Перед советскими историками возникают все новые вопросы, требующие изучения и разрешения. К ним относится, в частности, вопрос о патриархально-феодальных отношениях у кочевых народов. Дореволюционная историческая наука накопила большой фактический материал по истории этих народов. Однако она не смогла правильно обобщить конкретно-исторические данные и дать верную характеристику социально-экономической основы кочевого общества. Среди буржуазных историков преобладало представление о том, что кочевые народы вследствие специфических особенностей скотоводческого хозяйства не могут в своем историческом развитии подняться выше родового строя. Труды советских ученых показывают несостоятельность этой точки зрения. Советскими учеными доказано, что у кочевых и полукочевых народов бывших окраин царской России, а также у некоторых народов зарубежного Востока господствовали феодальные отношения, хотя и имевшие свои особенности.

Известный труд Б. Я. Владимирцова "Общественный строй монголов" (Л. 1934) явился ценным вкладом в советскую науку. Опираясь на большой фактический материал, Б. Я. Владимирцов правильно подчеркнул феодальный характер общественного строя монголов. Однако советские историки не согласились с выдвинутым в его труде понятием "кочевого феодализма". Общественные отношения у кочевых народов нельзя рассматривать как особый, "кочевой" тип феодального строя. У кочевых народов существовало в сущности то же феодальное общество, что и у земледельческих народов. У большинства кочевых народов господствовали патриархально-феодальные отношения. Но отдельные кочевые народы преодолевали пережитки патриархально-феодальных отношений и переходили к более высокой ступени феодального строя¹ .

Вопрос о патриархально-феодальных отношениях у кочевых и полукочевых народов вызывает разногласия. С 30-х годов эта проблема привлекает к себе внимание советских ученых, посвятивших ее изучению ряд монографических исследований и специальных статей² . Вопрос о феодализме у кочевых народов являлся предметом дискуссий, проводившихся в Москве, Ленинграде, Ташкенте, Алма-Ате и других научных центрах СССР. Он широко обсуждался на объединенной научной сессии Академий наук республик Средней Азии и Казахстана, состоявшейся в 1954 г. в Ташкенте. Дискуссия о сущности феодально-патриархальных отношений у кочевых народов развернулась и на страницах журнала "Вопросы истории". В N 6 журнала за 1954 г. была опубликована статья Л. П. Потапова, воспроизводившая основные положения его доклада на ташкентской сессии. На эту статью откликнулся С. Е. Толыбеков (Алма-Ата),

¹ См. "История Монгольской Народной Республики". Т. I. М. 1954, стр. 86 - 89, 118 - 127.

² См. П. В. Погорельский и В. Ф. Батраков. Экономика кочевого аула Киргизстана. М. 1930; С. П. Толстов. Генезис феодализма в кочевых скотоводческих обществах. Основные проблемы генезиса и развития феодального общества. М. 1933; Б. Я. Владимирцов. Общественный строй монголов. Л. 1934; С. А. Токарев. Докапиталистические пережитки в Ойротии. М. 1936; Л. П. Потапов. Очерки истории Ойротии. Новосибирск. 1933; И. П. Петрушевский. Очерки по истории феодальных отношений в Азербайджане и Армении в XVI - начале XIX века. Л. 1949; А. Ю. Якубовский и Б. Д. Греков. Золотая Орда и ее падение. М. 1950; А. Н. Бернштам. Очерки истории гуннов. - Л. 1951; М. П. Вяткин. Казахское общество в середине XVIII в. Алма-Ата. 1940, и другие.

противопоставивший взглядам Потапова свое понимание сущности патриархально-феодальных отношений у кочевников ("Вопросы истории", 1955, N 1). В обсуждении вопроса на страницах журнала приняли участие Г. П. Башарин (Якутия), И. Я. Златкин (Москва), М. Э. Эфендиев (Баку), С. С. Зиманов (Алма-Ата). Итоги дискуссии обсуждались историками Ленинграда, Баку, Алма-Аты, Уфы и Сталинабада. Редакция получила также ряд замечаний об итогах дискуссии от отдельных ученых Москвы, Ленинграда, Алма-Аты, Сталинабада и других городов.

Редакция считает, что решение многих спорных вопросов затрудняется тем, что конкретная социально-экономическая история кочевых народов недостаточно изучена. Даже в тех случаях, когда мы располагаем достоверными данными по истории одного из кочевых народов, нельзя выводы, основанные на этих данных, распространять на все кочевые народы. Неправильно также делать заключения, опираясь на факты, относящиеся к различным эпохам исторического развития. Л. П. Потапов отступает от конкретно-исторического метода, когда пытается делать выводы на основе отдельных данных из истории гуннов, скифов, монголов, казахов и других кочевников, отделенных иногда друг от друга периодами в 10 - 15 столетий. Такую же ошибку делает и С. Е. Толыбеков, когда выводы, основанные на данных из истории казахского народа, безоговорочно распространяет на все кочевые народы. Из этого не следует, конечно, что конкретные наблюдения ученых по истории отдельных кочевых народов не дают материалов для изучения общих закономерностей и особенностей их развития.

Необходимо уделить большее внимание дальнейшему изучению феодальных отношений у отдельных кочевых народов на различных этапах их развития. Лишь на этой основе можно правильно решить спорные вопросы, затронутые в ходе дискуссия. Редакция считает, однако, возможным высказать свое мнение о некоторых из них. Это прежде всего вопрос о роли земли как средства производства в материальном производстве кочевых народов и в их феодальном общественном строе. Нельзя согласиться с мнением С. Е. Толыбекова и некоторых других товарищей, что в условиях кочевого хозяйства земля как фактор материального производства не играет существенной роли, что она достается обществу кочевников, используется и воспроизводится им без всяких или почти без всяких трудовых затрат и потому утрачивает характер и значение средства производства и, во всяком случае, не является основным средством производства.

Конкретные данные из истории различных кочевых народов убедительно говорят о том, что у всех них земля (пастбищные угодья) играла роль основного средства производства. Как показывает история монголов, казахов и других народов, феодализирующаяся знать в процессе разложения родового строя захватывала в свои руки право распоряжения земельно-пастбищными угодьями. Это и знаменует собой начало становления феодального строя у кочевых народов. На земле, составлявшей фактическую собственность феодалов, кочевники - непосредственные производители - не только пасли скот феодалов, но и строили жилища, оборудовали зимние стойбища, устраивали примитивные водоемы и колодцы, производили заготовку сена и т. д. Феодальная собственность на землю и пастбищные угодья создавала условия для обогащения феодалов, эксплуатации ими при помощи тех или иных форм внеэкономического принуждения рядовых общинников, увеличения принадлежащего феодалам поголовья скота и упрочения политического могущества феодальной знати. Вся история кочевых народов в период феодализма представляет собой цепь непрерывных войн с соседями и внутренних феодальных усобиц, вызванных стремлением феодальной знати к расширению своих земельных владений, к захвату новых земельных пространств.

Некоторых историков смущает то обстоятельство, что у кочевых народов не существовало феодальной собственности на землю в ее "чистой", "классической" форме. Однако история не только кочевых, но и оседлых, земледельческих народов знает бесконечное разнообразие форм такой собственности, как и форм феодальной зависимости; вместе с тем происходила эволюция форм феодальной собственности во времени в рамках одной и той же страны. Например, в кочевых районах Внутренней и Внешней Монголии владетельные князья, в течение столетий лишь регулировавшие перекочевки и распределявшие пастбищные угодья, с конца XIX в. выступали уже в качестве продавцов этих угодий, сдавали их в аренду, причем доходы от этих операций целиком шли в их пользу. Формы феодальной собственности на землю в Киевской Руси отличались от форм феодальной собственности в России XV - XVII вв., а от этих последних от-

личались формы собственности на землю русских помещиков-дворян XVIII века. Так было и в странах Западной Европы.

Но при всем разнообразии форм феодальной собственности (и соответствующих им форм феодальной зависимости) общим и определяющим для них является то, что собственность феодала на землю служит в его руках орудием закабаления и эксплуатации трудящихся. Отрицание феодальной собственности на землю у кочевых народов ведет к отрицанию у них феодальной эксплуатации, не дает возможности понять процесс формирования класса эксплуататоров и класса эксплуатируемых, лишает вообще всякого смысла самое понятие "патриархально-феодальные отношения". Общественная структура и социально-экономическая эволюция того или другого народа определяются не видом хозяйства (земледельческое, кочевое, полукочевое, полуоседлое и т. д.), а характером существующих форм собственности и основанных на них производственных отношений. Ничем не может быть обосновано мнение о том, что кочевые народы не в состоянии перейти к феодализму до тех пор, пока они не перейдут от скотоводства к оседлому земледелию.

Некоторые участники дискуссии приводили убедительные факты, свидетельствующие о том, что феодалы-кочевники не обладали правом отчуждения земли и пастбищных угодий. Но даже если отвлечься от этих фактов, нельзя не признать, что эти феодалы фактически пользовались правом собственности на землю. Русские помещики XVI - XVII вв. (как и многие категории феодалов в странах Запада) также формально не обладали правом отчуждения принадлежавших им поместий, но они от этого не переставали быть феодалами, эксплуатировавшими своих крестьян. К тому же феодалы в кочевом обществе, во всяком случае, пользовались правом передачи принадлежащих им земельных владений по наследству, осуществляя его как право-привилегию, то есть типично феодальное право. Нельзя отрицать того, что у кочевых народов Средней Азии и Казахстана существовала наследственная каста "белой кости", всякого рода ханов, султанов, биев и т. д., что и после присоединения этих народов к России эта каста продолжала существовать, эксплуатируя рядовых кочевников, теперь уже при участии и содействии царизма. Нельзя отрицать и существования у кочевой знати своеобразной феодальной иерархии, которая обусловливалась в конечном счете размерами земельных владений, принадлежащих тому или иному феодалу. Так, отдельные категории монгольской феодальной знати (темники, тысячники и т. п.) владели большими или меньшими земельными пространствами (вместе с кочевавшими на них скотоводами) в зависимости от занимаемой ими ступени в феодально-иерархической лестнице.

Задача историка состоит в том, чтобы изучить характер, эволюцию и своеобразные формы феодальной собственности на землю у отдельных кочевых народов. При этом надо исследовать, как феодальная собственность на землю у кочевых народов переплеталась с определенными формами владения землей, пастбищными участками рядовых общинников. При кочевом скотоводстве земля как средство производства используется не посредством земледельческой ее обработки, а путем выпаса на ней скота, что также требует затраты труда непосредственных производителей (перегон скота по пастбищам, забота о его воспроизводстве, обеспечение скота водопоями, обработка продуктов животноводства и т. д.). Эта особенность кочевого хозяйства оказывала серьезное влияние как на формы общинного владения землей, так и на формы феодальной зависимости рядовых кочевников, формы феодальной эксплуатации.

При феодализме существуют пережитки общинной собственности на землю. Но они свойственны не только кочевому, скотоводческому, но и оседлому, земледельческому, обществу. Земельные пространства, осваиваемые трудом еще непосредственно не закрепощенных феодалами крестьян, служили базой для роста феодализма "вширь". В ходе острой классовой борьбы феодалов и крестьян шел процесс постепенного превращения общинной собственности в феодальную при сохранении тех или иных форм общинного землевладения и землепользования. Наблюдаемые у кочевых народов различные формы феодальной собственности на землю (пастбища), равно как и различная степень жизнеспособности и влиятельности родовых и аульных общин кочевников, отражают не что иное, как различия в степени зрелости феодальных отношений. Феодальные отношения у якутов, у которых первобытно-общинный строй в XVI в. еще только разлагался, сложились значительно позднее, "чем у монголов. Но, несомненно, что об-

щая для всех кочевых народов историческая тенденция заключалась в ликвидации общинной собственности на землю и в превращении се в собственность сложившегося из родовой аристократии класса феодалов. При этом следует учесть, что общество долго еще несет на себе груз пережитков первобытно-общинного строя и свойственной последнему родоплеменной организации, собственность феодалов на землю (пастбища) зачастую юридически, формально выступает как коллективная собственность родовой или аульной общины. В этих условиях не всегда бывает легко вскрыть феодальную сущность в оболочке кажущейся общинной собственности.

Медленное развитие производительных сил при кочевом скотоводстве способствовало сохранению общинного землевладения. В существенных остатках общинного землевладения и землепользования и коренились патриархально-родовые пережитки у кочевых народов. Эти пережитки существовали и вне сферы хозяйства кочевых феодалов (например, у более отсталых и сохранивших еще, несмотря на "феодальное окружение", родоплеменную организацию кочевых племен и народностей) и в рамках этого хозяйства. Отрицание этого факта лишило бы всякого смысла формулу "патриархально-феодальные отношения". В той же степени, в какой наделение землей непосредственного производителя-крестьянина было условием существования феодализма у оседлых земледельческих народов, выделение в пользование рядовых кочевников пастбищных участков или эксплуатация их для выпаса скота на "общем" пастбище являлись условием существования феодализма у кочевых народов. Феодальная аристократия у кочевых народов, обладая фактическим правом собственности, распоряжения и перераспределения пастбищных угодий, использовала патриархально-родовые пережитки и традиции для еще большего закабаления и ограбления трудящихся кочевников. Только Великая Октябрьская социалистическая революция, ликвидировав феодальную собственность на землю, вернула землю ее настоящим хозяевам - трудящимся кочевникам.

Некоторые историки видят специфику патриархально-феодальных отношений у кочевых народов в том, что основным средством производства у этих народов является не земля, а скот. Они утверждают, что у кочевых народов в период феодализма сохраняется общинная собственность на землю и существует лишь собственность феодалов на скот. С. Е. Толыбеков пишет: "Там, где преобладающим видом общественного производства было кочевое скотоводство, основным средством производства и средством эксплуатации был скот". Что касается пастбищ, то они будто бы "принадлежали фактически тому, у кого был скот", то есть, выходит, и феодалу и рядовому кочевнику. В то же время основное средство труда - скот - служит "проводником воздействия человека на дикорастущую траву, превращая ее посредством поедания в молоко, мясо, шерсть и кожу"³ .

Такой взгляд низводит кочевое патриархально-феодальное общество до уровня первобытных пастушеских племен, использующих для выкормки скота без всяких или почти без всяких трудовых затрат "естественные пастбища" и "дикорастущую траву". На самом деле продукты животноводства (молоко, мясо, шерсть и т. д.) приобретаются кочевниками не "посредством поедания" скотом "дикорастущей травы", а посредством используемых человеком в его целесообразной деятельности средств и орудий труда, к каким при феодализме, несомненно, относятся и земля (как основное средство производства), и пасущийся на ней скот, а также и рабочий инвентарь скотовода. Нельзя проводить аналогию между существовавшими в древности первобытными пастушескими племенами, которые еще не знали частной собственности на землю и скот и вели бродячий образ жизни, и народами, стоящими на более высокой ступени общественного развития кочевыми народами, со сложившимися феодальными или патриархально-феодальными отношениями, у которых феодальная знать выступает как фактический собственник основного средства производства - земли (пастбищ), обогащающийся посредством эксплуатации зависимых от него непосредственных производителей. Но кочевой (как и оседлый), феодал не мог бы заставить рядового кочевника (имеющего в своем распоряжении небольшое стадо) работать на него, если бы он не являлся соб-

³ См. С. Е. Толыбеков. О патриархально-феодальных отношениях у кочевых народов. "Вопросы истории", 1955, Л. 1, стр. 77 - 80; его же. Кочевое скотоводство и оседлое земледелие как различные сферы материального производства. "Вестник Академии наук Казахской ССР", 1955, N 6, стр. 37 - 38.

ственником земли. Для закабаления и эксплуатации рядовых общинников кочевая феодальная знать использует не только всякого рода пережиточные формы общественных отношений, но и заново создаваемую ею государственную организацию, публичную власть.

Оценка роли скота как главного и единственного средства производства ведет к неправильному представлению о каком-то особом, исключительном типе феодальных отношений у кочевников, к стиранию классовых различий и феодальной эксплуатации у кочевых народов. Никто не сомневается в том, что у кочевых народов собственниками скота являются не только феодалы, но и рядовые общинники - непосредственные производители. Последние пользуются продуктами животноводства, доставляемыми им собственным, обычно небольшим, поголовьем скота, правом отчуждения этих продуктов, передают свое стадо по наследству и т. д. Но поскольку феодалы и рядовые кочевники в равной степени являются собственниками основного средства производства - скота, они противостоят друг другу не как эксплуататоры и эксплуатируемые, а как крупные и мелкие собственники. Не случайно сторонники этой точки зрения видят в "наделении" кочевым феодалом непосредственного производителя - "сородича" скотом не одну из форм феодальной эксплуатации, обеспечиваемую собственностью феодала на землю, а узурпацию "крупным собственником скота" "функций родовой взаимопомощи"⁴ . Представление о скоте как главной и единственной форме феодальной собственности, которой в равной мере владеют и эксплуататоры и эксплуатируемые, не только не вскрывает специфики производственных отношений кочевых народов, но фактически затемняет сущность этих отношений как отношений патриархально-феодальных.

Из всего этого вовсе не вытекает, будто скот не является важным средством производства. Выращивание скота - цель производства кочевых народов, для которых стада домашних животных служат главным видом богатства, обеспечивающим общество кочевников предметами Потребления и торгового обмена с соседними земледельческими народами. Эксплуатация трудящихся, присвоение неоплачиваемого труда зависимых рядовых кочевников имели своей целью и непосредственным результатом рост поголовья скота в хозяйствах феодалов. Рост численности стад феодалов составлял основное содержание процесса накопления в их хозяйствах. Будучи фактическими собственниками земли и эксплуатируя трудящихся, кочевники-феодалы обладали всеми необходимыми условиями для концентрации в своих руках основной массы национального богатства, то есть скота. Будучи же собственниками основной массы скота, они использовали скот как средство эксплуатации и закабаления трудящихся. Борьба за скот является борьбой классов за долю в общественном продукте.

Важный вопрос представляет классообразование у кочевых народов. Существует мнение, что в основе этого процесса лежит владение скотом, что крупный скотовладелец, выделяя обедневшему сородичу во временное пользование несколько голов скота, ставит тем самым бедняка в зависимость от себя, что эта зависимость и превращает богатого скотовода в феодала, а бедняка - в феодально-зависимого, в крепостного. Сторонники этой точки зрения полагают, что содержанием процесса феодализации у кочевых народов является узурпация богатыми скотоводами, будущими феодалами, функций родовой взаимопомощи. С этим утверждением согласиться нельзя: оно подменяет материальные процессы в жизни общества нематериальными, узурпацию феодализирующейся знатью материальных средств производства узурпацией функций родовой взаимопомощи. Если верно, что феодально-зависимым становился только бедняк, прибегавший к помощи феодала и получавший от него во временное пользование несколько голов скота, то надо предположить, что все остальные члены общества, располагавшие известным минимумом скота и не прибегавшие к помощи феодалов, оставались вне феодальной зависимости. Однако трудно представить себе реальное феодальное общество, хотя и кочевое, в котором большинство членов состояло бы из хозяев, не имевших или почти не имевших скота; безлошадный, неимущий крестьянин является негодным объектом для феодальной эксплуатации. Феодал экономически заинтересован не в том, чтобы превратить всех крестьян в батраков, а в том, чтобы эксплуатировать возможно большее число самостоятельных крестьянских хозяйств. К. Маркс писал:

⁴ См. В. Ф. Шахматов. О формах феодальной эксплуатации в Казахстане в XIX в. "Вестник Академии наук Казахской ССР", 1951, N 1, стр. 92 - 95.

"Могущество феодальных господ, как и всяких вообще суверенов, определялось не размерами их ренты, а числом их подданных, а это последнее зависит от числа крестьян, ведущих самостоятельное хозяйство"⁵ .

Едва ли можно согласиться и с утверждениями некоторых историков об особом характере крепостничества в феодальном обществе кочевников, в котором место поземельной зависимости будто бы занимает зависимость личная, где феодал, давая временно рядовому кочевнику несколько голов скота, тем самым прикрепляет его к себе, к своей личности или к родовой общине⁶ . Нельзя представить себе личную феодальную зависимость, лишенную экономического содержания. В основе личной зависимости непосредственных производителей при феодализме лежит зависимость трудящихся от феодалов, являющихся фактическими собственниками пастбищ и угодий. Конечно, особые условия кочевого хозяйства, наличие пережитков родового строя накладывали свой отпечаток на формы этой зависимости. В ряде случаев наряду с поземельной зависимостью имели место различные виды личной зависимости рядовых кочевников от феодалов.

С. Е. Толыбеков, В. Ф. Шахматов и другие историки и экономисты правы, когда подчеркивают специфические формы феодальной эксплуатации непосредственных производителей в условиях кочевого хозяйства, где она прикрывается и маскируется различными пережитками дофеодальных отношений. Они правы также в том, что отмечают заинтересованность эксплуататорского класса в сохранении пережитков прошлого. Именно поэтому феодалы и баи всегда активно выступали в роли поборников старинных обычаев и ярых врагов всего того, что противно этим обычаям.

Развитие феодализма у кочевых народов во многом существенно отличается от развития феодализма у оседлых народов. Эти особенности определяются своеобразными условиями кочевого скотоводческого хозяйства, наличием сохранившихся в той или иной степени пережитков патриархально-родового строя, своеобразием форм феодальной зависимости непосредственных производителей. Однако эти особенности не затрагивают основных черт и признаков феодального способа производства.

Одной из важных особенностей патриархально-феодальных отношений у кочевых народов является их медленное развитие. Хотя для феодального способа производства вообще характерна медленность темпов развития и рутинность технических приемов производства, но в условиях кочевого хозяйства темпы развития становятся особенно замедленными, а рутинность - особенно сильной. Причины этого лежат в специфических особенностях производственного процесса при кочевом хозяйстве, в характере применяемых там орудий труда.

В настоящей статье редакция затронула лишь некоторые вопросы, поднятые в ходе дискуссии. Мы не коснулись, в частности, такого вопроса, как эволюция феодальной земельной собственности у кочевых народов в связи с их вхождением в состав других государств (монголы - в состав империи маньчжуров, казахи - в состав России и т. д.) и проникновением товарно-денежных и капиталистических отношений. Следует пожелать, чтобы внимание исследователей было привлечено к этой стороне проблемы. Необходимо дальнейшее конкретно-историческое изучение вопросов об исторических судьбах общины у отдельных кочевых народов, о роли общины в борьбе непосредственных производителей против феодализирующейся и феодальной знати, о внутренней структуре этой общины, о формах поземельной зависимости и феодальной ренты у кочевых народов, о взаимосвязи их с оседлыми народами и, наконец, о формах классовой борьбы в обществе кочевников. Изучение этих и подобных вопросов поможет правильно осветить историю кочевых народов в условиях господства патриархально-феодальных отношений.

⁵ К. Маркс. Капитал. Т. I. Госполитиздат. 1955, стр. 722.

⁶ См. В. Батраков. Особенности феодализма у кочевых народов. "Научная сессия Академии наук УзбССР 9 - 14 июля 1947 г.". Ташкент. 1947, стр. 440; И. Петрушевский. К вопросу о прикреплении крестьян к земле в Иране в эпоху монгольского владычества. "Вопросы истории", 1947, N 4.

Publisher:

Permanent link for scientific papers (for citations):

Found source (search robot):

Comments: