(В СВЯЗИ С ВЫХОДОМ В СВЕТ I ТОМА "ИСТОРИИ КОРЕИ")*

История Кореи не могла найти правильного отражения ни в старой феодальной историографии, ни тем более в историографии японских колонизаторов, которые в целях духовного порабощения корейского народа всячески стремились фальсифицировать историю страны. Немногочисленные тогда работы прогрессивных корейских историков буквально терялись в массе империалистических фальсификаций и оставались неизвестными широким массам читателей.

Лишь с освобождением страны Советской Армией в августе 1945 г. открылись возможности для развития в Корее подлинной исторической науки. Возникшие в первые месяцы после освобождения прогрессивные научные общества и организации: "Союз ученых", "Институт изучения общественных наук", "Институт изучения национальной культуры", "Институт изучения корейской экономики" и другие - приступили к изданию своих печатных органов¹ . В 1946 г. в Сеуле было издано несколько коллективных работ: "Социально-экономическая история Кореи при династии Ли", "Социально-экономическая история Кореи под властью японского империализма", "Освобождение Кореи и первомартовское движение" и другие, - в которых исследовались наиболее актуальные вопросы истории экономического развития и национально-освободительного движения в стране. Однако установление в Южной Корее террористического режима американских оккупантов и лисынмановской клики помешало дальнейшей работе прогрессивных историков. Только в Северной Корее, ставшей оплотом демократического развития корейского народа, были созданы условия для их плодотворной деятельности. Решением Народного комитета Северной Кореи в начале 1947 г. была учреждена постоянная комиссия по составлению истории страны, ставшая центром научно-исследовательской работы в области корейской истории и значительно содействовавшая научной разработке многих проблем корейской истории.

В 1947 г. комиссия опубликовала сборник исследовательских статей² и книгу Ли Чен Бона по новой истории³ , а с 1948 г. начала издавать журнал "Екса че мунчже" ("Вопросы истории")⁴ .

Несмотря на трудные условия в период войны против иностранных интервентов, корейские историки не прекращали творческой работы. Постоянная комиссия подготовила к изданию труды по древней и средневековой истории⁵ . Во время войны была создана Академия наук Корейской Народно-Демократической Республики, в составе которой учреждены Институт истории и Институт истории материальной культуры (теперь Институт археологии и этнографии).

После окончания Отечественной войны корейского народа деятельность историков Корейской Народно-Демократической Республики стала особенно плодотворной. На страницах, нового исторического журнала, "Екса квахак" ("Историческая наука", издается с января 1955 г.), и других периодических изданий, в отдельных монографиях

* "Чосон тхонса" (сан). Чосон минчжучжуи инмин конхвагук квахаквон ёкса ёнгусо (пхёнчжиб). "История Кореи" (Общий очерк). Т. I. Издание Института истории Академии наук КНДР. Пхеньян. 1956. 6 + 3 + 536 стр. В дальнейшем ссылки на настоящую работу даются в тексте.

¹ Перечень печатных органов того времени, а также важнейших трудов, вышедших в Южной и Северной Корее после освобождения, дается в статье Пак Кён Сик. Тёсэн рэкиси гаккай но доко (Тенденции в корейской исторической науке), опубликованной в японском историческом журнале "Рэкиси гаку кэнкю" ("Исторические исследования"), 1955, июнь, N 186, стр. 30 - 33.

² "Чосон ёкса ёнгу нонмунчип" ("Сборник исследовательских статей по истории Кореи"). Пхеньян. 1947.

³ Ли Чен Вон. Чосон кындэса ёнгу. Пхеньян. 1947 (русский перевод: Ли Чен Вон. Очерки по новой истории Кореи. М. 1952).

⁴ Всего вышло 19 номеров. Издание журнала было прервано в связи с началом войны в июне 1950 года.

⁵ "Чосон кодэ са" ("Древняя история Кореи"). Пхеньян. 1951; "Чосон чунсе са" ("История Кореи в средние века"). Ч. 1. Пхеньян. 1954. Наряду с достоинствами указанных работ по древней и средневековой истории корейская научная общественность отметила в них и ряд существенных недочетов. См. об этом в журнале "Ёкса квахак" ("Историческая наука"), 1955, N 1, стр. 89 - 101; N 5, стр. 6; N 9, стр. 109 - 112.

и публикациях⁶ успешно разрабатываются наиболее актуальные вопросы истории корейского народа. Центральной задачей историков КНДР остается составление обобщающего научного труда по истории Кореи с древнейших времен до наших дней.

К настоящему времени Институт истории Академии наук КНДР закончил работу над двухтомником, охватывающим все периоды истории страны. Рассматриваемый нами первый том, вышедший весной 1956 г. (второй том находится в печати), охватывает историю Кореи с древнейших времен до середины XIX в., то есть до начала проникновения в Корею иностранных капиталистических держав и их колониальной экспансии.

В процессе подготовки к изданию книга неоднократно обсуждалась в научных коллективах КНДР. Книга обобщает итоги научно-исследовательской работы корейских историков за все десятилетие после освобождения страны; поэтому она определенно отражает современное состояние исторической науки в КНДР и служит свидетельством ее несомненных крупных достижений. В книге впервые сделана попытка марксистского обобщения процессов корейской истории на протяжении двадцати с лишним веков, и история Кореи представлена как процесс прогрессивного развития производительных сил и производственных отношений, как история народных масс - созидателей материальной и духовной культуры. Но вместе с тем работа над первым томом "Истории Кореи" показала, что впереди еще стоят огромные задачи по исследованию многих, подчас даже коренных проблем корейской истории. В предисловии отмечается, что в книге не нашли полного научного решения такие проблемы, как вопрос о характере общественного строя в древнем Чосоне, а также в трех государствах (Когурё, Пэкче и Силла), не освещена в должной мере история государства Бохай, не дана всесторонняя характеристика сирхакского движения, а равно и влияния христианства на движение общественной мысли в Корее в XVIII в. (стр. 2 - 3).

Поскольку в книге дается оригинальное освещение ряда спорных или не решенных до этого вопросов корейской истории, нам представляется интересным хотя бы кратко рассмотреть некоторые из них в свете трактовок, имеющихся в современной корейской исторической науке.

Основную трудность при создании первого марксистского очерка общей истории Кореи составлял, вероятно, вопрос о правильной периодизации. Книга состоит из глав: "Первобытно-общинный строй и его падение", "Формирование и развитие трех государств" (Когурё, Пэкче и Силла. - М. П .), "Объединение трех государств под главенством Силла", "Развитие феодальных отношений в Силла", "Установление династии Коре. Утверждение феодального строя и централизованного государства", "Отражение киданьских нашествий в 993 - 1018 годах", "Развитие производства и торговли и подъем культуры во второй половине XI века", "Крестьянские восстания XII века", "Борьба народа Коре против монгольских захватчиков. Монгольское иго", "Падение королевской династии Коре и возвышение династии Ли", "Развитие общественного производства и культуры в первой половине XV века", "Усиление феодального гнета и эксплуатации, подъем антифеодальной народной борьбы", "Отечественная война против японских захватчиков в 1592 - 1598 годах", "Нашествия чжурчженей (маньчжуров) в 1627 и 1636 годах. Развитие товарно-денежных отношений после середины XVII века", "Социальные условия с середины до конца XVIII в. и подъем сирхакского движения", "Загнивание феодальной системы в первой половине XIX в. и подъем крестьянских восстаний". В этих главах путем выявления главных процессов исторического развития намечены основы периодизации истории Кореи до середины XIX века. Однако приведенную периодизацию едва ли можно считать безупречной, ибо хотя в книге и сделана попытка представить историю Кореи как историю развития производительных сил и производственных отношений, как историю созидательной деятельности народных масс, их борьбы против внутренних угнетателей и иноземных захватчиков, в таком распределении материала не видно ясно выраженного принципа периодизации.

⁶ Список книг и статей по истории Кореи, изданных в Северной Корее с 1946 г. до середины 1955 г., см. в приложении к журналу "Ёкса квахак", 1955, N 8, стр. 117 - 128; см. также обзор журнала "Ёкса квахак" за 1955 г. в журнале "Советское востоковедение" (1956, N 4) и заметки М. Н. Николаева о новых книгах по истории феодализма в Корее, опубликованные в "Вопросах истории" (1957, N 1)

Недостаточная изученность многих вопросов истории экономического развития Кореи, отсутствие единого мнения корейских историков по ряду ее коренных проблем, конечно, весьма затрудняют выработку бесспорной марксистской периодизации истории Кореи дофеодального и феодального периодов. Во всяком случае в заголовках 5-й главы ("Установление династии Коре") и 9-й главы ("Падение королевской династии Коре и возвышение династии Ли") отражается традиционная периодизация по династиям или по правлениям отдельных феодальных властителей. Остается немотивированным распыление однородного материала по отдельным главам.

Поскольку научная периодизация обусловлена внутренней сущностью исторического процесса в определенные отрезки времени, вопрос об ее уточнении тесно связан с выяснением изменений социально-экономических отношений в истории корейского общества. Как раз эти вопросы и являются наиболее спорными, непрестанно служащими предметом дискуссий среди корейских историков.

История первобытно-общинного строя на территории Кореи освещена в книге по данным археологических исследований и письменным источникам китайского происхождения. Формы материальных памятников и характер их распространения на территории Корейского полуострова позволяют установить не только общность в культурном развитии древних корейских племен, но и различия в их уровне, а также сложную картину внешних влияний (Китая и др.). В отличие от некоторых исторических работ⁷ , в которых отрицается существование на территории страны периода бронзы и отстаивается тезис о скачкообразном переходе от камня к железу, в "Истории Карей" отмечаются находки бронзовых изделий не только китайского, но и корейского происхождения (стр. 9 - 10).

Характеристику корейских племен эпохи разложения первобытно-общинного строя (Когурё, Окчо, Емэк, Хань и др.), данную на основе анализа письменных источников, можно считать в основном верной. Нам, однако, представляется неубедительным утверждение о том, что сельское хозяйство у племен Хань велось не коллективно, а отдельными семьями (стр. 14). Это утверждение аргументируется тем, что хлеба в течение всей зимы оставались на полях. Но ведь это могло происходить независимо от того, велось ли хозяйство коллективно или индивидуально.

Несмотря на оговорку в предисловии, в книге дается вполне определенный ответ по дискуссионному вопросу о социально-экономической природе древнего Чосона: "В древнем Чосоне, который находился на высшей ступени первобытно-общинного строя и представлял собой союз племен, опирающийся на деревенские общины, князья ("ху" или "ваны") являлись верховными вождями союза племен и выступали в качестве представителей вождей отдельных племен. Несомненно, уже возникла определенная политическая организация, но по сравнению с бюрократическим аппаратом сильного классового государства она была еще крайне молода, и только по мере того, как ван укреплял свои позиции в экономическом, политическом и военном отношениях, общество это быстро вступало в полосу перехода к классовому государству. Древний Чосон в то время находился как раз накануне перехода в эпоху цивилизации" (стр. 24).

Если учесть, что источники почти ничего не говорят об уровне социально-экономического развития древнего Чосона, столь категоричная характеристика едва ли правомочна. Но еще более сложным является, пожалуй, не затронутый в книге вопрос о точном определении местонахождения древнего Чосона и учрежденных на его месте четырех округов Ханьской империи, главным из которых являлся Лолан (по-корейски Наннан или Аннан). Решение этого вопроса целиком зависит от точности определения, где протекала упоминаемая в источниках река Пхэсу, на которой находился центр Чосона. Известно, что в древности так назывались и река Ляо (Северо-Восточный Китай), и река Тэдонган (Северная Корея). По японской официальной историографии древний Чосон, а затем Ханьский административный округ Лолан находились в районе современного Пхеньяна. Такая трактовка была подчинена японской империалистической концепции о вечности колониального положения Ко-

⁷ См. Ким Кван Чжин. О процессе возникновения феодального строя в Корее. "Екса квахак", 1955, N 8, стр. 35 и сл. Против концепции Ким Кван Чжина выступил археолог То Ю Хо в статье "Действительно ли не было рабовладельческой эпохи в истории Кореи?". "Ёкса квахак", 1956, N 3.

реи. Поэтому после освобождения страны проблема топографии Чосона и ханьских округов привлекла внимание корейских историков.

В 1950 г. Чан Се Хо в статье "К вопросу о местонахождении древнего Чосона"⁸ на основе критического сопоставления письменных китайских источников пришел к выводу о правильности мнения корейских историков XVIII в., что Чосон находился в бассейне реки Ляо. Однако концепция японской реакционной историографии опиралась на тот факт, что в ходе археологических раскопок в районе Тэдонгана были обнаружены материальные памятники ханьского типа. Корейский историк и археолог Ли В Сон⁹ , рассмотрев данные о расколках ханьского поселения в районе современного Пхеньяна, считает, что оно не могло быть административным центром ханьского округа Лолан, а являлось обычной для того времени маленькой торговой факторией, основанной выходцами из Ханьской империи. Окончательное решение проблемы местонахождения древнего Чосона, несомненно, упирается в слабую археологическую изученность района реки Ляо.

Во всяком случае, можно полагать, что завоевание Чосона войсками Ханьской династии (109 г. до н. э.) и учреждение на его территории административных округов создали возможность непосредственного влияния Китая на экономическое, политическое и культурное развитие многочисленных племен, населявших не только северную, но и южную часть Корейского полуострова. Памятники ханьской культуры обнаружены археологами от бассейна Тэдонгана до крайнего юго-востока Корен (стр. 26). Однако дальнейший прогресс и политическая консолидация корейских племен, а также распад Ханьской империи и наступление длительного периода политической раздробленности в Китае привели к ликвидации китайского влияния и образованию ряда корейских государств.

До сих пор остается нерешенным вопрос о времени возникновения трех государств (Когурё, Пэкче, Силла) и их социально-экономической природе; поэтому в "Истории Кореи", прежде чем трактовать этот вопрос, дается обзор различных точек зрения, высказанных в ряде работ¹⁰ и в устной дискуссии, организованной в 1953 г. Академией наук КНДР. Как известно, одна группа корейских историков считает общество периода трех государств рабовладельческим, другая рассматривает его в качестве раннефеодального и, наконец, третья группа приходит к заключению, что два государства (Когурё и Пэкче) являлись рабовладельческими, а развившееся после них государство Силла сложилось как феодальное¹¹ .

Эти научные споры ведутся в корейской историографии уже четверть века. В начале 30-х годов, когда марксистская историография в Корее еще только зарождалась, появились первые работы, в которых корейское общество периода трех государств рассматривалось как рабовладельческое - типа античной Греции. Это мнение получило довольно широкое распространение, несмотря на отсутствие достаточно убедительного обоснования. После 1945 г. сторонники этой концепции старались подкрепить ее новыми аргументами. Так, для объяснения того факта, что в указанных государствах имелось многочисленное зависимое крестьянство, они выдвинули версию о том, будто зависимые крестьяне формально считались крепостными, а по существу являлись рабами. Некоторые историки, отказавшись от утверждения, что в Корее существовало развитое рабовладение античного типа, и признавая наличие эксплуатации зависимого крестьянства, полагают, что господствую-

⁸ См. "Екса че мунчже", 1950, N 2, стр. 2 - 21.

⁹ См. "Екса квахак", 1955 N 5 стр. 84- 102.

¹⁰ В статье, посвященной социально-экономической характеристике Силла ("Вопросы истории", 1956, N 7, стр. 49 - 50), нами уже упоминались работы Пэк Нам Уна, Хан Гир Ена и Ли Ын Су, отстаивающих тезис о рабовладельческом характере трех государств, а также статья Ким Кван Чжина, который в противоположность им считает эти государства раннефеодальными. На страницах "Ёкса квахак" в течение 1956 г. появились статьи То Ю Хо. Действительно ли не было рабовладельческой эпохи в истории Кореи? (N 3, стр. 15 - 77) и Ли Ын Су. Еще раз по вопросу об эпохе рабства в Корее (N 5, стр. 26 - 54), признающие существование рабовладельческой формации в истории Кореи, а также статья Ким Кван Чжина. О некоторых вопросах, касающихся социально-экономического строя в период трех государств (N 5, стр. 1 - 25; N 6, стр. 10 - 40), являющаяся ответом на полемическую статью То Ю Хо.

¹¹ Эти группы вполне выявились в ходе дискуссии, организованной Институтом истории АН КНДР в конце октября - начале ноября 1956 года (см. "Вопросы истории", 1957, N 5).

щей формой производства в период трех государств все-таки являлось хозяйство, основанное на рабском труде¹² .

В подтверждение этого тезиса они ссылаются на многочисленные войны, имевшие целью захват рабов, на законы, допускавшие порабощение свободного населения, а также на "рабовладельческую идеологию", которая якобы нашла отражение в культуре. Как справедливо отмечается в "Истории Кореи" (стр. 77), в их концепции выпали из внимания такие явления, как сохранение во многих районах пережитков первобытнообщинных отношений, при сохранении (а в значительной мере и на базе) которых выросли монархическая власть и государственная форма земельной собственности, весьма широкое распространение мелкого хозяйства свободных крестьян, ограниченные возможности для развития товарно-денежных отношений и прочее. Сторонники этой концепции не дают объяснения форм эксплуатации зависимого (или порабощенного) крестьянства, не показывают процесса перехода от рабовладельческой системы к феодализму.

Оппоненты этой концепции придают большое значение сохранившимся в период трех государств формам общинных отношений, в которых они усматривают главный фактор, помешавший развитию рабовладельческой системы. Среди других факторов, действовавших в том же направлении, они отмечают отсталость ремесла, неразвитость товарно-денежных отношений, отсутствие крупных ирригационных сооружений, строительство которых требовало бы массового применения рабов и т. п. Эти ученые (прежде всего Ким Кван Чжин) считают период трех государств раннефеодальным. Подчеркивая большое влияние Китая на развитие производительных сил Кореи в эпоху первобытнообщинного строя, они полагают, что в общественном развитии корейских племен произошел скачок от первобытности к феодальным отношениям, а рабовладельческое хозяйство, едва возникшее в конце первобытной эпохи, не получило дальнейшего развития. В подтверждение своего тезиса они расценивают взимавшиеся с крестьян государственные налоги как феодальную ренту, обусловленную государственной собственностью на землю¹³ . Однако, как отмечается в "Истории Кореи", сторонники этой концепции не смогли глубоко обосновать свое отрицание рабовладельческой системы, не смогли выявить конкретных особенностей раннего феодализма в Корее и, в частности, не дали научного анализа положения мелкого крестьянства, объяснения причин длительного сохранения общинных отношений и крайне медленного развития ремесла и денежных отношений; они необоснованно отрицают применение бронзы и самостоятельное открытие железа в Карее. Наконец, аргумент о китайском влиянии на развитие феодализма в Корее признается уязвимым, поскольку еще не решен вопрос о времени перехода от рабовладения к феодализму в самом Китае.

Представители течения, считающего государства Когурё и Пэкче рабовладельческими, а Силла - феодальным, применяют для Кореи аналогию с отношениями между древним Римом и германскими племенами; они полагают, что более развитые рабовладельческие государства (Когурё и Пэкче) способствовали оформлению феодальных отношений в Силла, в которой процесс развития государства начался позже.

В книге отмечается, что само по себе выдвижение за последнее время проблемы факторов, сдерживавших или исключавших развитие в Корее классических форм рабовладения, или признание факта значительного развития рабовладения в Корее в указанную эпоху является прогрессом в изучении социально-экономического строя древнекорейских государств.

Лим Гон Сан излагает конкретную историю трех государств, не поддерживая прямо какой-либо из указанных выше точек зрения. О государстве Когурё, возникшем в ходе вытеснения китайской феодальной администрации и покорения соседних общин сильным когурёским племенем, в "Истории Кореи" говорится, что оно "не являлось государством, ликвидировавшим остатки деревенского общинного строя и стоявшим на его развалинах, а, наоборот,

¹² В этом отношении весьма характерны статьи Хан Гир Ена. Процесс формирования древнего государства в Корее (Чосон ёкса ёнгу нонмунчил), Пхеньян. 1947, стр. 298 - 299, и Ли Ын Су. Исследование истории рабовладельческой эпохи в Корее. "Ёкса че мунчже", 1949, N 9 - 11.

¹³ См. Ким Кван Чжин. Процесс возникновения феодального строя в Корее. В связи с вопросом о том, существовала ли в Корее рабовладельческая формация. "Екса квахак", 1955, N 8, стр. 11 - 39; N 9, стр. 32 - 68.

государством, возникшим на фундаменте общинного строя", что поэтому "для установления господства над деревенскими общинами в пределах своей государственной территории (а равно и для борьбы с вторжениями северных племен и китайских войск, как отмечается в другом месте. - М. П .) правящий класс Когурё нуждался в сильной монархической власти" (стр. 33). Упоминаемые в источниках земельные дарения "сикып" или "кормленные владения" (то есть земли, даваемые в кормление) рассматриваются в "Истории Кореи" только как форма временной уступки ваном (королем) права контроля над податными деревенскими общинами (стр. 34). Формой эксплуатации зависимого населения являлись натуральные налоги, но в книге придается также очень большое значение эксплуатации рабов.

Продвижение когурёского государства на юг излагается Лим Гон Саном в связи с якобы имевшим место усиленным хозяйственным применением рабов. Он пишет, что "занятие плодородных земель к югу от реки Чхончхонган усиливало государственное применение рабского труда", что поэтому "в середине III века когурёский король провозгласил закон, которым строго запрещались жертвоприношения рабами", и что "с этого же времени особенно усиливаются войны господствующего класса Когурё за захват рабов" (стр. 39). Таким образом, для подтверждения тезиса о массовом применении рабов в производстве приводятся довольно распространенные аргументы о том, что отмена человеческих жертвоприношений является показателем роста хозяйственного значения рабов, что частые захватнические войны имели своей целью пополнение рабов за счет пленных. Но эти доводы нельзя назвать убедительными, прежде всего потому, что ими нельзя заменить отсутствующие в источниках данные о массовом производственном применении рабов. Вопрос о применении рабов в Пэкче и Силла изложен в том же духе. Так, относительно Пэкче сообщается: "Захваченные в многочисленных войнах сотни, тысячи, а временами и десятки тысяч пленных, - все они превращались в рабов правящего класса Пэкче" (стр. 44). Для подтверждения тезиса о значении рабовладения более убедительна, пожалуй, ссылка на сообщение "Цзю Тан шу" о том, что в Пэкче убийцы могли откупиться от казни, отдав взамен трех своих рабов (стр. 44).

После заявления, что в Силла, подобно Когурё и Пэкче, основной формой эксплуатации была эксплуатация государством населения деревенских общин, автор стремится и здесь увидеть сильное развитие рабовладельческого хозяйства. Так, без достаточно веских оснований он считает, что факт переселения жителей двух завоеванных во II веке н. э. общин - Сильчжик и Апток - в район южнее Кёнчжу находится "в определенной связи с ростом рабовладельческого хозяйства" (стр. 50). Для обоснования тезиса о развитии в Силла рабовладения Лим Гон Сан делает также ссылки на упоминания источников о рабах-китайцах, принадлежавших одному из племен Хань, о продаже детей голодающими в Силла, а также на известные факты о захватнических войнах и об отмене человеческих жертвоприношений. Наконец, у автора имеется стремление доказать существование рабовладельческой системы тем, что в Когурё утвердился буддийский культ (стр. 60). Но ведь буддийский культ мог быть с таким же успехом введен феодалами, как и рабовладельцами, и принятие буддизма, конечно, не может служить убедительным аргументом для доказательства существования рабовладельческого строя в Когурё.

"История Коре" оставляет в стороне и вопрос о более точном определении времени возникновения трех государств. Не может, например, удовлетворить постановка вопроса о возникновении государства Силла, изложенная крайне туманно и уклончиво: "С конца V - начала VI в. выявляются новые черты в облике силланского государства и его новые политические начинания, отражавшие быстрое развитие производительных сил в Силла того времени" (стр. 52). Однако ни сущность политических начинаний, ни содержание перемен, которые названы вступлением "на путь нового развития", не уточняются. Если же принять во внимание, что к этому времени завершился процесс присоединения соседних общин, вожди которых вливались в ряды силланской аристократии, и создавался единый аппарат управления территорией Силла, то не вернее ли будет считать, что это и был, в сущности, процесс оформления новой государственной власти, идущей на смену институтам эпохи родового строя?¹⁴ .

¹⁴ Если и можно считать, что в течение III - V веков происходило формирование классового общества в Силла, то основы

Поскольку характер социально-экономических отношений в трех государствах остается невыясненным, в "Истории Кореи" не нашли объяснения и социально-экономические причины ослабления государств Когурё и Пэкче, которые в 60-х годах VII в. пали под ударами войск Таиской династии и соседнего государства Силла. Не вскрыта, например, сущность кризиса в государстве Когурё (в первой половине VII в.), который был "временно ослаблен политикой Ентэ Сомуна, являвшегося не только выдающимся политическим деятелем, но и военным стратегом той эпохи" (стр. 62); не показана и социально-классовая основа политики этого деятеля.

Когда после установления китайской администрации на завоеванных землях Когурё и Пэкче развернулась борьба народных масс против завоевателей, государство Силла, ставшее на путь объединения под своей эгидой территории Корейского полуострова, поддержало эту борьбу. В связи с этими событиями и особенно с объединением страны в "Истории Кореи" поставлен вопрос о формировании корейской народности. В книге указывается, что после образования трех народностей - когурёской, пэкческой и силланской - близость в языковом и территориальном отношениях, общность культуры и в основном одинаковый экономический строй подготовили условия для формирования корейской народности еще до объединения пол главенством Силла территории и населения трех государств (стр. 100), что затем в рамках этой народности с усилением единства в языковом, территориальном, экономическом и культурном отношениях сложилась корейская нация (стр. 102).

Такая постановка вопроса о формировании в Корее нескольких народностей, а затем единой корейской народности не является бесспорной. Большинство корейских историков признает факт образования единой корейской народности в период после объединения страны государством Силла, тезис же о существовании перед этим трех отдельных народностей - когурёской, пэкческой и силланской - разделяется далеко не всеми. Так, Ким Се Ик¹⁵ отрицает эту гипотезу, поскольку не видит никаких различий ни в территориальном или языковом отношениях, ни в экономических условиях жизни населения трех государств. Равным образом он отрицает выдвинутый в книге тезис об экономической общности страны, ибо немыслимо единство экономической жизни страны до развития капиталистических отношений.

С нерешенной проблемой о характере социально-экономических отношений в период трех государств тесно соприкасается вопрос о генезисе феодализма, об исходных моментах его развития в Корее. В зависимости от своих взглядов на социально-экономическую природу этих государств историки по-разному определяют предпосылки развития феодализма, по-иному датируют его возникновение. Если Ким Кван Чжин датирует начало зарождения феодальных отношений в Корее III - IV вв., то ученые, признающие рабовладельческий характер трех государств, относят зарождение феодальных отношений к более позднему времени: Пэк Нам Ун - к периоду объединенного государства Силла (VII - VIII вв.), Ли Ын Су и То Ю Хо - к концу IX - началу X века. В "Истории Кореи" Лим Гон Сан уверенно говорит о развитии феодальных отношений лишь применительно к периоду после объединения страны под главенством Силла (во второй половине VII века).

Делая попытку определить исходные моменты становления феодализма, Лим Гон Сан характеризует существовавшую до VI в. государственную власть Силла как примитивную монархию, служившую для подавления рабов и порабощенных крестъ-

государственной организации оформляются в первой половине VI в., когда после завоевания племен Кая не только определилась основная территория государства (в юго-восточной части Корейского полуострова), но и создавалась по китайским образцам государственная организация Силла. В 503 г. правитель Чичжын (500 - 514 гг.) принял титул вана. Затем для укрепления монархического начала были заимствованы китайские обычаи ношения подданными траура по умершему вану (с 504 г.), присвоения вану почетных посмертных титулов (с 514 г.), а также установления девизов для годов царствования (с 536 г.). В правление вана Чичжына определилось административное деление на области, округа и уезды. При ване Попхыне (514 - 540 гг.) создается центральное военное ведомство, вырабатываются законы по административному управлению и уголовному судопроизводству, порядок ношения чиновниками форменной одежды и пр. Подробно об этом см. Ким Бу Сик. Самкук саги (Исторические записи трех государств). Книга 4.

¹⁵ См. статью "Об "Истории Кореи" (т. I)" в журнале "Кынночжа" ("Трудящийся"), 1956, N 11, стр. 117 - 118.

ян-общинников, для захвата соседних территорий и расширения господства силланской аристократии, а централизованное государство периода после объединения страны рассматривает в качестве новой государственной власти, призванной для эксплуатации распыленных (то есть утративших общинные связи) мелких крестьян путем прикрепления их к земле и принуждения к уплате поземельного налога, к натуральным поставкам и несению отработочных повинностей (стр. 118 - 119). Нельзя не заметить, что это положение не подкрепляется какими-либо данными источников.

Характерной чертой этого периода считается то, что всеми землями в государстве распоряжалась новая военная знать во главе с королем. В книге приведены примеры наделения землей - "жалованными владениями" (понып) или "кормлениями" (сикып) - таких представителей военно-феодальной знати, как Ким Ю Син и Ким Ин Мун (стр. 113); указывается, что дарились не только пахотные земли и пастбища, но также крестьянские дворы и подневольные ноби.

Борьба за объединение страны связывается в книге с усилением политической власти силланских феодалов. Лим Гон Сан отмечает, что "силланский феодальный король сплачивал вокруг себя феодальных помещиков, признавая в определенной мере их земельную собственность", позволяя им присваивать со своих земель феодальную ренту на основе испольной системы или путем частичного применения труда невольников-ноби (стр. 116). Однако автор оставляет невыясненным вопрос о том, как возникла земельная собственность этих "феодальных помещиков". Из приводимых им данных можно узнать лишь о действии принципа верховной государственной собственности на землю, с которым было связано закрепление за крестьянам" так называемых "солдатских наделав" (чончжон), что фактически означало прикрепление крестьян к определенным участкам государственной земли и установление чиновного землевладения в форме "земельного жалования" (нокып) (см. стр. 118 - 119).

С утверждением системы централизованной феодальной эксплуатации в Корее возникла и соответствующая централизованная организация административного аппарата (стр. 120), которая служила целям постепенного закрепощения феодалами свободного крестьянства - сначала в качестве податных подданных государства, а затем и зависимых от отдельных феодалов, поскольку государственные земельные пожалования чиновникам и монастырям все время росли. Автор отмечает, что по мере укрепления местных землевладельцев в Силла стали расти сепаратистские тенденции. Владетели уделов (чанвонав) - светские и духовные - стали заводить собственные войска, захватывали поля государственных крестьян, превращая последних в своих крепостных. Спасаясь от грабежей феодальных дружин, многие крестьяне "добровольно" отдавались под власть феодалов¹⁶ . Однако при объяснении причин ослабления и распада Силланского государства автор, как нам кажется, преувеличил значение такого сравнительно второстепенного фактора, как развитие торговли и ростовщичества (стр. 128 - 130, 134). Было бы также преувеличением считать все вооруженные антиправительственные отряды этого времени (пока не выяснены полностью их характер и место в историческом развитии корейского феодального общества)¹⁷силами восставших крестьян (стр. 131 - 132).

Феодальное раздробление территории Силланского государства привело к образованию множества уделов, а к X в. и ряда самостоятельных государств. Однако в X в. вновь возобладали объединительные тенденции, выразителями которых явились правители государства Коре. В конце X в. было создано новое централизованное феодальное государство.

Одна из главных причин консолидации господствующего класса и образования централизованного государства заключалась в стремлении феодалов укрепить военную организацию страны при помощи военной повинности государственных крестьян, поскольку стране грозила опасность вражеских нашествий извне, особенно со стороны киданей. Разумеется, основной функцией феодального государства внутри страны по-прежнему оставалось подавление крестьянских масс (об этом свидетельствовало, например, проведенное изъятие оружия у населения, стр. 165), их закрепощение и эксплуатация.

Проблемы социально-экономической ис-

¹⁶ Это называлось "отдачей на поруки" (тхутхак).

¹⁷ То Ю Хо в упомянутой выше статье ("Ёкса квахак", 1956, N 3, стр. 23 - 24) называет эти восстания социальными потрясениями эпохи распада рабовладельческого общества в Корее.

тории периода развитого феодализма (X - XVI вв.) относятся к числу наиболее изученных в корейской исторической науке¹⁸ , и это обстоятельство благоприятно отразилось на новом труде по общей истории Кореи. Тем не менее нельзя сказать, что все основные вопросы этого периода уже освещены исчерпывающим образом. До настоящего времени остается, например, дискуссионным вопрос о характере феодальной собственности на землю, точнее, вопрос о соотношении между государственной собственностью на землю и частным феодальным землевладением. В исторических работах ряда предшествующих лег¹⁹ , как правило, всеми корейскими историками-марксистами принимается тезис о том, что характерной чертой феодализма в Корее являлось существование государственной собственности на землю (наподобие того, что было в ряде других стран Азии). Но в течение 1955 г. на страницах корейских журналов появились дискуссионные статьи Пак Си Хёна, Чон Хён Гю и Ким Сок Лёна²⁰ , в которых оспаривалось большое значение государственной собственности и подчеркивалось, что частная земельная собственность феодалов (или эксплуатация крестьян отдельными феодалами, а не коллективная эксплуатация их на основе государственной собственности) была определяющим фактором в развитии феодализма в Корее.

Другая группа историков²¹ , говоря об огромном значении эксплуатации всего крестьянства господствующим классом, организованным в феодальное государство, подчеркивает, что эта эксплуатация основывалась на государственной феодальной собственности на землю.

Эти различия во взглядах корейских историков на основную проблему истории феодализма в Корее не могли в той или иной мере не сказаться и на "Истории Кореи". Авторы глав по истории страны X - XIV вв. Ким Дык Чжун и Ким Сок Хён исходят, видимо, из признания огромной роли государственной собственности на землю. Ким Дык Чжун показывает, что осуществление государственной централизации в X в. означало утверждение (после периода феодальной раздробленности) государственной собственности на землю, результатом чего явилось не только перемещение в пользу центрального правительства значительной части крестьян, находившихся перед этим под властью местных феодалов, но и установление права центрального правительства распоряжаться всем земельным фондом страны (о чем свидетельствует установление в 976 г. порядка раздачи так называемых чиновных наделов полями и пустошами - чонсиква). Далее он отмечает, что государственная централизация, осуществленная правителями Коре, имела положительное значение не только для успешного отражения неоднократных нашествий киданей в конце X - начале XI в., но и для дальнейшего развития производительных сил и культуры, особенно в XI в., когда в результате предпринятых государством мер в стране были значитель-

¹⁸ Наиболее значительными трудами по указанным проблемам, несомненно, являются: Пэк Нам Ун. Социально-экономическая история феодальной Кореи. Т. I. Токио. 1937 (переработана и издана в 1954 г. под названием "История Кореи в средние века". Т. I. Пхеньян); Ким Сок Хён. Статьи по истории крестьянских движений в XII - XIII веках, опубликованные "Екса че мунчже", 1949, NN 6, 7, 8, 14; Пак Си Хён. Аграрный строй в начальный период правления династии Ли. Исследование разделов поземельного строя в уложении "Кёнгук тэчжон" (опубликована тремя частями: первая в "Сборнике исследовательских статей по истории Кореи". Пхеньян. 1947; вторая в "Сборнике статей по истории и литературе Пхеньянского университета". Пхеньян. 1949; третья напечатана в "Екса че мунчже", 1948, N 4); его же. История Кореи в средние века. Т. 2. Пхеньян. 1956, а также статьи Чон Сок Тама, Пак Си Хёна, Пак Кык Чхэ и Ким Хан Чжу в сборнике "Социально-экономическая история Кореи при династии Ли". Сеул. 1946.

¹⁹ См. Пэк Нам Ун. Указ. соч. и написанную им главу 1 в книге "Очерки по истории освободительной борьбы корейского народа" (М. 1952), а также Пак Кык Чхэ. О сущности (причинах) застоя корейского феодального общества. Сборник "Социально-экономическая история Кореи при династии Ли", стр. 77 - 178.

²⁰ Пак Си Хён. О феодальной собственности на землю в Корее. "Екса квахак", 1955, N 2, стр. 70 - 103; Чон Хён Гю. Характер частновладельческих (народных) полей в феодальной Корее XIV - XV вв. "Екса квахак", 1955, N 3, стр. 85 - 102; N 4, стр. 40 - 75; Ким Сок Хён. Об отношениях поземельной собственности в феодальной Корее". "Квахаквон хакпо". ("Вестник" Академии наук КНДР), 1955, N 7, стр. 27 - 57.

²¹ Цой Бён Му. О некоторых особенностях феодального строя в Корее, выявляемых на основе законов об отработках (пуёк), подворных списках (хочжок) и именных таблицах (хопхэ) в начальный период правления династии Ли. "Екса квахак", 1955, N 4, стр. 40 - 65; Чон Сок Там. О системе государственной феодальной собственности на землю в Корее. "Екса квахак", 1956, N 3, стр. 78 - 101.

но расширены посевные площади (стр. 191- 192). Автор правильно отмечает не только развитие внутренней и особенно внешней торговли, но и то, что последняя была поставлена под строжайший контроль господствующего класса, извлекавшего из нее значительные доходы.

В книге удалось правильно вскрыть причины начавшегося в ХП в. серьезного ослабления феодального государства Коре: постепенное сокращение численности государственных крестьян и государственного фонда облагаемых земель, постоянный рост крупного феодального землевладения в результате развития таких форм владения, как дворцовое (то есть владения членов королевской семьи как по мужской, так и по женской линии), земельных пожалований буддийским монастырям и дворянам, особенно пожалований типа наследственно закрепляемых наградных полей (конымчжон). Нарастание противоречий между государственной собственностью и частным феодальным землевладением вызвало усиление междоусобной борьбы внутри господствующего класса, которая нередко переплеталась с антифеодальной классовой борьбой народных масс.

Период монгольских нашествий и столетнего монгольского ига (середина XIII - середина XIV в.) привел к еще большему усилению самостоятельности крупных феодалов. В рецензируемой книге отмечается, что хотя "вотчины этого времени не были самостоятельны в такой мере, как феодальные уделы IX и начала X вв.", тем не менее "они были самостоятельны так, как никогда во все последующие периоды корейской истории" (стр. 278). На этом фоне Ким Сок Хён проанализировал причины крушения династии Коре (1392 г.), среди которых главными явились обострение классовой борьбы и осложнение международного положения на Дальнем Востоке во второй половине XIV в. (нападения японских пиратов, конфликт с Минской династией Китая). Развитие противоречий между крупными феодалами - вотчинниками и служилым слоем средних и мелких феодалов, боровшихся за укрепление центральной власти, привело к политическому перевороту, поставившему у власти клику служилых дворян, которая затем свергла старую династию и возвела на престол своего главаря Ли Сон Ге, положившего начало династии Ли.

Ким Сок Хён рассматривает экономическую политику власти служилых дворян, получившую отражение в известном "Законе о земельных наделах" (1391 г.), который привел к восстановлению принципа государственной собственности на все земли страны, к превращению многих частновладельческих крестьян в государственных, к укреплению экономических позиций мелких и средних феодалов. Подчеркивая, что "Закон о земельных наделах" не устранял классового антагонизма между феодалами и эксплуатируемым крестьянством (поскольку это был только акт "упорядочения эксплуататорской системы"), он пишет: "Поэтому после введения "Закона о земельных наделах" характер феодального общества нашей страны не отличался от общества после установления системы чиновных наделов в X в., хотя и наблюдались некоторые изменения и особенности" (стр. 297). Однако автор не показывает, каков был характер этих изменений, а без этого трудно судить, являлось ли "развитие корейского феодального общества в XIV в. прогрессом или регрессом по сравнению с X веком?

Касаясь вопросов социально-экономических отношений в XV - XVI вв., Пак Си Хён избегает дискуссионной постановки проблем и стремится дать лишь позитивное их изложение. Анализируя сущность аграрных отношений того времени, он различает три формы государственной эксплуатации непосредственных производителей: поземельный налог (се), натуральные поставки (кон) и отработки (ёк) (стр. 334 - 335). Он отмечает одновременно, что, кроме государственной эксплуатации, крестьяне подвергались гнету и отдельных феодалов, поскольку утверждение верховной государственной собственности по "Закону о земельных наделах" не исключало, а предполагало различные формы феодальных земельных держаний. Кроме того, Пак Си Хён, как известно, полагает, что огромные массивы пахотных земель вообще представляли фактически частную собственность феодалов, независимо от того, находились или не находились эти феодалы на государственной службе, за которую полагались упомянутые земельные наделы. По форме землевладения Пак Си Хён различает земли королевского дома, государственные и частновладельческие. По его мнению, королевские земли обрабатывались крепостными (ноби), принадлежавшими королевскому дому, государственные земли - государственными крепостными, и все доходы с этих земель присваивались соответствующими дворцами или государственными учреждениями. Государственные доходы пополнялись также за счет налогов.

взимаемых со всех частновладельческих земель.

При анализе содержания различных форм земельных пожалований со стороны государства (квачжон, консинчжон, сачжон) Пак Си Хён считает, что они означали передачу частным лицам права собирать и присваивать налоги с этих земель. Таким образом, по его мнению, земельные держания от государства давали феодалам не право собственности (или непосредственного хозяйственного владения), а лишь право сбора поземельного налога (стр. 336). С установлением во второй половине XV в. системы "должностных полей" (чикчжон), когда сбор налога приобрел номинальный характер, поскольку чиновникам жалованье выдавалось зерном, господствующий класс, по мнению автора, еще более наглядно выступал в качестве коллективного собственника земли (стр. 337). Вместе с тем Пак Си Хён показывает, что пожизненное (а тем более наследственное) право сбора налогов постепенно превращало дворян в фактических собственников земли, а сидевших на этой земле крестьян - в частновладельческих крепостных, в подневольных ноби или лично свободных (но всячески зависимых) арендаторов-испольщиков, что по мере роста частновладельческих земель происходило общее усиление феодальной эксплуатации. Пак Си Хён подчеркивает, что положение крестьян на протяжении XV - XVI вв. быстро ухудшалось.

Но и в этом разделе "Истории Кореи" не все вопросы, в том числе и очень важные для понимания сущности социально-экономических сдвигов, нашли ясное и убедительное решение. Остается открытым вопрос об изменении численного соотношения государственных и частновладельческих земель и крепостных, равно как и вопрос о взаимоотношениях между феодалом и его крестьянами на частновладельческих землях, отношениях, которые могли бы дать представление о сущности аренды и о положении так называемых ноби²² . Вообще эти проблемы, а также вопрос о значении государственной формы феодальной собственности на землю, которая дважды в истории Кореи (в X и XIV - XV вв.) восстанавливалась после распада, о том, как менялось содержание феодальных отношений под оболочкой верховной государственной собственности, или, иначе говоря, чем отличались, например, такие возникавшие в период ослабления государственной централизации в XV - XVI вв. формы закрепощения, как патронат (тхутхак), от форм феодальной зависимости в X в., являются предметом дальнейших исследований и ждут еще научного решения. Остается нерешенным и ряд крупных вопросов, связанных с периодом упадка и разложения феодализма в стране. Корейская история после японского и маньчжурского нашествий (конец XVI и первая половина XVII в.), несомненно, имеет новые черты; с этого времени, по-видимому, можно говорить о начале разложения феодальных отношений. С середины XVII в. Корея стала оправляться от последствий огромных разрушений производительных сил, причиненных японскими и маньчжурскими нашествиями²³ . В течение XVII - XVIII вв. наблюдались развитие производительных сил и соответствующие изменения в феодальной экономике, которые обусловили новые веяния в культуре и в движении общественной мысли. Но в структурном отношении нам кажется нецелесообразным раздробление на две главы (XIII и XIV) истории XVII - XVIII вв., так как подобное распыление однородных по характеру материалов вызвало с неизбежностью повторение в трактовке таких вопросов, как развитие сельского хозяйства и промышленности, развитие товарно-денежных отношений, новые веяния в идеологии и культуре, и сделало недостаточно четкой характеристику основных тенденций экономического, политического и культурного развития Кореи в рассматриваемый период.

Нет достаточной четкости в расположении материала и внутри глав. Так, в главе XIII после характеристики развития производительных сил в сельском хозяйстве на протя-

²² Как сообщает "Екса квахак" (1957, N 2, стр. 98), в плане подготавливаемых в настоящее время Институтом истории монографий стоят исследования Пак Си Хёна по истории аграрного строя и Ким Сок Хёна по истории крестьянства. Часть исследования Ким Сок Хёна опубликована в виде статьи "Корейские ноби. Главным образом о ноби-крестьянах". "Екса квахак", 1956, N 7, стр. 10 - 67.

²³ В результате японского нашествия произошло опустошение целых районов. Согласно поземельному реестру, посевные площади уменьшились с 1708 тыс. кёль (кёль - мера земельной площади, определяемая количеством собираемого урожая, - 20 сок (мешков); поэтому она была неодинакова для разных по плодородию земель) до 541 тыс. кёль (412 - 413 стр.). В податных списках числилось около 1/6 - 1/7 довоенного населения. Население столицы уменьшилось с 80 - 90 тыс. до 30 - 40 тыс. человек.

жении XVII в.²⁴ сразу следует изложение налоговой реформы феодального государства по замене натуральных податей (изделий домашней промышленности и местных промыслов) единым рисовым налогом (тэдонми) или "эквивалентным рисом". Подчеркивая, что установление тэдонми дало толчок развитию местных ремесел и товарно-денежных отношений в стране (поскольку двор и правительственные учреждения теперь должны были покупать необходимые для себя предметы), Чон Сок Там фиксирует внимание на показе состояния рынков, внутренней и внешней торговли. Однако он, видимо, не учитывает, что система тэдонми не только дала толчок развитию товарно-денежных отношений, но и сама явилась результатом развития товарного производства. Поэтому для выяснения уровня развития товарного производства важно было наряду с сельским хозяйством рассмотреть и состояние промышленности (ремесла). Но этот вопрос освещен только в следующей главе, где наряду с повторной характеристикой сельского хозяйства показаны и изменения в промышленности: упадок основанного на подневольном труде казенного ремесла и развитие производства ювелирных и лаковых изделий, бронзовой и фарфоровой посуды, головных уборов, вееров и пр. лично свободных товаропроизводителей (стр. 458), рост горнодобывающей промышленности (добычи меди, серебра и золота) и вовлечение в нее все возрастающего числа людей в таких провинциях, как Пхёнан (стр. 469 - 470). Концентрирование в одном месте всей экономической характеристики сделало бы более ясной политическую и культурную историю.

Хотя в книге и дается, в общем, ясная характеристика основных условий кризиса феодальной системы в Корее, тех острых противоречий, которые существовали между старыми производственными отношениями и новыми производительными силами, зародившимися в недрах феодализма, а также показана реакционная роль старых феодальных порядков, которые не только тормозили развитие производительных сил, но и уничтожали их, отбрасывая страну назад (например, в первой половине XIX в.), многие вопросы последнего периода феодализма ждут еще дальнейшего углубленного изучения. В частности, к числу несомненно спорных проблем относится вопрос о первичных формах капиталистического производства, развивавшихся в недрах феодального общества. Если одни из историков²⁵ склонны были видеть зачатки капиталистической мануфактуры в стране уже с конца XVIII - начала XIX в., то другие²⁶ на основе изучения форм промышленного производства в феодальной Корее, а также в начале XX в. приходят к заключению о том, что в корейской промышленности предприятия типа капиталистической мануфактуры появляются не ранее начала XX столетия. В "Истории Кореи" Чон Сок Там разделяет вторую из указанных точек зрения. Он прямо указывает, что в Корее этой эпохи распад старых феодальных порядков не сопровождался каким-либо заметным ростом новых общественных отношений. Правда, на некоторых керамических предприятиях, в мастерских по производству бронзовой посуды или бумаги, а также на золотых приисках применялся наемный труд, но, как подчеркивается в книге, корейское общество еще "не выросло до уровня формирования капиталистического экономического строя". "В эту эпоху, - говорится далее, - всюду можно видеть лишь слабые ростки капиталистических отношений, и в течение первой половины XIX в. в нашей стране нельзя было найти капиталистическую мануфактуру" (стр. 522).

В предисловии к "Истории Кореи" говорится, что в ней не нашли достаточного освещения вопросы, связанные с историей прогрессивной общественной мысли XVII - XVIII вв. - с движением "сирхакпха" (лозунгом которого была борьба "за реальные науки" - "сирхак"), особенно касающиеся выявления его социально-экономической сущности и взаимоотношений этого движения с христианством, сыгравшим значительную роль в идейной жизни корейского общества с конца XVIII в. (в связи с этим не раскрыта в полной мере положительная и отрицательная роль христианских идей в развитии корейского общества). Несомнен-

²⁴ Прогресс производительных сил выразился в увеличении посевной площади с 540 тыс. кёль в 1611 г. до 1395 тыс. кёль в 1719 г., в широком применении пересадки рисовых рассад, во внедрении новых культур: табака, перца, тыквы, жэньшеня, томатов и пр. (стр. 431 - 433).

²⁵ См. Ким Кван Чжин. Восстание Хон Ген Нэ как крестьянская война. "Сборник исследовательских статей по истории Кореи", стр. 11 - 12.

²⁶ Ем Чон Гвон. О ремесле в эпоху династии Ли. "Ёкса че мунчже", 1950, N 4, стр. 2 - 25; Ким Хан Чжу. О процессе становления мануфактурной и фабрично-заводской промышленности в Корее. "Квахаквон хакпо", 1954, N 3, стр. 99 - 146.

но, огромной заслугой историков КНДР следует считать новую постановку вопроса о роли идейного движения "сирхакпха", которое раньше в реакционной японской историографии представлялось как незначительное явление, возникшее под влиянием иностранных христианских миссионеров и не имевшее якобы корней в условиях корейской действительности²⁷ . Уже в первых работах, появившихся после освобождения страны²⁸ , историки народно-демократической Кореи рассматривали сирхакское движение как закономерное в условиях упадка феодализма идейное движение передовых представителей корейского дворянства, которые стремились к социально-экономическому, политическому и культурному обновлению современного им общества путем внедрения научных и культурных достижений более передовых стран.

В последнее время появились значительные труды представителей сирхакской общественной мысли²⁹ , а также книги и статьи о них³⁰ , которые углубляют знания о прогрессивной общественной мысли в Корее в период упадка феодализма. Исследования последнего времени характеризуют лучших представителей сирхакской мысли как просветителей-демократов, мировоззрение которых отражало борьбу крестьянских масс против феодального гнета. В "Истории Кореи" обобщены результаты изысканий историков, изучающих эту важнейшую страницу истории страны. В книге дана подробная характеристика сирхакпха как выдающегося явления в истории общественной мысли и культуры, отражавшего прогрессивные тенденции в корейском феодальном обществе, дано изложение основных положений мировоззрения выдающихся представителей сирхакского движения XVII - XVIII вв. - Лю Хён Вона, Ли Ика, Хон Дэ Ена, Пак Чи Вона, Чон Як Ена. Однако если в главе XIV (стр. 474 - 475) сирхакское движение рассмотрено в связи с внутренними условиями развития корейского феодального общества XVIII в., то в предшествующей главе (стр. 448 - 449) при характеристике истоков сирхакского движения подчеркивается только внешний фактор - влияние проникших в Корею европейских научных идей и технических новшеств.

Оценивая сирхакских мыслителей как выразителей национального подъема в Корее после японских и маньчжурских нашествий, а также тех прогрессивных веяний, которые были обусловлены экономическими изменениями в корейском феодальном обществе, книга отмечает историческую ограниченность сирхакского движения: "Поскольку корейское общество того времени было еще крайне отсталым и потому совершенно не было в нем и новой социальной силы - передового революционного класса горожан, - в тех условиях, несмотря на передовую, преобразующую роль идеологии сирхакских, в особенности пукхакских, ученых, она не смогла стать реальной [движущей] силой общественного развития и овладеть массами" (стр. 484).

Таким образом, хотя в настоящей работе и в других трудах корейских ученых общие вехи истории феодализма уже намечены, многие вопросы, касающиеся особенностей его генезиса и развития в стране, остаются невыясненными; они ждут научного решения в дальнейших исследованиях корейских историков.

С характеристикой социально-экономического развития Кореи тесно связаны вопросы классовой и политической борьбы, особенно истории борьбы народных масс против феодальных эксплуататоров. Хотя из-за отрывочности сообщений источников пока очень трудно изложить историю народных движений, авторы "Истории Кореи" делают попытку показать их центральную роль в средневековой истории страны. Упоминавшиеся выше народные выступления последнего периода Силланского государства, кре-

²⁷ Преувеличение роли христианского влияния характерно и для современной буржуазной историографии Южной Кореи.

²⁸ См. Ким Сок Хён. Зарождение идей "Пукхак" и их историческая оценка. "Екса че мунчже", 1948, N 1; Пак Си Хён. Проекты политических реформ сирхакского мыслителя Лю Хён Вона. "Екса че мунчже" 1948, N 2.

²⁹ Пак Чи Вон (Енам). Ельха Ильги (Жэхэский дневник). Т. I. Пхеньян. 1955; его же. Енам сончжиб. Пхеньян. 1954 (русский перевод: Избранное. Пхеньян. 1955); Пак Че Га. Пукхакы (Идеи "пукхака"). Пхеньян. 1955; "Тасан Чон Якёны Еэнэва Чжак нёнбо" ("Жизнь и летопись творчества Чон Як Ена-Дасана"). Издание Института истории АН КНДР. Пхеньян. 1956.

³⁰ Цой Ик Хан. Сирхакпха и Чон Дасан Пхеньян. 1955; Цой Ик Хан, Хон Ги Мун и Ким Ха Мён "Чосон понгон мальгиы сончжин хакчадыль". Пхеньян. 1954 (русский перевод: Передовые ученые Кореи XVII - XVIII вв. Пхеньян. 1956); Ким Ха Мён. Енам Пак Чи Вон. Пхеньян. 1955; "Енам Пак Чи Вон ёнгу" ("Исследования о Енаме Пак Чи Боне"). Пхеньян. 1955. См. также статьи в "Екса квахак" за 1955 - 1956 гг. и других журналах и газетах.

стьянские восстания XII - начала XIII в. в Коре и крестьянские движения XV и XVI вв. показаны как закономерный результат обострения классовых противоречий, обусловленного процессами экономического развития феодальной Кореи. По объему содержащегося в источниках фактического материала история народных движений намного уступает истории политической борьбы внутри господствующего класса. Особенно мало сведений приводится о внутренней истории развития народных движений. Это, конечно, значительно усложняет задачи научного анализа многих народных вооруженных выступлений с IX до начала XIX в.; отсутствие же такого анализа делает в определенной степени спорными общетеоретические соображения о роли этих движений в тот или иной период. В этих условиях спорным оказывается даже определение народных движений XIX в., например, восстания 1811 - 1812 гг. в провинции Пхенан. Это выступление (оно известно также под названием "восстания Хон Ген Нэ") охарактеризовано в книге как крестьянская война, потому что "в период острых социальных, политических и экономических потрясений в системе феодального господства династии Ли возникновение в начале XIX в. крупного восстания против господствующего класса феодалов представляло не случайность, а неизбежную закономерность исторического развития" (стр. 514). Хотя и подчеркивается народный, крестьянский характер движения, но описание самого движения недостаточно показывает движущие силы восстания - крестьян, беглый вольный люд, городскую бедноту и мелких ремесленников (стр. 514). В этих условиях было бы целесообразнее привести имеющиеся в исторической литературе различные трактовки характера этого восстания³¹ . Впрочем, было бы полезно и в других случаях дать краткие историографические заметки о различных точках зрения, существующих по нерешенным проблемам корейской истории (особенности развития феодализма в Корее, характер сирхакского движения и пр.), как это сделано в связи с трактовкой вопроса о социально-экономической сущности трех государств.

Важной заслугой корейских ученых является разработка истории борьбы корейского народа против иноземных захватчиков: троекратного отражения киданьских нашествий, борьбы против монгольских захватчиков, войн против японских (XVI в.) и маньчжурских (XVII в.) захватчиков. Корейские ученые, в частности авторы "Истории Кореи", правильно объясняют блестящие победы корейского флота во время войны против японских захватчиков в 1592 - 1598 гг. результатами патриотической борьбы народных масс. В ходе этой борьбы в различных провинциях возникли партизанские ополчения, которые наносили сильнейшие удары по войскам Хидэёси.

Самоотверженной борьбе народных масс против вторжений иноземных полчищ корейские историки противопоставляют позорное поведение феодальных правителей в период установления монгольского господства (1258 г.), во время японского нашествия (1592 г.), беспомощность корейского феодального правительства, капитулировавшего перед маньчжурами. Они подчеркивают, что капитуляция короля Инчжо (1636 г.) произошла в тот момент, когда в стране уже поднялось народное движение, были сформированы народные ополчения в провинциях Чолла и Кёнсан, когда в провинциях Канвон и Хванхэ готовился удар по маньчжурским войскам с тыла (стр. 428 - 429).

Органическую часть истории корейского народа составляет история его многовековой культуры. Истоки и традиции корейской национальной культуры показаны на образцах изобразительного и прикладного искусства эпохи трех государств, скульптуры и архитектуры объединенного государства Силла, развития науки, просвещения и искусств в период Коре и династии Ли. Культурный подъем в XI и XV вв. объясняется укреплением государственной централизации и наступлением внешнего мира, которые обеспечили возможность развития производительных сил страны и проявления творческих сил народа (стр. 197, 325). Это несколько стереотипное объяснение, конечно, не раскрывает различий в исторических условиях XI и XV веков. Среди выдающихся явлений культурного прошлого Кореи отмечены возникновение около 1055 г. частных

³¹ Если одни из историков (см. Ким Кван Чжин. Восстание Хон Ген Нэ как крестьянская война. "Сборник исследовательских статей по истории Кореи", стр. 1 - 40) считают это выступление крестьянской войной, то другие (см. Чон У Ген. К вопросу о характере восстания Хон Ген Нэ. "Екса че мунчже", 1949, N 13, стр. 2 - 32) видят в нем только проявление междоусобной борьбы внутри господствующего класса, хотя и признают участие в движении народных масс. Судя по изложению в "Истории Кореи", первая из точек зрения, видимо, считается сейчас общепризнанной среди корейских историков.

школ (государственные школы появились еще в период трех государств), применение с XIII в. (стр. 300) подвижного металлического шрифта для книгопечатания, которое получило затем новое развитие в XV в., когда был изобретен национальный алфавит "хунмин чжоным" (1443 г.), издание многих интересных сочинений по географии, истории, медицине, агрономии, музыке и пр. Тогда же появился и ряд научно-технических новшеств, включая и дождемер для определения годового количества осадков (1442 г.)³² .

Многие технические усовершенствования диктовались потребностями военной обороны. Еще во второй половине XIV в. во время набегов японских пиратов в Корее впервые в большом числе начали применять огнестрельное оружие - пушки "хватхон" (стр. 287, 303). Распространенное в европейской литературе³³ мнение о том, что огнестрельное оружие не было известно корейцам в конце XVI в., когда вторглись японские армии Хидэёси, и что этим-де объяснялось поражение корейских войск в начале войны 1592 г., совершенно недостоверно. В книге показан огромный ущерб, нанесенный экономическому и культурному развитию Кореи нашествиями захватчиков (кяданей, монголов, японцев), которые не только уничтожали материальные и культурные ценности, но и угоняли из Кореи искусных мастеров.

Таков далеко не полный перечень вопросов, которые поднимаются и решаются в I томе "Истории Кореи". Содержание данного тома свидетельствует об огромной работе, проделанной авторским коллективом, который взялся за решение трудной задачи по обобщению истории корейского народа на протяжении почти двух тысячелетий. Хотя ряд поставленных в этой книге крупных проблем еще нуждается в выяснении и исследованиях, она, несомненно, принесет большую пользу читателям, стремящимся получить цельное представление об истории Кореи дофеодального и феодального периодов. Книга будет также способствовать развертыванию научно-исследовательской работы по наиболее актуальным, ждущим безотлагательного решения проблемам корейской истории. Дальнейшее развитие исторической науки в Корее поможет улучшению и совершенствованию общего курса истории страны.

³² В Европе дождемер был изобретен итальянским ученым Кастелли в 1639 г. (стр. 328).

³³ W. E. Griffis. Corea the hermit Nation. London - New York. 1882 и последующие издания; J. Lonkfort. The Story of Korea. London. 1910; см. также "Описание Кореи". Т. I. СПБ. 1900, стр. 17.

Publisher:

Permanent link for scientific papers (for citations):

Found source (search robot):

Publication author(s) - М. Н. ПАК:

Comments: