Х. Х. Круус, член-корреспондент АН СССР

Переломный в истории Европы XVI век внес крупные изменения и в жизнь государств, расположенных в бассейне Балтийского моря. Почти все социально-политические, экономические и идеологические сдвиги в Европе того времени в той или иной мере проявились и в балтийских странах, приняв специфические для данного района формы и оказав сильное воздействие на экономическое и политическое развитие этих стран. "Революция цен", рост городов, развитие мануфактурной промышленности, усиление армии и флота в государствах Западной Европы значительно увеличили спрос на продукты русского производства - лен, холст, коноплю, кожи, пушнину, - на польское и литовское зерно, на продукцию датского животноводства и т. п. Повышенный спрос на эти товары способствовал развитию товарно-денежных отношений. Особенно большую роль в торговле между Востоком и Западом играл русский рынок, служивший для западноевропейских купцов источником огромных, нередко баснословных доходов. Борьба за русский рынок все более обострялась, а контроль над ведущими к нему торговыми путями через Балтику стал одной из актуальнейших проблем международных отношений. В этих торговых путях были заинтересованы, во-первых, ганзейские купцы, занимавшие до того монопольное положение в русской внешней торговле, во-вторых, проникшие сюда позднее нидерландские купцы и, наконец, государства Балтийского бассейна, переживавшие в то время период политической и экономической консолидации.

Дании, в которой в первой половине XVI в. успешно протекал процесс ликвидации феодальной раздробленности и усиления королевской власти, удалось укрепить свое положение по отношению к Ганзе и обеспечить себе господствующую роль на Балтийском море, прочно удерживая исключительно важную, ключевую позицию - Эресундский пролив.

Швеция, прежде экономически отсталая страна, начала быстро догонять Данию. Стабилизация шведского государства при Густаве I Ваза создала необходимые предпосылки для осуществления агрессивной "восточной политики" его сыновей, имевшей своей целью добиться контроля Швеции над ведущими в Россию торговыми путями, особенно в Финском заливе.

В Восточной и Центральной Европе одним из могущественнейших государств в начале XVI в. являлась Польша-Литва. Вернув себе привисленские земли, Польша открыла своим западным областям выход к Балтийскому морю. Успешно завершилась и ее борьба против Тевтонского ордена, приведшая к его секуляризации и образованию в 1525 г. прусского герцогства - вассала Польши. У Польши-Литвы сложились напряженные отношения с Русским централизованным государством в результате захвата значительных русских, белорусских и украинских земель. Второй партнер унии - Великое княжество Литовское - также добивался для своих северо-восточных районов выхода к морю по Дау-

гаве. Среднее и нижнее течение этой реки пролегало по территории Ливонского орденского государства, непосредственного соседа России. Все эти обстоятельства заставляли литовских магнатов и польского короля зорко следить за положением в Ливонии.

Перед Россией, в то время уже игравшей важную роль в политической и экономической жизни Восточной Европы, в значительно более острой форме, чем перед прежними боярскими республиками северо-западной Руси - Новгородом и Псковом, встал вопрос о беспрепятственном и широком выходе к Балтийскому морю. На пути к этой цели ей противостояли Швеция, Ливонское орденское государство и Польша-Литва. Благодаря своему географическому положению Ливония занимала в барьере против России наиболее выгодные позиции. К тому же находившиеся на ее территории ганзейские города (Рига, Таллин, Тарту) энергично отстаивали свои прибыльные монопольные посреднические позиции в торговле с Россией. Они проявляли большую активность, стремясь не допускать непосредственных общений русских и западноевропейских купцов. После безуспешных дипломатических переговоров с ливонскими властями Русскому государству во время царствования Ивана IV не оставалось другого пути, как попытаться прорвать этот барьер силой, избрав для этого наиболее уязвимое звено - Ливонию. Так началась Ливонская война, которая должна была разрушить колониальное, паразитическое, разлагавшееся изнутри орденское государство и обеспечить России свободный выход к Балтийскому морю.

С этого времени так называемый "балтийский вопрос" вступил в новую, весьма сложную фазу. Во второй половине XVI в. вокруг Восточной Прибалтики столкнулись интересы всех крупнейших государств, расположенных в бассейне Балтийского моря. Возникший здесь узел противоречий явился позднее в историографии темой обширного и оживленного обсуждения, не потерявшего актуальности и по сей день.

За последние полтора десятка лет ни один вопрос истории средневековой Прибалтики не привлекал к себе такого внимания зарубежной буржуазной историографии, как "балтийский вопрос" во второй половине XVI века. Естественно, советская историческая наука не может пройти мимо зарубежных исследований, не подвергнув их тщательному анализу с позиций марксистско-ленинского понимания истории. Необходимо, с одной стороны, выявить в этих работах все ценное для дальнейшего изучения столь важного вопроса истории Северной и Восточной Европы и, с другой стороны, подвергнуть критическому анализу содержащиеся в этих трудах ложные концепции, а подчас утверждения, умышленно искажающие историю и продиктованные далеко не научными соображениями.

Рассмотрим, в первую очередь, три наиболее крупные зарубежные работы по "балтийскому вопросу" в XVI веке. Две из них принадлежат перу шведских исследователей А. Аттмана и С. Свенссона ¹ , а третья - американскому историку У. Кирхнеру ² .

*

А. Аттман в своей работе о роли русского рынка в балтийской политике второй половины XVI в. уделяет много внимания изучению экономических предпосылок Ливонской войны. В первой части книги он подробно анализирует, в основном с точки зрения внешней торговли, структуру русского рынка, его производственные и торговые районы, торговые пути

¹ Artur Attman. Den ryska marknaden i 1500-talets baltiska politik. 1558 - 1595 Lund. 1944; Sven Syensson. Den merkantila bakgrunden till Russlands anfall pa den livlandska ordensstaten 1558. Lund. 1951. Наша рецензия на книгу С. Свенссона опубликована в журнале "Вопросы истории" (1958, N 1, стр. 177 - 182); исследование А. Аттмана в данной рецензии затрагивалось лишь в самых общих чертах.

² Walther Kirchner. The rise of the Baltic question. Newark. Delaware. 1954.

и балансы. Во второй части рассматриваются политические, военные и дипломатические мероприятия России, Ливонского орденского государства, Швеции, Польско-Литовского государства, Дании, Германской империи, ганзейских городов, а также Англии и Нидерландов, которые были втянуты в эту исключительно запутанную, сложную, полную противоречий борьбу за Восточную Прибалтику во второй половине XVI века.

В своей работе А. Аттман использовал обширную историческую литературу и большое количество первоисточников на многих языках, в том числе и на русском. Он поставил ряд важных вопросов экономической и политической истории Северной Европы, связанных с борьбой за торговые пути через Балтику. Автор по-новому трактует некоторые события Ливонской войны второй половины XVI века.

А. Аттману удалось выявить в Государственном, Камеральном и Военном архивах Швеции, в Датском, Любекском и Данцигском государственных архивах, в довоенных архивах Латвии и Эстонии, а также в городских архивах Риги и Таллина новые материалы. Использованные им исторические документы значительно повышают научную ценность исследования.

Стержневыми проблемами труда А. Аттмана являются, с одной стороны, изучение русского рынка, а с другой - стремления западных государств к господству над ведущими к этому рынку торговыми путями через Балтику. Кроме двух указанных центральных вопросов, автора интересует третий, особенно актуальный с точки зрения истории Эстонии и Латвии: какую экономическую и политическую роль играла Восточная Прибалтика в тогдашних международных отношениях как географический район, непосредственно примыкавший к русскому рынку? Вопрос этот не новый в исторической литературе. Им занимались еще современники событий второй половины XVI в., не говоря уже о более поздних временах, когда на протяжении многих десятков лет он широко обсуждался историками многих стран. В процессе его изучения выявлено огромное количество ценных архивных материалов.

Что же нового дал А. Аттман? Какие выдвинутые им положения заслуживают дальнейшего развития? Вопрос этот представляет интерес и для советских историков. Рассмотрим некоторые наиболее существенные результаты рецензируемого исследования.

В первых главах своей работы автор рассматривает районы России и Прибалтики с точки зрения основных статей экспорта: льна, конопли, воска, сала, кож, пушнины, - а также путей сообщения, по которым осуществлялись торговые связи Русского централизованного государства с Западом. На основе довольно ограниченного исторического материала, главным образом заметок иностранных наблюдателей, путешественников и политических агентов - современников событий, а также некоторых западных исследований А. Аттман делает вывод о так называемом "едином" русском рынке. Он считает, что экономические районы не были обособлены друг от друга, а составляли как рынок одно целое. Торговое общение со странами Запада осуществлялось водным путем по Балтийскому морю и Северному Ледовитому океану и по суше (в страны Центральной Европы). Автор сосредоточивает свое внимание на движении товаров через восточные порты Балтийского моря - Таллин, Ригу, Кенигсберг, Данциг, Выборг и Нарву, - которые являлись важнейшими транзитными воротами для русского рынка. Особенно подробно рассматривает он Нарву, имевшую после 1558 г. большое торговое значение. Для сравнения А. Аттман приводит данные о торговле через Архангельск, используя в основном документы первой половины XVII века.

Эти вопросы, бесспорно, имеют важное значение для изучения состояния русского рынка в тот период. Однако А. Аттман делает свои выводы, слабо учитывая русские материалы. Правда, русских источников

по истории внешней торговли не много, но обойти их в данном случае, конечно, нельзя. К тому же автор рассматривает рынок только в аспекте внешней торговли, вне его связи с внутренним рынком страны и с развитием ее экономики в целом. В результате нарисованная А. Аттманом картина оказалась схематичной, поверхностной, лишенной необходимой полноты. Здесь сказывается принципиальная разница между трактовкой проблемы рынка в буржуазной историографии и ее пониманием с позиций исторического материализма. Вопросу возникновения и упрочения единого всероссийского рынка отводится важное место в марксистско-ленинской исторической науке.

Как известно, В. И. Ленин датировал начало складывания единого всероссийского рынка XVII веком. Советские историки показали, что формирование всероссийского рынка было длительным и сложным процессом, что в XVI в. речь может идти только о "предпосылках всероссийского рынка" ³ , а не о рынке, как уже сложившемся целостном социально-экономическом явлении. Нельзя при этом забывать, что возникновение рынка тесно связано с общим развитием производительных сил страны - усилением общественного разделения труда, ростом городов, развитием ремесла и торговли, возникновением территориальных производственных районов и т. п. Внешняя торговля составляла в этом процессе всего лишь один из компонентов. Рассматривая же ее как нечто обособленное, изолированное от общего развития производительных сил, А. Аттман оказался не в состоянии дать исчерпывающую картину русского рынка второй половины XVI в., а ведь в этом была задача его исследования.

Половину первой части своей работы, посвященной положению на русском рынке во второй половине XVI - начале XVII в., автор отводит анализу связанных с этим рынком внешнеторговых балансов (стр. 63 - 117). Полные и достоверные торговые балансы являются, несомненно, наилучшими и наиболее надежными показателями внешней торговли и общего состояния рынка, его развития, структуры. Если бы А. Аттману удалось выяснить сравнительно точно состояние торговых балансов того времени, в наших руках оказался бы ключ не только к изучению всей внешней торговли между Россией и Западом, но и к пониманию причин упорной и ожесточенной борьбы, развернувшейся вокруг русского рынка во второй половине XVI - начале XVII века. Однако крайняя скудость и отрывочность статистических материалов затрудняют работу исследователя в этой области.

А. Аттман выдвинул тезис о том, что экспорт России на Запад намного превышал импорт. Возникавшую при этом разницу Запад покрывал якобы драгоценными металлами и монетами. Для обоснования этого тезиса автор ссылается на исследование датского историка А. Э. Кристенсена, который сделал свои выводы на основе изучения Эресундских (Зундских) таможенных книг (регистров) ⁴ . По А. Э. Кристенсену получается, что из общей стоимости товаров, прошедших транзитом через Зунд во второй половине XVI - первой половине XVII в., товары, направлявшиеся из Балтийского моря на Запад, составляли в среднем 70%, а в обратном направлении - 30%. Таким образом, по своей стоимости вывоз через порты Балтийского моря более чем в два раза превышал ввоз. Подавляющая часть транзитных тозаров была связана с русским рынком. По мнению А. Э. Кристенсена, Зундские транзитные балансы свидетельствуют о том, что во внешней торговле с Западом вывоз из России значительно превышал ввоз. А. Э. Кристенсен указал на ряд причин,

³ См. С. В. Бахрушин. Научные труды. Т. I. М. 1952, стр. 25 - 54.

⁴ A. E. Christensen. Sundzollregister und Ostseehandel. "Conventus primus historicorum Balticorum". Rigae, 16 - 20. VIII. 1937; "Acta et relata". Rigae. 1938, S. 391 - 400. Зундские таможенные регистры опубликованы в "Tabeller over Skibsfart og Varetransport gennem Oresund 1497 - 1660". I, II: A. B., utg. av N. E. Bang och K. Korst. Kobhn. 1906, 1922, 1933.

обусловивших, по его мнению, такое состояние транзитных балансов по официальным таможенным регистрам, однако он не сумел определить удельный вес каждой из этих причин. На основе других источников А. Э. Кристенсен высказал предположение, что разница между стоимостью русского экспорта и импорта покрывалась ввозом с Запада драгоценных металлов и монет, которые в Зундских таможенных регистрах не отражались.

Шведский историк-экономист Э. Ф. Хекшер полагал, что одни Зундские таможенные регистры все же недостаточны для убедительных выводов по этому вопросу. Он считал необходимым глубже изучить проблему, увязав ее с общим, весьма сложным процессом экономического развития, особенно с движением цен в местах товарообмена, то есть в странах и портах Балтийского побережья ⁵ .

А. Аттман идет этим же путем. Он анализирует, насколько это позволяют источники, торговые балансы прибалтийских городов: Выборга, Нарвы, Таллина, Риги, Кенигсберга, Данцига, - а также портов, находившихся в 1640 г. под властью Швеции, и для сравнения использует соответствующие материалы в отношении Архангельска и сухопутных торговых путей из России в Германию. На основе новых источников автор также подтверждает тезис о значительном превышении русского экспорта над импортом и покрытии разницы ввозом золота и серебра из западных стран.

Несмотря на то, что А. Аттман проделал большую работу, вопрос о торговых балансах все же им не решен. Это отмечено шведским историком С. А. Нильсоном ⁶ , по мнению которого данная проблема еще нуждается в дальнейшей разработке. Мы присоединяемся к такому мнению, заметив со своей стороны, что и ее следует изучать на фоне общего положения на русском рынке во второй половине XVI века. При этом, разумеется, совершенно необходимо использовать труды русских и советских историков. Из новейших исследований в данной области отметим работы М. В. Фехнер о торговле Русского государства со странами Востока в XVI в. и А. П. Пронштейна о Новгороде как одном из важнейших в XVI в. районов русского рынка и крупном центре торговли с Западом ⁷ . В них имеется много указаний на важнейшие источники, которые совершенно не учитывает А. Аттман.

Начало исследования А. Аттмана служит как бы введением, основой для более крупной части, посвященной внешнеполитической борьбе за русский рынок во второй половине XVI века. Кроме России, боровшейся за жизненно важный для нее выход к Балтийскому морю, здесь активно выступали еще Швеция, Польша и Дания; у всех у них были различные, противоречащие друг другу интересы, но одинаковая цель - установление господства над морскими путями из России на Запад.

Вторая часть работы А. Аттмала может вызвать замечания и возражения, в частности относительно некоторых деталей; в целом же постановка проблемы и ее решение представляют интерес. Автор умело увязал борьбу за Прибалтику во второй половине XVI в. (особенно Швеции и Польши) с торгово-политическими притязаниями враждовавших государств.

Исследование А. Аттмана имеет существенное значение и с точки зрения истории Эстонии и Латвии XVI века. При этом возникают, однако, некоторые специальные вопросы.

В качестве показателей, характеризующих внешнюю торговлю Рос-

⁵ E. F. Heckscher. Oresundtullrakenskaperna och deras behandling. "Historisk tidskrift", 1942 , S. 174.

⁶ S. A. Nilsson. Den ryska marknaden i 1500-talets baltiska politik. "Scandia", Tidskrift for historisk forskning. Bd. XVI, H. 2. 1944, S. 175 - 190.

⁷ М. В. Фехнер. Торговля Русского государства со странами Востока в XVI веке. М. 1952; А. П. Пронштейн. Великий Новгород в XVI веке. Очерк социально-экономической и политической истории русского города. Харьков. 1957.

сии, автор приводит торговые балансы ливонских городов. Историка тут интересует, естественно, вопрос, какая доля в этих балансах падала на Прибалтику и какая на русскую транзитную торговлю. К сожалению, работа Аттмана исчерпывающего и четкого ответа на такой вопрос не дает. Причина этого, правда, в значительной степени заключается в недостаточности исторических материалов. Далее, текст книги не всегда согласуется с приводимыми там же сравнительными цифрами ⁸ . Не совсем точны и карты производственных районов Прибалтики (да и России), что снижает их научную ценность ⁹ .

Существенным недостатком этой части работы является то, что внешняя торговля прибалтийских городов рассматривается отдельно от истории развития местного внутреннего рынка. Автор характеризует южные порты Прибалтики (Ригу, Кенигсберг и Данциг) как транзитные ворота русского экспорта, однако не указывает с достаточной ясностью, что торговым хинтерландом этих городов являлись в первую очередь Польша и Литва, в особенности районы, расположенные вдоль Даугавы, Немана и Вислы.

Исследуя историю борьбы за русский рынок, А. Аттман останавливается преимущественно на шведских и польских притязаниях, оставляя в тени роль Ливонии. Да и борьба России за свободные пути сообщения также рассмотрена лишь вскользь. Вследствие этого общая картина борьбы за русский рынок выглядит в работе односторонне.

А. Аттман уделяет большое внимание торговле через Нарву во второй половине XVI в., привлекая для освещения этого вопроса новые архивные данные. Как известно, с 1558 по 1581 г., когда Нарва находилась под русским владычеством, она служила для России важнейшим "окном" на Запад. Для самой Нарвы это были годы небывалого экономического расцвета. Транзитная торговля через Нарву ущемляла интересы крупных купцов в остальных городах Балтийского побережья, в первую очередь в Таллине и Риге, а также и в более отдаленных западных городах и странах. Вокруг нарвского плавания развернулась ожесточенная борьба, доходившая до военных столкновений, когда каперы, пытаясь силой приостановить торговлю через Нарву, нападали на торговые суда в Балтийском море, особенно в Финском заливе.

Осветить борьбу России за свободный выход к Балтийскому морю попытался и другой шведский историк, С. Свенссон, в работе "Экономические причины нападения России на Ливонское орденское государство в 1558 году" ¹⁰ .

В книге С. Свенссона не содержится ни нового фактического материала, ни новых архивных данных. Не владея русским языком, автор обошел ряд русских источников и исследований. Он подверг анализу только источники западного, особенно ливонского происхождения и сделал на их основании некоторые выводы. Подобно А. Аттману, считавшему, что борьба Швеции и Польши за Восточную Прибалтику в XVI в. диктовалась в основном их стремлением к господству над западными пу-

⁸ Так, приводя на стр. 32 - 33 сравнительные цифры о структуре таллинского экспорта (по 1583. 1587 и 1600 гг.) и четыре таблицы по XVII в. (от 1620 по 1670 г.), автор утверждает, что русские транзитные товары занимали в нем менее важное место, чем товары местного рынка, так как основные предметы экспорта (зерно, масло, смола, часть льна и льняного семени) шли из Эстонии, в частности из Северной Лифляндии. В действительности же удельный вес русских товаров в таллинском экспорте (лен, конопля, сало, воск, дубленые и сырые кожи, пушнина, ворвань) был в эти годы весьма значительным: в 1586 г. он составлял 45% всего экспорта в 1600 г. - 46%, а в 1620 - 1629 гг. - от 30% до 43%.

⁹ Карты производственных районов (приложения 1 - 5) показывают производство льна, конопли, сала, воска, сырой кожи и пушнины. Они являются ориентировочными, особенно в отношении Прибалтики.

¹⁰ S. Svensson. Указ. соч.; рецензию на указанную работу см. "Вопросы истории". 1958, N 1, стр. 177 - 182.

тями русской внешней торговли, С. Свенссон показывает, что тяга Русского государства к свободному выходу на Балтику также, была вызвана прежде всего экономическими, преимущественно торговыми соображениями. Именно в этом автор видит сущность противоречий между Русским государством, с одной стороны, и его западными соседями, в первую очередь Ливонским орденским государством, Швецией и ганзейскими городами - с другой. Исходя из такой концепции, С. Свенссон подвергает анализу дипломатию этих стран накануне Ливонской войны. Его исследование охватывает лишь начальный период войны, не касаясь дальнейших событий.

В последние годы вопрос о нарвской торговле в период Ливонской войны явился предметом специальных изысканий. Появились две статьи: американского историка У. Кирхнера и британского исследователя Т. С. Уиллана ¹¹ .

*

Работа "Восход балтийского вопроса" является докторской диссертацией американского историка Уолтера Кирхнера ¹² , который раньше выступил с рядом статей, посвященных взаимоотношениям России с западноевропейскими странами в XVI веке.

Причину возникновения так называемого "балтийского вопроса" У. Кирхнер усматривает в особом географическом положении Восточной Прибалтики. Располагаясь клином между двумя крупными и мощными культурными группами: на Востоке - русской, а на Западе - немецкой и скандинавской, - этот район и его население оказались под сильным воздействием иноземных сил и были вовлечены, как выражается автор, "в события, с которыми у них не было ничего общего и которые, к их несчастью, принесли им одно лишь горе и страдания. Внешние силы своей алчностью и злом сыграли главную роль в зарождении того явления, которое получило название "балтийский вопрос" ¹³ .

Такая постановка вопроса страдает явной схематичностью. Нельзя согласиться с огульным, упрощенческим подходом к оценке роли отдельных внешних факторов в возникновении и развитии балтийского вопроса. У. Кирхнер ставит знак равенства между побуждениями и целями различных сил, без учета специфики отдельных фаз развития "балтийского вопроса", а также сущности политики каждой из сторон. Он обходит вопрос о том, способствовала ли эта политика общему и местному прогрессу или же служила тормозом в историческом развитии Восточной Прибалтики.

В предисловии к своей работе У. Кирхнер указывает, что в отличие от остальных исследователей он ставит перед собой цель рассмотреть "балтийский вопрос" в период его "восхода", который, по мнению автора, охватывает 1558 - 1583 гг. (то есть время Ливонской войны), не с точки зрения одной какой-либо страны, а в "общеевропейском аспекте". У. Кирхнер обещает дать анализ политики стран, участвовавших в развернувшейся вокруг Прибалтики борьбе. Таким образом, автор поставил перед собой весьма обширную и, можно сказать, претенциозную задачу. Как же он справился с ней?

У. Кирхнер характеризует каждую причастную к "балтийскому вопросу" страну обособленно. Отдельные разделы книги посвящены мест-

¹¹ W. Kirchner. Die Bedeutung Narwas im sechszehnten Jahrhundert. Ein Beitrag zum Studium der Beziehungen zwischen Russland und Europa. "Historische Zeitschrift. Munchen. 1951, Oktober. Bd. 172, H. 2, S. 265 - 284; T. S. Willan. The Russian Compagny and Narva, 1558 - 81. "The Slavonic and East European Review". London. 1953, June. Vol. XXXI. N 77, pp. 405 - 419. См. краткую рецензию С. А. Фейгиной на эти статьи "По страницам зарубежных исследований внешней политики России в XVI - XVIII веках". "Вопросы истории", 1955, N 12, стр. 204 - 211.

¹² W. Kirchner. The rise of the Baltic question. Newark. Delaware. 1954.

¹³ Там же, стр. 2.

ным, коренным народностям Восточной Прибалтики (ливам, латышам, эстонцам). Автор рассматривает противоречия между ними и иноземными захватчиками, говорит о стремлении этих народностей к эмансипации в условиях Ливонского орденского государства. Значительное внимание он уделяет отношениям ганзейского союза к балтийской проблеме в период Ливонской войны. Затем следуют специальные главы, посвященные политике России, Дании, Швеции и Польши-Литвы в отношении Ливонии на протяжении всей войны. В предпоследней главе дается краткая характеристика балтийской политики Франции, Испании, Англии и Нидерландов, главным образом в аспекте торговой политики этих стран. В последней главе - "Балтийский вопрос" - автор делает попытку дать нечто вроде синтеза и краткой (на четырех страницах) оценки проблемы, затрагивая при этом и современное положение Восточной Прибалтики.

Такое построение книги, при котором каждая страна рассматривается сама по себе, изолированно от других, является, по нашему мнению, одной из коренных ошибок У. Кирхнера. Фактически его работа представляет собой ряд очерков, не сведенных в одно целое, в результате чего "балтийский вопрос" во второй половине XVI в. так и остался нераскрытым даже с точки зрения концепции Кирхнера.

Другим существенным недостатком работы Кирхнера является то, что внешняя политика заинтересованных в Восточной Прибалтике государств подчас совершенно не увязана с их внутриполитическим положением. Читателю так и остается неясным, на какие же общественные силы и на какой экономический и военный потенциал опиралась внешняя политика того или иного государства, интересы каких классов определяли поведение правителей этих стран. Доминирующую роль в анализе событий должен, естественно, играть внешнеполитический аспект, но нельзя совершенно игнорировать внутриполитические события, без анализа которых все исследование остается незаконченным, как бы висящим в воздухе. Так случилось и с работой Кирхнера.

Автор дал неполное и недостаточно рельефное в отдельных своих частях изложение причин, обусловивших распад Ливонского орденского государства. Он не показал, интересы каких классов толкнули Россию, Польшу-Литву, Швецию, Данию во второй половине XVI в. на войну за Прибалтику. Работа У. Кирхнера не раскрывает также военного и экономического потенциала этих государств.

Существенный недостаток книги Кирхнера состоит также в том, что он уделил необоснованно мало внимания ряду опубликованных первоисточников и исследований по данному вопросу. Очень поверхностно использованы уже упомянутые нами работы шведских историков А. Аттмана и С. Свенссона. Почти совершенно обойдены У. Кирхнером многие издания на русском и польском языках.

Автор сравнительно широко использовал труды Н. М. Карамзина и Н. И. Костомарова (по их французским переводам), но оставил вне поля зрения некоторые другие работы, несомненно, заслуживающие внимания. Такое важное с точки зрения темы исследование Р. Виппера, как "Иван Грозный", цитируется У. Кирхнером вскользь, да и то в связи со второстепенными вопросами. Он полностью игнорировал капитальный труд по "балтийскому вопросу" русского историка Г. В. Форстена ¹⁴ . У. Кирхнер даже не упоминает его в библиографии. Между тем первый том труда Г. В. Форстена посвящен "балтийскому вопросу" именно в тот период, который является темой книги У. Кирхнера, причем Г. В. Форстен посвящает ему почти в три раза больше страниц, чем американский автор (у Форстена - 717, а у Кирхнера - только 257). Г. В. Форстен ввел в научный оборот огромное количество новых ценных исторических

¹⁴ Г. В. Форстен. Балтийский вопрос в XVI - XVII столетиях (1544 - 1648) Тт. I - II. СПБ. 1893 - 1894.

данных, выявленных им во многих архивах Западной Европы ¹⁵ . Однако теперь, по прошествии более чем 60 лет после издания труда Г. В. Форстена, многие его положения явно устарели. Уже давно созрела необходимость проверить научные выводы Г. В. Форстена в свете современного состояния исторической науки.

Кирхнер использовал опубликованные Г. В. Форстеном зарубежные архивные документы ¹⁶ , но это, конечно, не может компенсировать игнорирования вышеназванного исследования Г. В. Форстена по "балтийскому вопросу". Кирхнер обошел также одно русское издание Ю. Н. Щербачева ¹⁷ (из Датского государственного архива) и дипломатические документы о русско-польских и русско-шведских отношениях из архива министерства иностранных дел России ¹⁸ .

Мало внимания Кирхнер уделил польским исследованиям и документальным публикациям, хотя польская историческая литература довольно обширна. Она насчитывает много работ, имеющих прямое отношение к теме У. Кирхнера ¹⁹ , но большинство из них автор оставил без внимания. Этим и объясняется, почему в рецензируемой работе роль Польши в "балтийском вопросе" так слабо освещена.

Нельзя также пройти мимо неправильных толкований событий, грубых искажений, а подчас и некритического отношения к источникам, которые встречаются в работе У. Кирхнера при изложении основных фактов и использовании исторической литературы, в том числе и архивных материалов. Приведем лишь несколько примеров.

Говоря о миссии датского посланника И. Ульфельдта в 1578 г. в Москве, автор пишет, что с русской стороны выступал "канцлер Сокалов" (стр. 120 - "Russia's chancellor, Sokalov"). Человеку, мало-мальски знакомому с русской историей, известно, что в этом сообщении, заимствованном У. Кирхнером из одного западного источника того времени, речь идет о руководителе русского посольского приказа думном дьяке Андрее Яковлевиче Щелкалове. Такое важное событие в развитии "балтийского вопроса" второй половины XVI в., как мирные переговоры между Россией и Польшей в Запольском Яме и заключение десятилетнего перемирия, У. Кирхнер совершенно обходит. Больше того, он незнаком даже с фактическим текстом перемирия. Автор принимает за подлинник совершенно другой документ. У. Кирхнер приводит из его преамбулы только одну фразу, которая была предложена участвовавшим в переговорах папским легатом Антонио Поссевино, но в окончательный текст договора не вошла ²⁰ .

В конце своей работы У. Кирхнер привел обширный перечень литературы, претендующей, по-видимому, на роль библиографического указа-

¹⁵ О Г. В. Форстене как историке см. подробнее В. В. Похлебнин. Г. В. Форстен - один из основоположников изучения истории Скандинавии в России. "Скандинавский сборник". Т. II. Таллин. 1957, стр. 237 - 252.

¹⁶ Г. В. Форстен. Акты и письма к истории балтийского вопроса в XVI - XVII столетиях. Тт. I - II, СПБ. 1889 - 1893.

¹⁷ Ю. Н. Щербачев. Датский архив. Материалы по истории древней России. "Чтения в императорском обществе истории древностей". Т. 164. 1893. Остальные опубликованные Ю. Н. Щербачевым документы из Датского государственного архива не нашли у Кирхнера достаточного отражения.

¹⁸ Среди этих изданий особенно важными являются сборники Русского исторического общества (тт. 59, 71 - о русско-польских отношениях в 1533 - 1570 гг.; т. 129 - о русско-шведских отношениях в 1556 - 1586 годах). У. Кирхнер использовал их крайне поверхностно, а местами даже ошибочно.

¹⁹ См. польскую историческую библиографию: В. Новодворский. Борьба эа Ливоиню между Москвою и Речь Посполитою. СПБ. 1901; St. Bodnjak. Polska a Baltyk za ostatniego Jagielona - Pamietnik Biblioteki Kornickiey, 3 (1946); Casimir Lepszy. Bibliographic polonaise d'Etien Batory. "Etien Batory. Prince de Transilvanie". Gracovie. 1935. Из польских монографий особенно важной для рассматриваемого вопроса является: V . Konopczynski. Kwestia Baltycka do XX w. Gdansk - Bydgoszc - Szezecin. 1947.

²⁰ Ср. "Книга посольская метрики Великого княжества Литовского". М. 1843, стр. 230 - 236.

теля по рассматриваемому вопросу, но он имеет серьезные пробелы, особенно, как уже отмечалось, в отношении русской и польской исторической литературы. Автор, как видно, незнаком с библиографическим справочником по истории Прибалтики Э. Блумфельда - Н. Лооне "Bibliotheca Estoniae Historica. 1877 - 1917" (Тарту. 1933 - 1939).

Помимо опубликованных источников, У. Кирхнер использовал и некоторые архивные материалы (в основном из фондов Датского государственного архива и архивов Данцига, Кенигсберга, Любека и Риги), причем не в оригинале, а в копиях, имеющихся в коллекции американского профессора В. Вестергора. Последний получил их из архивов Европы перед второй мировой войной.

При современном состоянии исследования "балтийского вопроса" во второй половине XVI в. был бы весьма полезен в книге историографический обзор. До нас дошло много разноречивых мнений и оценок событий, данных их непосредственными свидетелями. Известно, что концепции современников оказались очень устойчивыми. Они на протяжении длительного времени (а частично даже и сейчас) сказывали влияние на трактовку "балтийского вопроса" во второй половине XVI века. Любое его обострение в последующие годы побуждало возвращаться к историографическим концепциям XVI в., которые дополнялись и подправлялись новыми наблюдениями и аргументами. Немалых достижений в изучении "балтийского вопроса" в XVI в. добились советские ученые, расценивающие исторические события и явления того времени с точки зрения их социально-политической значимости, соответствия интересам народных масс.

Для правильного подхода к "балтийскому вопросу" во второй половине XVI в. исследователь должен хорошо ориентироваться в историографии вопроса. Историографические же замечания У. Кирхнера, разбросанные в тексте его работы, весьма поверхностны и далеко не всегда правильны. Вследствие всего сказанного работу Кирхнера по истории "балтийского вопроса" во второй половине XVI в. нельзя признать удовлетворительной.

Освещение "балтийского вопроса" в "общеевропейском аспекте" остается и поныне в повестке дня исторической науки как одна из важных проблем. Правильно ее решить можно только на основе марксистской методологии, при подходе к истории Европы вообще, к истории государств бассейна Балтийского моря в частности с позиций исторического материализма. В изучении на этой методологической основе истории России, прибалтийских стран и Польши данного периода уже имеются значительные научные достижения; история же Швеции и Дании того времени ждет еще своих исследователей.

Наконец, последний по счету, но важнейший по своему значению вопрос, связанный с работой У. Кирхнера, который нельзя обойти, - это политическая подоплека рецензируемого труда.

Главной предпосылкой, определившей историческую судьбу Восточной Прибалтики, У. Кирхнер считает ее географическое положение, вследствие которого этот район то и дело становился объектом ожесточенной борьбы между иностранными политическими силами. При этом У. Кирхнер с одобрением приводит высказывание польского историка Казимира Валишевского, который в своей вышедшей в 1904 г. в английском переводе работе об Иване Грозном писал: "Разрешен ли окончательно в настоящее время вопрос об обладании балтийскими провинциями? Было бы чересчур смело утверждать это" ²¹ К. Валишевский считал, что в случае международного конфликта Прибалтика станет объектом еще более ожесточенной борьбы, чем в XVI веке.

²¹ K. Waliszewski. Ivan the Terrible, Philadelphia, 1904, p. 187; русский перевод; К. Валишевский. Иван Грозный. М. 1911, стр. 235.

"Балтийский вопрос" оказался окончательно разрешенным в 1940 г. на основании волеизъявления народов Прибалтики, приведшего к восстановлению Советской власти в прибалтийских республиках и к вхождению их в состав Советского Союза. Освобождение Прибалтики Советской Армией от немецко-фашистских оккупантов и победа над фашистской Германией окончательно закрепили это положение.

Но такое решение так называемого "балтийского вопроса" не по душе У. Кирхнеру. В заключении своей книги (стр. 257) он пишет: "Они (то есть прибалтийские страны. - Х. К) все еще продолжают оставаться несчастными жертвами мощных, стоящих во всех отношениях вне их контроля сил". Этим клеветническим утверждением, типичным для лживых пропагандистов американского империализма, У. Кирхнер поставил свою работу на службу реакционеров и реваншистов, которые все еще продолжают твердить о "неразрешенности" якобы "балтийского вопроса". Какого же "решения" ждет У. Кирхнер? Это видно из его отношения к "эмансипационным стремлениям" (по выражению У. Кирхнера) народов Прибалтики, которое у автора выливается в изъявление симпатии к появившимся на короткое время на арене истории буржуазным республикам Эстонии и Латвии.

У. Кирхнер считает прибалтийские народы пассивной "наковальней" (стр. 254). Такая концепция, умаляющая значение освободительной борьбы народов Прибалтики, является в корне неправильной, противоречащей исторической действительности. Несмотря на то, что в решении политических судеб Прибалтики внешние силы действительно играли весьма существенную роль, ее народы, однако, во все времена являлись активными и мужественными борцами за свою свободу и независимость.

Эта борьба была ярчайшим и вместе с тем твердым, активным проявлением отношения эстонского и латышского народов к "балтийскому вопросу".

В середине XVI в. "балтийский вопрос" вступил в новую фазу. Жизненная потребность Русского централизованного государства в выходе к Балтийскому морю вынудила его прорвать силой активный антирусский барьер в лице Ливонского орденского государства. В период Ливонской войны, особенно в начале ее, крестьяне всячески помогали русским войскам, видя в них союзника в своей борьбе против местных немецких феодалов, и таким образом принимали активное участие в разрешении "балтийского вопроса" на его тогдашнем этапе.

Борьба Ивана IV за выход к Балтийскому морю окончилась неудачей. "Балтийский вопрос" продолжал оставаться нерешенным еще на протяжении полутора веков. Половину этого времени Восточная Прибалтика служила непосредственной ареной военных действий или же прифронтовой полосой, ближайшим тылом шведско-русского и шведско-польского фронтов. Это был период тяжелых бедствий для народов Прибалтики, огромных людских и материальных жертв. Изнуренная Прибалтика в качестве колонии Швеции должна была выносить на своих плечах непосильное бремя тягот, возложенных на нее исключительно напряженной, дорогостоящей внешней политикой этой стремившейся "к величию" заморской дворянской державы.

Северная война в начале XVIII в. и присоединение Прибалтики к России ознаменовали новый этап в истории "балтийского вопроса". Его важным результатом явилось то, что народы Прибалтики смогли 200 лет жить в обстановке мира, обеспеченного благодаря их вступлению в состав России. Хотя царизм угнетал народы Прибалтики, подвергавшиеся, как и все остальные народы России, феодальной, а затем и капиталистической эксплуатации, вхождение Восточной Прибалтики в состав Русского государства явилось прогрессивным, положительным фактором в исторических судьбах местных народов. Советские историки убедительно показали это в своих работах.

Затронутые здесь в самых общих чертах обстоятельства остались для Кирхнера совсем чуждыми и непостижимыми. Поэтому не удивительно, что в оценке современного этапа так называемого "балтийского вопроса" американский буржуазный историк стоит на совершенно ошибочных, порочных позициях.

Утверждая, что "балтийский вопрос" не разрешен якобы и в настоящее время, У. Кирхнер игнорирует ту освободительную роль, которую сыграла Великая Октябрьская социалистическая революция в судьбах прибалтийских народов.

Советская власть с момента своего рождения никогда не применяла в отношении Прибалтики принцип "исторических прав" бывшей царской России, а признавала здесь полноправным, суверенным хозяином своей страны местный трудовой народ, который был волен сам определить свое отношение к Советской республике. Если бы западным империалистическим силам совместно с местной буржуазией не удалось тогда подавить трудовой народ Прибалтики, "балтийский вопрос" был бы уже давно решен в соответствии с жизненными интересами народных масс. Однако последовавшая в 1918 г. немецкая оккупация, затем антисоветская интервенция Антанты и, наконец, родившиеся с их помощью буржуазные государства Прибалтики снова отодвинули решение этого вопроса.

В 1940 г., когда Восточная Прибалтика вступила в семью советских республик, начался бурный период восстановления, углубления и дальнейшего развития политических, экономических и культурных связей между прибалтийскими народами и остальными братскими республиками Советского Союза на основе равноправия и дружбы. Это и означало решение "балтийского вопроса" на самых идеальных началах, на единственно приемлемых для местных народов основах.

Временная оккупация прибалтийских республик в 1941 г. и трехлетнее господство немецко-фашистских захватчиков снова выдвинули на арену истории "балтийский вопрос" как составную часть чудовищного плана гитлеровского фашизма, направленного на уничтожение народов Прибалтики. Но попытка фашизма повернуть колесо истории вспять потерпела крах. Советский народ разгромил гитлеровских захватчиков, и "балтийский вопрос" получил свое полное и окончательное решение. Этого не хотят, однако, понять реакционные силы. На задворках западного империализма все еще имеет хождение клеветническая брехня о "неразрешенном "балтийском вопросе". Это один из приемов антисоветской пропаганды, направленной на разжигание войны против Советского Союза и его составной части - Советской Прибалтики. Как показывает рассмотренная выше работа У. Кирхнера, на службу этой пропаганды ставятся в США даже докторские диссертации.

Народы прибалтийских советских социалистических республик давно осознали с полной ясностью и с каждым днем все глубже убеждаются в том, что "балтийский вопрос" вполне и окончательно решен на основе равноправия и дружбы народов Советского Союза в условиях социалистического строя, обеспечившего всем народам нашей страны широчайшие возможности для политического, экономического и культурного строительства. Прибалтийские народы не желают ничего так страстно, как активного участия в строительстве коммунистического общества. Вот почему они решительно отвергают всякий новый "восход "балтийского вопроса".

Publisher:

Permanent link for scientific papers (for citations):

Found source (search robot):

Publication author(s) - Х. Х. КРУУС:

Comments: