От цивилизации постоянства - к цивилизации прорыва

  
  
 И снились мне индусы на тачанках 
 И перуанцы в шлемах и кожанках, 
 Восставшие Берлин, Париж и Рим. 
 Весь шар земной, Россией пробужденный, 
 И скачущий по Африке Буденный - 
 И я, конечно, скачущий за ним. 
  
 

Евгений Евтушенко

Октябрь 1917 года в своем символическом и цивилизационном значении существенно шире своего только политического значения, которое является в основном символом прихода к власти в России партии большевиков, - того, что принято называть советским периодом.

Одни политические течения не могут простить большевикам установления революционной диктатуры, другие - уничтожения частной собственности, третьи вменяют им в вину отказ от традиционалистского развития России. Все они упрекают большевиков в том, что последние игнорировали ценности данных течений и поступали согласно собственному видению исторического процесса.

Но поскольку дискуссия о том, благом или злом стали советская эпоха и коммунистический проект, затрагивает политические интересы, крайне трудно рассчитывать на ее объективное течение. Вполне корыстно детерминированная, мягко говоря, неприязнь к проекту общественного устройства без частной собственности, естественная для групп, связывающих с ней свое благополучие, должна переноситься и переносится и на сам проект, и на его базовый символ - Октябрь 1917-го.

Причем атаки на этот базовый символ носят в значительный степени не вполне адекватный и солидный характер: от попыток понизить статус события, заменив слова "Великая Октябрьская социалистическая революция" на слова "октябрьский переворот", до достаточно наскучившего пересказа легенд о том, что взятие власти в октябре 1917 года было осуществлено то ли на немецкие, то ли на американские деньги.

Вопрос о замене термина "революция" на термин "переворот" малоинтересен, потому что социальная и политическая революция в большинстве случаев по определению требует государственного переворота, то есть взятия власти. Переворот, если он не ведет к изменению политической, социальной и экономической системы, остается только переворотом. Когда же он ведет к такому изменению - оказывается необходимым моментом революции.

Вопрос о пресловутых "немецких деньгах" вообще не имеет никакого отношения к оценке характера Октябрьской революции и фактически сводит все к проблеме, кто и сколько за чье свержение заплатил, да и базируется на пересказах слухов и фальсификаций.

Большевики изначально заявили о том, что они призывают к поражению "своего" правительства в империалистической войне. В политике вопрос не в том, кто у кого взял

деньги, а в том, поменял он в обмен на эти деньги свою политическую позицию или нет. Большевики свою позицию не меняли и честно свергли буржуазное правительство - к чему всегда призывали. И вывели Россию из войны - к чему также призывали с самого начала Первой мировой.

Упрекать их в том, что для достижения своих открыто декларированных целей они якобы воспользовались немецкими деньгами, - все равно что обвинять в использовании императорского крейсера в ходе восстания.

Но все это намного мельче того, что значит Октябрь 1917 года как политический символ советского периода. И наоборот: в качестве символа власти компартии он определенно меньше той роли, какую играет в качестве исторического рубежа, исторического и хилиастического символа.

Как политический символ он олицетворяет то, что удалось сделать осуществившей его политической силе, пока она находилась у власти.

Как хилиастический и исторический, цивилизационный символ Октябрь 1917 года - это и знак надежды, и то, как в результате данного события изменились весь мир, вся цивилизация. В данном смысле Октябрь важен и как знак столетиями вызревавших надежд, и как по-

стр. 39

пытка реально приступить к их осуществлению - причем самим низам общества на основе собственной самоорганизации.

Здесь также коренится одна из причин ненависти и неприязни, которые испытывают к Октябрю 1917 года определенные представители политической элиты: это отрицание их исключительного права на власть, страшный пример того, что общество может в поисках своего пути обойтись и без них.

Привычный термин "Великая революция" - вовсе не оценочная категория. Данный термин означает прежде всего революцию, приведшую к фундаментальным изменениям. И значит, Октябрьская революция 1917 года в России - безусловно, Великая революция. Кто-то считает ее воздействие на страну и на мир прогрессивным и положительным. Кто-то может считать, что всякий прогресс от лукавого. Кто-то - что изменения, произошедшие в мире как результат Октябрьской революции, и попытки осуществления советского проекта негативны.

Дело даже не в том, что сегодня, после поражения Октябрьского проекта, по данным социологов, около 60% россиян оценивают положительно роль Октябрьской революции и роль Ленина и около трети, случись она сегодня, так или иначе поддержали бы большевиков, тогда как против выступили бы всего 7%.

Дело в том, что Октябрь 1917 года - вовсе не изолированное событие Большой истории. Она входит в состав Большой триады великих революций, кардинально изменивших старый классический мир, - Английской XVII века, Французской XVIII века и Русской XX века.

Великая триада

Эти революции сменяют друг друга как тектонические волны истории, валы, следующие один за другим через примерно равные промежутки времени (Французскую революцию от Английской отделяет около 140 лет, Октябрьскую от Великой французской - меньше 130 лет) при нарастающей мощи этих исторических валов и увеличивающихся масштабах последствий. История как бы пробует - какой мощности потрясения необходимы для изменения облика мира и характера его развития.

Английская революция затронула только Британские острова. Французская прокатилась по всей Европе вплоть до Москвы, на какой-то момент в наполеоновской империи растворяя старые очертания: призрак нового мира возник и тут же исчез. Но разгромленный проект начинает вновь сотрясать Францию (да и всю Европу) чередой революций - пока в другом обличье не утверждается в 70-е годы XIX века.

Октябрьская революция потрясает уже весь мир. Она сама по-

стр. 40

рождена совокупностью мировых изменений. В ней сливается интеллектуальная революция XIX века, вера в возможность создания принципиально нового мира - вера, реализующаяся в международном социалистическом и рабочем движении, все новое экономическое развитие, эпоха империалистического соперничества - с нерешенностью и запущенностью собственно российских проблем.

Мир менялся. От чего, к чему - в зависимости от избираемой методологии и идеологии можно отвечать по-разному, но уже несколько веков его примерно каждые сто лет сотрясали все более и более мощные исторические цунами. Явно проявлялись признаки неких глобальных исторических родов нового цивилизационного устройства.

Говорить на этом фоне о каком-то совершенном на немецкие деньги волюнтаристском большевистском перевороте, прервавшем благую и благолепную славную российскую историю, - значит не только не понимать, но и не чувствовать истории и масштаба происходящего, дремать в каком-то допетровском мороке со сладким приговариванием байки: "Третий Рим есть мы, четвертый - небываха".

После двух великих потрясений, так и не родивших новый мир, именно Россия приняла вызов, согласившись на создание иной цивилизации, и стала историческим ледоколом, расчищающим путь человечеству.

Все эти три Великие революции проходили на разных этапах мировой истории, но применительно к странам, где они совершались, - в очень похожих условиях: когда в этих обществах непозволительно долго задерживались остатки феодального строя, мешавшие развитию. Но поскольку общеисторические и цивилизационные условия в этих странах были разными, данные революции делали исторически разные силы, по-разному организованные, имевшие разные интересы и выражавшие их в разных идеологиях.

Все три революции включают в себя фазу как собственно революции и утверждения нового социального устройства, так и контрреволюции, реставрации дореволюционного порядка.

В Англии новый проект останавливается тогда, когда генерал Монк вернул Стюартов в 1660 году. Во Франции реставрация побеждает силами контрреволюционной Европы в 1815 году. В России Октябрьский проект терпит крах на рубеже 80 - 90-х годов прошлого века.

В первый раз победу революции от победы реставрации отделяет около 10 лет, во второй - четверть века, в третий - почти три четверти века. Таким образом, каждый раз фаза нового проекта существует все дольше и дольше. Одновременно можно заметить, что в английском и французском вариантах реставрации в конеч-

стр. 41

ном счете сменяются новыми революциями - "Славной революцией" 1688 года и Июльской революцией 1830 года. То есть фаза "материнской революции" удлиняется, а фаза реставрации в двух приведенных примерах сокращается. В Англии реставрация длится 28 лет и относится к сроку "революционной фазы" как три к одному. Во Франции - 15 лет и относится к последнему как три к пяти. При этом если в Англии после "Славной революции" политические метаморфозы, в общем-то, останавливаются, утверждается ограниченная монархия, просуществовавшая до сих пор, во Франции процесс идет дальше. Июльскую монархию через 18 лет сменяет Вторая республика, Вторая империя, Коммуна и Третья республика - через череду колебаний и метаморфоз утверждается в новом виде именно республиканский проект.

Если в первый раз в Англии реставрация сменяется умеренным и компромиссным устройством, то во второй раз, во Франции, ее упразднение тяготеет к большей радикализации, хотя и не достигает начальной степени.

Можно предположить, что чем дальше, тем больше период революционной фазы и меньше время рее-

стр. 42

таврации, тем к большей радикальности тяготеет характер смены фазы реставрации фазой вторичной революции.

В России фаза реставрации длится уже 15 лет, но пока явно не просматривается сил, способных ее прекратить. Однако силы, способные упразднить реставрационный порядок, могли показаться отсутствующими и в канун "Славной революции" в Англии, и в канун Июля 1830 года во Франции.

Старый порядок на первом этапе расшатывают не столько революционеры, сколько соперничающие между собой фракции старой элиты. И лишь потом, из созданных этой борьбой трещин, как лава из вулкана, появляются новые люди.

Три смысла Октября

Можно выделить три смысловых значения Октября 1917 года.

Во-первых, общецивилизационноролевой смысл.

В самом широком плане это некое ролевое событие в череде историко-тектонических изменений мира, в глобальном переходе от "общества традиции" к "обществу развития". Эти термины даны в самом условном виде, поскольку уточнение требует отдельного и более детального историко-философского анализа.

Три Великие революции, сконцентрированные в мировой истории на относительно непродолжительном этапе и обладающие многими схожими чертами и явной повторяемостью динамики и событий, дают основание предположить, что мы имеем дело не с разными явлениями, а с неким одним, что все это нечто единое, что через кору традиции в этих событиях как бы прорывается сам "дух истории".

Если представить Великую триаду рубежом, отделяющим "общество традиции" от "общества развития" или, может быть, эпоху "горизонтального развития" от эпохи "вертикального развития" (опять же при некоторой условности этих терминов), то Октябрьская революция - не только действительно Великая революция. Она - некий необходимый ролевой заключительный акт в прорыве к эпохе ускоренного развития.

Такое предположение, в частности, подтверждается тем, что за ней следует не новая эпоха стабильности, а эпохи нарастающих изменений. Это не переход от одного стабильного состояния к другому, а переход от стабильности как таковой к динамичности как таковой - когда сама динамичность становится стабильной. То есть мы прихо-

стр. 43

дим к обществу постоянного изменения - и в этом смысле обретает новое звучание фраза Маркса о переходе от предыстории к подлинной истории.

Здесь по некоторой аналогии с его формулой Деньги-Товар-Деньги* (вместо Т-Д-Т*) мы можем предположить, что Великая триада, завершаемая Октябрем, есть акт смены эпохи исторического развития по формуле Стабильность-Прорыв-Стабильность* на эпоху развития по формуле Прорыв-Стабильность-Прорыв*, то есть Революция-Реставрация-Революция*.

Здесь, в частности, и коренится возможная причина поражения (или временного поражения) Октябрьского проекта. Будучи изначально сформирован как проект "мира фронтира", мира постоянного восхождения ("Клячу истории загоним! Левой! Левой! Левой!"), он однажды по некой совокупности причин обернулся "миром нового постоянства" - и с ним произошло то, что происходит с колесом, которое падает, когда перестает крутиться. Вместо превращения проекта "мира фронтира", мира нарастающих ускорений в проект "общества познания", альтернативного "обществу потребления", его перенацелили на создание "альтернативного общества потребления".

Октябрь - это действительно великий рубеж в прорыве самого исторического прогресса из подспудно действующих в истории сил в состояние зримой и доминирующей силы. То есть это рубеж трансформации истории в самоценность, ее превращения из совокупности накопленных раритетов в фабрику непосредственного развития.

Во-вторых, смысл модернизационного перехода.

Другое значение Октябрьской революции - ее рубежная функция в деле модернизации мира. В смысле утверждения и упрочения собственно Модерна как мира рациональности, мира производства, индустрии и постиндустриальное™, оформленного в современные демократические и социальные формы.

Октябрь - безусловный продукт мирового развития и в масштабах международного соперничества, и в значительно большей степени - как результат промышленного роста и международного рабочего и социалистического движения.

Мировое промышленное развитие, проникая в Россию и охватывая Россию, создало высокую концентрацию производства на сравнительно узких участках, а следовательно -высокопрофессиональный и сверхконцентрированный промышленный рабочий класс, находящийся в меньшинстве в общей структуре населения. Мировое соперничество, вылившееся в мировую войну, создало ситуацию, когда интенсивность противостояния настолько поглотила внимание, что процессы в России смогли развиваться при определенном "попустительстве" центров и сил, которые обычно обвиняют в управлении российскими событиями. Когда мировая война закончилась, страны-победительницы попытались установить контроль над российским процессом, но были остановлены встречным ударом: рабочее движение ведущих стран, воодушевленное Октябрем, не только требовало оставить Россию в покое, но и само было не против последовать ее примеру.

Ведущим странам пришлось больше думать не о свержении большевиков в России, а о собственном самосохранении и модификации. Под воздействием Октябрьского проекта старая капиталистическая система вынуждена была сама решиться на колоссальную трансформацию. С конца 20-х практически начинается отказ от рыночной организации экономики (то, что западную экономику принято называть "рыночной", - отчасти продукт привычки, отчасти - лукавства, от-

стр. 44

части - неграмотности). Делается ставка на развитие научно-технического прогресса и внедрение его достижений. Осуществляется переход к новому типу международного разделения труда, сохраняющего в ведущих странах по возможности лишь те участки производства, где допустимо вводить высокую заработную плату.

И в плане организации экономики, и в плане обустройства власти, и в плане создания глубокоэшелонированной системы социальной защиты мир, его ведущие страны становятся иными. Иными в плане самих производственных основ: умирающий индустриальный капитализм, проиграв историческое соревнование с индустриальным социализмом, вынужден был модифицироваться в капитализм постиндустриальный. Причем с теоретической точки зрения, с позиции классической модели Маркса, это не могло произойти в рамках собственно капиталистического развития. Такой поворот стал возможен только за счет внешней конкуренции со стороны советской социалистической системы.

Дэниел Белл в одном из предисловий к своему "Грядущему постиндустриальному обществу" отмечает наличие в "Капитале" Маркса не одной, а двух моделей развития капиталистического общества. Одна, классическая, дана в первом то-

стр. 45

ме и предполагает максимальное обострение отношений между классами и развитие их борьбы до взрыва, уничтожающего капитализм. Вторая - в третьем томе - оказывается модификацией капитализма - с "отделением собственности от контроля в управлении предприятиями, с возникновением "административного класса "белых воротничков", число которых может стать непропорционально большим по сравнению с рабочим классом". Белл отмечает, что по основной схеме Маркса на первый план должны были выйти общественные отношения и привести к бескомпромиссной классовой борьбе. "Однако, - пишет Белл, - в реальности такая поляризация не произошла, а наиболее важным стал упор на технику и индустриализацию".

То есть Белл подметил, что Маркс видел два варианта развития капитализма. Первый - основной и наиболее естественный, связанный с обострением всех его противоречий и приводящий к падению этого строя. Второй - "запасной", означающий его существенную модификацию, не вытекавший напрямую из капиталистической логики, но имевший шансы на реализацию при определенных обстоятельствах. Иначе говоря, второй вариант предполагал медленное историческое отступление капитализма с рубежа на рубеж под давлением новых социальных сил. Но при таком отступлении сам капитализм сохраняется лишь постольку, поскольку позволяет обществу продвигаться вперед по пути исторического прогресса.

Октябрь (как Октябрьский проект в деле мировой модернизации), с одной стороны, уничтожает капитализм в России и начинает ее историческую трансформацию, с другой - меняет модель капитализма в остальном мире на более эффективную и социальную. То есть Октябрьская революция - не только российская, но и мировая революция. В экономике обернувшаяся отказом от собственно рыночной экономики; в развитии производства подтолкнувшая капитализм к переходу от индустриальной к постиндустриальной фазе; в политике заставившая в значительной степени утвердить формально демократическую организацию, а после Второй мировой войны вылившаяся в эпоху социал-демократических правлений и социализации старых правых партий. Наконец, в плане социальности не только создавшая в России социально ответственное государство (от чего не удается в полной мере отказаться и современному реставрационному порядку), но и заставившая остальной мир пойти по пути создания социальных государств.

Нынешнее состояние мира есть прямой продукт Октябрьской революции, а значит, несмотря на поражение (или временное поражение) Октябрьского проекта в России, мы с полной основательностью можем утверждать: "Дело Октября живет и побеждает!"

В-третьих, смысл Октября как старта "российского прорыва".

Здесь тоже можно выделить несколько уровней.

Русская демократическая революция

Сама по себе Октябрьская революция 1917 года - это прежде всего собственно демократическая (буржуазно-демократическая) революция, то есть революция, решившая те вопросы, которые так и не были решены после Февраля.

Можно бесконечно иронизировать по поводу того, что большевики, провозгласив передачу земли крестьянам, отобрали ее у них в 1929 году (что просто неправда, поскольку формально земля так и оставалась у коллективных крестьянских хозяйств). Или сетовать: вместо выхода из мировой войны Россия получила войну гражданскую. (Что тоже не вполне корректно, поскольку Гражданская война явилась как раз результатом

стр. 46

глубокого социального противостояния в обществе, которое большевики и стремились устранить. И в этом отношении она вообще была явлением положительным, как любое восстание угнетенных против угнетателей.) Но две ведущие проблемы - Земли и Мира - были созданы не большевиками. И никто, кроме большевиков, их не пытался решить, хотя вообще-то их решение требовало не социалистических, а чисто демократических мер. Ни царская власть, ни несколько коалиционных составов Временного правительства не взяли на себя ответственность ни за передачу земли крестьянам, ни за выход России из войны.

Так или иначе передачу земли в полное владение крестьян большевики осуществили и из мировой войны Россию вывели. Кто-то может считать, что воевать надо было до победы, - беда в том, что Русская армия воевать не хотела и заставить ее никто не мог. Потом, в 1918 году, на продолжении войны с приданием ей "революционного характера" настаивали левые коммунисты (Дзержинский и Бухарин) и левые эсеры. Но воевать страна не могла. И не потому, что "армию разложили большевики", а потому, что она разложилась уже при старом правительстве. Цели войны были непонятны и чужды народу, ход войны деморализовал армию, вопрос ее прекращения стал всеобщим требованием уже к началу 1917 года. Воевать просто не было сил, что показали даже достигавшиеся победы: брусиловское наступление остановили не австрийцы и не большевики, а элементарное отсутствие боеприпасов. Сама война изначально была грандиозной авантюрой, о недопустимости которой предупреждал еще ставший сегодня модным Столыпин.

Землю крестьянам юридически отдали, передав в их руки возможность самим реализовывать процесс "черного передела" - мечты демократов последней трети XIX века. И не по аграрной программе РСДРП, а по модели, требуемой эсерами, реализовав сугубо буржуазно-демократическое решение земельного вопроса. О том, что это отвечало интересам и ожиданиям 80% населения, а не 300 тысяч большевиков, вряд ли стоит напоминать.

Провозглашение власти Советов и объявление России Советской республикой означало установление политической системы, при которой исполнительная власть конституционно подчинялась представительной. По сути, речь шла о передаче всей государственной власти местному самоуправлению с правом нижестоящих органов контролировать вышестоящие и возможностью оперативного отзыва делегатов, не выполняющих волю низов.

Законодательное уничтожение сословий, предоставление гражданских прав женщинам, отделение Церкви от государства с признанием свободы вероисповедания, социальные гарантии неимущим - в широком перечне гражданских свобод, утвержденных в результате Октябрьского восстания, практически невозможно найти таких, которые не считались бы в сегодняшнем мире естественными и общепринятыми. То есть все демократические права и социальные гарантии современной России своими истоками восходят именно к Октябрю 1917 года. Да и сама Конституция России была принята именно в результате Октябрьской революции. Кто-то может считать эту Конституцию хорошей, кто-то - плохой, но до Октября в России вообще не было никакой Конституции.

Русская технократическая революция

В цивилизационном плане Октябрьская революция - это революция производственной модернизации. К 1917 году Россия застряла на этапе перехода из аграрной

стр. 47

фазы в фазу индустриальную. К 1913 году промышленный потенциал России составлял примерно 10% потенциала США, в промышленности было занято менее 10% трудоспособного населения.

Именно поэтому одно из первых стратегических начинаний большевиков - чисто технократическое решение: план ГОЭЛРО. По сути, партия большевиков оказалась единственной в России партией промышленной модернизации, самой технократической партией России. Ни одна из остальных партий не предложила никакого проекта технократического развития страны.

Октябрь 1917-го - рубеж форсированного перехода к индустриальному развитию и - что еще более важно и что проявилось в проекте электрификации - претензия на начало постиндустриального прорыва. В научно-техническом отношении это была попытка создания в России производства, в котором "наука превращалась в непосредственную производительную силу". Что из этого удалось на практике (а удалось многое), а что не удалось - отдельный вопрос. Важно то, что была сделана в целом успешная попытка глобального технического прорыва - и практически первая в истории. В среднем за годы Октябрьского проекта СССР, несмотря на все издержки, развивался в пять с половиной раз быстрее Соединенных Штатов.

Русская социальная революция

Наконец, для России это была действительно масштабная и во многом успешная первая в мире попытка создания государства социальной ответственности. И она стала примером и опытом для стран альтернативной экономической системы.

Октябрь явился исторической вершиной русской социально-освободительной борьбы. Впервые в России социальные низы выступили в качестве полноценного политического и исторического субъекта, который сумел победить и ротировать старую элиту. Впервые в мире неимущие не только восстали, не только свергли имущих, но и сумели так или иначе создать общественное устройство без их участия.

Кто-то сегодня сетует на то, что, дескать, были уничтожены лучшие представители России - предприниматели, аристократы, священники. Только именно эти "лучшие люди" привели страну к кризису и катастрофе. Они выпестовали клубок проблем, которые кроме как взрывообразно решить не представлялось возможным. Они утонули в своей безответственности - и сами сделали неизбежным собственное уничтожение.

Впервые в мире неимущие в результате глобального социального эксперимента создали свое государство. Впервые в мире была предпринята практическая попытка построить "общество справедливости". Причем попытка масштабная как исторически (существование "реализованной утопии" в течение трех

стр. 48

четвертей столетия), так и географически (она распространилась на треть земного шара) и цивилизационно (она заставила остальное человечество стать справедливее и гуманнее).

Октябрь выдвинул Россию в число лидеров мирового прогресса, хотя еще незадолго до того она рассматривалась как главный оплот реакции и "жандарм Европы".

В результате этого эксперимента она стала одной из двух сверхдержав. Никогда прежде Россия не достигала вершин могущества, каких она достигла в рамках осуществления Октябрьского проекта.

Кто-то может возразить, что государственное величие было достигнуто ценой "невиданных лишений" и "подавления свободы граждан". Но это лишь одна из точек зрения, которую как раз никогда не разделяло подавляющее большинство населения страны. Да и сверхдержавность имела в своей основе проектное начало - она воспринималась как попытка построения "царства свободы".

Для России Октябрь стал базовой демократической революцией. Все демократические нормы и установления сегодняшнего дня восходят в своей юридической и конституционной основе именно к нему. Как, впрочем, и сохраняющаяся система социальных гарантий.

Для мира он действительно стал началом и стартом мировой социально-экономической революции. Хотя в привычном смысле этого слова - как победы советской власти во всем мире и создания мировой пролетарской республики - такой революции не произошло.

На деле все оказалось сложнее. Октябрьская революция изменила мир, изменила характер его развития. Дело не в обычной трактовке, согласно которой в Октябре 1917 года мир стал развиваться по двум направлениям, раздвоился на капиталистическую и социалистическую системы.

Она не только создала первый опыт социалистического общества. Она изменила саму модель развития капитализма, заставив его пойти по иному, значительно более демократичному и социализированному пути.

То есть в этом широком смысле марксистско-большевистская идея мировой революции действительно была реализована.

Во многом капитализм сохраняется и развивается сегодня лишь потому, что отступает. Его сохранение и развитие основано на использовании инструментов и методов иного, социалистического, общества. Он сохраняется и постольку, поскольку все меньше остается собственно капитализмом.

И отсюда следующий вопрос. Изменение модели развития капитализма означает ли пресловутую конвергенцию и синтез систем или это некий промежуточный этап, некая отсрочка его падения? То есть вопрос пролетарской революции, вызвавший к жизни Октябрь, деактуализирован или нет?

Завершилась ли Октябрьская революция?

Обращаясь к предыдущей смене формаций - феодализма на капитализм, - мы можем сделать следующие наблюдения.

В рамках феодализма первые системные столкновения происходят между феодалами и непосредственно противостоящими им крестьянами. Эти столкновения выливаются в кровопролитные крестьянские войны, но нигде класс, оппозиционный господствующему, не одерживает победу и не берет в свои руки власть.

В Европе эти войны проходят в XIV - XVI веках (в России - в XVII - XVIII веках), и всегда крестьяне терпят поражение. То есть прямое противостояние антагонистических классов старого общества не приводит к созданию нового

стр. 49

строя. Однако не сохраняется и старый классический феодализм: на смену приходит абсолютистская модель. Для нее были характерны два условия: служащее за жалованье дворянство и соответственно сами деньги, дать которые феодализм не мог в принципе, но которые появлялись с развитием буржуазии.

Союз возвысившейся части крестьянства и служилой аристократии создает основу абсолютистского общества, которое длительное время выглядит относительно устойчивым: каждый компонент заинтересован в другом. Дворяне - в сильной королевской власти, защищающей их от феодальной знати и крестьян и дающей службу. Король - в верном дворянстве и в деньгах буржуазии. Буржуазия - в защите короля от произвола дворянства. Но настает момент, когда буржуазия выдвигает претензию на власть и силой отбирает ее у бывшего союзника.

То есть мы имеем две исторические фазы столкновения классов. На первом этапе - в их традиционной антагонистической форме. На этом этапе рождается новый тип феодализма - абсолютистский, с сильным государством и товарно-денежной экономикой. На втором этапе - столкновение продуктов этих классических форм, модифицированных образований данных классов в их новом общественном бытии - буржуазии и аристократии.

Если мы посмотрим на ситуацию классического капитализма, то здесь тоже первоначально происходит столкновение основных, классических социальных образований: пролетариата (класса, продающего свою рабочую силу) и буржуазии (собственников, которые нанимают работников).

В большинстве случаев в этой борьбе пролетариат не достигает победы. Исключением стали Россия и последовавшие ее примеру страны. Однако и в ней пролетарский (Октябрьский) проект по ряду причин терпит поражение. Ситуация как бы обнуляется, возвращается к прежнему поражению восставшего класса в противостоянии крестьян и буржуазии в Европе. Однако здесь уже нет системы прямого господства буржуазии. Да и абсолютизм не является государством единоличной власти феодалов. Это система социальных государств, в значительной степени отказавшихся от рынка, экономическое и политическое устройство которых базируется на союзе обладателей финансового капитала и высших страт класса, продающего рабочую силу.

Как третье сословие когда-то расслоилось на обладателей мелких средств производства, используемых ими в своем труде, и собственно буржуазию, нанимающую работников, так и старый пролетариат расслоился на традиционных рабочих и "неопролетариат" - обладателей особо квалифицированной рабочей силы, "знаний и умений", "интеллектуального капитала": менеджеров, ученых, программистов, инженеров и т.д.

Политическая организация современного "социализированного" капитализма есть раздел власти и влияния между обладателями финансового и интеллектуального капитала, обладателями денег и обладателями информации. В этом отношении сильные социальные бюрократические государства есть некий аналог абсолютистских государств позднего феодализма. И, как и там, здесь можно предвидеть распад данного союза.

Исторический момент предъявления претензии со стороны организаторов "информационного производства" зависит от многого, в немалой степени - от момента осознания "неопролетариатом" своей роли и своего права на такую претензию. С одной стороны, субъективно такое осознание еще в полной мере не

стр. 50

произошло. С другой стороны, объективно роль обладателей "знаний и умений" достаточна для подобной претензии.

Тут мы, очевидно, встретимся с некоей, подобной веку Просвещения, новой интеллектуальной революцией, которая десакрализует старые основания легитимности. Закономерности и этапы такого процесса можно анализировать отдельно. В данном контексте для нас, пожалуй, интересны два момента.

Первый заключается в том, что, хотя современный развитой (постиндустриальный) мир, в котором утверждается информационное производство, выглядит комфортно-мирным и рождает предположения об эволюционном характере своего будущего развития, весьма вероятно, что эти представления окажутся наивными. В период устойчивости абсолютизма, когда крестьянские и религиозные войны отошли в прошлое, будущие гражданские войны и восстания тоже могли показаться маловероятными.

Второй сводится к тому, что можно с серьезными основаниями сказать: Октябрьская эпоха не закончилась. Ни применительно к России (о чем шла речь выше), ни применительно к самой комфортной и благополучной части мира - нынешним социальным государствам модифицированного капитализма.

Когда исполнилось 90 лет со дня казни Карла I (1739 год), могло показаться, что это осталось далеко в прошлом и подобная участь не грозит иным монархам. Но уже начинался век Просвещения, писали Вольтер и Дидро, впереди были Бостон, штурм Бастилии и революционная диктатура якобинцев.

Когда исполнилось 90 лет революционного террора во Франции (1883 год), тоже казалось, что эпоха революций ушла в прошлое. Но казнен народовольцами русский император, в Европе крепнут рабочие партии, в России начинается пропаганда марксизма - впереди создание партии большевиков, восстание на "Потемкине" и штурм Зимнего.

Сегодня исполняется 90 лет Великой Октябрьской революции - и тоже кажется, что все в прошлом, что мир стабилен и устойчив, а человечество забыло свои юношеские увлечения... Кажется.

* * *

Правда, что все Великие Революции сменялись Реставрациями. Но правда и то, что все Реставрации сметались новыми Революциями.

Publisher:

Permanent link for scientific papers (for citations):

Comments: