Прорисовки наших культурно-геополитических сверхзадач

Бывает ли все так не вовремя? До изысков ли во внешней политике нам сейчас? То, что нам надо было доказать миру именно теперь, мы доказали. Мир осознал, что Россия вернулась, и вернулась в качестве державы, уверенной в том, что ее силы будут стремительно нарастать. А коль скоро в этом уверена сама Россия, мир воспринял такую уверенность как свершившийся факт. Произошло это как-то вдруг и сразу, пожалуй, после грубого наезда Ричарда Чейни прошлой весной. Слова "Россия вновь сильна" в прошлом мае звучали рефреном во всей мировой прессе. Можно ли обращаться с Россией так, как Чейни? И как теперь с ней надо обходиться? Для России лучше всего было бы, чтобы этот вопрос пока так и оставался открытым.

Заявка России на свое место в мире была сделана на перспективу. Был задан некий образ, который для России является не просто желательным, а обязательным, чтобы ее существование было внутренне адекватным, чтобы чувствовать себя в мировой политике комфортно, соответствовать собственной идентичности. Россия сформировала основу своего образа, которому отныне должна соответствовать, образа, в контексте которого ее должны теперь воспринимать все прочие страны. Проблема в том, что, во-первых, это еще только основа, которая должна будет получить содержательное наполнение, а во-вторых, подобный образ является не данностью, а процессом. Россия должна работать, чтобы войти в него, чтобы ее идеальный план стыковался с реальным.

России надлежит пройти стадию, которая для нее исторически не очень органична, но неизбежна, - стадию, в которой еще не содержатся в явном виде те идеалы, которые в свое время составят основу ее внешней политики. Пока их заменяет то, что принято называть интересами, причем в основном экономическими. Потому что сейчас Россия, если она хочет выжить, обязана стремительно превратиться во всесторонне экономически развитую державу. Владимир Путин недаром отверг определение России как энергетической сверхдержавы. Этот статус нам необходим, но ни в коей мере не достаточен, поскольку абсолютно не соответствует самоощущению России как страны, сильной во всех отношениях. А потому нам бы сейчас на мировой арене зарабатывать деньги, чтобы перестраивать и развивать экономику. А тем временем потихоньку работать над содержанием своего нового внешнеполитического образа. Поскольку то, что уже заявлено, то есть образ России как сверхдержавы, - это форма, но не смысл ее существования.

Сейчас бы России замкнуться на себе и строить себя, одновременно подспудно выстраивая и мир вокруг себя. Но стоит ли удивляться, что наш конкурент - Запад, - с которым до недавнего времени наши отношения складывались более или менее конструктивно, в едином порыве сосредоточился на том, чтобы воспрепятствовать России углубиться в себя. Для этого он должен найти способ спровоцировать Россию на значимые внешние действия, внутренне для нее преждевременные. Причем сразу по всем болевым точкам. В плане экономическом - вовлечь в гонку вооружений, дабы возрастающие ресурсы России были потрачены на адекватные ответные действия. Во внешнеполитическом плане - вынудить Россию организовать свою политику в отношении Европы максимально неудачным образом. И в идеальном плане - затронуть ту струну, которая исторически у России была самой чувствительной и самой символической с точки зрения ощущения смысла своей деятельности в мире. В этом случае удобным плацдармом для провоцирования России оказываются наши отношения с Сербией - именно здесь Москву подталкивают совершать нечто, что она понимает как должное в данный момент, но только на основании собственного исторического опыта, не будучи еще готовой вполне осознать ценностный смысл своего действия.

Все так не вовремя, но Россия не может не отвечать на вызовы. Россия вновь погружается в пучину внешнеполитического взаимодействия, вступает в новый раунд мировой игры. И она не в состоянии позволить себе действовать рефлекторно и импульсивно. Если у нашей

стр. 40

страны отняли возможность развиваться в относительном покое, то ей предстоит научиться делать это, находясь в перманентном взаимодействии с различными мировыми силами. Но это слишком интенсивное и порой хаотичное взаимодействие не должно затмить ее главную задачу - выстраивание себя в соответствии с собственным идеальным образом. А потому России как никогда необходимо рефлексировать по поводу своих действий, определять их значение с дальним прицелом.

Возрождающаяся Россия ищет свою европейскую политику

Надо отдать должное - мы долго не поддавались на провокации. В ноябре на рижском саммите НАТО из уст американского сенатора Ричарда Лугара, одного из самых известных представителей неоконсервативного лагеря, прозвучала идея включить энергетические угрозы в число угроз, на которые Североатлантический альянс намерен отвечать военной силой. Таким образом, была конкретно определена ситуация, в которой Россия может быть причислена Америкой к врагам НАТО. Внешне реакция России на слова Лугара была довольно легкомысленной. "Если у него (Лугара. - С. Л.) проблемы с головой, то пусть обратится к специалистам. У нас в Москве есть хорошее заведение для людей с психическими проблемами - клиника Кащенко", - прокомментировал российский посол в Риге Виктор Калюжный. Между тем идея Лугара была высказана на полном серьезе и, хотя это почти не комментируется СМИ, продолжает обсуждаться в некоторых кругах внутри НАТО. Страны "старой Европы" эту идею, конечно, пока не поддерживают, но в критический момент они смогут и смолчать ради поддержания единства континента.

Россия с видимым равнодушием отнеслась к тому, что переговоры о новом партнерском договоре с Европой все никак не могут начаться и вряд ли начнутся в обозримом будущем. Ведь если Россия согласится с требованиями по поводу пресловутого польского мяса, то вето на начало переговоров тут же готова наложить Литва, выдвинув требование ликвидировать технические или другие препятствия для возобновления поставок нефти по нефтепроводу "Дружба". Если бы Россия выполнила и это требование, то инициативу перехватила бы, например, Эстония. В конце концов, Польша могла бы вернуться к своему первоначальному и абсолютно невозможному требованию ратификации Россией Энергетической хартии как предварительного условия для начала переговоров с европейцами. (Польша, впрочем, его и не снимала, просто пока перестала делать на нем акцент.) России, казалось, было все равно. Осенью Владимир Путин сделал попытку установить особые отношения с Германией, предложив той энергетический союз. Германия поступила хитро: на все конкретные предложения (главным из которых было ее превращение в основной газораспределительный центр Европы) она согласилась, но саму идею объявить об энергетическом союзе категорически отвергла, демонстрируя свою приверженность сохранять единство рядов стран Евросоюза перед лицом России.

Следующая - более удачная - попытка провозгласить принцип строить отношения не столько с Евросоюзом в целом, сколько с отдельными европейскими странами, была предпринята весной в Италии. И Романо Проди отнесся к ней благосклонно - возможно, потому, что не так непосредственно, как Германия, связан с Полыней. Но это была уже другая эпоха - после мюнхенской речи российского президента.

В промежутке между обоими этими событиями казалось, что Россия вполне довольствуется возможностью не тратить силы на выстраивание сложной политической системы отношений с Европой. Она констатировала временный тупик в отношениях и не стремилась из этого тупика выбираться - стоило ли переживать из-за отношений с Европой, если последняя не могла предложить России ничего содержательно интересного?.. Осенью, судя по необычайному обилию сведений в европейской прессе на тему саммита Россия-ЕС, Европа была охвачена ужасом по поводу того, что в Лахти европейские лидеры могут не выступить перед приглашенным на саммит президентом России единым фронтом. "Файнэншл таймс" писала: "Брюссельские дипломаты сожалеют о решении ЕС пригласить Владимира Путина на свой саммит, который состоится на этой неделе. По их словам, президент России получит возможность играть на раздорах между странами союза на самом высоком уровне <...> "Я так и представляю, как по окончании ужина он с улыбкой скажет, что сегодня, мол, за столом у него была возможность услышать множество разных мнений, - считает один из них. - Для ЕС это будет катастрофа". "Катастрофы" не произошло. Лидеры собрались с силами и высказали единое мнение. И разъехались очень довольные собой. Все бы так, но возникает вопрос: чего они добились? Чтобы какая-либо политика состоялась - в данном случае еди-

стр. 41

ная европейская политика, - она должна иметь некое содержание, смысл, который можно так или иначе обыгрывать. А вот именно содержания в европейской политике и не было. Поэтому Россия на нее никак и не реагировала.

После того у России была прекрасная возможность продемонстрировать - если бы она того хотела - полный разброд в рядах западных стран по поводу нее самой. В ноябре на саммите стран НАТО в Риге Жак Ширак захотел отметить свой день рождения в маленьком армянском ресторанчике в узком кругу с "другом Владимиром" и "другом Вайрой" (хозяйкой саммита). Идея вызвала панику, но Латвия испугалась и, не посмел прекословить Франции, предоставила Владимиру Путину соответствующее приглашение. Но Путин не стал нарушать натовскую идиллию.

Россия преднамеренно притормаживала свою внешнеполитическую активность на проблемных полях, дабы до поры до времени не создавать системы новых связей, чтобы вернуться на них потом, уже в новой весовой категории. Единственным, чем Европа в идеале на этот конкретный момент была бы для России, - это рынком сбыта энергоресурсов и полем для инвестиций. Посему Россию интересовали отнюдь не главные страны Европы, а те, в которых можно сформировать энергетическую инфраструктуру, противодействующую конкурирующим проектам. Так, Россия подошла к подписанию договоренности о новом контролируемом ею нефтепроводе из Бургаса в Александропулос, причем предполагается возможность для Греции и Болгарии стать распределителями российских энергетических ресурсов в регионе. Еще важнее пока, правда, устная поддержка премьер-министром Венгрии Ференцем Дюрчанем строительства ответвления на Европу газопровода "Голубой поток", которое планируется протянуть из Турции в Венгрию через Болгарию и Румынию - маршрутом, практически идентичным подготавливаемому Евросоюзом проекту газопровода Nabucco, по которому газ должен течь в обход России. Причем Nabucco становится в таком случае экономически неоправданным. В свою очередь, Венгрия должна стать газораспределительным центром для Центральной Европы. В том же духе - и соглашение с Латвией, которая превращается в транзитную страну и заодно - в очередной газораспределительный центр. Латвия подключается к строящемуся по дну Балтийского моря Североевропейскому газопроводу, выпадая тем самым из числа его противников. В этом же контексте следует рассматривать и переговоры с Бельгией о строительстве на ее территории крупнейшего газохранилища, и выраженную ее премьером Ги Верхофстадтом готовность продать "Газпрому" энергораспределительные сети этой страны.

Вот тот план взаимодействия с Европой, который был бы желателен. Он конфронтационен, поскольку сталкивает лбами тех, которые принципиально настаивают на постепенном сведении к минимуму импорта энергоресурсов из России, и тех, которые получают непосредственную выгоду от реализации именно российских проектов. Но это не наша забота, это их внутриевропейские проблемы. Россия могла бы игнорировать данную конфронтацию и спокойно наращивать свои мускулы.

Однако это натужное стремление Европы к единству, боязнь серьезных политических баталий сослужили-таки нам дурную службу.

С тех пор как Ричард Чейни прошлой весной произнес в адрес России свою обличительную речь и встал вопрос о принципах взаимоотношений с Россией, предлагались разные варианты. В том числе и вполне конструктивные. Стоит напомнить риторику тех дней, после которых (просто не верится) еще не прошло и года. Тогда казалось, что наша первоначальная цель достигнута и Россия действительно может позволить себе немного отдалиться от злободневных политических дрязг и сосредоточиться на внутренних проблемах. Зарубежную прессу тех дней хотелось цитировать и цитировать. "Россия возвращается на мировую арену, и - что Лавров и имел в виду - США придется играть по ее правилам", - делала замечательный вывод британская "Гардиан". "Проблема в том, что у Америки просто нет более рычагов давления на Россию", - утверждала "Крисчен сайенс монитор". "И то сказать: при всем "надувании щек" выступление Чейни стало очередным свидетельством того, что призывы бушевской администрации адресуются той России, что уже ушла в прошлое", - отмечала "Таймс". "Никогда еще за всю свою историю Россия не была такой сильной", - утверждала швейцарская "Ле Темпе".

Абсолютно неожиданно шквал возражений обрушился тогда на выступление Чейни. "Сегодня мы находимся на скользкой дороге, которая может привести нас к новой холодной войне. Нам лучше сойти с нее в сторону, глубоко подышать и очень хорошо подумать о том, какие в действительности нам нужны взаимоотношения с Россией", - предлагала "Уолл-стрит джорнал". "Жесткая позиция Чейни представляет собой рискованную игру", - утверждала "Файнэншл таймс". В ряде консервативных изданий США была напечатана статья "Зачем вы задираете Путина?", вышедшая из-под пера публициста Патрика Бьюкенена. "Чего же мы добьемся, столь публично оскорбив Путина и Россию? - спрашивает Бьюкенен. - Нам что, не хватает неприятностей в мире и поэтому мы наезжаем на Путина и озлобля-

стр. 42

ем самую большую страну на планете и равноценную себе ядерную державу? В чем цель этой конфронтационной дипломатии?"

Часть западной прессы ставила под вопрос и саму суть утверждений Чейни. "Высказанная Чейни критика ситуации в России с правами человека была просто-напросто преувеличенной", - утверждала "Файнэншл таймс". "Лос-Анджелес таймс" сообщала своим читателям: "Демократия", которую якобы сверг Путин, на самом деле была не настоящей демократией, а псевдодемократией, которой заправляли коррумпированные и жестокие олигархические кланы". "Что же до демократических инициатив, то пусть доморощенные российские борцы за демократию нащупают свой собственный путь и обретут сторонников среди собственного народа", - писал американский журнал "Нэйшн". "Мы, американцы, считаем доктрину Монро (согласно которой никакой иностранной державе нет места в нашем полушарии) священным принципом. Почему же мы не в состоянии понять, что Россия может гневно реагировать на наше вмешательство в ее политическую жизнь или в жизнь бывших русских республик? Мы не желаем, чтобы они разгуливали на нашем заднем дворе как у себя дома, так зачем же мы лезем в их огород?" - ставила точки над "i" "Консерватив войс". "Требовать от России того, чтобы она забыла о своем ближнем зарубежье, равносильно тому, чтобы заставлять ее совершать противоестественный акт самоуничтожения", - подчеркивалось в материале агентства ЮПИ.

Необходимо извиниться за чересчур обильное цитирование, но, чтобы понять, откуда что взялось в актуальной политической ситуации, следует основательно вспомнить некоторые исходные точки. Тем более что на фоне сегодняшней зарубежной прессы, где о России нет ни единого доброго слова, а критика в стиле Чейни стала обычным делом, положительная аура, которая сопутствовала моменту осознания того, что Россия возвращается на мировую арену, практически напрочь вытеснилась из нашего сознания. Хотя это был краткий момент. Тем не менее он мог стать причиной того, что не было уделено достаточное внимание очень важному фактору - общественному мнению европейских стран. Точнее, была сделана попытка это мнение подкорректировать (особенно в канун саммита "восьмерки" в Санкт-Петербурге). Между тем именно в это время на западной политической арене сложились условия, в результате которых Россия с началом своего стремительного восхождения в мировой неформальной иерархии вновь оказалась обреченной в глазах Запада на образ "империи зла", и бороться с этим обычными средствами типа пиар-кампаний было бесполезно. Необходимо понять, что это за вновь сложившиеся условия (к данному вопросу мы подойдем ниже), и пока просто учитывать их при планировании своих действий. Да, это неприятно, но неизбежно. Зато есть и свой плюс - порой можно вообще не думать о том, как Россия выглядит со стороны, поскольку, что бы Россия ни предпринимала, ее действия все равно будут интерпретированы негативным образом. Сейчас это может оказаться важным и в определенных ситуациях развязать нам руки. Планируя свои действия, Россия обязана помнить, что они будут восприняты западным общественным мнением до такой степени негативно, что политические деятели, даже если они лично симпатизируют России, не смогут не только высказываться в ее пользу, но и проводить политику, которая может показаться учитывающей интересы и озабоченности России.

В "старой Европе" вновь копятся отрицательные эмоции в отношении Америки

Получается так, что чем больше Европа желает демонстрировать собственное единство, тем больше тон в ее политике задает Польша, которая просто почувствовала свою власть. Она практически открыто может говорить, что американская ПРО нужна ей для защиты от России, и при этом вовсе не быть одернутой никем из европейских лидеров или СМИ. Те же из глав государств Запада, которые в целом настроены к России положительно (как, скажем, Романо Проди или Жак Ширак), предпочитают ни во что не вмешиваться. А Ангела Меркель (тоже неплохо относящаяся к России), которая в силу своего положения председателя Евросоюза вынуждена делать какие-то заявления, предпочитает выражаться как можно более расплывчато. Или возьмем активизацию профашистских настроений в Эстонии и борьбу против Бронзового солдата. Дело вовсе не в том, что Западу это нравится, просто никто не решается высказаться, поскольку это может быть интерпретировано как действия в угоду России.

В целях максимальной дискредитации России в американских и европейских СМИ был проведен ряд мощных пропагандистских кампаний, например в связи с убийством Литвиненко. Такие кампании яви-

стр. 43

лись подготовкой общественного мнения Европы к размещению рядом с российскими границами элементов американской системы ПРО.

Если бы подобного намерения не было, то Россия могла бы не реагировать слишком активно на американскую провокацию, рассчитывая на сильную негативную реакцию "старой Европы", традиционно не любящей вмешательство Америки в дела Европейского континента. Тем более что присутствуют факторы, которые в иной ситуации были бы для ряда стран Западной Европы нетерпимы. Такие прежде всего, как выраженное нежелание Америки увязывать свои действия с НАТО, что со стороны "старых европейцев" составляет минимально обязательное требование. Но "старая Европа" молчит. Наверное, потому, что боится показаться адвокатом России.

Более того, "староевропейские" политики не стремятся даже особо вникать в суть дела. Интерпретация значения европейских элементов американской системы ПРО дается заведомо ложная. И обвинения многих западных стран в адрес России, что она, дескать, преувеличивает опасность этих элементов, построены на подтасовке фактов. Внимание политиков и СМИ сосредотачивается на десятке ракет, которые будут расположены в Польше и которые в том виде, о каком сейчас Америка ведет речь, для России опасности действительно не представляют. Последнее признается и российскими экспертами, из чего европейскими политиками и СМИ делается вывод, что Россия знает, что ей-де ничего не угрожает, и раздувает скандал на пустом месте.

Да, для России исходя из траектории возможного полета ее ракет в сторону Соединенных Штатов гораздо опаснее те противоракеты, которые расположены в Британии, поскольку польские и в самом деле окажутся в положении, как выражаются специалисты, "безнадежно догоняющих". Но речь надо вести не о польских ракетах, а о чешской станции радионаблюдения, о чем в Европе, кажется, не высказывался вообще никто. Между тем ее опасность для России оспорить невозможно. В ответ на ее строительство Россия как минимум должна передислоцировать свои ударные средства сдерживания на несколько тысяч километров на восток.

Теперь вопрос. Если даже "старая Европа" до такой степени не желает внимать озабоченности России, что готова пожертвовать своим положением в иерархии на Европейском континенте, своей ролью в континентальной безопасности и просто своей независимостью в моральном смысле, то к кому апеллировал президент России, выступая со своей мюнхенской речью?

Если рассматривать высказывания (а чаще - молчание) политиков и оглушительный рев СМИ, то мюнхенская речь Владимира Путина только еще ухудшила формируемый образ России. Может показаться, что это выступление было хотя и логичным (исходя из развития и самосознания России), но несвоевременным с точки зрения европейской и американской аудиторий. Впрочем, напомню высказанный выше тезис: Россия может позволить себе быть искренней и делать все то, что считает нужным, уже хотя бы потому, что портить свой имидж далее ей просто некуда. Не будь резких заявлений российского президента, западные СМИ все равно нашли бы, к чему прицепиться. В этом смысле вопрос о своевременности просто не стоит.

Между тем у мюнхенской речи в Европе есть вполне конкретный адресат (есть он и в Америке, и на Востоке - но это отдельный вопрос). И ее следствием является начало коренного перелома в европейской политике.

Упомянутые выше пропагандистские кампании затронули прежде всего политических деятелей, которые стали по возможности избегать тем, каким-либо боком связанных с интересами России. Но в несравнимо меньшей степени они повлияли на мнения рядовых жителей Европы. Широко известны данные опросов, показывающие, что многие (а в Германии, например, очень многие - более половины) европейцы согласны с тезисами, высказанными Владимиром Путиным, и настроены категорически против самоуправства американцев на Европейском континенте. А значит, у политиков, сколь бы они ни страшились плыть против политического мейнстрима, где даже на косвенную поддержку России наложено табу, возникает мощнейшее искушение пойти этому самому мейнстриму наперекор и использовать народные антиамериканские настроения в собственных - например, избирательных - целях. Что мы воочию и наблюдаем сейчас в Германии.

Для подтверждения приведем данные, опубликованные немецким журналом "Штерн": "С помощью этого козыря (опасности для Европы американского противоракетного щита. - С. Л.) Социал-демократическая партия может набрать дополнительные очки на следующих выборах. И очки немалые. Потому что опросы подтверждают следующее предположение: ранее почти никого не интересовавшие планы США разместить в Польше и Чехии противоракетные установки для перехвата предполагаемых иранских боеголовок затронули больной нерв немцев. Жаркий спор на эту тему обострится в предвыборных стычках двух ближайших лет и будет доведен до абсурда: речь пойдет уже о войне и мире в Европе <...> 48 процентов немцев, по данным института социологических исследований Forsa, считают, что США представляют большую угрозу для безопасности в мире, чем Иран. 57 процен-

стр. 44

тов немцев полагают, что американские установки ПРО ставят под угрозу мир в Европе. Кстати, этого мнения придерживаются 46 процентов сторонников блока христианских партий. Четверть избирателей, 27 процентов, которые до сих пор не собирались голосовать за СДПГ, готовы отдать свои голоса социал-демократам, если те и впредь будут отвергать противоракетные планы США. Среди избирателей, поддерживающих "зеленых" и партию левых, сторонников голубя мира в лице СДПГ еще больше <...> Стратегически для СДПГ открываются на следующих выборах заманчивые перспективы. Вопрос в том, хватит ли социал-демократам наглости и решимости раздуть вопрос о ракетах до вопроса о войне и мире в Европе исключительно из тактических партийных интересов? Для Ангелы Меркель тема эта представляет опасность еще и потому, что в спор включился Владимир Путин. Он может рассеять страхи немцев, а может их и раздуть. Таким образом, он может предрешить исход очередных парламентских выборов в Германии". Более того, впервые после ухода с поста канцлера на политической арене Германии отчетливо проявился голос такого откровенно пророссийски настроенного деятеля, как Герхард Шредер, который выступил с нашумевшим интервью в газете "Вельт", заявив, в частности, что США "пытаются вести против России смехотворную политику окружения, что полностью противоречит интересам Европы". Негативно об американской ПРО в Европе отзывается председатель СДПГ Курт Бек, который выразился по-простому: "Нам в Европе новых ракет не надо". Глава МИД Германии Франк-Вальтер Штайнмайер заявил, что он не желает "нового раунда гонки вооружений в Европе". Пентагон не намерен подключать НАТО к программе развертывания американской системы противоракетной обороны (ПРО), элементы которой планируется разместить в том числе в Польше и Чехии, заявил на слушаниях в палате представителей американского Конгресса заместитель помощника министра обороны США Брайан Грин: "НАТО является организацией, действующей на основе консенсуса. Это означает, что нам было бы необходимо добиваться единогласной поддержки нашего плана. Очень трудно достичь единогласия в любой организации, в том числе и в НАТО". Это высказывание, отвергающее на корню самые слабые просьбы европейцев (причем на этот раз и многих восточноевропейцев) к Америке, мгновенно облетело европейские СМИ, но не было прокомментировано почти никем из политиков, очевидно, по той же причине - из боязни показаться защитником России, для которой интеграция европейских элементов ПРО в систему НАТО является желательной, поскольку открывает возможности для новых механизмов обсуждения проблемы и выявляет новые субъекты, с которыми можно вести переговоры. Молчание политиков, однако, не означает, что их избиратели не сделали соответствующих выводов. Негативные эмоции в Европе копятся. И есть надежда, что рано или поздно они выплеснутся наружу.

Что это меняет в нашей европейской политике? Если последние месяцы натужный европейский консенсус в отношении России был ей безразличен и в некотором смысле даже желателен, поскольку давал паузу, позволявшую несколько удалиться с европейской арены, чтобы затем вернуться туда, поднакопив сил и составив более отчетливое представление о своих внешнеполитических ценностях (что является, как уже говорилось, отдельной работой, которую России необходимо выполнить и которая требует времени), то теперь ситуация изменилась. Перед Россией встала вполне определенная задача, которую теперь можно не очень скрывать (поскольку это уже никак не повлияет на общественное мнение Европы): всеми силами стремиться расколоть Европу. Задача эта не из легких, поскольку прошли те времена, как перед началом иракской войны, когда Европа охотно кололась сама. Угроза войны в Иране не вызывает в Европе больших противоречий, поскольку европейцы все относятся к ней более или менее отрицательно, при этом не ощущая своего разногласия с Америкой, где готовящиеся взять власть демократы представляют собой как бы антивоенную альтернативу. Не возникает противоречия между европейским пацифизмом и навеянным страхом перед возрождающейся Россией и сильно демонизированным инстинктивным порывом жаться поближе к Америке.

Однако европейская политика Америки, связанная с ее военными планами, затрагивающими интересы России, неизбежно станет камнем преткновения между европейскими странами. На этом России пока играть не стоит - на сегодня вполне достаточно и мюнхенской речи. Сейчас пусть пока антиамери-

стр. 45

канские ощущения и эмоции поварятся в своем котле, формируя настроения избирателей и через это влияя на политиков. Но Россия должна использовать любой повод, чтобы сталкивать между собой интересы различных европейских стран. В этом свете поддержанный Венгрией план продления "Голубого потока" в сердце Европы является примером того, что нам и требуется. Надо знать, сколько сил и эмоций тратит Евросоюз, на создание проекта газопровода Nabucco, чтобы понять все возмущение "предательством" Венгрии, которая ради своих экономических выгод оказалась готовой, как выразилась одна литовская газета, "обменять единство ЕС на прибыль".

Так Россия, не имеющая возможности вести хоть мало-мальски конструктивную политику с Евросоюзом, ищет общий язык с конкретными европейскими странами по отдельности, для чего их приходится вырывать из общеевропейского контекста, из некоей общей целостности, которая по своей сути враждебна России. Что представляет собой эта целостность, и откуда она взялась?

В Европе тон задает польская культурно-политическая парадигма

Идея единой энергетической политики Европы возникла как якобы оборонительная мера, и авторство ее принадлежит Польше, которая обыгрывает на новом (евросоюзовском) материале свою извечную тему соперничества с Россией. Тему, связанную в польском менталитете с мессианской идеей и мученичеством. Может ли это стать темой и для Европы? Тема построения вненатовской системы безопасности в Европе тоже принадлежит Польше. Как выразился один из польских политиков, объясняя значение системы американской ПРО для Польши, "защита НАТО не является защитой наших грез".

Понимание тенденций, которые исходят от той или иной европейской страны, для России крайне важно. Европа как целое, может быть, когда-нибудь станет для нас актуальной. Но пока как целое Европа для нас в прошлом. У русских, безусловно, есть осознание собственной причастности к европейской культуре. Но уже в русской литературе XIX века присутствовал мотив русского европейца, ощущавшего себя большим европейцем, чем французы или немцы. Уже тогда этот идеал был обращен к Европе прошлого. Россия когда-то восприняла и пропустила через себя множество важнейших культурных тем, но она не оставила их без изменений, а развила их, внесла новые смыслы, сделала частью русской идентичности. Европа тоже развивала те же самые темы, но в других направлениях. Им не нравится то, что сделали мы, нам не нравится то, что сделали они. Теоретически это могло бы стать некой основой для взаимодействия, если бы Европа не возвела свою трактовку общих с нами тем в ранг квазирелигии. Не наше дело судить, сколь долго данные культурные темы смогут составлять основу жизни самой Европы, но в таком статусе они непригодны для диалога.

Доминирование на политическом поле Европы польских мотивов хотя и не слишком для нас неудобно, зато поучительно. Польша единственная из всех европейских стран упорно разыгрывает свою собственную культурную тему. Она имеет свою собственную, заданную ее историей геополитику, которая стоит особняком от общеевропейских доминант и которая сознательно активно проводится, ловко переходя на специфические евросоюзовские термины и подспудно, по планомерно Евросоюзу навязываясь. В основе такой геополитики лежит образ Речи Посполитой, и каждое действие Польши направлено на возрождение этого образа. Теперь Речи Посполитой служит весь Евросоюз, и потому у нас нет шансов с Евросоюзом примириться. На современную реальность переносится древняя вражда. И это парадоксальным образом превратилось в точку отсчета для наших с Европой отношений. Мы, если хотим играть на европейской арене активную роль и добиться "восстания" хотя бы нескольких европейских стран против американских военных планов, если хотим когда-нибудь выйти из образа "империи зла", должны разбивать вовлеченность каждой конкретной европейской страны в проигрывание польских культурных тем, вытаскивать наших возможных партнеров из вязкого и тяжелого польского культурного марева. Экономические инструменты, как холодный дождик, здесь могут быть очень эффективны. Но только их мало.

Польша нам и пример того, как через внешнюю политику неуклонно проводятся собственные культурные смыслы. Тем более что постановка на повестку дня сербской темы требует от нас приверженности своим культурным доминантам даже вопреки конкретным интересам, если таковые появятся. Да, это происходит для России слишком рано, эти смыслы еще не осознаны изнутри. И возможно, Америка как наш соперник настаивает на разрешении вопроса именно сейчас, когда ей кажется, что Россия морально еще не вполне готова осознать проблему и пойдет на сделку, если она будет ей предложена, исходя из конкретных политических выгод. Причем, надо особо отметить, Америка идет в этом вопросе на серьезный риск. Если Россию не удастся умаслить и с соответствующей резолюцией Совбеза ООН возникнут проблемы (по крайней мере в настоящий момент ситуация развивается именно в этом направлении), Америке, чтобы проявить принципиальность, придется признавать независимость Косово в одностороннем порядке. А это с большой вероятностью может привести к расколу Европы, который именно сейчас, в свете планов по ПРО, ей невыгоден.

стр. 46

"Двадцать семь стран ЕС выражают плану Ахтисаари нерешительную поддержку. Лидеры ЕС и НАТО ежедневно призывают Европу к "единству", но при этом они отлично знают, сколь хрупким будет подобный консенсус. С серьезными оговорками о плане предоставления независимости и установления мира высказываются Греция, Кипр, Румыния, Словакия, Испания, Венгрия и Болгария. Если в Нью-Йорке Совет Безопасности придет к единому решению и выпустит резолюцию, единство Европы сохранится. Если нет, то позиции Единой Европы существенно ослабнут: ведь многие европейцы, по существу, поддерживают позицию России и Сербии, которая по собственной воле Косово никогда не отдаст <...> Если русские не уступят, а европейцы сдадутся, то косовским албанцам надоест ждать и они сами объявят себя независимыми. В этом случае их могут признать в первую очередь американцы, за ними может последовать Британия - и кое-кто из европейцев, конечно. И вот тогда трещины в здании ЕС раскроются вовсю", - описывает перспективы "Гардиан". Раскол по Косово легко спровоцирует открытый раскол по ПРО. Вот пример того, как следование Россией своим культурным тенденциям может обернуться существенными политическими выигрышами. Но главное здесь заключается в том, что российская культурная парадигма будет вынесена на общеевропейское поле и начнет противодействовать польской культурной парадигме, в которую, в частности, входит и непримиримая борьба католичества против православия. То есть российская европейская политика окажется способной выражать внутреннее содержание нашей идентичности.

Америка выбирает между русской и польской доминантой

На этом направлении возможно изменение и качества отношений с Америкой. Мы испробовали партнерство, но оно было бессодержательным и основывалось преимущественно на личности Джорджа Буша, который (слишком для нас рано!) воплотил в себе образ идеального для России американского президента. Буш, став президентом, идеально определил почву для союзничества с Россией. Все началось с известного разговора о нательном крестике Путина. Америка - страна христианская. Не номинально, как Европа. Здесь набирает силы живое религиозное чувство. Причем, что важно, это страна не католическая. С католическим миром у нас сложились слишком однозначные отношения соперничества, и даже общие ценности мы почти не в состоянии защищать вместе. В условиях, когда, с одной стороны, набирает силы атеистическая цивилизация, носителем которой является Европа, где чем дальше, тем больше признаком свободы являются вещи, морально для традиционного сознания русских неприемлемые, с другой - набирает силы исламская цивилизация, становясь все более и более экстремистской и направленной на экспансию, у нас с Америкой определенно есть основа для совместной деятельности, отвечающей глубинной сути обеих наших стран. Буш был бы находкой для России. Если бы появление Буша произошло вовремя, то есть несколько позднее. На его место придут демократы, с которыми у России ничего не получится.

Задача России в данном случае заключается в том, чтобы работать над проявлением той сущности Америки, которая обеспечивает нам сродство. Но это будет возможно только тогда, когда Россия не только обретет "физическую силу", но и определит свой истинный облик. Пока России последнего достигнуть не удастся, мы обречены на вражду с Америкой. На вражду, которая - нельзя ничего исключать при нынешнем состоянии мира, где разрушается вся система сдержек и противовесов, - может обернуться и войной. И только разыгрывая собственные культурные темы, мы можем построить отношения, которые нас устроят.

Мы попали не в фазу. Америка ради своих интересов стала использовать польскую культурную тему, которая противоположна нашей, но имеет явные точки пересечения с консервативно-республиканской американской темой. Америка сделала ставку на Польшу не только из выгод ее положения и ее общего рискового нрава. Христианская доминанта противопоставляет Польшу Европе, но роднит с Америкой. Все, что выше было сказано о возможной основе прочных отношений России с Америкой, можно перенести и на Польшу. Перед американскими республиканцами был выбор - ставить на Россию или на Польшу (при условии навязывания Европе польской парадигмы как средства владычества над этим континентом).

стр. 47

России не за что себя корить. Все произошло для нас слишком рано. К моменту, когда мы осознали себя в качестве великой державы, воскресшей из пепла, доминирование польской культурной темы и в Европе, и в отношениях с Америкой уже началось. И возможно, именно польским видением России воспользовалась для своих целей Америка, поскольку разыгрывание общих между Америкой и Польшей культурных тем предполагает восприятие России как коварного врага и как варвара. Апелляция здравомыслящих американцев (такая веская еще некоторое время назад) к тому, что именно Россия (а вовсе не Польша) нужна Америке для разрешения ее насущных внешнеполитических задач, среди которых на первом месте стоит проблема нераспространения оружия массового поражения, а также иранская и северокорейская ядерные программы, сегодня мало что значит. Именно разыгрывание польско-американской культурной темы задало тот ракурс, под которым воспринимается внешний мир в Америке и Европе.

После начала иракской войны, когда Америка посчитала, что Россия предала ее, Кондолиза Райе сформулировала максиму: "Наказать Францию, проигнорировать Германию, простить Россию". Суть этой максимы не только в извечном "разделяй и властвуй". Америка искренне пыталась разыграть совместную с Россией культурную тему. Очевидно, Джордж Буш, которого называют последним другом России в Америке, и сейчас сожалеет, что наши отношения в тот момент не сложились.

Нам бы сейчас отойти в сторону, сосредоточиться, усилиться в экономическом и военном отношениях (что Россия будет делать с упорством, поскольку это вопрос жизни и смерти) и понять, что означает культурная тема во внешней политике, научиться ее использовать, предлагать ее как оптическую систему, через которую будут восприниматься отношения и с партнерами, и с соперниками, осознать, как строятся на основе культурных тем и миссий (без которых держава - не держава) отношения мировых субъектов. Ибо, как показал наш новый опыт, это тоже может быть вопросом жизни и смерти.

В свое время Америка довольно серьезно рассматривала перспективу создания совместной с Россией системы ПРО. Напомним, что в январе 2003 года тогдашний посол Америки в России Александр Всршбоу в своем интервью агентству "Интерфакс" говорил: "Когда речь заходит об опасности, угрожающей и России, и Соединенным Штатам, в наших интересах сотрудничать в области создания системы противоракетной обороны, которая защитит как россиян, так и американцев". На вопрос о том, должна ли будет российская сторона принимать участие в уже существующей системе противоракетной обороны, разворачиваемой США, или речь идет о создании наднационального противоядерного щита, Вершбоу дал категорический ответ: "И то, и другое. С нашей точки зрения никаких пределов не существует". Вершбоу пояснил, что российская сторона может взять на себя создание оборудования по оповещению о возможном ракетном ударе, устройств для перехвата снарядов и производство самих перехватчиков. И добавил: "Понимаю, что российские военные могут со скептицизмом отнестись к серьезности намерений американской стороны. Именно поэтому мне хотелось бы, чтобы российские военные прочли это интервью и поняли, что мы говорим серьезно". Сегодня предложения американцев, озвученные директором Агентства противоракетной обороны США Генри Оберингом, являются вынужденным жестом вежливости, рассчитанным исключительно на то, чтобы немного успокоить европейскую аудиторию.

В настоящее время мы с Америкой вползаем в стадию стратегического соперничества. Тем не менее нам следует налаживать диалог с Америкой, не вставать в позу, а искать то взаимопонимание, которое окажется возможным. Искать и по возможности находить новые темы для сотрудничества.

Наша долговременная задача - разрушить польскую альтернативу как в Америке, так и в Европе, в каждой отдельно взятой европейской стране, а значит, и в Евросоюзе в целом. В последнем случае мы можем браться за дело уже сейчас. Экономические рычаги и "пряники" нам в этом помогут, но не более того. Не освоив игру культурными смыслами, мы будем обречены на образ "империи зла". Поэтому нам предстоит учиться на ходу.

стр. 48

Но России придется переждать период правления демократов, которые могут немного отступить от польской альтернативы, но зато разыгрывать ту сторону европейской альтернативы, которая никак не коррелирует с нашей. Поэтому стоит искать промежуточные решения.

Возможно, у нас есть шанс обустроить отношения с англосаксонским миром на основе исторического опыта соперничества, называемого "Большой игрой", как она строилась в свое время с англичанами. Тогда Россия вела войны за Среднюю Азию, а Британия стремилась утвердить и расширить свое владычество в Индии и по всему Среднему Востоку, и возникало множество спорных и конфликтных зон. В "Большой игре" было множество неписаных правил, каждое действие оказывалось выверенным и предельно точным. Это было целое искусство взаимных провокаций. Во многом наше соперничество удавалось как бы сублимировать, эстетизировать, потому на Востоке нам и не пришлось ни разу схлестнуться в "рукопашной". Британцы были способны задать очень высокую планку моральной, психологической и просто человеческой борьбы. Но, вероятно, это стоит только приветствовать, поскольку данное обстоятельство провоцировало проявление лучших качеств русского народа. В "Большой игре", безусловно, была своя эстетика. Англосаксы являлись достойными противниками, истинными джентльменами геополитики. На нас им тоже жаловаться не приходилось, мы искусно вели свою партию. "Большая игра" была действительно захватывающа и красива, это был золотой век русской внешней политики. Кроме того, "Большая игра" учила нас находить общие ценности во внешней политике, понимать достижения друг друга и учиться друг у друга. Она вносила в соперничество эстетику, что тоже немаловажно. А это невольно превращает соперничество в соперничество-сотрудничество, делает его не безобразным балансированием на грани страшной войны, а борьбой за смысл, который мы хотим придать миру, смысл, который не всегда диаметрально противостоит англосаксонскому смыслу.

Все это для нас слишком рано, мы только успели оправиться от периода падения, унижения и разрухи. Мы только встали на ноги, мы во многом во внешнюю политику только еще играем, опробуя так и сяк свои новые силы и возможности. Нам еще надо хорошенько прочувствовать свои мускулы, а перед нами уже стоит сверхзадача - не только экономическая и военно-техническая, но и культурная. Но стоит помнить, что со сверхзадачами Россия всегда справлялась много лучше, чем просто с задачами.

Publisher:

Permanent link for scientific papers (for citations):

Comments: