Госполитиздат. М. 1954. 294 стр. Тираж 30000. Цена 5 руб.

В настоящее время, когда достигнуты большие успехи в изучении движения декабристов ощущается отставание в исследовании их идеологии, социально-политических, философских и социологических воззрений. Поэтому каждая работа, затрагивающая эти вопросы, приобретает большой интерес.

На протяжении ряда лет изучением философских воззрений декабристов занимается Г. И. Габов. Им написаны и напечатаны в различных изданиях: "Материализм в философских взглядах декабристов" ("Вопросы философии". 1951. N 3), "Философские и общественно-политические взгляды декабристов" (брошюра Общества по распространению политических и научных знаний), раздел "Философские взгляды" в статье "Декабристы" (Большая Советская Энциклопедия, т. 13), "Общественно-политические и философские взгляды декабристов" (глава в сборнике "Очерки по истории философской и общественно-политической мысли народов СССР", т. 1, 1955), наконец, рецензируемая книга "Общественно-политические и философские взгляды декабристов". Итак, почти все работы о философских и общественно-политических взглядах декабристов, опубликованные в последние годы, принадлежат перу Г. И. Габова. В названных работах, и особенно в рецензируемой книге, поднимается широкий круг вопросов: исторические условия возникновения декабристского движения, идейные истоки мировоззрения декабристов, их патриотизм, социально-политические взгляды, социологические и философские воззрения; выясняется место и роль декабристов в рус-

ском освободительном движении. Автор выделяет основные проблемы движения и идеологии дворянских революционеров, привлекает обширный фактический материал и большое количество источников, высказывает ряд бесспорных суждений. Книга написана хорошим литературным языком и доступна массовому читателю, не вызывает возражений и структура книги.

Однако эти и некоторые другие положительные стороны книги Г. И. Габова, к сожалению, теряются в массе грубых ошибок, искажающих историю движения декабристов и идейную борьбу в России того времени. Для этой и других работ Г. И. Габова характерны схематизм и поверхностность, некритическое отношение к источникам, небрежная передача их содержания, необоснованные и натянутые выводы, а нередко искажение фактов в угоду предвзятой схеме.

С недостатками и ошибками работы Г. И. Габова читатель сталкивается уже в первых ее главах. Прежде всего, обращает на себя внимание то, что Г. И. Габов явно преувеличивает элементы капитализма в России первой четверти XIX века. Автор много говорит о "насаждении капитализма сверху", о превращении оброчных крестьян в капиталистов, о превращении мануфактур в фабрики, о зарождении рабочего класса и т. п. Создается впечатление, что в начале XIX в. в России существовал довольно развитый капитализм. Г. И. Габов утверждает, что материальной основой национального подъема после войны 1812 г. был новый способ производства (стр. 289). При этом он механически переносит ленинскую характеристику стихийных рабочих бунтов 60 - 70-х годов XIX в. на выступления начала XIX века. В дальнейшем, противореча себе, Г. И. Габов правильно отмечает, что для России первой четверти XIX в. еще рано говорить о развитии капитализма, что первый решительный шаг в этом направлении был сделан в 60-х годах.

Г. И. Габов неоднократно говорит о влиянии Радищева на декабристов. Но он не пытается выяснить, какие именно идеи Радищева, и в каком направлении развивались декабристами. Идейная связь декабристов с Радищевым устанавливается им чисто внешне, а в некоторых случаях автор не видит этой связи. Например, на стр. 3 и 4 Г. И. Габов утверждает, что декабристы впервые в истории России поставили задачу уничтожения монархии и изменения существующего общественного строя. На самом деле эти идеи были впервые выдвинуты А. Н. Радищевым. Декабристы опирались на антикрепостнические идеи Радищева и, исходя из них, разработали свою, революционную программу и попытались ее практически осуществить.

Г. И. Габов неправильно освещает и отдельные стороны мировоззрения Радищева. На стр. 68 автор утверждает, что у Радищева "атеизм облекался в форму деизма". По ведь атеизм - это отрицание сверхъестественного в любой форме, а деизм есть известная уступка религии, поскольку какая-то, пусть очень ограниченная, роль, божества в жизни природы допускается (первотолчок, перводвигатель и т. п.).. Дело здесь не в "форме деизма", как думает Г. И. Габов, а в том, что Радищев действительно допускал уступки идеализму в объяснении происхождения мира (первотолчок) и колебался в решении проблем человеческой психики, сомневался в природе создания или, по терминологии Радищева, "души" человека. Вместо того чтобы объяснить причины непоследовательности материализма А. Н. Радищева, Г. И. Габов прибегнул к явно нелепой формуле: "атеизм облекался в форму деизма".

Характеризуя социально-политические взгляды А. Н. Радищева, Г. И. Габов пишет: "Радищев обращался к крестьянам с революционным призывом". В подтверждение этого приводится следующий отрывок из "Путешествия из Петербурга в Москву": "Прострите на сего общественного злодея ваше человеколюбивое мщение. Сокрушите орудия его земледелия, сожгите его риги, овины, житницы и развейте пепел по нивам, на них же совершалось его мучительство, ознаменуйте его яко общественного татя, дабы всяк, его, видя, не только его гнушался, но убегал бы его приближения, дабы не заразиться его примером" (стр. 61 - 65).

Революционность Радищева не вызывает сомнений и подтверждается многими местами из его сочинений, однако истолкование приведенного отрывка как революционного призыва к крестьянам является недоразумением, к сожалению, распространенным в нашей литературе. Оно исходит из книги М. А. Горбунова "Философские и общественно-политические взгляды А. Н. Радищева" (1949), в которой даже делается попытка сблизить цитированное место из "Путешествия" с манифестами Пугачева¹ .

¹ См. М. А. Горбунов. Философские и общественно-политические взгляды А. Н. Радищева. 1949, стр. 82.

Высказывание Радищева нельзя брать изолированно от контекста, как это обыкновенно делают, надо приводить его полностью. Рассказав о зверствах помещика (глава "Вышний Волочок"), Радищев пишет: "И суть люди, которые, взирая на утучненные нивы сего палача, ставят его в пример усовершенствования в земледелии. И вы хотите назваться мягкосердечными, и вы носите имена попечителей о благе общем. Вместо вашего поощрения к таковому насилию, которое вы источником государственного богатства почитаете, прострите на сего общественного злодея ваше человеколюбивое мщение. Сокрушите орудия его земледелия, сожгите его риги, овины, житницы и развейте пепел по нивам..." (далее следует приведенная уже цитата).

К кому же обращается здесь Радищев? Что это за "люди", которые злодея-помещика ставят "в пример усовершенствования в земледелии", которые насилие почитают "источником государственного богатства"? Ясно, что это не крепостные крестьяне, сами являющиеся объектом насилия. Нетрудно понять, что в приведенном в книге Г. И. Габова отрывке Радищев обращается к тем представителям господствующего класса, которые лицемерно выдавали себя за "попечителей о благе общем", за людей просвещенных и "мягкосердных". Явно издеваясь над правящей верхушкой во главе с Екатериной II, Радищев бросает вызов: если вы действительно являетесь такими, за кого себя выдаете, "прострите на сего общественного злодея ваше человеколюбивое мщение", то есть накажите и крепостника-помещика, совершающего общественное злодеяние.

Рассматривая воззрения декабристов, Г. И. Габов, как правило, приемы изучения взглядов отдельных мыслителей механически переносит на идеологию всего движения декабристов. Расположив в логической последовательности основные вопросы политической программы, философии и социологии, автор затем насыщает эту схему произвольно подобранными материалами из документов и материалов отдельных декабристов. При этом игнорируются их различия и своеобразие в решении важнейших теоретических проблем. То, что отсутствует у одного, дополняется из работ другого и приписывается всем нередко вопреки фактам.

В книге мы читаем: "Декабристы высоко оценивали восстание Пугачева... Разбой, говорили декабристы, не есть разбой, если он совершается во имя естественного неотъемлемого права человека" (стр. 92).

Таким образом, сочувственное отношение к пугачевскому восстанию приписывается всем или, по крайней мере, большинству декабристов. Но известно, что о Пугачеве в дошедших до нас документах никто из декабристов не говорил, за исключением А. В. Поджио, и слова, выдаваемые Г. И. Габовым за мнение всех декабристов, почти дословно взяты из "Записок" того же Поджио, только без кавычек и ссылки на источник. В другом месте (стр. 199) автор заявляет, что наиболее полно взгляды декабристов на развитие общества изложил в своих произведениях Луни", и дальше приводится соответствующая цитата из его сочинений, в которой раскрывается роль идей в общественном развитии. Но взгляды Лунина не могут быть выданы за мнение всех декабристов. Лунин резко расходился с другими декабристами по ряду вопросов. В его мировоззрении и деятельности своеобразно сочетались идеализм в религиозно-мистической окраске и необычайная решительность в революционно-практических вопросах. Его нельзя представлять в качестве "наиболее полного выразителя" взглядов декабристов.

Еще более разительные примеры подчинения фактического материала предвзятой схеме можно привести из главы о философских взглядах декабристов. Сначала философские работы материалистов И. Д. Якушина, Н. А. Крюкова, П. И. Борисова, В. Ф. Раевского и А. А. Бестужева используются для характеристики мировоззрения всех декабристов. Затем тот же самый материал и почти в тех же выражениях приводится для характеристики каждого из указанных декабристов в отдельности. На стр. 231 утверждается: "Не удовлетворяла декабристов и дуалистическая философия Декарта". На стр. 257 при рассмотрении мировоззрения Якушкина мы снова читаем: "Не удовлетворяла Якушкина и дуалистическая философия Декарта". И еще: "Декабристы попытались на новом принципе построить классификацию наук..., они выдвинули материалистическое основание деления наук по предмету исследования" (стр. 254). "Крюков стремился найти объективную основу классификации наук. Науки, по его мнению, следует классифицировать по предмету изучения" (стр. 274). Точно таким же образом решаются вопросы об отношении к Локку, об источнике движения и многие другие. Спраши-

вается: есть ли основания считать, что мысли Якушкина о Декарте и Локке, Н. Крюкова о классификации наук, В. Раевского об источнике движения и т. д. разделялись всеми декабристами или, по крайней мере, были известны большинству из них? Таких оснований нет.

Важнейшей частью идеологии декабризма является социально-политическая программа преобразования России. Известно, что всех декабристов объединяло стремление уничтожить самодержавие и крепостничество в России, что все декабристы были сторонниками тактики военной революции, что движущей силой их революционного выступления был патриотизм. Однако нельзя не учитывать расхождений между отдельными декабристами по важнейшим вопросам революционной программы. В книге Г. И. Габова много говорится о группировках декабристского движения. Однако в ней отсутствует обстоятельная политическая характеристика отдельных группировок декабристов и, по существу, игнорируется, что по вопросам программы между декабристами шла борьба. В изложении Г. И. Габова часто стирается грань даже между сторонниками конституционной монархии, с одной стороны, и республики - с другой. Так, на стр. 5, например, утверждается, что "основным, решающим в общественно-политических взглядах декабристов была идея свержения самодержавия и установления республики, идея ликвидации крепостного права". Но разве идея установления республики разделялась всеми декабристами, разве многие из них не стояли за конституционную монархию? Ведь известно, что вопрос о будущем политическом строе России (монархия или республика) являлся предметом споров на протяжении всего существования тайного общества.

Ошибочно утверждение и о том, что Северное и Южное общества "выработали общий план действий" (стр. 15). Такого общепринятого плана у декабристов не было. Между руководителями обоих обществ на протяжении 1823 - 1825 гг. неоднократно шли переговоры об объединении, но этого объединения так и не произошло. Было лишь достигнуто соглашение о взаимной поддержке на случай, если одно из обществ поднимет восстание. Одной из причин поражения дворянских революционеров как раз и была их разобщенность, отсутствие четкого единого плана действий. В книге довольно обстоятельно выясняются различия между "Русской Правдой" Пестеля и конституцией Н. Муравьева, но и в этом случае Г. И. Габов не до конца последователен. Изложив на стр. 152 - 154 взгляды Н. Муравьева на характер будущего государственного строя и отметив при этом, что Н. Муравьев был идеологом сторонников конституционной монархии, Г. И. Габов, противореча себе, неожиданно заявляет: "Есть указания на то, что свою монархическую конституцию Н. Муравьев рассматривал как тактический маневр". Г. И. Габов приводит при этом показания Пестеля, который, ссылаясь на письмо Н. Муравьева, свидетельствовал, что последний писал конституцию в монархическом духе не потому, что сам был монархистом, а потому, что хотел "сблизиться с понятиями вновь вступающих в общество членов". Г. И. Габов не учитывает того, что Пестель мог быть введен Н. Муравьевым в заблуждение. Можно думать, что "тактическим маневром" была не конституция Н. Муравьева, а его письмо к Пестелю, в котором он стремился отвести критику своей умеренной конституции со стороны радикальных членов Южного общества.

Большое место в программе декабристов, и особенно в "Русской Правде", занимал аграрный вопрос. Правильная оценка аграрных проектов декабристов имеет принципиальное значение для выяснения социальной сущности декабристов и определения их места в русском освободительном движении. Как видно из рецензируемой книги, аграрный план Пестеля Г. И. Габовым совершенно не понят; источники исследованы поверхностно. Взамен подлинных мыслей Пестеля читателю преподносится собственное фантастическое построение автора. По мнению Г. И. Габова, Пестель выдвигал вопрос о конфискации всех помещичьих земель и передаче их, освобожденным от крепостной зависимости крестьянам частью на правах общественной собственности, частью в личное владение. Заявляя, что в "Русской Правде" и в показаниях Пестель говорил о разделе всех земель без всяких исключений (стр. 168), автор расценивает взгляды Пестеля по аграрному вопросу как разновидность крестьянского утопического социализма. В связи с этим он сопоставляет идеи декабристов с идеями западноевропейских утопических социалистов и считает, что взгляды декабристов выше взглядов утопистов Запада.

Аграрная программа Пестеля, несомненно, была прогрессивной. Она посягала на крупное помещичье землевладение и ставила своей целью обеспечить крестьян землей, чтобы предупредить в России пауперизм. Именно для этого в "Русской Правде" предусматривалось выделение фонда общественных земель, который предполагалось передать волостным обществам. Но Пестель никогда не намечал провести конфискацию всех земельных владений помещиков. В "Русской Правде" и в показаниях Пестеля ничего подобного не говорится. Вопреки утверждению Г. И. Габова Пестель не был ни революционным демократом, ни социалистом. Он не только не отвергал частную собственность, но отстаивал ее как "священное и неприкосновенное право". Ошибка Габова объясняется тем, что он не понимает существа социально-политической программы Пестеля как дворянского революционера.

Г. И. Габов пишет, что программа Пестеля "выражала революционные стремления крестьян к равенству, к свержению помещичьей власти и к полному уничтожению помещичьего землевладения" (стр. 169). Эти слова автор взял из статьи В. И. Ленина "Памяти Герцена"² , и то, что сказано В. И. Лениным о революционном крестьянском демократе Герцене, Г. И. Габов механически перенес на декабристов. Такой антиисторический подход недопустим. Пестеля, как и других декабристов, нельзя считать последовательным выразителем интересов крепостного крестьянства, какими были революционные демократы. Декабристы были дворянскими революционерами, объективно боровшимися за буржуазно-демократическое преобразование России. Разумеется, это соответствовало и интересам крепостного крестьянства. Только в этом смысле можно утверждать, что Пестель отразил чаяния крестьянских масс.

Отсутствие достаточного количества источников чрезвычайно затрудняет выяснение философских воззрений декабристов. Чтобы правильно разобраться в их философских взглядах, необходимо тщательно проанализировать все дошедшие до нас документы, сопоставить их друг с другом, установить время и условия их возникновения, связать их со всей идейной борьбой того времени.

Г. И. Габов не проделал такой работы; он ограничился поверхностным перечислением высказываний отдельных декабристов по вопросам философии. Неясные и спорные вопросы Г. И. Габов обходит. Правильно отметив, что "по своим философским воззрениям декабристы не составляли единого лагеря", что "среди декабристов имелись и материалисты и идеалисты", автор не дал характеристики философских направлений. Из рецензируемой книги трудно вынести представление о том, кто из декабристов принадлежал к материалистам, а кто - к идеалистам. Различие между декабристами в решении важнейших философских вопросов в книге нередко смазывается. Так, например, критика религии и церкви ведется с позиции идеалиста М. С. Лунина (стр. 242). Критика идеализма декабристами иллюстрируется ссылками на А. С. Пушкина, В. И. Туманского, Н. И. Гнедича, А. И. Одоевского (стр. 234 - 235). Но ведь трое первых не принадлежали к декабристам, а взгляды А. И. Одоевского вряд ли можно приписывать всем декабристам. Отношение декабристов к основному вопросу философии и определение ими предмета философии излагается Г. И. Габовым с позиций идеалиста-шеллингианца Д. В. Веневитинова, также не принадлежавшего к декабристам. Вопрос о Веневитинове, об "Обществе любомудрия" и альманахе "Мнемозина" в книге Г. И. Габова освещен, крайне путано. С одной стороны, утверждается, что альманах "Мнемозина" "сразу же оказался под идейным влиянием декабристов и играл роль одного из легальных органов движения" (стр. 232), С другой стороны, доказывается, что "члены общества любомудрия не принимали активного участия в борьбе против царизма и крепостничества" (стр. 233), что это общество и его журнал были проводниками шеллингианства в России.

П. Пестеля автор безапелляционно, без ссылки на источник относит к числу декабристов-материалистов (стр. 244). Между тем вопрос о философской позиции Пестеля остается спорным. Почему Г. И. Габов обходит религиозные высказывания в "Русской Правде"? Почему он ничего не говорит о переписке Пестеля с родными и, особенно о его письме из крепости от 1 мая 1826 г., где также высказываются религиозные мысли? Очевидно, в серьезном монографическом исследовании эти вопросы не следовало бы обходить.

В книге Г. И. Габова содержится много противоречивых положений и фактических ошибок. На стр. 50 утверждается, что

² См. В. И. Ленин. Соч. Т. 18, стр. 12.

даже масонские ложи, организации полумистического характера, были закрыты царским указом и преследовались". А через две страницы сообщается нечто обратное: царское правительство поощряло мистицизм, и потому "довольно широкое распространение получило масонство, особенно наиболее мистическое его направление - розенкрейцерство". Оценивая конституцию Н. Муравьева, автор на стр. 159 и в других местах называет ее антидемократической, а на стр. 161 пишет: "Конституционный проект Н. Муравьева, несмотря на всю его ограниченность, провозглашал демократические свободы".

Среди многих фактических ошибок и неточностей особенно заметны следующие: "В "Русской Правде" подробно говорится о необходимости создания вооруженных сил для защиты молодой Российской республики и детально разработана структура новой армии" (стр. 163 - 164). Но в действительности никакой "детальной" разработки структуры армии в "Русской Правде" нет. Разработка этих вопросов намечалась в восьмой главе, которая осталась ненаписанной. Это подтверждается показаниями и самого Пестеля³ .

На стр. 147 ошибочно освещено взаимоотношение между членами Общества соединенных славян и солдатскими массами. Автор доказывает, что "путем бесед славяне старались внушить солдатам любовь и доверие к себе и стремились склонить их к вступлению в общество". Правильно, что члены этой организации, как и многие другие декабристы из Северного и Южного обществ, стремились привлечь солдат на свою сторону, заручиться их любовью и доверием, но никто из них, но раскрывал перед солдатами планов общества и тем более не пытался вовлечь их в тайную организацию, состав которой почти всецело был дворянским.

Декабрист С. М. Муравьев-Апостол назван автором полковником и командиром Черниговского полка (стр. 11, 20 и др.). Это ошибка, ибо Муравьев-Апостол до конца жизни оставался подполковником и командовал в Черниговском полку батальоном. Среди причин, ускоривших выступление 14 декабря 1825 г., Г. И. Тамбов указывает на арест Пестеля, хотя сам же пишет на стр. 16, что Пестель был схвачен царскими властями 13 декабря. Спрашивается: как же это известие в течение одной ночи дошло от Киева до Петербурга?

На стр. 18 Д. И. Завалишин причисляется к участникам восстания 14 декабря 1825 г. на Сенатской площади, но известно, что Завалишин не принимал участия в восстании декабристов. Аналогичных неточностей в книге Г. И. Габова много.

Отмеченные недостатки, противоречия и фактические ошибки, схематизм и поверхностность свидетельствуют о том, что Г. И. Габов недоработал свою книгу и поспешил с ее изданием. Перед советскими историками и философами стоит задача дальнейшего научного исследования мировоззрения декабристов.

³ См. сборник "Восстание декабристов". Т. IV. М. 1927, стр. 114.

Publisher:

Permanent link for scientific papers (for citations):

Found source (search robot):

Publication author(s) - А. А. ГАЛАКТИОНОВ, П. Ф. НИКАНДРОВ:

Comments: