В послетильзитский период (1807 - 1810) отношения между Россией и Францией складывались таким образом, что война становилась все более неизбежной, Наполеон настойчиво готовился к ней. Александр имел много доказательств существования военных планов у Наполеона.

В мае 1811 г. Наполеон во время приема русского посла Куракина произнес двухчасовую речь с обвинениями по адресу Александра в приготовлениях к войне. Наполеон грозил, что он не даст себя застигнуть врасплох, что он соберет огромную армию и поведет ее в Россию. В августе 1811 г. сцена с Куракиным повторилась, но уже в присутствии всего дипломатического корпуса. Наполеон при напряженном внимании всех представителей европейских государств, аккредитованных при его дворе, прямо угрожал войной. После этого в Европе уже никто не сомневался в неизбежности войны.

Несмотря на стремление Коленкура отсрочить начало войны - за что он был смещен Наполеоном и заменен Лористоном, продолжавшим действовать так же осторожно, как и Коленкур, - война была предрешена, и никакие усилия дипломатов не могли ее задержать. Обе стороны, готовясь к войне, старались уладить отношения с соседями, чтобы не быть вынужденными вести войну на два фронта. В феврале 1812 г. Наполеон заключил союзный трактат с Пруссией, которая обязалась выставить 20-тысячный корпус, а также поставлять во французскую армию продовольствие. За эту помощь Фридрих-Вильгельм потребовал себе Лифляндию, Курляндию и Эстляндию. Наполеон заключил также союз с Австрией. Для России важно было обеспечить поддержку Швеции и кончить войну с Турцией: тогда у нее руки были бы развязаны. Швецию, как и Россию, тяжело угнетала континентальная блокада. В апреле 1812 г. между Швецией и Россией была заключена конвенция, по которой Александр обязывался содействовать присоединению Норвегии к Швеции, после чего Бернадотт должен был послать войска против Наполеона к берегам Германии. Теперь Александру можно было не опасаться внезапного нападения с севера.

16 (28) мая 1812 г. в Бухаресте был подписан мирный договор России с Турцией, по которому Бессарабия отходила к России, но Молдавия и Валахия оставались в руках Турции. За сербами признавалось право внутреннего самоуправления, и косвенно подтверждались права России на Грузию, Мегрелию и Имеретию. Последний пункт был сформулирован в тексте договора так, что он позволял России в дальнейшем всегда отстаивать свое право на указанные земли. Военные действия прекратились, и русская дунайская армия могла быть теперь обращена против Наполеона.

*

Казалось, все препятствия для начала войны были устранены. Но Наполеону для окончания всех дел, связанных с войной, нужна была некоторая отсрочка. В апреле 1812 г. Александр уехал в Вильно. Чтобы выиграть время, Наполеон отправил к Александру графа Нарбона, который должен был убедить царя в стремлении Наполеона сохранить мир, а вместе с тем и разведать о настроениях в России. Нарбон недолго пробыл в Вильно: через два дня его оттуда весьма вежливо удалили. Впечатления Нарбона были столь же оптимистичны, сколь и легковесны. Он уверял, что Александр недостаточно решителен, что он готовится уступить во всем Наполеону, что русская армия не начнет первая военных действий, но что Александр даст сражение немедленно после перехода наполеоновских войск через границу. Последнее было особенно важно для Наполеона. Он был почти уверен в разгроме русских войск при встрече со всей огромной массой его армии недалеко от границы, но он весьма тревожился за исход столкновений с русскими, если они произойдут в глубине русской территории, когда соотношение сил обеих сторон изменится к худшему для Наполеона. Наполеон, не теряя времени, двинул свои войска через Германию к русской границе. Наступали последние дни мира.

В ночь на 12 (24) июня 1812 г. первые полки наполеоновской армии переправились через Неман.

К 1812 г. армия Наполеона достигала 1187 тыс. человек. Из этого числа для похода на Россию была выделена так называемая "великая армия" (или "большая

армия" - "la grande armee"). Она состояла из гвардии, 12 пехотных корпусов и 4 резервных кавалерийских корпусов. Общее число войск, входивших в "великую армию", доходило к 12 (24) июня до 524 тыс. человек при 1372 орудиях; кроме того в армии состояло до 100 тыс. разного рода нестроевых чинов. Число лошадей (строевых и обозных) достигало 156 тысяч¹ . Не все части этой колоссальной войсковой массы перешли границу и вторглись в пределы России. В ночь на 12(24) июня началась переправа через Неман выдвинутого далеко вперед левого фланга "великой армии". В течение ближайших 10 - 12 дней переправились центральная и правофланговая группы армии, всего до 420 тыс. человек. Оставшиеся были расположены по ту сторону границы в качестве резервов.

По своему национальному составу "великая армия" отнюдь не могла быть названа французской: французы составляли всего лишь около половины ее. Другая половина состояла из солдат, собранных почти со всех государств Европы. Вся Европа, за небольшими исключениями, приняла участие в походе на Россию. Многонациональность "великой армии" ни в коей мере не могла способствовать ее боеспособности.

Одной из самых трудных задач, стоявших перед Наполеоном, было снабжение армии продовольствием. Для подвоза съестных припасов было образовано 17 специальных батальонов с 6 тыс. повозок. Они были в состоянии подвезти, до 120 тыс. квинталов (квинтал = 100 кг) муки, т. е. количество, достаточное для прокормления армии в течение двух месяцев; в дальнейшем подвоз продовольствия должен был производиться из магазинов, расположенных в Пруссии и Варшавском герцогстве, где наполеоновские интенданты накопили огромные запасы, отнятые у населения путем жестоких реквизиций. Предполагалось, что из магазинов, находящихся преимущественно в городах на Висле, запасы водным путем будут доставлять на Вилию. Расположенная на этой реке Вильна должна была служить центральной базой снабжения армии. Но с подвозом продовольствия дело обстояло очень плохо. Не успела "великая армия" дойти до Немана, как обозы отстали от нее уже на несколько этапов. Начались реквизиции, часто превращавшиеся в простой грабеж и мародерство: еще до перехода через Неман количество отсталых и мародеров доходило до 30 тысяч. Для преследования их были выделены особые летучие колонны. Такое начало не предвещало ничего хорошего² . Дисциплина "великой армии" с самого начала войны внушала серьезную тревогу.

*

Но несмотря на все это, враг, надвигавшийся на Россию, был грозной силой. Значительная часть "великой армии" состояла из опытных солдат и офицеров, прошедших суровую школу наполеоновских войн. Техническое снабжение армии было поставлено хорошо. Во главе армии стоял овеянный беспримерной легендарной славой гениальный полководец, не знавший до сих пор поражений. Ближайшими сотрудниками его были талантливые и храбрые маршалы.

Левый фланг "великой армии" находился у Ковно. Здесь была сосредоточена основная масса войск: гвардия, пехотные корпуса Даву, Удино, Нея и кавалерийские корпуса Нансути и Монбреня. Всего здесь было собрано до 220 тыс. человек под непосредственным командованием самого Наполеона. К югозападу, в районе Растенбург - Сувалки, находилась центральная группа, состоявшая из пехотных корпусов вице-короля итальянского принца Евгения и Сен-Сира и кавалерийского корпуса Груши, - всего 86 тыс. человек. Еще далее к югозападу, у Варшавы и на Нареве, расположился правый фланг, состоявший из пехотных корпусов Понятовского, Ренье и Вандама и кавалерийского корпуса Латур-Мабура, - всего 75 тыс. человек. Левый фланг "великой армии" прикрывался корпусом Макдональда, двигавшегося на Россиены, правый фланг - австрийским корпусом Шварценберга, наступавшего на Люблин. Такое расположение армии, казалось, давало возможность Наполеону совершить задуманную им операцию, сущность которой сводилась к следующему: главный удар должен был нанести левый фланг наполеоновских войск правому крылу русской армии; разгромив его, Наполеон предполагал зайти в тыл центра и левого крыла русской армии, чтобы нанести ей окончательное поражение³ .

Сосредоточение войск левого фланга "великой" армии закончилось к 11(23) июня. Как уже указывалось, в ночь на 12(24) июня началась переправа через Неман по трем понтонным мостам. Никакого объявления войны ей не предшествовало.

В период подготовки к войне вопрос о наступательном или оборонительном характере войны был предметом долгих и жарких споров в кругах русского высшего командования. Среди русских военачальников было немало сторонников наступательной войны. Багратион являлся среди них наиболее авторитетным. Но большинство генералов отстаивало необходимость оборонительной тактики. Мотивировали они свою позицию, во-первых, значительным превосходством сил Наполеона, а, во-вторых, отсутствием хорошо обеспеченного тыла. Сторонники отступательной тактики высказывали также уверенность, что Наполеон при продвижении в глубь страны будет становиться все слабее и слабее. Необходимость оставлять гарнизоны на занимаемой территории приведет к значительному уменьшению его действующей армии, и, в конце концов, силы обеих сторон будут уравновешены.

¹ Михневич Н. "Отечественная война", История русской армии и флота. Кн. 3-я, стр. 87.

² Бутенко В. "Состав "Великой армии". "Отечественная война и русское общество". Т. III, стр. 46 - 49. М. 1912.

³ Михневич Н. Указ. соч. стр. 92 - 93.

Бернадотт, бывший маршал Наполеона, наследный принц и фактический правитель Швеции, писал Александру: "В том положении, в котором находится Россия в отношении с Францией, вся ее выгода заключается в том, чтобы затянуть войну надолго, потому что она может это сделать, а Наполеон не может. Следует менее всего рассчитывать на случай и потому необходимо избегать больших сражений, а скорее привести войну к мелким стычкам... Если бы пришлось отступать за Двину и, чтобы все сказать, за Неву - только бы упорно продолжали действовать - все устроится, и Наполеон окончит с Александром, как Карл XII с Петром I"¹ .

Одним из наиболее влиятельных сторонников отступления был: офицер прусского генерального штаба Пфуль, перешедший после разгрома Пруссии в 1806 г. на службу в русскую армию. Пфуль выработал план, по которому русские войска на западной границе располагались в таком порядке: 1-я западная армия (127 тыс. человек с 550 орудиями) под командованием Барклая де Толли занимала фронт протяжением в 200 км от Россиен до Лиды; 2-я западная армия под командованием Багратиона (40 тыс. человек и 216 орудий) стояла между Неманом и Бугом, занимая фронт протяжением около 100 км; наконец, в Волыни и Подолии была расположена 3-я западная армия под командованием Тормасова (43 тыс. человек и 168 орудий); за этими войсками во второй "линии находились в Мозыре и Торопце резервные корпуса² . План Пфуля заключался в том, чтобы 1-я армия отступила в укрепленный лагерь у г. Дриссы на Двине, 2-я же армия должна была ударить в тыл и правый фланг противника, если бы последний последовал за 1-й армией. Пфуль предполагал, что противник, стиснутый двумя армиями, будет разбит и война закончится. Но как план Наполеона оказался ошибочным при первом же столкновении с действительностью, так и план Пфуля потерпел полный крах. Война пошла по пути, не предусмотренному ни той, ни другой стороной.

Первые две западные армии могли противопоставить 420-тысячной массе переправившихся через границу наполеоновских войск формально всего лишь 167 тыс. человек, но и это количество существовало на бумаге, а в действительности войск было еще меньше. Что касается 3-й армии, то на нее рассчитывать было невозможно, так как она предназначалась для отражения наступления австрийского корпуса Шварценберга. Предполагать, что силами двух армий удается разбить более чем вдвое превосходящего противника, было совершенно нелепо. Вот первая причина провала плана Пфуля. Клаузевиц обследовал дрисский укрепленный лагерь уже после перехода Наполеона через Неман и должен был признать полную несостоятельность выбранной позиции и неудовлетворительность ее защиты. "Русская армия, - пишет Клаузевиц, - избегла опасности лишь благодаря чрезмерной неловкости и слабохарактерности Пфуля, которые похоронили его план раньше, чем он успел вызвать катастрофу"³ .

Когда выяснилось огромное превосходство сил Наполеона и когда несостоятельность затеи Пфуля с дрисским лагерем стала очевидна, штаб Александра отдал приказание 1-й армии двигаться к Свенцянам, а 2-й -идти на соединение с ней через Вилейку, в случае же невозможности - взять направление на Минск, к Борисову. Приказ о марше 2-й армии на соединение с 1-й был получен Багратионом 18(30) июня. 20 же июня штабом было отдано приказание Барклаю после сосредоточения у Свенцян отступать к дрисскому лагерю. Эти два приказа находились в непримиримом противоречии друг с другом. Если бы идея соединения двух армий была усвоена твердо, то представлялось бы ненужным уводить 1-ю армию к Дриссе: путь от Свенцян к Дриссе идет на северо-восток, и таким образам армии шли не на сближение друг с другом, а удалялись друг от друга⁴ . Это показывает, что, видимо, идея дрисского лагеря не совсем потеряла свой кредит в глазах Александра и некоторых чинов его штаба. Двойственность, подозрительность, недоверчивость Александра, так же как и растерянность его штаба, ясно сказались в этих малопоследовательных распоряжениях.

Присутствие Александра в армии отражалось на ней самым губительным образом. Было совершенно необходимо удалить его из армии, и осуществление этой задачи взяли на себя Шишков, Балашов и Аракчеев. Они сочинили письмо Александру, в котором почтительнейше предлагали ему уехать. После его отъезда главное командование фактически перешло к Барклаю де Толли, который, будучи военным министром, оказался в армии старшим по должности. Но официального назначения Барклая главнокомандующим не последовало.

*

Итак, приказ о соединении 1-й и 2-й армий уничтожал весь первоначальный план войны. Теперь все внимание командования было устремлено на удачное осуществление соединения армий. О приостановке отступления в ближайшее время нечего было и думать, так как встретиться обе армии могли только отступая. Но если план ведения войны со стороны русских оказался столь сильно измененным, то не менее серьезные изменения произошли и в предположениях Наполеона. Центральная и правофланговая группы "великой армии" силь-

¹ Божерянов И. "Поход в Москву Наполеона и бегство его из России", стр. 27 - 28. М. 1912.

² Михневич Н. Указ. соч., стр. 94 - 95.

³ Клаузевиц "1812 год", стр. 43. 2-е изд. М. 1937.

⁴ Михневич Н. Указ. соч., стр. 100.

но запоздали с переходом через Неман: последние части правофланговой группы закончили переправу 21 - 22 июня (3 - 4 июля). Это не дало возможности Наполеону собрать все свои силы в один кулак, чтобы обрушить его на русских. 16(28) июня Наполеон занял Вильну и продолжал развивать наступление силами только своей левофланговой группы. Но задуманный им разгром русских армий не удался: к этому временя Барклай был уже на пути к Дриссе, Багратион же шел на соединение с ним. Раздавить ускользающего противника силами одной левофланговой группы было явно невозможно: для этого требовался фронтальный удар, - а войска центра и правого фланга еще не подошли. Так неудачно для Наполеона закончилась виленская операция. Надежды на молниеносный разгром русских оказались похороненными. Наполеону пришлось теперь устремить все силы на то, чтобы не дать Барклаю и Багратиону возможности соединиться. Исход войны в значительной мере стал зависеть от того, насколько искусство обоих командующих помешает Наполеону осуществить его намерения.

Выполняя приказ о соединении обеих армий, Багратион 18(30) июня двинулся на север к Новогрудку и достиг его 22 июня (4 июля); авангард же его к этому времени был уже у Николаева на Немане и начал переправу. Но в Николаев пришло известие, что маршал Даву, отправленный Наполеоном из Вильны, стремится перерезать Багратиону дальнейший путь на север, направляясь к Минску. Вместе с тем Багратион узнал, что в тыл к нему идет командовавший правофланговой группой "великой армии" брат Наполеона, вестфальский король Жером. Над багратионовой армией нависла угроза окружения. Сначала Багратион решил переменить направление и вместо движения на север (к Воложину) пойти на северовосток, к Минску. Но когда выяснилось огромное превосходство наступающего на него с двух сторон противника, он в третий раз переменил направление и двинулся на восток, к Бобруйску.

Началось знаменитое отступление Багратиона, во время которого он двадцать раз мог быть отрезан, загнан в Пинские болота и даже уничтожен вдвое сильнейшим противником. Наполеон проявлял лихорадочное нетерпение в операции против Багратиона. Негодуя на медлительность Жерома, он подчинил его Даву, писал резкие письма своему незадачливому брату, посылал грозные распоряжения Даву. Даву сам горел нетерпением разбить генерала, которого Наполеон считал самым выдающимся русским военачальником. Но все меры Наполеона не привели ни к чему: Багратион ускользнул, сохранив свою армию. На всем пути 2-й армии тыл ее прикрывали казаки Платова, отражая атаки авангарда Жерома и часто сами переходя в наступление. Польская кавалерия в нескольких стычках с Платовым понесла тяжелые потери. У Бобруйска Багратион перешел Березину и направился оттуда к Могилеву, но, узнав, что Могилев уже занят войсками Даву, отошел к Новому Быхову, где перешел через Днепр. Во время этой переправы корпус генерала Н. Н. Раевского в течение целого дня выдерживал упорный бой с наседавшим противником у Дашковки (выше по Днепру от места переправы Багратиона). Мужественное сопротивление Раевского дало возможность всем войскам 2-й армии перейти через Днепр. Очутившись на левом берегу Днепра, Багратион был уже вне опасности. Оттуда через Мстиславль открывалась свободная дорога к Смоленску, где, наконец, и произошло соединение обеих армий. Спасение армии Багратиона явилось второй крупнейшей неудачей Наполеона. Ему пришлось лишний раз убедиться в том, что в лице Багратиона он имеет противника, не идущего ни в какое сравнение с теми бесчисленными генералами, которых он без труда разбивал в предшествующих войнах. После того как было принято окончательное решение - не задерживаться в дрисском лагере, - 1-я армия 2(14) июля покинула его и направилась к Витебску, чтобы ожидать там соединения с Багратионом. Уходя из Дриссы, Барклай оставил на Двине корпус графа П. Х. Витгенштейна для прикрытия дороги на Петербург. Авангард Витгенштейна под командованием Кульнева переправился на левый берег Двины у Друи и напал на дивизию Себастиани. Эта операция произвела переполох у противника. Наполеон принял ее за начало наступления 1-й армии и с готовностью решил принять страстно ожидаемое им сражение, но скоро убедился в ошибочности своего предположения: Барклай продолжал отступать. Тогда Наполеон решил из Свенцян устремиться на Бешенковичи, чтобы там перейти Двину и вызвать Барклая на сражение еще до того, как он окажется в Витебске. Но сделать это ему не удалось: Барклай занял Витебск 11(23) июля, тогда как французский авангард начал переправу у Бешенковичей только на следующий день. Командовавший авангардом Наполеона Мюрат все время порывался втянуть Барклая в бой. Положение Барклая было весьма тяжким: принять бой с более чем вдвое сильнейшим противником он не мог, а уходить из Витебска не решался, так как здесь было назначено соединение обеих армий, и если бы Барклай ушел, то Багратион был бы отдан в руки Наполеона. Чтобы выиграть время, он выдвинул навстречу наступающему противнику корпус Остермана. В 20 км от Витебска, у Островны, 13(25) июля завязалось сражение, продолжавшееся и на следующий день. С русской стороны им руководил Тучков, со стороны противника - сам Наполеон. После упорного боя Тучков отступил к Витебску. 15(27) июля с рассветом Наполеон начал развертывать войска в виду у Барклая, опять-таки надеясь вызвать его на сражение. Но в это время Барклай получил извещение, что Багратион отступает к Смоленску. Барклай немедленно ушел из Витебска под прикрытием арьергарда Палена. 20 июля (1 августа) Барклай вступил в Смоленск, а 22 июля (3 августа) к Смоленску подошел Багратион. Труднейшая

операция по соединению обеих армий была закончена.

В то время как главные силы Наполеона наступали на 1-ю и 2-ю армии, на флангах происходили следующие события. После того как от Барклая отделялся корпус Витгенштейна, Наполеон оставил против него корпус Удино, который должен был действовать совместно с Макдональдом. Оба они намеревались соединиться, зайти в тыл Витгенштейну и опрокинуть его на главные силы Наполеона. Операция, однако, не удалась: в сражении при Клястицах части корпуса Удино были разбиты. Преследуя их, авангард знаменитого храбреца Кульнева наткнулся на главные силы Удино и был отброшен, сам Кульнев убит. Но, преследуя отступающих русских, французы были разбиты Витгенштейном. В помощь им Наполеон отправил корпус Гувмон де Сан-Сира, и Витгенштейну пришлось защищаться против трех корпусов. Противник, впрочем, проявлял мало активности, и обе стороны в течение августа и сентября лениво перестреливались. Тем не менее основная задача Витгенштейна была выполнена: дорога на Петербург оказалась хорошо защищенной.

Замечательное искусство, с которым Барклай и Багратион уклонялись от боя с гораздо более сильным противником, и несмотря на все усилия Наполеона помешать, все же соединились, нанесло серьезный удар Наполеону. К тому же состояние "великой" армии после почти двухмесячного наступления начинало внушать тревогу. Стремительность наступления войск Наполеона не давала возможности своевременно подвозить провиант. В армии началось недоедание. Уже под Витебском лошади получали один лишь зеленый корм, а людям вместо хлеба выдавалась мука, которую им приходилось класть в суп. Развивалось мародерство и дезертирство. Начались эпидемии, опасность которых увеличилась еще потому, что санитарных средств в армии почти не было. В результате этого убыль в войсках достигала 30%¹ . Настроение солдат и офицеров быстро падало. Правда, русской армии также приходилось трудно. Она страдала главным образом от недостатка воды. Клаузевиц рассказывает, что он никогда в жизни не страдал так от жажды, как во время отступления русской армии. "Приходилось, - пишет он, - черпать влагу из самых отвратительных луж, чтобы избавиться от этой жгучей муки"² . Было в русской армии немало и отставших и больных. Соединившиеся в Смоленске армии насчитывали всего-навсего 113 тыс. человек, потери доходили до 37 тысяч. Но русская армия отступала по своей земле, к ее услугам было все, что только могли дать жители. С величайшим вниманием относился к ней народ, видя в ней главного защитника от наступающего врага. Поработителя же родины - Наполеона - народ встречал с ненавистью, возраставшей по мере продвижения его в глубь России. Физические силы "великой армии" начали таять, вместе с тем падало ее моральное состояние.

*

Высшее командование армий, объединившихся в Смоленске, признало необходимым дать бой Наполеону. Однако Барклай не считал возможным дать противнику решительное сражение и бросить на него все свои силы: он предпочитал действовать более осторожно. По его распоряжению, часть войск была направлена к Рудне, с тем, однако, условием, чтобы не уходить от Смоленска далее трех переходов. Кроме того на всякий случай к Красному был двинут отряд Неверовского. Наполеон в стремлении вызвать русских во что бы то ни стало на решительный бой задумал смелую операцию захвата Смоленска в тылу у русской армии, после чего, по его мнению, русским нельзя было бы избежать сражения. 1(13) августа Мюрат, Ней и Даву начали наступление на Смоленск и на следующий день наткнулись на отряды Неверовского. С неслыханным героизмом молодые, не бывавшие еще в бою солдаты Неверовского отражали в течение всего дня атаки конницы Мюрата. "Нельзя довольно похвалить храбрости и твердости, с какою дивизия, совершенно новая, дралась против чрезмерно превосходных сил неприятельских. Можно даже сказать, что примера такой храбрости ни в какой армии показать нельзя", - доносил о подвиге отряда Неверовского Багратион³ . Только благодаря мужественной защите Неверовского Мюрату не удалось взять сналету Смоленск, как он рассчитывал. Тем временем войска обеих армий поспешили к Смоленску, и задуманная Наполеонам операция провалилась.

4(16) и 5(17) августа происходили жаркие бои под стенами Смоленска, выстроенными еще при Борисе Годунове. Жестокий артиллерийский обстрел города, предпринятый Наполеоном, не дал в первый день боя никаких существенных результатов. Но превосходство сил неприятеля убедило Барклая в необходимости продолжать отступление. Было решено, что первой начнет отступление армия Багратиона, следом за ней, прикрывая ее, двинется Барклай. Оборона Смоленска поручалась корпусу Дохтурова. В течение 5(17) августа отчаянные атаки Наполеона и интенсивный артиллерийский огонь не увенчались успехом: Дохтуров с поразительным упорством продолжал удерживать объятый пламенем город. Лишь после того как Барклай со своей армией ушел, Дохтуров покинул развалины Смоленска, уничтожив мосты через Днепр. Попытка Наполеона перерезать дорогу отступающему Барклаю не удалась, и русская армия опять ускользнула от него.

Война принимала непредвиденный для Наполеона оборот. Становился очевидным ее затяжной характер. Все стратегические расчеты Наполеона разбивались об искусство русских военачальников. Второй месяц

¹ Михневич Н. Указ, соч., стр. 113.

² Клаузевиц. Указ. соч., стр. 123.

³ Богданович М. "История Отечественной войны 1812 г.". Т. I, стр. 245.

войны был на исходе, а русская армия продолжала сохранять прежнюю силу сопротивления. Взятие Смоленска истолковывалось Наполеоном в официальных бюллетенях как крупная победа, но в глубине души он, видимо, начинал тревожиться за успех кампании: в слишком большом противоречии с официальным оптимизмом Наполеона находилась его первая попытка завязать с Александрам мирные переговоры, произведенная сейчас же после вступления в Смоленск. Он велел привести к себе взятого в плен раненого генерала Тучкова 3-го, обласкал его и просил написать его брату, командиру 3-го корпуса, письмо к; предложением Александру вступить в переговоры о мире. Письмо Тучков написал, оно было переправлено через Барклая царю, Александр его прочел, но оставил без ответа.

Первые же два месяца войны показали всему миру героизм русской армии. Несмотря на длинный ряд кровопролитнейших сражений русская армия стояла перед неприятелем все такой же грозной, какой была и в самом начале войны. Обнаруженный армией в этой войне героизм не может бить объяснен лишь одними качествами русского солдата, его высоким пониманием воинского долга или качествами военной муштровки. Война 1812 г., в отличие от ряда других войн, которые Россия вела, была войной справедливой, отечественной, народной. Приходилось защищать родину от покушения на ее целость и независимость. Защита родины придавала войне глубоко народный характер. Наполеон грозил России национальным порабощением. Цели борьбы с вторгшимся насильником, иноплеменным завоевателем, сеявшим повсюду смерть и разрушение, были ясны народной массе, и борьба с врагом явилась поэтому кровным делом народа.

Душитель французской революции, Наполеон шел на Россию с захватнической войной, продиктованной интересами крупной французской буржуазии; захватнические, империалистические войны Наполеона порождали "в свою очередь национально-освободительные войны против империализма Наполеона"¹ , - писал Ленин. Русский народ и повел против Наполеона национально-освободительную войну.

Пробуждение народного духа, наступившее после вторжения Наполеона в Россию, засвидетельствовано многими современниками. И. Д. Якушкин в своих записках высказал следующую мысль: "Все распоряжения и усилия правительства были бы недостаточны, чтобы изгнать вторгшихся в Россию галлов и с ними двунадесяти языци, если бы народ попрежнему остался в оцепенении. Не по распоряжению начальства жители при приближении французов удалялись в леса и болота, оставляя свои жилища на сожжение"² . О том же пишет Н. И. Тургенев в книге "Россия и русские". П. А. Вяземский, вспоминая о 1812 г., заявляет, что всеобщее одушевление было "не мимолетной вспышкой возбужденного патриотизма, не всеподданнейшим угождением воле и требованиям государя"³ . П. Г. Каховской писал к Николаю I из крепости: "В 1812 г. нужны были неимоверные усилия; народ радостно все нес в жертву для опасения отечества"⁴ . Н. А. Бестужев из крепости же обращался к Николаю I с такими замечательными словами: "Наполеон вторгся в Россию, и тогда-то народ русский впервые ощутил свою силу; тогда-то пробудилось во всех сердцах чувство независимости, сперва политической, а впоследствии и народной. Вот начало свободомыслия в России"⁵ .

Единодушный порыв, с которым народные массы восстали против вторгшегося в Россию врага, был ложно истолкован дворянской и буржуазной историографией, распространявшей легенду о полном уничтожении всех социальных противоречий в русском обществе в период борьбы с Наполеоном. Вся страна, утверждала эта историография, ополчилась против врага, охваченная единым, общим порывом, и царь, помещик и мужик слились в одну семью. Это совершенно неверно: ни о каком мирном содружестве классов во время войны 1812 г. не может быть и речи. Классовая борьба продолжалась, и целый ряд фактов убедительно и красноречиво подтверждает это положение.

При изучении документов, относящихся к отечественной войне, с совершенной точностью устанавливается факт отсутствия доверия со стороны правящих классов к патриотическому одушевлению народных масс и вместе с тем нескрываемая боязнь их. С. Глинка рассказывает, как он после взятия Смоленска предложил московскому главнокомандующему Ф. В. Растопчину организовать в Московском уезде охотничьи дружины. Растопчин сперва согласился, но потом раздумал, сказав: "Мы еще не знаем, как повернется русский народ. Мое дело выпроводить теперь дворян из уездов московских"⁶ . Растопчин, как и многие другие, плохо верил, что русский народ повернется против французов, и опасался, что скорее он обратит свой гнев против помещиков. Генерал-губернатор новгородский, тверской и ярославский принц Георгий Ольденбургский 10(22) сентября предписывал ростовскому уездному предводителю дворянства ряд мер полицейского характера с целью предупреждения возможных крестьянских волнений. В частности он приказывал: "Внутренних вооружений поселян надлежит совершенно избегать, ибо оные могут иметь последствия самые пагубные"⁷ .

Явная тревога сквозит и в тех афишах, которые сочинял и печатал Растопчин в Москве вскоре же после начала войны.

¹ Ленин. Соч. Т. XIX, стр. 181.

² Якушкин И. "Записки", стр. 11. М. 1926.

³ Вяземский П. Соч. Т. VII, стр. 193.

⁴ "Из писем и показаний декабристов", стр. 19. СПБ. 1906.

⁵ Там же, стр. 35.

⁶ "Записки о 1812 годе Сергея Глинки", стр. 255. СПБ. 1895.

⁷ "Русская старина" N 10 за 1884 г., стр. 212.

Афиши, по собственному признанию Растопчина, преследовали цель возбуждать в народе патриотизм и содействовать прекращению волнений. Растопчин призывал народ иметь послушание, усердие и веру к словам начальников", предостерегал его от доверия ко всяким распускаемым слухам. Хвастливые афиши Растопчина, написанные, по выражению ростовского городского головы Маракуева, "языком деревенских баб", сыграли скорее вредную роль, так как они вселяли в московское население необоснованные надежды на быструю и легкую победу над врагом.

Насколько же была реальна угроза крестьянских выступлений в период войны 1812 года? Ряд отдельных выступлений крестьян против помещиков отмечается и в 1812 году. Так, в Борисовском повете (уезде), Минской губернии, крестьяне составили несколько отрядов и организовали нападения на хлебные амбары и кладовые местных помещиков. Крестьяне Игуменского повета при приближении неприятеля скрылись в леса. Вместе с ними бежал и их помещик Гласко. Он и в лесу продолжал обременять крестьян непосильной работой и жестоко наказывал их. Крестьяне не выдержали и убили Гласко вместе со всей его семьей. Проявили неповиновение крестьяне поручика Малышева, вотчина которого находилась на границе Смоленской и Витебской губерний. 8 августа витебский вице-губернатор доносил Витгенштейну о "буйстве и возмущении" крестьян в поветах Полоцком, Городецком и Невельском и требовал присылки солдат для усмирения. Волнения были в Московской, Калужской, Орловской, Казанской, Саратовской и других губерниях. Особенно сильные волнения наблюдались в декабре 1812 г. в Пензенской губернии среди ратников ополчения. Волнения сопровождались убийствами и избиениями офицеров ополчения. О характере движения можно судить по такому факту. В Инсарском уезде некая старуха из крепостных, обращаясь к офицеру, спасавшемуся от восставших, сказала: "Это не Пугачев, тогда вас не всех перевешали, а нынче уж не вывернетесь. Нет, полно вам властвовать"¹ . Волнения были усмирены с помощью вооруженных отрядов, причем среди восставших были убитые и раненые. Военно-судные комиссии выносили жестокие приговоры.

Этих примеров достаточно, чтобы опровергнуть легенду о классовом мире, якобы установившемся после вторжения Наполеона в Россию. Отсюда, однако, совсем не следует, что русский народ в своей вражде к дворянству совершенно забыл о том, что отечеству угрожает опасность. "Чрезвычайно показательны в этом отношении волнения пензенских ратников. Комиссия военного суда в Инсаре установила, что восставшие предполагали, перебив офицеров, отправиться всем ополчением в армию, напасть на неприятеля, разбить его и уже потом выпросить себе прощение и свободу от помещиков. Армия Наполеона на острие своих штыков несла не свободу, а новое порабощение. Это отлично понимал в своей массе народ, мужественно боровшийся за целостность и независимость родины.

В свете народного героизма, так ярко проявившегося в памятные дни 1812 г., значительно тускнеют патриотические порывы дворянства и купечества, по поводу которых в литературе складывались целые легенды. Лучшая часть дворянства поняла всю серьезность момента и без громких фраз, надев, военный мундир, отправилась защищать родину. В числе патриотов 1812 г. было немало будущих декабристов: Пестель, Сергей Муравьев-Апостол, Никита Муравьев, Батенков, Штейнгель, Лунин и др. Настроения этой части дворянства хорошо характеризуются таким отрывком из письма К. Н. Батюшкова П. А. Вяземскому: "Я решился, и твердо решился, отправиться в армию, куда и долг призывает, и рассудок, и сердце, - сердце, лишенное покоя ужасными происшествиями нашего времени"² . Однако значительная часть дворянства обнаружила отсутствие сознания долга перед страной и прежде всего заботилась о себе.

Еще до взятия Смоленска дворяне стали покидать Москву, после же взятия Смоленска началось настоящее бегство. "Такие выезды и вывозы, - по свидетельству Глинки, - крайне сердили и раздражали народ". Дворянство стало усиленно молиться об избавлении от грозящей опасности. "Видя бар и барынь, скачущих к церкви, - рассказывает Глинка, - народ кричал: "Вот теперь стали молиться, а то пиры да балы. Плясали, мотали, да и накликали беду"³ . Один из современников войны 1812 г., мещанин Петр Кондратьев, рассказывал, что при приближении неприятеля к Москве первыми стали покидать город дворяне. Это вызвало сильный гнев в народе, требовавшем участия мужчин-дворян в защите Москвы. Движимые страхом за свою жизнь, "иные дворяне... наряжались в женские платья, а бакенбарды подвязывали, будто зубы болят, да так и выезжали из города"⁴ , - прибавляет Кондратьев. А. В. Никитенко в 1812 г., еще мальчик, живший в отдалении от театра военных действий, вспоминал впоследствии, как "все окрестное общество равнодушно относилось к судьбам отечества... Все, повидимому, интересовались только своими личными делами"⁵ .

*

18(30) июля был издан манифест о сборе ополчения в 16 губерниях. В организа-

¹ Семевский В. "Волнения крестьян в 1812 г.". "Отечественная война и русское общество". Т. V, стр. 74 - 114. М. 1912.

² Каллаш В. "Двенадцатый год в воспоминаниях и переписке современников", стр. 203. М. 1912.

³ Глинка С. Указ. соч., стр. 256.

⁴ Т. Н. "Рассказы очевидцев о двенадцатом годе", стр. 17. М. 1873.

⁵ Никитенко А. "Записки и дневник". Т. I, стр. 44. СПБ. 1904.

ции его дворянство и проявило свое подлинное отношение к судьбам родины. Часть дворянства, правда, отнеслась к этому призыву с полным сознанием своего долга: дворяне организовали отряды, заботились о вооружении и снаряжении ополченцев, сами командовали организованными ими отрядами. Но большинство стремилось использовать положение в своекорыстных целях. Граф Орлов-Давыдов, стремясь сбыть с рук негодных крестьян, писал приказчику: "Пьяниц, мотов, непрочных для вотчины, отнюдь не беречь". Растопчин писал Александру, что тайный советник Демидов и камергер кн. Гагарин, имевшие до 300 тыс. годового дохода, взялись обмундировать по полку, но обещания своего и не думают выполнять. Во многих случаях в ополченцы выставлялись заведомо физически негодные к войне крестьяне, без одежды и продовольствия. Власти принимали и таких, а дворяне радовались и благословляли "благоснисходительное" правительство¹ .

Что касается купцов, то они жертвовали значительные суммы на военные нужды; одно московское купечество пожертвовало громадную сумму - 10 млн. рублей. Но многие из них старались заработать на военных поставках и подрядах, входили в сделки с интендантами и наживали большие барыши, поставляя нередко негодные продукты по вздутым ценам. По свидетельству А. Бестужева-Рюмина, купцы "бессовестно воспользовались этим случаем (т. е. манифестом об ополчении) для своего обогащения". Так например предметы военного снаряжения (сабли, пистолеты, карабины) стали продаваться во много раз дороже.

Будущий декабрист С. Г. Волконский на вопрос Александра о духе армии и народа отвечал, что дух этот превзошел все ожидания. Когда же царь спросил о дворянстве, Волконский был вынужден ответить: "Стыжусь, что принадлежу к нему - было много слов, а на деле ничего"² .

*

В Литве и Белоруссии, куда армия Наполеона вступила тотчас же после перехода границы, политическая ситуация была более сложной. Польское дворянство, мечтая о восстановлении польского государства в границах 1772 г., с нетерпением ожидало войны Наполеона с Россией, видя в нем грядущего "избавителя" от власти царизма. С другой стороны, отношения крестьян с помещиками были очень напряженны. Помещики опасались, что с уходом царской армии начнутся крестьянские волнения, которые они при отсутствии воинской силы не в силах будут подавить.

17(29) июня 1812 г. в великом герцогстве Варшавском польским дворянством была образована генеральная конфедерация, которая в особом акте выразила намерение всеми средствами помогать Наполеону. Литовская шляхта немедленно откликнулась на образование в Польше конфедерации: как только царские войска оставляли ту или иную часть литовской территории, там возникали местные конфедерации, присоединявшиеся к акту генеральной польской конфедерации.

Французские войска заняли Вильну 16(28) июня 1812 года. Литовская шляхта и крупная буржуазия радостно встречали вступление войск наполеоновской армии в историческую столицу Литвы. Вильна стала главным штабом французской армии, отсюда исходили все распоряжения по гражданской части для местностей, где вводилось французское управление. Вильна должна была стать и основной продовольственной базой для армии. Наполеон 1 июля нового стиля опубликовал положение о временном правительстве великого княжества Литовского. Функции временного правительства были весьма ограничены, и "самостоятельность" его была чисто призрачной, поскольку все его действия находились под контролем императорского комиссара (герцога Бассано), через которого воздействовал на правительство сам Наполеон. Снабжение армии продовольствием, охрана спокойствия и порядка, борьба с дезертирами и бродягами, организация и обмундирование собственной армии составляли основное содержание всей деятельности временного правительства.

Опорой власти Наполеона в Литве явилась вновь организованная государственная жандармерия, направленная прежде всего против крестьянства. В Вильно была образована национальная гвардия в составе двух батальонов, которая должна была поддерживать в городе спокойствие и удерживать городскую плебейскую массу от возможных революционных выступлений. Французы чувствовали себя хозяевами в оккупированной Литве. Их самовольные действия при сборе продовольствия, уплата за продукты не наличными деньгами, а квитанциями вызвали ропот среди крестьянства. Мародерство "великой" армии с самого начала оккупации Литвы стало весьма распространенным явлением. В департаментах организовывались отряды для борьбы с мародерами, крестьяне уходили в леса с семьями и скотом.

6 июля 1812 г. было опубликовано воззвание временного правительства к городским и уездным властям, в котором приказывалось всем крестьянам, жителям местечек и деревень, оставившим при приходе войск свои дома, вернуться и приступить к исполнению своих земледельческих работ и повинностей. Правительство провозглашало незыблемость крепостного права и угрожало сельскому населению всякими наказаниями, если оно будет "выполнять свои обязанности дурно". Обращаясь к духовенству, правительство просило его побудить крестьянство духовными средствами "немедленно возобновить постоянное отправление обыкновенных дворовых повинностей". Но крепостное крестьянство

¹ Кабанов А. "Ополчение 1812 г.". "Отечественная война и русское общество", стр. 48 - 51, 52.

² Волконский С. "Записки", стр. 193. СПБ. 1901.

осталось глухим к правительственным воззваниям.

Временное правительство обложило барщинных и оброчных крестьян, а также и деревенских ремесленников-кустарей новым налогом. Для крестьянского населения, уплатившего недоимки и вторичную подушную подать за первую половину 1812 г., это было невыносимым бременем. Крупные землевладельцы, напротив, были поставлены в особое привилегированное положение: все, кто владел более чем 1000 дворами, уплачивал всего 500 злотых налога. Отдельным налогом было обложено еврейское население. Но и эти финансовые мероприятия не дали положительных результатов: казначейство временного правительства пустовало. Французское военное командование не считалось с финансовым положением временного правительства и предъявляло к нему все больше и больше требований.

1 июля Наполеон издал декрет об образовании литовской армии в составе 8 полков (четырех кавалерийских и четырех пехотных); 25 июля был назначен набор рекрутов. Многие крестьяне ответили на декрет уходом в леса, где выловить рекрутов было совершенно невозможно; правительству не удалось поэтому собрать полный комплект рекрутов.

В разных местах были открыты постоянные и временные военные хлебные магазины, вся тяжесть организации которых падала на крестьян, вынужденных отдавать последние остатки хлеба и скота.

С отступлением русской армии французские войска стали постепенно занимать и восточную Белоруссию. Вступив в Витебск, французское командование во главе с Коленкуром организовало новое управление, но на других началах, чем в Литве. Во главе французской администрации был поставлен императорский комиссар, возглавлявший "Распорядительную комиссию", через которую французское военное командование осуществляло свои планы. К участию в управлении были привлечены представители крупной земельной аристократии. Попытка главного комиссара взять с населения подушную подать и здесь, как и в Литве, оказалась безрезультатной: заставить крестьян, уже уплативших в 1812 г. подушную подать русскому правительству, внести ее вновь было невозможно. Попытка произвести рекрутский набор также закончилась полной неудачей. Наполеон поручил главному комиссару организовать продовольственные магазины с таким расчетом, чтобы можно было прокормить всю армию в течение 10 дней и один корпус в течение всей зимы. Но и из этих планов ничего не вышло: собрать такие громадные хлебные запасы оказалось невозможным. Эта грабительская политика поддерживала в крестьянстве враждебное отношение к французскому командованию. Население убегало в леса и оттуда нападало на французскую армию. Землевладельцы игнорировали приказ о рекрутском наборе и не дали ни одного солдата, хотя страх перед крестьянскими волнениями и заставлял их угождать французам, которые пытались военной силой привести крестьян к повиновению.

В самом Витебске был организован муниципалитет, вся деятельность которого сводилась к удовлетворению продовольственных нужд французской армии. Он не имел никакой самостоятельности, и власти разговаривали с ним на языке ультиматумов. Аналогичной была организация управления в Могилеве, который был занят маршалом Даву 8 июля. Городское население Могилева встретило приход французов крайне враждебно; часть жителей оставила город до вступления в него французов. Совершенно иное отношение к приходу французов было проявлено местными землевладельцами, которых очень встревожили крестьянские волнения, охватившие Могилевскую губернию. По просьбе помещиков маршал Даву посылал карательные экспедиции для подавления крестьянского движения. В имениях были размещены французские и польские солдаты, охранявшие загородные дома и усадьбы помещиков. Местные помещики-поляки встретили приход французских войск ликованием и пением в костелах патриотических гимнов в честь Наполеона. Они немедленно присоединились к акту польской конфедерации. Русские помещики Воронцовы, Салтыковы и другие, получившие земли в белорусских губерниях после первого раздела Речи Посполитой, не поддерживали патриотического восторга поляков, но, нуждаясь в военной помощи французов против крестьянских волнений, также держались французской ориентации. Могилевская и Витебская губернии не были присоединены Наполеоном к "восстановленному" великому княжеству Литовскому. По требованию Даву все население Могилева было приведено к присяге на верность Наполеону. Конечно, ни могилевский муниципалитет, ни местная губернская комиссия не располагали никакой самостоятельностью в своих действиях. Они были лишь молчаливыми исполнителями распоряжений военного командования. Католическое духовенство всячески поддерживало оккупантов. Православное духовенство также присягнуло Наполеону; по распоряжению Даву впредь до принесения ими присяги закрывались все православные церкви.

Лишь только французская армия вступила на территорию Литвы и Белоруссии, как крестьянство скоро убедилось в том, что Наполеон на стороне помещиков: он не только не собирался давать крестьянам личную свободу хотя бы по примеру Варшавского герцогства, а, наоборот, бросал свою армию против крестьянства, не желавшего повиноваться помещикам. Поэтому продвижение Наполеона по Литве и Белоруссии в глубь России сопровождалось борьбой партизанских отрядов с отрядами "великой армии".

Французы двигались вперед в условиях плохо обеспеченного тыла; приходилось распылять свои силы для подавления крестьянских выступлений. Наиболее значительным было крестьянское движение в минском департаменте, Витебской и Могилевской губерниях. Захват помещичьего имущества, убийство экономов и арендаторов, поджоги усадеб были обычными фор-

мами протеста. Крестьяне забирали весь помещичий хлеб, жгли помещичьи дома. Французское военное командование в конце августа использовало военные отряды для подавления крестьянского движения и возвращения крестьян к повиновению своим помещикам. Минский военный губернатор Брониковский назначил для борьбы с крестьянским движением особых плац-комендантов с предоставлением в их распоряжение военной силы. Но и военная сила не могла заставить крестьян вернуться к послушанию. Разгар крестьянского движения приходился на август 1812 г. - время усиленных продовольственных реквизиций и большого развития мародерства на территории Белоруссии и Литвы.

Отказываясь повиноваться своим помещикам, уходя в леса, недоступные французским войскам, скрывая продовольствие и нападая на отстающие части "великой" армии, крестьяне сорвали с самого начала заготовительную продовольственную политику Наполеона, ослабили тыл армии и отвлекли значительные военные части, оставленные для защиты помещиков. Этими своими действиями белорусский народ подготовлял почву для разгрома "великой" армии русским народом.

*

Во время войны 1812 г. на Украине были сформированы казачьи полки, предназначенные для 3-й армии под командой генерала Тормасова, прикрывавшей югозападные части империи и оперировавшей на коммуникационных линиях наполеоновской армии.

На Правобережье было сформировано конное войско в составе 4 полков, набор которых производился в 12 поветах Киевщины и 4 поветах Подолии. На Левобережье сформировано было 17 казачьих полков, выступивших в Туле и Калуге; в Полтавщине было организовано 7 конных и 4 пеших казацких полка, в Черниговщине - 6 полков по 1200 человек в каждом. Помещик Скаржинский сформировал особый батальон из крестьян (непомещичьих), который под командой Скаржинского неоднократно участвовал в боях в составе армии Чичагова и после войны 1812 г.; все чины батальона были награждены серебряными медалями.

Кроме казачьих полков на Украине были сформированы в 1812 г. и крестьянские ополчения, которые приняли участие в преследовании отступавшей наполеоновской армии. Украинские ополченцы бились в бою под Полоцком, полтавское ополчение принимало участие в осаде Замостья; другие участвовали в смоленских операциях в составе корпуса генерала Ожаровского и в боях на Волыни в составе корпуса генерала Рота. Украинские ополчения, не участвовавшие в походах, охраняли кордонную линию по границам Минской, Могилевской и Киевской губерний. 8(20) августа закончились бои под Смоленском. Русская армия отступала. Уже давно в армии раздавались голоса, требовавшие приостановки отступления; армейская масса не соглашалась со стратегическим планом Барклая, настойчиво заявляя о своем желании прекратить дальнейшее продвижение врага. И так рассуждала не только масса: в армии находились очень авторитетные лица, которые открыто протестовали против отступления. К их числу принадлежали Багратион и Ермолов, начальник штаба первой армии. Багратион давно уже писал негодующие письма Аракчееву, Ермолову, царю. Когда же дело дошло до сдачи Смоленска, гневу его не было границ: в письме к Аракчееву от 7(19) августа он называл Барклая "дрянным генералом", ведущим за собой "гостя в столицу", и прозрачно обвинял Барклая в измене (слухи об этом давно уже (распространялись в армии)¹ . Через день - 9(21) августа - в письме к Ермолову Багратион решительно заявляет: "Воля ваша, отсюда ни шагу, если вы прочь, то я вам оставлю армию и поеду к государю"² . Тактика отступления Барклая была в данных условиях единственно правильной тактикой, "делом не свободного выбора, а суровой необходимости"³ . Суд истории реабилитировал талантливого полководца. Но в тот момент тактика отступления не была популярна. Дворянское общество выражало сильное недовольство непрерывным отступлением армии и тоже склонно было приписать это неуменью или даже предательству Барклая. Голоса, требовавшие смены руководства армией, становились все настойчивее. Общественное мнение и армия указывали лишь на одного кандидата, пригодного для поста главнокомандующего, - на Михаила Илларионовича Кутузова.

Кутузов был единственным из оставшихся в живых сподвижников Суворова и почти его ровесником. Еще в екатерининские времена он заслужил славу выдающегося полководца и храброго генерала. Кутузов усвоил основные стратегические и тактические приемы Суворова и его взгляды на систему воспитания и обучения солдат. В обществе и армии он пользовался исключительной популярностью. В те дни, когда война с Наполеоном стала войной народной, единственным вождем армии мог быть Кутузов, ибо никто из старых русских полководцев не был ближе к народу, чем этот выученик суворовской школы. Но Александр не скрывал своей неприязни к Кутузову, особенно после памятных ему дней Аустерлица. Кутузова нельзя было назвать слепым и раболепным поклонником царя; "гатчинского" духа, прочно сидевшего в Александре еще со времен Павла, Кутузов не выносил. Но страна требовала назначения Кутузова главнокомандующим, и Александр был вынужден уступить. Он откровенно признался в этом в письме к Екатерине Павловне от 18 сентября: "Мне оставалось только усту-

¹ Михневич. Указ. соч., стр. 137.

² Колюбакин Б. "Ход войны на главном театре действий в период с 8 по 17 августа". "Отечественная война и русское общество". Т. III. стр. 202.

³ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XI. Ч. 2-я, стр. 569.

пить единодушному желанию, и я назначил Кутузова... Из трех генералов (т. е. Барклая, Багратиона и Кутузова), равно неспособных (!) к роли главнокомандующего, я должен был остановить выбор на том, кого наметил голос народа"¹ . 8(20) августа состоялся приказ о назначении Кутузова главнокомандующим.

Пока Кутузов ехал из Петербурга к армии, Барклай продолжал отступать. Несколько раз - на реке Уже, у Вязьмы, у Царева-Займища - он пытался остановиться и дать Наполеону генеральное сражение, но в последний момент отменял данное приказание. 17 (29) августа в Цареве-Займище произошла встреча армии с Кутузовым, и полномочия Барклая кончились.

Приезд Кутузова к армии должен был обозначать конец отступления. Но Кутузов, опытный, поседевший в боях полководец, понимал, что переходить русской армии в наступление еще рано. Перевес сил Наполеона был все еще очень значителен, и он мог нанести непоправимый вред русской армии. Сохранился любопытный рассказ И. М. Снегирева об оценке Кутузовым самого себя: "Когда Кутузову поручили начальство над армиею в 1812 г. и когда он, задумавшись, сидел облокотясь, зять его спросил: "О чем вы задумались? Верно, о том, как разбить Наполеона?" "Нет, мой друг, я не о том думаю, как бы разбить его, на это надобна такая же армия, как его, а о том, как бы его обмануть"² . И уж, конечно, не в генеральном сражении собирался Кутузов обмануть Наполеона. Поэтому-то он по приезде в армию вовсе не торопился отдавать приказ о приостановке отступления и подготовке к генеральному бою.

Но что генеральный бой должен быть рано или поздно дан, в этом Кутузов не сомневался. Такого боя хотели армия и народ, возмущенные хозяйничаньем врага на территории России. После падения Смоленска ни у кого не оставалось сомнения в том, что Наполеон стремится овладеть Москвой. Отдавать же Москву без боя - это была такая жертва, на которую не пошли бы ни армия, ни народ. Все это отлично понимал Кутузов. Вовсе не форсируя генерального боя, так как не в нем он видел средство уничтожении Наполеона, Кутузов в то же время внимательно отыскивал наиболее удобное для него место. Еще 19 августа (1 сентября) из Гжатска он писал дочери Анне: "Мне не нравятся ваше пребывание около вашей Тарусы (город к востоку от Малоярославца. - А. П. ); вам могут наделать беды... Я хочу, чтобы вы уехали подальше от театра войны. Уезжайте же, дорогой друг, но я требую, чтобы сказанное мною было хранимо вами в глубочайшей тайне. Потому что, если оно получит огласку, мне это сильно повредит"³ . Таким образом, еще до Бородина Кутузов предвидел возможность оставления Москвы и образования театра военных действий в районе Малоярославца.

К отступающей русской армии прибыло подкрепление - Милорадович во главе 15-тысячного отряда и 10 тысяч московского ополчения под командованием Маркова. Это обстоятельство ускорило решение вопроса о выборе позиции для генерального боя. Посланные Кутузовым вперед офицеры его штаба остановились на поле вблизи селения Бородина, в 12 км к западу от Можайска. Бородинскому полю было суждено стать местом одной из самых замечательных битв во всемирной истории.

*

22 августа (3 сентября) Кутузов прибыл в Бородино. К этому времени русские войска расположились на поле в следующем порядке: правый фланг - от деревни Масловой до центрального кургана (батареи Раевского) - занимала армия Барклая, левый фланг - от батареи Раевского до Шевардина - армия Багратиона. Левый фланг, занимая позицию между Новой и Старой смоленскими дорогами, по которым двигалась армия Наполеона, подвергался опасности флангового удара и обхода. К тому же по количеству войск он был наиболее слабым на всем фронте Бородинской позиции. Эти обстоятельства заставили Кутузова отдать распоряжение об отводе левого фланга назад, к Семеновскому кургану, где были построены укрепления - Семеновские, или Багратионовы, флеши. Этот отход, совершенный 24 августа (5 сентября), сопровождался упорным боем с наседавшими французами. Бой, получивший название Шевардинского, дал возможность левому флангу занять гораздо более удобную позицию. Следующий день прошел в последних приготовлениях к решительной встрече. С рассветом 26 августа (7 сентября) загремела канонада у Семеновской, началась ружейная перестрелка у Бородина, французские полки пошли в атаку на русские укрепления и начался Бородинский бой. Со стороны русских в бою принимали участие 110 - 120 тыс. человек при 654 орудиях; со стороны французов - 125 тыс. человек три 556 орудиях. Еще в бою при Шевардине можно было предполагать, что основной удар Наполеон нанесет левому флангу русской армии. Первый удар Наполеон обрушил на село Бородино, чтобы сковать правый фланг Кутузова, и одновременно огромными силами атаковал левый фланг. У Семеновских флешей с 5 1/2 утра до 12 1/2 дня кипел ожесточенный бой. Французы произвели 8 атак, флеши несколько раз переходили из рук в руки. Первые атаки были особенно тяжелы, так как Барклай имел возможность прислать подкрепления лишь часам к 10, а до этого 15 тыс. русских удерживали около 30 тыс.

¹ Вел. кн. Николай Михайлович "Переписка императора Александра I с великой кн. Екатериной Павловной", стр. 87. СПБ. 1910.

² "Русская старина" за сентябрь 1912 года, стр. 372.

³ Георгиевский Г. "Кутузов в переписке с родными". Журнал министерства народного просвещения за январь 1912 года, стр. 31.

французов. Русские несли колоссальные потери, но держались героически. Командир сводно-гренадерской дивизии, защищавший флеши, Воронцов в своих воспоминаниях говорит, что его дивизия исчезла "не с поля сражения, а на поле сражения". Наполеон бросил лучшие силы на этот участок боя (корпуса Жюмо, Нея, Даву), выставил против флешей 400 орудий. Кутузову стало ясно, что крайний правофлагаговый участок фронта потерял значение, поэтому он решил перебросить правофланговые корпуса на левый фланг с целью его укрепления. Около 12 часов Кутузов направил Платова с казаками и Уварова с 1-м конным корпусом в обход справа в тыл Наполеона для диверсии: он хотел отвлечь этим внимание Наполеона и произвести соответствующую перегруппировку войск. Но как раз около этого времени французы начали свою решительную атаку на флеши, имея почти тройное превосходство в силах. После отчаянного боя, в котором русские проявили беспримерную храбрость, поразившую Наполеона, флеши были взяты французами. Багратион в этой последней атаке был смертельно ранен. Русские отошли за Семеновский овраг. Немедленно же Ней и Даву начали атаку русских на вновь занятой ими позиции. Атака была поддержана кавалерией Мюрата, обрушившейся на русские позиции с обоих флангов. Особое мужество в отражении кавалерийских атак проявили Измайловский и Литовский толки, стоявшие на левом фланге. Семеновская позиция была взята французами лишь после того, как была ведена в бой находившаяся в резерве дивизия Фриана. К 2 часам дня защитники Семеновской позиции отошли на третью Бородинскую позицию - за верховья речки Семеновки.

Диверсия Кутузова в тыл Наполеона не спасла Семеновских флешей и Семеновской позиции, но она оказала большую услугу защитникам батареи Раевского. Атаки на эту батарею начались с 9 часов. Во время второй атаки батарея была взята французами. На выручку ее Кутузов направил начальника штаба 1-й армии Ермолова. Контратака русской пехоты выбила французов из батареи. В пылу преследования врага русская пехота зашла так далеко, что возникла опасность ее окружения. Никакие усилия Ермолова не могли остановить солдат, он был вынужден приказать драгунам заскакать вперед и гнать пехоту обратно. Наполеон приказал начать третью атаку батареи, но в этот момент ему сообщили о диверсии Платова. Немедленно приказание было отменено, и Наполеон сам поскакал на место происшествия; убедившись в том, что диверсия произведена незначительными силами, он вернулся обратно и только после этого отдал приказ о возобновлении атаки батареи. Двух часов ослабления боевых действий (с 12 до 14) было достаточно для того, чтобы подтянуть к батарее подкрепление. Бои за батарею приняли исключительно ожесточенный характер. Атаки французов были вначале безуспешны, но губительный артиллерийский обстрел батареи и непрерывно подходившие свежие силы дали французам возможность ворваться в ее укрепление. Рукопашная схватка внутри батареи привела к тому, что почти все защитники ее оказались перебитыми - и батарея перешла в руки французов.

После взятия батареи Раевского (к 16 часам) Наполеон решил объехать поле сражения. С трудом пробираясь сквозь горы людских и конских трупов, он выехал к третьей Бородинской позиции. Сквозь дым сражения он увидел ряды русских войск, после потери половины состава стоявших так же грозно, как и в начале сражения. Зрелище было настолько внушительно, что Наполеон решительно отказался от мысли ввести в бой свой последний резерв - старую гвардию, - чего настойчиво добивались Мюрат и Ней. "На расстоянии трех тысяч километров от Парижа я не могу рисковать старой гвардией", - заявил Наполеон о своем последнем резерве. Интенсивность боя ослабевала. К заходу солнца прекратился ружейный огонь и смолкла орудийная канонада. Наступил конец великой битвы, явившей миру невиданные примеры героизма русской армии.

Один из многочисленных мемуаристов 1812 г., генерал Левенштерн, рассказывая о Бородинском бое, пишет: "Только благодаря беспредельной преданности и самоотвержению солдат армии, удалось оказать французам и их гениальному предводителю упорное сопротивление"¹ . Бородинский бой дает множество образцов самоотверженности русского солдата. В анонимной записке "Подвиги русских солдат" рассказывается о том, что стрелок Семеновского полка Чернов накануне боя был тяжело болен и находился в лазарете. Он выпросил у командира полка разрешение вернуться в полк и принял участие в бою. Через два дня, не получив ни единой царапины в бою, он умер. Норов с большой теплотой вспоминает о своем бомбандире Козлове. Когда Норов был ранен, Козлов проводил его на перевязочный пункт. Норов просил своего солдата остаться с ним, но Козлов отвечал: "Позвольте вернуться на батарею: людей много бьет, всякий человек теперь там нужен"² . Анонимный автор "Описания Бородинского боя" рассказывает, как кавалерийские корпуса генералов Нансути и Латур-Мобура стремились пробиться сквозь Михайловский и Литовский полки. Губительный огонь неприятеля, конные атаки его, огромные потери в людском составе не сломили сопротивления полков, которые, мак говорит автор, "пребыли в наилучшем устройстве и тем заслужили себе неувядаемую славу"³ . Н. И. Андреев, долго служивший в армии и участвовавший в нескольких войнах, пишет, что Тарнопольский полк шел о атаку колонной с музы-

¹ "Русская старина" за 1901 г. N 1, стр. 104.

² "Русский архив" за 1881 г. N 3, стр. 200.

³ "Отечественная война 1812 года". Отдел I. Переписка русских правительственных лиц и учреждений. Т. XVI, стр. 116. СПБ. 1911 (Материалы Военно-ученого архива).

кой и песнями, "что я, - замечает он, - в первый и последний раз видел"¹ . Н. А. Дивов рассказывает, что Ермолов вел солдат в атаку на батарею Раевского после того, как она была занята французами. Дивов видел около батареи пустой овраг. При возвращении обратно оврага уже не было: он весь был наполнен трупами"² .

В свете всех этих фактов становятся понятными слова герцога Винченцского, сказанные им, как передает наполеоновский генерал Пеле, в ответ на неудовольствие Наполеона по поводу малого количества русских пленных после атаки Шевардинского редута: "Русские показали себя стойкими, их приходилось валить". Французам в Бородинском бою удалось захватить в плен всего лишь семьсот человек.

Зорким взглядом опытного полководца Кутузов сразу оценил положение после окончания битвы: армия уцелела, не могло быть и речи об ее разгроме. Он написал Барклаю и Растопчину о своем намерении на следующий день возобновить бой. И только к ночи, когда выяснились ужасающие потери (58 тыс. у русских и не менее 50 тыс. у французов), им был дан приказ об отступлении. В рапорте царю Кутузов, не скрывая правды, сообщал, что армия расстроилась, необходима ее перегруппировка, "а потому, когда дело идет не о славе выигранных только баталий, но вся цель будучи устремлена на истребление французской армии, я взял намерение отступить 6 верст, что будет за Можайском"³ . Эти строки не были напечатаны в официальных сообщениях: петербургская цензура сочла неудобным публиковать их. Русская армия продолжала отступать на восток.

Широкие круги русского общества оценивали Бородинский бой с точки зрения лишь непосредственно последовавших за ним событий. Если, рассуждали в русском обществе, и после Бородина армия продолжала отступать и Москва была сдана, то, следовательно, Кутузова нельзя считать победителем Наполеона. На самом деле это было вовсе не так. Кутузов был совершенно прав, когда в письме к жене от 29 августа (10 сентября), отнюдь не предназначенном для опубликования, писал: "Я, слава богу, здоров и не побит, а выиграл баталию над Бонапартаем"⁴ . В самом деле, русская армия сохранила свою боеспособность, и сила сопротивления ее не была сломлена. Артиллерия, штабы, обозы - все это сохранилось в полной мере. Моральное состояние армии не оставляло желать ничего лучшего. Более того, о нее, как говорил Ермолов, расшиблась французская армия. А это при данном соотношении сил нельзя было рассматривать иначе, как серьезную победу. Нужно было обладать всем опытом и искусством Кутузова, чтобы понять это сразу. Уже много позднее, когда неприятель был изгнан из России, все значение Бородинского боя стало ясно и широким общественным кругам. В 1813 г. в Москве вышла книжка некоего автора, скрывавшегося под псевдонимом "Московский житель", озаглавленная "Русские и Наполеон Бонапарте". В ней следующим образом говорится о Бородинском бое: "Можно поздравить с победой сею не токмо знаменитое российское воинство, но и весь человеческий род. На Бородинском поле погребены дерзость, мнимая непобедимость, гордость и могущество избалованного счастливца"⁵ . Наполеон в своем известном отзыве о Бородинском бое вынужден был признать непобедимость русских войск: "Из всех моих сражений самое ужасное то, которое я дал под Москвой. Французы показали себя достойными одержать победу, а русские стяжали право быть непобедимыми".

*

Если Кутузов еще до Бородина считал участь Москвы предрешенной, то теперь, после боя, он не сомневался в неизбежности ее оставления. Армия, начав отступать на рассвете 27 августа (8 сентября), отходила на восток и 31 августа (12 сентября) была уже в Мамонове, т. е. в одном переходе от Москвы. За все это время Кутузов не раз говорил о своем намерении не отдавать Москву без боя. Главнокомандующий не мог открыто говорить о своих намерениях: армия и народ были полны желанием, отстоять Москву. Когда 1 (13) сентября в деревне Филях Кутузов созвал военный совет для обсуждения вопроса, сдавать ли Москву без боя или дать под ней бой, у него уже было готово решение. На совете голоса разделились. Часть присутствовавших во главе с Беннигсеном настаивала на сражении. Барклай, поддержанный несколькими командующими, предлагал отдать Москву без боя. Кутузов встал и, подойдя к столу, за которым сидели участники совета, произнес: "Властью, врученною мне государем и отечествам, приказываю отступать"⁶ . С ясным и твердым сознанием всей огромной ответственности перед страной за принятое решение Кутузов оставлял Москву. Положение его было исключительно тяжелым: он не мог не знать, какое потрясающее впечатление произведет оставление Москвы на армию и народ. Но ведь вся его цель была

¹ "Русский архив" за 1879 г. Кн. 3-я, стр. 191.

² См. "Русский архив" за 1873 г. Кн. 7-я, стр. 01337.

³ Богданович М. "История Отечественной войны 1812 г.". Т. II, стр. 229 - 230.

⁴ "Русская старина" за февраль 1872 г., стр. 269.

⁵ "Русские и Наполеон Бонапарто или рассмотрение поведения нынешнего обладателя Франции с Тильзитского мира по изгнание его из древней Российской Столицы, с присовокуплением многих любопытных анекдотов и плана Москвы, в коем означены горевшие и оставшиеся в целости части города. Писано Московским Жителем", стр. 52. 1813.

⁶ Богданович М. Указ. соч. Т. II, стр. 251 - 252.

"устремлена на истребление французской армии". Быть может, только один Кутузов в этот момент предвидел роковые для Наполеона последствия занятия Москвы. Перед рассветом 2(14) сентября армия снялась с позиций и двинулась через Москву на Рязанскую дорогу. К вечеру главные силы армии находились в 17 верстах от Москвы, у деревни Панки, где была назначена ночевка. Отступающую армию прикрывал арьергард Милорадовича. Конница Мюрата была так близко от Милорадовича, что Кутузов разрешил ему вступить в переговоры с Мюратом о перемирии на несколько часов, чтобы дать возможность армии выйти из Москвы. В случае несогласия Мюрата Милорадович грозил, что бой будет происходить на улицах города. Мюрат согласился на перемирие, и Милорадович в ночь на 3 (15) сентября ушел из Москвы. Следуя за ним по пятам, авангард Мюрата вступил в Москву.

Московское население отнеслось к оставлению Москвы без боя, как к великому несчастью. А. Бестужев-Рюмин рассказывает, как еще 31 августа (12 сентября) народ с оружием в руках: пиками, вилами, топорами - устремился в предместье Три Горы, "чтобы спасти от наступающего врага Москву". "Малейшая поддержка этого патриотического взрыва, - замечает он, - и, бог знает, взошел ли бы неприятель в Москву"¹ . Эти люди собрались под Москвой, привлеченные воззваниями Растопчина, который обещал им, что если неприятель приблизится к Москве, то он вооружит народ и сам станет во главе его на защиту города. "Я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет", - возвещал Растопчин в своей афише 18 (30) августа. В день Бородинской битвы Растопчин открыл арсенал для бесплатной раздачи оружия населению. Народ искренне хотел отстоять город и собрался к Трем Торам, ожидая, как поведет его в бой сам генерал-губернатор. С. Глинка, при отступлении армии приставший к Любавскому полку и вместе с ним уходивший из Москвы, видел, как народ нес оружие, с помощью которого намеревался "бить французов"² .

Не довелось, однако, народу дождаться своего "вождя", так как Растопчин был в это время занят важным делом спасения собственной жизни. Когда народ узнал, что Наполеон стоит на Поклонной горе, он, естественно, озлобился: бесстыдная демагогия Растопчина сразу же стала ясна. Наиболее горячие головы явились к дому генерал-губернатора и требовали, чтоб он вышел к собравшимся, "не то доберемся до него", - кричали в толпе. Растопчин велел привести купеческого сына Верещагина, сидевшего в тюрьме и осужденного на каторгу за составление прокламаций в сочувственном Наполеону духе. Как только Верещагин был приведен, Растопчин закричал, указывая на него: "Вот изменник! От него погибает Москва". Толпа стояла неподвижно. Тогда Растопчин приказал двум унтер-офицерам своей охраны убить Верещагина. Пока его терзали и волочили по улице, Растопчин вошел в дом, вышел через задние ворота к ожидавшим его дрожкам и ускакал.

Днем 2 (14) сентября Наполеон, окруженный свитой, въехал на Поклонную гору. Здесь он остановился в ожидании депутации "бояр" с ключами от города, того города, овладение которым, по его убеждению, обозначало конец войны. Во всяком случае, его истощенная армия получит теперь те "удобные квартиры", которые ей были обещаны в приказе Наполеона в день Бородинского боя. Но депутации Наполеон так и не дождался: скоро ему сообщили, что Москва покинута всем ее населением. Изумленный этим сообщением, Наполеон отказывался ему верить, но, тем не менее, пришлось въезжать в город без всякой торжественности. Начало не предвещало ничего хорошего, виды на будущее стали еще более мрачными, когда в первую же ночь пребывания Наполеона в Москве начались пожары. Их грандиозные размеры не могли не внушить самой серьезной тревоги. Начавшись в ночь на 3 (15) сентября, пожары, усиливаясь, продолжались до 6 (18) сентября. За четверо суток выгорело почти три четверти города. Огнем был охвачен и Кремль, где поселился Наполеон, вынужденный оттуда перебраться в Петровский дворец.

Московский пожар вначале явился результатом прежде всего оставления Москвы ее жителями: достаточно было случайной мокры, чтобы деревянный город, брошенный обитателями, загорелся. Не подлежит сомнению, что и сами французы немало способствовали возникновению пожаров, когда они в неистовом грабеже, охватившем армию в первые часы ее пребывания в Москве, разбивали склады со спиртными напитками. Но, несомненно то, что Москву поджигали оставшиеся в ней жители. Пусть лучше сгорит город, чем достанется в руки врагу - такое рассуждение является психологически правдоподобным. Французские власти по понятным причинам усиленно обвиняли население Москвы в умышленных поджогах. Наполеон отдал приказ о расстреле пойманных поджигателей без суда. Большое число расстрелянных еще не дает, однако, оснований считать, что все они действительно были поджигателями. Главным виновником московского пожара французы называли Растопчина, приказавшего увезти из Москвы пожарное снаряжение. Сам Растопчин, однако, в брошюре, изданной в 1822 г. в Париже, отрицал свою роль в этом деле.

Так встретила Москва завоевателей. О каких уж тут было думать "удобных квартирах"! Но положение армии Наполеона сделалось совершенно безвыходным, когда

¹ "Чтения в Обществе истории и древностей российских". Ч. 2-я, стр. 83. 1859.

² Глинка С. "Прибавление к русской истории или записки и замечания о происшествиях 1812, 13, 14 и 15 годов", стр. 71. М. 1818.

она стала испытывать недостаток продовольствия, ликвидировать который, как показали ближайшие события, не удавалось никакими средствами. Угроза подлинного голода нависла над наполеоновской армией.

Александр I много раз публично заявлял, что он не заключит мира с Наполеоном, пока хоть один неприятельский солдат останется в пределах России. Но был ли он достаточно тверд в этом своем решении? Надо полагать, что нет. Вероятно, в кругу очень близких ему людей он проявлял некоторые колебания и полной уверенности в своей твердости внушить, не мог. Иначе нельзя объяснить того кричащего письма (всего несколько строк) сестры Александра Екатерины Павловны на другой же день после оставления Москвы (3 (15) сентября). "Москва взята, - писала она Александру, - не забудьте Вашего решения: никакого мира, и Вы еще имеете надежду вернуть свою честь... Мой дорогой друг! Никакого мира, и, если бы вы даже были в Казани, никакого мира"¹ . Это письмо, носящее характер заклинания, показывает, что твердой веры в непоколебимость Александра у Екатерины Павловны не было. Кое-кто из окружавших царя, зная его колебания, также не был проникнут решимостью довести борьбу с Наполеоном до конца. В пользу мира высказывались Константин Павлович, Аракчеев, Балашов, Румянцев. Слухи о таких настроениях бродили, видимо, в довольно широких кругах, иначе не было бы нужды Винценгероде беспокоиться по поводу "вельмож".

И если "вельможи" во главе с царем не пошли на мир с Наполеонам, то только потому, что народ и армия не простили бы такой измены. Мир с врагом, занявшим Москву, мог стоить царю короны, и Александр знал об этом. И так за все неудачи кругом бранили царя, считая его виновником всего перенесенного страною горя. Об этом с беспощадной откровенностью писала Александру Екатерина Павловна, не щадя его болезненного самолюбия: "И не один какой-нибудь класс, но все классы объединяются в обвинениях против Вас". При таком отношении к царю малейшая попытка заключить мир с Наполеоном привела бы к лишению Александра престола. Письма Екатерины Павловны носили характер грозного предостережения. Очень прозрачно намекал на последствия заключения мира для Александра и Растопчин, писавший царю 13 (26) сентября: "О мире ни слова: то было бы смертным приговором для нас и для вас"² . Народ и армия хорошо понимали, что не царь и не "вельможи" будут организаторами победы над врагам: можно было рассчитывать только на самих себя, и народ вместе с армией горячо принялся за дело изгнания врага из родной земли.

Московский пожар не уничтожил всех запасов, находившихся в городе. Но, как было указано выше, недостаток продовольствия начинал беспокоить командование наполеоновской армии. Особенно тревожно дело обстояло с фуражом. Немедленно после занятия Москвы начались поиски фуража в ее окрестностях, для чего в подмосковные деревни были направлены фуражировочные отряды, вместе с ними из Москвы рассыпались в разные стороны многочисленные шайки мародеров, не удовлетворявшихся тем, что им удалось награбить в Москве.

*

Народ защищался. Он не только не давая фуража, но часто забирал в плен посланных за ним. Английский комиссар при Кутузове Роберт Вильсон писал 27 сентября (9 октября) английскому послу в России лорду Каткарту, что крестьяне, снабженные оружием из армии, "много нанесли вреда разъездам фуражиров и конвоям неприятельским, а строгим исполнением военного закона распространили много страху"³ . А. И. Данилевский, записавший подробности о крестьянской войне, как он сам говорит, на основании опроса крестьян в присутствии Кутузова и по его приказанию в Леташевке, сообщает, что крестьяне "действовали вокруг Москвы по всем направлениям и составляли первую цель осаждающих около сей столицы"⁴ . Столкновения между крестьянами и неприятельскими отрядами принимали иногда характер настоящих боевых действий. Так, например, крестьяне села Павлова, Богородского уезда, под предводительством своего односельчанина Герасима Курина 1 (13) октября вступили в настоящий бой с двумя неприятельскими эскадронами и обратили их в бегство, захватив много военного снаряжения. Вильсон писал, что во время пребывания русской армии у Красной Пахры (с 8 (20) по 13 (25) сентября) он был свидетелем того, как крестьяне брали в плен не только фуражиров, но и солдат боевых отрядов армии Наполеона, причем иногда с трофеями в виде пушек, пороховых ящиков и т. п. "Захвачено множество повозок и прочего на пути как в Москву, так и оттуда", - сообщает Вильсон. Свои наблюдения над участием народа в обороне страны Вильсон заключает таким признанием: "Никогда война тверильясов в Испании не была более успешной и, наверное, не была столь пагубна для неприятеля"⁵ . Действия крестьян соединялись с действиями партизанских отрядов, формируемых Кутузовым из состава регулярной армии. Отряды Дорохова, Сеславина, Фигнера и других начинали тогда развертывать свою деятельность, достигшую

¹ Вел. кн. Николай Михайлович. Указ. соч., стр. 84.

² "Русский архив" за 1892 г. N 8, стр. 539.

³ "Отечественная война в письмах современников", сост. Н. Дубровиным, стр. 205. СПБ. 1882.

⁴ "Вестник Европы" за 1817 г. Ч. 96-я, N 21, стр. 129 - 146.

⁵ "Русский вестник" за 1862 г. Т. 37, стр. 154.

особенного размаха ко времени отступления Наполеона из Москвы.

Борьба крестьян и партизан с отрядами, посылаемыми из Москвы для добывания в окрестных деревнях припасов, привела к тому, что армия Наполеона с каждым днем ощущала все острее недостаток продовольствия. Авангард Наполеона, стаявший на некотором расстояния к востоку от Москвы, начал испытывать настоящий голод. Командовавший этим авангардом Мюрат посылал отчаянные письма в Москву с просьбами о присылке муки, "или иначе мы умрем с голоду"¹ , - писал он. В Москве положение было вовсе не таково, чтобы кому-либо еще уделять из запасов, таявших с каждым днем. Разговоры о голоде становились все громче. Среди голодных солдат дисциплина стала падать, в "великой армии" явно начиналось разложение. Наступал перелом в героической эпопее 1812 года.

Наполеон отчетливо представлял себе весь трагизм создавшегося положения. Продолжать наступление было явно бессмысленно: Кутузов ушел на восток и притаился, не давая знать о себе Наполеону никакими серьезными действиями. Оставаться в Москве зимовать было слишком опасно: это могло не только привести к уничтожению армии, но и к падению всей колоссальной наполеоновской империи. В Европе с затаенным дыханием следили за Наполеоном, ожидая лишь повода к тому, чтобы сбросить иго поработителя. Оставался, таким образом, единственный выход - заключить мир.

Во время пребывания в Москве Наполеон сделал три попытки вступить в мирные переговоры с Александром. Он просил оставшегося в Москве начальника Воспитательного дома генерала Тутолмина написать Александру о намерении Наполеона заключить мир. Тутолмин исполнил эту просьбу, но письмо осталось без ответа. Через помещика Яковлева, отца Герцена, также задержавшегося в Москве, Наполеон обратился с личным письмом к царю, в котором также предлагал ему мир. Но и на это письмо ответа он не получил. Тогда Наполеон отправил Лористона в Тарутино, где находился Кутузов. 23 сентября (6 октября) Лористон был принят Кутузовым. Донесение фельдмаршала Александру, отправленное в тот же день, передает содержание разговора между ними. Лористон более всего сетовал на "варварское" отношение к завоевателям со стороны крестьян, которые "поджигают дома, скот и хлеб, с полей собранный", и совершают нападения на французов. На это Кутузов вполне резонно отвечал, что он не может "переменить образ мыслей в народе", считающем эту войну "равно, как бы нашествием татар". После этого Лористон перешел к главному предмету своей миссии и сказал о желании Наполеона заключить мир. Кутузов заявил, что в инструкциях, данных ему, слово "мир" не было упомянуто, а если бы он по своей инициативе завел переговоры об этом, то он "подверг бы себя проклятию потомства". Обещав Лористону сообщить Александру о предложении Наполеона, Кутузов расстался со своим гостем"² . На это третье обращение Наполеона к царю ответа также не последовало. Наполеону ничего не оставалось делать, как уходить из Москвы. Разыгравшийся после долгого затишья бой под Тарутиным 6 (18) октября ускорил это неизбежное для Наполеона решение.

4 (16) сентября Кутузов писал Александру, что он "делает движение к тульской дороге" для прикрытия запасов, "в обильнейших наших губерниях заготовленных". Он предпринимает операцию пересечения неприятельской линии, растянутой, от Москвы до Смоленска, и надеется принудить его оставить Москву³ . В осуществление этого своего намерения Кутузов 5 (17) сентября начинает свой знаменитый фланговый марш на Калужскую дорогу. Находясь на Рязанской дороге, Кутузов постарался ввести в заблуждение врага, внушив ему уверенность, что он идет на Рязань. На самом деле Кутузов свернул с Рязанской дороги и направился к Подольску, чтобы выйти на Калужскую дорогу. 8 (20) сентября русская армия, миновав Подольск, достигла уже окрестностей Красной Пахры. Гениально задуманный Кутузовым план оказался столь же гениально выполненным. Калужская дорога, на которой были сосредоточены огромные запасы для армии, была прочно занята русскими, и опасность обхода русской армии Наполеоном устранялась. Коммуникации в южные губернии Кутузов держал в своих руках.

Задержавшись на несколько дней у Красной Пахры, Кутузов начал двигаться дальше на юг. Авангард Мюрата шел вслед за русской армией. Кутузов твердо решил остановиться на ближайшей удобной позиции и оттуда уже никуда не двигаться, так как его стратегический план в основных чертах был выполнен. Офицеры квартирмейстерской части сообщили Кутузову, что у селения Тарутина позиция является наиболее удобной. Фельдмаршал отдал приказание идти к Тарутину. Во время этого продвижения Мюрат сделал попытку зайти в тыл Милорадовичу, командовавшему арьергардом русской армии. Милорадович разгадал маневр противника и несколькими удачными операциями предотвратил опасность быть отрезанным от главных сил армии. 22 сентября (4 октября) Кутузов собрал свою армию у Тарутина. Приехав туда, он осмотрел позицию и во всеуслышание заявил: "Теперь ни шагу назад"⁴ .

¹ "Отечественная война и русское общество". Т. IV, стр. 223 - 224.

² См. "Отечественная война 1812 г.". Отд. I. Т. XVIII, стр. 108 - 109. СПБ. 1911 (Материалы Военно-ученого архива).

³ См. "Бумаги Щукина". Ч. 1-я, стр. 95 - 96.

⁴ "Вестник Европы" N 21 за 1817 г. Т. 96, стр. 131.

В течение двенадцати дней русская армия простояла против французского авангарда, не предпринимая никаких решительных действий. За это время к Кутузову прибыли пополнения и подтянулись отставание. Кутузов отнюдь не торопился с наступлением. Он не знал планов Наполеона, но считал, что самым опасным для русской армии будет продвижение Наполеона на юг. Поэтому-то он и постарался занять дорогу, чтобы помешать Наполеону двигаться в этом направлении. Александр, нерасположение которого к Кутузову все возрастало, упрекал главнокомандующего в малой заботливости по отношению к Петербургу. Для Кутузова вопрос о Петербурге, т. е. вопрос о спокойствии царя и "вельмож", играл второстепенную роль. Дело было в спасении страны, а не Царской резиденции. Поэтому он молча принимал упреки царя, но планов своих не изменил ни на йоту. Вот почему русская армия не производила никаких перегруппировок, охраняя пути, от удержания которых зависел исход всей кампании.

Дав армии отдохнуть и осмотреться, Кутузов решил, что пора переходить к активным действиям. 6 (18) октября произошло сражение у Тарутина. Отдельные пехотные и кавалерийские стычки, происходившие в течение дня, привели к тому, что войска Наполеона отступили к Спас-Купле. Этот успех мог быть развит: для этого все условия были налицо. Однако Кутузов не решился на введение в бой крупных сил, несмотря на настойчивые просьбы Беннигсена: Кутузов берег армию для более серьезных дел. Тарутинское сражение было расценено в армии и в народе, как первый, хотя и незначительный по результатам успех после оставления Москвы. Оно же окончательно заставило Наполеона принять давно уже подготовленное решение о выходе из Москвы.

7 (19) октября утром потянулась "великая армия" из Москвы. Длиннейшей линией вытянулись войска, сохранявшие еще признаки боеспособной и дисциплинированной армии. Если бы не поразительно малое количество лошадей, десятками тысяч павших во время тридцатипятидневного пребывания Наполеона в Москве, можно было бы подумать, что все обстоит вполне благополучно. Но это впечатление быстро пропадало при взгляде на колоссальный обоз, тянувшийся за армией. Тысячи повозок увозили из Москвы не провиант и фураж, а имущество, награбленное в городе. Серебро, золото в слитках, церковная утварь, ковры, мебель, посуда, дорогая одежда, меха и еще множество столь же бесполезных для армии вещей наполняли собой обозные повозки, отнимая драгоценную конную силу. Вместе с армией уходили остававшиеся в Москве иностранцы с семьями.

Уходя из Москвы, Наполеон оставил в ней около 8 тысяч солдат под командованием Мортье, которому было поручено привести в исполнение совершенно бессмысленное и варварское распоряжение: взорвать Кремль. Стены и башни Кремля были минированы. В ночь на 9 (21) октября отряд Мортье вышел из Москвы, и немедленно после этого начались взрывы. Были разрушены три башни со стороны набережной, арсенал, осыпались Владимирские (Никольские) ворота, сгорел дворец, выгорела Грановитая палата, сильно пострадали соборы. К счастью, шел проливной дождь, подмочивший фитили, и поэтому уцелели Спасские ворота и колокольня Ивана Великого. Взрывы произвели колоссальное смятение среди жителей Москвы и унесли среди них немало жертв. Варварская жестокость врага, не пощадившего национальных реликвий, вызвала к нему во всей стране новый прилив ненависти и вооружила народ еще большей решимостью бороться с ним до полной и окончательной победы.

Уходя из Москвы, Наполеон заявил, что он идет на Калугу. Из Калуги, дав своей истощенной армии возможность отдохнуть и подкормиться собранными здесь для русской армии запасами, Наполеон рассчитывал двинуться на Смоленск. В Смоленске должны были заготовить для "великой" армии огромные склады продовольствия и фуража. Добираться до Смоленска по разоренной и выжженной Смоленской дороге - значило погубить армию. Поэтому марш на Калугу представлял для Наполеона единственно мыслимое в данной обстановке движение. Наполеон сперва пошел по старой Калужской дороге, но затем внезапно свернул на новую Калужскую дорогу. Это резкое изменение направления угрожало левому флангу Кутузова и его сообщениям с Калугой. Кутузов должен был во избежание обхода с левого фланга быстро продвинуться от Тарутина на югозапад. Узнав, что Наполеон держит направление на Малоярославец, Кутузов поспешил к этому городу. На рассвете 12 (24) октября авангарды обеих армий столкнулись у Малоярославца. Постепенно к ним подошли главные силы, и завязался кровопролитный бой. Восемь раз город переходил из рук в руки, наконец к ночи горящий и усеянный трупами сражавшихся Малоярославец остался в руках французов.

Ночью Наполеон собрал военный совет, на котором предложил обсудить вопрос о дальнейшем наступлении на Кутузова. Маршалы настаивали на необходимости прекратить наступление, причем Бессьер произнес такие многознаменательные слова: "Разве не видели мы поля последней битвы, не заметили того неистовства, с которым русские ополченцы едва вооруженные и обмундированные, шли на верную смерть?"¹ . Было совершенно ясно, что Кутузов станет защищаться всеми силами. Пойдет ли он на генеральный бой или не пойдет - все равно, каждый шаг Наполеона будет стоить дорого. К такому заключению после совещания с маршалами пришел и Наполеон. Но, перед тем как вынести окончательное решение, он заявил о необходимости еще раз осмотреть поля сраже-

¹ "Французы в России". Ч. 2-я, стр. 151. М. 1912.

ния и поехал со свитой по направлению к Малоярославцу. Во время этой рекогносцировки Наполеон наткнулся на казачий разъезд, производивший вместе с другими отрядами казаков под общим командованием Платова диверсию в тыл противника. Казаки уже возвращались домой с 11 пушками, отбитыми у французов. В это время на них наткнулся Наполеон. Он едва избежал плена. Вернувшись после объезда позиций, Наполеон принял решение прекратить наступление. Оно не поколебалось в нем даже и тогда, когда Кутузов 14 (26) октября ушел из-под Малоярославца к Полотняному заводу. Это отступление Кутузова нельзя было расценивать иначе, как уклонение от генерального боя. Наполеон понял это сразу, понял также, что отступление Кутузова отнюдь не является признаком его слабости, и на наступление не решился. Наполеон ничего другого не мог предпринять, как отступать на Смоленскую дорогу. Одновременно с отступлением Кутузова к Полотняному заводу началось отступление Наполеона от Малоярославца к Можайску. С этого дня Наполеон окончательно отказался от наступательной тактики и все свое внимание устремил на то, чтобы вывести "великую армию" из России с наименьшими потерями. В ходе войны наступил крутой перелом. Кутузов решил отступать от Малоярославца потому, что опасался обхода своего левого фланга Наполеоном. Мудрая осторожность старого полководца одержала верх над призывами некоторых чинов его штаба к немедленному наступлению. Особенно настаивал на этом Вильсон. Вильсон, как и другие противники Кутузова, опять пустил в ход интригу, опять клеветал на фельдмаршала, стараясь всячески очернить его в глазах царя. А достигнуть этого при глубокой антипатии Александра к Кутузову было очень нетрудно. Но Кутузов еще со времени оставления Наполеоном Москвы понял, что дело идет к развязке, т. е. что Наполеон уходит из России. Ускорять развязку - это значит пожертвовать лишними тысячами жизней русских солдат. Гибели "великой армии" можно достигнуть и с гораздо меньшей затратой живой силы. Для этого нужно не наступать на противника, а его преследовать. При умелой организации преследования (было бы величайшим заблуждением думать, что Кутузов предполагал оставаться при преследовании Наполеона в роли стороннего наблюдателя) армии Наполеона можно было нанести не меньший вред, чем в открытом бою, сохранив при этом драгоценную жизнь многих тысяч русских солдат. Таково было глубочайшее убеждение Кутузова, никакие просьбы, угрозы, интриги не могли его с этого пути сдвинуть. Свой план на будущее в этот переломный момент всего хода войны Кутузов с исчерпывающей ясностью изложил в письме к Витгенштейну от 16 (28) октября, когда до него уже дошли сведения об отступлении Наполеона из-под Малоярославца. "Неприятель, повидимому, - писал Кутузов, - берет направление обратно к Боровску, пробираясь фланговым маршем к Гжатску. Полагаю ему нанести величайший вред параллельным движением и, наконец, действовать на его операционную линию"¹ .

*

Одним из самых верных способов организации преследования Наполеона Кутузов считал широкое вовлечение народных масс в борьбу с врагом. Кутузов не боялся народа, как многие из "вельмож". Он верил, что народ проникнут искренним и горячим желанием отстоять страну от всяких попыток ее порабощения. Порыв народных масс нужно поддерживать, а не гасить его подобно тому, как это делали Растопчин и другие. Взгляды Кутузова на ту пользу, какую может принести армии народная война, целиком раскрываются в его предписании Сеславину. Посылая его для операций по дороге от Боровска к Москве, Кутузов приказывал: "Отобранным от неприятеля оружием вооружить крестьян, от чего наш отряд весьма усилиться может, пленных доставлять сколько можно поспешнее, давая им прикрытие регулярных войск и употребляя к ним в добавок мужиков, вооруженных вилами или дубинами. Мужиков ободрять подвигами, которые оказали в других местах, наиболее в Боровском уезде"² . Широко развернувшаяся с начала отступления Наполеона народная война и партизанские действия регулярной армии привели к окончательному уничтожению войск Наполеона и изгнанию их из России.

В этот период войны народ выдвинул немало подлинных героев. Одним из наиболее известных деятелей народной войны был гусар Елисаветградского полка Федор Потапов, по прозванию Самусь. Раненый в одном из арьергардных боев на Московской дороге, Самусь отстал от своей части и скрывался в окрестных деревнях. Лечась от ран, он все время говорил с крестьянами о бедствиях, постигших отечество, и убеждал их выступить на его защиту. Слова Самуся находили широкий отклик среди крестьян. Окончательно выздоровев, он организовал отряд, с которым начал действовать, преследуя отступающую французскую армию. Действия его были столь успешны, что он скоро приобрел широкую известность. Количество участников его отряда непрерывно росло и составило внушительную цифру в 2 тыс. человек.

Самусь был не одинок. Еще в период отступления русской армии к Москве солдат драгунского полка Ермолай Четвертаков организовал отряд в несколько сот человек крестьян. Действия его были весьма успешны. Обосновавшись в д. Бас-

¹ Богданович М. Указ. соч. Т. III, стр. 52.

² Бычков Л. "Крестьянское партизанское движение против Наполеона в России в 1812 году". "Исторический журнал" N 11 за 1938 г., стр. 73 - 74.

манах, он превратил их в укрепленный лагерь, расставил пикеты, организовал разведку и повел правильные военные действия. Однажды отряд Четвертакова, подкрепленный несколькими тысячами крестьян, напал на французский батальон с орудиями и заставил его отступить. В Сычевском уезде, Смоленской губ., громкую славу приобрел крепостной Паниных Семен Емельянов. Старый солдат, участвовавший еще в походах Суворова, он стал начальником крестьянского отряда, успешно оперировавшего в Сычевском уезде. В одной из стычек с французами Емельянов погиб, пронзенный шестью пулями. В Калужской губ. народная война приняла такие размеры, что, по выражению современника, "губерния походила более на воинский стан". Военное положение особенно чувствовалось в пограничных с Московской и Смоленской губерниями уездах. Жители этих уездов несли кордонную службу, организовали отряды, производили разведки, уничтожали отдельные партии неприятеля. В свете этих фактов становится понятным тот порыв, в увлечения которым некий неизвестный корреспондент из Москвы писал 20 октября (2 ноября) Оденталю: "Вытеснен злодей из Москвы не армией, но бородами московскими и калужскими"¹ .

Вместе с народной войной широко развились и партизанские действия отдельных частей регулярной армии. Отряд Давыдова действовал между Можайском и Вязьмой, Сеславин держался между Боровском и Москвой, Фигнер партизанил в окрестностях Москвы, Кудашев не выпускал из виду Серпуховской дороги. Партизанские отрады, состоявшие из лихих наездников, были неуловимы. Молниеносно обрушиться на неприятеля, произвести в его рядах панику, уничтожить возможно большее количество живой силы (пленных партизаны не брали), поджечь склады с продовольствием и снаряжением - все это партизаны умели делать превосходно. Около каждого отряда группировались добровольцы и помощники из крестьян, главным образом поддерживавшие связь между отдельными отрядами. При постоянной подвижности партизан, что являлось одним из важнейших условий успеха их, наладить связь между отрядами без помощи крестьян было бы невозможно. Крестьяне охотно брались за организацию связи и оказывали этим существенную помощь армии. Во время отступления Наполеона партизанские отряды держались на флангах неприятельской армии. Своими быстрыми и всегда внезапными налетами они доводили до совершенного изнеможения измученные, с каждым днем таявшие войска Наполеона. Вред, нанесенный партизанами противнику, не поддается никакому учету.

Народная война и партизанские действия регулярной армии - вот те средства, оперируя которыми, Кутузов, как он сам писал в приведенном письме Витгенштейну, осуществлял свое предположение "действовать на операционную линию неприятеля". Эффективность этих средств превзошла все ожидания: через два месяца армия Наполеона была почти полностью уничтожена.

*

Вышедшая на Смоленскую дорогу армия Наполеона подвигалась к Смоленску. 17 (29) октября Наполеон с гвардией прошел через Бородинское поле, сплошь усеянное еще не убранными трупами. Глядя на проходящие мимо полки, Наполеон все более и более убеждался в том, что дисциплина в армии катастрофически падает. Толпы мародеров отделялись от полков и грабили собственные обозы. Голодные и озлобленные солдаты перестали слушать офицеров, бросали оружие, взрывали зарядные ящики, не будучи в состоянии их увезти. Русских пленных, падавших от изнурения, пристреливали. Кутузов шел параллельным маршем, имея в авангарде Милорадовича. 20 октября (1 ноября) Наполеон был в Вязьме. Здесь он получил известие об оставлении Сен-Сиром Полоцка и об успешных действиях Чичагова против Шварценберга. Это заставило его ускорить отступление. Попытка Милорадовича и Платова атаковать армию Наполеона под Вязьмой стоила французам больших потерь, но была отбита. Отступающую армию прикрывал Ней, отражая наседавшего на него Милорадовича. Но за исключением этих удачных для французов арьергардных боев французы не могли похвастаться успехами в других местах. Марш корпуса Евгения Багарне из Дорогобужа через Духовщину, откуда он надеялся установить сообщение с Витебском, кончился весьма печально. Богарне, атакованный Платовым, бросил при переправе через реку Вопь 60 орудий. Узнав, что Витебск занят Витгенштейном, он двинулся снова на Смоленск, куда его измученный корпус добрался с великим трудом. Пехотная бригада Ожеро в количестве 2 тыс. человек была взята в плен Орловым-Денисовым. Казаки отбили у французов 1500 быков, согнанных к Смоленску, чем нанесши колоссальный удар голодающей армии противника. В довершение всех несчастий при подходе Наполеона к Смоленску начались морозы, доходившие до 12° по Реомюру при сильном ветре, "великая армия" погибала.

В Смоленск Наполеон прибыл 28 октября (9 ноября). Здесь армию постиг новый удар: заготовленного продовольствия оказалось значительно меньше, чем рассчитывал Наполеон, и армия продолжала голодать. Дав ей кое-как отдохнуть и подтянуть отставших, Наполеон двинулся из Смоленска на запад. Приходилось очень торопиться: в Смоленске Наполеон узнал о движении армий Чичагова и Витгенштейна к Березине с целью отрезать ему путь.

1 (13) ноября авангард Наполеона подошел к Красному. Здесь с 3 (15) по 6 (18) ноября произошли ожесточенные бои с подошедшим вплотную Кутузовым. Русская армия была разделена на две части: одна - под" командованием Голицына должна была атаковать Наполеона, другая - с Торма-

¹ "Отечественная война в письмах современников", стр. 266.

совым во главе стала между Красным и Оршей, чтобы отрезать Наполеону отступление. Атаки русских были отбиты, хотя и с огромными для французов потерями. Тормасов же не был вовремя поддержан Кутузовым, и Наполеон ушел.

Арьергард Нея, последний вышедший из Смоленска, после того как взорвал в нем все, что не было разрушено еще во время августовских боев, оказался отрезанным от армии Наполеона. На предложение сдаться Ней ответил отказом и решил пробиваться. Он дошел до деревни Сырокоренье и здесь по едва замерзшему Днепру перешел на другой берег. Почти весь его отряд погиб при переправе: тонкий лед проломился. К Наполеону Ней пришел с 700 - 800 человек. Наполеон радостно приветствовал своего "храбрейшего из храбрых" маршала.

Бой под Красным явился одним из самых тяжелых ударов по отступавшей французской армии. Свыше 220 орудий (вместе с брошенными при марше от Смоленска), более 20 тыс. пленных, до 6 тыс. убитых и раненых - таковы были потери Наполеона. Численность его армии уменьшилась после этих боев до 30 - 35 тыс. годных к бою людей, остальные 30 - 40 тыс. состояли из больных, слабосильных, безоружных.

Жалкие остатки "великой армии" продвигались дальше на запад. Смерть от голода и мороза подстерегала на каждом шагу те силы, какие еще сохранились у Наполеона. Кутузов следовал за ним по пятам, постоянно тревожа его короткими ударами с флангов. Крестьянские отряды продолжали свою губительную для уходящей армии деятельность, все усиливающуюся по мере продвижения ее к границам России. Наполеон торопился, так как с севера и юга к Березине подвигались Витгенштейн и Чичагов, грозившие отрезать ему путь отступления. 4 (16) ноября Чичагов занял Минск, а 10 (22) вошел в Борисов. Наполеон немедленно послал приказание маршалу Удино выбить Чичагова из Борисова. После короткого боя Чичагов стал на правом берегу Березины. Удино было поручено организовать переправу армии, причем Наполеон непосредственно руководил всеми приготовлениями к ней. Он решил переправиться у д. Студянки - выше Борисова на 18 - 19 километров. Но, для того чтобы обмануть Чичагова, Наполеон приказал производить демонстрацию ниже Борисова и усиленно собирать сведения о дорогах, ведущих к Минску южнее Борисова. Поддавшийся обману Чичагов был уверен, что Наполеон выбрал этот путь, и двинулся на юг, к Шабашевичам, куда он прибыл в ночь на 14 (26) ноября. Почти в тот же час к Студянке пришел Наполеон, и оба противника оказалась разделенными друг от друга 40 километрами. Поняв свою ошибку, Чичагов быстро пошел на север и прибыл к Студянке 16 (28) ноября, на следующий день после того, как Наполеон со старой гвардией перешел Березину по только что наведенным мостам. Бешенству царя, узнавшего о том, что Наполеон ускользнул, не было границ. Весь план Березинской операции был задуман и разработан в Петербурге без всякого участия Кутузова.

Через Березину успели переправиться лишь те части армии Наполеона, какие еще сохраняли боеспособность. Десятки тысяч безоружных и отсталых солдат в момент переправы были застигнуты казаками. Произошла невообразимая паника, во время которой люди гибли тысячами. Березина оказалась запружена множеством людских и конских трупов. Страшное, незабываемое зрелище представилось главам русской армии, когда части ее дошли до места переправы Наполеона.

Наступали последние дни "великой армии". После Березины начались морозы, Доходившие до 20 - 25°. Совершенно измученные и голодные французы массами гибли от холода. По пятам за ними следовал Кутузов, не давая ни часу отдыха. После Березины Наполеон решил покинуть армию и ехать в Париж. Поражение, нанесенное ему - в этом теперь уже не было никакого сомнения, - требовало от него энергичных действий для организации новой армии, с помощью которой можно было удержать Европу в повиновении. 23 ноября (5 декабря) в Сморгони Наполеон простился с маршалами, передал командование Мюрату и уехал. Отъезд его усилил хаос, царивший в армии, если только можно назвать армией те жалкие отряды, которые бежали к границам России. Когда в Вильне герцог Бассано задал Наполеону вопрос об армии, то получил короткий, но выразительный ответ: "Армии нет".

Отряды Наполеона, преследуемые Кутузовым, бежали на запад. Вытесненные из Вильны, они ринулись на Ковенскую дорогу. В 6 им от Вильны их задержала Понарская гора. Потратив много времени на безуспешные попытки взобраться на обледенелую возвышенность, войска решили ее обойти. Русские шли по пятам, и ради опасения французам пришлось бросить обоз и артиллерию. Русским досталось все, что уцелело от вывезенных из Москвы драгоценностей. 30 ноября (12 декабря) французы подошли к Ковно. Оставалась несколько километров до границы. 2 (14) декабря вечером арьергард Нея, состоявший из нескольких сот человек, последним перешел через Неман и вступил на прусскую территорию. В течение декабря кучки отставших и уцелевшие части корпусов Макдональда и Шварценберга переходили еще границу. Всего из России ушло около 30 тыс. человек - все, что осталось от "великой армии".

Русская армия также понесла значительные потери: из 100 тыс., находившихся в распоряжении Кутузова к моменту выхода его из Тарутина, в Вильну пришло около 30 тысяч. Жертвы, понесенные русским народом, были велики. Но когда последний неприятельский солдат покинул пределы России, народ мог почувствовать глубокое удовлетворение: целость и независимость родины были сохранены его мужеством, его волею к победе и беспримерными подвигами. Вся страна с чувством радости и гордости читала воззвание Кутузова к ар-

мии, изданное 21 декабря 1812 г. (2 января 1813 г.). Оно начиналось такими словами: "Храбрые и победоносные войска! Наконец, вы на границах империи! Каждый из вас есть спаситель отечества. Россия приветствует вас сим именем! Стремительное преследование неприятеля и необыкновенные труды, подъятые вами та сем быстром походе, изумляют все народы и приносят вам бессмертную славу..."

Война 1812 г. имела огромное значение как во внутренней истории России, так и в истории международных отношений эпохи.

Она явилась прежде всего важным этапом в развитии народного сознания. Декабрист Якушкин недаром отмечал новое в поведении русского солдата: "В рядах даже между солдатами не было уже бессмысленных орудий; каждый чувствовал, что он призван содействовать в великом деле"¹ . Велико было влияние войны и на народные массы. Естественно предположить, что война 1812 г. оказала известное влияние на последующее развитие массового движения. А. С. Грибоедов, оставивший набросок плана пьесы о 1812 г., сделал центральным ее лицом крепостного-ополченца, героически боровшегося за родину и надеявшегося получить свободу, но вынужденного вернуться в крепостную деревню "под палки господина" - и кончившего жизнь самоубийством. Образ этот, очевидно, навязан наблюдением реальной жизни. Вопрос о борьбе против крепостного угнетения, таким образом, был для народа дополнительно заострен событиями войны 1812 г. и той ролью, которую он в ней играл. Война 1812 г. послужила также первым толчком, пробудившим политическое сознание будущих революционеров-декабристов, недаром называвших себя "детьми двенадцатого года" (слова декабриста Матвея Муравьева). Воспоминания о героической национальной борьбе народа, об Отечественной войне были органически соединены в последующем развитии общественного движения с идеологией передовых общественных революционных кругов. "Рассказы о пожаре Москвы, о Бородинском сражении, о Березине, о взятии Парижа были моей колыбельной песнью, детскими сказками, моей Илиадой и Одиссеей", - писал Герцен в "Былом и думах"² .

В "Исторических очерках о героях 1825 года" (написанных по-французски) Герцен выставлял и общее положение: "La nouvelle Russie date de 1812" ("Новая Россия начинается с 1812 года")³ . Новое поколение революционеров-разночинцев, пришедшее та смену дворянам-революционерам, продолжало чтить намять 1812 года. "Не русские журналы пробудили к новой жизни русскую нацию, - ее пробудили славные опасности 1812 года"⁴ , - писал Н. Г. Чернышевский. Один из крупнейших демократических художников-обличителей, П. А. Федотов, оставил картину "Мародеры в русской деревне в 1812 году", изобразив один из эпизодов борьбы русских крестьян против иностранных захватчиков⁵ .

Война 1812 г. явилась крупнейшим этапом в развитии международных отношений, приобрела огромное международное значение. "Уничтожение великой наполеоновской армии при отступлении из Москвы послужило сигналом ко всеобщему восстанию против французского владычества на Западе"⁶ , - писал Энгельс. В крупных, жизнеспособных государствах, национальное развитие которых было подавлено Наполеоном, усилилось после 1812 г. национально-освободительное движение.

Существенно изменилась и вся картина международных отношений после того серьезного удара, который нанесло Наполеону поражение в войне с Россией. "С 1812 г. начинается упадок военного могущества Н[аполеона] I"⁷ , - отметил Ленин.

*

Гитлер, как и Наполеон, пытается стать господином Европы и всего мира. Избалованный легкими победами над малыми народами, германский фашизм начал разбойничью войну против Советского Союза. Так же как и против Наполеона, русский народ поднялся на Великую отечественную войну против фашистских разбойников. Однако Отечественная война против Гитлера никак не является простым повторением Отечественной войны против Наполеона. Сегодня мы имеем совершенно иное соотношение сил: если вовремя войны против Наполеона русское Крестьянство было задавлено крепостнической кабалой, то в современной войне против Гитлера народы Советского Союза выступают как полноправные хозяева великой и прекрасной социалистической родины; если в начале войны 1812 г. военный перевес был на стороне Наполеона и поэтому русская армия в целях выравнивания сил держалась тактики отступления в глубь своей территории, то сейчас в результате правильной и предусмотрительной политики партии и правительства советский народ встречает зарвавшегося врага во всеоружии и готов нанести фашизму сокрушительный удар.

В 1812 г. русский народ вдребезги разбил прославленную "великую" армию Наполеона и изгнал его со своей территории. Нет никакого сомнения, что русский народ в союзе с многочисленными народами СССР под руководством коммунистической партии и любимого вождя товарища Сталина уничтожит зарвавшуюся фашистскую гадину.

¹ Якушкин И. Записки, стр. 11. М. 1926.

² Герцен А. Полное собрание сочинений. Т. XII, стр. 18.

³ Герцен А. Полное собрание сочинений. Т. XX, стр, 214 (217).

⁴ Чернышевский Н. Полное собрание сочинений. Т. III, стр. 257. 1906.

⁵ Ранее была неизвестна, недавно найдена в фондах Государственного музея русского искусства в Киеве.

⁶ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XVI. Ч. 2-я, стр. 20.

⁷ Ленинский сборник XI, стр. 50.

Publisher:

Permanent link for scientific papers (for citations):

Found source (search robot):

Publication author(s) - А. ПРЕДТЕЧЕНСКИЙ:

Comments: