Автор: Сергей Земляной

Как люди начинают жить в духе и духом? Иначе говоря, каким образом происходит включение человека в культуру, в культурную традицию, и как начинается его культуротворческая работа? Ответ на эти вопросы вроде бы самоочевиден: посредством учения, образования. Однако уже античные греки осознали глубокую внутреннюю парадоксальность всякой учебы, любого образования: никто никого и ничему не может научить; всему можно лишь научиться. В каком-то специальном смысле любой человек культуры и в культуре является автодидактом. Но тем самым не отменяется, а лишь впервые адекватно ставится колоссальная проблема Учителя и Школы в интеллектуальной биографии всякого продуктивного мыслителя или художника. И если Учитель - это личностный выбор каждого, то Школа - это судьба, это непреложность, которую не способен миновать или обойти никто из живущих-в-духе. При этом отношения между Учителем и избравшим его Учеником далеки от всякой идилличности: по сути, это жестокая борьба за первородство, за право "дерзать от первого лица". И Ученик, пока еще не приспела пора ему самому выступать в роли, если угодно, педагога, в большинстве случаев склонен воспринимать самоизбранного Учителя как строительные леса: когда здание возведено, они становятся ненужными и бестрепетно ликвидируются. Примеров тому - тьма; приведу лишь два.

Сергей Есенин после своего неонароднического и фольклорно-песенного начального периода воспринял главную тему своей поэзии - тему о России - из рук Александра Блока, однако до самого последнего периода своего творчества от этой чести всячески открещивался, отзываясь о Блоке как поэте неодобрительно и даже чуть ли не уничижительно (Блок "по недоразумению русский", "Блок, конечно, не гениальная фигура", Блок "совсем стал плохой поэт"). И лишь на закате своих недолгих трудов и дней Есенин нашел в себе мужество признать Блока публично "лучшим русским поэтом за последние сто лет". И не только это признать, но фактически авторизовать блоковский образ России, объявив себя тем самым питомцем поэтической Школы Александра Блока. Есенин, 1924 год: "Если сегодня держать курс на Америку, то я готов тогда предпочесть наше серое небо и наш пейзаж: изба, немножко вросла в землю, прясло, из прясла торчит огромная жердь, вдали машет хвостом на ветру тощая лошаденка. Это не то, что небоскребы, которые дали пока что только Рокфеллера и Маккормика, но зато это то самое, что растило у нас Толстого, Достоевского, Пушкина, Лермонтова". Блок, 1915 год. "Судьба Аполлона Григорьева": "Я приложил бы к описанию этой жизни картинку: сумерки; крайняя деревенская изба одним подгнившим углом уходит в землю; на смятом жнивье - худая лошадь, хвост треплется по ветру; высоко из прясла торчит конец жерди и все это величаво и торжественно до слез: это - наше русское"¹ . Уместно назвать это священным плагиатом, подобно тому, как некогда имела место священная - храмовая - проституция. И это один из главных способов приобщения через Учителя - к духу, к культуре; это один из путей через Школу - к соучастию в ней. Безусловно, несть числа этим способам и путям, и всякий внутренний человек находит свои: ими могут стать пародирование Учителя с целью раскрыть секреты его мастерства (так Федор Достоевский в "Селе Степанчикове" пародировал Николая Гоголя и его "Выбранные места"), имитация его стиля; прямое подражание или даже то, что я именую "завторством": написание Учеником совершенно оригинальных текстов как бы от имени Учителя и взамен его. Такой текст становится для его создателя Декларацией о зависимости (от Учителя) и засвидетельствованием Учеником своего умственного местопребывания (внутри определенной традиции и конкретной Школы).

Все изложенное имеет самое прямое отношение к феномену Рихарда Зорге и его умственной продукции. Его Учителем - или, в терминах Осипа Мандельштама, "провиденциальным собеседником" - стала Роза Люксембург, его Школами - восходящий своими истоками к ней "западный марксизм", а затем, после переезда в СССР? - ленинизм в его бухаринской потенцирущей интерпретации; его дебютом на поприще марксистского любомудрия - загадочный текст под знаменательным названием "Роза Люксембург. Накопление капитала. Популярное изложение Р. И. Зорге",

Продолжение. Начало см. "Политический класс" N12/05

стр. 90

въяве демонстрирующий казус "завторства" или "двойного авторства".

***

Оглядываясь в токийской тюрьме "Сугамо" на оставленные позади умственные дороги и бездорожья, Зорге объяснил свои аналитические успехи в решении поставленных им перед собой - или временем перед ним - интеллектуальных сверхзадач своей глубокой приверженностью марксизму. В небольшом разделе "Тюремных записок" под названием "Основа моих исследований" он не обинуясь писал: "Знания для работы в Японии, которые я получил в результате самообразования, ничуть не уступали тому, что мог бы дать немецкий университет. Мне были хорошо знакомы европейские экономика, история, политика; я провел три полных года в Китае, изучал его древнюю и современную историю, его экономику и культуру и занимался обширными исследованиями в области его политики. Кроме того, еще будучи в Китае, я написал несколько работ о Японии, стараясь получить общие представления об этой стране". Его книга о Китае осталась незаконченной и потерялась. Библиотека Зорге, в состав которой входили в основном книги о Японии, содержала свыше 1000 томов. Более 300 страниц рукописи Зорге о Японии также пропали при бомбардировке Токио. К сказанному он счел нужным добавить следующее: "Нагрузив себя этими предварительными исследованиями и практическими упражнениями, все разнообразные проблемы я рассматривал полностью с марксистской точки зрения. Можно со мной не согласиться, но я убежден, что исследования, основанные на марксистской теории, требуют анализа коренных, базовых проблем - экономических, исторических, социальных, политических, идеологических и культурных. Поэтому, если мы стремимся к пониманию основных проблем той или иной страны, этот метод, естественно, в значительной степени облегчает нашу работу и содействует ей"² . Действительно, можно не во всем согласиться с этим credo Зорге: он весьма продуктивно использовал в своих работах понятийный арсенал геополитической теории Карла Хаусхоффера, прибегал к идеям Эрнста Юнгера и других теоретиков правоконсервативного толка. Но доминантой его левого мышления тем не менее был марксизм. Зорге принадлежит несомненная заслуга выдвижения первой постленинской марксистской концепции власти с огромной разрешающей

стр. 91

силой, которая доказала свою эффективность в том числе в его разведывательной практике, помимо научной, которая по сути ничем не отличалась от исследовательской. Но тогда закономерно встает вопрос о специфике его марксизма и его идейных источниках. Ответ на этот вопрос далеко не так прост, как предполагали доселе все без исключения зорговеды.

Зорге рано познакомился с марксизмом, который, как он отмечал в тюремных записках, "основательно изучил в Берлинском университете, особенно старательно - его теоретический фундамент. Я читал и греческую философию, и оказавшую влияние на марксизм философию Гегеля. Я прочитал Энгельса, а затем и Маркса, что попадало в руки. Я изучал также труды противников Маркса и Энгельса, то есть тех, кто противостоял им в теории, философских и экономических учениях, и обратился к изучению истории рабочего движения в Германии и других странах мира". Дикин и Стори назвали "лихорадочным и бессистемным" знакомство молодого Зорге с "классиками социализма и коммунизма, как немецкими, так и русскими"³ . Эта оценка верна только наполовину: как показывает его очерк о теории накопления и империализма Розы Люксембург, к 1921 году, когда была написана эта работа, Зорге действительно имел весьма поверхностное представление о работах Владимира Ленина: Ленин в очерке упоминается только однажды, а его точка зрения излагается автором "с чужого голоса", по слуху, без отсылки к конкретным текстам ("Вспомним для примера о большевистской революции в России. Ленин сделал соответствующие выводы из тяжести революционной борьбы и высказал мнение, которое было неприятно многим революционерам. Он сказал: "Для капитализма нет совершенно безнадежных положений". Ленин этими словами выразил глубокую истину")⁴ . Речь здесь идет не о схоластической проблеме ритуального цитирования коммунистического авторитета, а о "марксистской прописке" молодого Зорге, об идейной преемственности, которую он считал для себя обязывающей: "великими вождями рабочего движения", которые вооружили его "познанием", он называл прежде всего Карла Маркса и Розу Люксембург. И тут надо учитывать одну тонкую вещь.

Говоря более конкретно, подключение молодого Зорге к традиции творческого марксизма ХХ века состоялось не благодаря Владимиру Ленину, а благодаря Розе Люксембург. Здесь не место останавливаться в деталях на крайне сложном соотношении между идейным наследием двух этих левых мыслителей. С одной стороны, нужно подчеркнуть, что Ленин и Люксембург были едины в борьбе с ортодоксией II Интернационала. С другой - следует констатировать, что они выработали два разных видения творческого марксизма, два разных концепта марксистской ортодоксии: один - через Сталина - повел к формированию марксизма-ленинизма в том виде, в каком он практиковался в Советском Союзе с начала 1930-х годов, другой - к западному марксизму и коммунизму, возникшему в 1920-е. Они стали в ХХ веке самыми непримиримыми идеологическими противниками. Ленин оттачивал свою концепцию новой ортодоксии в борьбе с русским "легальным марксизмом" прежде всего в лице Петра Струве и Сергея Булгакова, разворачивая острие этой концепции против ставшего его личным кошмаром Бернштейна. Ирония истории таится в том факте, что свое размежевание с ложными концепциями ортодоксии он ведет в своих текстах на тему, которая впоследствии идейно развела его с Розой Люксембург: "Еще к вопросу о теории реализации", "Некритическая критика" и др. Вот выдержка из первой работы, в которой содержится квинтэссенция ленинской ортодоксии: "Говоря о литературе марксизма, Струве делает следующее общее замечание: "Ортодоксальные перепевы еще продолжают доминировать, но они не могут заглушить новой критической струи, потому что истинная сила в научных вопросах всегда на стороне критики, а не веры". И что же Ленин противопоставляет этому взгляду? "Нам пришлось убедиться, что "новая критическая струя" не гарантирует от повторения старых ошибок. Нет, уж лучше останемся-ка "под знаком ортодоксии"! Не будем верить тому, что ортодоксия позволяет брать что бы то ни было на веру, что ортодоксия исключает критическое претворение и дальнейшее развитие, что она позволяет заслонять исторические вопросы абстрактными схемами. Если есть ортодоксальные ученики (Маркса. - С. З.), повинные в этих действительно тяжких грехах, то вина падает всецело на таких учеников, а отнюдь не на ортодоксию, которая отличается диаметрально противоположными качествами"⁵ . Таким мог бы быть марксизм Великого Инквизитора.

Уместно сказать несколько слов относительно позиции Розы Люксембург, которая оказала определяющее влияние на молодого Зорге-марксиста. В опубликованной в ЦО СДПГ газете "Форвертс" (N 62, 14 марта 1903 года) статье "Застой и прогресс в марксизме" Роза Люксембург дала широкую интерпретацию "ортодоксального марксизма", нацеленную на "теоретическое продолжение" учения Маркса: "Наследие Маркса - это неосвоенная целина: остается неиспользованным великолепное оружие, а сама теория исторического материализма пребывает доныне столь же неразработанной и схематичной, какой она вышла из рук своих создателей. Дело, следовательно, не в жесткости и завершенности здания Марксова учения, а в том, что оно не разрабатывается дальше <...> Но имеем ли мы потребность в теоретическом продолжении учения, выходя за рамки Маркса?"⁶ . Обсуждая эту проблему, Роза Люксембург предложила своего рода интеллектуальную парадигму, которая впоследствии ляжет в основу "западного марксизма". Этот ответ вытекает из ее представления о соотношении теории и практики в международном рабочем движении.

Как полагала Роза Люксембург, в условиях эпохи развитого капитализма "рабочему классу, то есть его ведущим идеологам, заранее поставлены весьма узкие пределы интеллектуальной деятельности. Областью его творческого действия может быть только совершенно определенный участок науки - общественная наука. Поскольку в результате особой взаимосвязи "идеи четвертого сословия" с нашим периодом истории для пролетарской классовой борьбы было особенно необходимо разъяснение законов общественного развития, социальная наука оказалась более плодотворной, и памятником этой пролетарской духовной культуры является Марксово учение". И здесь автор ввела в свое рассмотрение новый и крайне важный мотив, к которому вновь и вновь будут возвращаться марксисты в ХХ веке: "Творение Маркса,

стр. 92

которое как научное свершение само по себе представляет собой гигантское целое, превосходит прямые запросы той классовой борьбы, ради которой оно создано. Как своим подробным и завершенным анализом капиталистической экономики, так и своим историческим методом исследования Маркс дал гораздо больше, чем непосредственно необходимо для практической классовой борьбы". Надо отдавать себе отчет в том, что именно утверждает здесь Роза Люксембург: она фактически заявляет, что по состоянию на соответствующий исторический момент международное рабочее движение и его идеологи оказались принципиально неспособными воспринять теоретическое и методологическое содержание "творения Маркса", а взяли из него только то немногое, что могло пригодиться для непосредственных надобностей "практической классовой борьбы". Этот мотив Розы Люксембург на новом уровне подхватил Георг Лукач в своем замечательном эссе "Изменение функций исторического материализма", эпохальном для "западного марксизма"⁷ .

И виртуозная каденция о судьбах марксизма, которую сымпровизировала Роза Люксембург под занавес: "Так теоретически открытые Марксом социальные условия бытия пролетариата мстят в нынешнем обществе самой Марксовой теории (sic!). Ни с чем не сравнимый инструмент духовной культуры, она (теория. - С. З. ) остается необработанной, поскольку для буржуазной культуры она непригодна, а вместе с тем далеко выходит за рамки потребностей рабочего класса в боевом оружии. И только после освобождения рабочего класса из оков его нынешних условий бытия подвергнется обобществлению вместе с другими средствами производства и Марксов метод исследования, дабы на благо всего человечества стать полностью применимым и проявить всю свою эффективность"⁸ .

Роза ошиблась, по существу, лишь в одном: Марксова теория позарез понадобилась буржуазной культуре, переживавшей глубочайший кризис в 1920-е годы. И тогда ее представители, среди которых был и Зорге, сумели "доизвлечь" из нее то содержание, которое не понадобилось пролетариату в его классовых битвах. "Салонные большевики" с деньгами оказались лучшими, более творческими марксистами, нежели партийные вожди и коминтерновские аппаратчики.

***

После защиты докторской диссертации Зорге был в Золингене ассистентом профессора Курта Герлаха. Затем он оставил высшую школу и всецело отдался партийно-пропагандистской работе в Аахене и Берлине, но при этом хотел закончить образование. "Друзья, - писал Зорге, - выхлопотали для меня должность ассистента на социологическом факультете Франкфуртского университета и одновременно предложили стать там внештатным преподавателем". Зорге согласился, что имело неординарные последствия. Даже став партийным функционером, Зорге не потерял контакты с академической средой - разумеется, с ее представителями левого толка. Так, в мае 1922 года (по другим данным, в мае 1923 года) Зорге - наряду с Коршем, Лукачем, Вайлем, Виттфогелем, Фогараши, Массингом, Шмюккером, Франком, Гумперсом, Поллоком, Биханом, Ронингером, Александером, Зюскиндом и Фукумото - принял участие в "Летней академии" ("Первой марксистской рабочей неделе") в Тюрингии (Ильменау). В это время Карл Корш был профессором Йенского университета и в 1923 году - министром юстиции в правительстве Тюрингии, что облегчило организацию встречи марксистов.

Ее главным организатором, судя по всему, был Рихард Зорге: "Единственным документальным свидетельством о ее проведении остается приглашение на "Марксистскую рабочую неделю", отправленное из Франкфурта Рихардом Зорге в адрес Гертруды Александер 9 мая 1923 года"⁹ . В Ильменау было решено коллективными усилиями создать в Германии центр марксистских исследований. Финансовую поддержку этому проекту оказал дед участника встречи Феликса Вайля, владелец транснациональной компании "Братья Вайль and Co". "Летняя Академия" в Ильменау стала колыбелью Франкфуртского института социальных исследований и вместе с тем - всего "западного марксизма". Первым директором института в 1923 году стал историк австромарксистской школы Карл Грюнберг (1861 - 1940). Официальное открытие института состоялось через год. В его штат входили как социал-демократы, так и коммунисты. Он поддерживал тесные связи с Институтом Маркса-Энгельса в Москве и готовил совместное издание полного собрания сочинений Маркса и Энгельса, первый том которого вышел в 1927 году. В тюремных записках Зорге сообщил о таком факте: "Я должен рассказать о встрече в 1923 году с делегацией Московского научно-исследовательского института Маркса-Энгельса, возглавлявшегося известным ученым Рязановым <...> Рязанов пригласил меня в этот институт в Москву, но руководители КПГ тогда не отпустили меня". Зорге так и не суждено было поработать вместе с Рязановым, зато после переезда в Москву в Институте Маркса-Энгельса числилась младшим научным сотрудником и библиотекарем его жена Кристина. Тонкость состоит в том, что все без исключения участники "Марксистской рабочей недели" и Франкфуртского института считали для себя обязывающим политическое и умственное наследство Розы Люксембург, хотя его восприятие происходило в особых исторических условиях.

Формирование марксистского поколения Рихарда Зорге было связано с разочарованием левой интеллигенции на Западе в политической философии и "ортодоксии" II Интернационала, представленной прежде всего Карлом Каутским. Из ведущих теоретиков II Интернационала только Роза Люксембург почиталась новой марксистской генерацией в качестве мыслителя, внесшего плодотворные импульсы в "марксизм в смысле Маркса", обогатив новаторскими идеями важнейшие области марксистских исследований. Именно творческое наследие Розы Люксембург, повторяю, послужило для Рихарда Зорге отправным пунктом его собственной теоретической работы: в 1922 году вышла в свет его первая книга "Роза Люксембург. Накопление капитала. Популярное изложение Р. И. Зорге", незамедлительно переведенная на русский язык¹⁰ . В этом плане Зорге был отнюдь не одинок в среде левой интеллигенции: январем 1921 года помечено эссе Георга Лукача "Роза Люксембург

стр. 93

как марксист", январем 1922-го - его статья "Критические заметки к брошюре Розы Люксембург "Русская революция"¹¹ . Автор все еще лучшей политической и интеллектуальной биографии Розы Люксембург Питер Неттл писал впоследствии о скрипторе этих работ, давшем "лучшую характеристику Розы Люксембург, типичную для этого периода", как об "одном из немногих людей, способных к постижению взаимосвязи целого, а не произвольно отобранных частей" ее творчества: "Таким образом, люксембургианство в первый раз выступило как система, хотя и под другим именем"¹² . Не чуждой теоретическому обаянию Розы Люксембург осталась и германская академическая среда, тогда инкорпорировавшая в себя Рихарда Зорге. В 1920-е годы были также изданы заслуженно известные работы Фрица Штернберга "Империализм" (кстати, Штернберг был первым философским наставником Бертольта Брехта, вторым был классик "западного марксизма" Карл Корш) и одного из представителей Франкфуртского института социальных исследований Генрика Гроссмана "Закон накопления и краха капиталистической системы", где был дан развернутый марксистский анализ теории империализма Розы Люксембург¹³ . Тем самым молодой Зорге оказался прикосновенным к идеологическому течению так называемого "люксембургианства", которым пугали левую интеллигенцию многие поколения советских теоретиков, вплоть до последних десятилетий ХХ века.

***

Теперь настало время наглядно-осязаемо развернуть, посредством Марсксова Darstellung, то есть теоретического изложения, чем же обернулся марксизм в исследовательских руках Рихарда Зорге в его первой крупной работе, уже неоднократно помянутой книге "Роза Люксембург. Накопление капитала. В популярном изложении для рабочих Р. И. Зорге" (аббревиатура "Р. И." расшифровывается как "Рихард Икович"; "Ика" - семейное прозвище и партийная кличка Зорге). Раскрыть, как марксизм помогал ему стать Оком Бога. Авторы, отечественные и зарубежные, рассматривавшие этот текст, потерпели поражение, столкнувшись с его вдвойне иронической подоплекой. Во-первых, Зорге излагает теорию накопления и империализма Розы Люксембург, не приводя ни единой цитаты - повторяю, ни единой - из двух ее одноименных работ, титулованных как "Накопление капитала": как можно всерьез излагать другое, да еще такое своевольное, как в случае Розы, изложение? Это явный абсурд. Во-вторых, достоянием левой общественности в 1920-е, а особенно в 1930-е годы стала уничтожающая критика этих работ Розы Лениным: если эта критика верна, то Зорге излагал ошибочную теорию. И интерпретаторы книги Зорге, перескакивая через ее текст и подтекст, скатывались к лобовому сопоставлению "безусловно ошибочной" концепции Розы Люксембург с "безусловно правильной" теорией Владимира Ленина.

Этот подход господствует даже в лучшей сегодня на русском языке работе о Зорге-теоретике Юрия Георгиева: "Не имея еще в то время достаточного идейного багажа (?), чтобы сказать свое собственное слово в марксистской теории, Зорге избрал форму изложения основных положений труда Р. Люксембург. Он пунктуально изложил (!) принципиальные положения этой работы о необходимости революционного преобразования капитализма в социализм, но одновременно воспроизвел и неверные моменты в ее теории накопления капитала и анализе империализма, которые были подвергнуты В. И. Лениным суровой, но товарищеской критике"¹⁴ . Но это очевидная бессмыслица, напрасный труд. Что до мнимой вторичности и некритичности работы Зорге, на эту претензию он ответил уже во "Введении", обосновывая "известную вольность в обработке книги Люксембург": "Там, где критическое исследование вопроса привело бы к постановке целого ряда вопросительных знаков даже в изложении самой Розы Люксембург, автор, чтобы избежать дальнейших трудностей для читателей, поставил, фигурально выражаясь, ряд восклицательных знаков"¹⁵ . Для немецкой пунктуальности это немного чересчур; тут явно что-то совсем другое.

Но как же быть с текстом Зорге? Кант говорил, что природа отвечает только на те вопросы, которые мы ей задаем. Точно так же и текст: надо по отношению к нему поставить продуктивные вопросы. Какие? Те, которые продиктовали Зорге неотразимые вызовы эпохи. По большому счету, тогда имели место два таких вызова. Первый заключался в послевоенном восстановлении западного капитализма: примет ли восстановленный капитализм империалистический характер и поведет ли к новой мировой войне, или не примет и не поведет? Второй заключался в послевоенной Советской России с ее нэпом и государственным капитализмом: подомнут ли законы капиталистического накопления ее экономику и включится ли советское государство в глобальное соперничество мировых держав за рынки сбыта и источники сырья для капиталистической индустрии? Вот вопросы, которые, как магическим ключом, на мой взгляд простеца, открывают истинное содержание трактата Зорге с его мнимой вторичностью.

Почему Зорге, вплотную размышляя об империалистическом versus неимпериалистическом характере послевоенного западного капитализма, обратился именно к концепции Розы Люксембург? Он исходил из факта существования многих империй и, соответственно, многих империализмов: даже только в Новое время колониальные империи были созданы Испанией, Голландией, Португалией; происходило возвышение Английской империи, над которой "никогда не заходит солнце"; империями стали Россия, Франция, Германия, даже Бельгия. Зорге предположил, что у всех этих империй должно быть какое-то общее основание, коренящееся в сути капиталистического способа производства. Для Ленина империализм был "высшей и последней стадией капитализма" - не более того. Роза Люксембург, обратившись к схемам расширенного воспроизводства в "Капитале" Маркса, предложила некую общую объяснительную модель для этих многих империй и империализмов, включая империализм начала ХХ века, который спровоцировал Первую мировую войну. Зорге посчитал, что эта модель может быть полезной и в случае послевоенного империализма. В главе "Накопление"

стр. 94

своей брошюры Зорге формулирует эту порождающую модель в виде закона реализации прибавочной стоимости как основного стимула, движителя развития капитализма.

Приведу это место целиком, ввиду его принципиальной важности: "Сбыт некапиталистическим слоям не только чрезвычайно выгоден, но одновременно является и жизненной необходимостью для мирового капитала. Без этого сбыта капитализм не может существовать, так как прибавочная стоимость, создаваемая в капиталистическом производстве, не может быть реализована ни самими капиталистами, ни рабочими. Единственная возможность состоит только в том, чтобы путем сбыта некапиталистическим слоям реализовать прибавочную ценность и извлечь чистую прибыль для мирового капитализма <...> Прекращение этого сбыта означает конец капитализма. Но и каждое затруднение этого сбыта приводит к большим кризисам для капитализма. Капитализм должен бороться и борется против всякого сужения раз установившегося сбыта. Здесь, в некапиталистическом лагере, альфа и омега капитализма"¹⁶ . Смысл этого рассуждения состоит в том, что если в (чистом) капиталистическом хозяйстве между его агентами происходит обмен эквивалентами, то прибавочную стоимость девать некуда: она может быть реализована только за рамками этого хозяйства. Логика этого процесса такова: любой национальный капитализм в силу своей внутренней логики должен прогрессировать, расширять производство, иначе он будет неконкурентоспособным в международном плане. И он вначале обращается к некапиталистическому сектору внутри страны, прежде всего к крестьянству и средним слоям, а после их полного вовлечения в экономический оборот он вынужден прибегать к некапиталистическому сектору мировой экономики. Так возникает мотив экспансии любого вполне развившегося капитализма - от английского до американского и бельгийского. Так возникает империалистическая динамика.

Зорге делает уже в начале работы весомое замечание: "Вопрос о сущности, условиях и последствиях накопления капитала является вместе с тем и вопросом о росте, развитии и гибели капитализма <...> При историческом обзоре последнего столетия видно, что одновременно с сильным накоплением капитала происходит сильная концентрация государственной мощи, резкая борьба государств на поприще мирового хозяйства в связи с усиленной колониальной политикой и с тяжелыми политическими осложнениями. Исследование вопроса о накоплении капитала покажет, насколько это совпадение империализма, войн и ужасных экономических и политических кризисов является случайным"¹⁷ . Почему одновременно с интенсивным накоплением капитала растет мощь государства? Потому что должна быть любой ценой заведомо гарантирована реализация прибавочной стоимости как источника накопления. Однако в трактовке Зорге мощь государства, власть не ограничивается охранительной и гарантийной функцией, становясь вразрез со всеми либеральными прописями экономической силой: "Власть одновременно является и богатством и дает право на неограниченную эксплуатацию"¹⁸ .

В главке "Выводы" Зорге предложил и собственную формулу империализма: "Если империализм есть политическое проявление тех затруднений, которые испытываются мировым капиталом в его стремлении к накоплению, то в области взаимоотношений между трудом и капиталом эти затруднения проявляются в виде усиленного давления на пролетариат и усиленной эксплуатации"¹⁹ . Суть затруднений состоит в том, что капитализм распространился по всей земле и та часть мира, которая остается пригодной для реализации прибавочной стоимости, все уменьшается. Эту тенденцию подстегивает прогрессирующая сквозная капитализация прежде некапиталистических анклавов, которые обостряют затем конкуренцию на мировой арене. Далее, "распад капитализма на ряд крупных и мелких групп, преследующих свои особые интересы, обусловливает борьбу за рынки и борьбу за прибыли. Если этот распад и противоречия будут существовать и в дальнейшем, то каждое уменьшение количества еще неиспользованных капитализмом рынков поведет к резкому увеличению напряжения между капиталистическими группами <...> Наряду со старыми возникают между тем все новые мировые центры сил. Мы видели, как Япония развилась в подобный капиталистический силовой центр по отношению к Америке и другим старым капиталистическим странам"²⁰ . Империализм же является некапиталистическим разрешением таких капиталистических затруднений и противоречий на мировой арене: например, силовым переделом сфер монопольного влияния на земном шаре. Один из пап сказал в онтологически сходной обстановке, что только дьявол может еще спасти Католическую церковь. Точно так же, согласно Зорге, мировой капитализм вынужден время от времени прибегать к помощи империализма, этого земного дьявола, для того, чтобы выйти из тупика силовым путем. Зорге великолепно понимал, как уже отмечалось выше, что для мирового капитализма не бывает совершенно безвыходных положений, но выход из них становится каждый раз все более дорогостоящим для человечества. Борьба США за регионы в мире, в одностороннем порядке объявленные зонами их интересов, борьба, в которой они все чаще прибегают к грубой военной силе, - она является убедительной иллюстрацией этих умственных выкладок Зорге. И здесь в концепцию империализма Зорге привходит новый в сравнении с Розой Люксембург момент: империализм не есть некая надвременная сущность, сохраняющаяся равной себе после Римской империи; после каждого своего нового "спасения" от коллапса мировой капитализм как бы возвращается к исходной точке - восстанавливается вся обрисованная Зорге проблематика некапиталистического выхода из капиталистического кризиса.

Это блестящее изложение венчает разящий теоретический вывод относительно послевоенного возобновившегося капитализма 1920-х годов: "Таким образом, мы видим, что империализм, который до войны руководил политикой великих держав, является последствием тех противоречий, которые возникают в связи с ограничением возможности к реализации и накоплению для капиталистических стран. Так как война не устранила, а наоборот, даже обострила эти затруднения к реализации и накоплению, то после войны империализм вновь проявился в усиленной

стр. 95

форме. Ввиду того что сужение рынков вследствие постоянного увеличения капитала и нарастания империалистических противоречий должно все больше прогрессировать, то ясно, что империализм не отошел в область преданий, но что он будет все больше увеличиваться по мере нарастания затруднений к накоплению. Нарастающий американский капитал сталкивается с нарастающим японским. Английский капитал в своем стремлении к расширению наталкивается на такие же стремления французского капитала. Русская рабоче-крестьянская республика противодействует английскому влиянию в Индии, и Америка вскоре благодаря своему усилению отодвинет мировое значение Англии на второй план"²¹ . Отметив то, что прогноз Зорге целиком сбылся, а Советская Россия оказалась на острие соперничества держав на мировой арене, укажу еще два важных момента в концепции империализма Зорге.

Первый из них состоит в той теоретической осознанности, с которой Зорге в своей ранней работе подходит к обозначенной выше проблеме тайны власти в двойном значении мощи и владычества. По ходу экономических разборов в брошюре автор вновь и вновь фиксирует свое внимание на "переходе от чисто экономических условий для накопления капитала и вытекающих отсюда последствиях к тем экономическим и политическим явлениям, частичной иллюстрацией которых является мировая война"²² . Зорге тем самым включается в ряд избранных теоретиков XIX - XX веков, которые смогли внести что-либо существенное в понимание природы и пульсации власти - будь то Ницше с его "волей к власти", Бергсон с его "elan vitale", Хаусхоффер с его "борьбой за жизненное пространство", Гумилев с его "пассионарностью". Весьма гармонично в этом ряду смотрится и Рихард Зорге с его концепцией "перманентной экспансии", которую он стал вынашивать в своих исследованиях послевоенного западного империализма, а окончательно сформулировал применительно к экспансионистской императорской Японии: "Это выражение, "перманентная экспансия", - заявлял Зорге, - мое собственное изобретение. Оно пришло мне в голову благодаря фразе Троцкого "перманентная революция"²³ .

Вторым столь же существенным моментом в латентной концепции власти, которая, как в театре теней, временами заявляла о себе на свету в его исследованиях и критиках по послевоенному империализму, является противополюс "перманентной экспансии" как жизненного мотива любой империи и любого империализма - стремление к закреплению завоеванного в ходе экспансии, к стабильности, к автаркии, к мировому порядку. В очерке Зорге о накоплении капитала содержится такое немного экзотическое рассуждение: "За последние годы мы, однако, наблюдаем чрезвычайную экономическую и политическую концентрацию внутри отдельных капиталистических групп. Наблюдаются все новые и новые сплочения, так что есть уже мечтатели (sic!), которые говорят о соединении всего капитала в один гигантский трест. Если бы действительно дело дошло до создания одного только, единого треста, то можно было бы предположить, что империализм должен будет принять другие, отличающиеся от современного капитализма, формы. Каких проявлений власти (sic!) можно будет тогда ждать от такого треста, это, понятно, другой вопрос"²⁴ . Позиция Зорге в отношении подобного предположения нехарактерным для него образом сослагательная, колеблющаяся; что оно не было химерой, свидетельствует действительность современного мирового капитализма, где задают тон гигантские транснациональные компании, являющиеся главной инстанцией власти и делающие химеричным классическое национальное государство. В опубликованных впоследствии работах Зорге вернулся к этой идее еще только один раз в 1927 году, в статье "Позиция II Интернационала в отношении послевоенного империализма" (и повторяющей статью главе книги "Новый немецкий империализм"). Но вернулся уже в сугубо критическом плане: "Как в своей работе, напечатанной в 1907 году под названием "Социал-демократия и социальная политика", так и в статье 1911 года "Торговая политика и социал-демократия" Каутский дает неправильную оценку империализма. Эта точка зрения, изображающая империализм как стремление отдельных государств к экономической автаркии, уже является зародышем возникшей в период войны реформистской теории сверхимпериализма"²⁵ . Теория сверхимпериализма - это и есть очерченная выше теория единственного гигантского треста. Кстати, примерно так, только в переложении на проблематику национального государства, Ленин до НЭПа видел экономическую организацию посткапиталистического общества в России. Что же побудило Зорге в промежутке между 1922 и 1927 годом отказаться от пророческих мечтаний своей молодости? Укажу на одну из конкретных причин данной переориентации Зорге.

В 1924 - 1925 годах в журнале "Под знаменем марксизма" (на русском и немецком языках) появилась серия статей Николая Бухарина "Империализм и накопление капитала" с острейшей критикой работ Розы Люксембург и "люксембургианства". Применительно к обсуждаемой здесь теме взаимосвязи между процессом накопления и империализмом Бухарин выносит свой неутешительный вердикт относительно теоретических взглядов Люксембург: "Итак: Роза Люксембург не объясняет процесса накопления вообще; она не объясняет процессов, вытекающих из соотношения между капиталистическим и некапиталистическим кругом, то есть она не в состоянии правильно объяснить экспансию капитала вообще; наконец, еще меньше оказывается она в состоянии объяснить специфические особенности империализма"²⁶ . И, наконец, его финальный выход: "Именно эту сторону дела с необыкновенной последовательностью и теоретической выдержанностью разработал ленинизм. Таким образом, преодоление ошибок тов. Розы Люксембург неминуемо приводит нас снова и снова к теоретическим положениям и практическим выводам нашего покойного учителя"²⁷ . Как говорят нынче в подобных случаях, без комментариев. Зорге еще успел прочесть в Германии первые части работы Бухарина против "красной Розы" перед переездом в СССР и сделал соответствующие умозаключения. Он признал правоту ленинской и бухаринской критики концепции своего наставника в марксизме и безоговорочно перешел на позиции ленинско-бухаринской теории империализма. В тюремных записках он весьма нелестно отозвался о своей первой крупной работе, намеренно спутав ее название: "В 1922 году я написал памфлет (sic!) под названием "Концентрация капитала и Роза Люксембург", в котором критиковал (sic!) ее теорию. Я выполнил это теоретическое исследование, но мои методы обращения с

стр. 96

трудными вопросами были слишком грубыми и незрелыми. Этот памфлет был полностью сожжен нацистами, и сейчас я рад, что не осталось ни одного экземпляра". И - ни слова о том, что брошюра о Розе Люксембург была переведена и издана в Советской России, где она отнюдь не предавалась огню.

Теперь стоит коротко остановиться на втором вызове времени, которому отвечал в своей работе о накоплении капитала Рихард Зорге: вызове Советской России. Для Зорге было совершенно очевидно то, что судьбы ленинского эксперимента в нашей стране будут определяться в зависимости от хода дел в экономике. Именно поэтому в главке "Накопление прежде и теперь" автор столь пристально вглядывался в метаморфозы накопления: "История хозяйства до наших дней является в то же время историей накопления"²⁸ . И Зорге тщательно сопоставлял характер накопления во всех существовавших обществах (замкнутая коммунистическая община, средневековое ремесленное хозяйство городов и др.) с капиталистическим накоплением. Например, он так фиксировал своеобразие накопления в первом из названных социумов: "Коммунистическое родовое хозяйство начала Средних веков преследовало только одну цель, а именно - удовлетворение потребностей всех членов данной семьи или рода. Это было хозяйство, направленное только на удовлетворение своих потребностей, что и служило руководящей нитью в их стремлении к накоплению или, вернее сказать, к расширению"²⁹ . Напротив, при капитализме руководящим принципом является не стремление к удовлетворению потребностей, а погоня за прибылью. В литературе о Зорге совсем не отмечалось то обстоятельство, что автор набрасывал также картину посткапиталистического общества: "Если при прежних формах хозяйства руководствовались только размерами потребностей, то для этого необходимо было, чтобы общество в то время знало размеры своих потребностей и могло бы учесть, в чем имеется недостаток и в чем излишек. Отсюда уже вытекали соображения о том, в каких отраслях следовало бы увеличить силы и средства производства, то есть где должно было произойти увеличение капитала. Это означало, что если вообще в данном году доходы с хозяйства допускали увеличение капитала, то оно должно было произойти согласно определенному плану. Планомерность накопления характеризует собою хозяйство, стремящееся только к покрытию своих потребностей. Этот накопление происходило только на основании общего обсуждения нужд, а не по усмотрению отдельных лиц"³⁰ . Между тем отсутствие планомерности, хаотичность являются отличительным признаком капиталистического производства и накопления. И перед Зорге встает неотразимый вопрос: если Советская Россия вводит новую экономическую политику, допускает рынок и торговлю, берет курс на государственный капитализм, то какой тип накопления в ней восторжествует? Применима ли к советской экономике концепция накопления, которую Зорге с таким блеском представил в своей брошюре? И если все же применима, то как в новых условиях будут выглядеть противополюсы процесса капиталистического накопления - перманентная экспансия и автаркия?

Когда брошюра Зорге была издана на русском языке и даже ранее, когда Инстанцией принималось решение о ее публикации, она включилась в разгоревшуюся в Советской России острейшую дискуссию о социалистическом накоплении вообще, первоначальном накоплении в особенности. Это однозначно явствует из предваряющего русский перевод работы небольшого, но весьма симптоматичного предисловия И. Гладнева (подозреваю, что под этим псевдонимом укрылся один из высокопоставленных русских знакомых Зорге в Германии начала 1920-х - те же Пятаков или Радек). Вот как И. Гладнев описывает изменение функций накопления капитала в Советской России: "Рабочие Советских Республик, являясь в лице своих Профсоюзов, своих Советов и своей Компартии хозяевами страны, избавившись от профессиональных выкачивателей и реализаторов прибавочной прибыли в лице русских капиталистов, делают первый в мире опыт ведения народного хозяйства, освобожденного от ярма империализма. Современные русские читатели являются активными участниками первого в мире государственно-капиталистического хозяйства, где реализация прибавочного продукта и прибавочной прибыли не является уже высшим законом, где делаются попытки ведения планового хозяйства. Тем более современному русскому рабочему важно знать, каковы те законы капиталистической реализации прибыли и капиталистического накопления, которые приводят к мировым войнам, которые неизбежно ведут к захватнической политике окружающих нас капиталистических держав"³¹ . Отсюда не ясно, является ли реализация прибавочной стоимости, необходимая для накопления капитала, вообще каким-то законом, непреложностью в советском государственно-капиталистическом хозяйстве. И если все-таки является, то как освободиться от неразрывно связанного с ней "ярма империализама"? Посредством автаркии и внутренней экспансии, вовлечения в государственно-капиталистический оборот крестьянства и населения национальных окраин? И далее у Гладнева: "Книжечка тов. Зорге полезна и необходима для русского рабочего читателя еще и потому, что она заставит его, ознакомившись с общим ходом реализации и накопления капитализма, подумать о том, как в условиях нашего государственного капитализма, начинающего переходить в государственный социализм, перевести наше хозяйство с производства, работающего ради прибыли, на производство, работающее на удовлетворение потребностей трудящегося населения. Прочитав книжечку Зорге, русский рабочий читатель легко поймет, в чем суть всех споров о госплане. Он поймет, что Госплан именно и есть тот орган, который имеет своей задачей устранить, поскольку возможно, анархию капитализма в нашем государственном хозяйстве и положить начало элементам организованности и планомерности, свойственным социалистическому хозяйству"³² . Госплан в изложении Гладнева подобен инстанции Я в теории Фрейда: он обуздывает хтонические энергии государственно-капиталистической экономики. Тем самым на заднем фоне изложения Гладнева высвечивается проблема "красной империи".

То, о чем в случае Гладнева приходится только догадываться, с полной откровенностью (или неприкрытым цинизмом, кому как нравится) было высказано крупнейшим советским экономистом Евгением Преображенским в его породившей необъятную литературу и вызвавшей острейшую полемику работе "Основной закон социалистического накопления", вышедшей в свет одновременно с книгой Зорге в 1924 году³³ . Преображенский стоял на позициях неограниченной значимости теории накопления для советской экономики с одним ограничением: он педалировал тему внеэкономического принуждения со стороны государства в реорганизации экономических отношений. Из богатого содержания этой выдающейся, в своем роде классической работы я затрону только три сюжета, где Преображенский как-то перекликается с Зорге. Первым из них является определение социалистического накопления. Привожу

стр. 97

его полностью, несмотря на пространность цитаты: оно того стоит.

Преображенский пишет: "Основной закон социалистического накопления является центральной движущей пружиной всего советского государственного хозяйства. Но вероятно, этот закон имеет универсальное значение, за исключением, может быть, тех стран, которые последними перейдут к социалистической форме хозяйства. Исходя из сказанного нами выше, мы можем этот закон формулировать следующим образом. Чем более экономически отсталой, мелкобуржуазной, крестьянской является та или иная страна, переходящая к социалистической организации производства, чем менее то наследство, которое получает в фонд своего социалистического накопления пролетариат данной страны в момент социальной революции, - тем больше социалистическое накопление будет вынуждено опираться на эксплуатацию досоциалистических форм хозяйства и тем меньше будет удельный вес накопления на его собственной производственной базе, то есть тем меньше оно будет питаться прибавочным продуктом работников социалистической промышленности. Наоборот, чем более экономически и индустриально развитой является та или другая страна, в которой побеждает социальная революция, чем больше то материальное наследство в виде высокоразвитой индустрии и капиталистически организованного земледелия, которое получает пролетариат этой страны от буржуазии после национализации, чем меньше удельный вес в данной стране докапиталистических форм производства и чем более для пролетариата данной страны является необходимым уменьшить неэквивалентность обмена своих продуктов на продукты колоний, то есть уменьшить эксплуатацию последних, тем более центр тяжести социалистического накопления будет перемещаться на производственную основу социалистических форм, то есть опираться на прибавочный продукт собственной промышленности и собственного земледелия"³⁴ . Преображенский достойно представил левую технологию накопления, инструментами которой являются эксплуатация, неэквивалентный обмен, внешняя и внутренняя колонизация. Эта концепция натолкнулась на ожесточенную критику Бухарина и Сталина, но после подавления "правого уклона" в 1928 году Сталин фактически взял ее на вооружение. Разумеется, Зорге и в страшном сне не мог явиться социализм, который подобными методами закладывает свою экономическую основу; но ему было суждено столкнуться с ним, пусть заочно, в реальности.

Еще два пункта. Зорге мог пережить нечто вроде шока, встретив у Преображенского свое собственное экономическое мечтание о сверхтресте: "Государственное хозяйство пролетариата возникает исторически на базе монополистического капитализма. Последний же в результате ликвидации свободной конкуренции приводит к созданию монопольных цен на внутреннем рынке на продукты собственной промышленности, получает добавочную прибыль вследствие эксплуатации мелкого производства и тем подготовляет почву для политики цен первоначального социалистического накопления. Но сосредоточение всей крупной промышленности страны в руках единого треста, то есть в руках рабочего государства, в огромной степени увеличивает возможности проведения на основе монополии такой политики цен, которая будет лишь другой формой налогового обложения частного хозяйства"³⁵ . Далее на страницах "Основного закона социалистического накопления" Зорге мог претерпеть рандеву со своей "перманентной экспансией", только в леворадикальном облачении. Преображенский бесстрашно заявлял: "Если сама структура капитализма и метод подчинения ему мелкого производства делают возможным экспорт капитала, то социалистическая форма может распространяться, лишь экспортируя пролетарские революции"³⁶ .

Пора подводить черту. Здесь в связи с ранней книгой Рихарда Зорге был очерчен круг идей, нисколько не утративших своей актуальности. Аналогии с сегодняшним днем слишком очевидны, чтобы стоило проводить их специально. Скажу лишь, что многие из них пережили свое победоносное возрождение в России в 1990-е годы; а доктрину распространения демократии посредством экспорта революций сегодня положила в основу своей внешней политики администрация президента США Джорджа Буша-младшего.

***

Переезд Рихарда Зорге в Советский Союз в декабре 1924 года был по-своему логичным этапом его коммунистической политической и научной карьеры. Поледний немецкий кайзер в первые дни мировой войны назвал левых социал-демократов, не тронутых милитаристским националистическим угаром, "безродными подмастерьями". Характерна перекличка времен и мотивов: в конце 1940-х годов уже в Советском Союзе позорная кличка "безродные космополиты" по преимуществу закрепилась за деятелями культуры, скажем так, нетрадиционалистского толка и неправославного вероисповедания. Среди них было немало людей левых взглядов. Я это вспоминаю к тому, что к онтологии и менталитету левого интеллектуала, в том числе и с коммунистическим окрасом, принадлежит некая специфическая для него неприкрепленность к бытию, или, в соответствии с замечательной формулой Георга Лукача из его "Теории романа", "трансцендентальная бесприютность". Данные дифференциальные признаки левого сознания и существования были мощно усугублены пафосом мировой революции, каковая должна была открыть возможность "единого человеческого общежитья", обходящегося "без Россий, без Латвий". Но в 1920-е годы Советская Россия была не только форпостом мировой революции, но и вмененной левым интеллектуалам всего мира подлинной коммунистической Родиной, которая всегда для них держит двери широко распахнутыми. Родился даже новый литературный поджанр - "Путешествие в СССР". Правда, вслед за ним появился еще более нетрафаретный - "Убытие из СССР", или "Прощание с несостоявшейся Родиной", поджанр, который в числе образцовых для себя произведений имел книгу Андре Жида "Возвращение из СССР" (1936). Эталонным текстом для умственных "друзей СССР" (это стало почти официальным титулом, дававшим их обладателям немалые привилегии во время пребывания в Советском Союзе) стала "Москва

стр. 98

1937" Лиона Фейхтвангера; наособицу, но в том же ряду стоит "Московский дневник" Вальтера Беньямина. В конце 1970-х издательство "Прогресс" выпустило в качестве пропагандистского хита сборный двухтомник "Я видел будущее. Писатели и деятели культуры зарубежных стран о Союзе Советских Социалистических Республик. Статьи. Очерки. Воспоминания". Изданными посмертно "Тюремными записками" и протоколами показаний в ходе токийского следствия по своему делу в эту "советиану" внес посильный вклад и Рихард Зорге, только не очень понятно, в какой именно из указанных поджанров травелога.

Как бы то ни было, перспективный и образованный немец с русскими корнями быстро и органично вписался в бурную духовную - марксистскую - жизнь Москвы "золотых 1920-х", которая была самой настоящей Меккой для западных левых интеллектуалов. Потом, как водится, политическая погода испортилась, но тогда натурализация в советской столице далась Зорге на удивление легко. С раздражавшей его коминтерновских кураторов регулярностью Рихард стал печататься в выходивших в СССР периодических изданиях на русском и немецком языках, причем в самых политически престижных, где уже только одна публикация считалась для ее автора своего рода охранной грамотой. А Зорге, судя по заведомо некомплектной библиографии его публикаций, постоянно печатался в журналах "Большевик" и "Коммунистический Интернационал", "Под знаменем марксизма" (на русском и немецком) и "Красный интернационал профсоюзов", и других; он при всей своей занятости в ИККИ умудрился издать в Германии свою остроактуальную монографию "План Дауэса и его последствия" (Гамбург, 1926). Кстати, эту свою работу Зорге оценил в "Тюремных записках" как зрелую и весьма популярную в Германии и в Советской России.

При чтении работ Зорге, в основном экономических, но не только, советского периода, чтении, так сказать, свежими очами становится очевидным, что оно неизбежно должно быть одновременно и переводом этих текстов на язык сегодняшних реальностей и проблем. Кого из нынешних читателей, прости Господи, может вдохновить и возбудить книжка совершенно забытого теоретика о каком-то там плане Дауэса по послевоенному восстановлению Германии? Но присмотримся поближе, чем в действительности был этот план и какие отсветы в нашу текущую современность он отбрасывает. Планом Дауэса называлось временное соглашение о германских репарационных платежах, принятое 16 августа 1924 года на конференции союзных держав в Лондоне. Решающее влияние в переговорах имели США, которые в результате Первой мировой войны превратились в главного кредитора союзников. По имени представителя США генерала (или полковника?) Дауэса и был назван принятый союзниками проект. Сущность плана сводилась к тому, что в обеспечение репарационных платежей (около 2 млрд. марок в год) поступали государственные налоги, обложение промышленности и доходы с железных дорог, которые были переданы в распоряжение специального акционерного общества. Планом Дауэса устанавливался иностранный контроль над хозяйством Германии. Этот контроль осуществлялся через союзных комиссаров во главе с репарационным агентом (американец Паркер Гильберт). Репарационные платежи, начиная с 1924 - 1925 годов, должны были повыситься с 1 млрд. марок до "нормального" взноса в 2,5 млрд. марок в 1929 году. Окончательный размер общей суммы и срок платежей планом Дауэса установлены не были. Было оговорено, что этот план будет пересмотрен в 1929 году; фактически пересмотр состоялся еще в 1928-м, причем план Дауэса был заменен новым соглашением, известным под названием плана Юнга. При всей тяжести репарационных платежей, предусмотренных планом Дауэса и ложившихся в первую очередь на плечи трудящихся, этот план представлял для германской буржуазии известные выгоды. Он положил конец применению санкций (насильственных мер воздействия главным образом со стороны Франции за невзнос репараций). Главное, что он открыл для Германии возможность получения иностранных кредитов, в первую очередь в США; самый план Дауэса предусматривал предоставление займа Германии (так называемый дауэсовский заем); что он помог правящим кругам Веймарской республики-рейха (так в Веймарской конституции) стабилизовать марку и сбалансировать государственный бюджет. План Дауэса был принят рейхстагом при участии всех буржуазных партий, начиная с социал-демократии и кончая германской национальной партией. С разгромом революционного движения в Руре, Саксонии и Тюрингии и вступлением в

стр. 99

силу плана Дауэса послевоенная Германия вступила в период относительной стабилизации.

Иными словами, это был первый крупномасштабный опыт США в предотвращении революционного экономического урегулирования в стране, проигравшей в мировой войне, опыт возвращения ее в лоно капиталистического мира посредством финансовых инструментов. После Второй мировой войны по стопам плана Дауэса пошли план Маршалла для Германии и Европы, а также план Макартура для Японии. Эти планы показали свою эффективность как в прививке к авторитарным прежде странам западной демократии, так и во внедрении рыночной экономики. Однако этому способствовало и беспрекословное выполнение американских рекомендаций государствами, потерпевшими поражение во Второй мировой войне. К числу успехов последнего времени можно отнести многочисленные американские программы помощи в развитии демократизации и рыночной экономики в Восточной Европе. В то же время во многих республиках бывшего СССР эти планы не принесли ожидаемого результата. Египту США уже более 20 лет оказывают массированную экономическую помощь, но это также не привело страну к высоким достижениям. В настоящее время по этой схеме осуществляется урегулирование в Ираке.

Нет сомнений в том, что США в дальнейшем будут сочетать свои программы помощи с эффективной пропагандистской программой и нестандартными ходами. Вот одна из последних новаторских акций администрации Буша-младшего. В Германии и Японии планы послевоенного восстановления реализовывались под руководством военной администрации США. Ныне в США под эгидой Госдепа создан своего рода спецназ, профилированный на "цветных революциях" и послереволюционном умиротворении в сподобленных демократии странах. Американский "корпус активного реагирования" будет сформирован за счет кадров Госдепартамента. Госдепартамент США разъяснил цели и порядок работы корпуса активного реагирования. "Они будут тренироваться и проводить учения вместе, а также будут обладать широким набором навыков в области политики, экономики, связей с общественностью, безопасности и менеджмента", - говорится в сообщении. Новая структура предусматривается для постконфликтного содействия зарубежным странам в стабилизации и реконструкции, а также переходу к миру, демократии и рыночной экономике. Выяснилось, что в базах данных госдепартамента по кадрам для этого будут отбираться сотрудники с "ключевыми навыками, а именно знанием иностранных языков и страноведы". Сотрудники создаваемого "корпуса" будут в числе первых направляться в требующие помощи зарубежные страны для "руководства постконфликтными усилиями, имеющими критически важное значение для переходного процесса". При этом они будут осуществлять свои операции при взаимодействии с местным населением и правительством, в том числе дополняя персонал посольства США в данной стране. Наряду с этим кадровым корпусом при финансовой поддержке из средств "Фонда реагирования на конфликты" в размере 100 млн. долларов в США будет создан "гражданский резерв" из отдельных организаций и лиц, имеющих необходимый опыт. Общее руководство корпусом и резервом будет осуществлять управление Госдепартамента США, возглавляемое "координатором по реконструкции и стабилизации". Кстати, в настоящее время эту должность занимает бывший посол США на Украине, бывший директор по России, Украине и Евразии в Совете по национальной безопасности при президенте США Карлос Паскуаль³⁷ .

Прозорливую экономическую и политическую оценку плана Дауэса и его значения для хозяйственного развития послевоенной Германии и Европы Рихард Зорге дал в вышеуказанной монографии, опубликованной сначала на немецком языке, и в параллельных ей публикациях в советской периодической печати. Автор обратил внимание на абсурдный результат реализации плана Дауэса, когда из-за пассивного торгового баланса Германии и повышения ее срочных платежей державам-победителям сложилась ситуация, в которой дауэсовские платежи приходилось покрывать либо из резервов Рейхсбанка, либо за счет новых иностранных кредитов: получалось, что та же Франция получает репарации не от Германии, а от своего союзника Америки как кредитора. "Ясно само собой, что нелепость плана Дауэса обнаруживается здесь вполне конкретно - нелепость, которая рано или поздно должна привести к крушению самого плана. Впрочем, настоящий кризис делает маловероятным, чтобы иностранцы предоставляли в дальнейшем сколько-нибудь крупные кредиты. Это означает, что в недалеком будущем Германия должна будет для покрытия своих долговых обязательств обратиться к девизному фонду Рейхсбанка. Стало быть, на сцену неизбежно должна появиться снова валютная проблема, ибо как только начнется отлив девизов из Рейхсбанка, так тотчас же ухудшится соотношение между выпуском банкнот и золотым и денежным фондом. Мы стоим перед угрозой, что деньги начнут выпускаться без соответствующего обеспечения. Новые кредиты могли бы только отсрочить, но не уничтожить эту опасность, покуда нет твердого активного торгового баланса. Однако внутренняя связь между предоставлением кредитов и импортом едва ли позволит осуществиться мечтам германского капитала об активном торговом балансе"³⁸ . Зорге предлагал довольно пессимистический прогноз на будущее, который был верифицирован мировым экономическим кризисом на рубеже 1920 - 1930-х годов. Но он был чужд всякого алармизма в своих анализах: "Есть, однако, и обратные тенденции, действующие в направлении преодоления или, по крайней мере, смягчения кризиса. Такие тенденции мы находим, во-первых, в мерах по рационализации германской промышленности; во-вторых, в попытках трестирования целых отраслей производства; и, в-третьих, в усиливающемся давлении на рабочий класс и в возрастающей агитации против плана Дауэса", - отмечал автор³⁹ .

Политическая оценка Зорге кризиса плана Дауэса была также весьма взвешенной: "При оценке общего положения Германии приходится признать, что о каких-нибудь политических осложнениях сейчас не может быть и речи, и в течение ближайших месяцев

стр. 100

едва ли можно ожидать появления подобных осложнений. Тем не менее было бы большой ошибкой недооценивать социальное значение нынешнего глубоко проникающего кризиса. Он создает объективные предпосылки для обострения, с одной стороны, противоречий внутри буржуазии, а с другой - противоречия между определенно реформистскими кругами рабочего движения и приходящими в волнение подлинно пролетарскими массами Германии. Так, например, уже сейчас наблюдается сильное брожение среди чиновничества - разумеется, в его низших слоях. К этим двум противоречиям присоединяется еще третье, весьма важное для развертывания классовой борьбы и революционного классового сознания в Германии: растущее противоречие между германской буржуазией, которую нынешний кризис все сильнее толкает к западной ориентации, и рабочим классом, который под влиянием того же кризиса все определеннее ориентируется на Восток. Все эти моменты, ведущие к обострению классовой борьбы, еще усилятся после неизбежного в конце концов вступления социал-демократии в буржуазное правительство. Но отличие этого нового коалиционного правительства от прежних будет заключаться именно в том, что на этот раз одновременно действуют все три перечисленных момента, дополняя и усиливая друг друга. И поэтому социальные последствия настоящего кризиса развернутся более широко, чем это обыкновенно бывает при кризисах, не ведущих прямо к катастрофе. Организационное же использование этих последствий должно быть делом германской коммунистической партии"⁴⁰ . Но КПГ, как показал ход событий, оказалась к этому не готовой, как, впрочем, и Коминтерн, подававший ей неверные политические сигналы и лозунги. Хотя прочие выводы и выкладки Зорге почти целиком оправдались.

Я довольно подробно остановился на американском плане для Германии и его рассмотрении Зорге с тем, чтобы показать, в каком реально аналитическом, экспертном и прогнозном качестве он выступал в своих книгах и статьях, посвященных текущей современности. Сила и неувядающая свежесть - я нисколько не преувеличиваю - столь давних статей Рихарда Зорге заключались в том, что в калейдоскопе событий и процессов в мировой политике и экономике он умел выхватывать своим зорким исследовательским взглядом феномены и тренды, которым было суждено остаться значимыми и определяющими до наших дней. Это воочию демонстрирует уже простое перечисление актуальных сюжетов, которыми он занимался во второй половине 1920-х: механизмы послекризисных стабилизации, оздоровления и подъема капиталистического хозяйства⁴¹ ; своеобразие модерного западного капитализма⁴² ; основания экономического чуда Америки и специфический характер американского капитализма; переворот в мировых финансах, связанный с глобальной экспансией американского капитала и превращением США в середине 1920-х в арбитра мировой политики и кредитора своих былых экономических соперников⁴³ ; превращение нефти в решающий фактор международной политики и дипломатии (Зорге раскрыл "нефтяную подоплеку", ранее тщательно скрываемую, Генуэзской и Гаагской конференций: за их кулисами шла кровавая борьба западных держав за доступ к советской нефти и аренду на 100 лет - Ройял-Датч-Шелл или Стандарт-Ойл - кавказских месторождений в обмен на прощение долгов царского правительства)⁴⁴ ; прогрессирующий упадок Старого Света под натиском Америки и поднимающегося СССР и планы объединенной Европы (кстати, здесь Зорге выказал свою усиливающуюся склонность к геополитическому анализу)⁴⁵ . К сожалению, все эти тексты Зорге практически недоступны для интеллигентной публики, не имеющей застарелой вредной привычки ходить в библиотеки.

***

В самом грубом приближении мужчины, равно как и женщины, делятся на тех, кто имеет прошлое, и тех, кто прошлого не имеет. Рихард Зорге при своем обнаружении в ИККИ был, что называется, мужчиной с прошлым. Причем таким, какое могло представлять для него в Советской России очевидную опасность. И дело здесь заключалось не только в его причастности к "западному марксизму" и люксембургианству, что само по себе было подозрительным для коминтерновских Аргусов. Дело состояло еще и в том, что он был функционером той партии, которая стояла у колыбели "западного коммунизма". Суть в том, что после мартовских событий 1921 года, которые были оценены тогдашним лидером ОКПГ Паулем Леви как "бакунинский путч", предпринятый при подстрекательстве со стороны эмиссаров Коминтерна во главе с Белой Куном, он был исключен из партии и политически ошельмован. Его попыталась спасти Клара Цеткин: в ее хрестоматийных "Воспоминаниях о Ленине" значительная часть их оригинального текста, практически неизвестного отечественному читателю, посвящена изложению ее бесед с Лениным о "казусе" Леви и его политическом будущем. Именно на фоне "мартовской акции" и последующего отсечения от Коминтерна группы политиков и теоретиков, не согласных с механическим переносом опыта Октябрьской революции в России на Европу, кристаллизовалось течение "западного коммунизма". Особенно сильным оно было в Голландской коммунистической рабочей партии, в Коммунистической рабочей партии Германии, оппозиционных коминтерновской линии КПГ и позиции советского руководства ИККИ, и в сколоченном Леви "Коммунистическом рабочем сообществе Германии", которое впоследствии вошло в СДПГ. Руководитель ГКРП Генриетта Роланд-Хольст дала теоретико-политическое обоснование платформе "западного коммунизма" в принципиально важной статье "Задача коммунистической партии в пролетарской революции": "Условия, при которых возникла и протекала русская революция, в других странах, в совершенно нерусском мире никогда не будут развиваться тем же образом. И потому столь мало повторяемы вне России как отношения между вождями и рядовыми товарищами, так и отношения партии и масс, которые в России были следствием ее условий. Революция находит здесь совершенно другие отношения, другие обстоятельства, другой человеческий материал, который она должна своей силой лепить и формировать". И далее нелицеприятная оценка Роланд-Хольст гегемонистских притязаний "русских товарищей" в международном коммунистическом движении: "Но если это верно, то столь же верно, что и большая сила индивидуальности западного пролетария, его большая потребность в коллективном и личном определении своей судьбы должны внести корректив в слишком большую склонность русских товарищей делать свой опыт и действия, свою страну, народ и прошлое главной линией интернационального движения"⁴⁶ .

Разумеется, это выступление "западного коммунизма" не могло остаться без ответа со стороны оскорбленных в лучших чувствах "русских товарищей", прежде всего председателя ИККИ Григория Зиновьева. На V Всемирном конгрессе Коминтерна (17 июня - 8 июля 1924), первом форуме коммунистов без Ленина, Зиновьев разразился гневной

стр. 101

отповедью сразу и поборникам "западного марксизма", и сторонникам "западного коммунизма". Со свойственными ему бестактностью и амбициозностью он провозгласил необходимость тотальной "большевизации" западных компартий: "Если мы не только на словах следуем учению Ленина, если мы хотим создать настоящий ленинский Коммунистический Интернационал, если резолюция о большевизации партий не пустая фраза, тогда мы должны искоренить все следы пережитков социал-демократизма, федерализма, "автономии" и т.д."⁴⁷ . Словом, никакого разброда и шатаний, железный централизм. Как говорил величайший отечественный философ Козьма Прутков, "не наше дело подражать Плинию, а наше дело выравнивать линию".

Именно при таком руководителе с такими аспирациями и в такой политической атмосфере Рихард Зорге в декабре 1924 года вошел в невзрачное четырехэтажное здание на Моховой, рядом с Кремлем, где тогда помещался ИККИ. Сперва, после учреждения, он занимал дом N 5 по Денежному переулку на Арбате, где прежде располагалось посольство Италии. Но Зиновьеву недолго оставалось командовать мировой революцией. 25 июня 1926 года Сталин в письме Молотову, Бухарину, Рыкову и другим заявил, что "группа Зиновьева, имеющая сильные позиции в ИККИ, является сейчас наиболее вредной", и предложил нанести по ней удар на пленуме ЦК ВКП(б) и вывести Зиновьева из Политбюро. При этом Сталин, как всегда, просчитал наперед все: "Возможно, что после этого Зиновьев подаст в отставку по ИККИ. Мы должны ее принять. Во всяком случае, после вывода из Политбюро Зиновьев уже не может быть Председателем ИККИ. Это поймут все секции и сделают сами необходимый вывод. Тогда мы перейдем от системы председателя к системе секретариата в ИККИ. Это будет разоружением группы Зиновьева"⁴⁸ .

Операция по элиминации Зиновьева прошла успешно, и 20 декабря 1926 года на заседании Президиума ИККИ был утвержден представленный 17 декабря советской делегацией персональный состав Политсекретариата ИККИ. Его членами стали: Николай Бухарин, Осип Пятницкий, Дмитрий Мануильский, Отто Куусинен, Пальмиро Тольятти, Богумил Шмераль, Манабендра Нат Рой. Кандидатами в члены Политсекретариата стали Вячеслав Молотов, Соломон Лозовский, Майкл Мэрфи и Жюль Эмбер-Дро. В роли фактического политического руководителя Коминтерна, его идейного лидера утвердился Николай Бухарин. С его появлением и присутствием на Моховой, в здании ИККИ, началась новая глава в умственной деятельности теоретика и политика Рихарда Зорге.

Продолжение в следующем номере

Примечания.

¹ См. в этой связи: Земляной С. Поэзия и правда в жизни Сергея Есенина // Штрихи к портрету минувшего века. - М., 2004. С. 218 - 259.

² Рихард Зорге. Тюремные записки. С. 552.

³ Дикин Ф., Стори Г. Дело Рихарда Зорге. С. 14.

⁴ Роза Люксембург. Накопление капитала. В популярном изложении для рабочих Р. И. Зорге. - Харьков, 1924. С. 76.

⁵ Ленин В. Полн. собр. соч. - Т.4. С. 86 - 87.

⁶ Люксембург Р. О социализме и русской революции: Избранные статьи, речи, письма. - М., 1991. С. 209.

⁷ Лукач Г. Изменение функций исторического материализма. // История и классовое сознание. - М., 2003. С. 303 - 331.

⁸ Там же. С. 212 - 213.

⁹ Дмитриев А. Марксизм без пролетариата. С. 225.

¹⁰ Sorge R.I. Rоsa Luxemburg's, Akkumulation des Kapitals. Solingen, 1922; Роза Люксембург. Накопление капитала. Популярное изложение Р. И. Зорге. - Харьков, 1924.

¹¹ Лукач Г. История и классовое сознание. Исследования по марксистской диалектике. - М., 2003. С. 128 и далее; с. 3 и далее.

¹² Nettl Р. Rosa Luxemburg. - Koeln-B., 1967. S. 754 - 755.

¹³ Sternberg F. Der Imperialismus. - B., 1926; Grossman H. Das Akkumulations und Zusammenbruchsgesetz des kapitalistischen Systems. - Lpz., 1929.

¹⁴ Георгиев Ю. Рихард Зорге. С. 14.

¹⁵ Указ. соч. С. 7.

¹⁶ Зорге Р. Указ. соч. С. 49 - 50.

¹⁷ Там же. С. 13 - 14.

¹⁸ Там же. С. 53.

¹⁹ Там же. С. 68.

²⁰ Там же. С. 54, 64.

²¹ Там же. С. 60.

²² Там же. С. 54.

²³ Цит. по: Дикин Ф., Стори Г. Дело Рихарда Зорге. С. 183. Для оценки дистанции, которая отделяет предложенную Зорге категорию "перманентной экспансии", от соответствующего понятия в частных науках, стоит привести политэкономическое определение экспансии, данное Николаем Бухариным: "Корни капиталистической экспансии определяются и условиями покупки, и условиями самого процесса производства, и условиями продажи. Этому соответствуют, в общем, три проблемы: проблема рынков сырья и рабочей силы; проблема новых сфер вложения капитала, наконец, проблема рынков сбыта. Резервуар некапиталистических хозяйственных форм, в особенности отдаленных от центров развитого капитализма, является главным притягательным моментом именно потому, что как раз здесь обеспечивается (даже при условии высоких издержек транспорта) максимальная прибыль. Получение колониальной "сверхприбыли" объясняет нам направление капиталистической экспансии. Это вовсе не означает, что борьба идет и может идти только по этой линии. Наоборот, чем дальше, тем больше (при условии существования капитализма, разумеется) она будет переходить в борьбу и за капиталистические центры. И тут главным является движение прибыли (например, соединение французского железа с рурским углем обеспечивает громадное возрастание прибыли". См.: Бухарин Н. Империализм и накопление капитала // Под знаменем марксизма. - 1924, N 8 - 9. С. 154 - 155.

²⁴ Зорге Р. Указ. соч. С. 62.

²⁵ Зорге Р. Статьи. Корреспонденции. Рецензии. - М., 1971. С. 45.

²⁶ Бухарин Н. Империализм и накопление капитала // Под знаменем марксизма. - 1924, N 8 - 9. С. 53.

²⁷ Бухарин Н. Империализм и накопление капитала // Под знаменем марксизма. - 1925, N 3. С. 151.

²⁸ Зорге Р. Указ. соч. С. 16.

²⁹ Там же. С. 19.

³⁰ Там же. С. 21.

³¹ Там же. С. 5.

³² Там же.

³³ Преображенский Е. Основной закон социалистического накопления // Вестник Коммунистической Академии. - 1924, N 8 и следующие.

³⁴ Преображенский Е. Основной закон социалистического накопления // Пути развития: дискуссии 20-х годов. - Л., 1990. С. 104.

³⁵ Там же. С. 89 - 90.

³⁶ Там же. С. 59.

³⁷ См.: pbd.rian.ru/society/20050525/40411122.html.

³⁸ Зорге Ика. Кризис германского хозяйства и план Дауэса // Большевик - 1926, N 5. С. 66.

³⁹ Там же. С. 67 - 68.

⁴⁰ Там же. С. 69.

⁴¹ Зорге Ика. Восемь месяцев "стабилизации" мирового хозяйства // Коммунистический интернационал. - 1925, N 5. С. 47 - 61.

⁴² Sonter R. Werner Sombart. Hochkapitalimus // Unter dem Banner des Marxismus. - 1929, N 4.

⁴³ Зонтер Р. Дипломатия доллара // Коммунистический Интернационал. - 1927, N 48; Зорге Р. Статьи. Корреспонденции. Рецензии. - М., 1971. С. 55 - 60.

⁴⁴ Зонтер Р. Империализм нефти // Коммунистический Интернационал. - 1927, N 29.

⁴⁵ Зонтер Р. Пан-Европа // Коммунистический Интернационал. - 1926, N 9.

⁴⁶ Kommunismus. 1921, Jg.2, H.15. S.208 - 209; см. также: Дмитриев А. Марксизм без пролетариата. С. 181.

⁴⁷ Пятый всемирный Конгресс Коминтерна. Стенографический отчет. Часть 1. - М. -Л., 1925. С. 90.

⁴⁸ Письма Сталина Молотову. 1925 - 1936. - М., 1995. С. 73.

Permanent link to this publication: