В истории многовековой борьбы славян с немцами деятельность Константина и Мефодия занимает очень важное место. Основоположники славянской письменности много потерпели от бешеной ненависти немцев, всячески пытавшихся погубить их начинания в области укрепления самобытной славянской культуры. Подвижнические труды солунских братьев, не боявшихся терпеть лишения и даже мучения в борьбе за славянское дело, заслуживают того, чтобы вспомнить о них в настоящее время, когда настал час окончательной победы славян и всех свободолюбивых народов над немецкими варварами.

Великоморавское княжество, где протекала деятельность Константина и Мефодия, стало складываться, как известно, в первой половине IX века. Первым известным нам моравским князем был Моймир, сплотивший в целях противодействия натиску немцев Баварии родовые союзы славян в долине Моравы. Одновременно другой славянский князь, Прибина, имевший пребывание в Нитре, за рекою Вааг, объединил соседних словаков. Моймир, столкнувшийся в своих объединительных стремлениях с Прибиною, победил его и расширил свою границу до теперешней Венгрии¹ . Изгнанный Моймиром, Прибина искал помощи у немцев и получил от короля Людовика Немецкого территорию у Блатенского озера² , т. е. всю Нижнюю Паннонию, между Раабом, Дравою и Дунаем. В болотистой и лесистой местности на реке Сала, впадавшей в Блатенское озеро, Прибина построил город Блатно и, сделавши его своей резиденцией, привлёк туда много славянских колонистов³ . Будучи обращены в христианство немцами, Прибина и его сын Коцел успешно насаждали у себя новую веру и строили церкви, причём массами нахлынувшее к ним немецкое духовенство из Баварии приобретало здесь большие богатства. Включённая в церковном отношении в состав баварского зальцбургского архиепископства, Нижняя Паннония пользовалась исключительным вниманием баварских духовных властей: сами архиепископы неоднократно посещали столицу Прибины⁴ .

Преемник Моймира в Моравии - его племянник Ростислав (с 846 г.)- продолжал работу своего дяди по объединению моравских племён, воздвигал крепости и, будучи христианином, покровительствовал миссионерам, приходившим не только из Баварии, но также из Италии и из Византии⁵ . Самостоятельная политика Ростислава и связь его с немецкими перебежчиками и изменниками⁶ встревожили короля Людовика Немецкого, и он пытался силою положить конец деятельности славянского князя. Эта попытка, однако, кончилась неудачей, и Ростислав,

¹ Conversio Carantanorum (Pertz, SS. XI, 1, sqq), с. 10.

² Ibidem, с. 11.

³ Ibidem.

⁴ Ibidem, с 13.

⁵ См. об этом в "Житии" Мефодия, гл. V.

⁶ См. Dümmler, Geschichte des Ostfränkischen Reiches. Bd. I, S. 389. 2. Auflage. Leipzig, 1887 - 1888.

сам перейдя в наступление, предал огню и мечу соседнюю территорию восточной марки¹ . В дальнейшем Ростислав расширил границы своего княжества до пределов Болгарии ² . В начале 60-х годов он напал на Блатенское княжество и лишил жизни Прибину³ . Коцел вынужден был бежать в Регенсбург ⁴ , но потом вернулся и наследовал отцу в Нижней Паннонии. Надо полагать, что новый блатенский князь, продолжая подчиняться немцам, заключил какое-то соглашение с Ростиславом. По крайней мере, до самой своей смерти он не имел ни с Ростиславом, ни с его преемником никаких столкновений.

Отстаивая свою независимость от немцев, Ростислав понимал опасность проникновения в Моравию представителей немецкого духовенства. Это были те же самые немецкие захватчики, которые с крестом в руках пытались добиться у славян того, чего они не могли получить с помощью меча, - земель, доходов и власти. Эти пришельцы учили и совершали богослужение на непонятном для населения латинском языке, всецело были преданны немецким интересам и относились враждебно ко ВСЯКИМ проявлениям славянской культуры; они старались искоренить её вместе с язычеством. К тому же они были проводниками немецкой колонизации, так как имели обыкновение привлекать немецких поселенцев на пожалованные им земли. Принципиально Ростислав стоял за принятие христианства, которое, по его мнению, должно было включить славян в семью западноевропейских народов и отнять у немцев предлог для грабительских походов в славянские земли, совершаемых якобы для искоренения языческой веры. Ростислав не хотел только латино-немецкого христианства. Он, конечно, слышал о другом, восточном (византийском), христианстве и видел его отдельных представителей, которые могли проникать в Моравию из соседней Болгарии. Византийское духовенство не брало десятины, не было враждебно местной, самобытной культуре и даже не чуждалось проповеди на местном языке. Ростислав не мог не" знать, что балканским славянам христианство проповедовалось по-славянски. Но самым главным было то, что византийское христианство не представляло никакой опасности в политическом отношении.

Всё это и побудило Ростислава как умного и дальновидного политика просить византийского императора о присылке греческих миссионеров в Моравию. С этой целью им снаряжено было в 862 г. в Византию посольство, во главе которого стал племянник Ростислава - Святополк, управлявший тогда бывшими владениями Прибины - княжеством Нитранским.

Характерно, что о последующих событиях, связанных с деятельностью славянских первоучителей Константина и Мефодия, не говорит ни одно историческое известие западноевропейского происхождения⁵ . Немцы, относившиеся с ненавистью к солунским братьям, сознательно о них умалчивают; другие - не немецкие - анналисты и историки, очевидно, или ими не интересуются или же ничего о них не знают. Ничего не говорят о Константине и Мефодии и византийские историки, так как деятельность братьев протекала в отдалённых от Византии землях. Тем драгоценнее для нас так называемые "Паннонские Житии" Константина и Мефодия, специально и довольно подробно повествующие о их жизни и деятельности в Моравии и Паннонии ⁶ . Хотя эти "Житии" и не совре-

¹ Annales Fuld. (recogn. F. Kurze, in usum sholarum. Hannov. 1891), a, 855, p. 45 - 46.

² События начала 60-х годов говорят за то, что к этому времени границы Моравии и Болгарии соприкасались.

³ Conversio Carantanorum, с. 13.

⁴ Meichelbeck. Hist. Fresing, I. b, p. 388; cp. Dümmler. Op. cit., II, 24.

⁵ За исключением Conversio Carantanorum. См. о нём ниже.

⁶ См. их в издании П. А. Лаврова. Материалы по истории возникновения древнейшей славянской письменности. Труды славянской комиссии Академии наук. Т. I. Лнгр. 1930. См. также Ястребов Н. Сборник источников для истории жизни

менны деятельности солунских братьев, но они составлены на основании надёжных преданий, достоверность которых блестяще подтверждается всякий раз, как мы имеем возможность сравнить их с данными немногих сохранившихся официальных документов западноевропейского происхождения, главным образом папских писем и инструкций папским легатам. По "Житию" Константина, послы Ростислава обратились к императору Михаилу с такими словами: "Наши люди оставили язычество и приняли христианство, но у нас нет такого учителя, который объяснил бы нам на языке нашем христианскую веру... Поэтому пошли нам, государь, такого епископа и учителя"¹ . Характерно, что Ростислав просит прислать епископа для организации моравской церкви, каковое обстоятельство особенно ярко подчёркивает политическую цель посольства из Моравии. Вместе с тем Ростислав просит прислать "учителя", и притом такого учителя, какой объяснил бы моравским славянам на их языке христианскую веру. По "Житию" Мефодия, Ростислав просто указывал на необходимость учительства и наставничества а правой вере: "Пришли к нам многие учители христианской веры из Италии, Греции и Германии, учат нас различно, а мы, славяне, простые люди, и нет среди нас такого человека, который наставил бы нас на истину и оказал правду"² . Совершенно ясно из этих известий, что христианство в Моравии ко времени прибытия посольства получило уже широкое распространение. Требовалось утверждение в вере правильным "учительством" на славянском языке, и особенно важна была для славянского князя независимая от немцев церковная организация, возглавляемая византийским епископом.

Результаты посольства далеко превзошли ожидания Ростислава. Правда, он не получил из Византии епископа, но он получил выдающихся проповедников и учителей, которые принесли с собой в Моравию не только живую проповедь на славянском языке, но и начатки славянской письменности и тем самым положили твёрдое начало самобытной славянской культуре.

Братья Константин и Мефодий, откликнувшиеся на призыв моравского князя, были македонские греки знатного происхождения (отец их, Лев, был "друнгарий под стратигом")³ . Они родились и выросли среди славян Солуни (Фессалоники) и потому прекрасно владели славянской речью. "Ведь вы оба - солуняне, - будто бы говорил братьям император Михаил, - а солуняне все хорошо говорят по-славянски"⁴ . Известна широкая и глубокая образованность младшего из братьев - Константина, сведущего во "всех учениях эллинских" и недаром получившего от современников прозвание философа. Он учился у лучших учителей Цареграда, между прочим, у знаменитого Фотия, с которым потом поддерживал дружеские отношения⁵ . Отказавшись от блестящей светской карьеры, Константин стал священником и был назначен "библиотекарем у патриарха в св. Софии", где он лучше всего мог удовлетворить своё влечение к знанию. Потом он был преподавателем в одной из лучших школ византийской столицы⁶ . Между прочим, Константин получил очень хорошую языковую подготовку: он, повидимому, изучил арабский язык в связи со своим путешествием в Сирию для прений о вере с тамошними

и деятельности Кирилла и Мефодия. СПБ. 1911. Оба "Жития" в дальнейшем цитируются по изданию Лаврова. См. литературу об этих "Житиях" у Ильинского. Опыт систематической кирилло-мефодьевской библиографии, стр, 20 ел. София. 1934.

¹ "Житие" Константина. Гл. XIV.

² "Житие" Мефодия. Гл. V.

³ "Житие" Константина. Гл. II.

⁴ "Житие" Мефодия. Гл. V.

⁵ По свидетельству папского библиотекаря Анастасия, он был fortissimus eius amicus - Mansi. Concil. ampl. collectio, XVI, 6; ср. Ястребов. Указ. соч., стр. 75.

⁶ "Житие" Константина. Гл. IV.

арабами (агарянами), несомненно, знал еврейский, может быть, также другие восточные языки¹ . В Крыму, во время путешествия для проповеди христианской веры хазарам, Константин познакомился с "русскими письменами"² , характер которых до сих пор остаётся невыясненным. Такая широкая языковая подготовка и дала возможность Константину изобрести славянскую азбуку. По общепринятому мнению, это так называемая "глаголица". Буквы её не могут быть целиком сведены к греческому алфавиту: помимо элементов личного творчества философа здесь видно также влияние языков восточных³ .

Очевидно, Константин с величайшим энтузиазмом принял предложение ехать для проповеди христианства в Моравию. Утомлённый долгими предыдущими путешествиями (особенно трудным путешествием к хазарам) и будучи болен⁴ , он не задумался оставить свои любимые занятия, столицу, где всё было к услугам культурного человека, и пуститься в новое путешествие в чужую и далёкую страну, откуда он едва ли надеялся вернуться ввиду своего расстроенного здоровья.

Константин взял с собою в Моравию старшего брата Мефодия, который уже сопровождал философа в его путешествии в Хазарию. Мефодий сначала занимал высокую светскую должность (повидимому, в Македонии), но потом, тяготея к созерцательной жизни и научным занятиям, ушёл в малоазийский монастырь (на Олимпе). Там он, - согласно его "Житию", "покорно пребывал в повиновении... и прилежно занимался книгами"⁵ .

Стремление к уединению заставило Мефодия отказаться от предложенного ему сана архиепископа, но он вынужден был стать во главе одного византийского монастыря (сделаться игуменом этого монастыря)⁶ , оставаясь, однако, всё время простым монахом (даже не священником). Не обладая широкими познаниями брата, Мефодий не уступал ему твёрдостью воли и отличался выдающимися способностями организатора, которые блестяще проявил впоследствии в Моравии. Надо думать, что Мефодия толкала на подвижническое путешествие к далёким славянам не только преданность самой идее их просвещения в духе христианства, но и горячая любовь к младшему брату, нуждавшемуся ввиду его физического состояния в постоянной заботе и помощи. Возможно, что с Константином и Мефодием отправились в Моравию и другие представители греческого духовенства, хотя определённых известий по этому вопросу не имеется.

Когда братья прибыли (в 863 или 864 г.) после трудного путешествия в Моравию, народ встретил их здесь с величайшим восторгом. Этот восторг очень хорошо отмечен в нашей начальной летописи, где мы читаем: "И ради быша словени, яко слышаша величия Божия своим языком"⁷ . Братья не только проповедовали по-славянски, они читали на богослужениях по-славянски евангелие, так как воскресные чтения евангелия были переведены Константином на славянский язык ещё в Византии ⁸ . Всё же греческое богослужение, которое, совершала братья, не

¹ "Житие" Константина. Гл. VIII.

² Там же. По выражению проф. Голубинского, приведённое место "Жития" Константина "сокрушило головы славянским исследователям" ("История русской церкви". Т. I, стр. 49. 1901); см. литературу о "русских письменах" у Ильинского. Указ. соч., стр. 66 - 67; ср. Vaillant A. Les letfres russes de la vie de Constantin. "Revue des Etudes slaves", 15. 1935. Также см. Vernadsky G. Ancient Russia, p. 345 sqq. New H-ven. 1943.

³ См. библиографию у Ильинского, стр. 101 и сл.

⁴ См. "Житие" Константина. Гл. XIV "..и троуден сы телесом и болен, рад идоу тамо".

⁵ "Житие" Мефодия. Гл. III.

⁶ Там же, гл. IV.

⁷ Лавров П. "Материалы...", стр. 105.

⁸ "Житие" Константина. Гл. XIV.

было понятно ни народу, ни князю с его приближёнными, привыкшими к латинскому обряду. Это заставило Константина приступить к переводу на славянский язык греческих богослужебных книг, что и было им в скором времени, выполнено. "И отверзлись... уши глухих для услышания слов книжных, и ясен был язык косноязычных"¹ .

С самого же начала своего пребывания в Моравии братья собрали учеников и стали обучать их славянской грамоте² . Так миссионеры из Византии сразу же кладут начало самостоятельной славянской письменности и содействуют развитию самостоятельной славянской культуры в Моравии. Высокообразованные, бескорыстно преданные своему делу, чуждые всякого стяжательства, близкие и понятные народным массам, братья выступили как прямая противоположность алчным, в большинстве невежественным и чуждым народу немецким миссионерам, которые, надо думать, потеряли всякое влияние, а вместе с тем и большую часть своих доходов в Моравии. Понятна поэтому та злоба, с которой обрушилось на Константина и Мефодия немецкое духовенство Моравии и Баварии, указывавшее на незаконность совершения богослужения на славянском языке и утверждавшее, что "бог избрал только три языка - еврейский, греческий и латинский, которыми подобает воздавать ему славу"³ . "Вступив в борьбу с ними, как Давид с иноплеменниками (так значится в "Житии"), Константин победил их словами книжными и назвал "треязычниками", потому что они ссылались на то, что надпись Пилата на кресте Христа была написана на трёх языках"⁴ .

В данном случае столкнулись два течения и две практики христианской церкви: одно, исходившее от церкви восточной, отличалось широкой терпимостью в смысле употребления в церковном обряде языков разных народов; другое, исходившее от западной церкви, отличалось з этом отношении полной нетерпимостью. Протест против славянской богослужебной практики облёкся в Моравии в форму своеобразного "треязычия", но, естественно, не имел пока никакого успеха, так как братья опирались на поддержку широких народных" масс, не говоря уже о самом Ростиславе.

Ростиславу вскоре после прибытия Константина и Мефодия в Моравию снова пришлось отбиваться от немцев. В августе 864 г. они, действуя в союзе с болгарами⁵ , большими массами вторглись в Моравию я осадили Ростислава в его крепости - Левине. Ростислав вступил в мирные переговоры с Людовиком, выдал требуемых заложников и "клятвенно обещался со всеми своими вельможами, что он будет вечно служить королю", хотя, спешит добавить немецкий анналист, "он совсем не соблюл эту клятву"⁶ .

Повидимому, Ростислав не имел возможности сопротивляться соединённым немецко-болгарским полчищам в открытом поле и поэтому вынужден был принять немецкие условия мира. Эти условия вкорне изменяли положение, создавшееся после 855 г., так как Ростислав на этот раз признал себя вассалом Людовика Немецкого и принял на себя соответствующие вассальные обязательства. Правда, мир с Ростиславом был ненадёжным миром, но всё же он знаменовал собою бесспорную временную победу немцев, и эта победа не могла не усилить позиции немецкого духовенства в Моравии. Оно чинило решительные препятствия торжеству дела Константина и Мефодия тем, что отказывалось посвящать их

¹ "Житие" Константина. Гл. XV.

² Там же, "...и собрав оученики, вдасть я оучити".

³ Там же.

⁴ Там же.

⁵ Annales Bertiniani (Hincmari), a 864 (rec. G. Waltz, in usum scholarum. Hannov. 1883), p. 72.

⁶ Annales Fudenses, a. 864, p. 62.

учеников в духовное звание. Формальным основанием отказа могла быть ссылка на незнание или плохое знание ими латинского языка, считавшегося обязательным для клириков западной церкви. Братья оказались в очень затруднительном положении, так как сами не могли ставить своих учеников на церковные должности: Константин был всего лишь простым священником, Мефодий же - только монахом. Славянский обряд не мог, таким образом, распространяться в Моравии по той простой причине, что некому было отправлять его.

Братьям ничего не оставалось делать, как искать разрешения возникших затруднений где-нибудь вне Моравии и Баварии. "Житие" Константина повествует, что, "40 месяцев пробыв в Моравии, он пошёл посвятить учеников своих"¹ . В "Житии" Мефодия говорится, что "по прошествии 3 лет" братья, "научивши учеников, вернулись из Моравии"² . Итак, "Житии" не указывают, куда направились Константин и Мефодий для посвящения учеников своих. Известно, что в конечном итоге путешествие привело их в Рим, однако оба "Жития" согласно утверждают, что братья получили особое приглашение явиться в Рим от папы Николая I, когда были в Венеции³ . Трудно допустить, что они с самого начала намеревались искать разрешения своих затруднений именно в Риме. Наоборот, они имели все основания опасаться, что папа, как глава латинской западной церкви, отнесётся неодобрительно к неслыханному на Западе новшеству - славянскому богослужению. Не могли также братья не знать о дружеском расположении Николая I к Людовику Немецкому⁴ , каковое обстоятельство никак не могло способствовать торжеству Константина и Мефодия над немецкой партией в Моравии. Вопрос о цели путешествия братьев вызвал в исторической литературе большие споры, однако трудно не согласиться с теми исследователями, которые считают, что целью этого путешествия была Византия: там, у себя дома, братья наверняка могли рассчитывать разрешить все свои затруднения. Может вызвать некоторое недоумение то обстоятельство, что Константин и Мефодий оба одновременно покинули Моравию, как бы оставив тем самым на произвол судьбы своих учеников и последователей в трудное для них время. Объяснение этому, повидимому, надо опять-таки искать в состоянии здоровья Константина, которого Мефодий не мог оставить без попечения. Но само собой разумеется, что уход обоих братьев был наруку немцам" которые, таким образом, на долгое время освободились от своих соперников в Моравии.

Братья держали путь в Венецию, откуда легко можно было попасть на один из кораблей, совершавших регулярные рейсы в Византию. Путь их лежал через территорию княжества Коцела в Пантюнии. Коцел принял византийских миссионеров "с великою честью". Он "возлюбил вельми" славянские письмена, научился им сам и "отдал до 50-ти учеников учиться им"⁵ . У нас сохранилось очень мало известий о благенском князе Коцеле, но то, что мы о нём знаем, рисует его миролюбивым, умным и культурным человеком, который сразу оценил огромное значение для славян начинания Константина и Мефодия и принял горячее участие в этом начинании. Воспитанный в западном, латинском христианстве, подчинённый немцам в политическом и церковном отношениях, Коцел не побоялся сразу же стать на сторону братьев и послать с ними для посвящения многочисленных учеников, которые утвердили бы славянское богослужение в Паннонии. В дальнейшем, как мы увидим, Коцел всемерно

¹ "Житие" Константина. Гл. XV.

² "Житие" Мефодия. Гл. V.

³ "Житие" Константина. Гл. XVII; "Житие" Мефодия. Гл. VI.

⁴ См. сообщение о молитвах Николая I за успех немецкого похода в Моравию в 864 г. в письме его к Людовику Немецкому, Migne. PL. t. CXIX, с, XI. col. 863.

⁵ "Житие" Константина. Гл. XV.

поддерживал братьев, пока это было в его силах, но его вмешательство очень осложнило вопрос об организации славянской церкви.

Прибыв в Венецию, Константин имел здесь столкновение с местным духовенством, нападавшим на славянские богослужебные книги. В "Житии" Константина говорится, что в Венеции "собрались против него латинские епископы, священники и черноризцы, как вороны на сокола, и воздвигли треязычную ересь". Отвечая своим противникам, Константин, между прочим, стыдил их тем, что, признавая в церковной практике только три языка, "они обрекают на слепоту и глухоту" все остальные народы. Далее философ ссылался на практику восточной церкви, допускавшей "хвалу богу" на языках многих народов. Приведя затем доводы "от Писания", он закончил доводами от простого здравого смысла, указавши, что совершенно бессмысленно учить евангелию на языке, непонятном для обучаемых¹ .

Как раз в это время папа Николай I прислал братьям приглашение прибыть в Рим, и они не могли не откликнуться на это приглашение, так как голос папы в делах Западной церкви уже тогда был решающим. Братья прибыли в Рим в сопровождении своих многочисленных учеников из Моравии и Паннонии в конце декабря 867 г. или в начале января 868 г., когда папы Николая I уже не было в живых и на его место был избран новый папа - Адриан II. Преемник Николая I принял Константина и Мефодия с большой торжественностью и честью, но эта честь, собственно, относилась не к ним, а к той христианской святыне, которую они имели с собой, именно - к мощам Климента, папы римского.

Позиция папы в вопросе о славянских богослужебных книгах оказалась очень благоприятной для братьев, может быть, вопреки их ожиданиям. Повидимому, в данном случае на папу оказали влияние события в Болгарии. Болгарский царь Борис, незадолго перед тем принявший христианство из Византии, порвал с ней и обратился в августе 866 г. к папе, который послал в Болгарию для организации новой церкви двух епископов. Славянский язык в богослужении не мог не представляться папе мощным орудием завоевания папским престолом прочного авторитета у широких масс не только западного, но и южного славянства, в том числе и болгар царя Бориса. Отказ же от славянского богослужения мог обратись симпатии западных и южных славян к Византии. Вот почему несмотря на дружбу Константина с восточным патриархом Фотием, которого Николай I отлучил от церкви, папа решительно принял сторону философа. Правда, и в Риме были ярые противники Константина, но здесь же были у него и сильные сторонники. Среди последних прежде всего надо назвать высокообразованного папского библиотекаря Анастасия, который бывал в Константинополе, хорошо знал греческий язык и греческую литературу и высоко ценил учёность и строгость жизни Константина. В своём предисловии к актам Константинопольского собора 869 г. Анастасий называет Константина "мужем великой святости"² , а в письме к Карлу Лысому - "мужем великим и наставником апостольской жизни, Константином философом"³ . Ещё в одном письме он именует его "мужем великой мудрости"⁴ .

Приняв под свою защиту славянские книги, папа положил их в одной из римских церквей и распорядился торжественно совершить над ними литургию. Потом два епископа произвели посвящение в духовное звание славянских учеников Константина и Мефодия. Посвящен был также в священники Мефодий, до той поры остававшийся простым монахом.

¹ "Житие" Константина. Гл. XVI.

² Magnae sanctitatis vir. Mansi, XVI, 6. Перепечатано у Ястребова. Сборник источников, стр. 75.

³ Vir magnus et apostolicae vitae praeceptor Constantinus philosophus; Ястребов. Указ. соч., стр. 76.

⁴ Sapientissimus vir. Там же, стр. 77.

Наконец, чтобы сломить всякую оппозицию славянскому обряду, папа велел отправлять в течение нескольких дней подряд в разных римских церквах богослужение по-славянски¹ .

Константин добился таким образом торжества своего дела, но далёкое путешествие и постоянные волнения окончательно погубили его надломленное здоровье, и 14 февраля 869 г. философ скончался 42 лет от роду. Перед смертью он принял схиму и новое имя - Кирилл, которым обычно его и именуют в исторической литературе. В "Житии" Константина говорится, что на смертном одре он молил бога сохранить его "стадо" и погубить "треязычную ересь"² . По "Житию" Мефодия, Константин, прощаясь с братом, завещал ему не уходить домой, в любимый монастырь, а продолжать дело славянской миссии в Моравии. Так великий просветитель славян до последнего момента своей жизни был занят заботами о судьбе своего начинания в области славянской письменности и славянского обряда в богослужении.

Тем временем Коцел, с нетерпением ждавший возвращения братьев, послал в Рим узнать о положении дела со славянской миссией. По "Житию" Мефодия, "послал Коцел к папе (послов) и просил отпустить к нему Мефодия, блаженного учителя нашего. Папа отвечал: "Не тебе одному только, но и всем странам славянским посылаю его учителем". Далее в "Житии" говорится, что папа отправил Мефодия к Ростиславу, Святополку и Коцелу с новым посланием. В этом послании Адриан II, именуя Мефодия "сыном" апостольского престола, "мужем, исполненным разума, и правоверным", торжественно утверждал практику богослужения на славянском языке и славянские книги. "Если кто из избранных вами учителей, - говорил папа, - дерзновенно начнёт соблазнять вас, порицая книги на языке вашем, такой да будет отлучён, доколе не исправится. Такие люди суть волки, а не овцы, которых следует знать по плодам их и остерегаться их". Папа потребовал только, чтобы на литургии апостол и евангелие читались сначала по-латыни, а потом уже по-славянски³ .

Итак, папа направлял Мефодия в качестве учителя не только к славянам Моравии, но и к славянам Паннонии. Но, расширяя поле деятельности Мефодия как учителя славян, уполномоченного совершать богослужение на славянском языке, папа не поставил его епископом. Это значило, что славянская церковь не получала самостоятельной организации и попрежнему зависела от соседних немецких епископов. Такая политика папы, несомненно, объяснялась затруднениями, связанными с организацией церкви в Паннонии. Если Моравия в церковном отношении формально не была причислена ни к какой епархии, то Паннония, включая княжество Коцела, давно сделалась частью баварского зальцбургского архиепископства, и поэтому выделение её вместе с Моравией в особую епархию явилось бы прямым вызовом немцам, привыкшим смотреть на Паннонию как на своё достояние. Папа тем более не решался пойти на разрыв с немцами, что этот разрыв мог бы поставить в трудное положение Коцела как ленника немцев.

Между тем политическая обстановка складывалась благоприятно для славян княжества Ростислава и Коцела. В течение 868 и 869 гг. немцы имели со славянами ряд пограничных столкновений и понесли от них большие потери⁴ . Эти пограничные столкновения завершились большим походом против славян, снаряжённым Людовиком Немецким в августе 869 года. Поход окончился неудачно для немецкого короля⁵ , и эта неудача не могла не привести к падению его авторитета среди славян-

¹ "Житие" Константина. Гл, XVII.

² Там же Гл. XVIII

³ "Житие" Мефодия. Гл, VIII.

⁴ Annales Bertiniani (Hincmari), a. 869, v. 101.

⁵ Annales Fuldenses. a. 869. p. 69.

ства. Почти одновременно на Западе у немцев начались столкновения с Карлом Лысым¹ , и Людовик Немецкий снова временно был отвлечён от дел на восточной границе.

Коцел, надо полагать, учёл затруднения немцев и решил ими воспользоваться, чтобы провести совместно с Ростиславом организацию самостоятельной славянской церкви. Мы видим, таким образом, что славянская письменность и славянский язык в богослужении сближают два когда-то враждебных славянских княжества, диктуя им единую политику по отношению к немцам. Блатенский князь, с честью принявший вернувшегося из Рима Мефодия с учениками, "снова послал его к папе вместе с двадцатью почтенными мужами, чтобы посвятил его на епископство Паннонии, на престол св. апостола Андроника"² . Это значило, что Коцел, прельщённый перспективой распространения и утверждения самобытной славянской культуры в своём княжестве, не побоялся окончательно порвать с немцами в церковном отношении. Ростислава, конечно, нечего было и спрашивать по этому делу, так как он давно уже хотел иметь своего епископа - не немца. Теперь окончательное решение вопроса зависело от папы.

Мефодий вторично прибыл в Рим в сопровождении посольства Коцела, повидимому, весною 870 года. В это время в Рим пришло известие из Болгарии о том, что царь Борис порвал с папским престолом и снова признал власть патриарха Византии. Византийская дипломатия, таким образом, восторжествовала в Болгарии, и это было большим уроком для папства. Славяне Моравии и Паннонии были соседями болгар. И не следовало ли принять решительные меры к тому, чтобы удержать их за папским престолом? Это соображение положило конец последним колебаниям папы, и он решил поставить Мефодия славянским архиепископом с учреждением для него обширной епархии, которая охватывала всю древнюю Паннонию, а также лежавшие севернее и восточнее от неё славянские страны. Юридически учреждение новой епархии было облечено в форму восстановления старой метрополии Сирмиума, окончившей свое существование во время варварских нашествий в 582 году. Славянский язык в богослужении должен был, по мнению папы, сплотить паннонских и соседних славян и закрепить верховенство над ними папского престола³ .

Совершенно правильно было отмечено в исторической литературе, что это смелое мероприятие Адриана II было настоящим "объявлением войны" немецкой церкви и восточнофранкскому королевству Людовика Немецкого ⁴ . Особенно были затронуты интересы зальцбургского духовенства, имевшего, как уже было сказано выше, большое количество земель и большие доходы в Нижней Паннонии. Немцы не могли сдать без боя свои позиции в славянских землях. Предстояла жестокая борьба, в которой в силу обстоятельств папство временно выступило в качестве союзника славян и защитника славянской культуры. Это, однако, был ненадёжный союзник, и вся тяжесть борьбы пала на плечи Мефодия. Начался период тяжёлых испытаний для этого человека, во время которых он обнаружил всю силу и всё величие своего характера.

Поставленный архиепископом Паннонии и папским легатом у славянских народов, Мефодий, повидимому, избрал на первых порах своим местопребыванием столицу Коцела, чтобы вводить в его княжестве славянское богослужение. Эта мирная деятельность архиепископа могла, однако, продолжаться всего лишь в течение нескольких месяцев. В том

¹ См. об этом Dümmler. Ceschicnte des Ostfränkischen Reiches. Bd, II, S. 281 ff.

² "Житие" Мефодия. Гл. VIII.

³ См. об этом Dvornik. Les slaves, Bysance et Rome au IX siècle, p. 205 sqq.

⁴ См., например, Dümmler. Op. cit, Bd, II, S. 263.

же, 870 г. она была прервана трагическими событиями, разыгравшимися в это время в Моравии.

Не будучи в состоянии одолеть моравского князя силой, немцы прибегли к самым подлым ухищрениям, поднявши против Ростислава его племянника Святополка. Святополк, устроив засаду, захватил Ростислава и передал его в руки немцев¹ , которые в ноябре 870 г. устроили комедию суда над славянским князем. Суд осудил Ростислава и приговорил его к смертной казни, но Людовик "милостиво" заменил казнь ослеплением и пожизненным заключением ² . Ростиславу выкололи глаза и сослали его в один из немецких монастырей ³ , где он и окончил жизнь в неизвестности.

Изменник Святополк, без сомнения действовавший с расчётом на то, что немцы в благодарность за услугу посадят его на престол дяди, жестоко обманулся в своих ожиданиях. Сын Людовика - Карломан - попросту присоединил Моравию к восточной марке и отдал её в управление графам этой марки⁴ . Святополку, повидимому, было оставлено его Нитранское княжество, которым он управлял, как вассал Карломана. Таким образом, погубив дядю, Святополк ничего не добился и даже ухудшил своё положение, так как был поставлен под бдительный контроль немцев. В следующем году он был обвинён в измене и арестован⁵ .

Такова была политическая обстановка в Моразии, когда Мефодий стал действовать в своей епархии. Само собой разумеется, что при создавшихся обстоятельствах немцы никак не могли терпеть самостоятельной славянской церкви, и Мефодий оказался перед ними совершенно беззащитным, так как единственный его покровитель Коцел сам по себе, конечно, не был в состоянии оказать ему существенную поддержку. Баварские епископы не замедлили учинить расправу над главой славянской церкви. Тотчас же после его прибытия к Коцелу архипресвитер Рихбальд, которого архиепископ зальцбургский поставил для управления немецкой церковью в Паннонии, заявил протест и удалился в Баварию, чтобы принести там жалобу своему начальству⁶ . Немецкие ХИЩНИКИ арестовали Мефодия и поздней осенью (или зимой) 870 г. на соборе баварских епископов учинили над ним такую же комедию суда, какая ПОЧТИ одновременно была учинена над Ростиславом. По "Житию" Мефодия, немцы обвиняли его, говоря: "Ты учишь в нашей области". Мефодий ссылался на папское посвящение, которого, очевидно, не хотели признавать немцы, и обвинял своих противников в алчнрсти. На соборе присутствовал "враг моравского короля", под которым надо разуметь Людовика Немецкого, так как дальше "Житие" тоже именует его королём. Мефодий держал себя на соборе с большим достоинством и с непоколебимой твёрдостью отстаивал своё правое дело. Это ещё более ожесточило немецких епископов, и они приговорили его, с санкции короля, к тюремному заключению⁷ .

Таковы краткие данные "Жития" о суде и расправе над Мефодием. Папские письма и инструкции папским легатам рисуют некоторые детали этого возмутительного дела. Оказывается, немцы били Мефодия кулаками ⁸ , а один из них - епископ пассовский - Эрменрих, явившийся в зал

¹ Annales Fuldenses, a..870, р, 70; Annales Bertiniani (Hincmari), a. 870, p. 114.

² Annales Fuldenses, a, 870, p. 72. Cp. Reginonis Chronicon, a. 860 (Pertz, SS. I. p. 570); ср. также Annales Xantenses, a. 871 (Pertz, SS. II, p. 234).

³ Annales Bertiniani (Hincmari), a. 870, p. 114.

⁴ Annales Fuldenses, a. 870, p. 70 - 71; a. 871, p. 73.

⁵ Ibidem, a. 871, p. 73.

⁶ Conversio Carantanorum, с 12.

⁷ "Житие" Мефодия. Гл. IX.

⁸ См. инструкцию папы своему легату Павлу Анконскому (873); Ястребов. Указ. соч., стр. 80 - 81. Здесь, между прочим, читаем: "Vos... episcoptim ad apostolica - sede missum. carceri mancipantes et colaphis affligentes.

заседания в одежде всадника, порывался ударить Мефодия бичом по лицу, а присутствующие с трудом остановили разбушевавшегося прелата¹ . Из той же папской переписки мы узнаём, что почтенного архиепископа, которому в это время было 60 лет, заключили в холодную тюрьму, где он претерпел все невзгоды зимнего времени² .

Повидимому, в это время баварское духовенство составило своеобразную историческую записку "об обращении хорутан и баварцев в христианство". В этой записке, предназначенной, надо думать, для папы, немецкие епископы старались доказать исторические права Зальцбургской архиепископии на Нижнюю Паннонию, куда из Баварии проникло христианство. Здесь, так значится, между прочим, в записке, до последнего времени мирно распоряжался архипресвитер Рихбальд, пока "некий грек, по имени Мефодий", не стал вводить "вновь придуманную" славянскую письменность и вытеснять в "высокомерной гордости" латинский язык и латинскую письменность вместе с римским вероучением. Этим он отвратил церковную общину от тех, кто читал евангелие и совершал богослужение по-латыни. В заключение в записке говорится, что в течение последних 75 лет никакой другой епископ кроме зальцбургского, не пользовался духовной властью в Паннонии и что до появления учения Мефодия никакой пришлый священник не осмеливался отправлять здесь службы более трёх месяцев, не представив удостоверения от своего епископа³ . Последнее замечание определённо говорит о том, что немцы решительно не признавали за Мефодием епископского посвящения и, считая его простым священником, подводили учителя славян под категорию бродячих клириков (clerici vagi), которые, как не имевшие удостоверения от своих епископов, подлежали, согласно соборным постановлениям, церковному суду и дисциплинарному взысканию.

В то время, когда Мефодий сидел в заключении, одиноко и терпеливо страдая за славянское дело, в Моравии опять произошли важные события, положившие здесь конец торжеству немцев. После ареста Святополка здесь вспыхнуло широкое народное восстание против немецких захватчиков, во главе которого стал священник Славомир, происходивший из княжеского рода. Этот Славомир, без сомнения, был одним из учеников Константина и Мефодия, может быть, ввиде исключения, под давлением Ростислава посвященный немцами в духовное звание. Славомиру удалось нанести поражение немцам и захватить столицу Ростислава⁴ . Тогда для подавления восстания немцы решились на очень рискованную меру, именно: отправили против Славомира во главе немецких войск Святополка, которого Карломан поспешил освободить из заключения и осыпать подарками⁵ . Карломан хотел противопоставить Святополка Славомиру и тем спасти положение. Однако Святополк, хорошо узнавший, чего стоят друзья его немцы, на этот раз совсем не собирался действовать в их интересах. Расположив немецкое войско под стенами ростиславовой столицы, Святополк отправился к восставшим якобы для склонения их на сторону немцев, в действительности же "для отмщения оскорбления, нанесённого ему Карломаном"⁶ . Договорившись со своими соплеменниками, Святополк внезапно напал с большими силами на немецкое войско и разбил его наголову⁷ . Погибли при этом и те два графа, которые правили от имени немцев

¹ См. письмо папы этому епископу от сентября 873 г. adeo in insaniam veniens ut in episcoporum consilium tractum equinno flagello percuteres, nisi prohiberetur ab aliis; Ястребов. Указ. соч., стр. 82.

² Там же.

³ Conversio Carantanorum, изданное Pertz'ew (SS.XIJ sqq.), перепечатано у Ястребова. Указ. соч., стр. 98 - 107. Ещё раньше оно было перепечатано Бильбасовым. Кирилл и Мефодий. Т. I, стр. 111 ел. 1868.

⁴ Annales Fuldenses, a. 871, р. 73.

⁵ Ibidem.

⁶ Ibidem, p. 74.

⁷ Ibidem.

в Моравии¹ . Так, меланхолически замечает фульдский анналист, "вся радость баварцев по поводу одержанных побед обратилась в скорбь и рыдание"² . Узнав о страшном поражении своего войска, Карломан в замешательстве собрал всех моравских заложников и спешно послал их Святополку, чтобы обменять на захваченных немцев. Святополк в насмешку послал Карломану в обмен лишь одного, да и то полуживого баварца³ .

Так орудие немцев обратилось против них же самих, и в лице своего бывшего друга и союзника они нажили непримиримого врага, в дальнейшем в течение четверти века державшего их в постоянном страхе. Освободив одним решительным ударом Моравию и став её независимым князем, Святополк своими успехами привёл в движение соседних чехов и сербов, и таким образом оказалась под угрозой вся восточная граница немцев от Нижней Салы до Дуная. Надо думать, что уже тогда наметился союз сербов и чехов с моравами. Во всяком случае, немцы считали выступления сербов, чехов и моравов согласованными и потому решили воевать с ними одновременно. Уже в следующем, 872 г. они направили против славян сразу три армии. Из них некоторый успех имела лишь одна, действовавшая против чехов. Две другие армии потерпели решительное поражение⁴ , и в 874 г. немцы вынуждены были заключить со Святополком мир в Форгхейме, окончательно отказавшись по этому миру рассматривать Моравию как немецкую провинцию⁵ .

К тому времени были урегулированы и церковные дела в Моравии, и Мефодий, целых два с половиной года сидевший в заключении у немцев, был отпущен, наконец, на свободу. Во время немецкого засилья в Моравии и Паннонии ему неоткуда было ждать помощи, так как единственный его приверженец Коцел, несомненно, запуганный немцами, не имел возможности открыто выступить на защиту своего архиепископа. Оставался папа, которому, естественно, надлежало жаловаться на незаконные действия немцев, но, во-первых, папа, повидимому, мало интересовался тем, что происходило в Моравии, во-вторых, немцы зорко следили за тем, чтобы папа не был осведомлен об их поступках. Из инструкций папскому легату Павлу Анконскому (873 г.) следует, что Мефодий во время своего заключения пробовал посылать папе и письма я посланцев⁶ , но, очевидно, и те и другие перехватывались немцами. Возможно, что пытался снестись с Римом также и Коцел, и до папы доходили какие-то смутные слухи о расправе с Мефодием. На это намекает то обстоятельство, что при папском дворе спрашивали приезжавшего туда по одному делу епископа фрейзингенского о Мефодий. Однако этот участник суда над Мефодием нагло заявил, что он даже не знает такого человека⁷ . Так немцы хотели замести следы своего преступления. Это, конечно, не удалось, и новый папа, Иоанн VIII, вступивший на престол в декабре 872 г. и заинтересовавшийся судьбою Мефодия, узнал о его заключении. Возможно, что его известил об этом Коцел, о котором определённо известно, что ему удалось вступить в переписку с Римом в начале понтификата Иоанна VIII⁸ . Возможно, что папа получил извещение от самого Мефодия, через одного его посланца⁹ . Как бы то ни было, но уже весной 873 г. папа был в курсе всего того, что случилось с Мефодием, и немед-

¹ Annales Bertiniani (Hincmari), a. 871, p. 117.

² Annales Fuldenses, a. 871, p. 74.

³ Ibidem.

⁴ Ibidem, a. 872, p. 76.

⁵ Ibidem, a. 874, p. 83.

⁶ "...apostolicam sedem per ipsum triennium plurimis missis et epistolis proclamantem; Ястребов. Указ. соч. стр. 81.

⁷ MG. Epistolae, VII, p. 286; Ястребов. Указ. соч., стр. 83.

⁸ См. об этом у Dümmler. Op. cit Bd. II, S. 380. n. 1.

⁹ Это был монах Лазарь, о котором идёт речь в инструкциях легату; Ястребов. Указ. соч., стр. 82. /

ленно принял энергичные меры для обуздания ненависти немецких епископов. Папа тем более пришёл в негодование, что в деле Мефодия были затронуты основные прерогативы папского престола.

В мае 873 г. Иоанн VIII послал в Германию в качестве своего легата епископа анконского Павла, который должен был на месте расследовать действия немцев. В письме, которое легат должен был передать Людовику Немецкому, папа "решительно отстаивал свои права на Панновию и опровергал, между прочим, те доводы, которые приводили в свою пользу авторы записки "об обращении хорутан и баварцев в христианство"¹ . В особом кратком письме, адресованном Карломану, папа требовал, чтобы Мефодию, архиепископу паннонскому, было предоставлено свободное пользование всеми правами в его епархии ² . В инструкции папскому легату ему вменялось в обязанность привести к послушанию баварских епископов ³ , которым тоже были посланы папские письма со строгими приказаниями, причём архиепископ пассовский и епископ фрейзингенский объявлялись под церковным запрещением и вызывались в Рим для личных объяснений. Всем епископам ставилась на вид незаконность их действий: они не имели никакого права судить архиепископа ⁴ . Папский легат должен был лично сопровождать Мефодия в Моравию, невзирая на опасности военного времени ⁵ .

Все папские приказания были выполнены, и освобождённый из заключения Мефодий отбыл в свою епархию. Нет сомнения, что решающее значение в этом деле имели блестящие победы Святополка, положившие конец немецкому засилию в Моравии и заставившие немцев считаться с славянами и их архиепископом. Лишь в одном пункте враги Мефодия как будто одержали над ним победу: папа запретил ему совершать богослужение на славянском языке, разрешив славянскую речь только в церковной проповеди⁶ . С точки зрения Иоанна VIII, вопрос о языке в богослужении, очевидно, был вопросом второстепенным. Для папы важнее всего были вопросы церковной организации и иерархии, связанные с утверждением его примата на Западе, в том числе в славянских странах. Совсем по-другому смотрел на дело Мефодий. Для него самое его архиепископство было лишь средством утверждения самостоятельной славянской церкви, главным орудием которой в борьбе с немецким засильем были славянская письменность и славянское богослужение. Вот почему Мефодий не мог отказаться от славянского богослужения, и он от него не отказался, рискнувши в данном случае не послушаться папы.

По "Житию" Мефодия, немецкие епископы, освободившие по приказанию папы славянского архиепископа, продолжали запугивать Коцела, говоря: "Не быть тебе от нас добра, если будешь держать его у себя" ⁷ . Это известие "Жития", очевидно, надо понимать в том смысле, что Коцел хотел удержать Мефодия в Паннонии, но что ему не удалось это сделать, и Мефодий ушёл в Моравию, к Святополку. Коцел вскоре после освобождения Мефодия скончался, не оставив наследников, и Блатенское княжество перешло под непосредственную власть Карломана: уже в 874 г. в столице Коцела распоряжается немецкий граф Гозвин⁸ . Трудно думать, чтобы при таких обстоятельствах церковная власть Мефодия фактически признавалась в Паннонии и чтобы здесь утвердилось славянское богослужение. Повидимому, в бывшем княжестве Коцела попрежнему продол-

¹ Ястребов. Указ. соч., стр. 80 - 81.

² Там же, стр. 84.

³ Там же, стр. 81; см. также все эти материалы в MG. Epistolae, VII, 280 sq.

⁴ См. письма архиепископу и епископу у Ястребова. Указ. соч., стр. 82 - 84; ср. инструкцию легату, там же, - стр. 81.

⁵ См. инструкции легату у Ястребова. Указ соч., стр. 82.

⁶ Об этом мы узнаём из письма папы Мефодию от 879 г. MG. Epistolae, VII, 160 Migne. PL. CXXVI, col. 850.. Перепечатано у Ястребова. Указ. соч., стр. 84.

⁷ "Житие" Мефодия. Гл. X.

⁸ Dümmler. Op. cit. Bd. II, S. 382.

жали хозяйничать немцы. Известно, что в 874 г. архиепископ зальцбургский Титмар лично освящал одну вновь построенную церковь в Блатно¹ . Совершенно неизвестна судьба тех 50 учеников, которых Коцел посылал с Мефодием и Константином для посвящения в духовное звание. Возможно, что часть их всё же действовала в Паннонии, часть осталась пока не у дел, часть же ушла в Моравию.

Деятельность Мефодия сосредоточилась е моравском княжестве, где для неё сложились благоприятные условия. По "Житию" Мефодия, "мораване, поняв, что немецкие священники, которые жили у них, питают к ним неприязнь и куют на них ковы, прогнали их всех" и призвали Мефодия² . Речь идёт, конечно, о широком народном движении против немцев во время восстания Славомира, когда немецкое духовенство - это прямое орудие немецкого господства в Моравии - естественно подверглось преследованию и изгнанию. Далее "Житие" повествует, что "князь Святополк со всеми моравлянами принял Мефодия и поручил ему все церкви и новопосвящённых во всех городах"³ . Это значит, что Мефодий не имел уже соперников по устройству моравской церкви и что его ученики беспрепятственно заступили место изгнанных немцев, всюду насаждая славянское богослужение. Длительный мир с немцами, продолжавшийся до 882 г., как нельзя более способствовал укреплению самостоятельности моравской церкви. По "Житию" Мефодия, в Моравии всё более и более упрочивалось христианство и увеличивались кадры духовенства⁴ . Церковное единство, способствовавшее большей сплочённости населения княжества, вместе с тем способствовало расширению его пределов, так как вовлекало в круг влияния моравской церкви соседние славянские области и тем помогало их политическому объединению с Моравией. Это очень хорошо отмечено "Житием", в котором говорится, что при Мефодий вместе с успехами церковными "самая моравская область начала распространяться во все стороны и побеждать врагов своих"⁵ . Крестился и принял к себе духовенства из Моравии какой-то сильный "князь в Висле", попавший в плен к Святополку и, повидимому, признавший от него свою зависимость⁶ . Крестился чешский князь Буривой из рода Пржемысла (874 - 879) со своей супругою Людмилою⁷ . Этот князь, проживавший в Праге и положивший начало объединению славян в Богемии, принял славянское богослужение и, признав свою церковную зависимость от моравского архиепископа, вместе с тем вступил в политический союз со Святополком в целях совместной борьбы с общими врагами - немцами.

К сожалению, мирным успехам славянской церкви мешала политика того человека, который, казалось бы, должен был больше всего её поддерживать, - самого князя Святополка, совершенно не понимавшего значения дела Мефодия. Будучи обманут Карломаном и порвавши со своими немецкими союзниками, Святополк, однако, всё время продолжал оставаться под влиянием латинско-немецкой культуры и немецкого духовенства. Он смотрел свысока на славянскую письменность и не хотел признавать другого языка в богослужении, кроме латинского. Он не мог поэтому обходиться без немецкого духовенства, которое постепенно опять стало проникать в Моравию и приобретать сильный вес при дворе князя. Это немецкое духовенство тем более было приятно Святополку, что оно, в противоположность суровому и строгому Мефодию, всячески старалось угодить князю, потворствуя его дурным наклонностям, о которых так красноречи-

¹ Dümmler. Op. cit. Bd. II, S. 382, n. 3.

² "Житие" Мефодия. Гл. X.

³ Там же.

⁴ Там же.

⁵ Там же.

⁶ Там же, гл. XI.

⁷ Gosmas. Chron. Boemor, Т, с. 10; ср. Vita ct passio. s. Wencesia;, с. 2; Ястребов. Указ. соч., стр. 116 - 119.

во говорится в "Житии" ученика Мефодия - Климента. "Житие" называет Святополка человеком "грубым", "совершенным невеждою в познании божественных истин", "варваром" по воспитанию, "с умом, помрачённым нечистотою плотоугодия", "рабом женских удовольствий"¹ . По "Житию", немцы "уловили князя лестию", и "Святополк, будучи" развращён этими людьми, которые во всём ему потакали, весьма мало обращал внимания на то, что говорил ему Мефодий", с которым он обращался, "как с врагом своим"² .

Учитывая преувеличения, вполне естественные в произведении, посвященном прославлению человека, лично пострадавшего от действий Святополка, мы всё же должны признать, что здесь ярко обрисован образ грубого воина, необузданного приверженца мирских удовольствий, человека, совершенно чуждого христианской морали. То, что мы знаем о предыдущей жизни Святополка, нисколько не расходится с этой характеристикой: по данным Фульдских анналов, он восстал против дяди, руководствуясь только соображениями собственной выгоды³ . Будучи отважным и непобедимым воителем, Святополк плохо разбирался в вопросах веры и церковного устройства и совсем не отличался широкими политическими способностями Ростислава. Церковь Мефодия, которому он лично не симпатизировал, была для него церковью черни, и он лишь терпел славянское богослужение, совершенно не понимая его культурного и политического значения. Правильно выразился один современный чешский историк: "Мефодий, грек по происхождению, лучше Святополка понимал, что нужно было моравам и их соседям для утверждения своего места в Европе" ⁴ .

Хитрые и коварные немцы как нельзя лучше воспользовались характером и настроением князя, чтобы снова сделать попытку погубить славянскую церковь в Моравии. Они стали нашёптывать Святополку, что Мефодий не только идёт против воли папы, запретившего славянское богослужение, но не признаёт и самых основ христианской веры; он еретик, друг отлучённого Фотия, вместе с ним не признающий filioque и других положений католической церкви. Святополк, неспособный разбираться в тонкостях вероучения, был встревожен этими разговорами, так как меньше всего хотел лишиться поддержки папы и навлечь на себя подозрение в неправоверии, что могло послужить поводом для новой немецкой интервенции. -. И вот, подстрекаемый немецкой партией, Святополк посылает в Рим настоящий донос на своего архиепископа, указывая на его ослушание папе и его уклонение от католической веры. Это было в 879 году. Удивлённый и встревоженный папа немедленно отправил Мефодию письмо с требованием явиться в Рим для объяснений ⁵ . Одновременно папа направил письмо Святополку, в котором, выражая своё удивление, говорил, что он не может даже поверить отступничеству Мефодия.

Мефодий должен был ехать для объяснений в Рим, и немецкая партия при дворе Святополка заранее торжествовала СБОЮ победу над архиепископом. Она направила в Рим для сопровождения Мефодия главного зачинщика всей интриги - самого подлого из немецких проходимцев в окружении князя, его любимого фаворита - священника Викинга, шваба по происхождению. Этот немец, возможно, бывший немецким шпионом

¹ Vita Ciementis. Migne. PC, vol. CXXVI, col 1217 sq. Перепечатано (с сокращениями) у Ястребова. Указ. соч., стр. 130; сл. см. гл. V. Ястребов. Указ. соч., стр. 135.

² Ibidem.

³ Annales Fuldenses, 2. 870, p. 70... propriis utilitatibus consulens.

⁴ Dvornik. Op. cit., p. 264.

⁵ MG. Epistolae, VII, p. 160; cp. Migne. PL. v. CXXVI, col. 850; Ястребов. Указ. соч., стр. 84 - 85.

⁶ MG. Epistolae, VII, p. 160; ср. Ястребов. Указ. соч., стр. 85 - 86.

при дворе Святополка, своей клеветой окончательно должен был скомпрометировать Мефодия в глазах папы.

Враги Мефодия, однако, обманулись в своих ожиданиях. После личных бесед с Мефодием папа убедился не только в высоких моральных качествах, но и в полном правоверии этого человека, учение которого нисколько не расходилось с учением католической (западной) церкви. Правда, Мефодий не вводил в "символ веры", следуя восточной церкви, filioque, но вопрос о filioque пока ещё не принял такую остроту, какую он приобрёл впоследствии, и папа, в противоположность немецким епископам, вовсе не требовал непременного добавления его в "символ веры". Папа даже разрешил Мефодию богослужение по-славянски, отменив, таким образом, к удивлению немцев, своё же собственное запрещение. Очевидно, Мефодий сумел убедить папу в необходимости славянского богослужебного языка у моравов, разъяснив, что с ним связано всё дело славянской миссии. В письме, отправленном Святополку¹ , папа хвалит правоверие и преданность князя папскому престолу и называет его своим любимым сыном. Относительно Мефодия, "досточтимого архиепископа", папа сообщает, что он испытывал совместно с другими епископами его веру и обнаружил полное согласие её с учением католической церкви. Поэтому папа вновь направляет его для управления моравской церковью и приказывает Святополку принять архиепископа "как своего пастыря, с достойным почётом, уважением и радостью", "дабы он имел, согласно каноническим правилам, попечение о всех делах церковных и распоряжался ими с божьею помощью".

Далее папа уведомляет, что священника Викинга, направленного к нему Святополком, он посвятил в епископы церкви Нитранской, приказав ему, "чтобы во всём был послушен своему архиепископу, как учат святые каноны". В дальнейшем, по соглашению с архиепископом, Святополк должен направить к папе кандидата для посвящения в епископы другой церкви в Моравии, по усмотрению Святополка, "дабы совместно с этими двумя, поставленными нами епископами, названный архиепископ ваш, согласно правилу апостольскому, сам ставил епископов по другим местам, где епископы с честью должны и могут быть поставлены". "Письмена же славянские, некогда открытые Константином-философом, мы по праву одобряем, дабы пелись на них должные похвалы богу, ибо священное писание учит нас не на трёх только, но на всех языках славить Господа". "И ничего нет противного вере и учению петь мессы на славянском языке и читать евангелие или священные главы из нового и ветхого завета, если они хорошо переведены и истолкованы, а также справлять все прочие положенные богослужения, ибо тот, кто создал три главных языка - еврейский, греческий и латинский, - сотворил и все прочие для хвалы и славы своей". В заключение папа предписывает евангелие сначала читать на богослужении по-латыни, а потом уже по-славянски. "И если тебе и приближённым твоим более угодно слушать мессы на латинском языке, предписываем, чтобы они торжественно справлялись по-латыни".

Из этого письма следует, что папа, ставши на сторону Мефодия, всё же сделал большую уступку немецкой партии и Святополку, поставив епископом Викинга, которому, впрочем, велел быть в строгом подчинении у архиепископа. Другой епископ - суффраган (викарный епископ) - должен был быть поставлен не архиепископом, а папой, причём кандидат? выдвигал, с одобрения Мефодия, Святополк. Это опять явная уступка со стороны папы князю. Наконец, характерно разрешение Святополку слушать мессу по-латыни. Оно определённо говорит за то, что князь и его двор не признавали славянского богослужения и окружены были немецким духовенством. Уступки папы немцам и Святополку в конце концов ока-

¹ MG. Epistolae, VFI, р. 222 - 224. Ср. Migne. PL, vol. CXXVI, col. 904 - 906. Перепечатано у Ястребова. Указ. соч., стр. 86 - 89.

зались пагубными для моравской церкви. Второй викарный епископ так и не был поставлен, и, надо полагать, что в данном случае просто не последовало соглашения о кандидате между Мефодием и Святополком. Не могли быть вследствие этого поставлены и другие епископы из славян. Единственным епископом в Моравии, кроме Мефодия, был его непримиримый враг Викинг, немецкий ставленник. Когда Мефодий умер, этот ненавистник славянства по праву занял его место и воспользовался своим положением, чтобы уничтожить славянскую церковь.

Интриги Викинга начались тотчас же по возвращении его из Рима вместе с Мефодием. Этот упорный шваб, повидимому, ещё в Риме сфабриковал подложное письмо папы к Святополку, в котором на него, Викинга, переносилось всё то, что в действительности папа писал о Мефодий; таким образом, верховным распорядителем судеб моравской церкви провозглашался якобы Викинг, а Мефодий должен был ему подчиняться¹ . Викинг, надо думать, сумел передать Святополку своё подложное письмо раньше, чем Мефодий представил Святополку подлинное письмо папы, и князь, видя противоречие двух писем, естественно, признал подлинным письмо своего фаворита Викинга, а подложным - Мефодия. Сам Мефодий был введён в заблуждение этой мошеннической проделкой своего викария, и в смятении послал папе спешный запрос о разъяснении всего этого дела. Ответ папы, из которого мы узнаём о подлоге Викинга, датирован апрелем 881 года² . В этом ответе Иоанн VIII, выражая своё соболезнование архиепископу по поводу причинённых ему неприятностей, сообщает, что никаких писем Святополку, кроме того, какое отправлено с Мефодием, он не посылал, никаких секретных поручений Викингу не давал и даже не имел разговоров с ним по этому делу. Утешая Мефодия, папа просит его не огорчаться людскими кознями и искать успокоения в надежде на помощь божию. Намекая далее на какое-то предстоящее путешествие Мефодия, папа обещает разобрать по его возвращении "то неслыханное, что совершили" по отношению к нему, "и то, что допустил вышеназванный епископ вопреки своему долгу".

Тем временем Святополк, введённый в заблуждение немцами, готовился принять какие-то решительные меры против Мефодия. По "Житию" Мефодия, враги архиепископа говорили: "Папа дал нам власть, а его велел изгнать вон и с учением его". "Собрались тогда все моравляне и велели прочесть перед ними (папское) писание, чтобы услышать об изгнании. Все... печалились и скорбели, лишаясь такого пастыря и учителя, кроме слабых, которых увлекал обман, как ветер листья"³ . В этом известии "Жития" очень хорошо отражены обман Викинга и то смятение, которое вызывала в народных массах опасность, грозившая их архиепископу. Эти народные массы, в противоположность Святополку и его окружению, решительно стоят на стороне Мефодия, в котором видят заступника своих интересов.

Далее в "Житии" рассказывается о новом торжестве правого дела Мефодия. В народном собрании, созванном Святополком, выяснился истинный смысл послания папы, удостоверявшего правоверие Мефодия и данные ему в Моравии полномочия. "Посрамлённые этим (враги Мефодия) со стыдом розошлись как туман"⁴ .

Очевидно, как раз к этому времени "пришёл ответ папы, с несомненностью удостоверявший мошеннические действия Викинга, и ответ этот, прочитанный в присутствии народа, убедил всех, в том числе и Святополка, в полной правоте Мефодия. Возможно, что уже тогда Викинг "предан был

* См. об этом и дальнейших событиях Lароtre. L'Europe et te Saint Siège à l'époque carolingienne. Vol. I, p. 131 sq.

" MG. Epistolae, VII, p. 243 - 244; cp. Migne. PL., vol. CXXVI, col. 928 - 929. Ястребов. Указ. соч., стр. 89 - 90.

³ "Житие" Мефодия. Гл. XII.

⁴ Там же.

Мефодием с анафемою сатане вместе с сонмом людей с ним бесновавшихся", как красочно выражается "Житие" Климента¹ . Святополк, однако, не удалил от себя немецкого проходимца, предоставив ему тем возможность и в дальнейшем строить козни против славянской церкви.

Рассказав о торжестве Мефодия над немцами в народном собрании моравов, "Житие" непосредственно вслед за тем сообщает о путешествии архиепископа в Царьград² , будто бы по вызову императора. Чем было вызвано это путешествие, неизвестно. Важно отметить, что император Василий I и патриарх Фотий приняли Мефодия ласково и с большим почётом; таким образом, архиепископ сумел заслужить уважение и на Западе и на Востоке. Уезжая из Царьграда, Мефодий оставил там из своих учеников "священника и дьякона с книгами"³ . Речь идёт, конечно, о славянских богослужебных книгах, которые, таким образом, впервые были привезены в это время в Византию Мефодием из Моравии.

Вернувшись после долгого и опасного путешествия из Царьграда, Мефодий, как повествует его "Житие" ⁴ , "удалившись от шума и возложив заботы на бога, посадил из своих учеников двух священников-скорописцев и в скором времени перевёл с греческого языка на славянский все книги (священного писания) сполна, кроме Маккавейских, в течение шести месяцев". Раньше же, по "Житию", Мефодий перевёл совместно с Константином "только Псалтирь, Евангелие с Апостолом и избранные службы церковные" ⁵ , Некоторые считают, что Мефодий не мог в течение шести месяцев перевести всю Библию, даже если учесть то обстоятельство, что часть её была уже переведена раньше. Надо, однако, исходить из того, что Мефодий, прекрасно зная оба языка, очевидно, свободно диктовал свой перевод двум священникам-скорописцам и при таких обстоятельствах работа в указанный срок действительно могла быть выполнена. По "Житию", Мефодий перевёл также Номоканон и Патерик. Очевидно, чувствуя приближение смерти, просветитель славян спешил как можно скорее завершить своё дело, давши славянам на их языке всю Библию, а также те книги, которые были необходимы как руководство в повседневной церковной практике.

Мефодий скончался в 885 г., назначив преемником по кафедре ученика своего Горазда, знавшего не только славянский и греческий языки, но также и латинский и, следовательно, вполне приемлемого для Рима. "Житие" повествует, что ученики архиепископа торжественно отслужили по нём "заупокойную литургию на языках латинском, греческом и славянском"⁶ . Это было как бы символическим выражением того, что Мефодий объединил в своём лице три культуры, из которых последнюю, славянскую, он утвердил вместе с братом созданием для неё особой письменности и тем обеспечил ей великую будущность.

Ко времени смерти Мефодия Святополк достиг новых блестящих успехов в возобновившейся борьбе с немцами. Он нанёс им тяжёлое поражение в восточной марке и в Паннонии и отнял у них территорию бывшего княжества Коцела ⁷ . Таким образом, политическая обстановка складывалась чрезвычайно благоприятно для роста и преуспевания самостоятельной славянской церкви. Теперь она, наконец, могла утвердиться, не встречая помехи со стороны немцев, также и в Нижней Паннонии и связять её крепкими узами с Моравией. Святополк, однако, попрежнему не

¹ Vita Clementis. с. VII.

² "Житие" Мефодия. Гл. XIII,

³ Там же.

⁴ См. красочные данные "Жития" о трудностях этого путешествия в гл XIV

⁵ "Житие" Мефодия. Гл. XV.

⁶ "Житие" Мефодия. Гл. XVII.

⁷ См. об этих победах Святополка над немцами Annales Fuldenses, a. 884, р. 110 - 113.

понимал значения славянской церкви и в трудную для неё минуту не поддержал её. Мало того: он прямо предал своё духовенство лютым врагам её - немцам. Викинг, продолжавший пользоваться особой милостью князя, естественно, не признал преемником Мефодия Горазда и поспешил в Рим, чтобы ещё раз попытаться скомпрометировать при папском дворе дело Мефодия. Это ему удалось как нельзя лучше. По доносу Викинга, поставившего на вид близкие отношения Мефодия с Фотием и непринятие его учениками доктрины filioque, папа послал в Моравию трёх легатов, чтобы они на месте разобрали жалобы на деятелей славянской церкви. Инструкции легатам сохранились¹ , равно как сохранилось письмо, отправленное папой Святополку в связи с делом Мефодия² . В инструкциях прежде всего подчёркивается необходимость принятия и внесения в Никейский "символ веры" filioque. Дальше в инструкциях содержится решительное запрещение славянской литургии. Разрешается только объяснять Евангелие по-славянски. Папа, между прочим, ставит на вид Мефодию то, что он будто бы клятвенно обещался Иоанну VIII не употреблять славянского языка в литургии³ . Наконец, в инструкциях сказано, что назначенный Мефодием преемник не может исполнять свои функции, так как его наречение "противно всем святоотеческим правилам"⁴ . Он должен поэтому явиться в Рим, чтобы изложить своё дело верховному первосвященнику. В письме к Святополку папа всячески восхваляет Викинга, Мефодия же, наоборот, решительно осуждает: "Много мы удивлялись, слыша, что Мефодий стремится к лжеучению, не к назиданию, ко вражде, а не к миру. И если это так, то мы осуждаем его заблуждения. Проклятие же, которое он изрёк в презрение к католической вере, да обернётся на его голову". Следует затем осуждение славянского языка в богослужении: "Божественные службы, святые таинства и торжественные литургии, кои названный Мефодий осмелился справлять на языке славянском, хотя клятвенно присягнул на святых мощах блаженного Петра более не делать того, пусть никто никоим образом впредь не совершает, отвращаясь от его вины клятвопреступника". Славянское богослужение запрещается под страхом церковного отлучения, и лишь разрешается объяснять по-славянски Евангелие и Апостол "для вразумления простого и непонимающего народа". В заключение предписывается "отсекать от лона церкви" "всех упорных и непокорных, сеятелей раздора и ссоры" и изгонять таковых из пределов княжества Святополка⁵ .

Приведённое письмо папы Святополку вызвало в исторической науке многочисленные комментарии, причём неоднократно высказывались сомнения в самой подлинности этого письма ввиду целого ряда имеющихся в нём несообразностей ⁶ . Главное, что бросается в глаза при чтении этого письма, - это его несоответствие с содержанием писем Иоанна VIII от 880 - 881 годов. В то время, когда эти письма, адресованные Святополку и Мефодию, определённо говорят о правоверии Мефодия и разрешают ему совершение литургии по-славянски, в письме Стефана V дело представляется так, будто Мефодий с его славянской литургией был решительно осуждён Иоанном VIII, причём якобы принёс даже клятвенное обещание перед гробом апостола Петра впредь не держаться своих новшеств в богослужении. Такой клятвы, как известно, Мефодий никогда не давал.

¹ Они напечатаны у Ястребова. Указ. соч., стр. 90 - 92; ср. D v о г n i k. Op. cit, р. 287 - 288. Lароtre. Op. cit., p. 192 sq.

² См. Ястребов. Указ. соч., стр. 92 - 97.

³ Там же, стр. 91 - 92.

⁴ Там же, стр. 92.

⁵ Там же, стр. 92 - 97.

⁶ См. об этом Dvornik. Op cit., p. 288 sqq.

Некоторые полагают, что письмо папы Стефана V - новая фальшивка Викинга или, по крайней мере, им интерполировано. Это предположение, однако, малоправдоподобно, так как письмо Стефана V в своей наиболее подозрительной части совпадает с содержанием инструкций папским легатам, которые никак не могли быть ни подделаны, ни интерполированы Викингом. Папа, очевидно, исходил в своём письме и инструкциях из каких-то неизвестных нам данных, и вследствие этого вопрос как будто ещё более запутывается.

Наиболее правдоподобное разрешение проблемы дал, по нашему мнению, Лапотр¹ . Исходя из того, что часть писем папы Иоанна VIII, в том числе переписка 880 - 881 гг. по делу Мефодия, отсутствует в Ватиканском архиве, Лапотр высказывает предположение, что это результат прямого хищения, учинённого в своё время заинтересованными лицами, причём, в число похищенных бумаг попали частично и письма, касавшиеся дела Мефодия. Известно, что эти письма вместе со всей пропавшей частью папского архива были обнаружены лишь в XIX в. в копии, сохранившейся в Британском музее² . Викинг, продолжает Лапотр, несомненно, знавший об этом хищении через своих друзей при папском дворе, не преминул воспользоваться обстоятельствами и выдал сфабрикованное им в своё время письмо к Святополку за подлинное. Так Викингу удалось ввести в заблуждение самого папу Стефана V, который, "сходя из его фальшивого письма, приписал Мефодию то, чего никогда не было и что было просто сочинено Викингом, чтобы скомпрометировать всё дело славянской миссии у моравов.

Так появилась и ссылка на клятву, якобы данную перед гробом апостола Петра Мефодием. Содержание письма Викинга тем более казалось папе правдоподобным, что оно как будто согласовывалось с уцелевшей в архиве перепиской Иоанна VIII от 873 г., запрещавшей, как известно, славянское богослужение. Так немецкая фальшивка, в своё время разоблачённая Иоанном VIII, всё же в конце концов достигла своей цели и сыграла роковую роль в истории христианской церкви в Моравии³ .

0 том, что произошло в Моравии по приезде туда папских легатов я Викинга, рассказывает "Житие" Климента, ученика Мефодия, составленное в XI в. по-гречески на основании более древнего образца, написанного по-славянски⁴ . Будучи проникнуто духом греческого православия и небеспристрастное в оценке исторических деятелей, "Житие" Климента всё же служит надёжным и драгоценным источником, рассказывающим о событиях в Моравии после смерти Мефодия. Данные этого "Жития" дополняются и подтверждаются "Житием" другого ученика Мефодия - Наума, составленным в X в. по-славянски и обнаруженным лишь в начале текущего века⁵ .

Согласно "Житию" Климента, вернувшийся в Моравию Викинг захватил власть и стал распоряжаться моравской церковью, отставив Горазда⁶ . Затем Викинг и его приспешники стали заставлять учеников Мефодия принять filioque, но получили решительный отпор и обратились с жалобами к Святополку. Они "возводят клевету на православных, будто бы те замышляют произвести возмущение и могут восстать против его власти, если не будут согласовываться в учении с властителем; ибо держаться противного учения, значит противоборствовать" ⁷ .

¹ Lарotre. Op. cit., p. 129 sqq.

² Ibidem, p. 22 - 25, 164.

³ Ibidem, p. 164 - 170.

⁴ Vita Clementis у Migne. PC Vol. CXXVF, col. 1217 sq. Ср. Ястребов. Указ. соч., стр. 130 ел. Русский перевод этого "Жития" см у Бильбасова. Кирилл и Мефодий. Т. 1, стр. 341.

⁵ Напечатано у Лаврова. Материалы, стр. 181 - 182; ср. Ястребов. Указ. соч., стр. 64 - 65.

⁶ Vita Clementis, с. VII.

⁷ Vita Clementis. с. IX.

Характерно, что Святополк выставляется здесь единомышленником немцев, которые пытаются самую доктрину византийского православия представить как какой-то бунт против князя. Святополк, по "Житию", стал уговаривать представителей славянского духовенства прекратить церковный раскол и сговориться с немцами об единении¹ . Естественно, что ученики Мефодия отказались принять предложение князя, и он, ссылаясь на свою неосведомленность в догматах, постановил решить дело принесением клятвы: "Кто первый придёт и поклянётся, что верует истинно и православно, о том я буду судить, что он нисколько не претыкается и не уклоняется от точного смысла веры; тому и церковь вручу и предоставлю заведывание делами церковными по чину пресвитерскому" ² . Немцы, по "Житию", опередили православных в принесении требуемой клятвы, которую они дали, "не дождавшись ещё конца решения княжеского". Тогда Святополк без колебания решил дело в их пользу³ .

После этого "безумного суда" Святополка Викинг мог свободно воспользоваться данным ему Стефаном V правом "отсекать" непокорных, так как Святополк предоставил ему расправляться по своему усмотрению со всеми "неверующими по учению франков"⁴ . "Житие" красочно рассказывает о тех преследованиях, каким подверглись, по предписанию собственного своего князя, представители славянского духовенства. "Иных мучили бесчеловечно, у других расхищали дома, с нечестием соединяя любостяжание; иных нагими влачили по терновнику, и притом людей престарелых, которые переступили уже за пределы жизни человеческой, означенные у Давида. А из пресвитеров и диаконов, тех, которые были моложе, еретики продавали иудеям, сами Иудиной участи и удавления будучи достойны... Всех же их было немало, но до двухсот считалось служителей алтаря, как мы сказали прежде"⁵ . "Житие" Наума сообщает, что проданные в рабство иудеям представители славянского духовенства были привезены для продажи в Венецию. Оказавшийся здесь представитель византийского императора Василия I "одних купил", а "других взял так" и отвёз их в Царьград, где они были восстановлены в своём прежнем духовном звании. Некоторые из них потом будто бы перешли в Болгарию⁶ .

Ближайших учеников Мефодия, главных руководителей славянской моравской церкви - Горазда, Климента, Лаврентия, Наума, Ангелярия - "и многих других мужей знаменитых" немцы, "заковавши в железо, держали в темнице" и "истязали ударами", так как получили от князя позволение "поступать так, как им заблагорассудится"⁷ .

Издевательства над руководителями славянской православной церкви закончились их изгнанием. Воины Святополка отвели Горазда и его сотоварищей к берегам Дуная и отпустили здесь на все четыре стороны ⁸ . Так подлые происки немцев, возглавляемых Викингом, привели к полному разгрому славянской церкви в Моравии.

Известно, что немцам всё же не удалось задавить ненавистную им славянскую письменность. Изгнанная из Моравии, она перенесена была в соседнюю Болгарию, где нашли себе пристанище ученики Мефодия. По общераспространённому мнению, изобретённый Константином алфавит "глаголица" в Болгарии был несколько упрощён и превратился в "кириллицу", которая легла в основу всей церковно-славянской письменности. Утвердившись у южных славян, в Болгарии и Сербии, эта письмен-

¹ Vita Clementis, с. IX.

² Ibidem, с. X.

³ Ibidem, XL

⁴ Ibidem.

⁵ Ibidem.

⁶ Лавров. Материалы, стр. 181; Ястребов. Указ. соч., стр. 65.

⁷ Vita Clementis, с. XII; ср. с. XI.

⁸ Ibidem, с. XIII.

ность принята была вместе с христианством и русскими славянами. Славянский язык книг Константина и Мефодия стал таким образом языком всех славянских церквей православной (греческой) веры, С ним неразрывно связано развитие всей славянской культуры, так как в средние века он был языком огромного большинства деятелей этой культуры. Этот книжный церковно-славянский язык оказал, как известно, огромное влияние на формирование русского литературного языка. Мы, следовательно, должны с благодарностью вспоминать самоотверженные труды Константина и Мефодия на пользу славянской культуры. Немцы, стремившиеся поработить славян, недаром сразу же почувствовали ту великую опасность, которой грозило их замыслам начинание солунских братьев. Славянский язык и славянская письменность - эти мощные двигатели развития славянской культуры - утвердили самобытное существование славян в Европе, освободили их от духовной опеки иноземцев и позволили занять выдающееся место в семье европейских народов.

Publisher:

Permanent link for scientific papers (for citations):

Found source (search robot):

Publication author(s) - Н. Грацианский:

Comments: