уложением 9 марта 1607 г., где во вступлении сказано о запрещении выхода царем Федором "по наговору" Годунова. Однако, на наш взгляд, все же можно думать, что о запрещении выхода Борисом Годуновым, всемогущим правителем при Федоре, вспомнил сам Иосиф, но вспомнил вскользь, походя, концентрируя свое внимание на его разрешении царем Борисом в начале XVII в. и пагубных последствиях этой меры на практике. Основанием для такого предположения служит другая, ставшая лишь недавно известной летопись, автор которой, связанный со служилыми людьми, поступил подобным образом, только приписал закон, запрещавший выход, инициативе Ивана Грозного, отдав тем самым предпочтение указу 1581 г. о заповедных летах перед законом 1592/93 г.: "Того же году (1601. - В. К.) на зиму царь Борис Федорович всеа Русии нарушил заклятье блаженные памяти царя Ивана Васильевича всеа Русии и дал хрестьяном волю, выход межу служилых людей, окроме бояр больших и ближних людей и воевод, которые посланы по дальным городом. И в том межу служилых людей учинил велику зело скору и кровопролитие". Это важное летописное свидетельство подробно рассмотрено в нашей публикации²¹. Здесь же укажем на то, что в "Истории" Иосифа разрешение выхода Борисом Годуновым

²⁰ Статья писалась в июне 1944 г., и в связи с обстоятельствами военного времени рядом архивных материалов, в том числе и 4-й редакцией татищевского свода законов, Е. Н. Кушева не могла воспользоваться. Она отметила это в общей форме в начале статьи: "Наблюдения эти отрывочны и иной раз не могут быть доведены до конца вследствие недоступности в настоящее время ряда рукописных и архивных материалов. Однако решаюсь поделиться своими соображениями и в таком незавершенном виде" (там же, стр. 70).

²¹ В. И. Корецкий. Новое о крестьянском закрепощении и восстании П. П. Болотникова. "Вопросы истории", 1971, N 5, стр. 131 - 134.

стр. 35

трактовалось, по-видимому, как нарушение его же собственного предшествующего постановления о его запрещении.

Оригинальное татищевское известие, содержащееся лишь в 4-й редакции свода законов, о разрешении царем Борисом крестьянских переходов "сусче в то время, как он о Лжедмитрии Отрепьеве ведомость получил", следует отнести к "Истории" Иосифа, ибо в других источниках, которыми располагал В. Н. Татищев по "смуте", перечисленных им в Предъизвесчении к "Истории Российской" - Новом летописце и Сказании Авраамия Палицына, - оно отсутствует (ИР, I, стр. 84 - 85).

Согласно подготовительным материалам к IV части "Истории Российской", почерпнутым Татищевым также из летописи Иосифа, сообщение о появлении в Литве самозванца Борис Годунов получил в день смерти датского королевича Иоганна, жениха Ксении, последовавшей 28 октября 1602 г. (ИР, VI, стр. 376, прим. "и"). В другом случае В. Н. Татищев относит смерть королевича к 22 октября 1602 г. (ИР, VI, стр. 290). Однако достоверность первой даты подтверждается показаниями И. Массы и "Дневником" Акселя Гюльденстерна²² .

Теперь можно определить место, которое занимало в летописи Иосифа рассматриваемое известие о политике царя Бориса по крестьянскому и холопскому вопросу. О разрешении выхода крестьянам в ней говорилось применительно к событиям осени 1602 года. К тому времени стала выявляться на практике пагубность реализации закона 1601 г., приведшая к массовой утечке крестьян от рядовых служилых людей к крупным землевладельцам, светским и духовным. Это и отмечал Иосиф, чему в передаче В. Н. Татищева 3-й редакции свода законов соответствовал текст - "духовные и вельможи, имеющие множество пустых земель, от малоземельных дворян крестьян к себе перезвали", - опущенный в 4-й редакции. Последствия реализации закона 1601 г. были указаны Иосифом совершенно верно. Они подтверждаются и актовым материалом²³ , и новыми летописными свидетельствами. Уже цитированный выше современный Иосифу летописец писал в другом месте об "оскудении" поместий и вотчин провинциального служилого люда в результате действия законов 1601 и 1602 годов. Крупные землевладельцы, светские и духовные, не получив права вывоза крестьян у мелких помещиков, используя обходные пути, сумели перезвать к себе помещичьих крестьян и укрепить свое экономическое положение за их счет, вызвав недовольство служилой массы законодательством Бориса Годунова по крестьянскому вопросу.

Обнаруживается любопытное обстоятельство: В. Н. Татищев, комментируя указ 28 ноября 1601 г., исходил не из его текста, а из летописи Иосифа, произвольно отнеся события осени 1602 г. к 1601 году. Поэтому заключение, что Борис Годунов разрешил выход, чтобы "тем ласканием более духовным и вельможам угодить" (3-я редакция), "чрез сие вельможам и архиереем угодить" (4-я редакция), несогласное с текстом указа 28 ноября 1601 г., по которому крестьяне крупных землевладельцев не получили права выхода, а их господа - права вывоза крестьян рядовых служилых людей, представляется попыткой выдать следствие за причину. Разрешая частично крестьянский выход, Борис Годунов, конечно, не хотел усилить крупных землевладельцев, настроенных к нему враждебно, но на деле получилось именно так. Однако совершил ли такую перестановку сам Иосиф или это сделал В. Н. Татищев, опираясь на содержавшиеся в его летописи данные, относящиеся к осени 1602 г. и последующему времени, сказать трудно.

²² И. Масса. Краткое известие о Московии в начале XVII в. М. 1937, стр. 68; "Дневник Акселя Гюльденстерна". ЧОИДР. Кн. III, отд. III. 1911, стр. 35.

²³ В. И. Корецкий. Из истории закрепощения крестьян в России в конце XVI - начале XVII в. (О практической реализации указов 1602 - 1602 гг.). "История СССР", 1964, N 3, стр. 67 - 88.

стр. 36

Законы 1601 - 1602 гг., изданные в голодные годы, являлись уступкой крестьянству, уже начинавшему выходить из повиновения. Эту уступку Борис Годунов намеревался совершить за счет провинциального дворянства, полагая, что раз он господствует в столице, то тем самым властвует во всей стране. Однако, породив недовольство в служилой массе и нежданно усилив крупных землевладельцев, эти законы вопреки замыслу законодателя не внесли успокоения и в крестьянскую среду. Они не только не утихомирили волнующееся крестьянство, но, напротив, способствовали стихийным, незаконным выходам.

Какова же была реакция царя Бориса на столь нежелательные последствия его законодательной деятельности по крестьянскому вопросу? В свое время автор данной статьи пришел к выводу, что, подавив восстание Хлопка, Борис Годунов не возобновил указа о выходе, а изменил внутриполитический курс, поспешно ликвидировав свои прежние уступки крестьянам и холопам²⁴ . Но оставалось неясным, каким образом он совершил эту перемену. Молчаливое невозобновление выходов вряд ли могло воздействовать на волнующуюся крестьянскую массу, склонную толковать законодательство Годунова по- своему. Крестьянские выходы приняли бы еще больший размах. Вряд ли такая нерешительная политика могла сколько-нибудь серьезно успокоить и недовольное провинциальное дворянство. Очевидно, требовалось принять какие-то определенные, сильные, решительные меры. Мы склонны расценить слова татищевского комментария о том, что Борис Годунов после издания указов 1601 - 1602 гг. был "принужден паки вскоре переменить и не токмо крестьян, но и холопей невольными зделал", как свидетельство издания царем Борисом закона, вновь подтвердившего запрещение выхода, осуществленного по его инициативе в 1592/93 г., и внесшего коренные изменения и в положение холопов.

По-видимому, этот второй указ Бориса Годунова имел в виду В. Н. Татищев и в разделе "Царствование царя Василия Шуйского" своей Выписки, предназначенной для IV части "Истории Российской", когда привел оригинальное известие об "умножении" по городам казаков из холопов и крестьян при Лжедмитрии II: второй самозванец, "стоя в Орле, посылал от себя по всем городам грамоты с великими обещании милостей, междо протчим всем крестьяном и холопем прежднюю вольность, которую у них царь Борис отнял, и тем, почитай, весь простой народ к себе привлек. И чрез то во всех городех паки казаков из холопей и крестьян намножилось, и в кождом городе поделали своих атаманов" (ИР, VI, стр. 320). Это известие, отсутствующее у Петрея, на которого Татищев здесь ссылается, очевидно, также восходит к "Истории" Иосифа, широко привлекавшейся им в Выписке.

Таким образом, в своем комментарии к указу 1601 г. В. Н. Татищев, основываясь на свидетельствах Иосифа, проводит мысль, что Борис Годунов издал два указа о "неволе" крестьян: первый, когда он был правителем при царе Федоре Ивановиче, - "первое о неволе их узаконение", и второй - вслед за законами 1601 - 1602 гг. о крестьянском выходе, когда, будучи царем, он столкнулся с массовыми стихийными крестьянскими переходам"!! и усилившимся недовольством "малоземельных дворян", обеспокоенных тем, как этими указами воспользовались крупные духовные и светские землевладельцы. Причем вторым указом лишались свободы не только крестьяне, но и холопы.

Оригинальные известия В. Н. Татищева, почерпнутые из летописи Иосифа, заслуживают тем больше внимания, что получают подтверждение в обнаруженной нами летописи, где сказано: "Того же году (1602. - В. К.) на зиму царь Борис Федорович всеа Русии дал в другой

²⁴ В. И. Корецкий. Из истории крестьянской войны в России начала XVII в. "Вопросы истории", 1959, N 3, стр. 133 - 134.

стр. 37

ряд хрестьяном волю, выход межу служилых людей - городовых дворян и детей боярских, окроме больших бояр и ближних людей и московских дворян, и тех служилых людей всех скорил. И межу их учинилась межьусобное кровопролитие, и тяжбы о том меж ими велики зело стали, и от того у служилых людей поместья и вотчины оскудели и сами служилые люди стали в великой скудости и межу собя в ненависти. И видя то царь Борис Федорович всеа Русии такую смуту и скудость в служилых людех, и велел заповедати, что впредь выходом не быти, отказать"²⁵ . Значит, Борис Годунов не просто не возобновил выходы, как можно было думать до сих пор, а издал новый закон ("велел заповедати"), которым подтвердил свой закон 1592/93 г., нарушенный им же самим в 1601 - 1602 годах. У Иосифа же речь идет не только о лишении крестьян права выхода, но и о закрепощении холопов, по-видимому, об отмене указа о выдаче холопам отпускных от 16 августа 1603 г., изданного в разгар восстания Хлопка. Эти закрепостительные мероприятия были проведены Борисом Годуновым, очевидно, после разгрома восстания.

Следовательно, нет оснований брать под сомнение правомочность распространения ссылки на "Историю" Иосифа, сделанной В. Н. Татищевым, на весь предшествующий текст, повествующий о крестьянах и холопах. Основным источником при составлении комментария к указу 1601 г. явилась для В. Н. Татищева летопись Иосифа. Его сведения относительно издания в конце царствования Бориса Годунова закрепостительного указа достоверны.

Сравнение текста комментария к закону 1601 г, а 3-й и 4-й редакциях позволяет высказать некоторые соображения о приемах работы В. Н. Татищева над летописью Иосифа в процессе комментирования своего свода древнерусских законов. Хотя и в том и в другом случае В. Н. Татищев передавал летопись своими словами, в 3-й редакции он ближе следовал Иосифу, сохраняя даже некоторые стилистические особенности его выражений. Так, только в 3-й редакции он привел причину "негодования и ропота", последовавшего из-за того, что "духовные и вельможи, имеющие множество пустых земель, от малоземельных дворян крестьян к себе перезвали". Конечно, слова "духовные", "вельможи", "малоземельные дворяне" принадлежат Татищеву, заменившему соответствующие термины Иосифа²⁶ . Однако привлекает внимание изменение порядка перечисления, произведенное им в 4-й редакции. Здесь он пишет уже не о "духовных и вельможах", а о "вельможах и архиереях", ставя на первое место крупных светских землевладельцев. Для Иосифа же, келейника патриарха Иова, выдвижение на первый план "духовных" по сравнению со "светскими" более естественно. В то же время, пытаясь уточнить термин "духовные", Татищев, употребив в 4-й редакции выражение "архиереи", дал ему тем самым неверное толкование, ибо переманиванием крестьян от дворян занимались главным образом архимандриты и игумены монастырей; к "архиереям" же относились самые высокие чины церковной иерархии - митрополиты, архиепископы и епископы.

В 4-й редакции В. Н. Татищев опускает слова "вскоре паки", когда говорит об изменении политики Годунова по крестьянскому вопросу. "Паки", вполне уместное у летописца-монаха, казалось ему уже архаичным. Однако, сокращая отдельные слова и выражения, приближая текст 4-й редакции еще более к языку середины XVIII в., В. Н. Татищев

²⁵ "Вопросы истории", 1971, N 5, стр. 142.

²⁶ На появление термина "вельможи" во 2-й редакции "Истории Российской" в результате редакторской деятельности В. Н. Татищева указал С. Н. Валк (см. "Вельможи" в "Истории Российской" В. Н. Татищева". ТОДРЛ. Т. XXIV. 1969, стр. 349- 352).

стр. 38

приводит здесь новое важное известие о том, что Борис Годунов издал закон о выходе по получении сообщения (по терминологии Татищева - "ведомости") о появлении в Литве самозванца - свидетельство повторного обращения его к летописи Иосифа. Добиваясь большей насыщенности комментария, вновь обращаясь к летописи Иосифа и привлекая из нее новые данные, В. Н. Татищев все больше отходил от стиля летописца. Стремление же к компактности изложения привело его в одном случае даже к утрате важного известия, имевшегося в 3-й редакции, - о причинах, заставивших Бориса Годунова изменить свой внутриполитический курс. Наблюдения над работой В. Н. Татищева по созданию комментария к закону 1601 г. 3-й и 4-й редакций показывают, что его приемы в данном случае вполне согласуются с выявленными нами приемами его работы над летописными текстами при подготовке материалов к IV части "Истории Российской".

Итак, к моменту составления 3-й редакции свода древнерусских законов В. Н. Татищев располагал такими исключительно важными для понимания хода закрепощения источниками, как Соборное Уложение 9 марта 1607 г. и летопись Иосифа, келейника патриарха Иова, его доверенного лица, посвященного во многие внутриполитические события. Благодаря этому Татищев впервые пришел к выводу об издании указа 1592/93 г. о запрещении крестьянского выхода и учреждении писцовых книг, явившихся юридическим основанием крестьянской крепости, о наличии серьезных колебаний в законодательстве Бориса Годунова по вопросу о крестьянах и холопах, завершившихся изданием в конце его царствования нового общего закрепостительного указа, вызвавшего обострение борьбы в стране, закончившейся гибелью его династии.

В 4-й, последней редакции своего свода законов, составленной в первой половине 1750 г., В. Н. Татищев развивает основные положения, высказанные им в 3-й редакции. 4-я редакция состоит лишь из дополнительных указов к Судебнику, начиная с конца царствования Ивана Грозного и кончая Соборным Уложением 9 марта 1607 г. (§§ 161 - 179). В § 167, комментируя указ 1597 г., В. Н. Татищев по-прежнему считает его плодом законодательной деятельности Бориса Годунова, оттеснившего к тому времени от власти других бояр. Определив в 3-й редакции время издания закона о крестьянском выходе и приблизительное его содержание, В. Н. Татищев задается теперь вопросом о причинах, вызвавших эту законодательную меру: "Ниже, § ..., показано, что в сем году (1592/93 г. - В. К.) крестьяном переписные книги учинены, но сожалетельно, что тот первой указ утратился и причины, для чего крестьяне невольными учинены, неизвестны, а может, и многие древние полезные к сведению законы нехранением утрачены, ибо 16 лет невероятно, чтоб без того миновали" (ИР, VII, стр. 381). В. Н. Татищев не назвал номера параграфа, но нетрудно догадаться, что он имел в виду § 164, примечание се к указу 1597 г. 3-й редакции, где впервые им было высказано предположение о существовании указа 1592/93 года. На мысль о том, что в несохранившемся законе имелось указание на причины его издания, В. Н. Татищева могли навести первая вводная фраза указа Бориса Годунова 28 ноября 1601 г. о разрешении выхода, чтобы оградить крестьян "от налога и продаж", и вступление к Соборному Уложению 9 марта 1607 г., где необходимость нового запрещения мотивирована подробно. В этих сожалениях историка можно видеть еще одно доказательство того, что В. Н. Татищев не создавал вступление к Соборному Уложению 9 марта 1607 г. и не редактировал его, ибо у него к тому времени, как показано выше, имелось собственное мнение о причинах закрепощения, но оно никак не отразилось во вступлении. Единственная причина ликвидации крестьянского выхода при царе Федоре Ивановиче, указанная во вступлении к Соборному Уложению 9 марта 1607 г., -

стр. 39

"наговор Бориса Годунова", как видно из вышеизложенного, не могла удовлетворить Татищева. При комментировании указа 1601 г. в 4-й редакции он, вновь обратившись к "Истории" Иосифа и Соборному Уложению 9 марта 1607 г., значительно подробнее обосновал главные положения, высказанные им еще в 3-й редакции.

В 3-й редакции, комментируя постановление указа 1601 г. о разрешении вывозить одному служилому человеку от другого лишь одного или двух крестьян, Татищев в примечании "с",помещенном в конце указа, заметил: "Политическое закона затемнение сего хитраго государя, дабы толковать по своей воле и оправить того, кого хочешь. Но как он хитр ни был и какия мудрости к неправому укреплению себя на престол не употреблял, однако ж божеская мудрость и правосудие перехитрила. Туанус, французский историк, почитает его паче всех таких хищников престола в хитростях превосходным" (ИР, VII, стр. 368). В 4-й редакции в связи с указанием на "затемнение закона" Татищев сделал прямую ссылку на вступление к Соборному Уложению 9 марта 1607 г., позволившее ему прийти к следующему выводу: "Сие есть хитрое сего государя затемнение закона, как после царь Василий сказал, что не могли точно разуметь" (ИР, VII, стр. 385). Соответствующее место во вступлении к Соборному Уложению 9 марта 1607 г. 4-й редакции гласит: "царь Борис Федорович, видя в народе волнение велие, те книги ("101-го году", то есть 1592/93. - В. К.) отставил и переход крестьянам дал да не совсем, что судии не знали, како по тому суды вершити" (ИР, VII, стр. 391). В примечании "в" к Соборному Уложению 9 марта 1607 г. Татищев прямо указывает на эту свою ссылку, сделанную при комментировании указа 1601 г.: "Сие я на оной закон, § 170, п. "е", напомнил, что весьма внятно (скорее всего описка Татищева, надо "невнятно". - В. К.) сочинен" (ИР, VII, стр. 391). Эта система прямых взаимных отсылок между комментариями к закону 1601 г. и к Соборному Уложению 9 марта 1607 г., как справедливо отметил И. И. Смирнов, свидетельствует о непричастности В. Н. Татищева к составлению или редактированию вступления к последнему²⁷ .

Свое понимание причин издания указа 1601 г. В. Н. Татищев наиболее полно изложил в примечании "е", помещенном в конце ко всему указу, сославшись на § 169, где оно было высказано ранее: "Ему (Борису Годунову. - В. К.) были причины ко утверждению себя на престоле такие коварства употреблять: 1) выше, п. "а" § 169, показано, что сей закон противо его разумения для приласкания токмо вельмож; 2) чтоб тою темнотою вельмож в нерешимые вражды ввести и отнять способ противо его соглашаться; 3) чтоб состояло в его воли оной толковать, как он хочет кого оправдать или обвинить" (ИР, VII, стр 385).

В. Н. Татищев противоречил самому себе и тексту указа 1601 г., когда полагал, что этот указ был издан Борисом Годуновым одновременно и для "приласкания токмо вельмож" и для того, чтобы перессорить их между собой, отняв у них возможность объединиться против царя. Обращение к тексту закона 1601 г. показывает, что "вельможи" как раз были исключены из числа лиц, которым разрешался вывоз крестьян. И применение указа на практике привело не к ослаблению вельмож, а, напротив, к их усилению, ибо они, используя выгодную для себя часть указа о невыходе своих крестьян, начали в обход его вывозить крестьян из-за помещиков. И это обстоятельство отмечал Татищев в 3-й редакции, когда писал, что после издания указа 1601 г. "духовные и вельможи, имеющие множество пустых земель, от малоземельных дворян крестьян к себе перезвали" (ИР, VII, стр. 367). Как видно из Вельской летописи, применение указов 1601 - 1602 гг. на практике породило вражду главным

²⁷ И. И. Смирнов. Новый список Уложения 9 марта 1607 г., стр. 77 - 78.

стр. 40

образом в среде провинциального служилого люда. Дело в том, что Татищев в своей оценке указа 1601 г. следовал "Истории" Иосифа не только в § 169, но и в рассматриваемом обобщенном комментарии, о чем свидетельствует новая прямая ссылка на эту летопись: "Монах Иосиф сказует, что он (Борис Годунов. - В. К.) тому, котораго погубить намерялся, наиболее ласкал и за великаго приателя почитал, а погубя, со слезами лицемерно сожалел и тяжкою клятвою свою невинность утверждал. Колико тайно он людей погубил украдчи, что и доднесь никто не знает, где делись и как украдены" (ИР, VII, стр. 385).

Ряд новых моментов содержится в 4-й редакции и при комментировании Соборного Уложения 9 марта 1607 года. Здесь Татищев определеннее высказался о закрепощающем значении книг, учрежденных царем Федором при запрещении крестьянского выхода. В примечании "а" к § 176 читаем: "Книги поголовные, для платежа дани, видится при нашествии татар учинены были, а сии яко крепость, о которых § 168 неясно положено" (ИР, VII, стр. 391).

Отмечая постановление Соборного Уложения 9 марта 1607 г. о возвращении беглых и вывезенных крестьян "до сроку рождества Христова без пожилаго", В. Н. Татищев объяснял это в 4-й редакции прежде всего недавностью прикрепления их: "Без пожилаго мню по тому разсуждению, что крестьяне тогда есче к неволе не привыкли; 2-е, что законы о том были смятны. И сие есть мудрое разсуждение" (ИР, VII, стр. 392). В отношении же холопов он, как отмечалось выше, писал другое. Комментируя указы Бориса Годунова и Василия Шуйского об их "воле", он заключал: "И вкоренившийся обычай неволи применить небезопасно...". Следовательно, Татищев ясно представлял себе разницу во времени и степени закрепощения крестьян и холопов.

Еще в 3-й редакции В. Н. Татищев, сравнивая Соборные Уложения Василия Шуйского и Алексея Михайловича, обратил в общей форме внимание на использование первого в качестве источника для второго: "при сочинении Уложения печатнаго сей (закон царя В. Шуйского. - В. К.) пред собою имея, да неразсудно нужное и полезное оставили, а другое превратили, чего государь сам разсмотреть внятно за другими делами времени не имел, а Петр Великий о сем законе не ведал. И ныне ежели пожелают о беглых обстоятельной закон сочинить, то сей всех доднесь изданных в разсуждении не отстает" (ИР, VII, стр. 375).

В примечании "а" § 173 3-й редакции об отдаче крестьянина, женившегося на беглой, господину последней со всем его имуществом он указал на заимствование этого постановления Уложения В. Шуйского в Соборном Уложении 1649 года. В 4-й редакции свода законов о широких заимствованиях Соборного Уложения 1649 г. из Соборного Уложения 9 марта 1607 г. сказано Татищевым совершенно определенно: "В печатном Уложении видно, что из сего закона (В. Шуйского. - В. К.) сие и другие обстоятельства точно взяты, и детей первой жены отдавать с отцом не велено. Но дивно, для чего в оном пожитки свои мужику брать не велено, что справедливости противно" (ИР, VII, стр. 392). Отметив эти заимствования, В. Н. Татищев указал исследователям путь для доказательства подлинности основного текста Соборного Уложения 9 марта 1607 года. Именно по такому пути пошел В. О. Ключевский, для которого в силу этого обстоятельства подлинность основного текста Уложения В. Шуйского не вызывала сомнений²⁸ . Однако он вслед за Н. М. Карамзиным отказывал в подлинности вступлению к этому Уложению, где дана историческая справка о ходе закрепощения в конце XVI - начале XVII века. Споры по этому вопросу, начавшиеся в XIX в., продолжаются и поныне.

²⁸ В. О. Ключевский. Соч. Т. VII. М. 1959. стр. 477, прим. 26.

стр. 41

В свое время мы указали на прямые ссылки в делопроизводстве 90-х годов XVI в. на закон царя Федора о запрещении выхода крестьянам и бобылям и на прямые заимствования в основном тексте Уложения В. Шуйского из другого его закона - о пятилетнем сроке сыска в крестьянском владении и вывозе. Теперь же хотелось бы привести новые доказательства непричастности В. Н. Татищева к составлению или редактированию этого вступления, исходя из наблюдений над манерой его работы над комментариями к своему своду древнерусских законов и их содержания. На одно из них обратил внимание уже И. И. Смирнов во вводной статье к своей публикации Соборного Уложения 9 марта 1607 года. Однако он не представлял, что имеет дело не с особым списком его, а с новой, 4-й редакцией свода законов Татищева. Это взаимные прямые отсылки в примечаниях к указу 1601 г. о крестьянском выходе и вступлению к Уложению В. Шуйского, о которых говорилось выше. Другое из них, видимо, можно видеть в сожалениях Татищева по поводу неизвестности прямых причин лишения крестьян права выхода в силу утраты указа 1592/93 г., хотя на основании косвенных данных у Татищева к этому времени составилось вполне определенное мнение об экономических и политических причинах прикрепления крестьян. Отсутствие даже намека на эти причины во вступлении - свидетельство того, что Татищев рук к нему не прилагал. Но самое главное соображение на этот счет состоит, по нашему мнению, в том, что представления Татищева о ходе закрепощения, изложенные им в комментариях к своду законов в 3-й и 4-й редакциях, когда ему уже было известно Соборное Уложение 9 марта 1607 г., существенным образом расходятся с теми, которые изложены в докладе руководства Поместного приказа Боярской думе в "многоспорном" вступлении к Соборному Уложению В. Шуйского.

Сравнение различных редакций татищевского свода древнерусских законов позволяет проникнуть в творческую лабораторию ученого. Мы видим, как пытливая мысль историка по мере появления новых источников задает новые вопросы, отбрасывает неверные решения и ищет правильные; как ее влекут к себе не только сохранившиеся законы, но и утраченные или еще не разысканные, и она трудится над восстановлением их содержания, преодолевая все препоны, обусловленные состоянием исторической науки того времени, несовершенством методов исторического исследования, стремясь глубже заглянуть в тайны истории. В своих комментариях В. Н. Татищев выступает прежде всего как историк, но летописец берет над ним верх, лишь только в его руках оказывается летопись Иосифа, которой он отдает предпочтение перед другими находившимися в его распоряжении источниками.

Постоянный адрес данной публикации: