Среди философов-идеалистов XX в., оказавших наиболее сильное влияние на буржуазную историческую мысль, видное место принадлежит Бенедетто Кроче (1866 - 1952). Взгляды Кроче кашли значительный отклик в широких слоях не только итальянской, но и всей западноевропейской интеллигенции. Итальянский философ-марксист Карло Салинари пишет, что Кроче был своего рода знаменем для целого поколения итальянской интеллигенции. "Что находили тогда мы, молодые антифашисты, в книгах дона Бенедетто? Мы находили там, прежде всего, полемику и борьбу против позитивизма и детерминизма; мы находили там диалектику, становление, реальность в движении, не замкнутую в статичные схемы. Мы находили там чувство истории и призыв к конкретности ее интерпретации в полемике с абстрактной логикой, с метафизикой, с профессорами философии, претендовавшими объяснить мир, не зная его, с помощью одних только формул, изобретенных в их одиноком мозгу. Мы находили там призыв к свободной светской культуре, призыв вернуться к направлению великой европейской культуры, который ломал и высмеивал провинциальную Скудость нашей Проблематической культуры, в особенности культуры католической"¹ .

Рассматривая Кроче как противника фашизма и католической реакции, передовая итальянская интеллигенция нередко приписывала ему гораздо больше, нежели он действительно хотел сказать в своих трудах, и не замечала реакционных сторон его философии. "Разумеется, - продолжает Салинари, - мы не видели тогда, что его полемика против позитивизма имела также отрицательный аспект, принижение научного познания, роковое для культуры нашей страны: эта полемика закрыла брешь, которую позитивизм стремился проделать в гуманитарной структуре нашей культуры, и затормозила прогрессивные шаги, которые сулила эта первая отдушина. Мы не видели тогда, что его призыв к истории был обращен к истории идей, а не к реальным силам, которые двигают историю, и что, как следствие, это обращение имело также своей задачей выхолостить и сделать безобидными действительно историчные требования марксизма. Мы не видели тогда, что он, даже говоря о магистральной линии европейской культуры, выхолащивал гегелевскую диалектику и историзм Вико и в особенности самым тщательным образом вытравлял из нашей культуры исторический материализм, философию Маркса и Энгельса"² .

Кроче в течение полувека стоял в центре духовной жизни Италии. Он был признанным идейным вождем итальянского буржуазного либерализма, и его эволюция - это отражение эволюции буржуазной идеологии в Италии.

Причины необычайной популярности Кроче можно понять, лишь исходя из особенностей развития страны и ее культуры³ . Как известно, до конца эпохи Возрождения Италия стояла в авангарде европейской мысли и дала миру целый ряд смелых и оригинальных мыслителей. Однако затем длительное господство католической реакции по-

¹ Carlo Salinari. Рец. на B. Croce. Filosofia, Poesia, Storia. Milano-Napoli. 1951. "Rinascita", Anno VIII, N 12, dicembre 1951, p. 605.

² Там же.

³ См. П. Тольятти. Развитие и кризис итальянской мысли в XIX веке. Журнал "Вопросы философии", 1955, N 5, стр. 58.

влекло за собой тяжелую депрессию и застой философской мысли в Италии, продолжавшийся свыше двух столетий. Гений Д. Вико, молнией сверкнувший в XVIII в. не был оценен современниками. Как в философии, так и в историографии первой половины XIX в. господствовали традиционные христианские идеи, причем новые мысли шедшие из Франции или Германии, использовались лишь для реставрации старой идеологии. Только во второй половине XIX в. в связи с подъемом национального движения в эпоху Рисорджименто начинается возрождение итальянской философии. "Толчком для него послужило, с одной стороны, влияние гегелевской философии, а с другой - критика этой философии. Во главе "левого гегельянства" в Италии стали Бертрандо Спавента и крупнейший литературный критик Де Санктис. Из неаполитанской школы "левых гегельянцев", высшим выражением которой являлись труды Спавенты и Де Санктиса, вышел первый талантливый итальянский мыслитель-марксист Антонио Лабриола"⁴ . Гегелевская философия воспринималась в Италии как философия прогресса и свободы, враждебная клерикализму и монархической реакции.

Но итальянская интеллигенция увлекалась философией Гегеля в то время, когда немецкое гегельянство уже находилось в стадии разложения. Бурное развитие естествознания вызывало повышенный интерес к реальным вещам, к позитивной разработке конкретных проблем. Философия абсолютного духа не отвечала этим потребностям, на европейскую общественную мысль (в том числе на историографию) начал оказывать сильнейшее влияние зародившийся во Франции позитивизм. Итальянский позитивизм середины XIX в., крупнейшими представителями которого были Карло Каттанео и Джузеппе Феррари, был непосредственно связан с республиканско-демократическим движением и направлен против традиционного спиритуализма во всех его многообразных формах. "Движение к позитивизму, - пишет П. Тольятти, - было в своем существе движением антиклерикальным и, следовательно, направленным в сторону свободы. Стремились освободиться именно от подчинения старым духовным авторитетам, от их ханжества, от их узкого политического консерватизма, от той самой идеологии, на которой они основали свою власть"⁵ .

Однако в ходе своего развития позитивистская философия постепенно утрачивала эти прогрессивные черты, и в ней на первый план выступали вульгарный натурализм, примитивный схематизм, принижение роли теоретического мышления и едва прикрытый агностицизм, внутренне присущий позитивизму. Применительно к истории позитивизм мог еще держаться, когда историки ограничивали свои задачи накоплением и первоначальной, внешней классификацией фактов. Но как только возникла проблема широких обобщений и внимание историков стало обращаться к вопросам методологии, обнаружилась полная неудовлетворительность позитивистских концепций. "Позитивизм в области исторических исследований, - пишет итальянский исследователь Альфредо Галлетти, - часто грешил скудостью мыслей и педантизмом; в одних случаях он был слишком робким, в других - вызывающим и кончил тем, что подавил интеллект, вместо того, чтобы стимулировать его... Факты! факты! - постоянно повторяли позитивисты; но нет факта, которому нельзя было бы противопоставить другой факт, нет исследования, которое не требовало бы другого исследования, и поэтому позитивная цепь фактов развертывается бесконечно, от звена к звену, никогда не находя ни крюка, за который можно было бы зацепиться, ни границы, у которой следует остановиться"⁶ .

Подлинно научное объяснение историческим явлениям дал марксизм. Но социально-экономическая отсталость Италии была серьезным препятствием для его распространения в этой стране. Учение Маркса и Энгельса в конце XIX в. было еще недостаточно известно в Италии. Труды Антонио Лабриолы не были должным образом оценены его современниками, и только десять лет спустя после его смерти, когда в Италии развилось коммунистическое движение, они стали достоянием передовой итальянской интеллигенции. Поэтому борьбу против позитивизма, поставленную в порядок дня закономерным развитием научной мысли, начал в Италии не марксизм, а правое неогегельянство,

⁴ М. Спинелла. Некоторые аспекты развития современной итальянской философии. "Вопросы философии", 1955, N 3, стр. 87.

⁵ П. Тольятти. Указ. соч., стр. 69 - 70.

⁶ Alfredo Galletti. Natura e finalita della storia nel moderno pensiero europeo. Milano. 1954, p. 173, 183.

крупнейшими представителями которого были Бенедетто Кроче и Джованни Джентиле. Сила философии Кроче состояла в том, что она (хотя и в абстрактной форме) откликалась на самые важные, самые жгучие проблемы современности. Будучи некоторое время учеником Лабриолы, Кроче испытал сильное влияние философии марксизма. Он никогда не был внутренне близок к марксизму, но заимствовал некоторые положения исторического материализма, выхолащивая их революционное содержание. Антонио Грамши, посвятивший критике философии Кроче одну из своих наиболее интересных работ, писал: "Как марксистская философия была переводом гегельянства на язык истории, так философия Кроче является, в очень значительной мере, вторичным переводом реалистического историзма марксистской философии на умозрительный язык"⁷ . Растворить исторический материализм в "более широкой" идеалистической философии - такова была основная цель Кроче. "После энтузиазма и упоения марксизмом, которое длилось несколько месяцев и скоро было разрушено моим критическим духом, - писал он впоследствии, - я с окрепшей верой обратился к либеральной традиции, к которой сам принадлежал"⁸ .

Борьба против марксизма - основной стержень всей деятельности Кроче. Еще в 1890-х годах он опубликовал книгу "Исторический материализм и марксистская экономия", в которой он критиковал основные положения марксистской теории. Г. В. Плеханов тогда же разоблачил Кроче как противника диалектического материализма и марксистской экономической теории. В рецензии на русский перевод книги Кроче Г. В. Плеханов писал: "Г. Кроче говорит о себе, что он в этических вопросах не "высвободился из-под власти кантовской критики" (стр. 175). Мы прибавим, что "кантовская критика" наложила глубокую, неизгладимую печать на все его миросозерцание. В этом и заключается тайна его собственных "критических" упражнений. Он чувствует, что кантианство не совместимо с историческими и социально-политическими взглядами Маркса, насквозь проникнутыми духом материализма. Но вместо того, чтобы решительно отказаться от кантианства или окончательно отвернуться от марксизма, он пытается сесть между двух стульев, стараясь видоизменить марксизм так, чтобы он перестал, наконец, противоречить тому, чему он не может не противоречить. И этот усердный, но совершенно непроизводительный труд украшается у него, - как и у многих других, - этикеткой критики. Едва ли когда-нибудь в истории человеческой мысли название меньше соответствовало тому предмету, который оно должно обозначать"⁹ .

Кроче был духовным отцом международного ревизионизма 1890-х годов. Его влияние прямо признавали и Бернштейн и Сорель.

По мере того, как Кроче политически эволюционировал вправо, его нападки на марксизм становились все более ожесточенными. Он писал о Марксе, например, что "его похвальба, что он поставил на ноги диалектику, которая у Гегеля стояла на голове, была лишь журналистской фразой, бессмысленной формулой. Материалистическое (или, скорее, экономическое) понимание истории нравилось авторам поверхностных этюдов об истории, но оно не было принято ни одним серьезным историком"¹⁰ . И это писалось в то время, когда даже завзятые противники марксизма уже признали, что Маркс оказал неоценимые услуги исторической науке! Кроче вовсе отказывал Марксу в звании философа и утверждал, что самый термин "исторический материализм" содержит в себе противоречие, так как материализм-де антиисторичен, а история антиматериалистична¹¹ .

Статьи Б. Кроче, опубликованные в годы первой мировой войны (объединенные позднее в сборнике "Италия 1915 - 1918 гг.; страницы о войне"), идеологически подготовляли возникновение фашизма. Впоследствии, в период революционного подъема, Б. Кроче, напуганный революционными событиями, теоретически и в известной мере политически способствовал установлению в Италии фашистской диктатуры. Характерно в этом отношении интервью, данное сенатором Кроче в октябре 1923 г. и опубликованное под заголовком "Сохранять верность либерализму и искренне помогать фашиз-

⁷ A. Gramsci. Il materialismo storico e la filosofia di Benedetto Croce. "Opere", t. 2. Einaudi. 1952, p. 199.

⁸ B. Croce. Il Marxista odierno. Quaderni della "Critica". 1950, N 17 - 18, p. 188.

⁹ Г. В. Плеханов. Соч. Т. XI, стр. 343.

¹⁰ B. Croce. Il Marxista odierno. Quaderni della "Critica". 1950, N 17 - 18, p. 189.

¹¹ B. Croce. Sritti di storia letteraria e politica. T. IX. 3 ed. Bari. 1942, p. 286.

му". Кроче рассматривал в это время фашизм как единственную альтернативу "революционной анархии" и горячо приветствовал его. "Если либералы не имели достаточно силы и мужества, чтобы самим спасти Италию от раздиравшей ее анархии, они должны пенять сами на себя, воскликнуть "Mea culpa!.." и также приветствовать и признать благо, откуда бы оно ни исходило". Уже после убийства Матеотти Кроче голосовал в сенате за доверие Муссолини, и ему даже предлагали министерский портфель¹² .

Однако, будучи непримиримым врагом коммунизма, Кроче, тем не менее, не стал фашистом. С 1925 г. он перешел в оппозицию к режиму, и эта оппозиция продолжалась вплоть до крушения фашизма. Правда, оппозиция Кроче была пассивной: он не вел активной борьбы с фашистскими организациями, ограничиваясь абстрактно-теоретической критикой фашизма. Свобода, которой требовал Кроче, - это лишь абстрактная цель, только отсутствие помех человеческому духу, творящему новые, более высокие формы жизни, завоевывающему новые, лучшие условия. Но при всей ограниченности крочеанского либерализма были люди, которые истолковывали его в более радикальном духе, и это имело большое положительное значение¹³ . Правительство Муссолини ненавидело Кроче, но учитывало мировую известность старого философа, а также то, что крупный землевладелец Кроче был весьма влиятелен на юге Италии. Кроме того, пассивная оппозиция Кроче не представляла для фашизма серьезной опасности. По окончании второй мировой войны Кроче, изменив положительной части своего кредо - антиклерикализму, - сблизился с католическим лагерем и до самой своей смерти в 1952 г. поддерживал правящую христианско-демократическую партию.

Грамши считал критику философии Кроче в высшей степени серьезной и важной задачей марксистов. "Работа такого рода, "Анти-Кроче", в нынешней культурной атмосфере могла бы иметь важность и значение, какое имел "Анти-Дюринг" для поколения, предшествовавшего мировой войне, она стоила бы того, чтобы целая группа людей посвятила ей десять лет труда"¹⁴ . При этом Грамши указывал, что не столь важно рассматривать Кроче как систематического философа, сколь подвергнуть критике его деятельность как теоретика эстетики и художественного критика, как критика марксизма и теоретика историографии, как моралиста и учителя жизни¹⁵ . В настоящей статье мы ограничимся разбором теории "историзма" Б. Кроче, не касаясь его концепции "этико-политической истории" и других сторон крочеанства.

Проблемы исторической науки всегда были в центре внимания Кроче, который и начал свою деятельность в качестве историка. В период 1886 - 1892 гг. он усердно занимался проблемами истории Южной Италии, подготовив ряд небезынтересных исследований ("Неаполитанская революция 1799 г."; "Театры Неаполя от Возрождения до конца XVIII века"; "Неаполитанские рассказы и легенды"). В этих работах Кроче не было еще ничего, что выделяло бы их из массы других работ, построенных на методологии позитивизма. Но как только Кроче попытался написать работу более общего характера ("Испания в итальянской жизни эпохи Ренессанса"), он обнаружил полную неудовлетворительность позитивистской методологии и обратился к вопросам теории. По верному замечанию Ричарда Бёркса, кризис Кроче был отражением общего кризиса позитивизма и натурализма в 90-х годах XIX века: "В это время радий взрывал научный детерминизм, Эвклид был вынужден посторониться перед непостижимой, но вполне последовательной геометрией, история в Германии начинала свою, полную обманчивых надежд борьбу с проблемой релятивизма, а экспрессионистское искусство бросало вывоз принципам импрессионизма"¹⁶ . В этих условиях усиливавшегося разброда в буржуазной философии и культуре, под влиянием самых разнообразных идейных течений (включая Гегеля и Маркса, Вико и Де Санктиса, Сореля и Бергсона) и происходило формирование философских взглядов Кроче.

Толчком, который способствовал переходу Кроче от истории к философии, была

¹² См. C. M. - A. Desller. Benedetto Croce and Italian Fascism. "The Journal of Modern History". T. XXXIV. N 4, 1952, p. 382 - 390.

¹³ О либерализме Кроче см.: M. Abbate. La liberta al plurale. "Il Contemporaneo". 19 novembre 1955, p. 3 - 4.

¹⁴ A. Gramsci. Указ. соч., стр. 200.

¹⁵ См. там же, стр. 247.

¹⁶ "Some historians of modern Europe". Ed. by B. E. Schmitt. Chicago. 1942, p. 69.

развернувшаяся в Италии дискуссия по известной книге Э. Бернхейма "Учебник исторического метода". Видный итальянский историк Паскуале Виллари опубликовал в 1891 г. три статьи, в которых довольно невнятно питался ответить на вопрос: "Является ли история наукой?". В ответ на статьи Виллари Кроче подготовил статью, в которой вполне в духе позитивизма отстаивал научность истории. Но затем он внезапно изменил взгляд и в своем очерке "История с точки зрения общего понятия искусства" (1893) резко противопоставил историю науки. Кроче рассуждал так: история должна быть либо наукой, либо искусством. Там, где особенное подводится под общее понятие, мы инеем науку; там, где особенное рассматривается как таковое, мы имеем искусство. Поскольку историография не вырабатывает общих понятий, но воспроизводит особенное в его конкретности, она не может быть признана наукой. Следовательно, историография - искусство. Но ведь сюжеты искусства могут быть выдуманы, тогда как история описываем лишь реальное? Кроче выходит из затруднения, разграничивая метод и содержание. История и искусство имеют идентичную форму - представление особенного, но разное содержание (в первом случае - реально совершившееся, во втором - возможное). Но реальное - часть сферы возможного, и, следовательно, история - часть искусства. Таким образом, Кроче пытайся основать, историческое знание всецело на субъективной эстетической интуиции, которую он считал главной формой активности духа и, поскольку для философского идеализма ничего не существует вне духа, главной формой существования.

Однако вскоре Кроче почувствовал неудовлетворительность этой концепции и в таких работах, как "Логика" (1909), "Теория и история историографии" (немецкое издание 1915 г., итальянское - 1917 г.), "История как мысль и как действие;" (1938), частично отошел от нее. Он пытался смягчить то противопоставление общего особенному, которое заимствовал у немецких неокантианцев. Правильно указывая, что индивидуальное определяется только через общее, Кроче делает вывод, что нельзя противопоставлять философию и историю как две различнее сферы, и соединил их в единое целое, в одно "индивидуальное суждение", в которой субъект - индивидуальное, а предикат - общее. Философия оказывается, таким образом, частью истории. Для Кроче всякая реальность - история и всякое знание - историческое знание¹⁷ . Философия - лишь констатирующий элемент в истории; это универсальный элемент в мысли, конкретное бытие которой индивидуально.

Пытаясь преодолеть старый разрыв между историческим и логическим, Кроче правильно констатировал первичность исторического. Он писал: "Если понимать науку как естественную науку, то история есть основа науки. Но поскольку история есть основа естественных наук и специальные выводы, которые они делают из эмпирического материала и исторических данных, имеют не теоретическую ценность, а ценность схематизации и удобства, ясно, что все содержание истины естественных наук - эта история. Поэтому естественные науки в прошлом назвались естественной историей. История - это раскаленная и текучая масса, которую натуралист укрепляет и охлаждает, процеживая ее через схематические классы форм и типов. Прежде чем производить эту манипуляцию, натуралист должен был мыслить как историк"¹⁸ . Но, как видно, из приведенной цитаты, правильно констатируя историчность всего существующего (не только общества, но и природы), Кроче одновременно мистифицирует научные приятия, которые выступают у него лишь как "инструмент" незнания, как простая "схема", а не как отражение существенных черт и сторон самой исторической реальности. Это неизбежно порождает новые противоречия в его историографической и философской мысли.

Кроче яростно воевал против так называемой "чистой философии", оторванной от потребностей исторического развития, а также против "мертвой истории", "хроники", лишенной мысли и духа. Он неоднократно писал о своем "отвращении к так называемым чистым философам, невеждам, которые не знают и не хотят знать вещей и которые сводят философию к схоластике и используют ее лишь как источник дохода"¹⁹ .

Тезис о единстве истории и философии, если бы он был выдвинут с материалистических позиций, не мог бы вызвать особых возражений, поскольку он органически присущ историческому материализму. Но У Маркса и Энгельса речь идет о действитель-

¹⁷ B. Croce. La storia come pensiero e pome azione. 3-e ed. Ban. 1038, p. 51.

¹⁸ B. Croce. Logica. Parte II, cap. V. Bari. 1909, p. 242 - 243.

¹⁹ Цит. по F. Olgiati. Benedetto Croce e lo storicismo. Milano. 1953, p. 101.

ной истории, о реальном процессе общественного развития. Рассматривая общественное бытие людей как объективную реальность, исторический материализм резко выступает против отрыва философии, идеологии в целом, от этой объективной реальности, отражением которой она является и которой она служит. Каждая философия исторична не только по своим истокам, но и потому, что она сама, в меру того, как она овладевает массами, становится исторической силой. Сводя философию к ее реальной исторической основе, исторический материализм в то же время всячески подчеркивает ее творческую активную роль в развитии общества.

Совсем другое находим мы у Кроче, которой мистифицирует как историю, так и философию. "История" для Кроче - еще умозрительное понятие. Концепция Кроче носит исключительно книжный, теоретический характер. Идеолог господствующего класса, Кроче отворачивается от объективной, исторической действительности, а вследствие этого его борьба против "мертвой истории", "истории-хроники", оторванной от жизни, и против абстрактности классических философских систем сама носит абстрактный, теологический характер.

Критикуя Риккерта за "метафизический дуализм" фактов и ценностей, Кроне отчетливо видел, что концепция Риккерта базируется на "гносеологическом дуализме" природы и духа. Но Кроче критикует эту концепцию не слева, а справа, с позиций более последовательного идеализма. По мнению Кроне, "единственная реальность - это динамичность, деятельность, целесообразность, дух, Рот путь идеализма или, точнее, абсолютного спиритуализма"²⁰ . Называя свою философию "абсолютным историзмом", Кроче постоянно подчеркивал, что жизнь, и реальность суть история, что ничего не существует вне истории. Это - совершенно верная мысль. Но Кроче тут же мистифицирует ее, придавая ей насквозь идеалистический смысл. Оказывается, реальность, (и, следовательно, по Кроче, также и история) - это лишь бесконечный, саморазвивающийся дух. Он резко критиковал личного бога католической религии, предлагал "убить этого необузданного субъекта, этого непознаваемого Бога", но только для того, чтобы превратить его "в дух, который есть отношение или процесс собственных различий и который уясняет сам себя в этом процессе"²¹ . Кроче говорил, что философ отнюдь не отрицает ни бога, ни души, ни бессмертия и только, понимает их несколько иначе, чем не философ, Он утверждал, что современная философия обладает "всей серьезной и искренней религиозностью, какая только может существовать, в мире", ибо религия - лишь "усилие и стремление к очищению и возвышению"²² .

Иначе говоря, "идея", "дух" Кроче - это тот же старый бог, только "критически понятый".

Тезис об историчности всего существующего Кроне выдвигал, таким образом, лишь для того, чтобы упрочить позиции философского идеализма. Своей целью он считал "уничтожение барьера между историей человека и историей природы, но не путем подчинения первой (как делали детерминисты) детерминизму и не механизму, с помощью которых была фальсифицирована вторая, а путем поднятия этой последней до духовности первой"²³ . Выступая в абстрактной форме за связь теории с практикой, Кроче в то же время резко противопоставлял теоретическую и практическую активность духа. Он отрицал объективней характер законов науки и считал их, подобно американским прагматистам, лишь практически полезными инструментами, которые сами по себе лишены объективного содержания. Разницу между историей и естествознанием Кроче усматривает в том, что метод истории - схватывать индивидуальность явления с помощью внутреннего проникновения, переживания ее жизни как своей собственной, тогда как метод науки - анализ и классификации явлений с внешней точки зрения.

Но если история (res gestae) - это "активность" саморазвивающегося динамического духа, кого нужно считать субъектом истории? Как сочетать активность мирового духа и деятельность, обыкновенных, смертных людей? Вот вопрос, который всегда затрудняет авторов теологических концепций.

Кроче считал завоеванием своего "идеалистического историзма", что он "уничто-

²⁰ Б. Кроче. О так называемых суждениях ценности. "Логос". Кн. 2. СПБ. 1910, стр. 31.

²¹ "Critica", gennaio. 1924, p. 52, Цит. по F. Olgiati. Указ. соч., стр. 164.

²² Там же, стр. 191 - 192.

²³ Там же, стр. 271.

жил дуализм индивидуума и провидения"²⁴ . На самом деле это старое противоречие в полной мере сохраняется и у Кроче. С одной стороны, мы находим у него утверждение, что историю творят люди, то есть отдельные индивиды. "Пусть тот, кто исключает индивидов из истории, хорошенько осмотрится, и окажется, что-либо он не изгнал их, как воображал, либо что вместе с индивидами он ликвидировал самую историю". Утверждая, что история есть история творений человеческого духа, Кроче пропагандирует культ выдающихся личностей, избранной "элиты". Он говорит, что "духовные творения всегда рождаются в мозгу и в сердце гениальных людей, художественных, спекулятивных, практических, моральных, религиозных гениев; они (эти творения. - И. К. ) воспринимаются и культивируются в их чистоте избранными людьми, достойно правящими обществом; и, наконец, поддержанные ими, эти творения распространяются дальше и снисходят до тех, кого называют народом"²⁵ .

С другой стороны, Кроче возражает против биографического подхода к истории и считает, что важны не сами люди, а только их дела. Он пишет, что "историческая реальность есть лишь характер дел, совершаемых людьми, а не характер индивидов"²⁶ . Однако из этой правильной мысли Кроче делает неверный вывод, будто человек уже не "творец" истории, а лишь "представитель и символ действия", что люди не авторы, а символы своих собственных дел. Историческая личность оказывается простым проявлением абсолютного духа, лишенным какой бы то ни было самостоятельной роли, а сама история превращается в историю мирового духа²⁷ . Это чистейшая мистика, превращающая историю в мертвую схему, призванную доказать всемогущество провидения. Высмеивая априорные схемы старой "философии истории", Кроче в конечном итоге не сумел преодолеть ее. Рациональный и поступательный ход истории в понимании Кроче - это лишь иноформа старых телеологических концепций.

Идеалистический "историзм" Кроче оказался бессильным в объяснении исторического процесса. Не лучше обстоит дело и с крочеанским анализом исторического знания, с попыткой Кроче дать методологическое обоснование исторической науки. При решении этой проблемы Кроче, как и другой итальянский неогегельянец, Джованни Джентиле, исходил из гегелевского тезиса о совпадении истории и историографии. Гегель, как известно, считал, что "историография возникает одновременно с историческими в собственном смысле этого слова деяниями и событиями: существует общая внутренняя основа, которая их вместе порождает". Там, где нет субъективной истории, исторического повествования, нет и объективной истории. Для Гегеля этот взгляд вполне логичен: история у него выступает как саморазвитие абсолютного духа, а историография - как самосознание этого духа. Гегель высоко ценит историю, которая "всегда имеет большое значение для народа, так как благодаря ей он сознает ход развития своего духа, выражающегося в законах, обычаях и деяниях... Без истории его наличное бытие во времени является лишь слепой и повторяющейся игрой произвола в разнообразных формах. История фиксирует эту случайность, вносит в нее постоянство, придает ей форму всеобщности и именно благодаря этому устанавливает правило для нее и против нее"²⁸ . В сложной идеалистической форме здесь была высказана глубокая мысль, что без исторической науки невозможно познание законов общественного развития, а следовательно, и сознательное историческое творчество.

Но гегелевская формула открывала возможность субъективно-идеалистической интерпретации ее. Эту именно операцию и произвел Джентиле. Считая, что мир существует лишь в сознании субъекта, Джентиле полностью отождествил историю с историографией (у Гегеля их совпадение было относительным) и пришел к выводу, что никаких объективных исторических фактов нет и быть не может. "В отдаленные времена люди рождались, думали и трудились, страдали и были счастливы, побеждали или были побеждены; но все это давным-давно умерло, подобно цветам, красотой и запахом которых наслаждались эти люди при жизни, или подобно листьям, которые у них на глазах зеленели весной и желтели и осыпались осенью. Память о них живет, но мир вос-

²⁴ B. Croce. Storia della storiografia italiana nel secolo XIX. T. I. Bari. 1921, p. 29.

²⁵ F. Olgiati. Указ. соч., стр. 131.

²⁶ B. Croce. Storiografia e idealita morale. Bari. 1950, p. 18.

²⁷ См. B. Croce. Filosofia e storiografia; Saggi. Bari. 1949, p. 144.

²⁸ Гегель. Сочинения. Т. VIII. М. -Л. 1935, стр. 58, 154.

поминаний подобно миру фантазии, есть ничто; и воспоминание не лучше чем мечта"²⁹ . Он призывал отказаться от понятия времени и признать полную субъективность истории, которую каждый историк заново творит в своем сознании. По мнению Джентиле, каждый историк может "мыслить" прошлое по-своему; прошлое событие является древним или новым в зависимости от интеллектуального развития мыслителя, источник прошлых фактов - в собственной личности историка³⁰ .

Эта концепция ведет к самому разнузданному субъективному произволу и, по сути дела, ликвидирует историческую науку. Кроче не принял выводы Джентиле. Защищая тезис, что всякая история носит современный характер, Кроче в то же время многократно подчеркивал, что "история и историография - это не одно и то же". Они "одновременно и едины и различны, таким же образом, как в поэзии страсть и поэтичность, чувство и интуиция объединяются и одновременно различаются в понятии поэтического выражения и лирической интуиции"³¹ . Но это "различие" ничего, в сущности, не проясняет. Ведь и чувство и "поэтическая интуиция" по самой природе своей субъективны, тогда как исторический процесс протекает независимо от сознания историка. Четко разграничить историю (то есть объективный исторический процесс) и историографию (то есть историческое сознание) можно только на базе материалистической теории отражения, которой не признавал Бенедетто Кроче. У Кроче же различие между историей и историографией выступает лишь как различие между мировым духом и индивидуальным человеческим сознанием, причем они то и дело отождествляются.

Остро чувствуя неудовлетворительность описательной, объективистской историографии, Кроче всячески акцентирует на практических потребностях жизни, доказывает, что история призвана не просто регистрировать события, но служить современной действительности. Он указывает, что, какими бы отдаленными хронологически ни казались использованные факты, история всегда в действительности обращена к современной потребности³² . Историография освобождает людей из-под власти прошлого, позволяет им встать выше прошлого, и в этом ее колоссальное практическое значение.

Б. Кроче стремится выявить связь истории с потребностями современности. Он выступает против "мертвой" учености оторванных от жизни эрудитов, хотя ему отнюдь не принадлежит приоритет в этом вопросе. Именно это привлекало к нему симпатии многих лучших представителей буржуазной интеллигенции. Но философский идеализм Кроче и тут заводит его в неразрешимые противоречия. Поскольку для Кроче "реальна" только человеческая мысль, он отрицает реальность исторического прошлого, если это прошлое никем в данный момент не мыслится. Всякая история современна, говорит он, но лишь постольку, поскольку она живет в моей мысли. Какой интерес представляет сейчас история Пелопоннесской войны или войн Митридата? "Для меня в данный момент никакого; и, следовательно, для меня в данный момент эти истории не являются историями, а, самое большее, простыми названиями исторических книг; они станут историей только тогда, когда мне это понадобится и я буду о них думать"³³ .

Кроче категорически отвергает возможность построения "объективной истории", основанной на изучении исторических источников. Откуда вы знаете, что был художник Полигнот, если ни одна из его картин до вас не дошла? Говорят, что на то есть свидетельства современников. Но кто может засвидетельствовать сами эти свидетельства? Никто. Следовательно, то, что люди называют историческими источниками, в действительности пустые слова, простые графические знаки, которые сами по себе, вне воспринимающей их мысли, ровно ничего не значат³⁴ . Кроче резко противопоставляет "историю" и "хронику". История - это вечно живая жизнь духа, тогда как хроника - это мертвые документы. Но так как, согласно Кроче, ничто не существует вне духа, документы, которыми никто не интересуется, вообще не существуют. Только мысль историка вызывает мертвую хронику к новой жизни. Главный тезис Кроче: "Дух сам есть

²⁹ G. Gentile. The transcending of time in history. "Philosophy and History". Essays presented to Ernst Cassirer. Oxford. 1936, p. 99, 103.

³⁰ См. там же, стр. 104.

³¹ B. Croce. Teoria e storia della storiografia. Bari. 1948, p. 297.

³² B. Croce. La storia come pensiero e come azione, p. 5.

³³ B. Croce. Teoria e storia della storiografia, p. 5.

³⁴ Там же, стр. 9.

история; в каждый свой момент он является творцом истории и одновременно результатом всей предшествующей истории; таким образом, дух содержит в себе всю свою историю, которая совпадает с ним самим"³⁵ .

Дух мог бы оживлять свою историю и без внешних источников и документов, но он сам создал их, чтобы облегчить свое творчество. Кроче сравнивает роль исторических документов с ролью календарей, записных книжек и т. п. в индивидуальной жизни каждого человека. Если бы мы потеряли свои записные книжки, календари, счета и т. п., это повлекло бы за собой много неудобств и неприятностей, но мы не утратили бы от этого свое самосознание, не забыли бы, где живем и чем занимаемся. Так и в истории человечества исторические документы - лишь записные книжки, по которым легче установить состояние души человечества в тот или иной момент. Но сами по себе они ничего не значат.

Если перевести сказанное Кроче на научный, материалистический язык, то оно сведется к положению, что история человечества есть единый, целостный процесс, в котором каждая данная ступень развития, каждое "настоящее" не только подготавливает переход на новую, высшую ступень, но и содержит в себе, в диалектически "снятом" виде, все прошлое, всю предшествующую историю человечества. Если, следовательно, данная эпоха ставит себе определенные вопросы о прошлом, то это, в свою очередь, обусловлено самим прошлым, самой предшествующей историей. И если человечество может творить историю будущего, даже не зная целиком истории прошлого, то это объясняется не чем иным, как приматом практики над теорией, ибо исторический процесс - прежде всего практический процесс, и настоящее содержит в себе прошлое, даже если это прошлое теоретически не изучено. Но Кроче перевернул диалектику исторического развития с ног на голову, дабы избежать практических революционных выводов этой диалектики. Растворив реальный исторический процесс в абстрактном "духе" и то и дело отождествляя гегелевскую абсолютную идею с индивидуальным сознанием, Кроче вносит в историческую науку невообразимую путаницу.

Прежде всего Кроче мистифицирует понятие исторического времени. Обычно историк рассматривает время как текучий элемент: прошлое отлично от настоящего и существует независимо от него; это - причина, которая оставила лишь свое следствие. Кроче абсолютизирует непрерывность времени и делает вывод, что время неподвижно. Вечное настоящее (то есть сам абсолютный дух) включает в себя также прошлое и будущее. Кроче утверждал, что историография вообще не нуждается в понятии "времени"; оно должно быть заменено понятием "процесса" или "развития", которые бесконечны и всегда связаны с определенной мыслью. "Вместе с идеей, или, скорее, фантазией, относительно так называемой всеобщей истории, падает и понятие времени как рамки истории. Построение бесчисленных процессов в соответствии с бесчисленными точками зрения, которые порождаются развитием жизни, означает, в действительности, что история не имеет ни начала, ни конца, ни времени"³⁶ . Итак, история вне объективных рамок времени.

Вслед за временем из истории изгоняются причинность и научное объяснение фактов. Кроче утверждает, что "понятие причины является и должно остаться чуждым история, ибо оно родилось на почве естественных наук"³⁷ . Необходимость истории - чисто логическая в том смысле, что все в ней положено мыслью, но эта необходимость не имеет ничего общего с причинной цепью. История не только не повторяется, но и сами ее процессы никогда не могут быть классифицированы, подобно материальным объектам. Если факт существует лишь постольку, поскольку он мыслится, то он тем самым уже понятен, так как не может быть реальным факт, природа которого неизвестна, то есть не содержится в мысли. Итак, история без причинно-следственных связей, история, растворенная во вневременном акте сознания.

Если из истории нагоняется причинность, в ней, естественно, не остается места и для закономерности. "Живая реальность" исторической мысли не может быть - по Кроче - связана какими бы то ни было законами и подведена под какую бы то ни было формулу. "История, как поэзия, как моральное сознание, как мысль, не имеет управляю-

³⁵ Там же, стр. 16.

³⁶ Там же, стр. 296.

³⁷ B. Croce. La storia come pensiero e come azione, p. 16.

щих ею законов, подобных тем, которые человек формулирует в позитивных или естественных науках"³⁸ . Итак, история без закономерности.

Коль скоро из историографии изгоняются понятия времени, причины, закона, сама собой отпадает проблема отбора и периодизации исторических фактов. "Так как факт является историческим лишь поскольку он мыслится, и так как ничего не существует вне мысли, то вопрос о том, какие факты являются историческими и какие неисторическими, - не имеет никакого смысла". Об объективной, научной периодизации истории нечего и говорить. "Мыслить историю - значит, разумеется, периодизировать ее, потому что мысль есть организм, диалектика, драма и, как таковая, имеет свои периоды, свое начало, середину, конец и другие идеальные паузы, которые необходимы в драме. Но эти паузы идеальны и поэтому неотделимы от мысли"³⁹ . Кроче утверждает, что любая периодизация истории произвольна и условна, что исторические эпохи - только мнемотехнические знаки, а хронологическая таблица в истории - то же, что афиша в театре: она вызывает у нас нужные ассоциации, но сама по себе ничего не значит⁴⁰ .

Кроче высмеивает попытки историков как-то определить специфику исторических эпох. Историки говорят о "переходных периодах", как будто каждая эпоха и даже каждый момент не является переходом, вечным творцом новой жизни, или разделяют эпохи на "органические" и "критические", как будто каждая эпоха не является одновременно и органической и критической"⁴¹ . Б. Кроче прав, высмеивая произвольные ярлыки, которые философия история "наклеивала" на исторические периоды. Но хотя он часто говорит о диалектике, его диалектика косит формальный характер и нередко перерождается в простую софистику. Кроче не видит качественных различий исторических периодов: непрерывность процесса развития заслоняет от него перерывы постепенности, качественные скачки; эволюция у него без остатка поглощает революцию. В итоге мы получаем историю без определенной периодизации, историю, в которой нельзя даже сказать, чем один исторический период отличается от другого.

Отбросив причинность и закономерность, Кроче приходит к выводу, что нужно вообще отказаться от претензий охватить "всеобщую историю". Этот "гигантский персонаж", говорит Кроче, страдает тяжелыми, неизлечимыми болезнями, цепь причин и следствий, которая должна связывать его, разорвана на обеих своих концах, поскольку невозможно знать ни начала, ни конца истории. Поэтому историки волей-неволей вынуждены ограничиваться частными исследованиями, да и эти Последние не могут претендовать на окончательность. "Полотно всеобщей истории или даже частных историй, на которые она распадается, - увы! совсем не полотно, а дырявые лохмотья"⁴² .

Куда же приводит нас в конце концов Бенедетто Кроче? К тем самым релятивистским и агностическим концепциям, против которых он боролся. Всю свою жизнь Кроче критиковал иррационализм и пессимизм. Он утверждал, что пессимизм ничего не стоит, что в истории нет и не может быть ничего иррационального, так как вся она положена духом, защищал идею непрерывного исторического прогресса, доказывал абсолютную достижимость исторической истины, писал, что историзм не только не ведет к релятивизму, но, напротив, историзм рассеивает релятивизм, потому что он ставит истину на твердую почву истории. Эти положения создали Кроче славу непримиримого борца против скептицизма, агностицизма и мистики. Но на деле, как справедливо замечает Ф. Ольджати, "современный иррационализм, с которым Кроче всегда боролся, является фатальным следствием ого собственных принципов"⁴³ . Что остается делать простому смертному, превращенному в игрушку мирового духа?

Из правильной посылки, что познание прошлого служит настоящему, Кроче делает неверный вывод, будто в истории не может быть не только абсолютной, но и относительной объективной истины. Он заявляет, что цель исторических исследований - "не копировать или повторять реальность, а отвечать на вопросы, разрешать теоретические

³⁸ B. Croce. Storiografia e idealita morale. Bari. 1950, p. 91.

³⁹ B. Croce. Teoria e storia della storiografia, p. 95, 98 - 99.

⁴⁰ B. Croce. La storia come pensiero e come azione, p. 299.

⁴¹ Там же, стр. 298.

⁴² B. Croce. Historicisme pur et impur. "Revue de Metaphysique et de Morale", juillet - septembre 1950, p. 261.

⁴³ F. Olgiati. Указ. соч., стр. 390.

проблемы, постоянно вызываемые реальностью жизни"⁴⁴ . Кроче не видит того, что именно глубокое, научное отражение определенных сторон исторической реальности и дает ответ на вопросы, которые бесконечно ставит перед нами историческое развитие. Поэтому на вопрос, где искать подлинное единство книги по истории, Кроче отвечает: "Очевидно, в нас, в нашей мысли, которая бросает более или менее яркий свет на определенные процессы фактов и приводит к определенному утверждению или суждению". Отсюда он делает вывод, что различные "истории" могут быть написаны с разных точек зрения, и все эти различные точки зрения будут одинаково правомерными и не могут опровергнуть одна другую⁴⁵ . Для Кроче не существует такой вещи, как ошибка. Каждая историческая работа для него в известном смысле истина, ибо она представляет собой известную ступень самообнаружения духа. Но в то же время она конечна и одностороння и неизбежно будет перекрыта другими работами, ибо дух бесконечен. Какая же концепция ближе к истине? На этот вопрос Кроче не отвечает.

Пытаясь как-то отделить любезную ему "историческую субъективность" от "фальсификации истории", Кроче отмежевывается от крайнего скептицизма Теодора Лессинга и пишет, что его собственная "историческая субъективность" есть одновременно и "объективность", хотя он и не признает, что исторические понятия отражают некий объект, существующий вне духа. Объективность историка, в понимании Кроче, состоит в том, что, осуществляя "историческую реконструкцию", он "имеет обязанности в отношении логики и в отношении документа; логика не должна быть противоречива, а документ не должен быть изменен". Но ведь можно извращать историю, не нарушая правил формальной логики и не искажая никаких конкретных документов, а "только" произвольно их истолковывая. Это подтверждает, в сущности, и сам Кроче: разбирая статью, автор которой предлагал перестроить всю историю Англии в том духе, что при Карле I был ее расцвет, а английская революция - начало упадка, Кроче замечает, что это "не есть, собственно, фальсификация истории, но, скорее, логическое следствие неверного идеала". Вот когда в немецком учебнике истории помещена фотография Венеры Милосской с подписью: "Голова нордической женщины", - это действительно фальсификация⁴⁶ .

Но такое "разграничение" едва ли может кого-нибудь удовлетворить. Конечно, существует громадная разница в моральном отношении между человеком, который сознательно, заведомо и умышленно фальсифицирует историю, и честным ученым, который приходит к ложным выводам в силу ошибочности своей методологии и своих политических идеалов. Но это различие носит все же субъективный характер. Оно помогает лучше понять причины допущенных извращений, но не может изменить объективный результат. История, написанная человеком, идеалом которого является возврат к каменному веку, не станет правильней от того, что автор ее субъективно честен. Да и сам Кроче всей своей деятельностью опровергал свою теорию: если любые концепции одинаково правомерны, отпадает необходимость в научной критике; между тем именно критическая деятельность доставила ему популярность.

Признавая и подчеркивая "современность" всякой истории, Кроче в то же время резко выступает против марксистского тезиса о партийности историографии. Исходя из своего догматического разделения "практической" и "теоретической" активности, Кроче сурово осуждает всякую "партийную историографию", которая якобы всегда исходит не из внутренних потребностей мысли, а из требований партийной политики и критерием которой, как одной из форм пропаганды, является не истина, а успех⁴⁷ . Он не желает понять, что партийность революционного класса не только не противоречит требованиям науки, но, напротив, вытекает из них. Его идеал - "философская историография", которая и не бежит от обобщений и не выражает непосредственно партийных страстей, которая "одновременно пламенна и бесстрастна, горяча и холодна". Это надпартийная, всеобъемлющая либеральная историография. История должна все понять и все оправдать и ни в коем случае не судить и не карать.

Кроче, разумеется, прав, когда он доказывает, что историческая наука не должна быть служанкой текущей политики и мимолетной политической конъюнктуры. В своей

⁴⁴ B. Croce. La storia come pensiero e come azione, p. 129.

⁴⁵ B. Croce. Storiografia e idealita morale, p. 102.

⁴⁶ B. Croce. Scritti di storia letteraria e politica. T. XXXII. Bari. 1939. p. 180, 182.

⁴⁷ См. B. Croce. La storia come pensiero e come azione, p. 175 - 177.

"Истории итальянской историографии" он резко критиковал фашистскую фальсификацию истории, высмеивая "метод злоупотребления историей сообразно тому, куда ветер дует". Но его собственный "всеобъемлющий" объективизм был, по сути дела лишь маской его буржуазного либерализма. Гегелевскую формулу "все действительное разумно, и все разумное действительно", которую исторический материализм развил дальше в революционном направлении, Кроче трактует в чисто "охранительном", консервативном духе, в духе оправдания всего существующего. Для Кроче вся история позитивна и рациональна, в ней все одинаково необходимо и одинаково хорошо, поскольку все в ней положено духом. Подменив гегелевскую диалектику противоположностей собственной "диалектикой различий", итальянский философ тем самым смазывает всю остроту и глубину социальных конфликтов. "Добру и злу внимая равнодушно", считая, что понять - значит оправдать, Кроче неизбежно становится апологетом успеха и силы.

Кроче постоянно говорит о прогрессе. Но понятие прогресса имеет смысл лишь в связи с живым историческим процессом, которому известны и периоды реакции, и отступления, и зигзаги. Ничего этого не признает Кроче, поэтому в его философии идея прогресса становится бессмысленной. Теория Кроче "не может быть основана ни на чем, кроме как на акте веры"⁴⁸ . Она полностью исключает проблему исторической ответственности и в значительной мере способствует настроениям покорности, квиетизма. "История, подобная моей, - писал Кроче в заключение своей "Истории Европы в XIX веке", - не осуждает и не порицает идей какого-нибудь противника или инакомыслящего; она только говорит тем, кто мыслит согласно с нею: идите по пути, который вам здесь начертан, отдаваясь этому труду целиком, каждодневно, ежечасно, в каждом вашем действии; и дайте действовать божественному провидению, которое знает больше нас, грешных, и действует вместе с нами, в нас и над нами"⁴⁹ . Иначе говоря, комментирует эту мысль Галлетти, "склоните голову перед таинственным решением Всемогущего и молчите!"⁵⁰ .

"Историзм" Бенедетто Кроче имеет определенно консервативный политический смысл. Он заострен против марксизма и рабочего движения. Б. Кроче принимает гегелевский тезис, что вся история есть история свободы. В условиях фашистской Италии это звучало весьма прогрессивно. Но свобода для Кроче - это лишь абстрактный всеобщий принцип, который существует и действует всюду. Это только движение, развитие, процесс, результаты которого совершенно безразличны. Нетрудно заметить близость крочеанского понимания свободы к отправной формуле Бернштейна: "Движение - все, конечная цель - ничто". Кроче решительно выступает против всех требований, выставленных в свое время революционной буржуазией. Требование равенства он провозглашает утопией, утверждая, что равенства между людьми быть не может, так как "полное равенство" возможно только в математике. Братство оказывается пустым словом. А свобода выступает не как "узкий юридический принцип", а "как принцип мира". Все люди свободны уже в силу того, что они живут и мыслят. "Из замечания, что свобода - высший закон, вытекает, что она безусловна, т. е. не зависит ни от каких фактических условий. Требовать свободы, которая была бы не только формальной, но и фактической и ставить в зависимость от этого ее совершенство и ее серьезность, означает просто не иметь ни малейшего представления о том, что такое свобода".

Итак, свобода, по Кроче, оказывается на поверку формально-философским принципом, лишенным всякого реального содержания. Человек в тюрьме так же свободен, как и на троне, так как эту мистическую свободу невозможно ни отнять, ни ограничить. Кроче категорически отвергает марксистское положение, что для того, чтобы пользоваться настоящей свободой, люди должны иметь средства к существованию. Это, заявляет он, "не философская истина, а практический акт"⁵¹ . Так реализуется, в конце концов, обещанное Кроче "тождество" теории и практики! Голая спекуляция, прикрыва-

⁴⁸ F. Albeggiani. Lo storicismo di Benedetto Croce. "Atti delta Accademia di scienze lettere e arti di Palermo". Serie quarta. T. XIII, parte II, fasc. 2. Palermo. 1953, p. 312.

⁴⁹ B. Croce. Storia d'Europa nel secolo XIX. 2-е ed. Bari. 1932, p. 362.

⁵⁰ A. Galletti. Указ. соч., стр. 360.

⁵¹ B. Croce. Storiografia e idealita morale, p. 58, 59.

ющая реакционные устремления господствующего класса, - вот конечный вывод "философии историзма" Бенедетто Кроче.

Нельзя не согласиться с той оценкой, которую дает Кроче известный американский теоретик истории Морис Мандельбаум: "Мы видели, что на ранних своих этапах теория Кроче содержала существенную непоследовательность, обусловленную его попыткой доказать, что историческое знание вскрывает то, что действительно произошло, и в то же время - что оно является интуитивным. Эту непоследовательность он преодолел, лишь отбросив идеал исторической объективности. Релятивизм, который овладел тогда его теорией, он пытался ослабить с помощью апелляции к абсолютной природе духа. Но это его обращение не может, как мы видели, разрешить конкретную проблему, как различать, какие исторические суждения являются более, а какие - менее истинными. Поэтому философ, который хочет уяснить тот факт, что историки обладают каким-то применимым критерием исторической истины, должен оставить теорию Кроче и обратиться к другой, более точной теории"⁵² .

Бенедетто Кроче, бесспорно, сыграл видную роль в развитии итальянской культуры, в очищении ее от провинциализма и замкнутости⁵³ . Его работы содержали многочисленные выпады против фашизма и этим способствовали в годы фашистской тирании оформлению самосознания прогрессивных сил страны. Теория Кроче до известной степени помогла итальянским историкам избежать влияния вульгарного социологизма, сильно распространенного в некоторых других странах и замыкающего историю в стальные схемы. Все это объясняет нам то глубокое уважение, с которым относятся к Бенедетто Кроче многие видные итальянские историки.

"Историзм" Кроче не является подлинным историзмом. Сведя историю человечества к истории духа, Кроче тем самым выхолостил объективное содержание исторического процесса, крайне обеднил и сузил его. Его историзм остался абстрактным общим принципом, не выходящим за пределы теологическо-спекулятивной фазы исторической мысли и неприменимым к изучению конкретной истории⁵⁴ . В конечном счете это объясняется классовой, политической ограниченностью Кроче. "Историзм" Кроче, как справедливо отмечал А. Грамши, был лишь одной из форм политического модерантизма, стремящегося не к утверждению нового, а к сохранению старого. В основе полемики Кроче против всякого "отрицания" в истории, против идеи революции и радикального обновления общества лежит явный политический консерватизм⁵⁵ .

Концепция Кроче подвергается критике с разных сторон. Католическая ортодоксия не может простить крочеанскому "историзму" его выпадов против "трансцендентности" и бога. Папа Пий XII говорил на приеме в честь участников X Международного конгресса исторических наук: "Термин "историзм" обозначает философскую систему, которая не замечает во всей духовной реальности, в познании истины, в религии, в морали и в праве ничего, кроме изменения и эволюции, и которая, следовательно, отвергает все абсолютное, обладающее непреходящей, вечной ценностью. Такая система, разумеется, несовместима с католическим мировоззрением и вообще со всякой религией, признающей личного Бога"⁵⁶ . Кардинал Ф. Ольджати в своей книге "Бенедетто Кроче и историзм", детально выяснив противоречия теории Кроче, приходит к выводу, что он не заслуживает ни имени историка, ни имени философа, причем одной из причин неудачи Кроче, по мнению Ольджати, является "отсутствие у него религиозного чувства"⁵⁷ .

⁵² M. Mandandelbaum. A Problem of Historical Knowledge. New York. 1938, p. 57.

⁵³ Тридцать лет жизни и борьбы Итальянской коммунистической партии". М. 1953, стр. 78.

⁵⁴ См. A. Gramsci. Указ. соч., стр. 216, 217; A. Galletti. Указ. соч., стр. 309. 324.

⁵⁵ См. A. Gramsci. Указ. соч., стр. 221. Мы не можем согласиться с мнением О. Л. Вайнштейна, который, правильно констатировав претензию Кроче стоять "вне партии", пишет: "Фактически он стоит вне действительности" (О. Л. Вайнштейн. Новейшая буржуазная литература по истории исторической науки. "Вопросы истории", 1956, N 3, стр. 148). "Олимпийский" тон Кроче не может заслонить тот бесспорный факт, что Кроче занимал вполне определенные (и весьма консервативные) политические позиции.

⁵⁶ Discours de Sa Saintete le Pape Pie XII au X-eme Congres International des sciences historiques 7 septembre 1955. Cite du Vatican, p. 7.

⁵⁷ F. Olgiati. Указ. соч., стр. 36.

С принципиально иных позиций идет марксистская критика. Признавая известные заслуги Кроче, марксисты критикуют идеализм и абстрактность его теории, показывают ее несовместимость с требованиями современной науки, ее глубокую враждебность историческому материализму. "Если крочеанский идеализм и предохранил наши исторические исследования от широко распространенных в других местах опасностей и ошибок, - пишет Эрнесто Раджоньери, - он вместе с тем отвлекал от внимательного изучения многих вопросов первостепенной важности"⁵⁸ . Если Б. Кроче в начале своей деятельности оказал некоторое положительное влияние на развитие итальянской культуры, то впоследствии крочеанство явилось одним из важнейших препятствий на пути ее прогрессивного развития. Хотя в последние годы влияние философии Кроче в Италии сильно ослабело (она вытесняется, с одной стороны, марксизмом, с другой - христианским спиритуализмом, экзистенциализмом и неопозитивизмом), влияние это все еще достаточно сильно и борьба с ним остается насущной задачей марксистов.

Сам Кроче в своей исторической практике сплошь и рядом изменял собственной теории. Дружественно настроенный к Кроче известный итальянский историк проф. Федерико Шабо отмечает, что между некоторыми теоретическими утверждениями Кроче-философа и конкретными работами Кроче-историка существует несомненный разрыв⁵⁹ . Это констатируют и противники Кроче⁶⁰ .

Поставив целый ряд важнейших методологических вопросов, волнующих современную историческую мысль, Кроче не смог правильно решить эти проблемы. Верно констатируя необходимость связи истории и философии, остро критикуя примитивную фактографию эмпирических историков, справедливо отвергая метафизическую теорию исторической причинности, он не смог дать решения этих проблем по существу. Отождествление истории и философии на базе идеализма означает сведение всей истории к истории мысли. Тезис о "современности" истории оборачивается примитивной модернизацией и используется для обоснования субъективного произвола в исторической науке. Самый акцент на противоречивости исторического дознания, сопровождаемый отрицанием объективного характера исторической истины, неминуемо, как мы полагаем, приводит к враждебному науке скептицизму и релятивизму.

⁵⁸ E. Ragionieri. La disputa storica. "Il Contemporaneo", 24 septembre 1955, p. 3.

⁵⁹ F. Chabod. Croce storico. "Revista storica italiana". 1952, fasc. IV, p. 487.

⁶⁰ См. H. Berr. La synthese en histoire. P. 1953, p. 285; F. Olgiati. Указ. соч., стр. 130; A. Galletti. Указ. соч., стр. 309; N. Abbagnano. L'ultimo Croce e il seggetto della storia. "Rivista di filosofia", XLIV, N 3. 1953, luglio, p. 303.

Publisher:

Permanent link for scientific papers (for citations):

Found source (search robot):

Publication author(s) - И. С. КОН:

Comments: