Г. А. Острогорский завоевал видное место в ряду исследователей-византинистов Западной Европы своими многочисленными и разносторонними трудами по экономической и политической истории Византийской империи. Начиная со второй половины XIX в., в византиноведении всё сильнее проявлялся интерес к изучению социально-экономической истории Византии. Широкое применение сравнительно-исторического метода в изучении исторических памятников, большой размах деятельности по публикации новых, ещё не известных первоисточников позволяли поставить глубокое изучение классовой борьбы в Византии, экономических основ её политического развития, разнообразных сторон её внутренней истории. Выдающихся успехов в этом направлении достигло русское византиноведение главным образом в трудах академиков В. Г. Васильевского, Ф. И. Успенского и созданной ими школы. Греческий византинист проф. Андриадис отметил, что "существует отрасль византиноведения, в которой русские без всякого сомнения являются хозяевами: это - внутренняя история Византии"1 .
Воспитанный школой русского византиноведения, являясь непосредственным учеником выдающихся русских византинистов, Острогорский поставил изучение внутренней истории Византии в центре своих исследовательских интересов. Однако с самого начала своей научной деятельности Острогорский проявлял готовность поставить свою исследовательскую работу на службу царизму в его официальной программой: "Самодержавие, православие и народность". Не случайно поэтому Острогорский не принял Великой Октябрьской социалистической революции и очутился в рядах русских белоэмигрантов. Оторвавшись от живительной почвы своей подины, Острогорский неизбежно сблизился с реакционным крылом историографии Византин. Поэтому дальнейшее развитие советского византиноведения настоятельно требует анализа произведений Острогорского и критики тех его положений, которые являются тормозом для развития византиноведения и не могут быть приняты советскими византинистами.
Рассмотрение трудов Острогорского мы начнём с одной из самых последних его работ, появившейся в немецком историческом журнале накануне предательского нападения фашистской Германии на СССР. Эта работа затрагивает вопросы периодизации византийской истории2 . По мнению Острогорского, периодизация вообще не имеет никакого теоретического значения. Повторяя в статье антиисторические и антинаучные взгляды Допша, не принятые даже и передовой буржуазной исторической мыслью и получившие должный отпор в советской исторической науке, Острогорский говорит, что всякая периодизация имеет лишь условный характер, так как "в исторической действительности нет никакого перерыва и, следовательно, никаких границ и периодов"3 . Он соглашается признать за периодизацией лишь служебное значение, так как "при практическом изложении истории встречается потребность в периодизации".
В результате этой основной ошибки у Острогорского создаётся неправильное представление о всём ходе истории Византии, а её периодизацию он строит на основе случайных, произвольно им избранных факторов.
Всякому историку, пытающемуся создать общую картину развития Византийской империи, необходимо решить вопрос о том, с чего следует начинать изложение её истории. По этому вопросу взгляды византинистов сильно расходятся. Штейн4 и Братиану5 считают началом истории время Диоклетиана (284 - 305), предпринявшего первые шаги по переводу столицы Римской империи на Восток. Финлей относил начало византийской истории к VIII в., когда Византийская империя принимает свой новый характер-"греческого" государства6 . Дру-
1 Андриадис А. "История греческого народного хозяйства" (на греч. яз.), стр. 368. Афины. 1918.
2 Ostrogorsky Ceorg "Die Perioden der byzantinishen Geschichte". "Historische Zeitschrift". 1941, Bd. 163, Heft 2, S. 229 - 254.
3 Ibidem, S. 229.
4 Stein E. "Untersuchungen zur spaätbyzantinischen Verfassungs-und Virtschaftsgeschichte. Mitteilungen zur osmanischer. Geschichte". Bd. 2, S. 1 ff. 1923 - 1925.
5 Вratianu G. "Les divisions chronologiques de l'histoire byzantine". Bulletin de l'Académie Roumaine, section historique, 17. 1930, p. 44 suiv. Перепечатано в его "Etudes byzantines d'histoire éсonomique et sociale", p. 23 suiv. Paris. 1938.
6 Finley G. "A. History of Greece", Vol. I. p. 351. 1877.
гие историки принимали другие события, более или менее произвольно выбранные, за начало византийской истории. Для Острогорского, считающего началом истории Византии время Константина, характерно, что он связывает это не с окончательным созданием нового центра империи на Востоке, а с её христианизацией. Что такое духовная жизнь Византии, как не христианская религия? - спрашивает Острогорский. Он идёт ещё дальше; повторяя слова Юлиана, называвшего Константина novator turbatorque priscarum legum, он считает, что Константином начинается ряд византийских государей.
Время от Константина до Ираклия (610 - 641) Острогорский считает эпохой перехода от античного Рима к византийскому средневековью. В своих трудах он идеализирует Ираклия, выступающего у него как спаситель Византийской империи, как гениальный реформатор, который заложил основы нового фемного строя, преобразовал весь правительственный аппарат империи, вывел страну из хаоса и дал новое направление византийской культуре. При нём, говорит Острогорский, перестали искусственно поддерживать латинский язык, и греческий язык становится официальным в империи. Юстиниан, по выражению Острогорского, - римский император, Ираклий - первый подлинно византийский базилевс.
Идеализация Ираклия вполне соответствует научно-политической концепции Острогорского. Появлению у власти Ираклия предшествовала ожесточённая гражданская война народных масс против крупного сенаторского землевладения. Ставленник сенатской партии, опиравшийся на земельную знать, Ираклий столкнулся с глубокой враждебностью широких слоев народных масс и с исключительной жестокостью подавлял многочисленные революционные выступления низших классов. Результаты глубокого этнографического и социального переворота, длившегося в течение VI - VII вв., Острогорский целиком приписывает государственной деятельности Ираклия. В своей попытке возвеличить Ираклия он выдумывает небывалые внешние успехи Византии в его правление, игнорируя сведения о крупнейших поражениях империи. Поражения эти были столь серьёзны, что положение империй казалось безнадёжным, и Ираклий подумывал даже о переносе столицы из Константинополя в Карфаген. Пренебрегая ясными показаниями византийских памятников того времени, большим знатоком которых он, бесспорно, является. Острогорский, руководясь своими реакционными политическими симпатиями, наделяет "первого византийского базилевса" такими качествами, которыми тот никогда не обладал. В изображения Острогорского Ираклий вопреки исторической действительности оказывается одним из самых выдающихся государственных деятелей мировой истории.
Конец "средневизантийского периода" Острогорский связывает с именем другого императора, отвечающего его идеалам, Василия II, который, по его словам, так же "заканчивает героический период византийской истории, как её открывает Ираклий". Правление Василия II (976 - 1025) в качестве грани для "средневйзантийского" периода избрано Острогорским совершенно произвольно и не принято ни одним византинистом, "Поздневизантийский" период, по мнению Острогорского, охватывает время с 1025 г., т. е. с года смерти Василия II Болгаробойцы до гибели Византии в 1453 году. Между тем мы не можем установить для всего этого периода общие черты общественно-экономического строя, которые пытается найти для него Острогорский. Нужно учесть, что на протяжении этого периода происходит завоевание Византии крестоносцами, учреждение Латинской (1204 - 1261) и восстановление Византийской империи. Эти крупнейшие события создают резкую грань между началом и концом устанавливаемого Острогорским "поздневизантийского" периода и на позволяют сводить их в одно целое по признакам социально-экономического устройства, которое претерпело под влиянием Латинской империи глубочайшие изменения. Таким образом, периодизация истории Византии, избранная Острогорским "при практическом изложении истории", является антинаучной и построена исключительно на основе его политических симпатий к отдельным византийским императорам. Его ошибки неизбежно сказываются при рассмотрении отдельных крупнейших проблем византийской истории.
Одним из кардинальных вопросов в исследовательской работе византинистов является вопрос об общественном строе древних славян и о его влиянии на феодализацию Византийской империи. Первым из византинистов, приступившим к глубокому изучению земледельческого закона, был Цахариэ фон Лингенталь, поставивший вопрос о крестьянской общине в Византийской империи и её влиянии на социально-экономическое развитие Византии1 . По его мнению, свободная сельская община была принесена в империю славянами и зафиксирована в законодательстве императоров-иконоборцев. Эта теория была воспринята и развита далее В. Г. Васильевским2 , которому удалось установить сходство земледельческого закона с эклогой и на этом основании придти к выводу, что эти законы изданы почти одновременно и, бесспорно, должны считаться памятником законодательства иконоборческой эпохи. В результате трудов Ф. И. Успенского3 нау-
1 Zachariae von Lingеnthal K. "Geschichte des griechisch-römischen Rechts". 3. Aufl. 1892.
2 Васильевский В. "Законодательство иконоборцев". "ЖМНП". Октябрь - ноябрь 1878 г.; его же "О синодальном списке эклоги". "ЖМНП". Январь 1879 года.
3 Успенский Ф. "Древнейший памятник славянского права". "Юридический вестник" N 4 за 1886 г. М., стр. 703 - 704; его же "К истории крестьянского землевладения Византии". "ЖМНП". Январь 1383 г., стр. 30 - 87; февраль 1883 г., стр. 301 - 360.
кой был прочно усвоен его вывод о влиянии славянской общины на социально-экономическое устройство Византийской империи. Теорий Б. А. Панченко, отрицавшего наличие общины в Византии1 , не встретила поддержки в мировой науке. В советской исторической науке теория о влиянии общественного строя славян на феодализацию Византийской "империи стала общепринятой и получила в трудах советских историков дальнейшее развитие и конкретизацию2 .
В 1926 г. Острогорский выступил с небольшой статьёй о византийском податном уставе, представляющем ценный источник для изучения техники обложения крестьянских земель и аграрных отношений в Византии, в частности сельского землевладения3 . Положения, выдвинутые Острогорским в этой статье, были развиты им в другой его работе о земельной податной общине в Византии X века4 . К этой работе приложен немецкий перевод этого ценного источника для изучения земельных отношений в Византийской империи.
Трактат анонимного византийского автора, изученный Острогорским в этих работах, был впервые опубликован американским учёным Эшбернером (W. Ashburner) в 35-м томе "Journal of Hellenic Studies". Не считая для себя обязательным изучение внутренних сил, которыми держалась византийская сельская община на протяжении всей истории Византийской империи, отрицая даже наличие общинного землевладения в Византии, Острогорский признаёт исключительно совокупность крестьянских хозяйств, организованных государством ввиде "податного отделения" для удобства обложения. По мнению Острогорского, государство налагало на подобное податное отделение одну общую подать, которая затем распределялась между отдельными крестьянскими хозяйствами5 . Острогорский подчёркивает неоднократно, что так называемая община есть лишь податной округ, платящий на основе круговой поруки общую податную сумму и занесённый весь в один кадастр. Община в Византии "есть финансово-административная единица, а не органическое хозяйственное образование, подобно общине славянской или германской"6 , - говорит Острогорский.
Для подкрепления своей теории Острогорский снова приводит взгляды Панченко в его работе о крестьянской собственности в Византии и отмечает, что взгляды Панченко находятся в резком противоречии с положениями В. Г. Васильевского и Ф. И. Успенского. Он присоединяется к взгляду Панченко о личном и наследственном крестьянском землевладении в Византии. Однако он забывает, что книга Панченко встретила резкие отзывы в мировой науке7 .
Аргументация Острогорского не вносит, по существу, ничего нового в науку, в основном лишь повторяя высказывания Панченко, о которых иеромонах Михаил в своей рецензии отметил, что Панченко "едва ли стёр с лица земли старое (т. е. положения, установленные В. Г. Васильевским и Ф. И. Успенским. - Б. Г.); больше того, едва ли и убедительность его аргументации не призрачна"8 .
После трудов Панченко до настоящего времени было издано большое количество актов, относящихся к крестьянскому землевладению, о существовании которых Острогорский не может не знать. Эти документы позволяют по-новому пересмотреть вопросы, связанные с общиной в Византии. Они показывают, что вплоть до самого позднего времени в истории Византии в актах встречаются упоминания о "сельском мире", "сельских общинах", содержатся совершенно отчётливые понятия об общей собственности на землю принадлежащую известной совокупности членов, составляющих общину.
Оперируя некоторыми документами, Острогорский повторяет приёмы Панченко, который в каждом факте выделял выгодную для своего положения часть, а остальное просто
1 Панченко Б. "Крестьянская собственность в Византии". "Известия русского археологического института в Константинополе". Т. IX, стр. 1 - 234. 1904.
2 Липшиц Е. "Восстание Фомы Славянина и византийского крестьянство на грани VIII - IX вв.". "Вестник древней истории" ("ВДИ") N 1 (6) за 1939 г., стр. 352 - 365; её же "Славянская община и её роль в феодализации Византии". Доклад на сессии отделения истории и философии Академии наук СССР 28 апреля 1945 г., представляющий основные выводы её капитального исследования на эту тему, в основе которого лежит анализ земледельческого закона; Горянов Б. "Славянские поселения VI в. и их общественный строй". "ВДИ" N 1 (6) за 1939 г., стр. 308 - 318; его же "Славяне и Византия в V - VI веках нашей эры". "Исторический журнал" N 10 за 1939 г., стр. 101 - 111; его же "Иконоборческое движение в Византии". "Исторический журнал" N 2 за 1941 т., стр. 68 - 78; Мишулин А. "Древние славяне и судьбы Восточноримской империи". "ВДИ" N I (6) за 1939 г., стр: 290 - 307.
3 Острогорский Г. "Византийский податной устав". Recueil Kondakoff. Сборник статей, посвящённых памяти Н. П. Кондакова. "Seminarium Kondakovianum", стр. 109 - 124. Прага. 1926.
4 Ostrogorsky G. "Die ländliche Steuergemeinde des byzantinischen Reiches im 10, jahrhundert", Vierteljahrschrift für Sozial-und Wirtschaftsgeschichte, XX 1927, S. 1 - 108.
5 Острогорский Г. "Византийский податной устав", стр. 112.
6 Там же, стр. 122.
7 Мутафчиев "Селското землевладение в Византия". София. 1910; рецензия иеромонаха Михаила на книгу Панченко "Византийский ,временник". Т. XI, стр. 588 - 615. 1904; рецензия П. В. Безобразова на книгу Мутафчиева "Византийский временник". Т. XVII, стр. 336 - 346. 1910.
8 "Византийский временник". Т. XI, стр. 588. 1904.
вычёркивал1 , Острогорский знаком также с обширным исследованием Ф. И. Успенского, написанным им за два года до смерти и посвящённым анализу Вазелонских актов2 . Подводя итоги своей научной деятельности, проделав огромную работу по изучению всех последних публикаций, глава русского византиноведения ещё более укрепил свои основные выводы о византийской крестьянской общине, убедительно показав, что церковно-монастырское землевладение в эпоху Палеологов разоряло крестьянские общины, поглощало мелкую земельную собственность. Выводы Ф. И. Успенского прочно вошли в науку и, конкретизированные ценными исследованиями Е. Э. Липшиц и других учёных, получили общее признание советских византинистов.
Острогорский чувствует, что его теория, отрицающая общину в Византии, построена на весьма шатком основании. Для подкрепления этой теории он прибегает к помощи Г. В. Вернадского3 , якобы также отрицающего общину в Византии. Однако здесь мы имеем дело в лучшем случае с просчётом. Послушаем, что говорит Г. В. Вернадский: "Приведённые статьи (ст. 6 - 8. - Б. Г.)крестьянского закона, как мне кажется, достаточно определённо свидетельствуют о наличии общины и общинной земли в византийском селе"4 .
Г. В. Вернадский указывает, что вопреки утверждениям Панченко в земледельческом законе, бесспорно, нужно признать наличие следов поземельной общины5 . Он отмечает, что признаки сельской общины встречаются не только в земледельческом законе, что они совершенно ясно видны в знаменитых новеллах императоров Македонской династии, направленных на защиту мелкого крестьянского землевладения, построенного на общинных началах6 . Как известно, эти новеллы действительно всё время имеют дело с понятиями сельской общины. Острогорский нигде не видит в византийских деревнях периодических переделов, которые предполагали сторонники существования в Византии поземельной общины7 . Его мнимый союзник Вернадский пишет по этому поводу, что хотя эти переделы и не были строго периодическими, всё же они, бесспорно, производились8 .
Итак, в вопросе о наличии общины в Византии и влиянии общественного строя славян на социально-экономическое развитие Византии - являющемся одним из кардинальных вопросов во всей внутренней истории Византийской империи - Острогорский тщетно стремится опровергнуть положения, принимаемые сейчас подавляющим большинством византинистов всего мира и прочно вошедшие в научный фонд советского византиноведения.
В совершенстве владея техникой исследования и анализа памятников византийского землевладения, Острогорский проделал большую и полезную работу по изучению техники обложения византийского крестьянства, систематизации запутанной византийской податной терминологии и внёс в научный оборот много нового и ценного материала. Однако его неверные исходные положения мешают ему сделать правильные выводы при обобщении этого материала.
Эти причины тормозят выполнение задачи, которую ставил себе Острогорский при изучении истории развития податной системы в Византии. Основные выводы этой работы он изложил в небольшой статье, помещённой в журнале "Byzantion"9 . В этой статье мы снова встречаемся с утверждениями, что в начале VII в., в правление Ираклия, возникла совершенно новая полоса внутренней истории Византийской империи. Ход рассуждения Острогорского следующий. В ранний период византийской истории ещё действует система, при которой сочетались поголовная и поземельная подати, диоклетиановская система capitatio-jugatio, при которой земля, jugum, лишь тогда облагалась налогом, когда с ней соединялась наличная рабочая сила - caput. Недостаток рабочей силы приводил к развитию системы "эпиболэ" (надбавки, adiectio sterilium), при которой подати за пустующую, брошенную разорившимися владельцами землю насильственно возлагались на владельцев соседних участков, способных приносить доход. Острогорский утверждает, что в VII в. происходит отделение поземельной подати от поголовной10 .
Единственным доводом в пользу такого утверждения он приводит предположение, не подкреплённое никакими источниками, что это изменение порядка обложения вызвано наплывом новых элементов населения, относящимся к VII веку. Этот наплыв якобы устранил острый недостаток рабочих рук и позволил перейти к новой системе обложения. Но мы ведь хорошо знаем, что массовый наплыв новых, главным образом славянских, поселенцев в Византию происходил на протяжении V - VI вв., и к началу VII в.
1 "Византийский временник". Т. XI, стр. 605. 1904.
2 Успенский Ф. и Бенешевич В, "Вазелонские акты". Материалы для истории крестьянского и монастырского землевладения в Византии XIII - XIV веков. Лнгр. 1926.
3 Вернадский Г. "Заметки о крестьянской общине в Византии". "Учёные записки", основанные Русской учебной коллегией в Праге. Т. I. Вып. 2-й, стр. 81 - 97. Прага. 1924.
4 Там же, стр. 87. Разрядка моя. -Б. Г.
5 Там же, стр. 88.
6 Там же.
7 Острогорский Г. "Византийский податной устав", стр. 123.
8 Вернадский Г. Указ, соч., стр. 87.
9 Ostrogorsky G. "Das Steuersystem im Byzantinischen Altertum und Mittelalter". "Byzantion", VI, fasc. I, S. 229 - 240. 1931.
10 Ibidem, S. 233 - 234.
этот процесс был в основном закончен. Поэтому нет никаких оснований относить изменения в податной системе к началу VII века. Верно лишь то, что при новой системе отпала необходимость прикрепления к земле.
Эта реформа отнюдь не является проявлением административного гения Ираклия. Борьба Византии со славянами в V - VI вв. привела к разорению сельского хозяйства, которое нуждалось в восстановлении. В процессе раннефеодального развития Византийской империи только свободная крестьянская община с коллективным трудом и коллективной собственностью на землю, упорно отрицаемая Острогорским, оказалась способной восстановить разрушенное сельское хозяйство.
Как показала в своём докладе на апрельской сессии 1945 г. отделения истории и философии АН СССР Е. Э. Липшиц, "местные общины, находившиеся ещё недавно в состоянии глубокого упадка, расцвели новой жизнью в связи со славянской колонизацией", Господствующие классы не могли уже сохранить старые, пережившие себя форма эксплоатации, и византийское правительств:) вынуждено было приспособить своё законодательство к стихийно сложившимся новым общественным отношениям. Правильно отмечает Острогорский, что земледельческий закон является первым памятником, в котором мы находим сведения о значительном слое свободного крестьянства. Однако этот памятник имел задачей лишь зафиксировать изменения, которые произошли в аграрном строе империи в VI - VII веках.
Эта кодификация, бесспорно, произведена в иконоборческую эпоху, и нет никакого основания приписывать эти реформы Ираклию, как это делает Острогорский1 . Ещё меньше оснований связывать появление сильной прослойки свободного крестьянства с организацией фемного строя и созданием системы стратиотских участков, ибо наделение воинскими наделами ни в какой степени не могло повлиять на образование слоя свободных крестьян, вызванное совершенно иными процессами в развитии социально-экономического строя Византийской империи.
Выдвигая на первый план реформаторскую деятельность Ираклия, Острогорский в своей статье о "мнимой реформаторской деятельности Исавров"2 , как и в других своих работах, развенчивает иконоборческих императоров и отрицает всякое их отношение к изданию земледельческого закона и других законов, которые приписывались им крупнейшими авторитетами мирового византиноведения. Бесспорно, в буржуазной исторической науке имели место тенденции переоценивать иконоборческое движение, рассматривая его чуть ли не как прямого предшественника классовой борьбы эпохи Реформации. Наиболее крайним представителем подобной тенденции является греческий историк Папарригопуло3 . Однако, как мы уже имели случай показать раньше в одной из наших работ, иконоборчество и развернувшаяся в связи с ним ожесточённая классовая борьба принадлежат к крупнейшим социальным движениям не только в Византии, но и вообще в истории средних веков4 .
К правильному анализу иконоборческого движения близко подошёл К. Н. Успенский, выдвинувший теорию, объяснявшую иконоборческое движение как борьбу центральной власти Византии против церковно-монастырского землевладения5 . Хотя построения К. Н. Успенского отличаются некоторыми неточностями, всё же общепризнанным нужно считать тот факт, что борьба императоров против усиливавшегося светского и церковно-монастырского феодализма составляет основной фон, на котором развёртывается иконоборческое движение VIII - IX веков, Новое законодательство иконоборческих; императоров было рассчитано на то, чтобы привлечь крестьянство на сторону центрального правительства в его борьбе против крупного светского и духовного землевладения6 .
Чувствуя бездоказательность своих положений, Острогорский, собственно говоря, не считает даже нужным приводить какую бы то ни было аргументацию. В своей статье о "мнимой реформаторской деятельности Исавров" он просто провозглашает "истины", не подкрепляя своих взглядов ни одной ссылкой на источники, и ещё раз повторяет, что только тот взгляд, по которому решающие изменения в Византии произошли при Ираклии, может объяснить главные линии развития византийской истории.
В явном противоречии с богатейшим фондам источников по этому вопросу Острогорский утверждает, что монастырское землевладение не причиняло государству никакого ущерба. Он обвиняет иконоборцев в ликвидации высшего образования, считает их деятельность причиной глубокого упадка византийской культуры, а победу иконопочитания - исключительно плодотворной для Византии. Между тем крупнейшие авторитеты в области истории византийского искусства единодушно признают, что эпоха иконоборцев способствовала расцвету искусства и культуры7 .
Диль считает, что если перед началом иконоборчества искусство Византии клонилось к упадку, то иконоборческое движение внесло в византийское искусство свежую
1 Ostrogorsky С. Op. cit., S. 240.
2 Ostrogorsky G. "Ueber die vermeintliche Reformtätigkeit der Isaurie". "Byzantinische Zeitschrift", Bd. XXX, S. 394 - 400. 1929.
3 Paparrigopoulo "Histoire de la civilisation hèllenique". pp. 182 - 240. Paris. 1378.
4 Горянов Б. "Иконоборческое движение в Византии". "Исторический журнал" N 2 за 1941 г., стр. 68.
5 Успенский К. "Очерки по истории Византии". Ч. 1-я, стр. 209 - 229, 237 - 265. М. 1917.
6 Горянов Б. Указ, соч., стр. 72.
7 См., например, Diehl Ch. "Manuel d'art byzantin". T. I, p. 354, 363. Paris. 1940. В книге Диля имеется обширная библиография по истории византийского искусства.
струю, и "золотой век"" его при Македонской династии объясняется именно влиянием иконоборческой эпохи. Иконоборческое движение вернуло византийскую художественную мысль к эллинистическим образцам, возродило в византийском искусстве вкус к античному натурализму, восстановило в нём античные традиции. Возрождение культуры, расширение светского образования, новый расцвет искусства, - всё это имело своим основанием сдвиги, вызванные иконоборческим движением 1 , сколько бы ни пытался это отрицать Острогорский.
Свою исследовательскую работу по изучению социально-экономического строя Византийской империи Острогорский продолжал в целом ряде менее крупных исследований, в которых он проводил и свои основные теории. В своих сводных работах, в которых он как бы подводит итоги, Острогорский особо останавливается на основных выводах, неоднократно им провозглашённых. К таким работам относится его статья об основах хозяйственного и социального развития Византийской империи "2 . Повторяя здесь СБОИ общие положения, Оcтрогорский идеализирует Византийскую империю, исходя из своего представления о ней как о строго централизованном государстве, резко выделяющемся на фоне феодальной раздробленности Запада, считает её, по существу, единственным государством европейского средневековья. По мнению Острогорского, Византия "выделялась среди раздробленного феодального мира своим строгим централизмом. Она имела в своём распоряжении высокоразвитый, зависимый от центра государственный аппарат и вела мировую торговлю. Её экономика строилась на денежном хозяйстве и регулярных доходах. Тщательно сбалансированный бюджет достигал в лучшие времена 100 млн. золотых марок, при тогдашней более высокой покупательной силе денег"3 . "
Совершенно верно, что Восточноримская империя сохранила значительные остатка торговли. Энгельс отмечал, что эти "уцелевшие остатки" торговли являлись основным отличием Восточной империи от Западной4 . Маркс указывал, что в своём дальнейшем развитии Константинополь "до открытия прямого пути в Индию... был огромным торговым рынком"5 , и называл его "золотым мостом между Востоком и Западом"6 . Верно и то, что государственный аппарат Византийской империи поглощал огромные суммы, которые финансовому ведомству Византии удавалось выкачивать путём из века в век усиливавшейся эксплоатации народных масс, жестокого налогового гнета, которому всё сильнее подвергались низшие классы населения.
Однако всё это не даёт никаких оснований для утверждений о византийском "централизме", якобы отличавшем Византию от феодального Запада. Сходство процессов феодализации в Византии и средневековом Западе уже давно стало общепризнанным в мировой науке. Русские византинисты, особенно Ф. И. Успенский, много поработали, чтобы доказать необходимость параллельного, сравнительного изучения процессов социально-экономической истории Византии и средневекового Запада. Всесторонние исследования Ф. И. Успенского позволили ему ярко показать аналогии во внутренней истории средневекового Востока и Запада. Для советских византинистов-марксистов общность пути развития Византии и Западной Европы при всех их особенностях давно стала истиной, не нуждающейся болея в доказательствах. Рост крупного светского и церковно-монастырского землевладения в Византии, который не могло остановить бессильное "централизованное" византийское правительство, непрестанное расширение иммунитетных прав византийских феодалов, - все это приводило к децентрализации государственной власти. Победа крупной феодальной знати и поражение в борьбе с нею центрального византийского правительства - основная линия развития общественноэкономического строя Византии. Этот процесс является основной причиной развивавшегося упадка, а затем и гибели Византийской империи. И недаром вдумчивый византийский историк XIV в. Никифор Григора с грустью повествует, что империя раздробилась на мелкие части, "подобно великому кораблю, застигнутому бурей и разбитому волнами морскими"7 . Всё это никак не вяжется с представлением о Византии как о централизованном государстве, возвышающемся незыблемой твердыней среди бушующих волн феодального средневекового Запада. Такое представление вполне соответствует реакционным идеалам Острогорского, но не находит себе никакого подкрепления в действительном внутреннем положении, которое имело место в Византийской империи.
Уже в годы Великой отечественной войны против немецких захватчиков вышел в Кембридже первый там предпринятой изданием экономической истории Европы со времени упадка Римской империи. Для этого тома Острогорскому поручено было написать статью об аграрных отношениях в средневековой Византии8 . Острогорский вынужден признать, что в Византии происходил процесс, поглощения государственных земель и земель мелких землевладельцев крупным землевладением, процесс прикрепления крестьянства к земле. Этот процесс, говорит он,
1 Горянов Б. Указ, соч., стр. 77 - 78.
2 Ostrogorsky G. "Die wirtschaftlichen und sozialen Entwicklungsgrundlagen des byzantinischen Reiches. Vierteljahrschrift für Sozial und Wirtschaftsgeschichte". Bd. XXII, S. 129 - 143. 1929.
3 Ostrogorsky G. Op. sit, S. 129.
4 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч. Т. XVI. Ч. 1-я, стр. 125.
5 Там же. Т. IX, стр. 382.
6 Там же, стр. 441.
7 Niсерh Gregoras, I, 2.
8 Ostrogorsky G. "Agrarian Conditions in the Byzantine Empire in the Middle Ages". The Cambridge Economic History of Europe from the Decline of the Roman Empire, ed. by Т. Н. Chapman and Eileen Power. Vol. f. "The Agrarian Life of the Middle Ages", p. 194 - 223. Cambridge. 1942.
встречал сопротивление со стороны высокоцентрализованного государства, но сопротивление было ограничено, по его мнению, финансовыми потребностями государства. Острогорский выдвигает новый тезис для объяснения основной линии развития внутренней истории Византии. "Эти финансовые потребности государства были во все времена причиною формирования аграрных условий в Византии"1 .
Таким образом, провозглашая эту теорию, являющуюся крайним выражением идеализации византийского централизованного государства, Острогорский вовсе отказывается от изучения производительных сил и производственных отношений и при анализе общественно-экономического строя считает достаточным -исходить исключительно из планомерной деятельности государственного аппарата, основанной на его финансовых потребностях.
В этой статье Острогорский снова возвращается к великому императору Ираклию, который вдохнул новую жизнь в стареющую Римскую империю и восстановил её своими решительными мерами". Но об увлечении Острогорского этим реакционным правителем мы достаточно говорили выше и не считаем нужным снова к этому возвращаться.
В статье Острогорского собраны весьма ценные сведения и об устройстве наделов и о технике межевания, налогового обложения. Но ценность статьи, как всегда, снижается тем, что он повторяет снова и снова свои неверные положения. Здесь опять мы встречаемся с отрицанием общины. "Необходимо, - говорит Острогорский, - сделать ударение на том факте, что как в Римской, так и в Византийской империи собственность и земля были всегда наследственными и индивидуальными владениями". Острогорский снова настаивает в этой статье на том, что византийская сельская община создавалась государством на основе его административно-фискальных интересов. Нужно ещё раз подчеркнуть, что община в Византии существовала до конца империи, что она показала мощные силы сопротивления эксплоататорам-феодалам, что она развивалась на основе внутренних законов развития, а вовсе не по прихоти византийских администраторов, как это считает Острогорский.
Большое место в этой статье занимает изложение истории борьбы византийского правительства "за сохранение мелкого землевладения" в X веке. Эта борьба занимает в истории Византии действительно большое место. Византийское правительство в борьбе с усилением крупного землевладения пыталось приостановить процесс прогрессировавшего закрепощения свободных крестьян феодалами, боясь усиления их политической власти. Острогорский, однако, не понял, что так называемые меры в защиту крестьянского землевладения принимались византийскими императорами только тогда, когда усиливались центробежные стремления византийских феодалов, когда государству угрожала опасность экономического и политического расчленения. В этой связи нужно отметить, что Острогорский не понял также и двоякой роли византийской общины. Будучи верным орудием борьбы мелкого крестьянского землевладения против феодалов, община в Византии была вместе с тем и опорой государства против центробежных стремлений византийского феодализма. Здесь интересы центральной власти и мелкого крестьянства совпадают. Община была основанием самых грубых форм византийского деспотизма. Это отмечали классики марксизма, утверждавшие, что "там, где уцелел древний общинный быт, он всюду, от Индии до России, служил целые тысячелетия основанием самых грубых государственных форм восточного деспотизма"2 .
Острогорский приводит большой и интересный материал по анализу форм крупного светского и церковно-монастырского землевладения. Он правильно, отмечает, что значительная часть церковной собственности состояла из монастырских поместий. Он весьма близок к истине, когда, изучая институт "пронии", подтверждает, что линия развития шла на превращение условного и временного владения пронисй в наследственную и неограниченную собственность. Эту линию развития Острогорский справедливо сравнивает с процессом, имевшим место в Московской Руси, где поместья постепенно превращались в вотчины. Круг развития завершался: наследственные землевладельцы получили далеко идущие привилегии, какие раньше применялись лишь к условно пожалованным феодам прониаров, и владения типа пронии пользовались всеми преимуществами частной и наследственной собственности.
Однако, когда мы встречаем у Острогорского попытки анализа положения зависимых крестьян - париков, - то снова сталкиваемся с положениями, которые не могут быть приняты. Острогорский пытается доказать, что земли зависимых париков были наиболее производительными из всех земельных владений. Он хочет даже показать, что между свободными крестьянами и париками не было "экономической или социальной пропасти, что экономически сравнение было но в пользу свободного крестьянства". Эти утверждения находятся в резком противоречии с доступными нам источниками.
В своём стремлении изобразить положение зависимого крестьянства в розовом свете Острогорский доходит до утверждения, что "Византия никогда не испытывала недостатка в пустующей земле". Это утверждение опять-таки находится в резком противоречии со всеми доступными нам памятниками, которые рисуют яркую картину измельчания участков мелких крестьян-землевладельцев, захватов их земель крупными феодалами и обезземеливания крестьян.
Не соответствующим показаниям источников является также утверждение, что "парики в крупных и более привилегированных владениях были в значительно лучшем положении, чем на землях мелких владений, лишённых привилегий". Это утверждение рез-
1 Ostrogorsky G. "Agrarian Conditions in the Byzantine Empire in the Middle Ages", p. 194.
2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XIV, стр. 183.
ко расходится с показаниями источников, которые рисуют картину безудержной эксплоатации и налогового гнёта, которым подвергались парики на землях феодалов.
Незадолго перед второй мировой войной Острогорский выступил с общим курсом по истории Византии1 , предназначавшимся для предпринятого немецким издательством гандбуха византиноведения. В этом труде он повторяет свои взгляды по основным вопросам византийской истории, рассмотренные нами в настоящей статье.
Подведём некоторые итоги. В своих многочисленных исследованиях Острогорский обогатил византиноведение новыми материалами, ввёл в научный оборот много новых источников, снабдив их переводами, комментариями. Он сделал очень много по изучению техники измерения земли, налогового обложения, устройства крестьянских наделов, их взаимоотношений с поместьем и административными подразделениями византийской деревни. Однако в своей идеализации изобретённого им византийского централизованного государства Острогорский не мог уловить основной линии развития византийского феодализма. Его попытки приспособить привлекаемый им новый материал к предвзятым, заранее провозглашаемым им теориям лишают его возможности правильно оценить основную линию развития внутренней истории Византии.
Б. Горянов
1 Ostrogorsky G. "Geschichte des bizantinischen Reiches". München. 1940.
New publications: |
Popular with readers: |
News from other countries: |
![]() |
Editorial Contacts |
About · News · For Advertisers |
Digital Library of Ukraine ® All rights reserved.
2009-2025, ELIBRARY.COM.UA is a part of Libmonster, international library network (open map) Keeping the heritage of Ukraine |
US-Great Britain
Sweden
Serbia
Russia
Belarus
Ukraine
Kazakhstan
Moldova
Tajikistan
Estonia
Russia-2
Belarus-2