C.K. Webster. The foreign policy of Castlereagh. 1815 - 1822. Britain and the European alliance. London. 1925

Harold Temperley. The foreign policy of Conning 1822 - 1827. London 1925.

Среди новинок английской исторической литературы особой группой выделяются работы по истории британской внешней политики. Несколько наспех составлен и в свет выпущен коллективный труд "The Combridge history of British foreign policy 1783 - 1919" (три тома, 1921 - 1923 гг.), по качеству очень неровный: рядом со статьями значительной ценности немало в нем слабых и даже, особенно там, где дело касается англо-китайских и колониальных отношений, искаженных такой джингоистской тенденциозностью, которая выходит за пределы не только научно-литературной добросовестности, но и простого здравого смысла. Для русского историка особый интерес в этой литературе представляет подробная проработка участия Великобритании в международных делах первой четверти XIX века, выполненная несколькими английскими историками.

Во главе этих работ стоят труды Элисона Филиппса, который дал еще в 1907 году содержательный очерк "эпохи конгрессов" для X тома Кэмбриджской "Modern History", а в 1914 - монографию "The Confederation of Europe, a study of the European Alliance". По его следам идут Вебстер и Темперлей. Вебстер выступил в 1919 г. с этюдом о "Венском конгрессе", затем издал очень ценный сборник документов ("British diplomacy") и дал очерк британской политики в 1813 -1815 гг. для упомянутой Кэмбриджской истории британской внешней политики. Оба они, после ряда специальных статей по отдельным вопросам в "English "Historical Review", подвели итог своей исследовательской работе в монографиях о политике Кэстльри и Каннинга, продолжающих одна другую, и в общем, согласованных, при некотором расхождении в оценке своих "героев".

Оба автора - "твердые тори" настолько "твердые", что до сих пор не могут простить Александру I "заигрывания с вигами". И книги их представляют интерес не только для истории внешней политики, но также для внутренней истории Англии того периода, когда нарастает политическое влияние представителей торгового капитала, усиленно проникавших в нижнюю палату прямой покупкой депутатских мандатов, и заставляло считаться с собой землевладельческую олигархию, стоявшую у власти. Кэстльри, в изображении Вебстера, выступая в роли министра, который в эпоху острого значения экономических и финансовых вопросов проявлял в них "самую крайнюю неосведомленность", а внешнюю политику вел наперекор основным настроениям общественной массы, проникнутой повышенным интересом к колониальным и морским делам, но весьма равнодушной к участию Англии в делах европейского континента, поскольку они не задевали непосредственных выгод английской коммерции и колониальных владений вел свою политику активнейшего вмешательства в общеевропейские дела, опираясь на дипломатический аппарат из "твердых тори", а парламент ловко поддерживал в неосведомленности о ходе и планах этой политики и сплошь да рядом сбивал с толку заведомо ложными сообщениями. Вебстер любуется этой политической игрой и потому раскрывает ее документально и обстоятельно. Такая "игра" была возможна в течение нескольких лет, благодаря устойчивости консервативного правительства под влиянием охватившего правящие классы Англии страха перед угрозой радикально-буржуазной революции, на подобие французской, и новыми внешними опасностями, на подобие пережитых в период борьбы с Наполеоном; ничтожная роль парламента, медленно перерождавшегося в десятилетиях подготовки парламентской реформы, и усиление монархической власти, казавшейся необходимым центром обороны против внешнего нашествия и внутренней революции, давали торийскому министерству такую "свободу действий". К тому же противоречие между политикой Кэстльри и общест-

венными настроениями Англии, подчеркнутое Вебстером, представляется в его же изложении, весьма и весьма относительным. Политика эта преследовала цели существенные для интересов торговой Англии. Ее морские и колониальные интересы обеспечены договорами с Францией и Нидерландами независимо от деяний Венского конгресса и постоянно выделяются как вопросы, не подлежащие решению конгрессов. Что же касается до активного участия в делах континента, то цель его - не допустить об'единения Европы в такой комбинации ее сил, которая стала бы для Англии столь же опасной, как была Наполеоновская империя.

Реальную угрозу "свободе Европы" Кэстльри видит в союзе России и Франции, да еще подкрепленном "бурбонским союзом", франко-испанским, и на устранение этого призрака направляет все усилия; гарантию "устойчивости континента" и общего мира он ищет в "укреплении центральной Европы", в создании "сильной Германии", как противовеса зараз и России, и Франции, и потому хлопочет о примирении и сближении Австрии с Пруссией, посредничая для устранения их антагонизма: "европейское равновесие" для Кэстльри вполне реальное условие для обеспечения преобладания Англии в делах внеевропейских и решительного влияния на европейские отношения.

Подробное изложение Вебстером английской политики на Ближнем Востоке выясняет новыми подробностями весьма характерными, постепенную подготовку английских тори, покровителей султана, к неизбежному признанию независимой Греции, а глава об англо-американских отношениях - такой же переход к признанию южно-американских колоний под давлением интересов английской торговли и соперничества с Соединенными Штатами. Вебстер настаивает на ошибочности обычного противопоставления политики Кэстльри и Каннинга и даже утверждает, что, не умри Кэстльри в 1822 г., окончательное признание независимости испанских колоний произошло бы "много скорее", чем при Каннинге и при том в условиях, более выгодных для Англии по отношению к Соед. Штатам: обошлось бы без "доктрины Монроэ", будто бы спровоцированной Каннингом. Тут много "увлечения", но несомненна заслуга Вебстера в выяснении, что дело не в Кэстльри и не в Каннинге, что колебания и сдвиги во внешней политике Англии обусловлены выходом ее на более широкие пути мировой торговли с крушением прежней системы "навигационных актов", разбитой образованием нового света, как самостоятельной экономической и политической мировой силы. И в связи с этим любопытно у Вебстера приспособление партии ториев к новой для них роли партии буржуазных консерваторов, приобретающих все большую гибкость в подчинении своей политики очередным требованиям момента. Эта эволюция торизма еще ярче выступает в деятельности Каннинга.

Книга Темперлея о Каннинге написана много живее, талантливее, чем труд Вебстера. Некоторая наивность суждений, свойственная торийскому историку, спасается перед читателем своеобразным английским юмором изложения. Каннинг-тори, но тори новой школы, переживший ряд конфликтов с Кэстльри из-за недостаточно "национальной", - слишком "европейской" политики этого последнего. Министр из адвокатов, "выскочка" без связей в аристократической среде ториев, проводник буржуазной политики, Каннинг - отнюдь не демократ. Его политический идеал - буржуазная конституционная монархия. Обреченность старой олигархии ему ясна: "государь, говорил он Георгу IV, ваш отец сломил господство вигов, и я надеюсь, что и вы не станете терпеть господство ториев". Но он противник парламентской реформы, которая приведет к "простой демократии" и победе "духа революции"; он - консерватор, программа которого в обслуживании интересов "средних классов" национальным правительством из короля, лордов и общин, трех "сдержек", охраняющих Англию и от демократического радикализма, и от "простого деспотизма". Каннинг далек от признания парламентского большинства выразителем "народной воли", но ведет свою политику, опираясь на нижнюю палату, которую умеет вести за собой: эта опора ему необходима, так как ему приходилось проводить свою программу через ряд конфликтов с сочленами торийского министерства и с королевским двором.

Темперлей собрал большой материал для личной характеристики и биографии Каннинга, но его задача - иная: изучение на деятельности министра определенной эпохи в истории английской внешней политики. И ценность его книги в обилии фактического материала, обилии документальных цитат и широте охвата. Европейские международные отношения, которые и в русской, и в немецкой литературах рассматриваются обычно в суженном кругозоре европейских проблем, поставлены у Темперлея (как и у Вебстера) в надлежащую полную перспективу с учетом их связи с отношениями европейско-американскими на Тихом и Атлантическом океанах.

Борьба за колониальное наследство Испании между Америкой, Англией, Францией и Россией (о которой Темперлей замечает, что она была тогда из-за своих владений в Аляске "американской державой") и ее отражение на международных отношениях Европы в эпоху конгрессов - это та тема, которая придает труду Темперлея наибольшую научную свежесть, и этим он обязан детальному изучению политики Каннинга, который и сам заявлял, что "американские вопросы вне всякого сравнения важнее для нас, чем европейские". А среди "европейских вопросов" еще

Кэстльри поставил (в своей предсмертной инструкции Веллингтону по поводу Веронского конгресса) на первом месте по значению - Ближне-восточный. Каннинг долго разделял традиционную торийскую точку зрения, что Турция необходима "сильная и вооруженная", как сторож при проливах, пока затяжная греко-турецкая борьба не убедила его в роковом для старой Порты значении балканского кризиса. Тогда он проводит, в марте 1823 г., признание греков "воюющей стороной" (подготовленное еще Кэстльри). Этими основными темами определялись перипетии английской внешней политики в министерство Каннинга, его борьба с реставрацией Священного союза, уже сильно расшатанного в 1820 году, когда в Тротау возник, по мнению Темперлея, новый Священный Союз трех "деспотических и военных монархий": России, Австрии и Пруссии. С особым вниманием останавливается Темперлей на таких моментах, как англо-французское соглашение 1823 г., которым Франция, по отзыву Меттерниха, "изолирована от Священного Союза", и сближение с Россией по греческому вопросу, как завершение Европейской политики Каннинга - срывом пресловутой "системы конгрессов" и устранением на будущее время возможности ее возрождения. А в "американских делах" выясняет обстановку возникновения "доктрины Монрое", которую Каннинг, конечно, не провоцировал, но которую сделал возможной, как выясняет Темперлей, своим решительным противодействием покушению Западно-европейских держав на вооруженную интервенцию в Южной Центральной Америке. Каннинг сам расценивал эту политику свою, как "восстановление равновесия" противопоставлением Старому Свету - Нового, и считал, что его задача "больше коммерческая, чем политическая" решена в пользу Англии и ее мирового значения, как главной силы в морской торговле.

Эпоха, столь существенная в истории так же русской внешней политики, получила в трудах Вебстера и Темперлея, как и сама политика России, новое и широкое освещение. Их данные должны войти в инвентарь русской истории.

Publisher:

Permanent link for scientific papers (for citations):

Comments: