Автор: Франсуаз СИРОНИ, Рафаэлль БРАНШ

Данная статья является результатом совместного творчества психолога и историка: когда история группы насильственно пересекается с траекторией истории индивидуума, этот процесс требует такого междисциплинарного подхода, который способен принести явные преимущества для изучения намеренного нанесения увечий одним человеческим существом другому.

В целях проведения такого исследования мы намеревались коснуться некоторых вопросов, связанных с одним из крайних проявлений насилия, пыткой. Каковы ее цели? Что лежит в основе ее методов и каковы ее механизмы, если посмотреть вглубь? Кто такие эти пыточных дел мастера и какова их подготовка? Каково спасение от пытки, не только с точки зрения жертвы, но и с точки зрения пытающего?

Цели пытки

В противоположность имеющемуся мнению, истинной целью пытки является не намерение заставить людей заговорить, а желание их утихомирить. Тому есть много доказательств: предварительная подготовка "признаний" пыточными институтами, фальшивая информация, состряпанная заранее оппозиционными группами на случай ареста, и полная сумятица, которая является результатом пытки, что делает любую информацию по большей части ненадежной.

Каковы бы ни были обстоятельства, какова бы ни была культура, слова жертвы пытки удивительно стандартны. "Я не могу говорить об этом. Я боюсь... Это очень тяжело... Мне стыдно... Вы не можете понять...": вот, что обычно говорят люди, подвергшиеся пытке. "Как только вы заговорите, мы вернемся" - говорят пытающие своим жертвам. Каковы бы ни были обстоятельства, какова бы ни была культура, слова бывших солдат и тех, кто принимал участие в актах политического насилия, также идентичны: "Я не могу говорить об этом... Мне стыдно... Вам нужно было бы быть там, чтобы понять...". Пытка заставляет и пытавших и жертвы хранить общее молчание.

Целью является посредством жертвы пытки повлиять на ту группу, которой эта жертва принадлежит. Главной целью системы пыток является разрушение культурной идентичности, "обескультуривание" (Sironi, 1999, 2001); так как пытка действует через индивидуума в направлении своей истинной цели, группы, профессиональной ли, религиозной, этнической, политической, сексуальной или какой бы то ни было еще. Атаке подвергается именно коллективистское измерение, приверженность группе, которую агрессор выбрал в качестве своей цели. Когда процесс

Франсуаз Сирони - психолог, психотерапевт и старший преподаватель Университета "Париж-8". Она - один из основателей Центра "Примо Леви" (Париж), целью которого является забота о жертвах пыток, также принимала участие в основании Центра "Опора" в Перми (Россия) - реабилитационного центра для российских ветеранов, вернувшихся домой с войны в Афганистане 1979 - 1989 гг. с психологическими нарушениями и травмами. Она написала о своей практике в книге "Psychologie de la torture" (Paris: Odile Jacob, 1999). E-mail: Fsironi@aol.com.

Рафаэлль Бранш имеет докторскую степень по истории и преподает в Университете Марне-ла-Валле. Она также - ассоциированный исследователь института современной истории (l'lnstitut d'Histoire du Temps Present/CNRS), где она наряду с другими ведет семинар по колониальным репрессиям, администрации и наблюдению в XX веке. Ее диссертация была опубликована в переработанном виде под названием "La torture et l' ' armee pendant la guerre d'Algerie, 1954 - 1962" (Paris: Gallimard, 2001). E-mail: raphaell(5)club-internet.fr.

стр. 135

достигает своей цели, индивидуум, ставший жертвой пытки, всегда изолируется, он тот, кто впоследствии держится в стороне в том, что касается групповой принадлежности. С помощью средств обескультуривания, применяемых к немногим людям, которых затем намеренно отпускают на свободу, создаются групповые страхи, и состояние террора распространяется на все население.

Это групповое измерение пытки является, по нашему мнению, абсолютно неотъемлемым. Оно дает нам, во-первых, средства для лучшего понимания специфической природы и цели данного насилия и, во-вторых, определительный экзорсизм против всех эвфемизмов, которые э ходу по поводу субъекта пытки (Branche, 2001).

Самый важный из этих эвфемизмов, который, на самом деле, широко распространен, устанавливает своего рода классификацию пыток с точки зрения их предполагаемых целей. В частности, одна категория определяется как "разведывательная пытка", что означает пытку, используемую в целях добычи информации. Это различие между "разведывательной пыткой" и каким-то иным видом проводилось, например, большинством тех, кто имел отношение к войне в Алжире. Те, кто применяет насилие, искренне полагают, что их насилие некоторым образом уменьшается просто в силу того факта, что они могли указать на нужду в информации как предполагаемую цель.

Лежащей в основе этого идеей является то, что насилие здесь применяется рациональным образом, является средством, якобы соответствующим преследуемой цели; и, более того, даже если средства могут не получить одобрения, их рациональность останется. Данная идея, по существу, связана с другой: что этот вид насилия намного менее отвратительный, чем другие, которые не могли бы, возможно, применяться для достижения той же цели. Другими словами, выделение нечто как "разведывательной пытки" предполагает следующее положение в его основе: "поскольку разведка является приемлемой, даже необходимой целью, средства, используемые для ее достижения - хотя, естественно, и не всегда успешные - оправдываются задним числом, благодаря тому, что определялось приемлемостью или необходимостью". В настоящее время эта ситуация рассматривается как полностью и радикально отличная от использования пыток без такой предполагаемой цели, что было бы, напротив, отвергнуто, как патологическое поведение, садизм и т.д.

Это различие позволяет нам обойти молчанием существенную черту всех пыток: их психологические последствия для отдельных людей. Вне и сверх любой предполагаемой цели, как (может быть) добывание сведений, изначальным следствием пытки является не стремление заставить людей говорить, а желание утихомирить их. Почему это утихомиривает людей и каким образом? Ответ заключается в используемых методах и механизмах, поддерживающих пытки: методах, приводящих к настоящему психологическому разрушению и культурному отчуждению.

Факторы психологического разрушения и культурного отчуждения

Пытка всегда остается в сознании тех, кто прошел через нее: через несколько месяцев, десять лет спустя или сорок. Почему? Психологическое содержание, связанное с травмой, нанесенной пыткой, всегда сохраняет свой "окапсулированный" статус, константу внутри сознания пострадавшего, инертный, безжизненный, механический объект, который не может смешаться или соединиться с остальными мыслями; и по очевидной причине: он не более ни менее, чем чистый "фрагмент негативности" (Nathan, 1994), который был "внедрен" в пациента. Как это делается? Чтобы ответить на это, нам придется проанализировать методы пытки, с одной стороны, а с другой, обратить наше внимание на пытающих и откуда они "берутся".

Методы, используемые системами пыток, предоставляют безошибочное свиде-

стр. 136

тельство намеренной и зловредной природы этих систем. Когда бы ни применялись пытки, методы оставались одними и теми же. Они могут быть классифицированы следующим образом:

- лишение еды, питья, медицинского ухода; длительная изоляция и т.д.;

- террор, намеренно осуществляемый путем издевательств, неоднократных попыток убийства, принуждения заключенных к мучительству друг друга или членов семьи (ребенка, отца, матери), принуждения присутствовать при пытках или изнасиловании любимых и т.д.;

- боль, причиняемая систематическими избиениями, электричеством, "телефоном" (систематические удары по ушам), выдергиванием ногтей, прижиганием сигаретой или ударами, наносимыми по подошвам ног (бастинадо);

- нарушение табу или унижение путем изнасилования или разных форм сексуального насилия, принуждения к поеданию экскрементов или выпиванию мочи, насмешек над размерами гениталий или их формой; принуждение жертвы лаять по-собачьему или прыгать, как жаба и т.д.;

- искусно поставленные сцены, такие как "ягуар" или "вертел" (подвешивание за запястья и лодыжки, сведенные вместе), раскаленные щиты, приложенные к обеим сторонам тела или "мытье в ванне" (когда голова жертвы погружается в ванну, полную экскрементов или рвоты) и т.д.

Тот факт, что подобные методы так часто используются, не должен истолковываться как следствие универсальности отдельных перверсий и их сценариев; напротив, эти подобия являются отражением межправительственных соглашений о сотрудничестве военных и полиции, касающихся обучения методам допроса или использования оборудования для подчинения закону или пыток (Amnesty International, 2002, 2001а, 2001b).

Что за механизмы лежат в основе пыток?

Психологический ущерб или даже разрушение могут быть вызваны почти экспериментальным способом. Пытка - это то, что оказывает влияние на способ мышления жертвы путем оставления физического или психологического отпечатка.

Саморазрушительное поведение может быть вызвано путем воздействия этим способом на тело. Это то, что происходит в случае часто используемого метода "подвешивания": Франсуаз Сирони отмечала, вне зависимости от страны, значительное преобладание и актуальность саморазрушительного и самоунижающего поведения в жертвах, которые подвергались пыткам именно этим конкретным способом, по сравнению с теми, кто через них не прошел. Связь такова: непереносимая боль, ощущаемая после нескольких часов подвешивания, вызывается тяжестью своего собственного тела. Вы чувствуете боль внутри, и все это благодаря вашим собственным органам.

Пытка используется для манипулирования сознанием через воздействие на тело. Действующие при этом механизмы в данных процессах трансформации дают вполне отчетливое представление, что происходит при применении пытки: эти механизмы являются инверсией, преобладанием бинарного порядка, нарушением культурных табу и чрезмерности.

Возьмем первый механизм, инверсию: превращение каждой границы в то, что может быть нарушено, является частью набора намеренных действий пытающего. Палач начинает с того, что делает внутренние субстанции тела существующими вовне, а внешним субстанциям придает внутренний статус. Субстанции, которые в обычных условиях находятся вне тела, вталкиваются внутрь него, или назад в него, что находит выражение в насильственном поглощении жидкостей или твердых предметов, которые были исторгнуты из тела (рвота, моча, фекалии). Электрический шок или прижигание сигаретой имеют ту же функцию. Зоны взаимозамены внутреннего и внешнего нарушаются и на них совершается покушение именно этим способом.

Второй механизм, который действует в пытке заключается в том, что насаждается бинарный порядок: осуществляется си-

стр. 137

стематическая смена фаз: периоды заключения в камере чередуются с пытками, изоляция с допросами, чередование "хороший полицейский/плохой полицейский" сочетается с чередованием двух диаметрально противоположных отношений палачей к своим жертвам. Пытка этим способом устанавливает всепоглощающий, тотальный режим. Чередование настолько тесное, смена фаз настолько частая, что нарушается различение логических расстояний, ведущие к путанице, растерянности, иногда к клинической сидерации. Это иллюстрируется свидетельством одного из психотерапевтических пациентов Франсуазы Сирони: его много раз избивали до крови и пытали электричеством (электроды прикладывали к кончикам пальцев, к подошвам ног, к соскам и головке полового члена). "Но самым худшим, - сказал он, - было в конце, когда они пришли забрать меня из тюрьмы. Это были те же, кто пытал меня; те же самые - но неузнаваемые; они были вежливы; они заботились обо мне; они были даже озабочены моим здоровьем, и они давали мне сигареты, пищу, питье. В камере еда была намеренно пересолена, чтобы заставить меня чувствовать себя хуже; но теперь все было по-настоящему хорошо. Они хлопали меня по плечу, дружески; они разговаривали со мной так, как будто я был их маленьким братом, давали мне советы: "А теперь иди и не начинай все сначала - просто оставь все; это глупо. Ты же видишь, как тебе нравится это, не так ли?"

Третий механизм психологического разрушения, носителем которого является пытка, имеет отношение к нарушению культурных табу. Для того чтобы разрушить связь индивидуума с коллективом, которая переплетается внутри каждого из нас, и вынудить индивидуума к изоляции внутри сообщества, система пыток инсценирует преступление культурных табу. Наиболее важное значение имеет в данном случае контекст; часто намеренно прибегают к использованию процедур, обладающих специфичной культурной значимостью для жертвы пыток. На Тибете, например, буддистских монахов-вегетарианцев, содержащихся в китайских тюрьмах, направляют выполнять обязанности по кухне и заставляют готовить, а потом и есть мясные блюда. Другой пример: подвешивание груза к половому члену для представителя Запада представляет собой пытку, хотя, по существу, здесь нет ничего такого, что делает ее таковой, самой по себе или при полностью иных обстоятельствах: в Индии, например, некоторые Саддху подвешивают груз к своему половому члену в качестве акта преодоления самого себя. Каждое покушение на элементы, которые исполнены культурного значения, либо несут в себе угрозу культурной идентичности, либо, напротив, строгой закрытости определенных культурных групп, объединенных вокруг элементов, имеющих для них большое значение. Фанатизм имеет свои корни в этом типе сценариев, намеренно задумываемых мастерами психологической дестабилизации.

Четвертый механизм - это чрезмерность. Точное, строгое соответствие телесных и умственных впечатлений также используется этими системами в целях психологического разрушения. Акт и облечение в слова намерений, лежащих в его основе, являются в данном случае сопутствующими и избыточными. Нам нужно поработать с подвергнутыми пытке для того, чтобы вновь выявить слова, произносимые их мучителями в то время; и мы часто обнаруживаем, что палачи говорят: "Ты никогда впредь не будешь мужчиной" или слова с тем же смыслом при использовании пыток, связанных с сексуальным воздействием. Эти слова являются настоящим предписанием, словами, которые работают. "Если заговоришь, мы вернемся". "Ты просто ничтожество - кусок дерьма". "Ты сломаешься". "У нас есть способы уничтожить тебя"... Эти слова все еще действенны и через годы после пыток; вот почему приказы палачей должны быть разобраны по деталям при прохождении курса психотерапии.

Кто такие мучители?

Палачи образуют группу, одним из оснований которой является общая практика

стр. 138

пытки. Эта практика покоится на преступлении общепринятых ценностей, включая и тех, что имеют отношение к ведению военных действий, обычным актам боевых действий. Пытка возможна, только если индивидуумы, прибегающие к ней, обладают определенными общими идеями. Что это за идеи?

Мы находим некоторые ответы в их историческом контексте на примере войны 1954 - 1962 гг., которую вели французские экспедиционные силы против движения за независимость Алжира. Прежде всего, пытка безусловно является одним из продуктов долгой колониальной истории (Branche, 2001). Она связана с построением иерархических взглядов человечества. Одним из частных примеров этого является колониальное законодательство: несмотря на тот факт, что именно универсальность послания Французской революции обеспечила основу "цивилизационной миссии" французской колонизации XIX века, французская колониальная империя, на самом деле, покоилась на многих различиях и между индивидуумами и между сообществами. Все они были организованы в форме системы ценностей, определенной французами; и это способствовало возникновению, поддерживало и питало взгляд на мир, в котором разные индивидуумы имели разные права. Одна из версий этого расистского способа построения мира проглядывает в отдельных творениях, исследующих, например, "способ отношения различных наций к боли" (градация от желтой расы к черной ... и от имеющей отношение к ментальной сфере до физической).

Внутри этого сконструированного порядка вещей алжирцы занимали свое собственное особое место; и в случае с ними всегда были представления, порожденные насилием: часто изображаемый с ножом в руке, алжирец ассоциировался с образом режущего лезвия, внезапной опасности. Этот образ широко использовался среди общественности во время войны, подкрепляемый жестокостями ФНО или междуусобным насилием среди алжирских националистов, как во Франции, так и в Алжире. Перерезание горла и кастрация давали публицистам возможность выпячивать варварство и жестокость врагов Франции.

Этот умственный настрой, берущий свое начало в колониализме, служил питательной почвой определенных форм насилия, используемых по отношению к людям, рассматриваемым как не имеющим полностью отношения к общепринятым представлениям о гуманизме. Он мобилизовывался, питался и использовался как составная часть стратегии, направленной на то, что французские военные называли "революционной войной" или "подрывной деятельностью".

Давайте приведем другой пример значения идеологии как вспомогательного средства в практике пыток. Роберто Гаретон, чилийский адвокат и борец за права человека, однажды сказал: "Свобода в Чили день за днем сводится на нет - временами, как это ни странно, когда военные убивают намного меньше, чем раньше. В настоящее время люди стали своими собственными стражами: каждый журналист осуществляет самоцензуру; имеется очень мало информации, потому что ныне страх превратился во внутренний фактор. Мы являемся свидетелями возникновения двойной сущности людей. Больше нельзя говорить о том, чем по-настоящему является Чили. Последствием диктатуры является то, что мы сейчас говорим: "Это Чили - и это не имеет ко мне больше никакого отношения""¹ .

Это создание двойной сущности связано с субъективной мотивацией сил закона и порядка, которым была поручена задача подавления; поскольку, по их мнению, проблема заключалась (и всегда состоит) в противостоянии "подрывной деятельности". Рекомендуемый путь решения ее связан с ведением войны силами самого населения посредством системы информаторов, инфильтрации, пыток и исчезновений. Это мышление базируется на потребности захвата и удержания власти; и в этом выступает со всей очевидностью то, что война силами населения в то же время была и войной против населения.

То же можно было бы сказать о практике пыток французской армии, даже если этот аспект не всегда очевиден для тех, кто ее осуществлял. Что происходи-

стр. 139

ло, так это то, что французские военные теоретики, которые пользовались подавляющим влиянием в течение всех решающих лет войны в Алжире, были убеждены, что они могут "отделить рыбу от воды" и следовать стратегии убеждения населения, основывающейся на значительной доле страха и террора, как противовеса тому, что проводилось ФНО. Уроки, вытекающие из этих методов - в сочетании с другими теоретическими источниками и практическими соображениями - были изучены диктаторскими режимами Латинской Америки, которые приспособили их к политически радикальным целям.

Мы подходим теперь к последнему из ингредиентов, способствующих развитию пыток: военной структуре, структуре приказов, в которой отказ от подчинения практически невозможен. В Алжире в 1954 - 1962 гг. война была одной из неожиданных атак; страх был вездесущ, питая сознание иноземности, охватившее всю страну, в которой действовали французские солдаты. Военная структура состояла из небольшой группы участников военных действий: они формировали первичные установки каждого отдельного солдата. Потребность в сохранении этой группы была жизненно необходима: от нее зависело выживание; и здесь роль лидера была фундаментальной, также как и давление со стороны группы. В подобных обстоятельствах особенно трудно оказаться непричастным.

После окончания войны ситуация изменилась. Правда то, что группа может сохраняться в сознании отдельного человека; молчание по поводу того, что происходило во время войны, о том, что кто-то совершал, могло стать привычкой. Но возможно и нарушение молчания; и это может быть частью движения к гражданской жизни, которая знаменует возвращение к иному способу быть человеком. Разговор об этом может помочь поколебать последствия пытки на солдата, но это также является рискованным для него: риск оказаться перед судом других - или даже перед судом закона.

Свидетельство полковника Томаса

Некоторые бывшие участники военных действий настаивали на свидетельстве о применении пыток, особенно во время войны в Алжире. Полковник Пьер-Альбан Томас был одним из них. "Мужество - изначальное качество военного человека; и мужество сегодня должно облечься в форму признания в том, что кто-то когда-то видел и сделал, даже если это связано с большой болью и незначительной славой. Скрыть это - значит проявить трусость" - заявил он при объявлении "Амнести Интернешнл" в октябре 2000 года кампании против пыток. После участия в коммунистическом движении Сопротивления, он выбрал в качестве своей карьеры службу в армии; он служил в Индокитае, а затем в звании капитана был направлен в Алжир, где командовавший им полковник назначил его главой Второго Бюро, подразделения, ответственного за разведку. Именно в этом качестве и во время этой войны Томас столкнулся с практикой пыток и попытался ограничить то, что он рассматривал в качестве одного из эксцессов войны. Его желание выступить свидетелем о формах насилия, использовавшегося французской армией в Индокитае и Алжире, послужило причиной того, что он вел дневник в течение войны, который он позже отредактировал и издал в 1990-х гг. и в 2002 г. Без сомнения, он видел в этом сохранение порядка в своей жизни, упорядочивая то, что временами разваливалось на зыбучих песках войны и ее императивов.

Свидетельства бывших участников военных действий могут помочь нам осветить то, как случается, что человек становится палачом. Ведь люди, действительно, становятся палачами, а не рождаются ими; это мы утверждаем не из желания найти им оправдание, но в результате исследования процесса воспитания мучителей (Sironi, 1999). Были выделены различные методы, три из которых предлагаются в данной статье: применение травматических методов к "обучаемым"; разрушительное, убийственное влияние подоплеки насильственного разрушения культурной идентичности; обучение посредством действия (в случае военных действий).

стр. 140

Первый пример: использование травматических методов

Одним из путей превращения человека в мучителя является путь посвящения. Травматическое посвящение направлено на введение палача в группу единомышленников, отличающуюся сильным чувством принадлежности (армейское подразделение, ячейка ополчения и т.д.), при использовании травматических методов для достижения этой цели. Один из примеров травматической процедуры очень хорошо проиллюстрирован в документальном фильме, снятом Йоргеном Флиндтом Петерсоном и Эриком Стивенсоном в 1982 году, состоящем из интервью с бывшими греческими пыточных дел мастерами с упором на обсуждение подготовки, которую эти мучители получали в секретной полиции при режиме "черных полковников"² . Он раскрывает, как с помощью травматических методов удавалось превратить молодых греческих рекрутов в палачей. Обучение продолжалось четыре месяца и было разбито на три стадии:

- первая стадия; начальное рекламирование идентичности обучаемого путем расхваливания определенных качеств, таких как сила, отвага, дисциплина, выносливость и т.д. Мы можем отметить, что инструкторы принимали непосредственное участие в обучении, маршах, упражнениях на выносливость. Вне зависимости от возраста, они были самыми стойкими и всегда оставались таковыми;

- вторая стадия: на этой стадии изначальная идентичность рекрута отходит на задний план. Те же инструкторы вдруг становятся оскорбительными, унижающими и непредсказуемыми; их приказы полностью противоречивы и абсурдны; они намеренно разрушают любую личную связь рекрута с его прежним миром (такую как фото его девушки);

- затем наступает третья стадия: создание новой идентичности. Упор еще раз делается на силу и отвагу и на теоретическую индоктринацию, основанную на четком разделении: мы и они (враг). Посвящение завершается официальной ритуальной церемонией: вручение берета, символизирующего членство в специальном корпусе полиции. Посвящение организовано таким образом, чтобы первым, что должны сделать новые рекруты после того, как они вернутся после вечера, проведенного в городе, где они доказывают, что неподвластны общим правилам (кутеж, превышение ограничения скорости и т.д.), была пытка узника. "И нам не нужно было повторять дважды", - комментировал один из бывших палачей.

Второй пример: подавляющие обстоятельства, направленные на потерю культурной идентичности

Национальная или культурная группа, которая на протяжении своей истории претерпевала повторяющиеся насильственные процессы культурной ассимиляции, может служить чрезвычайно питательной почвой для подготовки палачей. Идеология выступает здесь как насильственная культурная ассимиляция в том случае, если она не оставляет никакой связи между изначальной культурой и новой ее формой, которую она стремится навязать; и повторяющиеся насильственные акты, направленные на культурную ассимиляцию, способствуют возникновению людей, полностью не связанных со своей родственной группой, людей, которые стали "чистыми фрагментами негативности. Такова ситуация, характерная для детей-солдат Мозамбика и Сьерра-Леоне, или детей из отрядов "красных кхмеров" в Камбодже, которых вынуждали убивать своих отца и мать. Таким способом любой след прошлого стирается, и эти дети низводятся до состояния, при котором у них нет иного чувства принадлежности, как только к армии или банде, которые завербовали их и держат их как рабов-убийц. Руанда является другим примером, демонстрирующим влияние процессов насилия на вынужденную культурную ассимиляцию, которая в этом случае была делом становления нечто иного, чем то, чем, по вашему мнению, вы были: мы имеем в виду процессы, посредством которых создавались этнические идентичности в ходе колониальной истории Руанды.

стр. 141

стр. 142

Третий пример: действие создает палачей

В этом случае становление палача осуществляется через действие и благодаря действию: оно обусловливается военной ситуацией, которая является следствием войны и возникает в результате конфликта. Здесь мы можем привести пример ветеранов Красной Армии, наблюдаемых Франсуаз Сирони в Перми, на Урале. Они узнали, что их отправляют служить на войну в Афганистан, за несколько часов до приземления в Кабуле. Логикой войны были слова: "Я убью вас или вы убьете меня", бесконечно повторяемые во время военных операций.

Марсель: давние рубцы алжирской войны (история одного случая)

Франсуаз Сирони: "Когда я начала лечить Марселя, он в шестой раз уже был положен в госпиталь. Он лечился в психиатрической больнице в Парижском регионе, куда его поместили по просьбе его матери и брата. Он работал корабельным инженером торгового флота, но в связи с ссорой с морским офицером после дня беспробудного пьянства, его уволили и списали на берег. После многих лет блуждания по разным судоверфям и выполнения "случайной работы", он все еще не мог забыть особого мира жизни в море на торговом флоте. Он решил пойти поискать работу в доках, но без особых ожиданий; его сердце больше не лежало к этому. Сокращение производства на судоверфях, а затем и их закрытие значило слишком много для него, и он был причислен к "долговременно безработным" без надежды найти работу; когда он перешагнул пятидесятилетний рубеж, заключение "слишком стар" звучало как похоронный звон. Слишком стар? Он? Обладающий такими знаниями? И где же он найдет тогда работу? Весь регион находился в упадке. Марсель был женат, но его жене надоели его запои и приступы ярости. Он замкнулся в себе, угрюмый, не имея больше ничего общего с теми, кто находился вокруг него; он мог проводить часы, сидя за кружкой, прокручивая, как в фильме, свои путешествия и напоминая себе, как пахнут двигатели его корабля. Не имея работы, он вернулся жить к матери, в пригород Парижа. Она приняла его, сказала она нам, из старания удержать от дальнейшего падения.

Марсель становился очень агрессивным каждый раз, когда его направляли в госпиталь, рассматривая это как непереносимую несправедливость. Мне надоедали его бесконечные общие рассуждения; жесткая неизменная сущность наших сеансов терапии стали чем-то большим, что я могла вынести. Каждый раз я искала некоторый существенный элемент, который, подозревала, должен быть; что-то, что должно было лежать в основе его нынешнего поведения. Мы уже работали над психологическим воздействием потерянных миров, что в его случае было миром кораблей. Существовали экономические причины, почему корабль, на котором он работал, стоял в порту на протяжении многих лет, а закрытие судоверфей привело к исчезновению целого мира: он уже никогда не вернется. Но что было до того? "Обычное" детство не давало ключей к разгадке. Затем выход пришел ко мне, по мере того как я стала размышлять о его возрасте. Марселю было хорошо за пятьдесят; и я спросила его, участвовал ли он в войне в Алжире? Он смотрел некоторое время мне прямо в глаза; затем взорвался. "Какого черта вам нужно? Это не имеет никакого отношения! Вам лучше заткнуться по поводу всего этого". Он протестовал столь горячо, что я укреплялась в убеждении. "Нет, наоборот, это имеет прямое отношение к вам. Война в Алжире не завершилась с подписанием мирных соглашений. Она продолжалась гораздо дольше - она продолжается до сих пор в головах тех, кто там был... тех, кто проиграл". И снова Марсель смотрел на меня не отрываясь и неожиданно более спокойно; я продолжила прямиком: "Не хотите ли рассказать мне об этом?". Начиная с того дня, наши сессии были посвящены отчетам о том, что случилось на войне, на "его" войне. Мы пригласили его мать и брата; иногда одного из "хронического" пациента отделения, кто также воевал в Алжире. С того момента Марсель стал другим человеком. Он никогда больше не попадал в психиатрическую больницу; я встречала его несколько раз посещавшим амбулаторную клинику, а потом он уехал жить в Сент-Назер.

Комментарий: От Джебела в Алжире до момента упадка судоверфей история Марселя была собранием обрывков нашей коллективной истории - политической, социальной, экономической - всего, что "привело" к

стр. 143

психопатологии. Нельзя затушевывать влияние внутренних психологических конфликтов, сложностей отношений между отцом и сыном; но они дают дополнительный ракурс причинно-следственным связям, пронизывающим нашу психическую жизнь, связывающим ее и оставляющим на ней отпечаток нашей коллективной истории: политической, экономической, социальной, нормативной и так далее. Эта коллективная история оставляет свои следы на жизни, болезненные рубцы, которые воздействуют не только на конкретного человека, но и на его семью и окружение, на работе и в обществе.

Обучение палачей также зависит от обучения во время отсутствия военных действий, в мирное время или в течение промежутков между сражениями. Возвращаясь снова к советско-афганской войне, разведроты состояли из призывников, завершивших первую часть своей службы в качестве пограничников на советско-китайской границе. Бездействие было главным в их образе жизни; и они были приучены к стрессам, связанным с обязанностями часовых. Обучение посредством действия/бездействия является образчиком чередования, также имеющим место во французском Иностранном Легионе: легионеры должны быть всегда в действии. Вне зависимости от того, что они делают, даже если им делать нечего, они должны быть в действии - однако, каким бы парадоксальным это ни казалось, в бараках не происходит ничего: ничего на протяжении всего дня. Бесконечное напряжение бездействия (очевидное, но эффективное), бередит их потенциал воинственности.

Пытка: как найти выход?

Влияние пытки на тех, кто прошел через нее, продолжается на протяжении длительного времени, поскольку она заключается в нанесении ран одним человеческим существом другому. Невозможно эффективно лечить жертву пытки без того, чтобы при участии пациента мысленно постичь намерение агрессоров, избегая попытки исследования вместе с пациентом намерения разрушить то, что лежит в основе методов пытки. Самым важным в психотерапии жертвы является не работа над эмоциями. Центральным объектом служит побуждение к возобновлению работы мыслительного аппарата в тех проявлениях, в которых он разрушен под воздействием пытки в результате связи с тотальным господством, наряду с болью и присутствием смерти.

Терапевтическая работа, проделанная с бывшими участниками военных действий (опыт работы в Перми, на Урале и работа по лечению бывших легионеров или призванных на войну в Алжире), состоит в нахождении ответа на вопрос: как человеку избавиться от войны, если однажды он был превращен в ее участника? В психотерапии мы практикуем построение системы, открытие вновь мотивов, лежащих в основе системы, превратившей пациентов в то, чем они стали, убийц и мучителей. Явно необходимо позаботиться о травмированных ветеранах войны, хотя бы по причинам профилактики: поскольку если их оставить наедине с их герметически закупоренной памятью, они могут стать настоящими человеческими минами замедленного действия или прибегнуть к домашнему или общественному насилию в гражданской жизни.

Пытка является элементом крайнего насилия. Жертвы пытки имели доступ к вещам, которые обычно скрыты, к темной стороне человеческой личности - однако то же самое касается и палачей! Пытка представляет собой намеренную попытку разрушения, дегуманизации, осуществляемую людьми, которые находятся в ситуации, исключающей любое сопереживание с жертвами. Это исключение сопереживания было намеренно навязано, сфабриковано, усовершенствовано системами пытки и невидимыми контролерами. Положение исследователя или клинициста, работающих над этой "темной стороной" человеческой психики - это нечто, связанное с самоотдачей. Анализируя, стараясь понять, излечивая жертв и исполнителей политического насилия - все это не является нейтральной деятельностью, будь то для психолога или историка. Исследование и публикация находок является неотъемлемой частью этой сферы; они представляют собой

стр. 144

деятельность, выполняющую политическую функцию, поскольку выявляя, они стремятся "разделаться": разобрать, обнажить, откинуть покрывало и осветить дневным светом исторические, политические и психологические механизмы пытки.

Совместная работа в этих двух дисциплинах, истории и психологии, возможна и, на самом деле, необходима в связи с явными преимуществами, которые связаны с решением задачи увидеть в больших деталях в нашей коллективной истории устойчивые последствия насилия для человека.

Примечания

¹ Программа, озаглавленная "Пассерель" [Проход], переданная в эфир по радиостанции "Франс-Культур" 26 марта 1988 г.

² Документальный фильм "Сын твоего соседа" (Le fils de ton voisin). Хранится в центре видеодокументов "Amnesty International". Молодые рекруты находились в учебном центре ESA, тренировавшем военные наборы KESA, специального корпуса греческой армии.

Библиография

AMNESTY INTERNATIONAL. La torture ou l'humanite en question. P.: Amnesty International, 2000.

AMNESTY INTERNATIONAL. Pour en finir avec le commerce de la souffrance. P.: Amnesty International, 2001.

AMNESTY INTERNATIONAL. Report 2001. P.: Amnesty International, 2001.

Branche R. La torture et l'armee pendant la guerre d'Algerie, 1954 - 1962. P.: Gallimard, 2001.

Nathan T. L'influence qui guerit. P.: Odile Jacob, 1994.

Sironi F. Bourreaux et victimes. Psychologie de la torture. P.; Odile Jacob, 1999.

Sironi F. Les veterans des guerres 'perdues'. Contraintes a la metamorphose // Communications. 2000. N 70. P. 257 - 270.

Sironi F. Les strategies de deculturation dans les conflits contemporains. Nature et traitement des attaques contre les objets culturels // Sud Nord. "Traumatismes". 2001. N 12. P. 29 - 47.

Sironi F. Les laisses pour compte de l'Histoire collective. Psychopathologie des mondes perdus // Psychologie francaise. P.: Dunod, 2002.

Thomas P-A. Les desarrois d'un off icier en Algerie P.: Le Seuil, 2002.

Permanent link to this publication: