Jan ROMEIN. Aera van Europa. Uitg. Brill Leiden. 1954. XV + 292 S.

В период общего кризиса капитализма в Западной Европе появилась обширная литература, посвященная "судьбам Европы" и причинам утраты Западной Европой мировой гегемонии. Одна за другой публикуются книги, авторы которых справедливо провозглашают, что с европейской гегемонией "покончено навсегда". К числу таких авторов относится один из видных голландских историков, Ян Ромейн, бывший директор Института исторических курсов, а с 1939 г. профессор Амстердамского университета, автор большого количества разнообразных трудов на исторические и историко-культурные темы¹ .

Если в начале своей научной деятельности Ян Ромейн в основном выступал по вопросам истории культуры и искусства, то позже он стал все более интересоваться экономикой, ее влиянием на исторический процесс, текущей политикой, о чем свидетельствуют его работы "Сырьевые ресурсы и политика", "Задачи времени", "В сфере Прамбанана". Ян Ромейн не только ученый, но и активный участник многих выступлений нидерландской интеллигенции в защиту мира.

В 1951 - 1952 гг. Ян Ромейн прочитал два цикла лекций в университете в Джокьякарте (Индонезия). Первый цикл был посвящен современной истории Азии (впоследствии был издан в Голландии под названием "В сфере Прамбанана"); второй цикл - истории Европы и ее влиянию на мировое развитие. Книга "Эра Европы" является обширным изложением второго цикла лекций, подготовленным постоянной сотрудницей Ромейна - его супругой, известной в Голландии писательницей и публицисткой Анни Ромейн-Версхоор. Главный тезис книги заключается в том, что история Европы является "отклонением" от общей линии развития человечества. За основу берется образ жизни народов Азии, Африки, Америки до Колумба и частично Европы в период средневековья. Этот образ жизни, или, как говорит Родайн, "состояние", по существу тождественное с господством натурального хозяйства, он называет "общечеловеческим шаблоном".

В предисловии к рецензируемой книге, разъясняя суть своей концепции, Ромейн замечает, что с тех пор, как Европа потеряла свое положение гегемона в мире, она

¹ Приводим главные из них: "Dostojewski in de Westersche Kritiijk". Leiden. 1924; "Byzantium. Geschiedkundig overzicht van staat en beschaving in het Oost-Romeinsche Rijk". 1928; "Machten van deze tijd (1919 - 1933)". 1932; "De lage landen bij de zee". 1934 (подготовляется частичный перевод Чешским государственным издательством); "Grondstoffen en politiek". 1935; "Erflaters van onze beschaving" (tezamen met A. Romein-Verschoor).4 тома. 1938 - 1940; частично вышел в Швейцарии; "Ahnherrer" der Hollandischen Kultur". Bern. Verlag Francke. 1946; "De Biografie. Een Inleiding". 1946; вышел в переводе: "Die Biographie. Einfuhrung in ihre Geschichte und ihre Problematik". Bern. Verlag Francke. 1948; "Theoretische Geschiedenis". 1946; вышел в обработке в Америке: "Theoretical History". "Journal of the History of Ideas". January 1948. Vol. IX, N 1; "In opdracht van de tijd". Tien voordrachten over historische thema's. 1946; "Het onvoltooid verleden". Kultuurhistorische studies. 1937; есть чешский перевод; "Tussen vrees en vrijheid". Vijftien historische verhandelingen. 1949; "In het hof der histories. 1951; "Carillon der Tijden". 1953; "In de ban van Prambanan". 1954; "De eenn van Azie" (mot medewerking van Drs J.E. Rotnein). 1956.

утратила и свой ореол исключительности среди других частей света. "Поэтому, - говорит автор, - я в своем исследовании исходил из никем, кажется, не оспариваемого факта, что те черты, которые отличают европейское средневековье от последующего европейского развития, представляются "азиатскими", в то время как история Азии до недавнего времени имела "средневековый" характер... То, в чем принципиально сходятся "средневековый" и "азиатский" типы истории, охватывающие также африканские и раннеамериканские культуры, я поэтому назвал "общечеловеческим шаблоном", а историю Европы после средних веков я научился рассматривать как отклонение от этого шаблона. Именно в этом отклонении я, кажется, нашел объяснение временной европейской гегемонии" (стр. IX).

Мы не можем признать строго научными понятия "отклонение" и "шаблон", выдвигаемые Ромейном. Передовая историческая наука твердо придерживается идеи единства всемирно-исторического процесса у всех народов. Можно говорить о неравномерности этого процесса в разных странах, об иных темпах и формах развития в тот или иной период, но отнюдь не о разных направлениях развития. Бесспорно, в эпоху античного рабства или в эпоху капитализма европейские страны по ряду причин значительно ушли вперед по сравнению со странами других частей света. Задача заключается в том, чтобы правильно объяснить эту неравномерность исторического развития человечества. Голландский историк во многих случаях близок к такому верному объяснению, но он преувеличивает своеобразие исторического пути европейских народов.

Начать с того, что расцвет товарного производства на базе античного рабства вовсе не ограничивался пределами Европы, но имел место и в африканской и в азиатской частях Средиземноморья. С другой стороны, он отнюдь не охватывал всю территорию Европы. История, по существу, не знает того абсолютного "азиатского застоя", о котором говорит Ромейн. Были целые эпохи, когда азиатский Восток в своем развитии значительно обгонял Европу. Так было и в ранние времена древнего мира и в раннее средневековье. Если под "отклонением" понимать движение вперед, более успешное развитие производства и культуры, то "азиатское отклонение" в определенные периоды далекого прошлого станет для нас не менее важным фактом, чем европейское "отклонение" в другие периоды истории.

Еще более сомнительно понятие "общечеловеческого шаблона", подразумевающее извечную неподвижность, косность, застойность подавляющего большинства человеческих обществ. Можно ли говорить о каком-то шаблоне в отношении столь различных обществ прошлого, как первобытное общество каменного века, общинно-рабовладельческое на древнем Востоке или феодальное в странах средневековой Европы! Господство и преобладание натурального хозяйства во всех трех случаях еще не дают основания для их отождествления. Марксисты справедливо видят здесь три разные формации.

Общеизвестно, что развитие колониальных и зависимых стран Азии, Африки и др. искусственно задерживалось европейскими поработителями. Нет никаких оснований полагать, что многие из этих стран в иных условиях не развивались бы так же, как и Европа. Ромейн сам мимоходом указывает на примеры этого: "До появления англичан Индия имела развитую железоделательную промышленность, которая, однако, пришла в упадок в результате английской конкуренции, но в настоящее время опять приобретает значение" (стр. 26), - или, говоря о роли третьего сословия в борьбе королей с феодалами в Европе: "В XVI столетии в прибрежных городах на Яве возникли подобные явления, то есть стремление обуздать власть "баронов", опираясь при этом на торговые прибыли, но там не было третьего сословия, мещанства, сам князь по возможности удерживал в своих руках монополию внешней торговли. Ост-индская компания, стремившаяся захватить внутриазиатскую торговлю (между Индией, Индонезией, Китаем и Японией), прекратила это развитие, и в последующие столетия сначала компании, а потом голландское губернаторское управление стали использовать князей и вельмож в целях сохранения верховной власти" (стр. 101).

Ромейн справедливо отвергает столь модные у реакционных социологов и историков географическое и расовое объяснения наличия в Европе в отдельные периоды ее истории более высокого общественного строя. Так, выясняя принципиально новые черты, впервые появившиеся вместе с культурой древней Греции, он указывает на первостепенное значение такого факта, как воз-

никновение городов, и отмечает, что природные условия древней Греции не могли обеспечить эти города надлежащей сельскохозяйственной базой. Ромейн, однако, не делает необходимого вывода из этих предпосылок и, как, впрочем, нередко в ходе дальнейшего изложения, оставляет открытым вопрос о причинах ускоренного развития юга Европы в античную эпоху. Тем самым он дает повод прогрессивному голландскому критику заметить, что теория Ромейна "ничего не объясняет и, не разъясняя законов развития человеческого общества, ставит нас перед неразрешимой проблемой"² .

В самом деле, возникновение принципиально новых черт, характеризующих древнегреческое общество и лежащих в основе дальнейшего развития европейского "отклонения", не представляет ничего загадочного, если учесть следующие факты. Около тысячи лет до н. э. в восточной части Средиземноморского бассейна были налицо все предпосылки для их возникновения. Так, жители микенской Греции, Крита и финикийцы создали материальную базу - накопленные средства, развитое судоходство и торговлю - для существования автономных городов-государств, которые у них, однако, развития не получили, так как общество было сковано патриархальными отношениями и не нуждалось в импорте сельскохозяйственных продуктов. Племена, вторгшиеся с севера на Греческий полуостров, были кочевниками, сохранившими, по-видимому, остатки матриархата. Они не были приспособлены к обработке земли и не были скованы патриархальными отношениями. В условиях послегомеровской Греции ввоз основных сельскохозяйственных продуктов и тем самым экспорт других продуктов был необходим, поэтому в стране, помимо судоходства, получили преимущественное развитие различные промыслы, в которых производительность труда была выше, чем в сельском хозяйстве, что создало предпосылки для использования рабского труда в производственном процессе. Таким образом, возникло производство товаров преимущественно для продажи - товарное производство - основа основ всех тех явлений, которые Ромейн объединяет под названием "европейское отклонение". Именно этот факт в конечном счете объясняет возникновение того отвлеченного, "абстрактного" мышления, которое автор оценивает как одно из величайших достижений греческой культуры и как одну из основ европейского "отклонения".

Рационализм и гуманизм древней Греции, говорит автор, благодаря мусульманским ученым были сохранены для Европы. Другой признак "отклонения" - особые достижения римлян в области организации - передан потомству, по мнению Ромейна, христианской церковью. Следующим звеном "отклонения" явились союзы свободных горожан, "основателей западного демократизма", создавшие совместно с князьями новое звено - национализм. Далее автор говорит, что в городах возникло шестое звено - капитализм, ставший впоследствии исходной точкой европейской гегемонии. Следующими звеньями являются, по мнению Ромейна, техника и протестантизм, тесно связанные с капитализмом.

Второй, более мощный расцвет товарного производства, когда оно стало господствующим, всеобщим, когда в товар превратилась рабочая сила, действительно впервые наблюдался в Европе в позднее средневековье. Но те вторичные, политико-идеологические явления, которые Ромейн рассматривает как обусловливающие это дальнейшее развитие "европейского отклонения" - Возрождение, Просвещение, национализм, историзм, - фактически представляют собой лишь идеологические следствия такого решающего факта, как перерастание простого товарного хозяйства в капиталистическое.

Просвещение, десятое звено "отклонения", прокламирующее равноценность всех людей, расценивается автором как высшая точка европейской цивилизации, но вместе с тем и как первый удар изнутри по "европейскому сознанию превосходства". Промышленный переворот, американская и французская буржуазные революции составили, согласно Ромейну, следующие три звена "отклонения" и послужили преддверием к XIX в., когда Европа больше чем когда-либо казалась естественным центром мира.

В XX в. буржуа, по мнению Ромейна, уже не похож на своих предшественников: он хочет покоя и неспособен к жертвам, он потерял самоуверенность и не в силах противостоять ударам первой мировой войны, русской революции и второй мировой войны. В объяснении причин Великой Октябрьской социалистической революции, которой Ромейн посвящает специальную

² "De Waarheid", 5 февраля 1955 года.

главу, автор близок к исторической истине. В освещении ряда важных моментов чувствуется, что знание трудов классиков марксизма оказало благотворное влияние на Ромейна. Он, по существу, следует ленинскому учению о "слабом звене" в цепи империализма. Дружественная, сочувственная оценка дается Ромейном построению социализма в СССР (стр. 269).

Нашу эпоху Ромейн считает концом европейской гегемонии. В своей характеристике современного положения он повторяет обычные буржуазные либеральные оценки. "Две державы, обе происшедшие из европейского духа - Соединенные Штаты и Советский Союз, - перерастают Европу, которая живет в тени скрещенных мечей этих двух великанов. В результате этого развития "отклонение" в принципе перестало быть "отклонением" (стр. 281). Теперь оно стало явлением мирового масштаба. Вследствие этого, по мнению Ромейна, сложились условия для возникновения "мировой федерации, являющейся единственной долговечной гарантией мира и процветания" (там же).

Точка зрения Ромейна, что Европу спасет Азия, хотя и свидетельствует (если учесть весь ход его мыслей) об антиимпериалистических настроениях автора, является ошибочной. Для преодоления европоцентризма нет нужды впадать в своеобразный "азиацентризм". Пессимистическая оценка судеб европейского буржуазного общества не может, и не должна распространяться на Западную Европу в целом. Богатейшее культурное наследие, высокие трудовые навыки, неоценимый революционный опыт народных масс западноевропейских стран обеспечивают им выдающееся место в борьбе против империализма. Первая социалистическая страна мира - СССР - является одновременно страной европейской и азиатской.

Рассматривая всемирно-исторический процесс с точки зрения судеб лишь одной небольшой его части - развития Европы и притом главным образом Западной, Ромейн, по существу, дает историю культуры Европы и прежде всего историю буржуазной культуры. Европейский дух, о котором он говорит, - это буржуазный дух, и под "осенью Европы" он подразумевает осень буржуазной Европы. Нельзя, однако, согласиться с вышеупомянутым голландским критиком, упрекающим Ромейна в пессимизме, хотя выражение "осень Европы" и созвучно пресловутому "закату Европы" Шпенглера.

Книга Ромейна свидетельствует о прогрессивных стремлениях автора. Отдавая себе полный отчет в немарксистской методологии голландского историка, мы в то же время не можем не приветствовать его выводы, говорящие о непримиримом антиколониализме, антимилитаризме и антиевропоцентризме.

Publisher:

Permanent link for scientific papers (for citations):

Found source (search robot):

Publication author(s) - Марэн ГЛЕН:

Comments: