"Суверенная демократия": новая русская идея или "миссия" корпорации ЗАО "Россия"?

Едва ли не самой большой российской проблемой за все время существования политического режима Владимира Путина может считаться отсутствие большого системного проекта модернизации России, а также "непроговоренность" и "недоговоренность" "курса Путина" - недостаточная зафиксированность в словах, идеологемах и образах его целей и сокровенного смысла, дефицит или отсутствие эсхатологической устремленности.

Дискурс Путина

Новая власть с самого начала позиционировала свою сущность, свои цели и задачи, скорее, апофатическим методом, то есть манифестируя себя через отрицание¹: режим Путина - это "не ельцинизм", "не олигархократия", "не управленческий хаос", "не распад государства", "не сдача международных позиций". И задачи по восстановлению вертикали исполнительной власти и возрождению внешнеполитической субъектности формулировались политическим режимом тоже как антитезы по отношению к реалиям времен Бориса Ельцина. Позитивное же содержание в стратегиях развития до сих пор остается в дефиците.

Отсутствие у любого российского политического режима за всю историю России неких высших, эсхатологически ориентированных мотиваций, представлений о долгосрочных целях и смыслах развития страны является серьезной угрозой существованию государства. Ведь переход к сугубо прагматическим, утилитарным мотивациям в условиях национальной политической культуры, учитывая инфраструктурные особенности России, не может обеспечить социальную мобилизацию, а потому не является эффективным. Такое государство может существовать определенное время без идеологии, без системы артикулированных ценностей и приоритетов. Но потом даже на фоне экономической стабильности начинаются серьезная ломка политического режима, кризис элиты, демодернизация и архаизация общества. Когда смыслы подменяются цифрами, бытие как таковое в конце концов обессмысливается.

Концептуальные заявления президента и его ежегодные послания Федеральному Собранию, а также заявления и размышления представителей власти и околовластных идеологов, любое "выговаривание" членов президентской команды на тему: чего же хочет власть? - актуальны как для анализа текущего политического процесса, так и для моделирования будущего. Ведь словосочетания типа "суверенная демократия", "управляемая демократия", "удвоение ВВП", "сбережение народа", "построение эффективного государства", "национальные проекты" при всем своем внешнем официозе и пафосе крайне важны - это вовсе не проявления избыточности бытия президента и его соратников, но необходимый "связующий раствор" государственной конструкции.

В течение последнего времени сложился целый массив высказываний, заявлений и текстов политиков и околовластных экспертов, формулировок в программных документах партии "Единая Россия" на тему "суверенной демократии". Среди них центральными можно считать выступление Владислава Суркова перед слушателями Центра партийной учебы и подготовки кадров партии "Единая Россия" 7 февраля 2006 года и его же статью-манифест "Национализация будущего". Время и место появления последней (накануне съезда партии "Единая Россия", в ноябре 2006 года) еще раз свидетельствуют в пользу того, что сам концепт следует рассматривать не просто как идеологию партии власти, но как попытку сформировать "дискурс Путина" - некую текстуально-контекстуальную политическую квинтэссенцию современной эпохи.

Тот факт, что власть и околовластные структуры занялись "идеолог-мейкерством", является, вне всякого сомнения, сугубо позитивным явлением. Сама деятельность по формулировке подобного идеологического проекта может свидетельствовать и о желании партии власти модернизировать Россию на основе инновационных технологий, и о необходимости сплотить и заново мотивировать всю политическую элиту, и о том, что накануне 2008 года "отступать некуда".

стр. 27

Но для понимания перспектив развития российской государственности и государственной идеологии в ближайшем будущем крайне важно прояснить также социальный и функциональный статус текстов и концептов, которые генерирует власть: что это - новая русская идея, новая модернизационная стратегия развития России? Либо PR-проект, "миссия" "властной корпорации" - той, которую в последнее время иронично называют "ЗАО "Россия"²? А быть может, в условиях перехода России в начале 2000-х к новому типу государства - "государству-корпорации", "сбрасывающему" с себя все "лишние" функции - социальную, геополитическую, идеологическую, проблематику СНГ и т.д., - концептуальные различия между национальными идеями, корпоративными "миссиями" и постмодернистскими PR-проектами власти, созданными путем манипуляций с национальными архетипами, уже несущественны?

"Суверенная демократия" как концепт, слоган, бренд, властный нарратив, национальная идея, идеологическая "точка опоры" - это комплексный многоуровневый политико-идеологический проект, который требует столь же многоуровневой интерпретации. Заложенная в нем нелинейность может привести к тому, что при определенных обстоятельствах проект заживет своей жизнью - независимо от того, что хотели заложить в него создатели.

На данный момент проект "суверенной демократии" позволяет:

- обосновать новую легитимность партии власти;

- ядру партии власти эффективно конкурировать с иными элитными группировками;

- заключить новый "общественный договор" между политическим режимом и народом;

- взять в свои руки инициативу по "идеолог-мейкерству";

- вербализировать "курс Путина", верность которому должны сохранять следующий президент России и обновленная политическая элита;

- позиционировать "Единую Россию" как ядро партии власти;

- стать одной из тем избирательной кампании "Единой России" на парламентских выборах-2007;

- стать мобилизационным и консолидационным фактором перед лицом новых реальных внешнеполитических и внутриполитических вызовов;

- актуализировать образ России как "осажденной крепости" для консолидации электората в критической для партии власти ситуации (например, связанной с президентскими выборами 2008 года);

- увеличить поле политического маневра для партии власти в контексте президентских выборов 2008 года;

- идеологически и ситуационно обосновать сворачивание пространства публичной политики;

- противодействовать сценариям "березовой" революции в России, санкционировать борьбу с "березовыми революционерами".

Три полюса русской мысли

Немаловажный момент - определить "координаты" "суверенной демократии" на "карте" не только околокремлевских раскладок, но и отечественной интеллектуальной культуры.

Считается, что русская социальная философия и общественно-политическая мысль, начиная с первой трети XIX века и до настоящего времени, при всем своем многообразии может быть классифицирована в соответствии с дилеммой "западники - славянофилы". Западники (и либералы, и революционные демократы) являются сторонниками "модернизации-как-вестернизации", "западного пути" и считают западнохристианскую цивилизацию универсальной моделью развития. "Знаковые" западнические фигуры: Чаадаев, Герцен, Белинский, Грановский, Кавелин, Струве, Сахаров. Славянофилы (в широком смысле слова) - сторонники "особого пути" развития России, тяготеющие к модели "модернизации-безвестернизации". "Знаковыми" фигурами (учитывая родственные течения "почвенников", евразийцев и т.д.) считаются: Хомяков, Киреевский, братья Аксаковы, Гоголь, Достоевский, Данилевский, Леонтьев, Николай Трубецкой, Савицкий, Ильин, Солженицын.

Однако дилемма "западники - славянофилы" в русской общественно-политической мысли не исчерпывает всего идейного и концептуального разнообразия. На самом деле в ней просматриваются не два, а три идейно-концептуальных "полюса". Помимо западников и славянофилов особняком стоят представители консервативно-охранительного направления - "чистые" консерваторы, создатели разнообразных теорий "официальной народности". "Охранительный" консерватизм направлен на принципиальное сохранение существующих социальных отношений и государственного устройства³. К "охранителям" следовало бы причислить Карамзина, Сперанского, Уварова, Погодина, Тютчева, Каткова, Победоносцева, Тихомирова, Солоневича и др.

Разумеется, внутри каждого из идеологических "полюсов" есть свое разномыслие, идеологическое разно-

стр. 28

образие, нестыковка по тем или иным позициям, однако базовые идеологические и онтологические представления внутри каждого из этих трех идеологических сообществ однородны. Как правило, сложности возникают при разделении славянофилов и "охранителей", что соответствует теоретической проблеме различения консерватизма и консервативно-революционной идеологии. Это две самодостаточные, равноположные идеологии, а не подвиды одной⁴. Консерватизм пытается сохранить, законсервировать определенный социальный порядок, спрятать государство и общество от внешних неблагоприятных воздействий, в его основе лежит пассивный "женский" архетип. Консервативная революция, напротив, выступает за инновационную модернизацию, но именно на родной, имманентной, к тому же сакральной ценностной основе, опирающейся на активный "мужской" архетип. Консерватизм апеллирует к настоящему и недавнему прошлому, консервативная революция - к далекому прошлому и будущему одновременно. Например, славянофилы недолюбливали модернизатора-западника Петра I и идеализировали допетровскую Московскую Русь.

Именно "трехполюсная" матрица воспроизводится и в современной российской общественно-политической жизни - в политической философии, в идеологических спорах, в полемике в СМИ, в информационных войнах и даже иногда в реальном политическом процессе. Идеологические "полюса" разделяются следующим образом: либеральный, консервативно-революционный и сугубо консервативно-охранительный.

Либеральный (западнический) "полюс"

Политики и политические проекты: Михаил Касьянов, Ирина Хакамада, Анатолий Чубайс, Валерия Новодворская, Борис Немцов, Гарри Каспаров, СПС, "Яблоко", "Другая Россия".

СМИ: "Новая газета", радио "Эхо Москвы", Полит.ru, телеканал "RTVi".

Идеологи и публицисты: Леонид Радзиховский, Юлия Латынина, Алексей Венедиктов, Виктор Шендерович и др.

Базовые ценности: дискретная онтология, свобода, индивидуализм, "модернизация-как-вестернизация", абсолютизация принципов рыночной экономики, приемлемость стратегии зависимого развития России.

Консервативно-революционный (славянофильский) "полюс"

Политики и политические проекты: Сергей Глазьев, Дмитрий Рогозин, Наталья Нарочницкая, Эдуард Лимонов, "Родина" раннего периода, отчасти КПРФ, отчасти НБП; возможно, в этом направлении будет развиваться "Справедливая Россия".

СМИ: "Завтра", "Лимонка", "Народное радио", Правая.ru, отчасти АПН.ru.

Идеологи и публицисты: Александр Проханов, Александр Дугин, Михаил Делягин, Виталий Аверьянов и авторы проекта "Русская доктрина", Михаил Ремизов, Константин Крылов и др.

Базовые ценности: холистская онтология, развитие, соединение традиции и инновации, "модернизация-безвестернизации", органические принципы построения общества, патриотизм, нередко высокая социальная составляющая.

Консервативно-охранительный "полюс"

Политики и политические проекты: Борис Грызлов, Сергей Иванов, Олег Морозов, Валентина Матвиенко, Владимир Жириновский, "Единая Россия", ЛДПР, молодежное движение "Наши".

СМИ: ОРТ, РТР, "Эксперт", "Русский Журнал".

Идеологи и публицисты: круг интеллектуалов Фонда эффективной политики, Глеб Павловский, Сергей Марков, Валерий Фадеев, Алексей Чадаев, Михаил Леонтьев, Виталий Третьяков, Вячеслав Никонов, Андрапик Мигранян и др. К этому же идейному кругу традиционно причисляют и главного идеолога "суверенной демократии" Владислава Суркова.

Базовые ценности: порядок, стабильность, устойчивость и управляемость политической системы, преемственность власти, государственный патернализм, отсутствие или ограничение публичной политики, патриотизм.

Изначально самая нестабильная и невыгодная позиция у славянофилов - сторонников консервативно-революционного развития. В 1840-х они явно не вписались в дискурс "официальной народности" - их на дух не переносил Николай I, их зажимала цензура: журнал Ивана Киреевского "Европеец" был закрыт на третьем номере⁵, богословские произведения Алексея Хомякова (апологетика православия!) в Российской империи были запрещены цензурой - они

стр. 29

выходили за границей по-французски. В современном российском политическом, интеллектуальном и информационном пространствах духовные наследники славянофилов тоже нередко похожи на "лузеров" и маргиналов, которым не приходится надеяться ни на государственную поддержку, ни на поддержку олигархического капитала, ни на поддержку западных фондов.

Западники могут надеяться на финансовую, организационную, моральную и политическую поддержку из Европы и США, чем пользовался не только издатель журнала "Колокол" Герцен, но и сотни негосударственных институтов и фондов, с немалым коммерческим успехом занимавшихся в 1990 - 2000-х "построением демократии и гражданского общества" в России.

"Охранители" могут всегда надеяться на госзаказ и админресурс. Среди них есть и конформисты-конъюнктурщики, и просвещенные лоялисты, и просто убежденные люди, искренне считающие, что любой отход от "генеральной линии" партии власти ведет к смуте, нестабильности, хаосу и оранжевым революциям.

Консервативная революция как технология "охранителей"

Концепт-анализ программного текста Владислава Суркова "Национализация будущего"⁶ свидетельствует в пользу того, что большинство идеологем заимствовано автором из консервативно-революционной идеологии и политической философии.

Отмежевание от "интеллектуалов", для которых солнце восходит на Западе" (§ 3), и "декадентов", считающих, что Россия надорвалась под грузом имперской миссии и - "покидает историю" (§ 9), отмежевание от изоляционизма и автаркии (§ 5), "сбережение народа" как "цель и средство обновления" (§ 7), Европа, которая "не нуждается в идеализации" (§ 11), "так называемый прогресс" (§ 4) и т.п. - это все работа в консервативно-революционном концептуальном поле.

Таковы же по своей природе и восходящие к Ивану Ильину и солидаристским концепциям четыре приоритета "суверенной демократии": гражданская солидарность как сила, предупреждающая социальные и военные столкновения; творческое сословие как ведущий слой нации, возобновляемый в ходе свободного соревнования граждан,

- предполагающий новации и синергию креативных гражданских групп;

- культура как организм смыслообразования и идейного влияния; образование и наука как источник конкурентоспособности, экономика знаний как важный приоритет (§ 8).

В тексте Суркова имеет место даже заочная скрытая полемика с либеральными по своей природе тезисами Чубайса о "либеральной империи" и Путина - об "энергетической сверхдержаве": автор в превосходно-позитивном тоне говорит о "могущественной энергетической державе", которая возникнет "не в результате гипертрофии сырьевого сектора, а в борьбе за обладание высокими технологиями" (§ 8).

Прежняя либерально-западническая убежденность автора просматривается сквозь евроцентристский тезис о Европе как о главном генераторе модернизационных процессов и о России как о "влиятельнейшей европейской нации". В этом же духе и российское историческое кредо по Суркову: "Не выпасть из Европы, держаться Запада - существенный элемент конструирования России" (§ 11).

Заочная дискуссия с украинской и грузинской "цветными" революциями всплывает лишь в одном месте, но именно она является, судя по всему, основной мотивационной "точкой", на которой строится технологическая и метафизическая легитимность всей концепции "суверенитета": "Размножение развлекательных "революций" и управляемых (извне) демократий, кажущееся искусственным, на самом деле - вполне естественно среди таких стран" (то есть среди стран, не ставящих перед собою задачи обретения реального суверенитета и существующих под покровительством иных стран) (§ 6). Россия определяется как "не-Украина" и "не-Грузия": "прочное иновластие здесь немыслимо".

Если учесть, что один из главных адресатов консервативно-революционных идеологем в манифесте Владислава Суркова - это партия "Единая Россия", которая по своей идеологии, риторике и имиджу ключевых функционеров и "фронтменов" относится к консервативно-охранительному идеологическому спектру, напрашивается вывод о низком мобилизационном потенциале этой идеологии. Власть и ее идеологи заговорили на понятийном языке "консервативной революции" не от хорошей жизни и не в связи с идейным перерождением, а по причине исчерпанности собственного концептуального багажа: ценности порядка, стабильности, сохранения устойчивости сработали в начале эпохи Путина. Но в течение последних

стр. 30

лет этот ресурс партией власти был утрачен, буквально на глазах исчерпывает себя и "антиоранжевая" риторика как фактор легитимации режима, а его мобилизационные потребности существенно возросли - в том числе и в связи с проблемой парламентских выборов 2007-го и президентских выборов 2008-го.

Поэтому соединение политических, организационных и медийных возможностей консервативно-охранительного лагеря с консервативно-революционной ценностной системой и с некоторым вкраплением либеральной риторики в нынешних условиях с точки зрения политико-идеологического маркетинга и выживания политического режима Владимира Путина является наиболее адекватным ответом на вызовы времени.

Тем не менее стоит отметить, что сам дискурс и понятийный язык консервативной революции остается в большинстве случаев чуждым и идеологам "суверенной демократии", и ее "операторам", и ее потребителям.

Писатель Сурков

Примечательно, что манифест "суверенной демократии" Владислава Суркова, составленный из консервативно-революционных концептов, принадлежит человеку, чьи взгляды и установки в "прошлой жизни" (до занятий "идеолог-мейкерством") можно идентифицировать как либеральные, чья профессиональная деятельность на посту заместителя главы администрации президента РФ развивалась в русле консервативно-охранительной идеологии, методологии и риторики и чье музыкально-поэтическое творчество навеяно постмодернистской и декадентско-готической образностью⁷.

Среди людей, которые определяют политические, смысловые, информационные и идеологические контуры современной России и нынешнего политического режима, немало таких, которые профессионально состоялись в первой половине 1990-х в сфере корпоративного пиара и политических технологий. Особенностью профессиональной ментальности этих людей является вера во всемогущество гуманитарных технологий, а также в первичность виртуальной и симуляционной реальностей по отношению к онтологии. Владислав Сурков считается выходцем именно из такой среды. Возможно, это повлияло на прагматичность и технологичность кодифицированного им "суверенно-демократического" идеологического дискурса.

Концепт Суркова по своей стилистике и семантике балансирует на грани "онтологического пространства" и "гламура" - этим он удивительно напоминает творчество группы "Любэ", солист которой - Николай Расторгуев, - кстати, является советником президента России по культуре. С одной стороны, в песнях "Любэ" присутствует заявка на то, что поется о чем-то "настоящем", "подлинном", "пережитом" и "выстраданном" - о комбате, который "сердце не прятал за спины ребят", о березах, чей шум вводит русских людей в состояние транса и экзистенциального восторга, о простых и настоящих "ребятах с нашего двора" и многих иных вещах, которые в эпоху разрушения духовных ценностей, клиповой эстетики и "конвейерного" шоу-бизнеса кажутся чуть ли не откровением. Но с другой стороны, в основе успеха этого коллектива - тщательный маркетинг, изучение целевых потребностей "своего" сегмента аудитории, конъюнктурное следование за спросом на "настоящесть". Примечательно, что продюсер группы "Любэ" Игорь Матвиенко продюсирует также абсолютно "гламурную" молодежную поп-группу "Иванушки-International".

Как сделана "суверенная демократия"

Российское политическое и экспертное сообщества оказались расколотыми по поводу отношения к "суверенной демократии". Политики либеральной ориентации восприняли концепт, скорее, негативно (Дмитрий Медведев, Михаил Горбачев, Михаил Касьянов). Некоторые посчитали, что даже само словосочетание - это оксюморон вроде "горячего снега". Другие, среди которых и президент Владимир Путин, посчитали, что "суверенитет и демократия - это понятия, которые оценивают два разных явления. Суверенитет - это позиционирование страны вовне, в мире <...> Демократия - это способ организации общества и государства"⁸, а потому, даже если идея и правильная, ее формулировка неудачна. Отдельные идеологи, в частности Александр Дугин, предложили партии власти "обогатить" идеологему "суверенной демократии" концепцией "комиссарской диктатуры" немецкого философа и юриста консервативно-революционной ориентации Карла Шмитта: "Впереди нас ждет диктатура. Но отчаиваться не стоит <...> Она будет отвечать интересам не узких групп олигархов и даже не классов, но всего народа, интересам нации, интересам России"⁹.

стр. 31

Однако наиболее точной представляется оценка "суверенной демократии" как механического соединения двух антилиберальных концептов - коллективной модели демократии в духе Жан-Жака Руссо и "реалистической" модели международной политики в духе Ганса Моргентау"¹⁰.

Само словосочетание "суверенная демократия" (sovereign democracy) использовалось задолго до Владислава Суркова. В частности, во времена холодной войны оно обозначало независимое от СССР и коммунистического лагеря демократическое государство и соответствующий политический режим. В современном мире оно широко используется на Тайване, где обосновывает независимость этого государства от Китая и указывает на демократичность тайваньского политического режима - в отличие от китайского.

"Суверенная демократия" и как словосочетание, и как концепт устроена так, что в зависимости от обстоятельств акцент может делаться то на "суверенитете", то на "демократии". В нынешнем российском случае в интерпретации Владислава Суркова акцент делается именно на проблематике суверенитета и международной субъектности России, что говорит об ином приоритете угроз - по сравнению с началом текущего столетия.

По своему генезису в российском политическом и идеологическом пространствах "суверенная демократия" является дочерним концептом по отношению к "управляемой демократии". Однако "управляемая демократия" при "раннем" Путине делала акцент на виутрироссийской проблематике - она легитимировала молодой политический режим и исключительный статус партии власти по отношению к наследию эпохи Ельцина - развалу государства, олигархократии, хаосу, энтропии и тотальной демодернизации. "Суверенная демократия" на первый план ставит международные проблемы: глобальную конкуренцию, борьбу за энергоресурсы, попытки одних стран ограничивать суверенитет других, "цветные" революции и т.д. Но цель примерно та же: обосновать исключительное право партии власти на сохранение своего господствующего статуса, легитимировать ее в глазах собственного народа и мирового сообщества.

"Суверенная демократия" несет российскому обществу сразу два "месседжа": во-первых, мы, партия власти, являемся суверенной элитой, источники нашей легитимации находятся в России, а не на Западе, как это было при Ельцине в условиях "направляемой демократии". И во-вторых, только мы, партия власти, являемся гарантами сохранения суверенитета России и ее выживания в контексте глобализации и иных внешних сверхугроз.

Концепт "суверенной демократии" по конструктивным составляющим похож на знаменитую триаду графа Уварова "Православие-Самодержавие-Народность". Прототипом "суверенитета" Суркова можно считать, по всей видимости, уваровское "самодержавие", прототипом "демократии" - "народность". Принципиальное отличие "суверенной демократии" от "официальной народности" - это отсутствие трансцендентной составляющей - некоей духовной "точки отсчета", аналогичной "православию" в уваровской формуле. Что это - следствие секуляризации и прагматизации политического дискурса либо проявление политкорректности и конфессиональной "равноудаленности"?

Судя по всему, речь идет вовсе не о политкорректности или нежелании привносить в политическую проблематику какое-либо религиозное начало. Речь о том, что в позитивистском сознании создателей "суверенной демократии" просто нет места для какой-либо трансцендентности. Поэтому сама концепция сугубо утилитарна, прагматична, технологична. Что, собственно говоря, и отличает принципиальным образом концепции, описывающие и моделирующие онтологический уровень реальности, от имитации такового при помощи политических и имиджевых технологий.

"Демократия" в концепции "суверенной демократии", которая понимается как коллективная, "соборная", осуждающая ипституализацию демократических процедур, напрашивается на сопоставление с концепцией "соборности" Алексея Хомякова. На первый взгляд подобное сравнение уместно: по Хомякову, "Собор" выражает идею собрания, не обязательно соединенного в каком-либо месте, но существующего потенциально без внешнего соединения. Это единство во множестве"¹¹. Сам по себе принцип соборности в Церкви означает, что ни патриарх, ни духовенство, ни даже Вселенский собор не являются абсолютными носителями истины. Таким носителем является лишь Церковь в целом¹². Она также определяется как реальность трансцендентного характера: "Церковь есть не множество лиц в их личной отдельности, но единство Божьей благодати¹³, живущей во множестве разумных творений, покоряющихся благодати"". То есть собор-

стр. 32

ность - это именно онтологическое состояние, а не механическое множество людей и не технология управления массами. "Демократия" в концепции Владислава Суркова напоминает соборность лишь внешне - по форме, по отсутствию характерных для либеральной демократии формальных институтов и правовых законов как главного регулятора взаимоотношений внутри соборного множества. Но в соборности отсутствие этих формальных регуляторов заменено трансцендентным фактором - Божьей благодатью. А ничего подобного в концепции "суверенной демократии" нет - там трансцендентный фактор заменен интересом и целесообразностью. Именно поэтому концепт "суверенной демократии" уместно рассматривать как сугубую технологию без онтологии.

Мобилизация vs. Энтропия

Появление концепта "суверенной демократии", в котором партия власти в качестве технологического инструмента востребовала именно идеологию консервативно-революционной направленности, является большим шагом вперед - и по сравнению с эпохой Ельцина, и по сравнению с началом эпохи Путина. Судя по всему, во времена ельцинского либерального идеологического "беспредела" любой текст о "суверенной демократии" признали бы "фашистским", "шовинистическим", "имперским", "антидемократическим" и "антизападным", а его автора вывели бы за пределы актуального информационного пространства. Теперь же подобные "суверенно-демократические" тексты сами стали "мейнстримом", а их авторы - "операторами" "официальной народности".

Концепт "суверенной демократии" имеет прежде всего мобилизационную направленность, его цель не в объяснении бытия, а в преобразовании социально-политической реальности. Поэтому если вслед за риторикой партия власти изменит также и реальную идеологию (с консервативно-охранительной на консервативно-революционную) и реальные приоритеты развития страны (со "стабилизации" на "инновационную модернизацию"), можно будет считать, что концепт "суверенной демократии" вышел за пределы утилитарных политтехнологий и наполнился неким онтологическим содержанием. В противном случае эта идеологическая программа так и останется красивыми энтропийными словесами, лишенными как онтологической достоверности, так и мобилизационного потенциала.

Примечания.

¹ Наиболее полно этот метод был раскрыт в восточнохристианском апофатическом ("отрицательном") богословии, развивавшемся в русле неоплатонизма (св. Дионисий Ареопагит, св. Максим Исповедник, св. Григорий Палама), в котором Бог описывался перечислением не того, чем Он является, а того, чем Он не является. См.: Булгаков СИ. Свет невечерний: Созерцания и умозрения. М., 1994. С. 93 - 130.

² См., например: Цымбурский В. ЗАО "Россия" //Русский Журнал. 8 мая 2002; Фурсов А. Государство, оно же корпорация // Эксперт-Украина. 20 февраля 2006.

³ Русский консерватизм XIX столетия. Идеология и практика. М., 2000. С. 14.

⁴ См. подробнее: Сокольская И. Б. Консервативна ли консервативная революция? О хронологической шкале политических теорий //Полис. 1999. N 6. С. 119 - 128.

⁵ См.: Европеец. Журнал И. В. Киреевского. М., 1989.

⁶ Тут и далее цитируется по: Сурков В. Национализация будущего (параграфы pro суверенную демократию) // Суверенная демократия. От идеи - к доктрине. М., 2006. С. 27 - 44.

⁷ О взаимосвязи идеологического, политического и художественного "текстов" в рамках единого личностного макротекста на примере Иосифа Сталина см.: Вайскопф М. Писатель Сталин. М., 2001.

⁸ Выступление Владимира Путина на встрече с участниками третьего заседания Международного дискуссионного клуба "Валдай" 9 сентября 2006 года. См.: www.edinros.ru/news.html?id= 115334.

⁹ Дугин А. Диктатура // Будущее российской государственности: Суверенная демократия? Диктатура? Империя? М., 2007. С. 204.

¹⁰ Казанцев А. Суверенная демократия: противоречия концепции //Политический журнал. 5 марта 2007. См. также: Казанцев А. "Суверенная демократия": структура и социально-политические функции концепции (в печати).

¹¹ Хомяков А. С. Письмо к редактору "L'Union chretienne" о значении слов "кафолический" и "соборный". По поводу речи отца Гагарина, иезуита //Хомяков А. С. Сочинения. В 2 т. Т. 2. М., 1994. С. 242.

¹² Лосский И. О. История русской философии. М., 1991. С. 35.

¹³ Хомяков А. С. Церковь одна //Хомяков А. С. Указ. соч. С. 5.

Publisher:

Permanent link for scientific papers (for citations):

Comments: