Академик Н. Державин

I

Историческая наука у славянских народов родилась вместе с развитием капитализма и зарождением национальной буржуазии, в условиях напряженной борьбы этих народов за свое национально-политическое освобождение. В этой борьбе историческая наука играла крупную роль. Блестящими примерами в этом смысле могут служить исторические труды Добровского, Шафарика, Коллара, Палацкого - у чехов; труды Раича, Джулинаца и др., но особенно Вука Караджича - у сербов; Кукульевич-Сакцинского, Франца Рачкого - у хорватов; знаменитая "История словеноболгарская" Паисия - у болгар; труды Нарушевича, и его школы - у поляков.

На всех этих трудах лежит в большей или меньшей степени яркая печать национализма, национального пафоса и патриотизма, представляющие собой отражение в науке национально-освободительных устремлений своего времени. Внимание историков сосредоточивалось преимущественно на страницах славного исторического прошлого родного народа, носителем которого они считали, однако, не сам народ, не трудящиеся массы, а его командные классы в лице царей, королей и князей, в том числе и князей церкви - патриархов и епископов. Это была прежде всего история высших классов, не выходившая за рамки простых биографий и повествований о царских походах, об их войнах и битвах, о победах и поражениях. Народ оставался в стороне, на вторых ролях. В понимании историков эпохи зарождения исторического знания у славян, не народ делал историю, а высшие классы - в лице своих царей и королей, - и эти же классы создавали славу народа в его историческом прошлом.

Эти тенденции остаются в силе в буржуазной историографии всех славянских народов вплоть до настоящего дня. Таковы, например, исторические труды хорватского историка Шишича, сербского историка Станое Станоевича, болгарского историка В. Н. Златарского и др. Но особенно сильны эти тенденции в трудах так называемой Краковской исторической школы, представляющей в науке идеологию галицийского "юнкерства" и игравшей в польской исторической науке еще до недавнего времени ведущую роль¹ . Однако влияние успехов западноевропейской буржуазной науки, с одной стороны, и обострение внутренних классовых противоречий - с другой, заставили буржуазных историков, отказавшихся от какой бы то ни было романтики, заняться специально экономическими проблемами истории. Этим проблемам сейчас у всех славянских народов уделяется довольно серьезное внимание.

Что же касается метода исторических исследований, то он попрежнему остается идеалистическим и метафизическим. В исторической науке у славян, как, между прочим, и в лингвистике и в литературоведении, господствует филологический формализм, характерный для всей буржуазной исторической науки на Западе. Сущность этого филологического направления, или "метода", как оно обычно называется в буржуазной науке, заключается в том, что исследователь имеет в центре своего внимания в качестве основного объекта исследования древний текстовый памятник или документ. Палеографическое и филологическое обследование этого памятника в це-

лях определения его языка, редакции и подлинности составляет для исследователя основную и конечную задачу. Это так называемая филологическая критика.

Такая работа имеет, конечно, огромное значение и для языковеда, и для литературоведа, и для историка. Однако сама по себе эта предварительная работа над источником, весьма кропотливая и сложная, требующая специальных познаний и технических навыков, не представляет еще собой ни лингвистики, ни литературоведения, ни истории. Подлинная наука начинается с того момента, когда документ прошел названную выше предварительную лабораторно-филологическую обработку.

Иначе обстоит дело в буржуазной науке. Здесь филологической критикой подменяется подлинная наука. Соответственно с этим типажным для буржуазной науки лингвистическим исследованием является палеографическое обследование памятника, в результате чего устанавливаются время написания памятника и его национальная (по языку) принадлежность. Типичным литературоведческим исследованием для буржуазной науки являются сравнительное изучение списков памятника, установление исходной редакции, определение данной редакции сравнительно с прочими в смысле характерных для нее композиции и тематического или сюжетного содержания, определение времена происхождения памятника и в отдельных случаях и его автора, если памятник безыменный. Но главное, чем характеризуется в данном случае буржуазная наука, - это тем, что она изучает памятник, в полном отрыве его от окружающей жизни, от социальной среды, отражением которой данный памятник является. Исследователь и наука замкнулись в памятнике и перестали видеть что бы то ни было, лежащее за пределами текста и грамматической формы. Даже такой крупный представитель славянской филологии, как Вотрослав Ягич, не избег этой участи. Начав свои славяноведные изучения в тесной увязке с широким культурно-национально-освободительным движением своей родной, хорватской общественности 60-х годов, впоследствии он стал враждебно относиться ко всякого рода общению науки с политикой, настойчиво убегая в ученый "объективизм" от запросов живой жизни. Такое поведение представляет собою, конечно, не что иное, как ту же политику, но политику примиренчески-оппортунистического толка. Это и есть тот филологический формализм, которым характеризуется современная филологическая наука на Западе и который оказал свое влияние и на историческую науку у славян.

Блестящим представителем этого, направления в исторической науке является уже названный выше болгарский историк - проф. В. Н. Златарский. Прекрасный знаток материала, образцовый филолог, он дал в своем капитальном труде "История на Бълкарската държава през средните векове" этичный для буржуазно-исторической науки идеалистический и метафизический труд, в котором чисто субъективный анализ внутренней взаимообусловленности и взаимосвязи событий без какой бы то ни было увязки их с основными движущими силами исторического процесса доведен им до виртуозного мастерства. В подобного рода трудах буржуазных ученых история трактуется обыкновенно как ряд чисто количественных изменений в рамках "непрерывной эволюции", что в конечном счете приводит исследователя к механистическому истолкованию исторического процесса. Вполне понятно, что это истолкование не только не вскрывает подлинной исторической действительности, но заведомо искажает ее, и притом искажает в интересах господствующих классов.

II

В связи с изложенными выше фактами, характеризующими современное положение исторической науки на славянском Западе, перед советской наукой в области изучения истории славянских народов открываются широчайшие перспективы как в смысле коренного методологического пересмотра всего огромного наследия буржуазной науки, так и в смысле коренной переработки основных проблем истории славянских народов в соответствии с задачами передовой марксистско-ленинской науки.

"Славянский мир" интересует нас не какой-либо своей, не существующей фактически, специфической расовой изолированностью, не какой-либо отмежеванностью в процессе своего культурно-исторического развития от прочих народов мира: он интересует нас с точки зрения развития тех же основных этапов социального процесса, какие в равной мере общи всем без исключения народам мира. Так называемый

славянский мир - это один из своеобразных по языку и особенностям национального культурно-исторического развития участков единого общеевропейского фронта народов. Если мы говорим о "славянском мире" и об истории отдельных народов этого "мира", то этим самым мы вовсе не противопоставляем их какому-либо иному "миру" или иной "культуре", как нечто "исключительное", а ставим их рядом друг с другом, как равноправные народы в общей семье народов Европы и мира.

"Ни одной привилегии ни для одной нации, ни для одного языка! Ни малейшего притеснения, ни малейшей несправедливости к национальному меньшинству! - вот принцип рабочей демократии", - писал Ленин 10 мая 1913 г. в "Правде"² .

Во имя этих основных принципов, во имя защиты интересов прогрессивного культурного и социально-экономического развития отдельных народов, равноправных во всех отношениях членов великой общечеловеческой семьи, во имя всемерной защиты свободы и прав народов в деле их хозяйственного и культурного национального развития мы относимся непримиримо враждебно ко всяким теориям расовой исключительности, ко всяким националистически-шовинистическим тенденциям и великодержавному панславизму, ко всяким попыткам отмежевать "славянский мир" в какую-то особую, замкнутую в себе культурно-историческую единицу, имеющую какие-то специфические задачи в общей семье народов мира, каких не имеют другие народы.

Объединение всех славянских народов в целях самообороны против наступающего на него кровожадного фашизма нами, безусловно, приветствуется как важнейшая политическая задача, диктуемая нависшею над славянскими народами угрозой самому их существованию со стороны фашистского зверья.

Объединение вокруг Советского Союза всех братских славянских народов, как вокруг своей мощной опоры в борьбе с злейшим врагом и насильником славянства - кровавым фашизмом, - диктует советской исторической науке в качестве важнейшей очередной задачи всемерное содействие делу сплочения и укрепления единого международного фронта всех славянских народов для решительной борьбы до полного разгрома и уничтожения гитлеризма. Советская историческая наука окажет тем самым свою помощь героической Красной Армии и всему передовому человечеству в деле борьбы с гитлеровскими кровожадными полчищами.

Советская историческая наука, особенно за последний год, проделала большую работу по изучению истории славянских народов. Созданный в Институте истории Академии наук СССР сектор славяноведения и научные сотрудники университетов разработали ряд важнейших проблем истории славянства. Однако еще более крупные задачи стоят сейчас перед учеными, занимающимися этими проблемами.

Филологическому формализму, идеализму и метафизике советская историческая наука противопоставляет исторический материализм, марксистскую диалектику.

В распоряжении советской науки имеется и ряд достижений, среди которых мы отметим здесь одно, представляющее собой исключительное значение для истории, - это яфетическая теория акад. Н. Я. Марра.

Установленный акад. Марром принцип единства глоттогенического и этногенического процесса, т. е. единства процесса языкового развития человечества во всем мире, а равно и его открытия в области лингвистической палеонтологии нанесли решительный удар господствующей до сих пор в буржуазной науке так называемой индо-европейской теории в языкознании. Основные положения этой теории из языкознания вошли в историю, литературоведение, этнографию и в фольклор как установленные и общепризнанные на Западе принципы науки. Теория общего праязыка и общей прародины для каждой группы языков и народов привела к уродливым представлениям о развитии языка и культуры человечества, к изучению человечества в замкнутых, отмежеванных друг от друга группах родственных по языку народов. Необходимо отметить, что крупнейшие и наиболее авторитетные представители индоевропейской теории никогда не рассматривали общеиндо-европейский язык и его носителя - пранарод - как расово-монолитный народ и никогда не связывали представления о языке с представлением о расе, т. е. никогда не говорили об этих огромных языках-группах как языках расово отличных друг от друга народов. Тем не менее индо-европейская теория, несомненно, послужила благодарной почвой для выращивания на ней великодержавных тенденций и расовых теорий.

Индо-европейские языки и народы, или, по немецкой терминологии, индо-германские языки и народы, а по фашистской терминологии, - арийские народы, стали фашистами рассматриваться как наиболее передовой, совершенный, одаренный и полноценный по своей культуре и культурности расовый тип, которому должны принадлежать мировое владычество и господство над всеми прочими народами. Конечно, сама по себе индо-европейская теория со всеми своими огромными достижениями в области сравнительного изучения индо-европейских языков (индийский, иранский, армянский, греческий, литовский и славянский, латинский и романский, кельтский, германский) неповинна в этой фашистской фальсификации и использовании ее данных для расистской теории. Все же в основных принципах своих теоретических построений она стоит в резком противоречии с огромными достижениями марксистской науки об обществе и развитии культуры мирового человечества. На этих достижениях выросло новое учение о языке акад. Марра, вкорне подрывающее расистскую теорию немецких фашистов.

III

Какие же основные проблемы стоят сейчас перед нами в области изучения истории славянских народов? Прежде всего - труднейшая проблема этногенеза славянских народов. Труднейшая в силу своей сложности: она носит комплексный характер и представляет собой одновременно и историческую, и этнографическую, и лингвистическую, и философскую, и политическую проблему. Она проблема историческая, поскольку в своих построениях опирается на исторический материал; она проблема этнографическая, поскольку в основе своей имеет дело с вопросом происхождения народа; она же и проблема лингвистическая, поскольку этногенез всякого народа тесно связан с процессом становления его языка, и, наконец, в целом она проблема политическая, поскольку основным объектом своего изучения имеет народ, выступающий на арену исторической жизни в обстановке международного окружения и взаимосвязей.

Проблема эта имеет обширную литературу и обстоятельно разработана в деталях. Но эта разработка, построенная в основном на миграционной теории, органически вытекающей из индо-европейской теории общеславянской прародины и праязыка, носят чисто идеалистический и метафизический характер, а потому нуждается в коренном пересмотре на основе марксистской материалистической диалектики, т. е. нуждается в полном разрушении и в перестройке сверху донизу. Этого требуют от нас интересы подлинной марксистской науки, интересы борьбы с расовыми теориями фашистских фальсификаторов истории.

В тесной связи с проблемой этногенеза славян стоят проблема - первобытно-родового строя у славян и славянской общины в древнейшее время, продолжающей и до сих пор еще кое-где у южных славян свое бытование в так называемой задруге. Несмотря на то что современная славянская задруга довольно хорошо представлена в трудах К. Иречека, К. Кедлеца, Пейскера, Бальцера, Марковича, Строгала, Бобчева и целого ряда русских ученых, тем не менее проблема древней славянской общины, ее строя, внутренних отношений и культуры до сих пор не разработана с надлежащей полнотой и состоятельностью ни у славян на Западе, ни в русской дореволюционной и советской науке. Изучение этой проблемы, должно привлечь внимание исследователя-слависта к истории византийского права, в частности к законодательной деятельности исаврийской династии, в так называемой эклоге 740 г. Льва III Исавра (717 - 741) и Константина V Копронима (741 - 775) и особенно к "земледельческому закону". В последнем усматривается наличность элементов славянского обычного права", характеризующих общинные отношения у балканских славян VII - VIII веков. Эта точка зрения, впервые высказанная д-ром Цахариэ фон Лингенталь в 1864 г.³ , была детально разработана в 1878 г. знаменитым византоведом акад. В. Василевским; в статье "Законодательство иконоборцев"⁴ . Точку зрения Василевского приняли выдающийся византиновед акад. Ф. И. Успенский⁵ и др. Противоположную позицию по этому вопросу занял византинист Б. А. Панченко. В 1904 г. вышло его исследование "Крестьянская собственность в Византии. Земледельческий закон и монастырские документы"⁶ , в котором автор вопреки точке зрения В. Василевского, пришел, к выводу, что в основе норм "земледельческого закона" лежат

лютая крестьянская собственность и личное хозяйство; что он охраняет не какие-либо права общины, но частную собственность и личную предприимчивость крестьянина; что аграрные отношения, по "крестьянскому закону", основаны на личной крестьянской собственности, рядом с которой существовала и неразделенная территория, находившаяся в коллективной собственности села, и т. д.

Несмотря на то что точка зрения Б. А. Панченко была критически рассмотрена и отвергнута уже в 1909 г. болгарским византинистом проф. Мутафчиевым⁷ , этот разнобой мнений ставит перед советской наукой настоятельную необходимость критического пересмотра этой проблемы во всем ее объеме.

Изучение славянского первобытно-родового строя важно, в частности, в том отношении, что оно поможет нам правильнее подойти к разрешению проблемы образования и развития феодальных отношений у славянских народов, проблемы, которая до сих пор остается или вовсе нетронутой в славянской историографии или если в разрешаемой, то в духе самой примитивной, антинаучной, дилетантской кустарщины. Характерное для буржуазной науки непонимание внутренней сущности феодализма как особой социально-экономической формации приводит славянских историков только лишь к чисто внешним описаниям фактов экономической истории. Так, например, основоположник чешской исторической науки Фр. Палацкий, останавливаясь перед целым рядом фактов разложения родового строя и формирования новых общественных отношений у чешского народа, приходит к выводу, что феодализм представляет собой явление, не развившееся органически на чешской почве, а занесенное сюда извне, из Германии.

Огромное место в истории всех славянских народов - южных, западных и восточных - занимает Византия. Изучение славянско-византийских отношений начиная с древнейших времен и вплоть до падения Константинополя в XV в. (1453) составляет одну из основных проблем нашей исторической науки. В истории Восточноримской империи славяне, как известно, играли роль тарана, который нанес сокрушительный удар по ее мировому могуществу, но вместе с тем Византия не только дала всем славянам, в том числе и западным, христианский культ на родном для них языке и первые начатки науки, искусства и литературы, но и наложила печать своей культуры и просвещения на все дальнейшее развитие восточных и южных славян. У западных славян византийское влияние очень рано, уже в конце IX в., пришло в столкновение с агрессивной римско-германской культурой, но окончательно сдало свои позиции только в XI в., с ликвидацией в 1097 г. последнего его оплота - Сазавского славянского монастыря.

Совершенно не разработанной или разработанной крайне поверхностно и неудовлетворительно в славянской исторической науке до сих пор остается проблема образования первых государственных объединений у южных и западных славян: попрежнему здесь господствуют или "варяги" в лице какого-нибудь болгаро-турко-татарина Аспаруха, или франкского купца Само у чехов, или же, еще проще, некий неуловимый "дух" с весьма явственным национал-шовинистическим ароматом. Сербский историк Станое Станоевич в своей "Истории сербского народа", вышедшей 2-м изданием в 1910 г. (Белград), обнаружил полное бессилие сколько-нибудь удовлетворительно объяснить образование из разрозненных славянских племен единого сербского народа, и сербской государственности. Он не умеет даже наметить подлинных путей этого процесса и склонен видеть их, с одной стороны, в благоприятном географическом положении сербского племени сравнительно с другими родственными племенами, а с другой, - в его преимущественных физических и интеллектуальных способностях⁸ . К. Иречек отмахнулся от этих вопросов ссылкой на Дюммлера, ограничившись констатированием факта - der Name der Serben wurde langsam ein Gesamtname fur die Nachbarstamme⁹ (имя сербов стало постепенно сводным именем для соседних племен).

Нисколько не улучшил положения вещей и Ф. Шишич, автор "Истории хорватов", вышедшей в Загребе в 1925 году. Он не сомневается, что в начале IX в., когда в древних источниках выступает только общее имя народа - "славяне", - уже существовали отдельные племенные имена - "хорваты и сербы". Но с его точки зрения они вступили на историческую сцену только вместе с образованием политических, областей. Случилось так, замечает автор, что один и тот же народ, вначале известный у источников под именем славян, стал группироваться вокруг двух пле-

менных имен - "хорватов и сербов", - а впоследствии, по мере роста политической мощи того или иного, политическое имя каждого из них охватывало то больший, то меньший простор¹⁰ .

Особенный интерес представляет собой история западной группы славянских народов, т. е. полабских и прибалтийских славян. Положительные исторические свидетельства, говорят о том, что в VI столетии нашей эры славяне занимали всю современную Восточную Германию вплоть до средней Эльбы (Лабы) и ее югозападного притока Заалы, где славяне под именем мугилонов отмечены уже географом Страбоном в I в. до н. э. и нашей эры. В VI - VII вв. славяне распространялись и значительно далее на запад от Эльбы, о чем свидетельствует, в частности, установленная Карлом Великим в 805 г. так называемая limes sorabicus (сербская граница), проходившая западнее реки Эльбы. Отдельные славянские колонии под именем "sclavi" фигурируют в источниках далеко на запад от названной границы, вплоть до реки Рейна. Город Гамбург в источниках IX в. называется "civitas sclavorum" (город славян); о нем говорится, что он находился in confinibus sclavorum et danorum atque saxorum (по соседству с славянами, датчанами и саксами). Компактное славянское население простиралось здесь вплоть до линии Киль - Неймюнстер - р. Альстра - Гамбург - Магдебург и т. д. У Люнебурга его компактное население переходило на левый берег Эльбы. Соседний с городом Люнебургом район реки Йетцель (сл. Йесна), населенный некогда славянским племенем древане, сохранял свое славянское население вплоть до XVIII в. и до сих пор носит у немцев название "Drawehn и Wendland", т. е. "земля вендов", а вендами немцы называют славян.

Далее на юг западная граница отчасти компактного, отчасти разреженного славянского населения охватывала район г. Магдебурга и бассейн р. Салы с городами Галле, Мерзебург, Иена, Эрфурт, Гота и далее на запад, вплоть до городов Геттингена, Герсфельда, Фульда, Бамберга, Неримберга и Донауворта в верховьях Дуная. Мы располагаем богатейшими источниками X, XI, XII и XIII вв., которые совершенно ясно рисуют славянский облик населения указанной выше обширной территории современной Германии. При этом надо отметить, что население это не носило спорадического характера, не было вкраплено среди какого-либо иноязычного этнографического элемента, а представляло собой кассовое, количественно весьма значительное население, что давало основания баварскому географу IX в. говорить о нем: "Non sunt nati, sed seminati"; другими словами: своею численностью славяне производили на этого автора впечатление, что они не родятся, а как бы вырастают путем посева.

Это сплошное славянское население на территории нынешней Восточной Германии распадалось на четыре основные группы: 1) огромную область сербов, кольцом охватывавшую с запада, севера (Судетские горы) и востока группу чешских племен; 2) область ободричей у нижней Эльбы; 3) область лютичей к востоку от ободричей вплоть до р. Одры; 4) область поморян между реками Одрой и Вислой.

Тысячу лет тому назад, при ближайших преемниках Карла Великого (742 - 814) - Генрихе I (876 - 912) и Отгоне I (936 - 973), - впервые широким фронтом развертывается решительное наступление немецких завоевателей на Восток - на полабских и прибалтийских славян, - то наступление, которое известно в мировой науке и политике как немецкий Drang nach Osten. В результате этого наступления, сопровождавшегося неслыханными зверствами и жестокостью, уже во второй половине XII в. все ободричи, лютичи и поморяне подпали под немецкое иго, что было связано для них не только с утратой политической независимости, но и с потерей национальности. Самооборона славянских народов, живших дальше на востоке, против наступавшего на них немецкого хищника отмечена целым рядом знаменитых героических эпизодов, вроде Ледового побоища (1242) и Грюнвальдской битвы (1410).

История группы чешских славянских племен, оказавшихся на наших глазах первой жертвой неслыханного в истории фашистского разбоя, уже начиная с VII в. н. э., т. е. с образования первого западнославянского государства Само, и вплоть до настоящего дня представляет непрерывную борьбу народов Чехословакии в защиту своей политической независимости и национального самосохранения, против наступления немецких варваров. В результате этой многовековой борьбы Чехия, как и Польша, постепенно наводняется немецкими колонистами, которые с древнейших времен

начинают вносить в общественную, экономическую и культурную жизнь чешского и польского народов разлагающий элемент германизации.

Сложные чешско-немецкие национальные взаимоотношения связаны именно с немецкой колонизацией. Без понимания этой проблемы не могут быть поняты надлежащим образом и специфические особенности чешского исторического процесса. Если к сказанному мы прибавим наступательную политику австро-германского блока на Ближнем Востоке и в славянских странах Балканского полуострова - в Сербии и Болгарии - начиная со второй половины XIX в., мы получим комплекс сложных исторических событий, выдвигающих в целом огромную историческую проблему славяно-германских отношений. Разрешить эту проблему во всей ее сложности и надлежащей полноте может только советская наука.

Исключительный интерес для советской науки представляют религиозно-рационалистические движения в славянских странах - начиная с так называемого "богомильского" движения у болгар, хорватов и сербов (X в.) и кончая гуситскими войнами и реформацией у западных славян (XV в.).

Гуситские войны - это величественная эпопея борьбы угнетенного чешского народа за свое национальное раскрепощение. Чешская буржуазная наука, уделяющая всегда гуситским войнам и гуситскому движению исключительное внимание, совершенно основательно рассматривает гуситское движение как один из важнейших, моментов чешской национальной истории. Начиная с эпохи чешского национального возрождения в начале XIX в. в чешской истории, литературе, искусстве никогда не ослабевал интерес к этой героической эпопее чешского народа. Гус и гуситство в национальной чешской истории были теми страницами, в которых чешская национальная интеллигенция всегда брала лозунги в борьбе за освобождение чешского народа*. Однако ко всем работам чешских буржуазных историков, посвященным эпохе гуситских войн, с полным основанием могут быть применены слова Энгельса: "Ходячая историография уже достаточно затруднила нам, особенно в Германии, понимание великой исторической роли борьбы классов, и нам нет ни малейшей надобности делать его совершенно невозможным, низводя историю этой борьбы на степень простого придатка к истории церкви"¹¹ . Представитель чешской революционной демократии знаменитый Карл Гавличек-Боровский (1821 - 1856) в одной из своих сатир, направленных против лицемерия буржуазии, едко высмеял стремление буржуазной науки представить гуситские войны как чисто религиозное движение.

"Из-за чего происходили гусистские войны?" - спрашивает автор и отвечает: "Ими должно было разрешить, вкушать ли божье тело с подливой или без подливы".

Завоевание османскими турками народов Балканского полуострова в XIV в. и ликвидация Византийской империи в XV в., открывшие перед турками свободную дорогу для распространения своих завоеваний далеко на север от Дуная и северного побережья Черного моря, служат важной вехой в истории славянских народов. На целый ряд веков они задержали и изуродовали естественный рост производительных сил народов полуострова, развитие национальной экономики, и национальной культуры. Турки отрезали черноморское и азовское побережья от русского народа, естественного владельца этих побережий, испокон веков исторически, экономически, политически связанного с ними. Они на целый ряд веков заперли для восточных и южных славян Черное море и тем самым лишили причерноморские народы кратчайшей и легчайшей связи с народами Средиземноморья, с их промышленностью и культурой. Будучи сами отсталыми в экономическом и культурном отношениях, турки задержали экономический и культурный рост подвластных им славянских народов, создав тем самым условия для превращения угнетенных славянских нардов полуострова в объект самой наглой со стороны западноевропейских промышленников и торговцев эксплоатации. Завоевание народов Балканского полуострова, Крыма, северного причерноморского и приазовского районов османскими турками представляет важнейшую проблему в истории славянских народов и заслуживает сугубого внимания советского историка как проблема славянско-турецких отношений в прошлом.

Зарождение капитализма и подъем национальной буржуазии у южных и западных славян в конце XVIII и начале XIX в. вызвали в славянских странах полу-

* "Табор" - наша программа" (Масарик).

острова и у западных славян широкое национально-освободительное движение. История национально-освободительного движения и национальных буржуазно-демократических революций у славян представляет широкий исторический интерес, выходящий далеко за пределы чисто местных национальных интересов. Поднять эту проблему настоящим образом может только советская наука, имеющая в своем распоряжении для ее разработки классическое руководство по национальному вопросу в трудах В. И. Ленина и И. В. Сталина.

История образования новых славянских государств после первой империалистической войны; борьба классов и рабочее движение в славянских странах в эпоху империализма и пролетарских революций; проблема национальных меньшинств в славянских странах; история крестьянских движений и крестьянских восстаний у славян начиная с древнейших времен и кончая современностью и т. д. - все эти вопросы остаются пока не освещенными в нашей науке.

Мы далеко не исчерпали всей проблематики, которая, с нашей точки зрения, в первую очередь может и должна привлечь к себе внимание советской науки в области истории славянских народов. Коллективный труд историков должен внести в наш перечень свои поправки и дополнения. Во всяком случае, и в своем настоящем виде, как предварительная, ориентировочная наметка основной проблематики по истории славянских народов, он достаточно ясно и убедительно говорит о том, какой огромный научный интерес и какую огромную актуальную значимость для советской науки представляет изучение истории славянских народов.

ЦИТИРОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА

¹ Подробнее см. в статье М. Джервиса "Польская историческая наука на VII международном, конгрессе историков (1933)". "Историк-марксист" за 1934 год. Кн. 2 (36).

² Ленин. Соч. Т. XVI, стр. 389.

³ Zachariae von Lingenthal Karl Eduard. Geschiehte des griechisch-romischen Rechts. 1864, 1892.

⁴ См. Журнал министерства народного просвещения (ЖМНПР). Октябрь 1878 года. Ч. 199-я, стр. 258, и ноябрь 1878 года. Ч. 200-я, стр. 95.

⁵ ЖМНПР за 1883 год. Ч. 225-я, ст. Ф. Успенского "К истории крестьянского землевладения в Византии".

⁶ "Известия русского археологического института в Константинополе". Т. IX. Выпуски 1 - 2.

⁷ См. его "Селско землевладение в Византия". Сборник за народни умстворения, наука и книжнина. Кн. XXV. Ч. 2-я, стр. 3 - 72. София. 1909.

⁸ См. его "История српского народа", стр. 48. Белград. 1908.

⁹ См. его "Geschichte der Serben". Bd, I, S. 117, 120 - 122. Gotha. 1911.

¹⁰ "Sisie Ferdo "Povijest Hivata". Zagreb. 1925.

¹¹ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XIV, стр. 657.

Publisher:

Permanent link for scientific papers (for citations):

Found source (search robot):

Publication author(s) - Н. ДЕРЖАВИН:

Comments: