Признание легитимности интересов социальных групп как основа социального контракта

В данной статье проблема этики капитализма поставлена исходя из его роли в разрушении традиционных этических норм и создании новых отношений, нуждающихся в этических основаниях. А также из способности капитализма к инновациям - способности, обеспечивающей изменения не только в ходе генезиса, но и на всем протяжении его существования, а следовательно, требующей замещения в моральной области того, что было разрушено. То есть предполагается рассмотреть способность капитализма не только разрушать предшествующие формы морального сознания, но и удерживать их, или формировать собственную этику, или создавать адекватную ей замену. Мы исходим из гипотезы о связи этико-морального и экономически-социального начала в человеке и обществе, а также из того, что капиталистическому обществу потребовалась (и требуется вновь) новая этическая система.

Апология идеальной модели капитализма

Процесс сращивания капитализма с обществом был постепенным и долгим. В итоге трансформация докапиталистического общества в капиталистическое произошла не одновременно с победой капитализма в хозяйственной сфере¹. Социальная матрица профессиональной деятельности при капитализме оказалась неустойчивой. Она стала динамичной и движущейся вслед за непрерывно меняющейся материальной стороной жизни. Все остальные сферы жизнедеятельности общества и формы его ментальное™ также потеряли устойчивость, свойственную традиционным социумам. Этика традиционных обществ подверглась трансформации, но этика капиталистического общества поначалу держалась на энтузиазме новой эпохи и институциональных (нормативных) остатках старой этики, христианских ограничениях, пока не стало ясно, что без собственных этических оснований новая система хозяйства и общества не может существовать.

В реальности можно наблюдать еще более пестрое многообразие вариаций капиталистических обществ и экономик - как в историческом времени, так и в географическом пространстве. Обратимся к западному капитализму как наиболее сложившейся системе хозяйства и общества - но не в полном ее многообразии и жизненной конкретике, а как к некой идеальной модели.

Сутью капиталистической системы хозяйства и построенного на ее основе общества являются инновация и свобода, появление автономного индивида, рациональное ведение хозяйства и планирование жизнедеятельности. Капитализм создает системные условия для реализации свободы человека. Впервые появляется возможность высвобождения человека из-под гнета природы и нужды, а также из-под гнета личной зависимости. В феодальном обществе инновация и свобода часто блокировались традицией. Незыблемость традиций, их авторитет основывались на устойчивых религиозных системах. Инновации, в том числе и социальные, появлялись, но действовали лишь до тех пор, пока они не начинали противоречить традициям как жестким нормам. Это создавало механизм циклического развития. Устойчивые традиции служили матрицами воспроизводства всего многообразия жизненного мира предшествовавшей эпохи. А устойчивые инновации становились основанием эпохи новой.

Инновационную природу капитализма впервые осознал и проанализировал Карл Маркс. Мысль о том, что "инновационный процесс как таковой представляет ответную реакцию на давление со стороны рынка, вполне достойна гения Маркса, который, как можно по праву утверждать, первым ее сформулировал"² - отмечает современный методолог экономической науки Марк Блауг.

Предпосылкой свободы человека в марксистской парадигме является уничтожение экономического и государственно-политического принуждения. Капитализм - это расширение сферы человеческой свободы, запрос на творческую способность, которая создает новое, творит мир "второй природы", то есть мир человека не столько в качестве мира данной ему природы, сколько как мир произведенной им материальной и духовной культуры. При переходе от феодального общества к капиталистическому рушатся коллективистские формы жизни и появляется автономный рациональный индивид, субъект творческой деятельности. Инновация относится к сфере освоения природы и высвобождения человека из-под ее диктата. Субъектом инновации может стать только свободный индивид, оторвавшийся от представлений и правил своей общности, заново и самостоятельно начавший осваивать мир.

стр. 93

Но деструктивные последствия распада общин и экономическое обновление в социальном плане не приводят к синхронному замещению старого, традиционного новым. Разрыв с традицией, традиционными этическими представлениями способствует появлению "свободных пространств", своего рода вакуума в социальной сфере, культуре, этике, обычаях. Вакуума, образующегося на месте исчезнувших представлений. Чем больше свободное предпринимательство, рынок, а позже машины, технологии, наука способствуют возрастанию силы человека в процессе его освобождения от природы, тем сильнее нарастает неуверенность перед быстро меняющимся социальным миром, изменчивостью обычаев, нравов, вкусов, образцов поведения и моральных представлений.

Расслоение общества и новый социальный порядок, который производит капиталистическое общество, делает проблему справедливости и этических оснований - проблему, которую ему так или иначе придется решать, - уязвимым пунктом новых отношений. Это касается не только очевидно неравных материальных возможностей. Главное, с чем не может до конца смириться человек, заключается в другом. В том, что экономическая машина принуждения использует его не как универсальную личность, а как "частичное" существо с немногими качествами, необходимыми для осуществления производственных функций. Хотя наемный работник как агент капиталистического производства не сознает этой своей принудительной частичности, обществу она становится все более заметной.

Предприниматель в отличие от нанятых работников находится в несколько лучшем положении. Отталкиваясь от первоначального тождества со своей главной функцией, он делает собственные роли в производстве и в сферах иной активности более разнообразными. Растущие технические возможности и усложнение системы производства и потребления заставляют его овладевать знаниями, причем не только технологическими, но на определенном этапе - навыками управления, маркетинга, рекламы, социального представительства и пр.

В отличие от традиционных социумов для участников капиталистического производства и в целом людей капиталистического общества характерно то, что вместе с модернизацией общества они переживают и персональную модернизацию. Она состоит в том, что освободившийся от традиционных представлений человек вырабатывает у себя новые свойства. Среди них: стремление полагаться на себя в устройстве собственного жизненного пути, потребность в бережном отношении ко времени, намерение свободно перемещаться в пространстве, добиваться эффективности своего труда, личной свободы и благополучия, снижать уровень эмоциональной аффектации. Он воспитывает в себе готовность к риску ради успеха и, напротив, прилагает усилия, дабы уменьшить риск путем рационализации целей и средств. Инновация как программа капиталистического развития нуждается в людях, способных быть субъектами творческой деятельности. Индивидуализация общества и есть порождение самостоятельных субъектов творческой деятельности. Это творчество относится к решениям, принимаемым не только в производстве, но и при планировании своей жизни, в ходе поиска стандартов поведения и ценностных установок.

Маркс различал две формы зависимости: личную и вещную. На смену им, по его мнению, при коммунизме придет свободная ассоциация индивидов. Личная зависимость характерна для феодального общества, где работник соединяется с производительными силами на основе личного подчинения их владельцу. Капитализм - форма вещной зависимости лично свободных от капиталиста людей, нанимающихся к нему как к хозяину производительных сил из экономической нужды. Свобода от личной зависимости и увеличивающаяся свобода от природы сопровождается новым видом принуждения - экономической зависимостью. Идеальная модель капитализма это отчетливо фиксирует. Но мир становится новым, и появляются новые формы и образы жизни. В конечном итоге, несмотря на экономическую зависимость и однообразие производственных ритмов, отчуждение работающих от результатов труда и их полнокровной человеческой сущности, сфера свободы и творчества расширяется у всех.

Мир строительства собственной жизни не дает готовых решений, абсолютных норм и гарантий. Человек может положиться только на свою духовную силу, на мораль и этику, которые становятся основанием для предпочтений, на право, которое превращается в мерило общей воли и ее ограничений. Таковы итоги индустриального капитализма. Человек постепенно высвобождается от экономической системы.

Однако капитализм - это форма экономической зависимости, от которой нельзя освободиться полностью даже в постиндустриальном обществе, не говоря уже об индустриальном.

В капитализме постиндустриальном сфера свободы расширилась еще больше. Дело не только в творческих потенциях производства, возрастания роли знаний, информации, фактора управления, но и в том, что сама культура стала сферой материального и духовного производства. Для Маркса мерилом свободы было свободное время человека, ставшее временем его собственного развития. Но поскольку Маркс имел в виду преимущественно физический труд, свободное и рабочее время в его построениях были резко разделены. Первое становилось на деле временем релаксации, а за ее пределами - просто наказанием, которого хотелось поскорее избежать.

Потребительское общество с конца 50 - 60-х годов XX века нашло способ заполнить это "пустующее" свободное время, оставшееся за пределами труда. Свобода заполнялась целями, лежавшими вне производства, но сформированными им. Кроме того, становилось все больше людей, занятых в нематериальной сфере - сфере обслуживания. Увеличивалось число дизайнеров, модельеров, консультантов по разным проблемам, психологов, учителей танцев, рисования, парикмахеров, специалистов по коррекции фигуры, ландшафтных дизайнеров и представителей прочих профессий, содержащих творческое начало. Здесь в обыденной трудовой деятельности в определенной мере воплощается то, что раньше было

стр. 94

присуще только творческим элитам, - совпадение рабочего и свободного времени. Хотя свободная ассоциация индивидов мыслилась Марксом как социалистическая кооперация общества на основе общественной собственности на средства производства, постиндустриальный капитализм создал ее локальные формы. В них отношения и личной, и вещной зависимости уступили место свободной кооперации.

В "обществе знания" позиции лидирующего класса заняла творческая элита, потеснившая лидировавшие прежде элиты индустриальные. Корреспондент "Нью-Йорк таймс" Томас Фридман в своем бестселлере "Плоский мир" называет новую фазу капитализма Эпохой Таланта³. По его мнению, экономическое соревнование сегодня смогут выиграть только те страны, которые в условиях "плоского мира", то есть мира глобального, будут самыми быстрыми и эффективными в привлечении талантливых, творчески одаренных людей, а также в создании наилучших условий для реализации их талантов⁴.

Российский философ Александр Неклесса называет этих новых производителей услуг "новым классом", "людьми воздуха"⁵. К ним он относит работников транснациональных корпораций, а также людей, претендующих на властные позиции в обществе.

Американский исследователь Ричард Флорида в книге "Подъем творческого класса" описывает ситуацию всепроникающего творчества в экономике знаний. Он, как и Фридман, говорит о своего рода плоском мире, называя его "горизонтальным рынком труда". Изменение характера труда создает иные рабочие места, новые "коды одежды", другое отношение ко времени и расписанию, к пространству работы. Новые горизонты свободы и творчества порождают новые жизненные эксперименты, делают жизнь людей активной, творческой, разнообразят отдых. Творчество превращается в капитал, вытесняющий даже так возвеличенный еще недавно социальный капитал. Множатся творческие сообщества. Растет творческий класс. И вместе с ним растет разрыв с прежними трудовыми теориями из-за увеличения сферы свободы и творчества.

Ведь творческий класс живет в мире, где работа и свободное время или совпадают, или очень близки, или взаимосвязаны.

Сегодня посткоммунистические страны вышли из индустриальной фазы развития, существовавшей при социализме, но они еще не перешли к постиндустриальной фазе. Капитализмы в различной форме появились в странах Азии. Я намеренно употребляю термин "капитализм" во множественном числе, чтобы подчеркнуть многообразие его форм⁶. Трудно применить к этим странам общую идеальную модель капитализма, поскольку становление их самобытных капитализмов еще не завершилось. Первоначально они ориентировались на западный образец капитализма, но затем были вынуждены отступить от него из-за глобализации и трудности реализации общей модели для мира в целом. В них часто сочетаются патриархальные и патерналистские формы личной зависимости, грубые формы вещной зависимости и свободные локальные ассоциации, включающие разнообразные структуры - от общинных до кланово-корпоративных. Идеальная модель капитализма здесь практически неприменима.

Капитализму свойственны динамические, а не статические характеристики. Системы моралей - как и другие когнитивные структуры капиталистического общества - находятся в непрерывном процессе становления, а не представляют собой застывший результат. Слово "мораль" здесь опять-таки сознательно употреблено во множественном числе, дабы подчеркнуть многообразие моральных оснований и предпочтений в мире многообразных капитализмов.

Критика идеальной модели капитализма

Согласно марксистской критике капитализма "царство свободы" следует искать "по ту сторону" материального производства. Те же, которые находятся внутри производства, то есть наемные рабочие и капиталисты, обречены на несвободу, так как результаты их труда всегда отчуждены от них. Но и в постиндустриальном производстве, где возможности свободы расширились из-за уменьшения роли материального производства и усиления значимости "экономики знания", достигнутая свобода стала проблемой. Она оказалась предназначенной не для всех. Сам "воздух", метафорой которого Неклесса характеризует новую свободу, это не только атмосфера, небо, но и пустота, незаполненность, тщетность. И в таком смысле он становится вездесущим, проникающим в те сферы и пределы, которых он прежде не касался. Пустота этого воздуха, в частности, и в отсутствии моральных императивов, обязательных для всех, и в распаде традиционных форм общежития. Согласно Фридману и Флориде это все еще капитализм, все еще эпоха Модерна, до предела развившая свою свободу уже не только от природы, но и от общества. Современные биотехнологии дополняют эту картину полной свободы свободой человека. от собственной биологической сущности. Применяя разделение Исайи Берлина "свободы от" и "свободы для", можно сказать, что это "свобода от" всего. Она существует для творчества в любых его формах, в том числе и для анархии, и для своеволия, и для общественно неприемлемого поведения, и для "странных" образов жизни, и для искусственно созданных идентичностей и т.п.

Фрэнсис Фукуяма бьет тревогу по поводу биотехнологий, по поводу отсутствия почтения к природе, исчезновения человеческого достоинства. Он обсуждает вопрос о необходимости политического и этического ограничения этой формы свободы⁷ и говорит о необходимости сильного государства как ограничителя такой свободы⁸.

стр. 95

Флорида отмечает, что творческая способность начинает подчиняться диктату рынка и моды. Все вышеперечисленные процессы характерны для развитого капитализма западного типа, для которого расширение свободы есть органический процесс, к которому тем не менее общество с большим трудом успевает адаптироваться. Наличие сложившихся механизмов формирования и поддержания социального порядка - вот что обеспечивает относительную стабильность и некатастрофическую трансформацию. Совсем другое дело - "новые" капитализмы, в которых социальный порядок еще не формируется в достаточной мере материальными процессами жизни общества. Скорее, для обществ переходного типа одним из способов формирования порядка, адекватного новому вектору развития, могли бы стать сознательность и воля элит. Воля, стимулирующая творческий дух народа и вместе с тем удерживающая его в рамках культурных и когнитивных традиций. Ясно, что в этот период роль государства - как гаранта и универсального института доверия - возрастает. Неклесса видит в расширении сферы свободы конец эпохи Модерна и подчеркивает антибуржуазность "людей воздуха". Я же усматриваю в этом доведенную до предела тягу капитализма к инновации и свободе. И переход за такой предел действительно может стать опасным для капитализма. Между оригинальничаньем и творческими усилиями тех, которые ставят общественные цели в жизни и в экономике, которые стремятся не только к "свободе от", но и к "свободе для", складываются двойственные отношения. Отношения цивилизованных людей и одновременно внутренних варваров - "субъектов чародейного творчества, которое модифицирует ментальные пространства самого творца и потребителей того, что им создается, но не изменяет мира, где они живут". А также "творчества, замкнутого в пульсирующей неопределенности иерархического дискриминационного мира"⁹. На Западе, как показывает Неклесса, есть сторонники Модерна, воспринимаемые "людьми воздуха" как консерваторы. Сами "люди воздуха" находятся в финансовых корпорациях и, добавим, в сообществе потребителей. И там, и там они довольны сложившимся статус-кво и посему тоже являются своего рода консерваторами. А третья сила, ориентированная на творчество и квазитворчество, - это группа, нацеленная на реализацию псевдокреативных, разрушительных возможностей новых технологий, на раздувание из ничего невиданных капитализаций, на осуществление криминальных переделов. Питательную почву для подобных устремлений во многом создает потребительский характер общества. Даже малообеспеченные слои населения на Западе признают ценность и необходимость бессмысленного расточительства и страстно желают этого.

С особой силой данная мотивация проявляется в новых капитализмах, где жадность, отсутствие этических и правовых основ возвращают к анализировавшейся Марксом ситуации промышленного капитализма - с потребительскими ценностями и чаще псевдотворческими интенциями и идеями свободы. Внутренний варвар в этой части света особенно опасен.

Йозеф Шумпетер и Карл Поланьи¹⁰ еще пятьдесят лет тому назад обосновывали идею о том, что время капитализма проходит, что его привлекательность для социального развития резко уменьшается. Оба считали, что классический капитализм и рыночное общество конца XIX - начала XX века должны трансформироваться в демократическое общество, в котором стихия рынка была бы полностью взята под контроль обществом. Труд соответственно должен быть фактически изъят из сферы рыночного регулирования. Поланьи писал но этому поводу: "Экономическая концепция общества отомрет вместе с дихотомией политики и экономики, которую она отражала; только в экономическом обществе либерального типа концепция групповых интересов и групп давления могла получить моральное оправдание. Но любая концепция, основанная на идее общества как целого, выражает понятие человеческой жизни, а следовательно, является идеологической по определению. Утверждая примат идеалов в нынешней трансформации, мы лишь защищаем постулат единства общества как центральный момент кризиса¹¹. Этот тезис был во многом реакцией на этические недостатки капитализма. Свобода человека в таком случае - это осознание и принятие за неустранимую данность реальности общества. "Примирившись с этой реальностью, как когда-то - с фактом смерти, он (человек. - В. К.) обретает духовную зрелость, а с ней - способность жить в индустриальном обществе как человеческое существо"¹².

Ни пророчества Маркса, ни пророчества Шумпетера и Поланьи себя не оправдали, но идея свободы от экономического и трудового принуждения продолжает быть актуальной и в наше время. Уже отмечалось, что экономическое принуждение в постэкономическом обществе все же остается и ощущается даже в большей степени, чем ранее, всеми теми, которые не могут причислить себя к новой элите. Только "работники интеллектуального труда не ощущают, что их эксплуатируют как класс"¹³. Но психологическое ощущение свободы не меняет сущности трудовой или предпринимательской деятельности при капиталистическом производстве. Экономическое принуждение как подчинение жизнедеятельности человека целям рыночного производства никуда не исчезает и в постиндустриальную эпоху.

После работ Макса Вебера сложилась устойчивая традиция связывать капитализм с протестантской этикой и с этическими нормами вообще. Вебер, как известно, исследовал феномен происхождения европейского капитализма из хозяйственной деятельности, осуществлявшейся посредством обмирщения протестантской этики. Вебер стремился показать западный капитализм как склонный к "систематически рационализированным картинам мира" и этически регламентированному образу жизни и деятельности. Подобные рациональные картины мира и этические позиции фигурируют в качестве вех, между которыми движутся эмпирические интересы людей: такова протестантская этика. Но реальный капитализм не соответствовал полностью этим объяснениям Вебера как в протестантских, так и в католических странах.

стр. 96

Сами творцы идеальной модели капитализма видели в ней опасности и недостатки. Их предупреждения касались прежде всего этики: "Ни одно общество, без сомнения, не может процветать и быть счастливым, если значительная часть его членов бедна и несчастна. Да кроме того, простая справедливость требует, чтобы люди, которые кормят, одевают и строят жилища для всего народа, получали такую долю продуктов своего собственного труда, чтобы могли иметь сносную пищу, одежду и жилище", - писал Адам Смит¹⁴. Сентенций такого рода в его труде достаточно много.

Этическая критика капитализма определила задачи теории капитализма Маркса и его экономических исследований. Всех интересуют те качества капитализма, которые характеризовал Маркс, - избыток несправедливой эксплуатации, исключительная ценность денег и власти, связей, безразличие личностно-вещных зависимостей. Вспомним слова Маркса о том, что если бы аксиомы геометрии затрагивали интересы людей, то вокруг них велась бы непримиримая борьба. Видя в капитализме эксплуатацию, непобедимую нужду, новые формы неравенства и закабаления, Маркс построил свою идеальную модель капитализма, на основании которой он и анализировал исторический процесс.

В 60-е годы XIX века в Англии этические проблемы выдвинулись на первый план, и они обсуждались столь же интенсивно, как и идеи эволюционного прогресса в новой теории, представленной публике Чарльзом Дарвином. Понятия прогресса эволюционного и экономического и связанные с их толкованием этические проблемы определяли во многом интеллектуальную среду того времени. Альфред Маршалл, придавший экономической теории ее неоклассический вид, подчеркивал, что к экономической науке он впервые обратился, исследуя проблемы этики. "От метафизики, - говорил Маршалл, - я перешел к этике и считал, что трудно оправдать нынешние условия жизни общества. Один мой друг, весьма начитанный в области, которую теперь называют наукой о морали, постоянно твердил мне: "Ах, если бы ты разбирался в политической экономии, ты бы так не считал". Тогда я прочитал "Политическую экономию" Дж. С. Милля, и она произвела на меня глубокое впечатление... В результате я решил как можно обстоятельнее изучить проблемы политической экономии"¹⁵. Эти же взгляды отразились и в его понимании предназначения экономической науки - способствовать искоренению "тягот нищеты и губительного воздействия непомерного физического труда", содействовать прогрессу в просвещении и распространению культуры¹⁶.

Интеллектуальное вызревание Джона Мейнарда Кейнса пришлось на период нового увлечения этическими идеями в Англии - отыскивания связей этики с капитализмом и нахождения свидетельств обратного: того, что отсутствие этических ограничений обеспечивает достижение успеха лучше, чем этически ограниченная экономическая активность.

В начале XX века, во время обучения Кейнса в Кембридже, утилитаризм начал терять свою привлекательность. Антиутилитаристские позиции в английской этике занял Джордж Мур. В 1903 году в работе "Принципы этики" Кейнс писал: "<...> искали этику, которая могла бы направить внимание на цели, отличные от обязанностей, возлагавшихся на викторианского джентльмена. Это Мур им дал. Он снял оковы с современной ему этики, освободив ее от уз общественной полезности и обыденной морали, установив ее высшей целью добро, выходившее за рамки викторианского образа жизни, и поставив "должен" в зависимость от количества этого добра"¹⁷. В 1946 году Кейнс в докладе "Начала моей веры" отметил влияние, оказанное работой Мура на интеллектуальную атмосферу его времени. Кейнс признал, что обсуждение этических идей позволило ему обрести философскую основу для всей последующей жизни. Его собственная теория испытала значительное воздействие идей Мура.

Приведенные совпадения вовсе не являются основанием для индуктивного вывода о том, что все великие экономисты начинали свою профессиональную карьеру как этические мыслители. Просто следует обратить внимание на органическую связь этического и экономического. Связь, которая эксплицировалась великими экономистами как недостающая основа идеальной модели капитализма.

Контексты эпох менялись, но оставалось общее - экономический анализ у лучших представителей экономической науки всегда опирался на вполне реальные, жизненные и социальные моменты и никогда не ограничивался сугубо хозяйственными проблемами. На втором (или же высшем) плане просматривались цели, которые впоследствии получили название "должных" и нормативных. Теории Смита, Маркса, Маршалла, Вебера и Кейнса несли в себе "следы" более общих оснований, которые их питали и придавали им жизненность, органическую связь со всем происходящим. Может быть, именно в этом смысле Василий Леонтьев утверждал: "Экономика - обыденная наука". То есть наука, успех которой определен улучшением жизни людей и возможностью сохранения этики в их отношениях. Вместе с тем экономическое состояние капиталистического общества часто рассматривалось как предпосылка движения к этическому его состоянию, к доброму и благому обустройству совместной жизни. Высшей целью экономического развития называлось "блаженство каждого и всех"¹⁸, иначе говоря - общее благо.

Начало XXI века характеризуется исчезновением единого образца капи-

стр. 97

тализма. Наблюдается использование западных технических достижений в инокультурной среде и частичная вестернизация последней. Возможности индивидуальной свободы на Западе и в других частях света усиливаются. Одновременно наблюдаются ослабление связей на общественно-государственном уровне, их замещение горизонтальными связями между людьми для участия в совместном проекте жизни. Капитализм становится глобальным. Существующие модели развития национальных экономик и всей мировой экономики в целом требуют соотнесения идеи развития с этическими принципами. Наступает время этики, и именно потому, что уменьшается ее значимость.

Плохая моральная атмосфера новых капитализмов, анархия и апатия в обществах этого типа соседствуют с творческими поисками - аналогичными тем, какие были свойственны для западного капитализма, - и разрушительным или аморальным использованием свободы. Однако западный капитализм успел качественно измениться, пройдя несколько различных этапов в своем развитии и достигнув в Америке формы "экономики знаний". Распространился он и пространственно, стал глобальным, вобрав в себя почти все, за малым исключением, государства. Но те великие замыслы, которые неолиберальные мыслители возлагали и все еще продолжают возлагать на капитализм как на источник производства благ для людей (и следовательно, как на средство улучшения их теперешнего состояния) или же как на идеальный механизм распределения ресурсов, сегодня не оправдываются.

Да, капитализм как форма жизнеустройства социального организма показал исключительную живучесть и выживаемость, но вместе с тем отчетливо проявились присущие ему недостатки. Сегодня уже очевидно, что он не приводит к смягчению неравенства между странами, континентами и людьми, он не способствует такому распределению благ, при котором человек постепенно освобождался бы от рабства тяжелого физического труда и глупого невежества. Наоборот, в современной форме он закрепляет, фиксирует достигнутое неравенство между целыми континентами, а неграмотность все еще остается для многих стран трудноразрешимой проблемой. Поэтому для современного капитализма вопросы этические приобретают первостепенное значение. В данной ситуации всегда привлекательная антибуржуазность становится опасной. Как, впрочем, и ее основные носители - внутренние варвары, или "внутренний пролетариат", по определению Арнольда Тойнби.

В результате мы приходим к ситуации, при которой "позитивная этика" капитализма (в том смысле, что ее законы и нормы предопределяют функционирование всей системы капиталистического хозяйства и общества и могут быть объяснены и эксплицированы как ее следствия) вряд ли существует.

Социальные слои и коммуникативная этика

Классовая теория сегодня уступила место стратификационным взглядам. Она исходила из антагонизма между двумя основными силами капиталистического производства, перенося их взаимоотношения на все общество. Однако развитие социал-демократии и практики социальных контрактов между работодателями, работниками и государством усилило социальную политику западных государств. На них повлияли опыт социализма, а также новейшие теории управления, которые позволили избежать классовых битв. Но при этом возникли иные типы отношений, которые нельзя назвать ни антагонистическими, ни классовыми. Так, обездоленные слои сегодня даже в посткоммунистических странах не являются классом и не ведут себя как класс. Обездоленность как исключение из социального контракта порождает другую форму конфликта, которую не разрешить классовой теорией, до тех пор пока в отношениях основных акторов капиталистической системы не сложатся нормальные и предсказуемые взаимодействия. Однако общим для указанных акторов будет то, что они вступают в отношения коммуникации. Это наводит на мысль об исходной значимости для них и общества в целом коммуникативной этики¹⁹.

Для описания этики капитализма мы будем исходить из наличия нескольких групп или субъектов, относящихся к разным группам интересов, чье поведение определяется различными мотивами и целями. Возможно, наша идея станет более понятной, если экономическую активность общества представить образной. Например, вообразим, что бездонное потребительское море "товаров" непрерывно наполняется многочисленными товарными реками. Каждая из них, в свою очередь, питается множеством притоков, соответствующих промежуточным стадиям производства. Чем более развита экономика, тем больше длина этих рек (больше промежуточных стадий) и поток товарной массы шире. Для наших целей важно, что это движение по бесконечным протокам и руслам обеспечивается энергией субъектов экономической деятельности, которые, собственно, и заставляют этот поток находиться в непрерывном движении.

Маркс, как известно, разделял всех экономических субъектов по одному основанию - по отношению к форме собственности или, в другой терминологии, по отношению к средствам производства. Поскольку он исходил из трудовой стоимости товара, а в каждом товаре видел воплощенный или отчужденный труд, то эти философско-экономические предпосылки, перенесенные в область социологии, приводили его к достаточно простой схеме конфликта интересов двух основных классов, столкновения которых и определяли всю динамику социальных изменений. Однако если оставаться на уровне эмпирического социологического анализа, то в экономической деятельности любого общества, существующего в границах государства, можно наблюдать присутствие весьма разнообразных субъектов деятельности, объединенных в одном порыве - участвовать в хозяйственной жизни. Эти субъекты представляют собой множество хозяйствующих предприятий, имеющих самые разнообразные структурно-организационные формы - от индивидуалов до транснациональных корпораций. Сюда относятся и домашние хозяйства, и фермерские хозяйства, и мелкие и

стр. 98

средние фирмы, и государственные и полугосударственные предприятия, и крупные интернациональные гиганты, то есть все те, которые участвуют в процессах обмена, имея или производя нечто для этих целей.

Отметим, что любой акт обмена есть в то же самое время и акт потребления. Потребление - это такая форма обмена, в результате которой предмет обмена либо полностью исчезает, либо трансформируется в предмет обмена с другими потребительскими свойствами. (Яблоко может быть приобретено и съедено, но из него может быть сварен компот.) Определенные слои капиталистического общества выступают как акторы капиталистической системы хозяйствования, являются ее хозяйствующими субъектами и облагаются налогами. Этот последний пункт можно рассматривать как формальный критерий. Таким образом, производственно-хозяйственная деятельность включает в себя и обмен и потребление одновременно. Это значит, что все субъекты производственно-хозяйственной деятельности являются одновременно и субъектами потребления. Поэтому когда встает вопрос об этике капитализма, то свойственные ему потребительские качества не следует рассматривать как исключительное качество "покупателей". Оно присуще всем без исключения участникам обмена, и никаких других субъектов дополнительно вводить не требуется. Эта онтология изначально не гомогенна, а гетерогенна. Сводить ее к онтологии действующих индивидов или "экономическим эгоистам", на мой взгляд, - значит сознательно упрощать реальность происходящего.

Картина будет неполной, если мы не обратим внимания на то, что формирует русла и берега всего этого потока, - другими словами, на институциональную среду. Так, современная неоинституциональная экономическая теория рассматривает социальные институты в качестве органической части социально-экономической системы. "Отметим, что в отличие от ортодоксии при институционалистском подходе и технология, и индивидуальные вкусы и предпочтения считаются частью изучаемой экономической системы. Более того, сам термин "социально-экономическая система" употребляется с целью подчеркнуть неразрывную связь экономики с множеством социальных и политических институтов, имеющихся в обществе в целом"²⁰, - пишет Джеффри Ходжсон, один из представителей неоинституционалистской школы. Однако неоинституционалистская экономическая теория рассматривает социальные институты как существующую данность, то есть объективно. Для целей нашего анализа важно выделить в отдельную группу те субъекты экономической деятельности, которые участвуют в процессе формирования, регулирования и наблюдения за исполнением всех этих институций, - иначе говоря, весь государственно-административный аппарат.

Вместе с тем доля вклада в производство общественного богатства, в развитие трудовых мотиваций в обществе неодинакова. Важно отметить, что в странах нового капитализма возобладал стандарт исключительных материальных притязаний ряда слоев, которые не являются акторами капиталистического производства. Настоящие же, подлинные акторы капитализма обладают чертами, присущими настоящим ученым, - исключительным интересом к результату своей деятельности. Интересом, превосходящим желание получить вытекающие из этой деятельности блага. Настоящего предпринимателя интересует задуманное им дело и только затем - следующие за успешным бизнесом материальные и социальные дивиденды. Да, капитализму свойственна социальная динамика, в частности, имущественные группы и слои постоянно тасуются. Этого не было в традиционных обществах - там крестьянин оставался крестьянином и не считал, что он должен жить, как помещик. Но в капиталистическом обществе все его слои вне зависимости от их трудового вклада утверждаются во мнении о праве на тот стандарт жизни, который СМИ и гламурные журналы предлагают им в качестве образца. Этот стандарт - самого высокого уровня, которого может достичь в условиях капитализма только предприниматель, отдающий все силы бизнесу, только изобретатель, открывший нечто, что коренным образом преображает производство, а иногда и социальную сферу, как, например, Билл Гейтс.

Получается, что новый капитализм совращает огромные массы недостижимым посредством обычного труда стандартом жизни, что разрушает существующую этику. "Ярмарка тщеславия" людей, ничего не давших обществу, разрастается, перекочевывает в обездоленные слои населения и формирует уродливую потребительскую фигуру, не имеющую своей роли в капиталистическом производстве и в капиталистическом обществе. Информационное общество, разумеется, заменило ручной и в значительной степени машинный труд "экономикой знания", в которой востребованы чуть более 20% населения. Остальные 80% равняются на них в потребительских стандартах, которые, как показано, не являются целью этих активных 20%.

Применимо ли слово "этика" к подобной ситуации? Господство материального идеала не является чертой ни автономной, ни гетерономной этики. Скорее, мы фиксируем здесь приход в общественную жизнь слоев, притязания которых "не зарабатываются" трудом и моральными размышлениями о легитимных средствах достижения такого "идеала".

Образно говоря, капитализм - это текущий без перерыва поток, который приводится в движение волей и энергией участвующих в нем людей. Дви-

стр. 99

жут этими людьми самые разные мотивы и цели. И роднит их лишь то, что их интересы отличаются друг от друга не столько идеологически, сколько мотивами и структурой поведения, а также психологическим восприятием. Между такими интересами устанавливаются, хотя и не без труда, коммуникации.

Сегодня важно перевести вопрос об этике капитализма в плоскость реальных отношений агентов капиталистического производства и страт буржуазного общества, его многообразных сил. Автономный источник коммуникативной этики - золотое правило нравственности, оно выполняется только при наличии нравственной личности, обладающей одним из этических субстанциональных качеств.

Как определены нормы отношений агентов капиталистических отношений: предпринимателей, нанятых работников и бюрократии или государства? Даже при неолиберальном подходе, требующем устранения государства из экономики, оно - агент отношений названных акторов, ибо государство, даже не вмешиваясь в бизнес, устанавливает налоги, в той или иной мере проводит политику декриминализации, утверждает законы, следит за их исполнением, занимается урегулированием споров и пр. В поисках оснований коммуникативной этики обратимся к трудам Юргена Хабермаса, которому по праву принадлежит выдающаяся роль в разработке проблем морали, основанной на коммуникативном действии.

Формы практического разума, согласно Хабермасу, включают прагматический, этический и моральный подходы. Экономика как сфера практической деятельности следует практическому разумному выбору желаемого или связанного с поставленной целью. Это требует рациональных средств, стратегий. "До тех пор, пока вопрос "Что же я должен делать?" касается подобных прагматических задач... мы, опираясь на эмпирическую информацию, действуем исходя из соображений эффективности или с помощью других правил решения проблем"²¹. Экономика именно такова. В рамках целерационального подхода здесь ищутся приемлемые, рентабельные, эффективные пути решения экономических задач, настолько практических, что, по мнению ряда исследователей, даже изучающая экономику наука должна быть в той или другой мере "обыденной", то есть не теряющей горизонтов повседневной практики. Здесь не возникает пока ни проблем этики, ни проблем морали.

Другая проблема обращена к самому человеку: "Что я за личность и кем бы я хотел быть?" Она уже ассоциируется с абсолютными для человека целями, начинает обретать ценностное значение, но еще не является ни этической, ни моральной. "В этой перспективе другие лица, другие биографии и другие интересы приобретают значение лишь постольку, поскольку они - в рамках нашей интерсубъективно значимой жизненной формы - родственны тождеству моего Я, течению моей жизни и моим интересам или переплетены с ними"²². Хабермас показывает, что идентичность человека формируется в контексте других биографий, традиций и идентичностей других людей. Следовательно, можно сделать вывод о том, что некоторую меру эгоцентричности имеют все люди и эта мера определена обществом. Адам Смит, например, так и полагал, что эгоистические мотивы в экономике должны быть смягчены обществом, которое представляет собой некую данную Богом целостность, уравновешивающую антагонизмы человеческой субъективности. В этом плане соотношение экономики и этики определено способностью обществ быть этическими в указанном смысле и не является самостоятельной проблемой.

Проблемы возникают в сфере моральной совместимости людей, соответствии их поведения моральным максимам. "Максимами Кант называет те приближенные к ситуации более или менее тривиальные правила поведения, в соответствии с которыми строится обычная практика индивида. Они освобождают действующего человека от труда ежедневно принимать решения и вместе образуют более или менее последовательную жизненную практику, в которой отражаются характер и образ жизни"²³. Это, по мнению Хабермаса, сфера этического.

Но есть максимы, которые являются моральными. В них проверяется золотое правило нравственности, взаимообязывающее индивидов к определенному поведению в отношении друг друга.

Всегда существующее несовпадение меры практичности, меры этичности и меры моральности не является препятствием для приемлемых отношений экономических конкурентов, экономических акторов и основных агентов экономики - работодателей, работников и бюрократии.

Первые имеют этику дела и вступают в отношения со вторыми, призванными государством или бюрократами, для того, чтобы это дело исполнить.

Вторые могут разделять данную этику, они могут подчиняться экономическим мотивам, исполняя задуманное дело, получая квалификацию и ощущая уважение к себе со стороны некоторой профессиональной группы.

Третьи же устанавливают границы дозволенного для первых и вторых.

Целесообразно исходить из наличия разных групп для описания этики капитализма. В социальном плане это ведет к трем моделям.

Во-первых, к социал-демократическому договору между предпринимателями, бизнесменами и государством (предприниматели не увольняют рабочих, рабочие не требуют повышения зарплаты, а государство занимается урегулированием конфликтов между ними).

Во-вторых, к субсидиарной, когда бедные слои финансируются государством и, возможно, отчасти бизнесом до прожиточного минимума.

В-третьих, к либеральной, признающей необходимость справедливости. Справедливость может быть определена, например, как максимизация минимального дохода любого члена общества.

Достоинства социал-демократической и либеральной справедливости в том, что они делают государство социальным. Субсидиарная политика государства - это раздача крох с барского стола, и до социального государства она не дотягивает.

И если вопрос о соотношении экономики и этики в обществе, в котором имеется баланс практических, этических и моральных отношений, не является проблемой, то проблемой оказывается этика капитализма как этика самого капиталистического общества.

стр. 100

Вот она уже не может быть только коммуникативной, только утилитарной, а должна быть автономной, иметь основания в себе самой, что невозможно в состоянии как ничем не ограниченной свободы, так и первоначального капиталистического накопления в странах нового капитализма.

Все модели взаимодействия слоев общества представляют собой варианты институционализации их отношений, их перевод из сферы экономики в социальную сферу, а также создание норм и отношений в хозяйственной и общественной системе не в расчете на моральное, а по причине неизбежности его появления в названных обстоятельствах.

Российское общество устремлено к моральному воспитанию и критике аморализма, и оно не забывает об институциональных основаниях морали. В период ельцинского правления призывали к согласию. При его выборе на второй срок пугали грандиозной войной и внушали идею гражданского мира, который сохранится благодаря переизбранию Ельцина. Слово "толерантность" было тогда предложено в качестве панацеи от всех бед. Постепенно его значение превратилось в свою противоположность - в отсутствие собственного идеала, собственной позиции, в пассивное применение всего, в том числе и всего аморального. Все "гуманные" компоненты морального строительства в российском капитализме проваливаются и переворачиваются так, что внешне выглядят моральными, а в действительности принимают криминально-коррупционную формулу "давайте договоримся".

Что же может стать основой капиталистической этики самых разнообразных групп? Что может стать в их коммуникации как автономной (бескорыстной) основой этики, так и гетерономной частью (обеспечивающей успех деятельности, повышение собственного благосостояния)?

Основная формула коммуникативной этики такого рода состоит в признании легитимности рационально осознанных и не противоречащих закону интересов различных социальных групп. Как же объединить эти противоречивые интересы? Как мы видели, мир, согласие, толерантность и прочие идеальные конструкты не могли этого сделать. На наш взгляд, практическим осуществлением признания легитимности интересов различных социальных групп является компромисс, то есть способность этих групп жертвовать частью своих интересов ради проведения в жизнь оставшихся. Только так, в институциональном закреплении компромисса посредством демократических институтов либо волей и посредством государства там, где еще нет демократии или она незрелая, компромисс может быть достигнут, а вместе с ним и мир, и согласие, и толерантность, но никак не результат их действия. В данных условиях очевидно, что роль государства как держателя социального контракта возрастает. В переходных экономиках роль государства как держателя и гаранта социального контракта не только исключительно важна, но она даже усиливается - вопреки неолиберальным идеям. Институт доверия в обществе, который просто необходим для эффективно действующей экономики, не может быть сформирован без активного участия государства. Моральным же итогом такой институционализации коммуникативной этики является уважение к другому и выдвижение на передний план этики справедливости и этики ответственности.

Примечания.

¹ Колпаков В. А. Будущее капитализма в исторической ретроспективе // Политический класс. 2006. М. 8. С. 75 - 83.

² Блауг М. Экономическая мысль в ретроспективе. М., 1994. С. 237.

³ Friedman T.L. The World is Flat. A Brief History of the Twenty-first Century. N. Y., 2006. P. 328.

⁴ Idid. P. 329.

⁵ Неклесса А. И. Homines Aeris. Люди воздуха, или Кто строит мир? М., 2005. С. 8, 78.

⁶ Федотова В. Т. Будущее капитализма в исторической перспективе // Политический класс. 2006. N 8. С. 85 - 93.

⁷ См.: Фукуяма Ф. Наше постчеловеческое будущее. Последствия биотехнологической революции. М., 2004.

⁸ См.: Фукуяма Ф. Сильное государство. Управление и мировой порядок в XXI веке. М., 2006.

⁹ Цымбурский В. Л. Полемическое послесловие, или Игры большой паузы // Неклесса А. И. Указ. соч. С. 203.

¹⁰ См.: Шумпетер Й. Капитализм, социализм, демократия. М., 1995; Поланьи К. Великая трансформация. Политические и экономические истоки нашего времени. СПб., 2002.

¹¹ Поланьи К. Указ. соч. С. 275.

¹² Там же. С. 277.

¹³ Drucker H.F. The New Realities. Oxford, 1996. P. 23.

¹⁴ Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народа // Классика экономической мысли. М., 2000. С. 144.

¹⁵ Кейнс Дж. М. Альфред Маршалл, 1842 - 1924 // Маршалл А. Принципы политической экономии. М., 1993. С. 9 - 10.

¹⁶ Маршалл А. Принципы политической экономии. М., 1993. С. 59.

¹⁷ Скидельски Р. Джон Мейнард Кейнс. 1883 - 1946. Экономист, философ, государственный деятель. В 2 книгах. Кн. 1. М., 2005. С. 191.

¹⁸ Девиз, начертанный на жетоне депутата Уложенной комиссии, созданной Екатериной II. Цит. по: Павленко И. И. Екатерина Великая. М., 2006. С. 116.

¹⁹ Кстати, весьма слабо выраженной в российском варианте капитализма, где часто формула "давайте договоримся", ведущая к коррупции и неформальным связям, оказывается более эффективной для бизнеса.

²⁰ Ходжсон Дж. Экономическая теория и институты. М., 2003. С. 45.

²¹ Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность. М., 1995. С. 9 - 10.

²² Там же. С. 14.

²³ Там же. С. 14 - 15.

Publisher:

Permanent link for scientific papers (for citations):

Comments: