В третьеиюньский период царизм в союзе с верхами торгово-промышленной буржуазии предпринял попытку разрешить острое противоречие между капиталистическим развитием страны и полуфеодальным помещичьим и надельным землевладением, встав, на путь бонапартизма. Это было главным содержанием наступившего после революции периода столыпинской реакции. История показывает, что политика бонапартизма проводилась господствующим классом всегда в тот момент, когда нарушалось соответствие надстройки экономическому базису, а силы революции оказывались еще недостаточными, чтобы свергнуть существующий строй.

Царизм стремился сохранить свою власть путем решения объективно-необходимых задач революции контрреволюционными методами, приспособлением своих обветшавших институтов к новым, буржуазным отношениям. Политика лавирования и заигрывания создавала внешнее впечатление "надклассовости" власти, однако на деле природа самодержавия оставалась прежней, происходило лишь медленное видоизменение его, постепенное преобразование в буржуазную монархию. Классическое определение бонапартизма дал В. И. Ленин: "Бонапартизм есть лавирование монархии, потерявшей свою старую, патриархальную или феодальную, простую и сплошную, опору, - монархии, которая принуждена эквилибрировать, чтобы не упасть, - заигрывать, чтобы управлять, - подкупать, чтобы нравиться, - брататься с подонками общества, с прямыми ворами и жуликами, чтобы держаться не только на штыке. Бонапартизм есть объективно-неизбежная, прослеженная Марксом и Энгельсом на целом ряде фактов новейшей истории Европы, эволюция монархии во всякой буржуазной стране"¹ .

Именно таким образом русское самодержавие стремилось спасти себя от крушения, лавируя между помещиками и буржуазией, "братаясь с подонками общества" - такими черносотенными организациями, как "Союз русского народа", "Палата Михаила Архангела" и др., - пытаясь создать себе более широкую социальную опору в лице кулачества и приспособиться к буржуазным отношениям. В интересах помещиков оно стремилось уничтожить остатки феодализма в крестьянском землевладении и абсолютистские формы в управлении, вступившие в вопиющее противоречие с буржуазным развитием станы.

Слабая изученность истории III и IV Думы обусловила тот факт, что в нашей литературе вопрос о втором после реформы 1861 г. шаге царизма по пути его превращения в буржуазную монархию сводится в основном к аграрной политике Столыпина, имевшей целью, как известно, окончательное утверждение в деревне капитализма прусского типа за счет слома общинного землевладения. В действительности же, на наш взгляд, речь шла также о преобразовании надстройки, то есть о создании такой монархии, которая управляет непременно при помощи представительных

¹ В. И. Ленин. Соч. Т. 15, стр. 24.

учреждений типа парламента, буржуазных по своему происхождению и назначению, выражающих интересы буржуазного развития страны на основании той или иной буржуазной конституции. Аграрный бонапартизм Столыпина был лишь одной половиной задуманного шага, второй его половиной было создание третьеиюньской Думы для проведения некоторых либеральных реформ. Столыпинский бонапартизм являлся совокупностью аграрного и думского бонапартизма. Было бы неправильно думать, что, обеспечивая буржуазное развитие в аграрном вопросе, царизм не собирался проводить через Думу никаких буржуазных реформ в области политической, что Дума нужна была ему лишь в качестве ширмы, конституционного прикрытия. "Своеобразность настоящего момента, - писал В. И. Ленин, - состоит в том, что самодержавию пришлось создать представительное учреждение для определенных слоев буржуазии..." И далее: "Самодержавие пытается взять на себя решение объективно необходимых задач буржуазной революции - создание народного представительства, действительно заведующего делами буржуазного общества..."² .

III Дума являлась не случайным, а необходимым учреждением в системе третьеиюньской монархии. Через Думу царизм намеревался увенчать аграрную, экономическую реформу серией политических реформ. Подобно тому, как 1861 г. породил ряд буржуазных политических преобразований, столыпинская реформа, проводившаяся в неизмеримо более развитых капиталистических условиях, также требовала политических реформ. Самодержавие, став на путь "...открытого, широко и систематически проводимого союза с буржуазными верхами деревни и с воротилами торгово-промышленного капитализма"³ , тем самым высказалось за политические реформы. Иначе этот союз терял всякий смысл и для него и для буржуазии. Самодержавие и буржуазия в этом вопросе занимали принципиально единую позицию. Общее у них было то, что как помещики, так и буржуазия были сторонниками прусского развития капитализма в стране.

Выражением эволюции самодержавия в сторону буржуазной монархии было наличие двух правительств. В самодержавном или полусамодержавном режиме, указывал Ленин, имеются два правительства: неофициальное - камарилья - и официальное - кабинет министров. Социальная база и цели у обоих правительств одинаковые - сохранение дворянских привилегий, всевластия царизма и т. п. Обыкновенно в значительной своей части официальное правительство состоит из ставленников камарильи. "Однако, сплошь и рядом большинство кабинета по своему составу не вполне соответствует требованиям камарильи. Конкуренцию допотопному хищнику, хищнику крепостнической эпохи, составляет в данном случае хищник эпохи первоначального накопления... Этот слой землевладельческой и промышленной буржуазии, типичной для эпохи первоначального накопления, находит себе выражение в октябризме и примыкающих к нему течениях"⁴ . Таким образом, мысль В. И. Ленина сводится к тому, что официальное правительство наряду с крепостнической политикой вынуждено проводить октябристскую, то есть буржуазную политику.

Это не значит, что помещики, заключая союз с буржуазией в лице III Думы, стали тем самым на путь дележа с ней политической власти, что между ними и буржуазией не было принципиальной разницы. Контрреволюционный помещичье-буржуазный блок был блоком двух различных по своей природе классов, из которых каждый имел свои собственные классовые интересы и цели. Буржуазия стремилась" использовать Думу, чтобы добиться власти и провести буржуазные реформы. Царизм же хотел с помощью Думы и минимума буржуазных реформ сохранить

² Там же, стр. 321.

³ В. И. Ленин. Соч. Т. 16, стр. 129.

⁴ В. И. Ленин. Соч. Т. 13, стр. 107 - 108.

свое политическое всевластие. Царизм строил всю свою политику в Думе на использовании противоречий между помещиками и буржуазией⁵ .

Состав III Государственной думы отражал бонапартистскую политику царизма. Из 442 депутатских мест более 400 принадлежало помещичье-буржуазным фракциям, причем помещичий элемент подавлял буржуазный. "Избирательный закон 3 июня 1907-го года, - писал В. И. Ленин, - "строил" государственную систему управления - да и не одного только управления - на блоке крепостников-помещиков с верхушками буржуазии, причем первый социальный элемент сохранял в этом блоке гигантский перевес, а над обоими элементами стояла фактически неурезанная старая власть"⁶ .

Однако не следует упрощенно понимать эту ленинскую мысль, которая отнюдь не сводится к тему, что правые фракции просто численно преобладали над либерально-буржуазными. Царизм мог проводить реформы только вопреки определенной части помещиков. Совершенно очевидно, что в случае численного преобладания правых Дума не могла служить инструментом реформ, политики бонапартизма, то есть, с точки зрения правящих кругов, она лишалась бы всякого смысла.

Как известно, в третьеиюньской Думе было два большинства - право-октябристское и октябристско-кадетское. Октябристы играли роль так называемого думского "центра", аналогичную той роли, которую в первых двух Думах играли кадеты. В случае блокирования октябристов с фракцией умеренно-правых создавалось право-октябристское большинство, а в случае блокирования их "налево", с кадетами, могло быть создано большинство октябристско-кадетское. Такая система была специально создана царизмом и составляла смысл государственного переворота 3 июня, нового избирательного закона. Два большинства были необходимы царизму, обеспечивая ему возможность лавирования между помещиками и буржуазией, возможность проведения реформ в нужный момент и в нужном объеме: право-октябристское большинство должно было тормозить реформы, если они угрожали всевластию помещиков, а октябристско-кадетское большинство должно было проводить реформы. "Правительству, - писал В. И. Ленин, - необходимо либерально-октябристское большинство, чтобы пытаться вести Россию вперед при сохранении всевластия Пуришкевичей"⁷ .

При характеристике третьеиюньского избирательного закона обычно ограничиваются указанием на его сугубо антидемократическую направленность. Между тем важно также подчеркнуть его бонапартистский характер. Проектируя III Думу, правительство ставило своей задачей не допустить численного перевеса не только левых, но и правых партий. Главной, наиболее многочисленной фракцией Думы были октябристы. Казалось бы, сблокировавшись с кадетами, октябристы могли при желании осуществить ряд буржуазных реформ вопреки правительству и правым. Внешне получалось, что царизм, дав возможность октябристам стать основной партией Думы, тем самым уже стал на путь дележа политической власти с буржуазией. Однако фракция октябристов в своем большинстве состояла из таких же помещичьих элементов, которые и по своему экономическому положению и по политическим взглядам не отличались или отличались весьма мало от помещиков, представленных в Думе умеренно-правыми и даже крайними правыми. Собственно буржуазная часть фракции, главным образом представители московской буржуазно, составляла меньшинство⁸ .

⁵ См. В. И. Ленин. Соч. Т. 18, стр. 467.

⁶ Там же, стр. 483.

⁷ Там же, стр. 466.

⁸ Один из думских обозревателей. Пиленко, заявил, что он по думскому справочнику Бойовича насчитал всего 15 октябристов-буржуа ("Голос Москвы", 30 декабря 1908 г.).

Октябристская партия была буржуазной по своей программе и тенденции развития, но она была помещичьей по своему основному составу. Из 154 членов фракции, насчитывавшихся в первую сессию, городские курии послали 35 человек, крестьяне- 10⁹ , остальные же 100 были посланы в Думу такими же землевладельцами, дворянами по преимуществу, какие выбирали в Думу умеренных и крайних правых. Большинство провинциальных октябристов ничем не отличалось от черносотенцев¹⁰ . По заявлению самого лидера партии Гучкова, собственно октябристов было 100, максимум 110 человек. Остальных он относил к примыкающим. Истинным хозяином октябристской фракции был не Гучков, а Родзянко. Всякий раз, когда Гучков, т. е. буржуазная часть фракции, пытался блокироваться с кадетами вопреки воле большинства своей фракции, он терпел неизменное поражение. Таким образом, октябристы были главной, правительственной партией и Думе в том смысле, что проводили столыпинскую политику, были орудием политики Столыпина.

Усилия помещичье-буржуазного блока при помощи третьеиюньской Думы обеспечить царизму возможность "сорганизоваться в буржуазную монархию..."¹¹ окончились полным провалом: преобразования самодержавного строя не получилось. Крах думского бонапартизма Столыпина, как и его аграрного бонапартизма, был обусловлен тем - и в этом состоит главная мысль настоящей статьи, - что в стране в эти годы сохранились все элементы нового революционного кризиса. Смысл периода столыпинской реакции очень глубоко и точно выражен в резолюции XIV конференции РКП(б): "С 1908 г., примерно, по 1915 г. - большевизм считал, что непосредственно-революционной ситуации в России уже нет, но общая революционная ситуация, неизбежно чреватая второй революцией, налицо. С 1908 по 1911 г. самодержавие, казалось, стабилизируется... И тем не менее общая революционная ситуация оставалась. И большевики строили всю свою тактику на предвидении второй революции"¹² . Необходимо специально подчеркнуть, что резолюция конференции строго отличает понятие непосредственной революционной ситуации от общей, разумея под последней не состояние непосредственного революционного кризиса, а лишь такое объективное положение, которое исключает мирное развитие страны, неизбежно приводит к непосредственной революционной ситуации, к новой революции. Именно в этом и состояло своеобразие периода столыпинской реакции.

Наличие в стране общей революционной ситуации выразилось прежде всего в том, что, несмотря на спад революционного движения, в широких слоях народа сохранилось революционное настроение. "Конституционный", столыпинский путь мог победить при двух непременных условиях: если бы, во-первых, в рабочем движении одержали победу меньшевики-ликвидаторы, призывавшие к отказу от революционной борьбы с самодержавием, и, во-вторых, если бы мелкобуржуазная демократия, прежде всего крестьянство, повернула бы к кадетам. Как известно, недолгий "расцвет" и крах ликвидаторства как раз охватываются периодом столы-

⁹ "Речь", 17 февраля 1910 года.

¹⁰ "Мы не отрицаем, - писали "Биржевые ведомости" от 15 июня 1907 г., - что конституционализм октябристов, особенно провинциальных комитетов, представляется довольно подозрительным; скажем больше: кое-где в медвежьих углах не нужно даже вовсе поскрести октябриста, чтобы получить члена союза русского народа... В Союзе 17 октября давно уже ясно намечаются два фланга, правый и левый. Один из них лишь в более культурных формах воплощает то политическое миросозерцание, обнаженным выразителем которого является доктор Дубровин, а другой только некоторыми нюансами отличается от так называемого правого кадетства". Таких свидетельств и фактов можно привести очень много.

¹¹ В. И. Ленин. Соч. Т. 16, стр. 129.

¹² "КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК". Ч. II, Госполитиздат. Изд. 7-е, стр. 164.

пинской реакции. Влияние же кадетов на демократические массы в этот период неуклонно и катастрофически сокращалось. Тревога по этому поводу была основным лейтмотивом выступлений кадетских лидеров¹³ .

История Западной Европы показывает, что после подавления каждой революции период реакции длился обычно несколько десятилетий. В России же через несколько лет после поражения первой русской революции начался новый революционный подъем. В этой связи следует отметить, что ленинская периодизация столыпинской реакции и нового революционного подъема - иная, чем в "Кратком курсе истории ВКП(б)". В работе "Детская болезнь "левизны" в коммунизме" В. И. Ленин дает следующую периодизацию: "Годы реакции (1907 - 1910). Царизм победил". "Годы подъема (1910 - 1914). Сначала подъем был невероятно медленный, потом, после ленских событий 1912 года, несколько более быстрый"¹⁴ . Таким образом, период реакции длился всего три года.

В Думе этот определяющий фактор - наличие в стране общей революционной ситуации - нашел свое выражение в споре между помещиками и либералами о своевременности реформ, в котором и те и другие ссылались на революционный кризис в стране. Правые утверждали, что в условиях глубоких социальных противоречий реформы ускорят революцию, либералы доказывали, что предотвратить новую революцию возможно лишь путем реформ. Безвыходность положения для лагеря контрреволюции состояла в том, что каждый из ее флангов был по-своему прав. Напряженная атмосфера, существовавшая в стране, все время остро ощущалась в стенах Таврического дворца, где заседала Дума. Страхом перед революцией были пронизаны все речи и действия представителей помещичье-буржуазного думского блока¹⁵ .

Конкретно разногласия приводили к тому, что правые, будучи действительными хозяевами Думы, пресекали все попытки октябристско-кадетских либералов пойти по линии реформ. Бессилие Думы в решении этой основной задачи, абсолютное подавление право-октябристским большинством второго, октябристско-кадетского большинства означало фактический паралич думского механизма и всего политического бонапартизма Столыпина, рассчитанного именно на функционирование и первого и второго большинства. Полное банкротство третьеиюньской думской системы нашло свое выражение в прогрессирующем развале октябристского "центра", в обострении конфликтов между либералами и крепостниками, а также внутри каждого фланга контрреволюции, в саморазоблачении всех фракций и групп помещичье-буржуазного большинства Думы и, как итог, в полном падении престижа последней не только в глазах масс, но и в правящем лагере и у буржуазии. Из орудия укрепления царизма Дума стала дополнительным фактором его ослабления. И в этом ее место и значение в вызревании нового революционного кризиса¹⁶ .

Мы рассматриваем здесь лишь военную политику III Думы, исходя из следующих двух соображений. Во-первых, военному вопросу весь помещичье-буржуазный лагерь придавал исключительно важное значение, ставя его в один ряд с аграрным. Во-вторых, именно в решении этого вопроса у контрреволюции имелись максимальные шансы на успех, на

¹³ См., например, Центральный государственный исторический архив в Москве (ЦГИАМ), ф. 523, оп. 1, д. 7, лл. 17, 18, 19, 21, 34 и др.; д. 8, лл. 100, 101 и др.

¹⁴ В. И. Ленин. Соч. Т. 31, стр. 11, 12.

¹⁵ Наиболее удачно суть разногласий между помещиками и либералами по поводу реформ выразил крайний правый депутат Думы Замысловский при обсуждении сметы министерства внутренних дел на первой сессии Думы. Отвечая кадету Маклакову, Замысловский заявил: Маклаков "уверен, что из этого (из реформ. - А. А. ) ничего худого не произойдет. А мы боимся, что если все это сейчас ввести, то повторится то самое, что (наступило после 17 октября" ("Государственная дума 3-й созыв". Стенографические отчеты сессия 1, ч. 2, стр. 255, в дальнейшем Ст. отч., с.).

¹⁶ См. В. И. Ленин. Соч. Т. 15, стр. 248.

совместную деятельность царизма и буржуазии. Здесь их объединяла общая тревога за состояние армии и флота, основанная на страхе перед революцией и на внешнеполитических захватнических устремлениях. Для проведения военных реформ царизму особенно необходимы были одобрение и поддержка буржуазии и Думы. Наконец, военные вопросы были относительно более удалены от непосредственных интересов и внимания широких масс, что давало возможность партнерам по контрреволюции решать их методами закулисного сговора и тайных махинаций.

*

Забота об армии являлась монополией царизма. Раньше буржуазия мирилась с этой монополией, поскольку царизм своими военными силами обеспечивал ее внешнеполитические интересы и успешно подавлял революционное движение в стране. Но русско-японская война и революция 1905 - 1907 гг. подорвали веру буржуазии в основу основ существовавшего строя - военное могущество царизма. Эту тревогу испытывал и весь думский контрреволюционный блок, включая фракции крайних и умеренно-правых. Ярый реакционер Меньшиков неоднократно выступал со страниц черносотенного "Нового времени" с резкой критикой состояния дел в армии и флоте. Часть офицерства и генералитета в печати и устных выступлениях высказывала недовольство положением в армии. Возникли различные общества, имевшие целью содействовать упрочению и обновлению военной мощи царизма.

В этой обстановке и состоялся сговор Столыпина с октябристами по вопросам военной политики. В письме помощника военного министра Поливанова видному октябристу, члену думской комиссии по государственной обороне Звегинцеву говорилось, что ближайшие потребности военного министерства выражаются в сумме 1910 млн. руб., помимо 144,5 млн. руб. текущих постоянных расходов¹⁷ . Всего же, с учетом программы судостроения и т. п., правительство в ближайшие несколько лет намеревалось истратить на армию и флот сумму, равную примерно 5 миллиардам рублей, не считая ежегодных бюджетов морского и военного ведомств, которые, в свою очередь, неуклонно возрастали.

Октябристы и либералы должны были оказать через Думу существенную помощь царизму в осуществлении его обширной военной программы. Эта программа означала резкое увеличение налогового бремени и заключение новых кабальных займов. Одобрение со стороны Думы военных расходов правительства должно было служить важной гарантией займов в глазах Франции, главного кредитора царизма в довоенные годы. Дума должна была также восстановить военный престиж самодержавия в глазах западноевропейских союзников и внутри страны.

"Критика" военных порядков на заседаниях Думы должна была создать иллюзию, что отныне бесконтрольному хозяйничанию военных ведомств кладется конец, что дело "государственной обороны" становится предметом забот и контроля "народного правительства". Сущность сговора между правительством и Думой ярко определил в своих "Воспоминаниях" Витте: "Вы, вожаки Думы, можете играть себе в солдатики, я (Столыпин. - А. А. ) вам мешать не буду.., а за то вы мне не мешайте вести кровавую игру виселицами и убийствами под вывеской полевых судов без соблюдения самых элементарных начал правосудия"¹⁸ .

Но октябристы не просто "играли в солдатики", а хотели действительно установить некоторое влияние Думы на деятельность военных ведомств и добиться осуществления военных преобразований. Они настаивали на уничтожении Совета государственной обороны, возглавлявшегося великим князем Николаем Николаевичем, предлагая заменить его Со-

¹⁷ ЦГИАМ, ф. 932, оп. 1, д. 278.

¹⁸ С. Ю. Витте. Воспоминания. Т. 2. М.-П. 1923, стр. 401.

ветом государственной обороны из членов правительства под председательством главы кабинета, а также ратовали за то, чтобы устранить от руководства военными инспекциями великих князей. Вместе с правительством они планировали проведение ряда технических преобразований в армии: введение новой техники, ликвидацию устаревших крепостей, модернизацию приемов обучения, выдвижение способных военных на важные посты, уравнение прав офицеров армии с правами офицеров гвардии, увеличение контингента сверхсрочников из унтер-офицеров путем введения поощрительных мер за сверхсрочную службу и т. д.¹⁹ . С помощью этих реформ октябристы хотели упрочить позиции официального правительства за счет ослабления влияния камарильи. Лозунг "сильной власти" являлся одним из главных лозунгов либерального лагеря в третьеиюньский период.

Таким образом, налицо, казалось, были все субъективные данные для осуществления намеченного сговора. Но вместо согласованной совместной работы по возрождению военной мощи царизма партнеры вступили в конфликт друг с другом, и сговор окончился провалом.

С первых же дней своего существования на 4-м заседании (10 ноября 1907 г.) Дума приняла решение учредить думскую комиссию по государственной обороне в составе 33 человек. Наличие такой комиссии давало возможность осуществлять сговор по военным вопросам келейно, выносить на пленарные заседания Думы лишь обрывки критики военных ведомств, скрывать контрреволюционную сущность сделки октябристов с правыми (согласие на столыпинский террор, фактическая поддержка непомерных расходов на вооружение и т. п.). Поддержав предложение октябристов о создании комиссии по государственной обороне, представители правых предложили назвать ее комиссией "чрезвычайных мер для успокоения страны и для водворения порядка"²⁰ . В ответ на замечание октябриста графа Беннигсена о том, что систематическое подавление "врага внутреннего" силами армии, по свидетельству самих военных, вредно отражается на ней и поэтому "нам необходимо немедленно образовать особую комиссию о реорганизации полиции"²¹ , один из лидеров правых, граф. В. Бобринский, заявил: "Да, войско существует против врага внешнего, но полиция одна никогда при нынешних условиях с подавлением внутреннего врага справиться не может, и каждый из нас, кто служил в солдатах, учил так называемую словесность, где говорится: "Солдат есть слуга царю и отечеству и защитник их от врага внутреннего и внешнего"²² . Таким образом, правые открыто отводили армии роль душителя революции.

Однако правые с оглядкой шли на создание комиссии по государственной обороне. Это, в частности, сказалось в вопросе о включении в комиссию кадетов. Октябристы еще до выборов в комиссию обещали кадетам, что их представители войдут в нее. Но правые самым категорическим образом потребовали у октябристов отказа от этого соглашения. Кадеты в комиссию допущены не были. Гучкову удалось лишь уговорить правых включить в комиссию по государственной обороне двух прогрессистов, чтобы создать этим хотя бы видимость присутствия в ней "оппозиции". Под давлением правых октябристы провели в Думе также постановление, предоставлявшее председателю комиссии по государственной обороне право объявлять ее заседания закрытыми, если этого потребует представитель военного ведомства²³ . Таким образом, уже с момента учреждения комиссии обнаружилось, что ока хотя и создавалась как орган сговора правых и октябристов, но по существу отдавалась в руки правых,

¹⁹ Ст. отч., с. 1, ч. 3. стб. 1578 - 1600.

²⁰ Там же, ч. 1, стб. 109.

²¹ Там же, стб. 110.

²² Там же, стб. 112 - 113.

²³ Там же, стб. 1539.

поскольку второе большинство - октябристско-кадетское - из нее устранялось.

Характерно, что начало "оппозиционных" выступлений в Думе было положено крайними правыми. По запросу о пожаре на Обуховском заводе, принадлежавшем морскому ведомству, была принята формула перехода, предложенная Пуришкевичем, в которой Дума находила необходимым "образование специальной правительственной комиссии для обревизования деятельности названного завода, а также выработку действенных мер к предупреждению пожаров на казенных заводах"²⁴ .

Второй совместный запрос октябристов и правых касался постройки английской фирмой Виккерс крейсера "Рюрик". Обычно фирма строила только корабль, а артиллерия для него изготовлялась в России. На этот раз фирма Виккерс заявила, что берется построить крейсер лишь только в том случае, если артиллерия будет изготовлена ею же. На этом основании в сентябре 1905 г. она получила от министерства русские секретные чертежи, по которым и изготовлялись орудия. Вскоре морское министерство выдало той же фирме секреты изготовления мягкой палубной брони и нагонки ведущих поясков снарядов. Эти секреты выдали высокопоставленные бюрократы из морского ведомства, ратовавшие за укрепление русского военно-морского флота. Всю эту эпопею довели до сведения Думы октябристы Звегинцев и Савич²⁵ . Фирма Виккерс не построила "Рюрик" в положенный срок и должна была заплатить в связи с этим большую неустойку. Чтобы снять с себя ответственность, она пустила в ход придворные связи, подкупы, угрозы разоблачением весьма тесных и нечистоплотных связей с ней ряда высокопоставленных лиц и т. п.

Ответ товарища морского министра Бострема на запрос о "Рюрике" был неприкрыто циничный и пренебрежительный в отношении Думы. Морской министр поручил ему сообщить Думе, заявил Бострем, что, во-первых, запрос касается прежних руководителей министерства, но поскольку их уже нет более года, "то и отвечать за деятельность прежнего состава министерство не может". Во-вторых, хотя чертежи орудий и т. д. были действительно выданы фирме Виккерс с разрешения прежнего министра, но последний за это ответственности не несет и его действия "нельзя считать незаконными", так как ст. 306 кн. 16 свода Морск. Пост., по которой привлекаются к военному суду за подобного рода поступки, "касается только военного времени и в данном случае неприменима". И, в-третьих, Дума вообще не имеет никакого права предъявлять претензии и выносить порицания морскому министру, потому что он ответственен только перед царем²⁶ . После этого лидер умеренно-правых Балашев от имени октябристов, умеренных, националистов и крайних правых предложил формулу перехода, в которой объяснения Бострема были признаны Думой неудовлетворительными и заявлялось о том, что Дума ожидает от правительства тщательного расследования указанных в запросе непорядков и привлечения виновных в них к суду, если таковые при расследовании обнаружатся. К этой формуле присоединились также прогрессисты и кадеты.

Покончив с запросом о "Рюрике", Дума приступила к обсуждению сметы морского министерства. Правительство наметило огромную судостроительную программу, рассчитанную примерно на 10 лет. Целью ее было создание четырех боевых эскадр из судов первой линии. Началом создания первой эскадры должно было послужить сооружение четырех новых броненосцев типа дредноут. Программа должна была обойтись, по самым скромным расчетам, в 2 - 2,5 миллиарда рублей. Комиссия по государственной обороне предложила отвергнуть ассигнование примерно в 12 млн. руб., намеченных правительством на первые предварительные

²⁴ Там же, ч. 3, стб. 1173 - 1174.

²⁵ Гам же, стб. 1190 - 1202.

²⁶ Там же, стб. 1205 - 1208

расходы по постройке новых четырех броненосцев. В печати весьма откровенно обсуждалась истинная подоплека этого предложения. В статье под названием "Нескромные признания" "Речь" удивлялась "простакам", упорно твердившим, что отказ в ассигновке - измена, когда такой орган, как "Новое время", откровенно признавался в том, что в отказе на судостроение "...со стороны большинства Думы была просто игра"²⁷ . В другом номере "Речь" писала, что "полной готовности на согласие комиссия ухитрилась придать вид патриотического отказа в ассигновке"²⁸ . Позже Меньшиков еще раз подтвердил, что "собственно постройка в принципе решена давно. Все эти бюджетные прения в Г. Думе и Г. Совете имели характер чисто декоративный"²⁹ . За отказ в ассигновке в комиссии по государственной обороне голосовали не только Гучков, Звегинцев и другие октябристы, но и Пуришкевич, Марков 2-й, Балашев, Крупенский и др.³⁰ . Подозревать таких людей в оппозиции правительству в таком кардинальном для них вопросе было бы просто нелепо.

Докладчик бюджетной комиссии Звегинцев отметил крайне плохую организацию морского ведомства (отсутствие главного морского штаба, канцелярские методы управления, бюрократическая централизация), неизученность морей, неподготовленность карт, текучесть офицерского состава на кораблях, а также безответственность в деле кораблестроения. Звегинцев отметил, что, хотя дело как будто начинает сдвигаться с мертвой точки (образован Морской генеральный штаб, издан указ об образовании тактических единиц), коренного изменения в работе морского ведомства не произошло. Далее он заявил, что флот строить, безусловно, нужно, но для успеха дела необходимо объединить сухопутные и морские силы под единым руководством, создать Совет государственной обороны. Основным пунктом формулы перехода, предложенной Звегинцевым, был пункт о "предварительном утверждении в законодательном порядке финансовой программы судостроительства, обнимающей достаточно продолжительный период времени"³¹ .

Правые ораторы ничуть не уступали октябристам в критике морского ведомства. Крупенский, чье имя стало нарицательным для выражения максимальной угодливости перед Столыпиным, обнаружил в своей речи такую "оппозиционность", которой могли позавидовать кадеты. Нам, патетически восклицал он, "реформы, необходимы, реформы крупные, а не мелкие", "такие реформы, где (бы) меняли имена и лица перемещались с одного места на другое, это не реформы; не эти реформы нам нужны, нужны реформы серьезные, которые изменили бы в корне все зло, царившее доныне и приведшее Россию к Цусиме"³² . В том же духе выступали и крайние правые. Так, Пуришкевич заявил: положение таково, что мы должны относительно ассигновок на судостроение сказать: "стоп до той поры, пока мы не убедимся, что результаты войны, что тяжелый опыт научил чему-нибудь это ведомство и повел его на путь реформ и улучшений"; "Россия второй Цусимы пережить не может... вторая Цусима в России - это революция, это полное уничтожение того строя, на котором мы создались..." Пусть дадут гарантии, что второй Цусимы и второго "Потемкина" со вторым Матюшенко не будет. А пока этой гарантии не будет - "до тех пор, господа, на это дело ни копейки"³³ .

Кадеты весьма охотно присоединились к право-октябристской "оппозиции". Их ораторы Бабянский и Колюбакин точно так же приводили цифры и данные, свидетельствовавшие о недостатках во флоте и мор-

²⁷ "Речь", 8 марта 1908 года.

²⁸ "Речь", 7 марта 1908 года.

²⁹ "Новое время", 31 июля 1908 года.

³⁰ "Речь", 6 марта 1908 года.

³¹ Ст. отч., с. 1, ч. 3, стр. 1213 - 1233.

³² Там же, стб. 1234 - 1236.

³³ Там же, стб. 1385 - 1392.

ском ведомстве, сравнивали состояние русского и заграничных флотов и требовали реформ. Трудовики присоединились к противникам ассигновки. Аргументация их, по существу, не выходила за пределы кадетской трактовки вопроса. "Мы, - заявил Ляхницкий, - признаем необходимость в настоящее время постоянной армии, а следовательно, мы признаем и необходимость ассигнования средств на ее содержание (возгласы: браво, браво; не ожидали; не думали). Да, наш отдаленный идеал, конечно, есть народная милиция (возгласы: о, это хуже, гораздо хуже). Но..." и т. д.³⁴ . Формула была принята с незначительной кадетской поправкой³⁵ , и смета была утверждена с теми изменениями, которые были предложены комиссией, то есть ассигновка на судостроение была исключена. За исключение голосовало 194 человека, против - 78³⁶ .

Суть этой "оппозиционной" демонстрации вскрыл в своей острой и меткой речи представитель социал-демократической фракции И. П. Покровский. Думское большинство, начал он, занялось критикой, "но есть критика и критика, есть критика, которая, разрушая старое, расчищает и указывает новые пути, и есть критика, которая, стараясь сохранить старое, признает мелкие недочеты в нем и указывает средства для устранения этих недочетов. К такой вот именно критике особенно склонны господствующие классы в моменты неустойчивости: перед всякой революцией господствующие классы готовы всегда поступиться формами для того, чтобы сохранить сущность старого порядка". Покровский вскрыл непосредственную причину, побудившую думское большинство встать на эту "критическую" позицию: "Наш флот слишком скомпрометирован в общественном мнении, чтобы можно было бы без всяких оговорок отстаивать необходимость возобновления и воссоздания его, не рискуя, конечно, потерять популярность; но в то же время думскому большинству надо спасти эти правительственные планы, нужно расчистить для них путь, - и вот оно приступает к критике". Оно говорит: "согласно на судостроительную новую кампанию, стоящую два или три миллиарда, под условием реформ". Возникает вопрос, что это будут за реформы и от кого ждать их? "От старого правительства или от новой политической силы октябристов, которым, с позволения сказать, без году неделя..." Нет, продолжал Покровский, позор Цусимы и Мукдена не будет уроком ни правительству, ни думскому большинству. Но народ урок извлек. "Этот позор пробудил русский народ от векового сна, поднял его к общему порыву, привлек к строительству нового порядка, который один только может спасти Россию от гибели, государство от банкротства и народ от нищеты и разоренья"³⁷ .

Октябристы были полны уверенности в том, что решение комиссии и затем Думы положило начало их блестящим успехам в деле укрепления "самобытного конституционализма" и воссоздания военной мощи страны. Гучков рассчитывал, что Столыпин, опираясь на поддержку Думы, отстранит представителей камарильи и возьмет контроль над военным управлением в свои руки в лице проектируемого, "ответственного" Совета государственной обороны. Желая закрепить достигнутый успех, заставить Столыпина и правых пойти в деле военных "реформ" до конца, Гучков на 74-м заседании Думы 27 мая 1908 г., выступая в качестве докладчика бюджетной комиссии по смете военного министерства, потребовал ухода в отставку с занимаемых ими видных постов в военном ведомстве нескольких великих князей, назвав их по именам³⁸ .

Речь Гучкова вызвала большой шум в прессе и правительственных кругах. На нее последовала немедленная реакция правых и "сфер". На

³⁴ Там же, стб. 1622.

³⁵ Там же, стб. 1416.

³⁶ Там же.

³⁷ Там же, стб. 1290 - 1293.

³⁸ Там же, стб. 1600.

том же заседании Пуришкевич, недавно столь рьяно солидаризировавшийся с октябристами в критике военных ведомств, огласил от имени своей фракции протест против речи. Гучкова. "Фракция... находит совершенно недопустимым обсуждение с этой кафедры вопросов, составляющих прерогативы самодержавного вождя русской армии..., считает долгом всячески протестовать против такого прецедента, который ведет Государственную думу по весьма нежелательному и крайне опасному пути"³⁹ . О речи Гучкова резко отозвались Меньшиков⁴⁰ и другие реакционные публицисты.

Царская камарилья была взбешена тучковскими претензиями. Она считала, что заигрывание с "оппозицией" зашло слишком далеко и способно создать в "обществе" вредные иллюзии. Столыпин немедленно прекратил игру в "конституционность". 9 июня финансовая комиссия Государственного совета (а позже и Государственный совет) увеличила смету морского министерства на те самые 12 млн. рублей, которые были вычеркнуты Думой. При этом Столыпин, желая загладить свою вину перед камарильей, заявил в Государственном совете, что Дума вообще, по закону, не имела права отказывать в ассигновке. Это выступление нанесло сильный удар по позиции октябристов. Не то важно, писал "Голос Москвы", что Столыпин разошелся с Думой, "а то, что, выступая в Совете, он совершенно сошел с конституционной почвы и стал отрицать самое право Думы отказывать правительству в ассигновке на броненосцы. Его доводы несравненно прискорбнее его выводов"⁴¹ .

При наличии революционных настроений в народе правые не решились сделать сколько-нибудь серьезный шаг в сторону реформ. По замыслу самодержавия Дума должна была стать его "конституционным" прикрытием. На деле она еще более разоблачала в глазах масс царизм и контрреволюционную сущность черносотенно-буржуазного блока.

Так называемый "министерский кризис", разразившийся весной 1909 г., показал, что правые и камарилья решили покончить с какими бы то ни было притязаниями октябристско-кадетской половины Думы на "обновление" армии и флота и с заигрываниями Столыпина с либералами по крайней мере до тех пор, пока не появятся первые результаты столыпинской перестройки деревни и твердые признаки действительного "успокоения". Поводом для развязанного правыми и верхами "министерского кризиса" послужило обсуждение в Думе законопроекта о штатах морского генерального штаба.

24 мая 1908 г. Дума утвердила указанный законопроект. Однако Государственный совет провалил его на том якобы основании, что Дума, утвердив штаты, нарушила тем самым 96-ю статью основных законов, согласно которой вся строевая часть и, значит, вопрос о штатах находятся в компетенции царя, как "верховного вождя армии". Члены Государственного совета - Дурново, Шванебах и другие - заявляли, что Государственная дума обладает лишь правом утверждения ассигнований на штаты или отказа в них, утверждением же штатов Дума присвоила себе прерогативу монарха. Их поддержал также Витте. Правая пресса подняла шум по поводу "захватных" действий со стороны Столыпина и октябристов в области военно-морского управления.

Но дело было вовсе не в "захвате прерогатив монарха". Царская камарилья и правые использовали вопрос о штате Морского генерального штаба как предлог для похода против Столыпина и октябристов. 9 декабря 1908 г. Государственная дума вторично приняла законопроект о штатах Морского генерального штаба, и Государственный совет был вынужден снова обсуждать его. Прения в Государственном совете, по свидетельству "Речи", носили бурный характер, заседание сопровождалось

³⁹ Там же, стб. 1632.

⁴⁰ "Новое время", 31 мая 1908 года.

⁴¹ "Голос Москвы", 21 июня 1908 года.

рядом инцидентов⁴² . Столыпин заявил, что правительство признает, что Дума нарушила прерогативы монарха, но оно настаивает на принятии законопроекта лишь в силу необходимости быстрее создать Морской генеральный штаб. В результате больших усилий Столыпину незначительным большинством в 87 голосов против 75 удалось провести законопроект.

В ответ на этот акт думские правые, главари Совета объединенного дворянства, придворные круги и многие члены Государственного совета повели такую ожесточенную кампанию против Столыпина и Гучкова, что первый встал перед угрозой отставки, а второй - перед перспективой раскола его фракции. Под нажимом правых вышел в отставку военный министр Редигер, считавшийся человеком, близким к Гучкову. Взамен него был назначен Сухомлинов, явный ставленник камарильи.

Несколько ранее возникло так называемое дело Брута. Суть его состояла в следующем. Некий генерал-майор Алексеев, обиженный своим удалением из морского ведомства, стал под псевдонимом "Брут" печатать статьи, в которых разоблачал существовавшие там порядки. Разоблачения его были весьма умеренны, но октябристы, члены комиссии по государственной обороне, использовали их в своих целях.

Чтобы дискредитировать Алексеева, власти привлекли его к суду по обвинению в незаконном присвоении казенных сумм в бытность его на службе в морском ведомстве. "Брут" был осужден, и тем самым была скомпрометирована октябристская "критика" морского ведомства и нанесен удар по Гучкову и К°.

Одновременно упоминавшийся выше Меньшиков и английский журналист, корреспондент "Daily Telegraph" Диллон развернули против Столыпина и Гучкова ожесточенную кампанию в печати. Они обвиняли премьер-министра и лидера октябристов в сговоре, имеющем целью захватить прерогативы монарха в области внешней и военной политики и поделить их между Думой и кабинетом. Гучков и его соратники в комиссии по государственной обороне были объявлены русскими "младотурками", стремящимися к захвату власти при помощи военного переворота. Характерно, что статья Меньшикова на эту тему, так и называвшаяся - "Наши младотурки", появилась как раз в день свержения султана Абдул-Гамида II.

Сильный удар октябристам был нанесен во время прений по смете военного министерства в Думе 19 марта 1909 года. Докладчиком по этому вопросу выступал Гучков. Его доклад был олицетворением раболепия перед верхами и правыми. От имени комиссии по государственной обороне Гучков выразил согласие на все кредиты, испрашивавшиеся военным ведомством на 1909 г., заявил, что главные препятствия на пути к "реформам" в области военного управления уже позади и т. п. Своими примирительными заявлениями Гучков хотел предотвратить выступления правых против октябристов. Но из этой попытки ничего не получилось. Пуришкевич под аплодисменты и одобрительные возгласы правых фактически заявил о полном отказе от сотрудничества с октябристами в области "обновления" армии и флота. "Александр Иванович, - провозгласил он, обращаясь к Гучкову, - не нужно нам какого-то особого хлопчатобумажного патриотизма. Сохраните нам старый". Армия не нуждается ни в каких реформах, кроме чисто технических. "Других реформ, других людей "нового порядка" в армии нам не нужно..."⁴³ . Аналогичные заявления сделали и другие ораторы правых.

В результате этого конфликта положение Столыпина стало очень-непрочным. Его политика сговора с октябристами была поставлена под сомнение. В типографии "Правительственного Вестника" с часу на час ожидали официального сообщения об его отставке⁴⁴ . 25 марта 1909 г. в пись-

⁴² "Речь", 20 марта 1909 года.

⁴³ Ст. отч., с. 2, ч. 3. стб. 1240 - 1241.

⁴⁴ "Слово". 7 апреля 1909 года.

ме своему близкому другу и соратнику Звегинцеву Гучков писал: "Общее положение неважно: отставка Ст(олыпи)на и части кабинета возможна"⁴⁵ . С такого же рода заявлениями в своих интервью выступал и председатель Думы Хомяков⁴⁶ .

В таких условиях октябристско-кадетские либералы старались всячески доказать свою крайнюю умеренность. Они хотели во что бы то ни стало сохранить Столыпина, являвшегося в их глазах представителем "конституционного" течения в верхах. Столыпин же, чтобы удержаться на посту премьер-министра, выбросил за борт весь свой "конституционный" багаж. 27 апреля 1909 г. царь на имя Столыпина издал рескрипт, в котором сообщалось, что он не утверждает законопроект о штатах. Столыпину совместно с министрами военным и морским предлагалось в месячный срок выработать правила, разграничивающие сферу компетенции верховной власти и законодательных учреждений в делах военного управления⁴⁷ . Царский рескрипт означал нарушение основных законов, так как всякое толкование закона: не могло производиться односторонним актом царя, а должно было проходить в обычном, законодательном порядке. Выработанные правила, получавшие по дате утверждения их царем название правил 24 августа⁴⁸ еще больше урезывали и без того ничтожные права; Думы в военных вопросах. "По разъяснению "правил", - писал В. И. Ленин, - утвержденных без всякой Думы, статья 96 основных законов оказалась сведенной на-нет! Штаты военные и морские оказались по этим "правилам" изъятыми из ведения Думы"⁴⁹ . Верхи и правые сочли более выгодным сохранить Столыпина, и "министерский кризис" был формально ликвидирован.

Однако в стане контрреволюции и в Думе произошли серьезные изменения. В конце 1909 - начале 1910 г. в Думе образовалась фракция (и партия) националистов. Она объединила думских умеренно-правых и националистов во главе с Балагиевым и фактически стала новым "центром" взамен октябристского. Во фракции октябристов резко обострилась борьба правого большинства с либерально-буржуазным меньшинством. Группа депутатов, возглавляемая Гололобовым, откололась от октябристов, образовав новую фракцию, так называемых правых октябристов. Попытки прогрессистов, кадетов и либеральной части октябристов консолидировать свои силы против правых, объединиться в думский блок и создать единую партию крупной буржуазии окончились полным провалом. Более того, борьба внутри либерального лагеря усилилась. Кадетская партия в результате кризиса сделала новый поворот вправо, открыто став на путь политики "Вех" и сращивания с монополистическим капиталом⁵⁰ .

Политическое значение кризиса достаточно ясно вырисовывается из оценок, данных ему либеральной прессой. "То, что называют "министерским кризисом", - писало прогрессистское "Слово", - имеет важное и общественное значение... Одна за другой за эти годы с политической сцены сходили общественные группы, но перед исчезновением октябристов невольно охнешь и откроешь рот от изумления. Ведь если устанавливающейся системе управления Россией не нужны даже такие лица, как Гучков, оказавший громадную моральную поддержку правительству еще в кровавые дни московского восстания - то кто же нужен?.. Вот эта сторона переживаемого нами кризиса может быть действительно роковой,

⁴⁵ ЦГИАМ, ф. 932, оп 1, д. 132, л. 1.

⁴⁶ "Новое время", II апреля 1909 года.

⁴⁷ "Речь", 28 апреля 1909 года.

⁴⁸ Центральный государственный исторический архив в Ленинграде (ЦГИАЛ), ф. 1276, оп. 5, д. 61, лл. 316 - 317 и др.; "Россия", 3 сентября 1909 года.

⁴⁹ В. И. Ленин. Соч. Т. 16, стр. 160 - 161.

⁵⁰ См. А. Я. Аврех. III Дума и начало кризиса третьеиюньской системы. "Исторические записки". Т. 53. 1955.

так как она образует пустоту вокруг власти, которой она должна бояться не меньше, чем природа"⁵¹ .

Ту же мысль выразил глава либералов П. Струве: "...Именно его (Столыпина) аграрная политика... стоит в кричащем противоречии с его остальной политикой. Она изменяет экономический "фундамент" страны, в то время как вся остальная политика стремится сохранить в возможно большей неприкосновенности политическую "надстройку" и лишь слегка украшает ее фасад"⁵² . "Думать, что подобная социально-экономическая политика может объективно служить основой для поддержания ублюдочной политической формы конституционного самодержавия, значит не понимать условий исторического развития народов"⁵³ . И, наконец, Милюков, подводя политические итоги минувшему, 1909 году, признавал, что "постепенно... возрождается революционное настроение, начинавшее уступать место строго-конституционному, и, таким образом, увеличивается острота борьбы и опасность столкновений..."⁵⁴ .

Все эти высказывания свидетельствовали о безуспешности усилий буржуазии и царизма перейти к реформам и перевести самодержавие на рельсы буржуазной монархии. Страх перед революцией заставлял правых бить отбой при малейшей попытке приступить наконец к "обновлению".

Заключительным актом конфликта, разразившегося на почве законопроекта о штатах, явилось обсуждение запроса социал-демократической фракции о нарушении статьи 96-й основных законов в конце III сессии Думы весной 1910 года. Суть запроса социал-демократов сводилась к указанию на то, что введение правил 24 августа 1909 г. по существу аналогично государственному перевороту 3 июня. Подобный запрос был для социал-демократической фракции делом весьма трудным и ответственным. Она выступала как бы в "защиту права", "в защиту третьеиюньской легальности". В. И. Ленин указывал, что социал-демократы "пускали в ход оружие, несомненно, обоюдоострое, способное при малейшей ошибке или даже при неловкости употребляющих его поранить самого носителя оружия, - говоря без метафор: способное незаметно отвести с. -д. в сторону от позиции классовой борьбы на позицию либерализма"⁵⁵ .

Социал-демократическая фракция блестяще справилась со своей задачей. Она прочно стояла на позициях классовой борьбы и заявила, что, несмотря на насилия и угрозы, будет стойко защищать интересы рабочего класса. Социал-демократическая фракция выразила последовательно демократические, республиканские взгляды. Особенно ясно и определенно высказался депутат Покровский, сочувствовавший большевикам⁵⁶ . Уже в первом своем заявлении о спешности запроса 2 октября 1909 г. Покровский подчеркнул условный характер защиты основных законов: "Мы, социал-демократы... не ценим и не признаем никакой конституции. Для нас важна не писанная, а реальная конституция - обеспечение народных прав, а народовластие не достигается запросами в Государственной думе 3 июня"⁵⁷ . При обсуждении запроса по существу Покровский, обращаясь к октябристам и кадетам, сказал: "Под влиянием вашей работы конституционные иллюзии гибнут и остается черная действительность, а из этой комбинации русский народ... сумеет сделать надлежащие выводы"⁵⁸ . Эту мысль проводил Покровский и в других своих выступлениях⁵⁹ .

Покровский отметил позорное заявление Милюкова, что кадеты являются "не оппозицией его Величеству, а оппозицией его величества"⁶⁰ .

⁵¹ "Слово", 30 апреля 1909 года.

⁵² "Русская мысль", 1909, N 11, стр. 149.

⁵³ Там же, стр. 151.

⁵⁴ "Речь", 1 января 1910 года.

⁵⁵ В. И. Ленин. Соч. Т. 16, стр. 157.

⁵⁶ См. там же, стр. 158 - 159.

⁵⁷ Ст. отч., с. 3, ч. 1, стб. 165.

⁵⁸ Там же, ч. 3, стб. 2494.

⁵⁹ Там же, ч. 1. стб. 165 - 163.

⁶⁰ Там же, стб. 167.

Он заклеймил лицемерие октябристов, которые 2 октября 1909 г. устами Гучкова заявили, что запрос социал-демократической фракции имеет громадное значение, а при обсуждении запроса, выступили против него. Покровский показал неспособность октябристов провести какие-то военные реформы вопреки камарилье. Он сказал, что когда Гучков выступал против Совета обороны и великих князей, многие впали в соблазн, думая, "что в самом деле в России нарождается новая политическая сила - партия октябристов", на деле же это чистейшая иллюзия⁶¹ .

Запрос социал-демократической фракции был поддержан трудовиками: под запросом стояли их подписи, и это был, собственно говоря, совместный запрос социал-демократов и трудовиков. В начале работы III Думы социал-демократическая фракция, поддавшись кадетско-меньшевистскому влиянию, не сумела выступить с запросом о третьеиюньском перевороте и повести за собой трудовиков, которые пошли за кадетами, убедившими их в несвоевременности и опасности запроса. Теперь же совершенно аналогичный запрос получил полную поддержку трудовиков. Это свидетельствовало о постепенном высвобождении крестьянства из-под влияния буржуазных либералов. В речи трудовика Булата, хотя и не свободной от непоследовательности, отмечалось, что "конституция, а значит, и определяющие ее основные законы всегда основываются на штыках" и что народ в свое время не откажется "от этого аргумента"⁶² .

Запрос социал-демократов ставил кадетов в трудное положение: выдавая себя за главных защитников конституции, якобы существующей в России, кадеты не решились заявить, что правила 24 августа означают на деле новый государственный переворот. Наоборот, они пытались доказать, что эти правила - всего лишь инструкция военному и военно-морскому министрам и никакого нарушения прав Думы не содержат. О лицемерии кадетов ярко свидетельствует заседание ЦК кадетской партии 21 октября 1909 г., на котором обсуждалось отношение кадетской фракции к запросу, внесенному социал-демократами. Кадеты говорили там откровенно. Лидер партии Милюков с достаточной ясностью заявил, что правила 24 августа по существу могут быть истолкованы просто как новое отрицание каких бы то ни было прав Думы, как новый государственный переворот. Поэтому Милюков предложил признать "правила" актом для Думы не обязательным и на этом последнем основании голосовать против запроса социал-демократов. Это двуличие вызвало изумление и растерянность даже среди кадетских заправил. Послышались голоса: "Но как же это возможно? Голосовать против очевидной правды?". И. И. Петрункевич заявил: "Наш вотум против запроса мог бы быть понят как поддержка правительству". Однако Милюков убедил присутствующих в том, что выход один - "не считаться с подобными актами"⁶³ .

Подобную двойственную политику кадеты и проводили в Думе. Милюков требовал от октябристов, чтобы они сделали выбор между защитой конституции и уступками реакции, предлагал принять запрос хотя бы для того, чтобы дать правительству возможность объясниться, и в то же время заявлял: "...под этой формулировкой запроса я не подписываюсь; я бы свою формулировку сделал..."⁶⁴ . Даже прогрессисты, стоявшие правее кадетов, внесли формулу перехода, предлагавшую принять запрос, но кадеты не присоединились к ней.

Правила 24 августа, грубо нарушавшие права Думы и закреплявшие неограниченную власть царя в решении военных вопросов, задевали октябристов в самом больном и важном пункте. Вот почему 2 октября 1909 г. при обсуждении вопроса о спешности запроса социал-демократов Гучков заявил, что "настоящий запрос имеет гораздо большее значение,

⁶¹ Там же, ч. 3, стб. 2488.

⁶² Там же, стб. 1989.

⁶³ ЦГИАМ, ф. 523, оп. 1, д. 30. лл. 31 - 32.

⁶⁴ Ст. отч., с. 3. ч. 3. стб. 2518: ч. 4. стб. 243.

чем то, которое старались придать ему сами интерпеллянты... Я подсчитал сегодня утром, узнав об этом запросе, что у нас имеется в портфеле 40 законопроектов прошлой сессии и 5 внесенных вновь, итого 45, по поводу которых возможны разговоры о применении ст. 96". Всячески отделяя себя от социал-демократов, говоря, что он "не разделяет мотивов" запроса, что запрос "малограмотный", Гучков все же предложил передать запрос в комиссию, чтобы там его "немного пообчистить" и сделать "более приемлемым", то есть фактически предложил запрос принять. Необходимо, говорил он, "...договориться между собой и правительством относительно того толкования ст. 96, которого надлежит держаться уже навсегда. Другого способа, чах в форме запроса, я, действительно, в нашей власти не усматриваю"⁶⁵ .

Гучков, видимо, рассчитывал, что ему удастся на предстоящем в октябре 1909 г. съезде партии октябристов склонить правую часть партии на свою сторону. Однако съезд принес поражение либеральной части октябристов, восторжествовало правое крыло Положение самого лидера партии было настолько жалким, что он даже не решился предложить съезду свой план последующей работы Думы. Оттянув обсуждение запроса в Думе на пять месяцев и так и не найдя никакого выхода, фракция октябристов повернула на 180 градусов и заняла позицию отклонения запроса, ухватившись за аргумент, подсказанный кадетами, что правила 24 августа не толкование закона, а просто инструкция представителям исполнительной власти. В комиссии по запросам социал-демократическая интерпелляция была отвергнута голосами правых, октябристов и кадетов, причем докладчиком по этому запросу был выделен октябрист Шубинский⁶⁶ .

Призрачность октябристского конституционализма вскрыл депутат Гололобов. Отметив, что само присутствие октябристов в Думе есть результат третьеиюньского переворота, он заявил: "Вы в душе вовсе не против самодержавия. Не надо никого - простите за выражение - морочить"⁶⁷ . Обсуждение социал-демократического запроса в Думе показало, что октябристы фактически согласились с нарушением 90-й статьи основных законов и капитулировали перед самодержавием. Это было серьезное поражение думского "центра" и удар по всей третьедумской системе.

Социал-демократический запрос заставил все группировки и фракции обнажить свои позиции и обострил борьбу между ними. Эта борьба приводила к взаимному разоблачению буржуазно-помещичьих партий, к выяснению полной несостоятельности российских либералов в деле проведения реформ, к разрушению конституционных иллюзий. Вопрос, поднятый социал-демократической фракцией, обсуждался длительное время, ему посвящено было специально четыре заседания, а в ложах Думы присутствовали во время дискуссии несколько десятков статских и военных генералов, что, как отметил трудовик Булат, ясно подчеркивало отнюдь не "инструктивный характер" обсуждаемых Думой правил 24 августа⁶⁸ . В. И. Ленин еще до окончания прений посвятил этому вопросу цитированную нами статью "Боятся за армию", опубликованную в газете "Социал-Демократ" 26 апреля (9 мая) 1910 года.

Социал-демократическая фракция своим запросом вызвала дискуссию о третьеиюньском курсе в целом. Целый ряд ораторов как либерального, так и правого крыла констатировал в своих речах наметившийся крах столыпинской бонапартистской политики. Становилось все очевиднее, что постепенный переход к буржуазной монархии при помощи Думы не может быть реализован. Наоборот, бонапартистский курс еще более ослаблял существовавший строй, вел к катастрофе. Прогрессист Соколов

⁶⁵ Там же, ч. 1, стб. 169, 170.

⁶⁶ Там же, ч. 3, стб. 1971 - 1973.

⁶⁷ Там же, ч. 4, стб. 222.

⁶⁸ Там же, ч. 3, стб. 1989.

2-й в своем выступлении заявил: "...Пусть знает армия, что Дума о ней заботилась, что Дума о ней думала, о ней скорбела, но что ее устраняют и что с нее снимают уже всякий ответ; и если произойдут опять Цусима и Мукден, произойдет нечто вроде аннексии (Боснии и Герцеговины. - А. А .), когда мы молчаливо только платочком утираемся, то, гг., я опять повторяю - при такого рода толковании, понимании и практике с Думы ответственность снимается"⁶⁹ . Гололобов признал: "Мы ведь некоторым образом понизили уровень этого законодательного собрания; мы стали относиться к нему, как к балагану..."⁷⁰ . Граф Уваров в своей речи констатировал полное равнодушие к Думе со стороны широких масс ("страна совершенно не интересуется, что вы тут делаете и о чем вы говорите") и признал полное банкротство бонапартистского курса правительства Столыпина, называя его "политической гимнастикой"⁷¹ . Столыпин также отметил отсутствие единства в военных вопросах, противоречия между Думой и царизмом, "разлад, - как он выразился, - разных факторов государственности по отношению к нашим вооруженным силам"⁷² .

В этой дискуссии явственно проявился страх господствовавших классов перед новой революцией, приближению которой способствовал разлад между самодержавием и буржуазией. Правый кадет Маклаков указывал, что правительство своей политикой само "создает крамолу", что оно революционизирует целые области, "дотоле покойные..."⁷³ .

Последующая история III Думы (1911 - 1912 гг.), уже целиком определявшаяся началом и развитием нового революционного подъема, являла собой картину все прогрессирующего и убыстряющегося развала системы право-октябристского и октябристско-кадетского большинства, крах всех попыток контрреволюционного помещичье-буржуазного думского блока осуществить реформы с целью предотвращения новой революции. Отчаянные усилия Гучкова и К° оживить труп комиссии по государственной обороне и направить ее на путь "реформ" окончились полным провалом. Комиссия превратилась в арену непрекращающегося конфликта не только между ее правой и октябристской частью, но и между отдельными октябристами. В 1910 г. Гучков был вынужден уйти с поста председателя комиссии. Этот факт был лишь наглядным и красноречивым свидетельством банкротства октябристского "центра" и его лидера.

Провал столыпинской политики объясняется тем, что период столыпинской реакции был вместе с тем периодом общей революционной ситуации. Эта ситуация порождала у контрреволюции страх за армию и, следовательно, страх перед военными реформами. "Сравнительная неважность, мелкость, незначительность такого вопроса, как вопрос о штатах морского генерального штаба, - писал В. И. Ленин, - с особенной резкостью подчеркнула зато всю чувствительность нашей контрреволюции, - подчеркнула ее боязнь за армию"⁷⁴ . Этой боязнью были охвачены и правительственные круги и буржуазия. Провал попыток реформ в области военного дела явился наглядным свидетельством краха думского столыпинского бонапартизма. Здание самодержавия настолько прогнило, что даже обновление его фасада грозило разрушением всего здания. Единственный путь материального и духовного прогресса страны и народа лежал через буржуазно-демократическую и социалистическую революции.

⁶⁹ Ст. отч., с. 3, ч. 3, стб. 2007.

⁷⁰ Там же, ч. 4, стб. 216.

⁷¹ Там же, стб. 229.

⁷² Там же, ч. 3, стб. 2521.

⁷³ Там же, ч. 4, стб. 210.

⁷⁴ В. И. Ленин. Соч. Т. 16, стр. 161.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - А. Я. АВРЕХ:

Комментарии: