По вопросу о том, какую роль играет земля как фактор материального производства в общественном строе кочевых народов, какой характер носит у них землевладение и землепользование, у советских историков нет единого мнения. На страницах журнала "Вопросы истории" с различными точками зрения по этому вопросу выступили Л. П. Потапов¹ и С. Е.. Толыбеков² .

С. Е. Толыбеков рассматривает патриархально-феодальные отношения как переходную форму производственных отношений, соответствующую "высшей ступени варварства". В силу специфических особенностей кочевого животноводческого хозяйства кочевые народы, по мнению Толыбекова, не могут подняться выше стадии патриархально-феодальных отношений. Толыбеков считает, что земля является средством производства лишь при оседлом земледелии; поскольку кочевники землю не обрабатывают, а используют как пастбище в ее естественном состоянии, земля у них не является средством, производства. Установив это различие, С. Е. Толыбеков делает из него ряд далеко идущих выводов. Так, он полагает, что это различие вызывает необходимость непрерывного передвижения кочевых народов, чем создается соответствующий жизненный уклад населения. Отсюда делается вывод, что у кочевых народов не может возникнуть феодальная собственность на землю, что для них характерно общинное владение и пользование землей.

Нам кажется, что в положениях, выдвинутых С. Е. Толыбековым, много спорного и ошибочного. Ошибочным представляется нам тезис о том, что патриархально-феодальные отношения и "высшая ступень варварства" суть понятия адекватные. То, что Маркс и Энгельс вслед за Морганом называли "высшей ступенью варварства" - вместе со свойственной этой ступени политической надстройкой в виде военной демократии, - является не началом феодальной формации, а концом первобытно-общинного строя, последним этапом его разложения. Энгельс указывал, что на этой ступени стояли "...греки героической эпохи, италийские племена незадолго до основания Рима, германцы времен Тацита, норманны времен викингов"³ . "Высшая ступень варварства" в одних случаях выступала как исходный пункт становления и развития рабовладельческой формации (греки, италийские племена), а в других - формации феодальной (германские племена, норманны).

Мы согласны с С. Е. Толыбековым, что патриархально-феодальные отношения и раннефеодальные отношения - понятия тождественные. Отметим, кстати, что именно это утверждает в своей статье и Л. П. Потапов. Но мы решительно не согласны с отождествлением этих отношений с "высшей ступенью варварства", как это делает С. Е. Толыбеков.

Исторический опыт казахского народа периода XV-XVIII вв. С. Е. Толыбеков безоговорочно распространяет на все когда-либо существовавшие кочевые народы. Так,

¹ Л. П. Потапов. О сущности патриархально-феодальных отношений у кочевых народов Средней Азии и Казахстана. "Вопросы истории". 1954, N 6.

² С. Е. Толыбеков. О патриархально-феодальных отношениях у кочевых народов. "Вопросы истории". 1955, N 1.

³ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XVI, ч. 1-я, стр. 13.

он утверждает, что "варварские" племена древности - гунны, монголы XIII в. и казахи XV-XVIII вв. - находились примерно на одинаковой ступени исторического развития, что погоня за пастбищами была главной причиной нашествий гуннов, монголов и "многих других кочевых народов". Но ведь монголы, как и многие другие кочевые народы, делились на классы, захватнические войны этих народов были выражением политики их господствующих классов, искавших не столько новых пастбищ, сколько выгодных источников своего обогащения путем грабежа богатств, накопленных другими народами. При рассмотрении всех этих вопросов С. Е. Толыбеков подменяет конкретно-историческое рассмотрение явлений голыми абстракциями.

Ошибочными представляются нам и рассуждения С. Е. Толыбекова о роли скота в процессе классообразования у кочевых народов. По его мнению, самый факт перехода стад в частную собственность создал в древности достаточную экономическую основу для появления антагонистических классов. При этом он ссылается на Энгельса, который якобы "показал, как частная собственность на скот привела к первому крупному общественному разделению труда и делению общества на антагонистические классы, причем скот стал орудием эксплуатации человека человеком"⁴ . На самом деле Энгельс говорит прямо противоположное этому утверждению. Он пишет: "Как и когда перешли стаяа из общего владения племени или рода в собственность глав отдельных семей, об этом мы ничего до сих пор не знаем. Но в основном переход этот должен был произойти на этой ступени"⁵ (речь идет о средней ступени варварства. - И. З. ).

По мнению Энгельса, между выделением пастушеских племен из общей массы первобытного человечества и переходом стад в собственность глав отдельных семейств прошли века, в течение которых стада принадлежали всему племени или роду. Коллективная собственность на разводимых животных предшествовала частной собственности на них.

Ф. Энгельс устанавливает, что первое крупное общественное разделение труда с необходимостью влекло за собой рабство, ибо увеличение производительности труда и богатства "увеличивало ежедневное количество труда, выпадавшее на долю каждого члена рода, домашней общины или отдельной семьи. Стоило привлекать новые рабочие силы. Война доставляла их: военнопленных стали обращать в рабов... Из первого крупного общественного разделения труда возникло и первое крупное разделение общества на два класса - господ и рабов, эксплуататоров и эксплоатируемых"⁶ . Первым классом эксплуатируемых были рабы; рабов доставляли войны. С. Е. Толыбеков считает, что уже на этом этапе исторического развития скот стал орудием эксплуатации человека человеком, то есть раба рабовладельцем. Но ведь раб не только был лишен скота, но и всех условий производства, он сам не принадлежал себе. Монопольным собственником всех средств производства, а также работников производства выступал рабовладелец.

Собственность на скот уже потому не может быть основой феодализма у кочевых народов, указывает Л. П. Потапов, что скот у них не являлся монопольной собственностью феодалов. Собственниками скота выступали как феодалы, так и непосредственные производители - крестьяне. С. Е. Толыбеков не отрицает того, что у кочевников отсутствует монополия собственности господствующего класса на основное средство производства, которым, по мнению Толыбекова, у них является скот. Но это не смущает его. С. Е. Толыбеков, видимо, считает возможным существование в обществе антагонистических классов, даже если они не противопоставлены друг другу как, с одной стороны, обладающие собственностью на основные средства производства, а с другой - лишенные ее.

Отождествляя патриархально-феодальные отношения с "высшей ступенью варварства", С. Е. Толыбеков ищет признаки феодализма там, где в действительности имелись лишь остатки отживающих дофеодальных формаций. Чтобы доказать возможность сосуществования крупной феодальной и мелкой крестьянской, аллодиальной земельной собственности, он ссылается на существование свободной крестьянской собственности у германских племен в VI-VIII веках. Следуя своей схеме, С. Е. Толыбеков отодвигает период раннего феодализма на ряд столетий назад и относит его к так называе-

⁴ С. Е. Толыбеков. Указ. соч., стр. 76

⁵ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. 1. XVI, ч. 1-я, стр. 137.

⁶ Там же.

мой "высшей ступени варварства", а развитым феодализмом он называет период, в течение которого земля становится монопольной собственностью класса феодалов и исчезает свободная крестьянская земельная собственность. Эти утверждения не соответствуют, однако, действительному ходу развития общества и никак не могут объяснить экономические основы раскола общества на антагонистические классы.

Если принять положение Толыбекова, что в ранний период феодализма сосуществуют крупная феодальная и мелкая свободная крестьянская собственность на основные средства производства, то можно сделать вывод, что в этот период владельцы средств производства различаются между собой лишь как крупные и мелкие собственники и здесь нет почвы для возникновения классового антагонизма, а раскол феодального общества) на антагонистические классы надо отнести на период развитого феодализма. "Сословие - монопольная собственность феодалов на землю, - отмечает С. Е. Толыбеков, - возможна только в условиях оседлого земледельческого общества, и возникла она лишь на: стадии развитого феодализма, когда вся или почти вся земля становилась собственностью феодалов, а обрабатывавшие эту землю крестьяне превращались в крепостных"⁷ . Если это так, то у кочевых народов, у которых, по мнению Толыбекова, основным средством производства является скот и которые в своем развитии не идут дальше раннефеодальных отношений, не могут возникнуть и не возникают антагонистические классы.

С. Е. Толыбеков, однако, утверждает обратное. Он хочет доказать, что антагонистические классы у пастушеских народов возникли одновременно или почти одновременно с переходом стад в частную собственность. Как же связать концы с концами? С. Е. Толыбеков не предлагает выхода из этого противоречия.

* * *

Остановимся теперь на утверждении С. Е. Толыбекова, что кочевое животноводство имеет коренные технико-производственные отличия от оседлого земледелия, в силу которых у кочевых народов земля не является основным средством производства, не может возникнуть феодальная земельная собственность и отсутствует крепостничество. Нам представляется, что различия между кочевым животноводством и оседлым земледелием не так глубоки, как это кажется С. Е. Толыбекову.

Животноводство и растениеводство - две главные отрасли сельскохозяйственного производства, каждая из которых имеет в своей основе определенное, целенаправленное использование земли, в одном случае для разведения домашних животных, в другом - для выращивания полезных растений. В отношении оседлого животноводства и оседлого, растениеводства это обстоятельство как будто всеми признается бесспорным. Различия, следовательно, надо искать между кочевым животноводством и оседлым животноводством. В действительности эти различия состоят в том, что производитель в одном случае имеет дело с большей, в другом - с меньшей земельной площадью, используемой в качестве кормовых угодий, в одном случае с меньшим, в другом - с большим количеством механических орудий труда, используемых для обеспечения животных кормами. Таким образом, с точки зрения технико-производственной, нет существенных качественных различий между кочевой и оседлой системами животноводства. Промежуточной формой между кочевым, пастбищным, и оседлым, стойловым, животноводческими хозяйствами является отгонно-пастбищное хозяйство, особенности которого подтверждают высказанную нами выше точку зрения.

С. Е. Толыбеков считает, что в кочевом животноводческом хозяйстве земля не является средством производства, что кочевник не прилагает труда для ее использования, что служит она ему в своем естественном состоящий. Аналогичную мысль высказывали и другие авторы⁸ . По их мнению, земля у кочевников играет роль пассив-

⁷ С. Е. Толыбеков. Указ. соч., стр. 79.

⁸ См. С. А. Токарев. Докапиталистические пережитки в Ойротии. М.-Л. 1936; В. Ф. Шахматов. О формах феодальной эксплуатации в Казакстане в XIX в. "Вестник АН КазССР". 1951, N 11; его же. К вопросу о сложении и специфике патриархально-феодальных отношений в Казахстане. "Вестник АН КазССР". 1951, N 7; "История Казахской ССР". Изд. 1-е. Алма-Ата 1943 и изд. 2-е. 1949; "История Бурят-Монгольской АССР". Улан-Удэ. 1951. Т. 1.

ного естественного внешнего фактора, как воздух, которым дышат живые существа. Но это неверно. Маркс, анализируя влияние внешних природных условий на производительность человеческого труда, говорил: "Внешние природные условия экономически распадаются на два больших класса: естественное богатство средствами жизни, следовательно плодородие почвы, обилие рыбы в водах и т. п., и естественное богатство средствами труда, каковы: действующие водопады, судоходные реки, дерево, металлы, уголь и т. д. При зачатках культуры имеет решающее значение первый род, на более высоких ступенях - второй род естественного богатства"⁹ .

Как видим, к первому роду естественных факторов Маркс относит те, которые обеспечивают человеку непосредственно максимум готовых средств жизни, то есть предметов потребления, при минимальной затрате труда; ко второму - те, которые дают человеку лишь более или менее благоприятные условия для производства предметов потребления, К какого же рода естественным факторам следует отнести пастбища? Конечно, ко второму. Само по себе пастбище не дает человеку непосредственно готовых средств жизни, оно дает их животным, которые пригоняются человеком на) пастбище для кормления с тем, чтобы впоследствии эти животные снабдили его необходимыми средствами жизни. Маркс так говорит о пользовании землей кочевниками: "Ее используют как пастбище и т. д., на ней кормятся стада, которыми, в свою очередь, существуют пастушеские народы"¹⁰ .

С. Е. Толыбеков считает, что кочевник не прилагает к земле труда, пользуясь ею в ее естественном состоянии. Между тем известно, что пастбища должны быть обеспечены водоемами, колодцами для водопоев. А рытье колодцев и их эксплуатация всегда требовали больших трудовых затрат. Не случайно в памятнике монгольского права "Халха-Джирум", составленном в начале XVIII в., одна из статей гласит: "Если человек выкопает новый колодец или вычистит старый, а другой будет оспаривать и отнимать воду, то взять с последнего коня-трехлетку. Но если, кончив поить скот, откажет в воде другому, то взять с него тоже коня"¹¹ . О большом значении, которое придавалось кочевниками воде, свидетельствует знаменитая "Яса" Чингис-хан", угрожавшая смертью тому, кто загрязнит источник воды. С. Е. Толыбеков почему-то проходит мимо такого фактора кочевого животноводческого производства, как водоснабжение.

Что же представляет собой процесс кочевания (если рассматривать его всесторонне), как не труд, приложенный не только к стаду, но и к данной пастбищной территории с целью восстановления ее кормовой производительности, без чего было бы невозможно возвращение производителя на данное место через установленное время? Не имеем ли мы некоторых оснований для сравнения груда, связанного с перекочевкой, с трудом древнего земледельца при переложном или подсечном земледелии? Нам кажется несомненным, что одним из стимулов периодических перекочевок являлась необходимость восстановления кормовой производительности данного пастбища. Это хотя и примитивный, но все же труд, приложенный к земле и составляющий неотъемлемую часть производственного цикла кочевого хозяйства.

Источники свидетельствуют, что сами кочевники иначе относились к земле, чем это кажется С. Е. Толыбекову. Вот некоторые примеры. Один из китайских источников сообщает, что в начале VII в. хуанди (император), разгромив кочевое владение некоего Хиели, издал указ, в котором писал: "Хиели был неистов и бесчеловечен. Он взят силой оружия, но не с тем, чтобы воспользоваться его землями и людьми; поэтому покоренное поколение его помещено в стране Хэ-нань, изобилующей паствами и превосходными источниками, чтобы оно там занималось скотоводством и день ото дня размножало его"¹² . Китайские авторы рассказывают, что Чингис-хан, разгромив монгольское племя меркитов, "...отнял у него имущество и земли, и отдал Вам хану". По словам одного из соратников Чингиса, племя тайджиутов, "...владея обширными

⁹ К. Маркс. Капитал. Т. I. Госполитиздат. 1953, стр. 515 - 516.

¹⁰ К. Маркс. Формы, предшествующие капиталистическому производству. Госполитиздат. 1940, стр. 23.

¹¹ Цит. по рукописи Ш. Нацогдоржи. Аратское движение в Северной Монголии под руководством Аюши. Библиотека Института востоковедения АН СССР.

¹² См. Н. Я. Бичурин. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. Т. I. М.-Л. 1950, стр. 261.

землями и многочисленным народом, не имело хорошего управления"¹³ . Монгольский памятник середины XIII в., "Сокровенное сказание", сообщает, что, когда Чингис-хан спросил одного из приближенных, какой он хочет награды, последний ответил: "Не благоволишь ли разрешить пожаловать нам дарханное кочевье? Не предоставишь ли нам в дарханное кочевье меркитские земли по Селенге?" Хан Угэдей в беседе с Чагатаем говорил: "В дальнейшем необходимо произвести по всему государству раздел земельно-кочевых и водных угодий. Для этого дела представлялось бы необходимым избрать от каждой тысячи особых нунтуучинов - землеустроителей по отводу кочевий". Тот же Угэдей, говоря о делах своего царствования, не забывает сказать: "Я приказал устроить колодцы в безводных землях, чем доставлю народу воду и корма"¹⁴ . Чингис-хан обещал щедрую награду своему чиновнику, сопровождавшему даосского монаха Чан Чуня: "Если ты угодишь моей мысли, - после я поставлю тебя на доброй земле"¹⁵ . По свидетельству монгольской летописи конца XVII в., глава ламаистской церкви Ундур-гэгэн в 1688 г. писал богдыхану Канси: "Святой, ради милости ко мне, соблаговолит ли дать мне земли, хорошей пастбищами и водой"¹⁶ .

Эти, как и многие другие источники, наглядно подтверждают, что земля являлась основным средством производства не только в земледельческом и оседлом животноводческом хозяйстве, но и в хозяйстве кочевом, что сами кочевники хорошо понимали решающее значение земли в их хозяйстве.

Какова же в таком случае роль скота? Кочевник разводил, как правило, верблюдов, лошадей, крупный и мелкий рогатый скот. Место, занимаемое каждым из этих животных в производственном процессе, было неодинаковым. Хозяйственное использование лошади иное, чем коровы или овцы. С. Е. Толыбеков правильно проводит различие между рабочим скотом и продуктивным. К рабочему скоту у кочевника следует отнести верховую лошадь, вьючного верблюда и упряжного быка, остальные виды скота относятся к продуктивному. Бесспорно, что рабочий скот является средством производства. Но является ли средством производства продуктивное стадо, то есть коровы, овцы и т. п.? С. Е. Толыбеков считает, что "рабочий скот и мелкий инвентарь вместе с пасущимся на естественном пастбище основным производственным поголовьем скота тоже являются элементами средств производства". Но что в таком случае относится к продуктам труда, в чем цель производства? С. Е. Толыбеков на этот вопрос не отвечает. Представление о том, что скот у кочевников является одновременно основным средством производства и целью производства, неминуемо ведет к наделению скота некими особыми, сверхъестественными "социальными" качествами. На самом деле скот в хозяйстве кочевника не обладает никакой особой "социальной" природой и не является особой экономической категорией. Маркс в письме к Анненкову 28 декабря 1846 г. писал: "Машина так же мало является экономической категорией, как и бык, который тащит плуг. Современное применение машин есть одно из отношений нашего современного экономического строя, но способ эксплуатации машин - это совсем не то, что сами машины"¹⁷ .

Некоторые виды скота выполняют иногда роль средств, а иногда - предметов производства. Маркс в "Капитале" приводит многочисленные примеры подобного превращения продуктов труда то в предметы потребления, то в средства труда, видя в этом результат того, что данный предмет благодаря своим различным физическим свойствам может удовлетворить то одну, то другую потребность человека. Нам представляется, что во всех случаях, когда скот выступает не в качестве продукта труда, а возвращается в производственный процесс для воспроизводства, он играет роль средства производства, но не основного. Основным средством производства остается земля.

Каковы же формы землевладения и землепользования в обществе кочевников при

¹³ Н. Я. Бичурин. История первых четырех ханов из дома Чингисова. СПБ. 1829, стр. 16 и 38.

¹⁴ См. С. А. Козин. Сокровенное сказание. М. -Л. 1941. §§ 219, 279, 281.

¹⁵ "Си ю цзи, или описание путешествия на Запад". Перевод Палладия Кафарова. "Труды Российской духовной миссии в Пекине". Т. IV. СПБ. 1866, стр. 318.

¹⁶ См. А. Позднеев. Монгольская летопись "Эрдэнийн эрихэ". СПБ. 1883, стр. 75.

¹⁷ К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные письма. М. 1947, стр. 26.

феодализме? С. Е. Толыбеков и некоторые другие исследователи¹⁸ считают, что у кочевых народов отсутствует феодальная собственность на землю. Они признают только фактическую монополию феодалов на управление пастбищами и регулирование перекочевок. В связи с этим необходимо прежде всего отменить ошибочность мнения, что кочевым народам органически присущ родовой строй. Известно, например, что монголы много столетий тому назад изжили у себя общину, основанную на кровном родстве. Этот бесспорный факт опрокидывает широко распространенную в свое время- теорию об извечности родового строя у кочевых народов. Родовой строй отнюдь не является неизбежным следствием кочевой формы хозяйства. Наличие родового строя или его пережитков объясняется не преобладанием той или иной формы хозяйства, а конкретными экономическими и политическими условиями жизни данного народа.

Восточная и, видимо, Южная Монголия уже в XVI-XVII вв. не только не знала родовой общины, но и общинного землепользования. Остатки былой общинной формы использования пастбищных угодий можно установить в Джунгарском ханстве и среди волжских калмыков; это хотон, представлявший собой более или менее устойчивую группу из 10 - 15 хозяйств, чаще всего связанных узами кровного родства, совместно кочевавших в пределах отведенного им владетельным феодалом района. Но у восточных монголов прочно утвердился способ кочевания отдельными семьями или малочисленными группами семей, аилами. От хотона, который в далеком прошлом был, видимо, общей для всех монгольских племен и народностей формой общинного землепользования, осталось только название. Здесь под хотонами подразумевались объединения 3 - 5 хозяйств, как правило, не связанных узами родства, причем состав этих объединений был весьма текучим, менявшимся чуть ли не несколько раз в году, с каждой перекочевкой. Многочисленные путешественники, посещавшие Монголию в XVIII-XIX вв., единодушно свидетельствуют об отсутствии признаков общинного землепользования в этой части Монголии.

Исторические факты не подтверждают теории о родовом строе и общинном землепользовании как непременных условиях кочевой формы хозяйствования.

Кто же является собственником земли у кочевых народов в условиях патриархально-феодальных отношений? Мы считаем несомненным, что содержанием процесса феодализации в обществе кочевников, так же как и в обществе оседлых земледельцев, является не что иное, как узурпация феодализирующейся знатью общинной, или аллодиальной, крестьянской земли, то есть пастбищ, и превращение благодаря этому и в результате этого непосредственных производителей-кочевников в феодально-зависимых людей. Если же признать правильным утверждение С. Е. Толыбекова, что у кочевников земля не играла никакой роли в процессе классообразования и феодализации, то тогда вообще нужно отказаться от мысли о возможности становления феодализма у кочевых народов. Нельзя же применять понятие феодализации к явлениям, где отсутствуют решающие признаки феодализма!

Л. П. Потапов в своей статье привел немало указаний на источники, свидетельствующие о том, как зарождалась и развивалась феодальная собственность на землю у кочевых народов. Приведем лишь еще одно свидетельство китайских источников, авторов истории дома Чингисова: "Однажды ребятишки из поколения Ялайр выкапывали коренья для пищи. Моналунь (прародительница Чингиса. - И. З. ), едучи в телеге, увидела их и, рассердившись, закричала: "Сии земли суть пастбища моих сыновей, как смеете вы портить их". Н. Бичурин, переводивший этот источник, так комментирует приведенную цитату: "Поколение есть побочная линия из владетельного дома, получившая во владение участок земли купно с народом, У нас таковые отделы в древности назывались уделами"¹⁹ .

У Бичурина, Тимковского и многих других ученых и путешественников, посещавших Монголию в XIX в., не вызывал сомнения тот факт, что земля у монголов является собственностью князей. "Земля, - говорит Е. Тимковский, - принадлежит как собственность князьям; и потому они, получая от живущих на оной небольшое число скота, прислугу и пастухов для паствы собственных стад, решают судные, тяжбные,

¹⁸ См. В. Батраков. Особенности феодализма у кочевых народов. Научная сессия АН УзССР. Ташкент. 1947, стр. 441; М. Вяткин. Казахское общество в середине XVIII в. "Известия Казахского филиала АН СССР". Вып. I. 1940.

¹⁹ Н. Я. Бичурин. История первых четырех ханов из дома Чингисова, стр. 4.

следственные и уголовные дела подвластных"²⁰ . Н. Бичурин писал: "Личные князья и тайцзии составляют дворянство. Они многочисленны и суть истинные помещики, которые по частям владеют землями уделов, купно с людьми, живущими на сих землях"²¹ . В свою очередь, богатый материал, подтверждающий, что у кочевых народов земля является монопольной собственностью класса феодалов, дают памятники монгольского права, такие, как Монголо-ойратский устав 1640 г., Халха-Джирум, Маньчжурские законы по управлению Монголией, указы Галдан-хана, а также многие законы по управлению "инородцами" царской России.

Историки Казахстана, Кара-Калпакии, Киргизии, Туркмении, Бурят-Монголии, народов Алтая, Монголии, народов Ближнего и Среднего Востока почти единодушно отмечают, что фактически распоряжались пастбищными угодьями всегда и исключительно феодалы. Однако значительная часть историков считает, что фактическое распоряжение пастбищами не означает собственности феодалов на эти пастбища. Собственность феодалов на землю в условиях кочевого животноводства кажется им невозможной в силу специфических условий хозяйствования, связанных с периодической сменой территории. Исходя из этого, они отрицают возможность прикрепления непосредственных производителей к земле, заменяя это прикрепление различными суррогатами, вроде прикрепления к личности феодала, к роду и т. п. Так, И. П. Петрушевский, автор капитального исследования по истории феодализма в Азербайджане и Армении, в одной из своих работ писал, что в Монголии в эпоху Чингис-хана непосредственный производитель "...считался крепостным (албаггу, арат) и был прикреплен, конечно, не к земле (это в условиях кочевого скотоводческого хозяйства не имело смысла), а к личности своего наследственного господина..."²² . Упомянув о монгольском законодательстве, запрещавшем самовольный переход аратов от одного господина! к другому, И. П. Петрушевский замечает: "Закрепостительная политика первых монгольских ханов, вероятно, связывалась со взглядом монголов на феодальную зависимость как на, личную, а не поземельную зависимость..."²³ .

Нам представляется, что на ранних стадиях феодального способа производства у кочевых народов нет и не может быть другой формы выражения собственности на землю, кроме прав" феодалов распоряжаться пастбищами и регулировать перекочевки. Характеризуя собственность на землю, К. Маркс пишет: "Земельная собственность предполагает монополию известных лиц в распоряжении определенными частями земного шара как исключительными сферами их личной воли, с устранением всех других"²⁴ . Правда, история кочевых народов, их право, как обычное, так и писаное, не знают ни купли-продажи земли, ни арендных отношений. Однако отсутствие в быту и в праве понятия купли-продажи и аренды земли не означает отсутствия собственности феодалов на пастбищные угодья. Своеобразие собственности на землю в условиях кочевого животноводства на ранних этапах феодализма состояло в том, что единственно возможной формой реализации собственности феодала на землю было его право регулировать перекочевки и распоряжаться пастбищами.

М. П. Вяткин приводит свидетельство муфтия Мухамеджана Хусаинова, который в 1785 г. писая: "...во время расположения их, киргиз-кайсак, со скотом их на летние и зимние кочевки, некоторым он, хан, к тому позволения не дает"²⁵ . В каком ином качестве выступает здесь этот хан, как не в качестве собственника земли? В. Шахматов сообщает текст грамоты, дайной ханом Букеем Исатаю Тайманову. В этой грамоте Букей разрешает Исатаю "...иметь зимовое кочевье при берегах Каспийского моря, кроме же его с киргизами, которые состоят под его распоряжением, прочих родов киргизам я на его местах кочевать не позволяю"²⁶ . Хан Букей выступает здесь в неоспоримом качестве собственника земли. С. А. Токарев пишет об ойратских фео-

²⁰ Е. Тимковский. Путешествие в Китай через Монголию в 1820 и 1821 гг. Ч. 3-я. СПБ. 1824, стр. 529.

²¹ Н. Я. Бичурин. Записки о Монголии. СПБ. 1828, стр. 161.

²² И. Петрушевский. К вопросу о прикреплении крестьян к земле в Иране в эпоху монгольского владычества. "Вопросы истории". 1947. N 4, стр. 62.

²³ Там же, стр. 67.

²⁴ К. Маркс. Капитал. Т. III. Госполитиздат. 1954, стр. 628.

²⁵ М. Вяткин. Указ. соч., стр. 5.

²⁶ В. Ф. Шахматов. Внутренняя орда и восстание Исатая Тайманова. 1946, стр. 45.

далах: "Зайсан распоряжался всей землей, где жило население, ему подчиненнее. Право зайсана решать все спорные вопросы о пользовании угодьями никем не отрицалось" ²⁷ . Нам кажется, что такой зайсан обладал всеми признаками собственника земли.

Примеры подобного рода можно было бы значительно умножить. Все они подтверждают тот факт, что при феодализме монополия собственности на землю в кочевых животноводческих обществах принадлежат феодалам, что формой выражения их собственности на землю было монопольное право распоряжаться пастбищами и регулировать перекочевки. Монополия собственности феодалов на землю создавала у кочевых народов, как и у всех народов мира, единственно возможную экономическую основу феодальной зависимости, феодальной эксплуатации, феодального общества вообще.

Авторы недавно вышедшего учебника политической экономии поступили совершенно правильно, формулируя единый основной экономический закон феодализма как для кочевых, так и для оседлых народов. Однако характеристика той роли, которую играла земля у кочевых народов, в учебнике неточна; и нуждается в исправлении. "Размеры феодального землевладения, - говорится в учебнике, - определялись количеством скота и крупные скотовладельцы-феодалы были фактически крупными собственниками пастбищ"²⁸ . Если бы феодалы-кочевники владели землей лишь в пределах, необходимых для прокорма их стад, они не могли бы выступать в роли эксплуататоров, ибо им противостояли бы крестьяне - собственники небольшого количества скота, а следовательно, и небольших пастбищных угодий. Никто и ничто ведь не мешает им стать собственниками земли, на которую не претендовали феодалы, собственники многочисленных стад. Получается, что в таком "феодальном" обществе каждый владеет землей в пределах потребности, определяемой количеством окота. Это, однако, не соответствует действительности.

Формулируя свой экономический закон феодализма у кочевых народов, С. Е. Толыбеков переносит центр тяжести с внутренних экономических взаимоотношений в обществе кочевников на взаимоотношения внешние. Он пишет: "Экономическим законом патриархально-феодального кочевого общества было постоянное стремление скотовладельцев (не только феодалов. - И. З. ) к увеличению своих стад путем эксплуатации патриархальных рабов и полузависимых "консы"..., путем угона скота и ограбления имущества у слабых племен и народов, ограбления и сбора дани с покоренных племен и народов в особенности"²⁹ . С. Е. Толыбеков рисует здесь довольно странное феодальное общество, в котором нет антагонистических классов, нет классовой эксплуатации, все скотовладельцы одинаково стремятся к эксплуатации рабов и ограблению других народов.

Два слова о крепостничестве. Существует мнение, что крепостничество у кочевых народов невозможно, не имеет смысла, ибо они кочуют. С. Е. Толыбеков утверждает, что у кочевых народов не наблюдается закрепления за кочующими территории для кочевания, что кочевники кочуют кто где, когда и как хочет. Таким образом, стирается разница между кочеванием и бродяжничеством, свойственным значительно более ранним ступеням развития человеческого общества. В действительности дело обстояло иначе. В результате длительной борьбы за пастбища территория постепенно закреплялась за кочевавшими группами, родами, племенами, феодальными княжествами. Так обстояло дело у всех кочевых народов Центральной и Восточной Азии, так было и у оленеводческих народов Крайнего Севера. Отрицание этого исторического факта С. Е. Толыбековым не подкреплено конкретными историческими фактами. Если верно, что у казахов районы кочевок не были закреплены - что кажется сомнительным, - то это может лишь означать, что там еще не закончилась борьба за закрепление этих районов. Но это вовсе не означало, что казахи не нуждались в закреплении пастбищ и что процесс такого закрепления у них не развивался.

Каждое феодальное владение любого кочевого народа располагало более или менее строго закрепленной за ним территорией, в предела" которой и происходило перемещение с зимних на весенние, с весенних на летние, с летних на осенние и снова на зимние пастбища. Чем же такой кочующий феодал отличался от оседлого фео-

²⁷ С. А. Токарев. Указ. соч., стр. 59.

²⁸ "Политическая экономия". Учебник. М. 1954, стр. 45.

²⁹ С. Е. Толыбеков. Указ соч., стр. 80.

дала? Только тем, что первый являлся собственником сотен и тысяч квадратных километров, а второй - сотен и тысяч гектаров; первый со своими крепостными передвигался по определенной территории, а второй жил оседло. Характер экономических связей, существовавших между оседлым феодалом и его крепостными, ничем существенным не отличался от характера связей, существовавших между кочевым помещиком и его крепостными.

Феодальные отношения у кочевников существуют и воспроизводятся на "каждой данной территории. Эти отношения, если можно так выразиться, кочуют вместе с кочевниками. Феодал, когда и куда бы он со своими крепостными ни прикочевал, всегда и всюду выступает в качестве собственника земли. Непосредственный производитель становится крепостным данного лица только потому, что это лицо является собственником земли, без которой первый не может существовать.

Общеизвестно, что араты в Монголии окончательно утратили личную свободу и были прикреплены к земле в период господства Чингис-хана; и его преемников. Законодательная деятельность монгольских ханов, направленная на закрепощение, лишение аратов права свободного перехода из одной военно-гражданской единицы (десяток, сотня, тысяча, тьма) в другую, имела своей целью не только организацию войска. Главной целью этих законов было прикрепление аратов к земле ханов и князей. В этой связи следует иметь в виду указание Маркса на то, что военная служба для Карла: Великого была главным средством превращения свободных крестьян в феодально-зависимых и крепостных. Для Чингис-хана организация войска тоже была, средством превращения аратов в крепостных.

Следует отметить также, что С. Е. Толыбеков чрезмерно преувеличивает застойность кочевого животноводческого общества. Он категорически отказывает, в частности, кочевым народам в способности создать свою письменность и литературу, отделить умственный труд от физического. Все это, будучи выражено в такой абсолютной форме, не соответствует действительности. Неправильно также объясняет С. Е. Толыбеков общность языка, психического склада и обычаев казахов тем, что "...кочевые племена постоянно смешивались как в процессе своих кочевых передвижений, так и в результате войн"³⁰ . Ведь общность языка, обычаев, психического склада при наличии общей территории свидетельствует о завершении процесса формирования народности. Как же можно сводить этот глубоко прогрессивный процесс только к перекочевкам и войнам, отвлекаясь от объясняющих их важнейших экономических процессов?

Конкретная история кочевых народов, развитие их общественного строя требуют пристального внимания советских историков и экономистов. Необходимо продолжать работу по собиранию и изучению фактических данных, могущих пролить свет на многие, все еще неясные вопросы истории и экономики кочевых народов. Но то, что советской исторической наукой уже твердо установлено, дает возможность утверждать, что основные черты и закономерности феодального способа производства свойственны как оседлым, так и кочевым народам. Конечно, нельзя не признать, что ни один кочевой народ, оставаясь кочевым, не сумел перешагнуть через второе крупное общественное разделение труда, развить города как центры ремесла: и торговли, перейти к более прогрессивному способу производства. Имманентные кочевому хозяйству условия производства и воспроизводства действительно ограничивают возможности роста производительных сил у кочевых народов, останавливая их развитие где-то на пороге второго крупного общественного разделения труда. Чтобы перешагнуть через этот порог и двинуться дальше, необходим был переход к оседлому быту. Но в пределах, допускаемых кочевой формой хозяйства, рост производительных сил и развитие общественного строя кочевых народов происходят в соответствии и на основании общих закономерностей феодальной формации, в основе которой лежит феодальная собственность на землю.

³⁰ Там же, стр. 79.

Publisher:

Permanent link for scientific papers (for citations):

Found source (search robot):

Publication author(s) - И. Я. ЗЛАТКИН:

Comments: