Заметки о субъекте демократической модернизации

  
  
 Но мысли у всех были возбуждены...  
 жизнь шла на подъем. 
  
 

Алексей Толстой. "Хмурое утро"

Продолжим обсуждение проблем российской модернизации. Были рассмотрены специфика российской модернизации и ее новый "курс" - переход к демократической модернизации "снизу"¹. Затем обсужден "путь" - задачи этой модернизации². Теперь настала очередь поговорить о субъекте модернизации.

Что это, собственно, за социальный субъект, способный стать лидером модернизации, наполнить ее практическим содержанием? Позиции каких социальных сил смогут оказаться индикаторами качества проводимых реформ? И наконец, чьи нормы и представления в состоянии превратиться в этический фундамент новых, модернизованных институтов?

Ранее мы только обозначили наличие такого субъекта - "новую Россию". Теперь же необходимо проследить генезис этого субъекта, выявить его интересы, представления и требования, с тем чтобы через эту социальную призму увидеть перспективы российской модернизации, ее "хмурое", но все же утро.

В качестве основной характеристики "новой России" был выделен индивидуальный рациональный выбор. Отсутствие массовых групп, способных к рациональному осознанию реальности, неизбежно ведет лишь к идеологически аффектированной имитации демократии и рынка, за лозунговыми фасадами которых царит наглый разгул демагогии, коррупции и криминала. Наличие же в России таких слоев и групп делает курс на демократическую модернизацию вполне реалистичным.

Все это также ответ тем, кто утверждает, что "невозможно и развитие в ней (в России. - И. Д.) не просто формальных, а подлинно демократических начал"³. Ведь если в нашей стране появилась качественно новая общественная сила, способная изменить траекторию ее модернизации, то это подрывает аргументацию мыслителей, отстаивающих неизменность "вечной России", непригодность для нее заимствованных институтов. В таком случае они переносят свои аргументы на радикально изменившуюся страну.

Позиция автора состоит в том, что обращение к заимствованным институтам действительно создает серьезные коллизии. Они обусловлены возникающим несоответствием между исторически сложившимся социальным и социокультурным контекстом, актуальными проблемами развития, с одной стороны, и необходимыми условиями эффективного функционирования новых внедряемых институтов - с другой. Но из этого не следует, что заимствование вовсе невозможно. Это значит лишь то, что чаще всего оно неэффективно. Формирование эффективных институтов, включая их заимствование и адаптацию, требует осознания имеющихся социальных предпосылок. Также необходимо широкое социальное видение взаимодействия вводимых институтов, с одной стороны, и макросоциальной эволюции - с другой. Это - императив реалистичной стратегии социальных преобразований. Стратегии, отвечающей специфическим условиям модернизации России.

Откуда пошла "новая Россия"?

Центральный пункт - тезис о массовом распространении новой для нашей страны модели индивидуального рационального выбора. "Разве она была не всегда?" - говорят оппоненты, ссылаясь на многочисленные литературные и исторические примеры. Однако этос героев истории и литературы редко совпадает с доминирующими моделями. Напротив, эти герои восставали, как, например, Григорий Мелехов - один из самых народных героев родной литературы, - против сложившегося уклада, против безусловного подчинения традиционным авторитетам.

Следует признать: в нашей стране, как и ранее во многих других, шел процесс эрозии традиционного общества, в котором социальное действие базировалось на нормах, предписанных традицией, на следо-

стр. 51

вании указаниям признанных авторитетов. Данные социологических исследований показывают, что законы теоретической социологии действительны и для России⁴.

Генезис "новой России" следует выводить прежде всего из процесса урбанизации в его социокультурном измерении⁵. Следует напомнить, что только в 70-е годы городские жители у нас стали большинством населения. Однако с учетом реального уклада жизни малых городов, деревень и рабочих поселков, формально включенных в состав больших городов, можно смело утверждать, что тогда в нашей стране все еще доминировали нормы традиционного общества. Но ситуация менялась очень быстро. Сказывалось развитие образования, которое, пусть формально и умозрительно, но все же распространяло универсальные ценности. Важным фактором стало массовое переселение в отдельные квартиры, радикально ослаблявшее механизмы традиционного социального контроля, создававшее реальную основу партикулярной жизни. Мощным инструментом трансформации служило телевидение, которое, несмотря на цензуру, кардинально расширяло социальные горизонты, взрывало традиционный круг представлений о стране, обществе и мире. К 1980 году телевизоры имели 85% семей⁶. Другим инструментом стало развитие профессионального образования и науки. В этих секторах укоренялись ценности свободы, навыки рационального анализа. Также эти навыки формировались и в тех эшелонах власти, где уже ослабли идеологические догмы. В недрах советского общества были созданы латентные предпосылки "новой России"⁷.

К середине 80-х годов, к началу Перестройки, большая часть россиян уже начала сомневаться в нормах традиционного общества и обратилась к новым для себя универсалистским ценностям первого порядка: жизнь, свобода, справедливость и т.п. Как показывают исторические прецеденты, это создает запрос на вдохновляющую идеологию, актуализирующую латентные ценности, превращающую их в реальные социальные регуляторы. Выход из традиционного общества, аффектированное социальное прозрение, радикальный отказ от прошлого, "сжигание кумиров, которым поклонялись", всегда чреваты революциями.

Но далеко не всегда этот период связан с радикальной сменой базовых моделей социального действия вместе со всей системой социальных институтов, регулирующих социально-экономические и политические отношения. В этом смысле процессы социальной трансформации в России имели мало прецедентов.

Массовое разрушение системы традиционных ценностей в первую очередь получило выход в освоении новой социально-политической проблематики. Перестроечные экономические новации быстро разрушали прежний порядок, но мало помогали освоению рациональных рыночных практик. В качестве базовых идеологических ориентиров начали утверждаться ценности демократии и рынка. Значительная часть населения страны довольно высоко (далеко не всегда обоснованно) оценивала свои социальные перспективы, образовательные и квалификационные ресурсы. Именно эти экспектации на первых порах обусловили широкую поддержку реформ.

Реформы отбросили прежний советский социальный контракт, развернули население на новые ориентиры - извлечение индивидуальных выгод на основе включения в новые хозяйственные отношения.

При анализе реформ 90-х годов справедливо указывается на их главный недостаток - слабость созданной институциональной среды. Но это не меняет того факта, что реформы радикально изменили массовые базовые ценностные ориентиры. К концу 1992 года внушительная часть населения - около 40% - стремилась адаптироваться к новым условиям, выстраивала соответствующие модели социального действия⁸. Именно в этих группах формировалась рациональная оценка ситуации, различных возможностей реализации своих интересов, предпринималось сопоставление требований жизни и наличных профессионально-квалификационных ресурсов. В то же время ценностные ориентиры существенно расходились и с привычными инструментальными ценностями, и с социальными практиками большинства населения.

Социально безответственная, идеологически вдохновленная экономическая политика, подпитываемая стремлением сохранения политической власти, резко сузила возможности использования социальных ресурсов населения, породила к 1995 году глубокий адаптационный кризис. Представители лишь четверти населения сумели к этому времени приспособиться или "начали приспосабливаться и надеются на успех"⁹. Общество заплатило непомерную плату за эту политику.

Одновременно шли и другие, более позитивные процессы. Приспособившиеся к новым условиям группы создавали образцы социального успеха. С огромными издержками рыночная адаптация хозяйственных субъектов (прежде всего в сырьевых секторах, металлургии) расширяла возможности адаптации социальной. Постдефолтный подъем ускорил процессы рационализации социальной жизни.

"Новая Россия" и новые правила игры

Путинская эра, политическая и институциональная стабильность способствовали завершению процессов адаптации, становлению новой социальной структуры. К 2005 году приспособившихся к новым условиям стало примерно вдвое больше (58,7%), чем неприспособившихся (30,7%)¹⁰. Если исходить из критериев адаптированности, относительной рационализированности притязаний и действия, наличия социально-экономических ресурсов, позволяющих реализовы-

стр. 52

вать избранные жизненные стратегии, то к "новой России", по разным оценкам, можно отнести от 25 до 35% населения. Этот уровень позволяет задавать привлекательные образцы поведения, определять ориентиры развития.

Говоря о "новой России", хотелось бы избежать ее идеализации. Она привлекает жизненной энергией, опорой на собственные силы, знанием правил окружающей жизни. Именно дефицит этих качеств лимитировал развитие страны. Симпатичен и искренний, бодрящий патриотизм. Это не позволяет согласиться с однозначно негативной оценкой итогов реформ".

В то же время активная рационализация сопровождалась эмансипацией от прежних нравственных представлений. Получили распространение почти всеохватный цинизм, сомнительные и полукриминальные нормы. Заметны рыхлость позиций, стремление уйти от ответственности, привычно переложив ее на власть. Резко снизилась социальная ответственность. Деятельность всех институтов определяется нижним порогом общественных нравов.

Налицо неуверенность в своем положении, неизменная готовность верить в злокозненность и злоумышления властей, готовность, подпитываемая как глупостями самой власти (одна монетизация чего стоила), так и "желтой" вкупе с "оппозиционной" прессой. Они питают идейно-политическую дезориентацию наших потенциально активных классов. В этих процессах коренится стремление "новой России" к стабильности почти любой ценой - лишь бы не возврат в "демократический хаос" 90-х. Одновременно в недрах этих же слоев зреет недовольство "застоем", нежеланием властей откликаться на нужды тех, кто является подлинным оплотом России.

Этическая среда приобрела двухсекторный характер. В кругу "своих" (родных и близких) высокие этические требования в основном сохранили свое значение. В отношении же формальных институтов сформировалось устойчивое недоверие. Примером довольно абсурдного недоверия стала заведомо аффектированная реакция населения на дефицит соли во многих регионах России. Прежние нравственные нормы резко снизили свою значимость, новый этический фундамент явно еще не сложился. Налицо институциональный кризис, обусловленный слабостью этического фундамента постсоветского общества. Такая ситуация ведет к дисфункции большинства институтов.

Отсутствие глубокого уважения к легальным нормам, прочной, основанной на религиозности морали или авторитета харизматического лидера, которые могли бы стать основой новой этики, привело к принципиальному отличию нашего развития от классической модели модернизации.

В результате задан иной путь создания этического фундамента социальных институтов. Он складывается на базе широкой неформальной конвенции относительно взаимных обязательств партнеров и меры допустимости нарушения формальных и неформальных норм, включая писаные законы.

Какая ирония истории! Стране утопических экспериментов выпало провести еще один. Обсуждаемая конвенция сложилась по тем же калькам "разумного эгоизма", что и руссоистский миф - "общественный договор".

Мера нарушения формальных норм в рамках конвенции в решающей степени зависит от уровня "крыши", близости к силовым структурам. Однако следует признать, что эта конвенция - серьезный шаг к упорядочению и упрочению институциональной среды по сравнению с олигархически или криминально организованным "беспределом".

Механизмом становления этой конвенции стало распространение норм, установленных для "своих", на постоянных партнеров, включая чиновников. Следует отметить и роль "понятий" в ее формировании. На этой основе складывались довольно прочные сети взаимных обязательств. Денежные приношения - лишь одна из форм их исполнения. Такая ситуация порождает институциональный парадокс - недоверие к институту вместе с доверием к его (и одновременно "своим") менеджерам. Нерасчлененность государственных и частных элементов сети - плата за российскую модель модернизации.

Прочность норм зависит от места человека в сети: чем ближе к ее "ядрам", тем прочнее обязательства. Важный признак "новой России" - принадлежность к таким сетям. Разрушение феодальных анклавов также способствовало расширению и переплетению сетей. Все это обусловило их существенную интеграцию, рост значимости и большую универсальность норм. Факт грубого нарушения норм, известный по каналам сети, грозит "выбрасыванием" виновного за пределы "круга своих".

Неклассический характер формирования этического фундамента новой институциональной среды существенным образом меняет путь дальнейшего повышения качества этой среды. Здесь вряд ли поможет только упорядочение формальных норм функционирования этих институтов. Из институциональной теории хорошо известно, что без адекватной этической базы, без сильной деловой мотивации сотрудников деятель-

стр. 53

ность институтов станет вполне соответствовать известному выражению: "по форме правильно, а по существу издевательство". История уже многократно подтверждала выводы теории. И в нашей жизни мы можем видеть много примеров такого бессодержательного бюрократизма, когда совершенствование процедур идет в ущерб конечному результату.

Налицо явное противоречие. Даже позитивное развитие конвенции имеет явные пределы повышения эффективности базирующихся на ней институтов. Здесь сказываются непреодолимая размытость ее норм, недостаточная универсальность, систематическая включенность коррупционных отношений, неизбежно искажающих деятельность институтов. Разрушение же этой конвенции, на которое уповают наши либералы, лишает отечественные институты вообще какой-либо этической основы. Это противоречие не имеет формально бюрократического решения. Оно может быть разрешено лишь путем последовательного упрочения этических оснований институциональной системы, взращиванием эффективных моделей деловых отношений.

На этом пути уже видны позитивные тенденции. Во-первых, молодые генерации "новой России", получившие хорошее образование, усвоившие модерновые ценности и стремящиеся к успеху в новой экономике, привносят современные модели и ценности. Во-вторых, большая открытость новой экономики, требования конкурентоспособности, освоение новых корпоративных ценностей и норм также делают свой вклад в упрочение этических оснований.

Но, несмотря на позитивный характер таких тенденций, все эти процессы имеют локальный характер. Этическая основа российского общества в целом все еще слаба.

Что впереди?

Драма - в дефиците времени. Становление "новой России" идет слишком медленно, а ответ на внешние и внутренние вызовы нужен быстро.

Активный подъем российской экономики, ее экспансия вызвали ярость конкурентов. "Хозяева мира", победители в холодной войне не хотят мириться с тем, что "эти русские" сохранили контроль над дефицитными ресурсами. Кто бы ни стоял за последними громкими убийствами, он сделал свое дело. На Западе создана психологическая атмосфера, способствующая реваншу. С России можно потребовать огромную контрибуцию за смену ее негативного имиджа. Этот ход удавался уже дважды. Наша страна заплатила гигантскую геополитическую контрибуцию сначала за стремление руководства Союза избавиться от клейма "империи зла", а затем, при Ельцине, - за патент на "демократию". Почему же не попробовать еще раз?

Чтобы противостоять утрате национального контроля над экономикой России, не хватит лишь стойкости президента России (это качество преемника становится одним из основных). Здесь понадобится патриотическая сплоченность широкой коалиции. Но это не ксенофобский патриотизм, ведущий к изоляционизму, который лишь сыграет на руку конкурентам. Нужно сплочение сил, способных находчиво конкурировать и побеждать в навязанной жесткой игре. Времени просто нет - сомнут.

Внутренняя ситуация также не дает передышки. Путинская стабильность заканчивается. Предстоящие президентские выборы могут не только серьезно изменить диспозицию элит. Они могут поставить под вопрос довольно вегетарианские правила игры - продукт эволюции "конвенции". Она еще слишком хрупка. Еще свежа память о корпоративных войнах, потрясавших всю государственную систему. Неопределенность, неверная оценка расклада сил могут внезапно взорвать всю ситуацию. Сегодня, как известно, в острых моментах существует надежная страховка - арбитраж Путина. Угроза исчезновения арбитра - еще один источник нестабильности.

Все это обусловливает необходимость сохранения Владимира Путина в качестве гаранта "конвенции" - условия консолидации "новой России". Путину после прекращения его президентских полномочий должны быть предоставлены соответствующие инструменты, блокирующие при необходимости негативные тенденции. Для этого разумно сделать его постоянным членом Совета безопасности. Это сохранит доступ экс-президента к самой закрытой информации, обеспечит его участие в принятии ключевых решений. Мнение, основанное на опыте и безусловном авторитете Путина, скорее всего, будет учтено. Такая схема вполне конституционна и не ведет к опасному двоевластию.

Если же настойчивые рекомендации экс-президента не будут учтены, он должен иметь возможность обращения к народу через федеральные СМИ, а также (на крайний случай) право вынесения спорных проблем на референдум. "Угроза сильнее исполнения", - учил Вильгельм Стейниц. При наличии таких инструментов позиция самого авторитетного политика России, безусловно, станет гарантией от смены правил игры. Эта гарантия стабильности - условие необходимое, но недостаточное.

Выигранный временной задел должен быть полностью использован для создания прочной опоры развития страны. Если же не успеем - непредсказуемые политические коллизии (при вполне возможной их поддержке извне) могут взорвать рамки некризисного развития.

стр. 54

Есть лишь один путь. "Новой России", чтобы исполнить свою миссию - стать одновременно субъектом модернизации, генерирующим импульсы реформ, и ее индикатором, оценивающим их практическую реализацию, - прежде всего нужно консолидироваться. Здесь почти замкнутый круг. Реальность такова, что консолидация активных сил страны требует поддержки властей. Но для того, чтобы власть смогла "услышать" нужды "новой России" и оказать ей поддержку, необходима смена модернизационных ориентиров власти. По существу, нужны смена самой сущности власти, новая природа ее взаимоотношений с обществом. Все это невозможно без давления на власть (сама по себе она не изменится). Для этого необходимо, чтобы "новая Россия" обрела силы.

Этот гордиев узел нельзя разрубить. Революций уже хватит. К тому же в условиях внешнего давления это - национальная катастрофа. Также нужно ясно понимать, что эту большую проблему невозможно решить и путем политтехнологических манипуляций. Есть лишь путь открытого национального диалога и компромисса вокруг ясно поставленной цели национально-демократической модернизации.

Нужно ясно связать процесс модернизации со становлением ее этических оснований. Важно соединить новый уровень деловой этики с общими интересами "новой России". Отказаться от локальных выгод ради общего роста эффективности. Пример уже есть. При содействии легальных импортеров электроники таможня нанесла мощный удар по их "серым" и "черным" конкурентам, получавшим незаработанные ценовые преимущества.

Утверждение деловой этики - миссия объединений бизнеса. Явные нарушения ее норм должны стать предметом общественного осуждения. Точка опоры - постановка во главе соответствующих комиссий людей, пользующихся авторитетом и способных противостоять закулисным давлениям. Может быть, следует воспользоваться зарубежным опытом и призвать на эти позиции отставных успешных капитанов бизнеса.

Смена ориентиров модернизации должна стать ядром национальной повестки дня - так же, как раньше это была борьба с олигархией. Нужно переформатирование всей политической диспозиции.

Важная ее часть - поддержка активности "снизу", прежде всего социальных инициатив на муниципальном и региональном уровнях. Национальные конкурсы призваны выискивать оправдавшие себя методы решения насущных социальных проблем, превращать их в национальные стандарты. Распространение таких решений должно получать финансовую и организационную поддержку, использовать партнерство государства и общества. Пример есть - региональные инициативы по усыновлению сирот вылились в широкое общественное движение.

Часть новой диспозиции - возвращение обществу доверия к способности государства достигать намеченных социальных целей. Ситуация противоречива. Национальные проекты были призваны продемонстрировать эту способность государства. Налицо впечатляющие результаты. Но вопреки предупреждениям экспертов раскрутка ипотеки без соответствующего роста строительства привела к резкому росту цен на жилье. Снизилась доступность жилья для среднего класса. Эффект во многом смазан.

Лекарством, лечащим от недоверия к начинаниям государства, может стать независимая и беспристрастная экспертиза. Здесь нужны соответствующие организации экспертов вместе с установлением жестких корпоративных норм и четких механизмов ответственности за качество экспертизы.

В более широком плане нужно настойчиво убеждать граждан страны в эффективности политического контроля над деятельностью властей. Не нужно представлять популизмом громкие отставки чиновников за провалы, отказы в выдвижении на следующий срок провалившихся мэров и губернаторов. Возвращение доверия - ключевое звено консолидации "новой России", воспитания гражданской ответственности, без которых демократия - лишь удобный инструмент для манипуляций.

Для насущных перемен нужна точка опоры. Нужна новая политическая сила, которая свяжет себя с интересами "новой России", поднимет знамя национально-демократической модернизации, нового понимания социальной справедливости. Эта диспозиция противопоставит силы "старой" и "новой" повестки дня. Главная интрига - кто услышит голос истории, призыв "новой России" и начнет бой за новую повестку дня.

Примечания.

¹ Дискин И. Свой путь. Какая модернизация нужна России // Политический класс. 2006. N 6. С. 14 - 19.

² Дискин И. Курс. Ориентиры демократической модернизации//Политический класс. 2006. N 10. С. 14 - 19.

³ Поздняков Э. Российское гражданское общество. Иллюзии и реальность // Политический класс. 2006. N 10. С. 106.

⁴ См.: Парсонс Т. Система современных обществ. М., 1998; Будон Р. Место беспорядка. Критика теорий социального изменения. М., 1998.

⁵ См.: Долгий В. М., Левада Ю. А., Левинсон А. Г. Урбанизация как социокультурный процесс // Урбанизация мира. М., 1974.

⁶ Дискин И. Е. Культура: стратегия социально-экономического развития. М., 1990. С. 46 - 49.

⁷ Дискин И. Е. Социокультурный базис Перестройки. М., 1992. С. 42.

⁸ Экономические реформы в России: социальное измерение / Ред. Римашевская Н. М., Дискин И. Е. М., 1993. С. 64.

⁹ Аврамова Е. М. Характер адаптации населения и социально-экономические преобразования // Россия: проблемы социальной адаптации / Ред. Абрамова Е. М. М., 1996. С. 39.

¹⁰ Реальная Россия: Социальная стратификация современного российского общества. М., 2006. С. 586.

¹¹ Заславская Т. И. Современное общество: Социальный механизм трансформации. М., 2004. С. 339.

Publisher:

Permanent link for scientific papers (for citations):

Comments: