| Заглавие статьи | Сибирская стратегия: дефицит политики? |
| Автор(ы) | Роман Кулаковский |
| Источник | Политический класс, № 11, Ноябрь 2006, C. 91-97 |
Консервативный либерализм в региональном преломлении
Вопрос о том, куда идет страна, относится к разряду вечных. Ответы на него можно поискать в регионах. В последнее время как раз на региональном уровне чаще стал подниматься вопрос о стратегическом проектировании. Летом эта тема стала даже предметом обсуждения на заседании Госсовета РФ. Основным докладчиком по проблеме выступил красноярский губернатор Александр Хлопонин. Поэтому представляется вполне оправданным поинтересоваться, как обстоят "стратегические дела" в Сибири.
Нельзя не заметить, что в последние годы Сибирь все чаще попадает в поле зрения аналитиков и журналистов, исследователей и политиков разных уровней. В принципе в этом мало удивительного: Сибирь традиционно воспринималась как сильный и богатый край с высоким промышленным и человеческим потенциалом. И сегодня нельзя игнорировать его возможности. Другое дело - каково качественное содержание потенциала регионального развития. Не секрет, что весьма широкое распространение имеет взгляд на Сибирь как на сырьевой придаток крупных ФПГ. Казалось бы, сугубо экономическая проблематика. Но она коренным образом оказывает влияние на политическое развитие региона. Нельзя построить позитивный политический имидж, если на федеральном уровне при принятии решений к региону относятся как к сырьевому придатку. К тому же при таком отношении идеологические всплески противоборства "московских олигархов" и "местных управленцев" становятся практически нормой жизни. Вряд ли это можно признать позитивным явлением.
В итоге закономерным становится вопрос: а какова на сегодняшний день реальная роль Сибири в политическом развитии страны? И что такое ныне сама "Сибирь политическая"? Реальная сила губернаторов - политических "тяжеловесов" или конгломерат неоднородных региональных элит, завязанных на обслуживание противоборствующих ФПГ?
Картография проектного ландшафта
В 2005 году редакция журнала "Политический класс" в Новосибирске проводила круглый стол на тему "Сибирь: жемчужина или балласт России?"1. Постановка проблем - более чем широкая. Можно ли вообще говорить о том, что Сибирь через 30 -40 лет останется частью России? Такие вопросы, конечно, заставляют задуматься. Прежде всего об отношениях региона с федеральным Центром. И нельзя не заметить, что только за последний год упреков в адрес федерального правительства было высказано предостаточно. Они лежат в социально-экономической плоскости: Стратегия развития Сибири, разработанная в 2002 году на уровне СФО, мало кого устроила. И даже полпред Анатолий Квашнин выступает за качественное обновление стратегических проектов, критикуя политику Минэкономразвития. Но ситуация от этого не меняется. У Москвы нет намерения формировать какую-либо общую стратегическую программу в отношении Сибири, поскольку это повлечет увеличение расходов федерального бюджета. Об этом прямо и неоднократно заявляли министры Герман Греф и Алексей Кудрин. Но на межрегиональном уровне ее также сформировать проблематично (что и доказал прошлый опыт). Следовательно, сами региональные власти призваны озаботиться развитием собственных территорий в стратегическом плане. А от того, каким образом каждый регион сумеет решить этот вопрос, и будет зависеть его отношение к федеральному Центру. И если Москва сумеет вовремя "разглядеть" и поддержать собственные региональные проекты, это будет гарантией того, что Сибирь останется связанной с остальной частью России достаточно прочными экономическими узами.
Но на сегодняшний день состояние регионального развития в стратегическом ключе можно охарактеризовать формулой: "Неоднозначное настоящее - блестящее будущее". Посмотрим на конкретные примеры. Тот же Красноярский край (именуемый часто "локомотивом роста" Сибири) находится на "экономическом перепутье". По темпам промышленного роста по итогам 2005 года (100,7%) он отстает от среднероссийского (104%) и среднего по СФО (102%) показателей. Несмотря на высокий уровень среднедушевых денежных доходов населения (7549,7 рубля) и максимальный уровень средней начисленной заработной платы среди регионов СФО (10 377,2 рубля), показатели роста реальных среднедушевых денежных доходов и номинального и реального роста заработной платы к 2004 году являются одними из самых низких среди регионов СФО (105 процентов, 119,8 и 107,6 процента соответственно). При этом край занимает второе место в СФО по объему инвестиций в основной капитал (и этот уровень имеет позитивную динамику за последние годы).
стр. 91
Простой вывод о контрастности экономики объясняет и политическую неравномерность в Сибири: разные потребности населения -разные меры, предпринимаемые властью, - разные качества самой власти как итог.
Если Красноярский край прошел этап противостояния законодательной и исполнительной ветвей власти еще в 2000 - 2002 годах, то, например, в Иркутской области такая ситуация развернулась лишь сейчас. При этом оба региона могут похвастаться и конструктивными шагами - объединением с автономными округами (Красноярский край - с прошлого года, а Иркутская область - с нынешнего). Другой пример неоднозначности - развитие партийно-политического спектра. Если в Западной Сибири (Кемеровская и Новосибирская области), в Тыве и Хакасии этот процесс сопровождается разного рода скандалами, "громкими" событиями и тому подобными явлениями, то в Красноярском крае такое практически отсутствует. На первый взгляд может сложиться впечатление, что "Единая Россия" в крае - настолько тихая и мирная организация, что привлекает внимание лишь в конструктивном смысле (например, Всероссийский съезд партии прошел в ноябре прошлого года именно здесь).
Но картина партийной активности (по росту численности "Единой России" край - один из общероссийских лидеров) портится общим политическим абсентеизмом граждан. На выборах президента явка в Красноярске не достигла 50%, а история губернаторских выборов продемонстрировала неуклонное снижение процента электоральной легитимности (по абсолютному числу голосов).
В целом заметно, что проблем и в крае, и в Сибири (как в экономике, так и в политике) еще предостаточно. И не все из них удачно разрешаются на современном этапе. Но нельзя не заметить и серьезного потенциала (инвестиции не стали бы вкладывать в однозначно ущербный регион). И наверное, поэтому-то как раз в Сибири и встал вопрос о стратегии. Ведь именно она позволяет ответить на вопрос: "К чему стремиться и куда идти?"
Если говорить об общей стратегии, то можно отметить весьма популярную в настоящее время схему стратегического развития Сибири. Она связана с историческими особенностями становления региона. На первом этапе, во времена Российской империи, лидирующими городами здесь были Тобольск и Енисейск. Однако изменения в промышленной и образовательной инфраструктурах в конце XIX - начале XX веков вывели на первые места совсем другие города. Создание университета в Томске и прохождение Транссибирской магистрали через Красноярск предопределили будущее именно этих городов как крупных региональных центров. Второй этап - советский период -связан с развитием наукоемких технологий. Именно тогда активно развивается Новосибирск со знаменитым Академгородком. На сегодняшний день - это центр Сибирского федерального округа с развитой инфраструктурой и высоким образовательным уровнем. Однако новое время диктует необходимость перемен. И перемены эти вновь связаны с Красноярском. В отличие от прошлых периодов, когда лидирующим в стратегическом развитии становился какой-либо один фактор (например, образовательный либо промышленный), сегодня следует говорить о комплексном характере стратегического развития по двум направлениям. Первое - образовательный потенциал региона (речь идет о создании Национального (федерального) университета), а второе - промышленный (включает развитие Нижнего Приангарья и освоение новых нефтяных месторождений).
Такой комплексный подход в социально-экономическом плане очень важен: одно его направление предопределяет ход другого. И если социально-экономическое развитие будет вновь сведено к промышленности, Сибирь опять упустит время для качественного технологического продвижения. Высказывания многих представителей новосибирской, к примеру, общественности о том, что столица СФО лучше подготовлена к очередному научному рывку, представляются однобокими. По крайней мере в Красноярском крае научно-образовательный фактор тут же получил бы свое практическое приложение, причем в совершенно новых проектах.
Такую комплексную стратегию даже символически называют "второй индустриализацией Сибири". Ее осуществление будет неразрывно связано и с новым территориальным устройством (с будущего года Красноярский край окончательно объединится с Таймыром и Эвенкией).
И вот здесь-то вступают в действие собственно политические факторы: для эффективного управления столь сложными и масштабными процессами недостаточно инструментария лишь экономического менеджмента.
Потенциал политических инициатив
Как раз политика может стать тем двигателем, который запустит в реальную жизнь эти проекты и позволит извлечь из них конкретную пользу для жителей региона. Но в то же время именно политика способна стать "ложкой дегтя", которая отравит любой, даже самый приоритетный и важный проект. Чем объяснить такую двойственность? Дело в том, что политика подразумевает согласование самых разных интересов и потребностей. А региональный уровень являет собой настолько сложное их средоточие, что безграмотные политические действия способны похоронить все грамотные социально-экономические проекты. Не имеет смысла говорить о высоком экономическом потенциале и улучшении качества жизни всех групп социальных субъектов, если эти самые субъекты не понимают смысла проектов, претворяемых в жизнь, и не видят в социально-экономической стратегии ни себя, ни своих потребностей, ни практической пользы. Представим себе, например, освоение Нижнего Приангарья исключительно с экономической точки зрения. Получим только дешевую энергию для "Руса-
стр. 92
ла" да затопление огромной зоны нового водохранилища - для местных жителей. Или, например, освоение нефтяного Ванкорского месторождения. Что получит обычный красноярский пенсионер? Два ведра ванкорской нефти? Инвестиции, которых он не увидит? Или платежи от компании "Роснефть" в краевой бюджет, из которого, как известно, пенсия не выплачивается? Такие отрицательные аргументы - не редкость для красноярских СМИ и разного рода оппозиционеров. Действительно, звучит ужасающе: получается, все региональные проекты - жесткие конструкции, построенные в интересах крупных ФПГ буквально "на костях" населения? Чем тогда "вторая индустриализация" отличается от первой, административно-командно-социалистической? Только тем, что тогда в качестве одной-единственной ФПГ, по сути, выступало государство?
И все же позволю себе утверждать: подобные неблаговидные картины могут привидеться только на первый взгляд. Взгляд "без политики".
Итак, что же конкретно может изменить политика? По каким направлениям регионального развития это можно проследить?
Во-первых, это гармонизация социального климата в регионе. В 2005 году Красноярский край занимал второе место в стране (после Чеченской Республики) по уровню безработицы. Этот показатель не снижался уже много лет, и только сейчас начались позитивные сдвиги. Не в последнюю очередь это было связано с курсом на повышение востребованности рабочих специальностей, на совершенствование системы профессионального образования. Совершенно очевидно, что развивать Нижнее Приангарье и добывать северную нефть поедут не многочисленные юристы и экономисты из скороспелых частных вузов, а невостребованные до сих пор рабочие и выпускники технических специальностей. Это поможет снизить безработицу. Другая сторона - выгодные заказы красноярским предприятиям. Это позволит уменьшить сырьевую ориентацию экономики края, поскольку заказы касаются как развитых технологий, так и, например, продуктов сельского хозяйства (чтобы обеспечить питанием людей, занятых в развитии новых проектов).
Именно здесь и гармонизируется социальный климат, поскольку и большая армия безработных, и финансово неудовлетворенные аграрии не раз становились мощным дестабилизирующим фактором в регионе и выступали в оппозиции губернатору.
А это уже - политический аспект, причем весьма серьезный.
Во-вторых, роль политики заметна и на примере краевого молодежного движения. Здесь организовано движение студенческих стройотрядов (которые, в частности, направлены на строительство Богучанской ГЭС). У молодых людей формируется чувство сопричастности к происходящему в регионе и более того - чувство гордости (по масштабности перемен проект не знает аналогов в России). Политическое значение - в преодолении социальной апатии и формировании гражданской активности (начиная с молодого возраста). Следует отметить и личное участие губернатора, позиционируемого как сильного лидера молодежи. Это в наше время крайнего недоверия к политикам дорогого стоит.
В-третьих, роль политического фактора состоит в изменении территориальной политики. Следует учитывать, что потребности населения, живущего на той или иной территории, существенно изменятся после того, как в данном месте, например, появится новое производство или новая дорога, усилятся миграционные процессы либо, напротив, произойдет переселение людей (например, из зоны затопления ГЭС). К чему это может привести в политическом плане? Да к тому, что Приангарье и до развития новых проектов не отличалось однообразием по своим территориальным проблемам: большое число жалоб на приток гастарбайтеров из Средней Азии, постоянное присутствие китайцев, занимающихся незаконной вырубкой леса, ежегодное обострение проблем ЖКХ и транспортной инфраструктуры привносило в региональное развитие не только экономические сюжеты, но и политические: скандалы, связанные с местными главами территорий, наблюдались еще с 90-х годов. Как изменится политическая конъюнктура, когда все нововведения станут реальностью? Смогут ли спрогнозировать этот фактор экономисты без участия политиков и политологов? А если, например, район строительства ГЭС разовьется настолько, что потребует качественного изменения инфраструктуры (того же преодоления дефицита детских садов), а денег в местных бюджетах не окажется? Кто будет предотвращать социально-политический взрыв? ФПГ или все-таки политики?
Мы перечислили социально-политические факторы регионального развития. Что будет, если при их введении в действие ослабить политическое влияние? Студенческие отряды превратятся в дешевую рабочую силу, прибыльные заказы пройдут мимо красноярских предприятий, рабочие места займут многочисленные неквалифицированные иммигранты. Территории края не получат новых стимулов развития, а государственно-частное партнерство превратится в набивание карманов ФПГ за счет граждан.
Но ведь можно повернуть развитие и в другую сторону. И ту идею
стр. 93
государственно-частного партнерства в экономике, которую пытаются воплотить в Красноярском крае, расширить до системы социального диалога - уже в политическом контексте. Тем более что опыт есть (в 2003 году был заключен ряд договоров социальной направленности с основными ФПГ региона, по которым корпорации обязались развивать социальную инфраструктуру). Если исправить и дополнить этот опыт (например, сделав этот процесс более гласным и подключив к нему еще и общественные объединения), можно будет добиться и позитивного политического эффекта.
В итоге становится очевидным, насколько велика роль политического фактора в региональном развитии. Но тогда почему о нем в ходе разработки стратегии этого развития было сказано ничтожно мало? Да, можно согласиться с тезисом доклада о том, что действующая федеральная политика в отношении регионов в основном направлена на решение преимущественно социальных и политических, а не экономических задач. Но не следует сводить всю полноту собственно регионального развития лишь к экономике. Хотя бы потому, что регион сейчас трактуется в современной науке как социальная общность, прежде всего как население и лишь затем - как инфраструктура, его обслуживающая. И главное, при игнорировании политического фактора начисто стирается такая важная категория, как ответственность. Это уже - абсолютная, концентрированная политика, и одной экономикой тут не обойтись. И не стоит преуменьшать значение фактора ответственности как "красивого слова". Когда политики в предвыборной лихорадке ищут, что они способны предъявить избирателям, слово "ответственность" для них обретает вполне реальные черты. И, заметим, далеко не всегда приятные.
Именно с категорией ответственности - более других, на мой взгляд, - следует связывать политические пристрастия сибиряков. В столь суровом краю издавна не привыкли играть в красивые слова и всегда неодобрительно относились к людям, не выполнявшим обещания. Еще с XVII века земля нынешнего Красноярского края известна примерами, когда здешние жители активно жаловались в столицу на плохую местную власть. На этой почве дело доходило и до вооруженных столкновений. Безответственность в Сибири стала синонимом катастрофы. Именно поэтому и демократия здесь понимается более глубоко: не как набор красивых лозунгов, а как присутствие неких институциональных механизмов (позволяющих народу влиять на власть) и как прочная социальная опора, необходимая для устойчивого развития. Этим возможно объяснить более консервативные, подчас даже левые настроения сибиряков-избирателей. К тому же традиционные сибирские порядочность, честность и открытость очень плохо увязывались с теми негативными, политиканскими реалиями, которые в 1990-е годы сопровождали процесс строительства новой России. Консервативная составляющая демократии не успела дискредитировать себя так сильно, как либеральная образца 90-х. В такой ситуации вполне объяснимы симпатии электората и управленцев к такому понятию, как "стабильность". "Нужно проводить точечную настройку в интересах политической стабильности", - заявил, к примеру, Александр Хлопонин, комментируя на заседании Госсовета свои предложения по стратегическому планированию. Сказано хоть и мало, но очень точно. И вполне перекликается с тезисом доклада о том, что динамика развития экономики зависит от многих факторов - от качества налоговой политики до качества гражданских институтов в стране.
Актуальность вопроса о политической стабильности повышается, если вспомнить о том, что в Красноярском крае в апреле 2007 года пройдут выборы в парламент объединенного региона. Практически подготовка к выборам уже идет, и внимание к вопросам политической стабильности в данном контексте, надо полагать, отнюдь не случайно.
Региональная власть: трансформация образа
Можно ли рассматривать избирательную ситуацию как угрозу политической стабильности? Ведь по идее она призвана гармонизировать социально-политический климат, подготовить народ к осознанному выбору. Часто ли мы наблюдаем такое, особенно в российских регионах? Весьма сомнительно. В чем причина? Скорее всего, в том, что слишком резко способен измениться баланс сил на политической арене. Причудливые альянсы, закулисные переговоры, подставные кандидаты и предвыборные манипуляции - далеко не редкость, а скорее - норма жизни. Но в то же время и монополия единственной партии на фоне жесткого администрирования - тоже не редкость (и опять же - особенно в регионах). Ни то ни другое нельзя увязать со стабильностью. Первое - поскольку прямо и непосредственно дестабилизирует ситуацию. Второе - поскольку подразумевает отсутствие всякого позитивного развития (тем более устойчивого и стабильного). Что в итоге? Выборы становятся не высшей формой волеизъявления народа, а апогеем нестабильности общества?
Недавняя история края дала как раз достаточное количество примеров, чтобы уловить взаимосвязь социально-экономического и общественно-политического развития, да еще и на фоне выборов. В 2001 году, после снижения мировых цен на цветные металлы (а краевой бюджет, напомним, формируется за счет отчислений именно от ОАО "ГМК "Норильский никель"), было проведено масштабное секвестрирование расходов на социальную сферу (на 70%). В итоге победу на выборах в ЗС одержали силы, оппозиционные тогдашнему губернатору Александру Лебедю. Оправиться от такого поражения в политическом плане было практически невозможно. Стоит заметить, кстати, что с "никелевой иглы" край не слез и по сей день.
стр. 94
В целом же в период правления Александра Лебедя недостатка политических факторов в регионе не наблюдалось: все более или менее значимые события воспринимались, как правило, с точки зрения политики. Но пользы от этого региону не было никакой. Абсурдной выглядела ситуация, когда оппозиционные СМИ и депутаты поднимали политический скандал из-за чересчур большого количества дорогих шуб и.о. первого заместителя Лебедя - Людмилы Селивановой. Даже такой "нестандартный", казалось бы, фактор в реальности оборачивался достаточно заурядными последствиями - взаимными обвинениями, общей нестабильностью, противостоянием ветвей власти. И если сейчас политико-стратегические инициативы теряются в море экономических проблем, то при Лебеде они терялись в море политиканства. Именно в то время слово "политика" приобрело тот грязный оттенок, от которого край не может оправиться до сих пор. Нельзя было вести речь о какой-либо стратегии в регионе, где число постоянно меняющихся вице-губернаторов достигло к 2001 году четырех десятков.
Нельзя забывать и о том, что Лебедь изначально рассматривал Красноярский край как плацдарм для возможного участия в президентских выборах. В этих условиях разговор о стратегических проектах края отодвигался на второй план. К тому же в его команде первоначально не было местных кадров, знающих ситуацию в регионе и способных предложить какой-либо план конкретных действий в данном направлении. После прихода Путина стало ясно, что одними федеральными амбициями жить нельзя, и губернатор Лебедь предпринял все же попытку разработать Стратегию развития края. Для этой цели в 2001 году даже была создана общественная организация "Союз красноярцев". Выборы в ЗС в том году хотя и принесли победу оппозиции, но в то же время закрепили за губернаторским блоком третье место. Лебедь предпринял попытку договориться с местной бизнес-элитой и "Русским алюминием" и решил идти на второй губернаторский срок.
Мощные экономические рычаги при общественной поддержке могли сделать его победу вполне реальной, но было слишком поздно: большинство краевой элиты игнорировало стратегические инициативы исполнительной власти, и мечты о реализации стратегии так и остались на бумаге. Особенно неприятно, что обе ветви власти эмоционально играли в тот период "на уничтожение", не замечая, что объектом такой политической игры становится весь регион. И на фоне столь эмоциональной борьбы возникла фигура Александра Хлопонина. В начале 2001 года он, получив поддержку более 62% избирателей, был избран губернатором Таймырского (Долгано-Ненецкого) автономного округа, в возрасте 36 лет став одним из самых молодых российских губернаторов. После трагической гибели Александра Лебедя Хлопонин выдвинул свою кандидатуру на пост губернатора Красноярского края. В ходе первого тура голосования, 8 сентября 2002 года, получил 25,22% голосов и вышел во второй тур вместе со спикером краевого Законодательного собрания Александром Уссом, за которого проголосовали 27,63%. Во втором туре выборов победил с разницей в голосах 48% против 42%. 17 октября 2002 года Александр Хлопонин официально вступил в должность губернатора Красноярского края.
Становлению красноярского губернатора как политического лидера способствовали объективные условия. Потребность общества остыть от чрезмерно эмоционального накала, характерного для края второй половины 1990-х годов, сыграла на руку Хлопонину. Его предвыборная программа включала как стандартный набор положений (гарантированное трудоустройство, бесплатное обучение, заказы предприятиям и т.п.), так и перспективные направления (изменение системы управления). Но после избрания губернатором края он не стал замыкаться на своих программных построениях, а активно включился в процесс разработки общей стратегии Красноярского края.
Политическое строительство
Что изменилось за прошедшие годы? Результаты, если честно, не впечатляют. Дело в том, что в нынешней системе регионального управления стратегическое проектирование очень слабо выражено в политическом контексте. Если отбросить приглашенных специалистов со стороны, то здесь задействованы в основном закулисные советники (опирающиеся на разнородные группы влияния). Их разработки, безусловно, могут быть достаточно грамотными, но проблема их отдаленности от населения (избирателей) при этом не разрешится. Другой пример - приглашение "людей науки" для всестороннего обсуждения какой-либо концепции, программы. Дело, безусловно, хорошее, если отбросить один фактор чрезмерную склонность к абстрактному теоретизированию. Политическая стратегия, сформированная только учеными, будет напоминать в лучшем случае большую диссертацию, место которой, скорее, в архиве либо в библиотеке, но не в реальной политической практике. Наконец, можно надеяться на то, что " политическая стратегия станет результатом работы обычных рядовых специалистов-госслужащих. Но где гарантия, что их разработки не потеряются в череде бесконечных согласований на более высоком уровне и не останутся под сукном у кого-нибудь на столе?
стр. 95
В итоге регион имеет то, что имеет. С 2003 года в крае существует Стратегия социально-экономического развития, основной целью которой названо улучшение качества жизни населения. Она создавалась силами уже нынешней краевой администрации. Но за период ее действия качество жизни населения если и улучшилось, то не настолько, чтобы люди могли это ставить в заслугу деятельности власти. И говорит это даже не в пользу собственных сил граждан, а скорее, в пользу каких-то обстоятельств, удачно сложившихся, и то - лишь для некоторых категорий (например, уровень бедности так и не снизился и до сих пор охватывает четверть населения края). Чем объяснить такое вялотекущее исполнение стратегии? Скорее всего, тем, что люди не видят смысла и логики ни в действиях власти, ни в своих собственных. Жизнь "от зарплаты до зарплаты". Или "от пятницы до пятницы". Не видно связи повседневных забот с какими-либо общерегиональными задачами. Народ мало что объединяет. Его гражданское участие сводится все чаще к обсуждению политики за кружкой пива в кругу друзей (не в последнюю очередь потому, что за пределами этого круга мало кто будет слушать). Как итог - тотальная неудовлетворенность собственной жизнью. Сложно в таких условиях говорить о качестве жизни и о какой-то стратегии. Но крайне важно претворить в жизнь весь тот позитивный политический потенциал, который все же есть у населения. Ведь не случайно явка на все выборы в последнее время была угрожающе низкой (президентские в Красноярске, как уже отмечалось, и вовсе не дотянули до 50%), а явка на референдум по объединению регионов (при всей сложности этого процесса, воспринятого как общее дело) составила 62%, что совсем немало. Следовательно, существующие изъяны (теоретизированность, закрытость и бюрократизм) все же можно преодолеть при более удачном сочетании государственных и общественных составляющих в процессе управления.
Что именно здесь может быть задействовано? Конечно, партийные силы. Они более активны, и в отличие от чиновников у них есть прямой интерес - победить на выборах. Что может на сегодняшний день дать власти и обществу "Единая Россия"? Что она предоставила в стратегическом смысле для региона? Больше всего упоминаний, связанных с "Единой Россией", касаются внутрипартийной жизни (конференции, съезды, отчеты и т.д.). Упоминаний, связанных с конкретными инициативами в общественной жизни, на порядок меньше. А около четверти упоминаний - это и вовсе критика. Чем в итоге партия власти оказывается лучше своих оппонентов? Тем, что чаще проводит отчетно-выборные конференции, организует внутрипартийные дискуссии и выбирает кандидатов из своего числа на очередной съезд? А какая польза от этого избирателям? Тем более если по другим - социально значимым - акциям партия стоит на одном уровне с остальными. И какая польза от всего этого самой власти? Просто поддерживать организацию, называющую себя партией власти и предлагающую набор однотипных идеологем и немногочисленных мероприятий? С таким же успехом можно было бы договориться с любой другой партией либо вовсе не поддерживать никого, сохраняя нейтралитет. Но коль скоро большинство регионального начальства входит в состав "Единой России" (и даже занимает видные посты в ее федеральных структурах), вопрос о совершенствовании партийной политики должен решаться действительно на высоком и подлинно профессиональном уровне, а не посредством дешевой или даже дорогой рекламы. И то, что власть и партия власти идут рука об руку в современной российской политике, не нужно скрывать. Не нужно этого стыдиться, а лучше подумать, как извлечь из этого плюсы: для власти, для партии, для населения в конечном итоге.
Необходимо оптимизировать такой компонент, как "профессиональный ресурс". Политико-аналитические разработки не должны создаваться только "под выборы", и уж тем более нелогично на все 100% пользоваться услугами заезжих политтехнологов. Их вряд ли будет волновать стратегическая сторона вопроса (на то они и технологи, чтобы заниматься технологиями, искать приемы и средства для воплощения каких-то решений). К тому же провал их собственных стратегических предложений в отдельно взятом регионе им самим ничем не грозит. Даже профессиональная репутация не пострадает (вдруг в другом регионе получится лучше). Эффективность "50 на 50" вполне приемлема для таких деятелей, но разве можно на этом построить качественную политическую стратегию (которая бы принесла реальную, а не бумажную пользу власти и обществу)?
Что можно положить в основу обновленного "профессионального ресурса"?
С одной стороны, наиболее продуктивные политические технологии (подразумевающие научную основу прикладного, а не теоретического характера). С другой - усовершенствованную систему политической коммуникации, через которую будут транслироваться результаты применения этих технологий.
В первом случае целесообразно говорить о технологиях территориального политанализа (информация с мест - как стимул для развития региона в целом). А во втором - имеет смысл применить автономный режим работы с выходом на первых лиц края непосредственно (защита от лишних согласований).
И наконец, следующий компонент, который можно положить в основу стратегии политического развития, - идеологический. Если уж существующая социально-экономическая стратегия работает по принципу "выполнить трудно, а бросить жалко", то почему бы не внедрить в нее идейную составляющую? Например, концепцию консервативного либерализма, которую несколько лет пытаются разработать центристские силы,
стр. 96
включая "Единую Россию". Ведь политический центризм - очень удачная основа для стратегического проектирования.
Консервативный либерализм
Идеология консервативного либерализма строится из трех элементов - либерализма, патриотизма и суверенной экономики. Программа социально-экономического развития края ставит целью повысить качество жизни населения. Как совместить одно с другим? Качество жизни - это условия (социально-экономические) и возможности (культурно-политические) для развития общества. Так вот, первое как раз и следует искать в суверенной экономике (перспективные инвестиционные проекты), а второе - в либерализме (подразумевающем гражданскую активность и диалог культур на свободной основе). Консервативный элемент будет проявляться в желании сохранить достигнутый уровень высокого качества жизни. Остается лишь патриотизм. И он неизбежно сформируется как осознание личной сопричастности к развитию своего региона (да и страны в целом). Ведь закономерно, что люди будут любить свою страну и свой регион за то, что здесь есть хорошие условия и перспективные возможности для развития. Это более чем прагматично: люди не станут патриотами той земли, которая сама ничего не делает для человека. Но только признав этот фактор, возможно добиться удачной реанимации понятия патриотизм в современных условиях. Правомерна и такая схема сопоставления партийного, профессионального и идеологического ресурсов. Сначала - обработка существующих планов стратегического развития на муниципальном и региональном уровнях (что позволит улучшить территориальную политику). Затем - внедрение полученных наработок в партийную идеологию, их использование в качестве программы на выборах (поскольку наработки будут формироваться при тесном сотрудничестве с региональными и местными властями, самим населением, "Единую Россию" будет сложно упрекнуть в построении абстрактных и декларативных программ лишь "под выборы").
Сейчас, к сожалению, все местные инновации обрабатываются на региональном уровне, как правило, лишь с экономической точки зрения (и то в большей части как просьбы о выделении денег). А при необходимости решить какую-либо политическую задачу никто не побрезгует пресловутым "административным ресурсом". Но если успешно внедрить в регионе три вышеперечисленных компонента (партийный, профессиональный и идеологический), то административный ресурс можно будет минимизировать.
Но пока ситуация далека от идеальной. Можно согласиться с мнением Виталия Целищева, высказанного им на упомянутом выше круглом столе по проблемам развития Сибири: "Политическая деятельность и политические события не то что несерьезны, они заставляют подозревать, что за ними стоит не целенаправленное действие, а спонтанный ход событий"2. Власть, партии, а вместе с ними и весь регион вынуждены приспосабливаться к этим событиям, вместо того чтобы моделировать и успешно управлять ими.
После четырех лет своего губернаторства Александр Хлопонин в конце сентября текущего года выступил с пакетом стратегических инициатив на период объединения края. Он получил название "Стратегии четырех "Д": дом, деревня, демография, дети. Сам доклад отразил сущность социально-экономической политики и не касался, например, возможного пятого, политического "Д" - демократии. Вероятно, подразумевалось, что демократия у нас есть и так, поскольку Россия провозглашена демократическим государством. Но ведь и дома с деревнями и детьми у нас тоже есть. И коль скоро ставится задача по развитию этих социальных направлений, почему бы не поставить задачу по дальнейшему развитию демократии и гражданских инициатив? В условиях нового, объединенного края это отнюдь не выглядело бы банальным.
Сложно сказать, почему до сих пор сибирские стратегии отличаются либо узкоэкономической направленностью, либо желанием извлечь быструю политическую прибыль (и в этом смысле представляют лишь форму политиканства). Понятно, что власть опасается пасть жертвой подобного политиканства и предпочитает лишний раз не поднимать данный вопрос. Но впереди - объединение регионов и череда избирательных кампаний. Входить в такие сложные политические процессы, не имея обновленной политической стратегии, еще более опасно. И поэтому необходимо комплексное "лечение" "политического дефицита" в региональном управлении, и прежде всего стратегическом проектировании. Результатами могут стать понятная идеология на выборах и четкая стратегия на дальнейший период.
Примечания.
1 Сибирь: жемчужина или балласт России?//Политический класс. 2005. N 8. С. 50 - 64.
2 Там же. С. 59.
New publications: |
Popular with readers: |
News from other countries: |
![]() |
Editorial Contacts |
About · News · For Advertisers |
Digital Library of Ukraine ® All rights reserved.
2009-2025, ELIBRARY.COM.UA is a part of Libmonster, international library network (open map) Keeping the heritage of Ukraine |
US-Great Britain
Sweden
Serbia
Russia
Belarus
Ukraine
Kazakhstan
Moldova
Tajikistan
Estonia
Russia-2
Belarus-2