I

В дореволюционное время при созыве партийных съездов нам приходилось сталкиваться с огромными трудностями. Я хочу рассказать здесь о своем участии в созыве IV съезда РСДРП. В конце 1905 - начале 1906 г. транспортом литературы и оружия из-за границы в Россию ведал Николай Евгеньевич Буренин. Он проживал в Финляндии. В начале февраля 1906 г. я заменяла Буренина на этом посту. Основная моя квартира была в Гельсингфорсе (Хельсинки), но я выезжала и в другие города Финляндии, куда прибывала литература, - Або (Турку) и Ганге. Одновременно я выясняла возможность проезда делегатов на IV съезд нашей партии, который предполагалось созвать за границей весной 1906 года. С этой целью я ездила в Стокгольм на пароходе "Боре", который курсировал круглый год между Або и Стокгольмом.

В Стокгольме Н. Е. Буренин имел связь с социал-демократом Ялмаром Брантингом. Эту связь помог нам, большевикам, установить Владимир Мартынович Смирнов, наш партийный товарищ еще по Петербургу. Мать В. М. Смирнова, Виргиния Карловна, была шведка по происхождению; В. М. Смирнов хорошо знал финский и шведский языки и по окончании Петербургского университета переселился в Гельсингфорс, где работал библиотекарем университетской библиотеки. Там он устроил нам явку к главному библиотекарю, профессору Игельстрому, очевидно, сочувствовавшему нам. Другой явкой служил винный магазин Вальтера Шеберга. Владелец этого магазина был членом финской социал-демократической партии. У него, между прочим, в 1905 г. скрывались восставшие матросы. Большую помощь оказывали нам члены финской Красной гвардии, в том числе и их командир капитан Кок. Надо сказать, что многие из помогавших нам плохо разбирались в партийных разногласиях, в политике и не понимали разницы между социал-демократами и социалистами-революционерами.

Съездив к Ялмару Брантингу, я сговорилась с ним о созыве IV съезда РСДРП в Стокгольме в Народном доме, директором которого он являлся. В стокгольмском Народном доме хранился и архив ЦК партии, который осенью 1905 г. я по поручению В. И. Ленина переправила из Женевы ближе к России. Договорившись с Брантингом о помещении для заседаний съезда и разузнав, в каких гостиницах можно будет поселить делегатов, я снеслась с Дяденькой (Лидией Михайловной Книпович), которая должна была поселиться, в Стокгольме для встречи делегатов и размещения их по гостиницам. Ей было легче это делать, так как она владела шведским языком. В Петербурге приемом делегатов, съезжавшихся с разных концов России, ведала Надежда Константиновна Крупская. В Гельсингфорсе принимала их я, в Або - Валериан Иванович Богомолов (Чорт). Иногда мы с ним ме-

Редакция журнала "Вопросы истории" обратилась к ряду товарищей с просьбой поделиться своими воспоминаниями о партийных съездах. Полученные редакцией воспоминания публикуются ниже.

кялись местами: он приезжал в Гельсингфорс, а я в Або или же в Ганге. Последний город мы использовали редко для перевозки делегатов. Но помню, что, когда узнали, что скопляется сразу много делегатов и на пароходе "Боре" они будут очень заметны, часть из них пришлось направить в Ганге. Через Або - Стокгольм на "Боре" мы переправляли по 2 - 3 человека, не больше. Большую группу делегатов мы переправили под видом экскурсии учителей и поэтому давали задание: каждому обзавестись костюмом-"тройкой", как она именовалась, а не косовороткой и высокими сапогами.

В обратный путь делегаты съезда направлялись так: Л. М. Книпович давала делегату денег " явку либо до Ганге, либо до Мариенгамна на Аландских островах, либо до Або. Приехав в Мариенгамн, товарищ задерживался там, потому что пароход приходил один раз в три дня. В результате возвращение делегатов в Россию было не столь заметно для полиции. Из Ганге, Або и Мариенгамна они получали деньги и явки в Гельсингфорс, а там - явку и деньги только до Выборга. Все это делалось с той же целью - избежать одновременного приезда в Петербург; из Выборга делегаты ехали пригородными дачными поездами и прибывали в Питер поодиночке. Такая система возвращения делегатов в Петербург привела к тому, что, несмотря на то, что царская полиция знала о созыве съезда РСДРП в Стокгольме, она не задержала ни одного делегата; все они благополучно вернулись в свои организации и смогли, доложить пославшим их о работе и решениях съезда.

Вскоре по окончании съезда я вернулась в Питер, а делами переправы людей за рубеж и получением литературы из-за границы остался ведать В. И. Богомолов. Мне же пришлось летом 1906 г. проводить Петербургскую конференцию как секретарю ПК от большевиков. Секретарем ПК от меньшевиков была Раиса Аркадьевна Карфункель (после Октябрьской революции была членом нашей партии и умерла в 1955 г. в Ленинграде).

Елена Стасова

II

Весной 1907 г. в московской окружной организации РСДРП - "Окружке" - было 2500 членов партии, что давало нам право на выбор пяти делегатов на съезд. На V съезд РСДРП избранными оказались Н. А. Рожков (тогда нелегальный, под кличкой Вячеслав), орехово-зуевская текстильщица и трое профессиональных революционеров - Н. О. Сапожков, И. И. Шраг и Н. С. Каржанский. Все пятеро выехали за границу и вошли на съезде в большевистскую фракцию.

Блуждания делегатов V съезда РСДРП известны: съезд предполагалось созвать в Копенгагене, но в последнюю минуту датское правительство отказалось дать разрешение на это. Мы поехали через пролив в городок Мальме (Швеция), но и шведское правительство пошло по стопам датского. И вот мы все - триста с лишним делегатов - пересекаем Данию в западном направлении и потом из Эсбьерга переезжаем на пароходе в Лондон, где наконец съезд состоялся. Мы приехали в Лондон под вечер. В оргбюро по приему делегатов хозяйничали представители меньшевистского ЦК, избранного на предыдущем съезде. "Своих" (меньшевиков) они развезли на ночевку по квартирам многочисленных, давно здесь осевших меньшевиков и бундовцев, а большевиков направили в ночлежный дом для лондонской бедноты. На другой день нас развели по квартирам, главным образом лондонских рабочих. Тут мы сразу попали в дружескую обстановку. Хозяева комнат относились к нам по-товарищески, с явным сочувствием нашей борьбе.

В понедельник, 13 мая (30 апреля) 1907 г., на юго-западной окраине Лондона в реформистской церквушке открылся V съезд РСДРП. На хорах собралось много гостей, главным образом русских политических эмигрантов. Распорядителем собрания в первое время был меньшевистский ЦК. Он предоставил все левые скамьи меньшевикам и бундовцам. "Ну что ж, правые места, так правые". И мы со смехом и шутками заняли в зале правые скамьи.

От имени ЦК партии Плеханов открывает съезд. Он ведет свою речь искусно, не выдвигает "а первый план ни свою особу, ни фракционные разногласия. Наоборот, он выражает уверенность, что партия договорится по всем спорным вопросам, напоминает, что еще в 1889 г., на Парижском международном социалистическом конгрессе, он заявлял, что освободительное движение в России восторжествует как движение пролетариата или не восторжествует вовсе. Съезд внимательно слушает. Плеханов говорит о том, что у российского пролетариата должны быть союзники в предстоящей буржуазной революции. В голове проносится мысль, объявит ли он прямо, что такими союзниками являются буржуазные либералы. Нет, Плеханов не раскрывает своих карт. Все аплодируют Плеханову, и справа и слева.

Кандидатов в члены президиума называют пять: Ленин, член польской социал-демократии Тышко (Иогихес), член латышской социал-демократии Азис (Розин), меньшевик Дан, бундовец Медем (Винницкий). Атмосфера съезда горяча, и уже по вопросу о процедуре выбора президиума разгораются страсти. Большевики предлагают выбирать президиум записками. Вскакивает нервный Мартов и выпаливает пламенную речь о том, что надо голосовать списками, непременно списками, иначе... (дальше рисуется целый ряд смертельных опасностей). Еще ораторы. Решают все-таки выбирать записками - большевистское большинство уже дает о себе знать. Новый спор процедурного порядка: абсолютным или относительным большинством производить выборы президиума? Сначала этот вопрос голосуется простым поднятием рук, но сейчас же вспыхивает спор о числе голосов за и против. Спорят, кричат, перебивают друг друга. Плеханов, пока председательствующий, видимо, не привык к таким бурям и заметно теряется. Наконец предлагают голосовать (не самые выборы, а пока только вопрос об абсолютном или относительном большинстве) ...выходом в дверь. Плеханов ухватывается за это предложение; съезд принимает его. И будь это какой-нибудь принципиально важный вопрос! Дело ведь идет лишь о процедуре выборов. Ну что ж, через дверь, так через дверь, как в буржуазных парламентах.

Наконец президиум выбран в предложенном составе. Плеханов облегченно вздыхает и покидает трибуну. Ее занимают члены президиума. И вот тут-то многие из делегатов впервые видят Ленина. Он стоит такой простой, без позы, без рисовки. Но какая сила в этом человеке! И какая молодость! На лице ни морщинки. Упрямая складка на лбу... Аплодисменты стихают. Члены президиума садятся. Стоит один Азис: он дальше поведет первое заседание съезда. Это скромный интеллигент, напоминавший учителя, плотно скроенный, широкоплечий, в очках, боевой большевик.

После первого заседания съезда большевики остались на свое фракционное собрание. Заседали тут же, в большой комнате при церкви. В других помещениях происходили собрания делегатов - поляков, латышей, меньшевиков, бундовцев. На этом и на последующих собраниях большевистской фракции В. И. Ленин ни разу не брал на себя председательствования, каждый раз председательствовал выбранный для этой цели товарищ. Чаще всего собрание вел Н. А. Рожков, иногда И. П. Гольденберг (Мешковский). На заседании фракции большевики заслушивали доклады с мест. В ходе докладов производился учет наших

сил, подсчет большевистских и меньшевистских голосов. Иногда Ленин вносил поправки в сообщения слишком оптимистически настроенных делегатов. "Он скорей примкнет к "болоту", - сказал Ленин о каком-то делегате с юга. О делегатах-кавказцах информировал Миха Цхакая. В его информацию внес дополнения молодой грузин с выразительным суховатым лицом под кличкой "Иванович". То был Сталин. Он хорошо знал всех кавказский делегатов и сообщил, что два делегата, отнесенные Миха Цхакая к числу меньшевиков, на самом деле колеблются, видимо, примкнут к "болоту", но один из них, возможно, пойдет с большевиками. Ленин обратил внимание на это замечание, прибавив, что такое же положение и у латышей и у поляков: там есть до десятка таких же делегатов, и их надо привлекать на свою сторону. В. И. Ленин полагал, что по принципиальным вопросам, особенно по вопросам отношения к непролетарским партиям, латыши и поляки будут голосовать с большевиками.

V съезд РСДРП проходил без стенографов, и его протоколы велись дежурными секретарями. На втором заседании съезда был избран секретариат из пяти человек, по одному от большевиков, меньшевиков, латышей, поляков и бундовцев. Предполагалось, что каждый оратор даст в секретариат свою речь, которая и будет включена в протокол заседания. Только на девятом заседании съезда 17(4) мая была избрана протокольная комиссия из 15 человек, по 3 от каждой из указанных групп. Из всех делегатов съезда я один знал стенографию. В первый день я застенографировал только речь Плеханова. Перед началом второго заседания съезда но мне подошел один из руководящих работников Московского комитета большевиков, Таратута, и сказал, что мне поручается стенографически записывать речи большевиков, и в первую очередь Владимира Ильича. Я заготовил необходимые для стенографирования линованные тетради, очинённые карандаши, перочинный ножик и принялся за дело.

В. И. Ленин выступал в первый раз на четвертом заседании съезда. Это была речь о порядке дня, но она имела принципиальное значение. Меньшевики убеждали съезд снять с порядка дня вопросы об отношении к буржуазным партиям, о текущем моменте и о классовых задачах пролетариата в современной революции. Они мотивировали свое предложение тем, что это-де вопросы теории, а не практики, вопросы общие, а не конкретные. Ильич разбил все доводы меньшевиков и добился включения этих вопросов в порядок дня съезда. На четвертом заседании, кроме В. И. Ленина, из большевиков выступали В. П. Ногин, М. Н. Покровский, И. П. Гольденберг и примыкавший к большевикам польский социал-демократ Залевский. Я записал все эти речи, но расшифровать их не удавалось. Уйти для этой цели со съезда или собрания фракции было невозможно. На седьмом заседании съезда выступила Роза Люксембург. Я записал ее блестящую, вдохновенную речь.

Съезд продолжался, и Ильич все больше веселел: победа явно клонилась на сторону большевиков. Осторожная и гибкая тактика по отношению к "националам" дала свои результаты, "болото" мало-помалу рассасывалось, попытка Троцкого создать какую-то внефракционную группу явно провалилась. Но, видя победу, Ленин не успокоился. Еще строже относился он к своим сторонникам, требуя от них большей четкости, гибкости, дисциплинированности. Ленин предупреждал нас, что опасность срыва съезда не миновала, что меньшевики еще попытаются подложить мину под все работы съезда. Прения об отношении к буржуазным партиям были переломным, решающим моментом съезда. Большевистская резолюция об отношении к непролетарским партиям собрала 159 голосов против 106 при 18 воздержавшихся¹ . Это была полная и решительная победа большевиков.

¹ См. "Протоколы пятого съезда РСДРП". М. 1935, стр. 516.

Каверзный вопрос встал перед нами в последние дни съезда - наша партийная касса опустела. Подпольная РСДРП никогда не была богата деньгами. А тут еще забастовки, локауты, безработица, сборы на заключенных в тюрьмах и на высланных... Московская "Окружка" смогла выдать своим делегатам только по 50 с чем-то рублей. Общепартийная касса тоже была скудна.

На 25-м заседании меньшевики разглагольствовали о том, что делегаты съезда - рабочие рискуют лишиться заработка, что поэтому надо скорее разъезжаться. С энергичной отповедью меньшевикам выступил К. Е. Ворошилов (на съезде он был Володя Луганский). Он сказал, что рабочие, присутствующие на съезде, - боевые социал-демократы, что одним фактом своего участия в нелегальной партии они всем рискуют, так зачем же говорят о возможности лишиться заработка? Те, кто предлагает разъехаться, не решив важных вопросов, только дискредитируют партию. Горячее слово Ворошилова нашло отклик среди рабочих-большевиков. Пламенную речь на латышском языке произнес Э. Калнин (на съезде - Гончар): "На нас смотрит вся Россия, с чем же мы вернемся? Потеря мест - слабая причина... Мы должны вынести какие-нибудь решения". Отозвался и петербургский рабочий Свиягин (выступавший на съезде под кличкой Попов): "Я, к[а]к рабочий, обращ[аюсь] к вам... Обращ[аюсь] к раб[очим]: что дороже: место или интересы партии? Я думаю, что последнее"² . Свою речь Свиягин закончил указанием, что делегаты съезда должны быть готовы не только к тому, чтобы лишиться места, но и к тому, чтобы очутиться в "Крестах" (одиночная тюрьма в Петербурге).

С трудом был найден мыловар-фабрикант Джозеф Фельц, который снабдил съезд деньгами на разъезд делегатов в Россию. Любопытная подробность. Этот мыловар поставил условия: вернуть долг к 1 января 1908 г.; заемное обязательство должны подписать все члены съезда хотя бы не своими именами, а революционными кличками, непременно с указанием уполномочившей делегата организации. После Октябрьской революции долг мыловару был выплачен. Подлинник обязательства с подписями делегатов съезда хранится в Музее революции, а фотокопия с него воспроизведена в книге "Пятый съезд РСДРП" (М. 1935. 2-е изд.). Подписи были самые разнообразные. Некоторые делегаты подписывались по-русски: Макар (Москва) - это В. П. Ногин, Володя Антимеков (Луганск) - Ворошилов, Литвинов. А вот подпись английская: "Delegat from Ufim Nasar Stodolin" - это Н. Н. Накоряков, по съезду Назар. Есть подпись Сталина, сначала по-грузински, потом по-русски - "Иванович Сосико из Тифлиса". Подписи Ленина мы на документе не находим.

К концу съезда у меня накопились стенографические записи почти всех речей делегатов-большевиков. Как использовать их? У всех в памяти жива была печальная история прошлогоднего объединительного (Стокгольмского) съезда. Многие важные речи, произнесенные там, не были восстановлены и утеряны... И вот однажды во время заседания большевистской фракции В. И. Ленин заговорил со мной о подготовке и издании протоколов V съезда. Вечером большевистская фракция выдвинула мою кандидатуру в заграничную комиссию по изданию протоколов съезда и постановила, что по окончании съезда В. И. Ленин и я останемся в Лондоне до тех пор, пока я расшифрую его речи, а он отредактирует их.

Последнее заседание V съезда РСДРП состоялось 1 июня. Председателем в этот день был Владимир Ильич. Надо было видеть тогда Ленина! Съезд работал 1 июня почти 12 часов. Ленин проявил исключительное самообладание, отбивая атаки меньшевиков и примиренцев.

² Там же, стр. 694, 695.

Подобно тому как корабль в минуту опасности выбрасывает за борт лишний, хотя и ценный, груз, В. И. Ленин снял с обсуждения некоторые резолюции (например, о локаутах). Одни меньшевистские наскоки он опрокидывал поименным голосованием, в других случаях, наоборот, поименное голосование отклонял. Обсуждение доклада комиссии по организационному вопросу грозило вылиться в долгую дискуссию. В. И. Ленин предложил выделить только один, важнейший пункт доклада, а остальные голосовать в целом. Попытка меньшевиков измотать большевиков провалилась. Атаки меньшевиков становились все более вялыми, а Владимир Ильич становился все веселей и бодрей.

Дневное заседание уже должно было закончиться, в 7 часов вечера истекал последний срок пользования церковью, но далеко не все вопросы были рассмотрены. В распоряжении съезда было другое помещение для заседаний, но лишь на 70 - 80 человек. В. И. Ленин внес тогда предложение: "Съезду заседать вечером в сокращенном составе - по одному представителю на 4 делегата; каждая фракция производит выборы своих делегатов". Это единственно целесообразное предложение было принято. Выборы ЦК происходили на послеобеденном заседании съезда, но подсчет голосов и оглашение результатов выборов, а также выбор кандидатов в члены ЦК производились на заседании сокращенного состава съезда.

Большевистская фракция предложила мне принять от секретариата все дела съезда, что не вызвало возражений ни с чьей стороны. Я отвез все материалы съезда к себе на квартиру и помчался на собрание сокращенного состава. Оно было в полном разгаре, страсти были накалены до крайней степени, стоял большой шум, раздавались возгласы с мест, оглашались многочисленные протесты и заявления. Соотношение сил на этом собрании было такое: 22 большевика, 21 меньшевик и 14 бундовцев, 11 делегатов польской и 7 латышской социал-демократии. У большевиков было 40 голосов, у меньшевиков - 35, но среди поляков и латышей было несколько примиренцев. Они не всегда голосовали с нашими делегатами. Это придало собранию неустойчивость, которой ловко пользовались меньшевики и бундовцы.

Когда я вошел в зал заседания, шла борьба вокруг выборов в Центральный Комитет партии. Девять баллотировавшихся в состав ЦК прошли бесспорно, но пятеро получили одно и то же число избирательных записок (всего надо было избрать в состав ЦК 12 человек). Большевики настаивали на перебаллотировке, меньшевики предлагали метнуть жребий или на следующий день созвать полный съезд и произвести новые выборы. После бурных прений большевикам удалось добиться своего: была произведена перебаллотировка. В ЦК были избраны товарищи, намеченные большевистской фракцией. После этого собрание проходило значительно тише: меньшевики убедились в том, что им не удастся сорвать съезд. Выборы кандидатов в члены ЦК прошли 72 голосами при 3 воздержавшихся; доклад ревизионной комиссии было решено приобщить к протоколу без прений.

В 12 часов ночи Ленин объявил съезд закрытым. Меньшевики и бундовцы быстро разошлись. Ильич, окруженный своими ближайшими соратниками, выглядел бодрым и веселым. И это несмотря на целый день председательского труда! И какого! "Самый трудный день моей жизни", - сказал он нам, улыбаясь.

На другой день на рассвете я принялся за работу. Дело шло туго; с величайшим трудом я расшифровал одну речь Ильича, потом другую. Надо было торопиться к Ленину, который предложил мне придти к нему к 8 часам утра.

Обычный лондонский окраинный дом: двухэтажный, простой, стандартной конструкции. Звонка не было - я постучал в дверь. Открыл мне сам Ильич. Он повел меня в столовую в полуподвальном помещении.

Владимир Ильич по-английски что-то объяснил хозяйке дома. На столе уже стояли объемистые чашки для кофе, хлеб, масло.

За завтраком Владимир Ильич заговорил о работе нашей окружной большевистской организации. Он спрашивал меня о составе организации, районных и подрайонных комитетах, Московском окружном комитете и т. п. Узнав, что я был ответственным организатором Коломенского района, В. И. Ленин закидал меня вопросами о Коломенском заводе: что производит завод? Каково количество выпускаемых им трамвайных вагонов? Цена? Кто директор завода? Кто члены правления? Кто инженеры? Сколько зарабатывают рабочие разных категорий? Их бытовые условия? Каковы вообще условия труда на заводе? Чей капитал - русский или иностранный? Какое оборудование - новое или изношенное? На некоторые вопросы Владимира Ильича я не мог дать ответа, так как раньше не интересовался ими. Своей неосведомленностью я был крайне обескуражен.

Ильич спросил меня, как я изучил стенографию. Я вкратце рассказал: тюрьма в Ярославле, одиночка, никакого общения с внешним миром. Из книг, привезенных мною в тюрьму при аресте, разрешили пользоваться только самоучителем стенографии; из тюрьмы я вышел стенографом, хоть и неважным.

После завтрака мы поднялись на первый этаж, в скромную, чисто убранную комнату Ильича, с двумя окнами, выходившими на чистый крохотный дворик. Работа началась. Мы сели за стол. Ленин положил перед собой маленький листок своих записей. Передо мною была стенограмма, ее расшифровка и секретарская запись первой речи Ленина. К моему удивлению, оказалось, что не разобранные мною слова всего менее затрудняли Владимира Ильича: он быстро разрешал недоумение. Мы работали уже с полчаса, медленно продвигаясь вперед, фраза за фразой. И набрели на одно такое запутанное место. Я читаю: "Разве это не бессильная утка от признания в сторону без признания?" Владимир Ильич трет пальцем переносицу и переспрашивает: "Утка? Что-то не так". У него никакой "утки" не было. Утка от признания - в этом вряд ли есть какой-то смысл. Ленин хмурится, заглядывает в свои заметки, читает по моей рукописи дальше и возвращается назад и вдруг... громко, заразительно смеется. Ленин хочет что-то сказать, но только машет рукой: смех мешает ему вымолвить хотя бы одно слово. Наконец я услышал: "Утка... Ха-ха-ха!.. Да еще утка от признания... Ну, батенька, подвели вас ваши письмена. - И, немного успокоившись, уже по-деловому говорит: - Никакой утки. Сказано было вот что: "Разве это не бессильная увертка от принципиальности в сторону беспринципности?"³ .

Часа через полтора первая речь Ленина была расшифрована, и мы перешли к его второй речи - по докладу о деятельности ЦК (17(4) мая). Но ее не удалось довести до конца. Ильич посмотрел на часы и сказал, что ему дало уходить, он должен встретиться с товарищем Литвиновым и с одним английским товарищем, что работу мы продолжим завтра, начнем в 8 утра.

Когда я вышел от Ленина, я вспомнил тот образ, который мы с товарищами рисовали себе в Москве. Мы представляли Ленина человеком не очень старым, но отнюдь и не молодым, с заметной, хоть и не слишком обильной сединой, в очках и непременно с бородой, по внешности нечто среднее между Белинским, Желябовым и Добролюбовым. Но в действительности Ленин выглядел совсем по-иному. В 1907 г. ему было всего 37 лет - прекрасный возраст человеческой жизни. Все, что делал Ленин, он делал с какой-то молодой и покоряющей легкостью. Вот мы с ним мучаемся над какой-нибудь неразобран-

³ В. И. Ленин. Соч. Т. 12, стр. 396.

ной или неудачно расшифрованной мною фразой. Заминка. Ильич встает, подходит к окну, бросает взгляд на маленький дворик, что за окном, на фабричные трубы вдали, на туманный, дымящийся утренний Лондон, возвращается к столу, берет свои коротенькие схемы - тезисы речей - и тоном человека, разрешившего загадку, говорит: "А знаете, товарищ Богдан (Богдан - моя партийная кличка), это было, очевидно, вот как. Пишите!" И он диктует мне сказанную на съезде фразу, и я ее записываю. "Так! Поехали дальше", - весело говорит Ленин. Все это делал Владимир Ильич с непринужденностью здорового, полного сил человека, с особенной непосредственностью и экспрессией, по-молодому.

На второй день нашей работы В. И. Ленин передал мне свою первую речь на съезде в совершенно готовом для печати виде. Прочесть ее не составляло трудности: всем известен четкий, разборчивый почерк Ленина. При этом оказалось, что Владимир Ильич очень добросовестно держался текста стенограммы и восстанавливал свою речь, сказанную на съезде. Некоторые делегаты, выступавшие на съезде, отступали от текста произнесенной речи и при редактировании вписывали в нее много такого, о чем не было даже и вскользь упомянуто на съезде. Я спросил В. И. Ленина, нужно ли так скрупулезно следовать именно тексту речи, произнесенной на съезде. Владимир Ильич ответил, что не надо фантазировать, а надо честно воспроизвести то, что было сказано. Однажды я воспроизвел Ильичу отрывок речи Дана, который я записал стенографически, и тот же отрывок по рукописи самого Дана. Разница была огромная. Прослушав оба варианта, Ильич сказал: "Ну вот. Пример того, как не надо воспроизводить свои речи".

Речи Ленина расшифровать было нелегко. Затрудняли разнообразные оттенки произнесенных им слов, частое выделение фраз и отдельных слов в кавычки (в ироническом смысле или при цитировании), его любовь к сильным, ярким выражениям, использование созвучий, употребление разных слов от одного корня и т. д. Широта ленинской мысли укладывалась в краткие фразы и отдельные слова.

Наша работа продолжалась пять дней. За это время Владимир Ильич отработал около двух авторских листов. Если учесть, что Ленин ежедневно несколько часов занимался в национальной библиотеке и был занят другими делами, то надо прямо сказать, что он трудился в эти дни почти столь же напряженно, как и во время съезда.

Тяжелый чемодан с протоколами съезда я благополучно довез до Парижа, где меня ждала редакционная комиссия. Редактирование протоколов заняло более трех месяцев. Вернувшись в Москву, я очень быстро провалился. Меня выслали в Сибирь. В тюменской тюрьме я узнал от члена ЦК тов. Макара (В. П. Ногина), что протоколы Лондонского съезда провалились при арестах в Финляндии. Я написал об этом в Берлин письмо Розе Люксембург (конечно, иносказательное). Просил ее также передать привет Старику (В. И. Ленину). Она хорошо поняла меня, навела справки и прислала мне открытку, в которой писала: "Ваши эскизы нашлись". О В. И. Ленине она сообщала: "Старику ваш поклон передам. Он с семьей по Парижу гуляет, но как ни сядут, все дело в лад нейдет". Я понял, что Ильич и ЦК партии находятся в Париже и что совместная работа в ЦК с меньшевиками не клеится.

Н . С. Каржанский

III

Когда в июле 1917 г. настало время посылать делегатов на VI съезд РСДРП(б), от нижегородской большевистской организации были избраны с решающим голосом Яков Воробьев и я (от Канавинского района) и Д. М. Данилов (от Сормовского района). Норма представительства на съезд была установлена такая: от 500 до 1000 членов партии - 1 деле-

гат, свыше 1000 членов партии - на каждую тысячу по одному делегату. Когда мы прибыли в Петроград, мандатная комиссия съезда предоставила для Канавина один решающий и один совещательный голос. Мы с Воробьевым условились, что он будет иметь решающий голос, я - совещательный. Это было естественно, так как Воробьев возглавлял Канавинский районный комитет РСДРП(б), я - районный комитет профессионального союза металлистов. Мой делегатский билет за N30, который я храню до сего дня, подписан секретарем съезда Еленой Стасовой и имеет печать Центрального Комитета партии.

После июльских событий партия большевиков перешла на полулегальное положение, а ее съезд - первый съезд после свержения царизма - вынужден был собраться нелегально. Контрреволюция при содействии меньшевиков и эсеров захватила всю полноту власти, недавнему двоевластию в стране пришел конец. Я не мог не заметить разницы в положении в столице между тем, что было до 3 - 4 июля, и тем, что я увидел в конце июля, когда приехал на съезд. В июне я в составе делегации от Канавина приезжал в Петроград по вопросу снабжения наших рабочих продовольствием. В Петрограде я пробыл тогда довольно долго и смог наблюдать историческую демонстрацию 18 июня. Рабочие и солдаты несли революционные лозунги большевистской партии против буржуазного Временного правительства, за передачу власти Советам рабочих и солдатских депутатов. Я стоял на Невском проспекте, наблюдал за демонстрацией и ликовал: никогда еще не видел такой мощной революционной демонстрации пролетариата! Вспомнились мне похороны Баумана в 1905 г. в Москве, в которых я участвовал. Тогда на демонстрацию вышло свыше 200 тыс. человек, и это было грандиозным событием, а теперь в демонстрации участвовало вдвое больше. Тогда рабочий класс поднимался против царского самодержавия, теперь - против капитализма, против империалистической войны, за мир, за диктатуру пролетариата.

За месяц с небольшим после июльских событий положение изменилось. Нам, большевикам, участникам партийного съезда, вновь приходилось, как и в годы подполья, соблюдать конспирацию. Так как делегатам съезда грозила опасность арестов и репрессий, то съезд, начавшийся на Выборгской стороне, перекочевал затем за Нарвскую заставу, где и завершил благополучно свою работу.

Ленин на съезде не присутствовал. Слуги контрреволюции, в том числе меньшевики и эсеры, злонамеренно распространяли о нем гнусную, наглую клевету, требовали его явки в суд Временного правительства, готовя под видом судебного разбирательства расправу над самым опасным своим политическим противником. В письме съезду, говоря о своем намерении не подчиниться приказу Временного правительства о его аресте, Владимир Ильич указывал, что контрреволюционная буржуазия пытается создать новое дело Бейлиса и что никаких гарантий правосудия в России в данный момент нет. Вопрос о явке Ленина на суд очень волновал делегатов. Ему было посвящено дневное заседание съезда 27 июля (9 августа) (третье по счету), на котором выступали Серго Орджоникидзе, Ф. Э. Дзержинский, М. М. Володарский, Д. З. Мануильский, А. Г. Шлихтер и др. Учтя, что в условиях существовавшего режима нет абсолютно никаких гарантий не только беспристрастного судопроизводства, но и элементарной безопасности привлекаемых к суду, съезд выразил в принятой резолюции "горячий протест против возмутительной прокурорско-шпионско-полицейской травли вождей революционного пролетариата..."⁴ .

Помню, как Шлихтер, выражая общее мнение, заявил, что "необходимо, чтобы В. И. Ленин, живя в подполье, давал партии свои указания". Это было правильное заявление: ведь на всех предшествующих съездах

⁴ "Протоколы шестого съезда РСДРП(б)". М. 1934, стр. 35.

партии, исключая, понятно, первый, Ленин непосредственно руководил работой большевиков. Некоторые делегаты ни разу еще не видели Ильича, но они были тверды в своем решении: Ленину оставаться в подполье и оттуда давать руководящие указания съезду и партии. Я был в числе тех, которые знали Ленина не только по его произведениям. В конце 1909 г. я в Париже видел Владимира Ильича и слушал его лекции и беседы в небольшом кругу товарищей, присутствовал также на большом собрании большевиков в Париже, где он дал бой выступавшим против него лидерам впередовцев - Богданову, Вольскому, Покровскому и лидерам меньшевиков - Аксельроду и другим, разгромив их на происходившей тогда дискуссии.

VI съезд получал указания Владимира Ильича через его ближайших соратников. Но отсутствие Ленина на съезде было весьма ощутимо.

Съезд открыл кратким вступительным словом один из старейших членов РСДРП(б), М. С. Ольминский. Он был известен партии по работе в подполье в Воронеже, Петербурге, Саратове и других городах и как редактор ряда партийных органов, издававшихся за границей и в России. У знавших его товарищей и у меня создалось мнение об Ольминском как о человеке высокой культуры, простом и честном, как о выдающемся партийном работнике. Делегаты единогласно избрали президиум съезда, в который вошли Сталин, Свердлов, Ольминский и другие. Под аплодисменты съезда его почетным председателем был избран Владимир Ильич Ленин.

На съезде присутствовало 157 делегатов с решающим голосом и 107 делегатов с совещательным голосом, представлявших около 240 тыс. членов партии. Интересно было наблюдать, как встречались товарищи, давно друг друга не видавшие, познакомившиеся в свое время в тюрьме или ссылке и затем разлученные годами подполья. Я с радостью встретил Виктора Павловича Ногина, с которым после первой русской революции работал в подполье в Москве, а в 1910 г. сидел в Мясницкой полицейской части. Встретились мы и с Василием Егоровичем Левшиным, известным мне по Каприйской школе. На съезде я не разлучался с Яковом Воробьевым, о котором уже упоминал. Мы подружились во время февральской революции, когда вместе участвовали в аресте нижегородского губернатора Гирса, после февраля боролись за укрепление и расширение большевистской организации, за сплочение под ленинскими лозунгами рабочих Канавина. Наша дружба еще больше окрепла после съезда. В дни Октябрьской революции мы оба были членами Нижегородского ревкома, вместе в числе 50 мобилизованных в распоряжение ЦК партии ушли на фронт против Деникина; на фронте Воробьев погиб от рук белогвардейцев. Старые горьковчане, наверное, помнят его как боевого работника Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией.

В числе делегатов съезда были такие, которые невольно приковывали к себе внимание. К ним относился и товарищ Артем (Сергеев). Он не произносил на съезде больших речей, но многие делегаты его знали и относились к нему с исключительным уважением. Как-то раз после заседания мы ехали с ним на площадке трамвая. Двое пассажиров с яростью ругали большевиков. Артем несколькими внушительными словами оборвал их так резко и решительно, что они растерялись и умолкли.

Основными докладчиками и руководителями съезда были И. В. Сталин и Я. М. Свердлов. Мне припоминается их внешний облик. Вот момент одного из выступлений Сталина. Он стоит в нескольких шагах от стола президиума, лицом к нему и на таком же расстоянии от сидящих в первом ряду делегатов, в профиль к ним. Перед ним нет ни кафедры, ни столика. На нем серый скромный пиджак, сапоги, говорит негромко, не торопясь, совершенно спокойно. Замечаю, что сидящий в одном ряду со мной Ногин в то время, когда оратор произнес со своеобразным акцентом, как-то особенно мягко какое-то слово, не удержался и так

же мягко улыбнулся. Под спокойной внешностью Сталина, за его словами чувствовались внутренняя сила и могучая воля. Он имел за своими плечами тюрьмы, ссылки, побеги из ссылок, опыт руководства общими стачками рабочих в Батуме, Тифлисе и Баку, опыт работы среди питерских большевиков.

Я. М. Свердлов был небольшого роста, худой. На его энергичном лице поблескивало пенсне, держался он прямо, был собран, подвижен, уверен в своих действиях и общителен с людьми. Он как-то сразу внушал к себе симпатии и доверие. Его необычно сильный голос легко проникал всюду и, казалось, находился в противоречии с его физическими силами. Уже после короткого знакомства о Свердлове можно было сказать, что он обладал выдающимися организаторскими способностями. Он тоже находился в тюрьмах, в ссылках, откуда не раз бежал. Ленин ценил Свердлова как одного из лучших организаторов РСДРП. Во время председательствования Свердлов вел заседания съезда с таким замечательным умением и тактом, какие я едва ли наблюдал когда-либо вообще.

На первом заседании съезда был заслушан доклад Организационного бюро (Я. М. Свердлов), на втором - политический отчет ЦК (И. В. Сталин). Выслушав и обсудив доклад о деятельности ЦК, съезд постановил: "1) утвердить отчет ЦК и 2) одобрить работу ЦК в деле руководства политическою деятельностью РСДРП и политическими выступлениями рабочего класса"⁵ .

Съезд принял постановления, имевшие поистине историческое значение в подготовке и проведении великой пролетарской революции. Особенно важны резолюции о текущем моменте, о политическом положении, об экономическом положении, о задачах профессионального движения, о союзах молодежи.

Под знамя большевизма становились и те, кто раньше ошибался, уклонялся в сторону, а теперь всем ходом революции был приведен к тому, чтобы перейти на путь пролетарской революции, признать правоту Ленина. (Я помню, как живо съезд реагировал на речь Ю. Ларина, выступившего с приветствием по поручению редакции журнала "Интернационал" и от имени того крыла меньшевиков-интернационалистов, которое, как он сказал, "написало на своем знамени: немедленный разрыв с оборонцами". Он заявил, что в то время, когда большевики подвергаются травле, долг каждого честного интернационалиста - быть с ними, что интернационалисты вместе с большевиками стоят на почве социальной революции, и призывал идти вместе к созданию III Интернационала. Съезд ответил на его выступление аплодисментами.) Как известно, съезд принял в большевистскую партию интернационалистов, а также "межрайонцев".

Бухарин, Преображенский и некоторые другие делегаты съезда оспаривали линию партии. Бухарин, не видя разницы между кулаком, середняком и бедняком, говорил, что крестьянин будто склонен к оборончеству, находится под влиянием буржуазии, не пойдет за рабочим классом. Преображенский заявлял, что необходима раньше пролетарская революция на Западе, а потом уже удастся направить Россию по социалистическому пути. Сталин, Молотов и другие делегаты решительно раскритиковали позицию Бухарина, Преображенского и некоторых других, разоблачили их неверие в силы нашего революционного пролетариата и его союзника - крестьянской бедноты. Съезд занял ленинскую позицию. Он подтвердил положение о союзе пролетариата и беднейшего крестьянства как условии победы социалистической революции. Все его решения были направлены на подготовку пролетариата и беднейшего крестьянства к вооруженному восстанию.

По окончании съезда меня на улице увидел Я. М. Свердлов. Он дер-

⁵ Там же, стр. 43.

жал в руке письмо, отдал мне его и попросил отвезти Инессе Арманд, рассказав, как ее найти. Я с радостью выполнил поручение.

По дороге из Петрограда в Канавино я остановился в Москве у своего брата Ильи, который в то время работал на военно-артиллерийском заводе и был там председателем завкома. Узнав, что приехал делегат VI большевистского съезда, члены заводской партийной ячейки пожелали заслушать доклад. Я проинформировал о работе VI съезда актив большевистской организации этого крупного завода (на нем работало 4 тысячи рабочих). Присутствовало около 50 человек, и все они одобрили постановления съезда, а имевшиеся при мне резолюции взяли, чтобы срочно перепечатать.

И. Г. Королев (Батышев)

IV

С августа 1918 г., когда произошла первая мобилизация членов Московского комитета партии на фронты гражданской войны, я вплоть до 1921 г. работал руководителем ряда местных партийных и советских организаций (председателем Орловского губисполкома, секретарем Брянского губкома РКП(б), представителем ЦК партии на агитпароходе "Красная звезда", председателем Костромского и Харьковского губисполкомов). В 1920 г. я был избран делегатом IX съезда партии от костромской большевистской организации.

В конце зимы и в начале весны 1920 г. молодая Советская Россия переживала серьезные трудности. Правда, гражданская война заканчивалась явно в нашу пользу. Но опасности еще были велики: империалисты Антанты поддерживали буржуазно-помещичью Польшу, в Крыму окопался Врангель, на Дальнем Востоке и в Закавказье продолжали хозяйничать интервенты и внутренняя контрреволюция. Особенно трудным было хозяйственное состояние Советской республики: экономическая разруха дошла до крайних пределов, страну терзали холод и голод.

Мы, работники местных партийных и советских организаций, повседневно ощущали тяжелые последствия войны и разрухи. Незадолго до IX съезда партии в Костроме состоялся очередной губернский съезд Советов, обсудивший вопрос об организации труда, о продовольственной политике Советской власти и заслушавший доклады губернского земельного отдела, губернского совета народного хозяйства, комитета лесного хозяйства. Продразверстка собиралась с трудом, производительность труда на предприятиях была очень низкой, лесозаготовки шли с большими недовыполнениями, народ косили эпидемии. На губернском съезде Советов пришлось специально поставить доклад о борьбе с эпидемическими заболеваниями. Несколькими днями позднее, в одном из своих выступлений на IX съезде партии, Владимир Ильич, обращаясь к делегатам съезда, спросил: "Как вы будете экономику проводить, когда 70% в сыпняке?"⁶ .

Порядок дня IX партийного съезда был опубликован в "Правде" 11 февраля 1920 года. Мне очень хорошо запомнилось и то, как в начале марта мы получили "Известия Центрального Комитета РКП(б)", в которых в "Письме к организациям РКП о подготовке к партийному съезду" ЦК РКП(б) сообщал партийным организациям, что главным вопросом, который предстоит обсудить и решить IX съезду РКП(б), будет вопрос о переходе от борьбы на фронте кровавом к борьбе на фронте бескровном, на фронте труда, на фронте войны против разрухи, за восстановление, улучшение, переорганизацию, развитие всего народного хозяйства России. Письмо требовало идти вперед, смотреть вперед, "принести на съезд продуманный и внимательно, общим трудом, общими усилиями всех

⁶ В. И. Ленин. Соч., Т. 30, стр. 445.

членов партии переработанный практический опыт хозяйственного строительства". В письме далее указывалось, что военные победы легче, чем победа хозяйственная, что для победы хозяйственной нужно больше выдержки, больше терпения, больше настойчивости, больше упорства, больше систематичности в труде, больше организаторского и администраторского искусства в большом масштабе. Мы не знали, да и не могли знать тогда, что это письмо было написано Владимиром Ильичей. Об этом стало известно позже, когда письмо было опубликовано в Сочинениях В. И. Ленина.

Под знаком письма Центрального Комитета партии проходила открывшаяся 12 марта костромская губернская партийная конференция. На ней обсуждались вопросы: "Текущий момент", "Партия и профессиональные союзы", "Задачи коммунистов (организационный вопрос)", "Продовольственная политика и роль кооперации", "Об организации среди женщин" и некоторые другие. На IX съезд РКП(б) от костромской организации были избраны П. А. Бляхин, Н. К. Козлов, А. И. Муравьев, В. Н. Хроник, Б. М. Волин.

Путь из Костромы до Москвы был тогда нелегкий. Помню, что на съезд мы добирались медленно двигавшимся товарным поездом.

Работой съезда руководил В. И. Ленин. Он открыл съезд, сделал доклад о работе Центрального Комитета партии и заключительное слово по этому докладу, произнес речи о хозяйственном строительстве и кооперации и речь при закрытии съезда.

IX съезд открылся в Большом театре, но последующие его заседания происходили в Кремле, в неблагоустроенном, запущенном еще с царских времен круглом зале с дощатой трибуной и кумачовой занавесью, отделявшей президиум от машинисток (ныне великолепный, реставрированный Свердловский зал). Так как этот зал сравнительно с залом Большого театра был невелик, то секретариату съезда пришлось объявить, что на съезд будут пропускаться исключительно делегаты, а по гостевым билетам пропуска не будет.

После принятия порядка дня и перед выступлением В. И. Ленина с докладом съезд почтил вставанием память П. К. Штернберга, В. Н. Подбельского, В. А. Барышникова, С. П. Воскова, Ф. И. Калинина и других товарищей, которые в период между VIII и IX съездами погибли во имя торжества дела пролетарской революции.

На съезде развернулась бурная, напряженная борьба. Участники антипартийной группы "демократического централизма" немало постарались, чтобы дезорганизовать работу съезда и повести его по неправильному пути. При этом они не останавливались и перед личными выпадами против Ленина. Но Владимир Ильич не обращал никакого внимания на поношения, которым он подвергался, на оскорбления, которые позволяли себе по отношению к нему его противники внутри партии. Помню, с каким остервенением Сапронов, Юренев, Максимовский и другие оппозиционеры, первыми получившие слово в прениях, выступили против линии Центрального Комитета и лично Ленина.

Владимир Ильич, усмехаясь и щуря глаза, выслушивал речи "громче всех крикунов", не подавая ни одной реплики (Владимир Ильич вообще никогда не прерывал ораторов), он делал какие-то записи. Я это хорошо видел, ибо как один из секретарей съезда сидел в президиуме.

В порядке записи слово было предоставлено мне. В те годы мы не готовили заранее своих речей и не читали их по машинописному тексту, а выступали по коротким тезисам, которые нередко набрасывали тут же во время заседаний. Я начал с того, что назвал речи оппозиционеров истерическими, сказал, что они оставили тягостное впечатление, и особенно резко обрушился на гнусное заявление Сапронова о "маленькой партийной олигархии". В зале начался шум, оппозиционеры стучали, топали ногами, улюлюкали. Но я продолжал свою речь. В выступлениях

большинства ораторов оппозиционеры были осуждены со всей резкостью. Во время перерыва Владимир Ильич подошел ко мне и сказал: "Ну и отчитали Вы этих крикунов. А я с ними разделаюсь по-своему". Как Ленин "по-своему" разделался с ними, известно по его заключительной речи по докладу ЦК РКП(б), опубликованной в собрании Сочинений.

3 апреля состоялось совещание журналистов - делегатов съезда. На совещании мы обсудили два вопроса - о подготовке выпуска однодневной газеты "Коммунистический субботник" (она вышла 10 апреля, и в ней была напечатана статья В. И. Ленина "От разрушения векового уклада к творчеству нового") и об организации празднования 50-летия В. И. Ленина.

Съезд образовал две секции - кооперативную и организационную. Особенно многолюдной была секция организационная. На заседании секции, как и на самом съезде, крайне бурно обсуждались тезисы ЦК партии по организационному вопросу. "Децист" Максимовский выступил с содокладом и предложил антиленинскую резолюцию. Но она была решительно отвергнута.

Навсегда запомнилось заключительное заседание съезда. Ленин произносит горячую речь. Он высказывает уверенность в том, что, опираясь на решения съезда, 600 тыс. коммунистов, сплотив вокруг себя всех трудящихся во главе с рабочим классом, сумеют так же победоносно решить хозяйственные задачи, как они до того решали задачи военные.

Делегаты бурно аплодируют. Стенографистки свертывают свои тетради и уходят.

Но не успел председательствовавший в тот день Г. И. Петровский объявить о закрытии съезда, как Свердловский зал словно взорвало: без всякой очереди и порядка на трибуну стали подниматься делегаты и, напоминая съезду, что приближается 50-летие со дня рождения В. И. Ленина, стали произносить одну речь за другой, полные любви и благодарности великому учителю.

Ленин сначала насторожился, а затем стал слушать ораторов с явным нетерпением, наконец ударил ладонью по столу - весь его облик выражал глубокое недовольство, - вышел из-за стола президиума и быстрыми шагами удалился из зала. А речи продолжались. Вдруг в углу зазвенел телефон. Я быстро подошел, снял трубку и услышал голос Владимира Ильича. Он попросил к телефону председательствующего. Я позвал Григория Ивановича. Через несколько секунд он вернулся к столу президиума расстроенным и при стихшем зале сообщил, что Владимир Ильич устроил ему "нагоняй", что Ленин решительно настаивает на "гильотинировании" этого "безобразия", на прекращении хвалебного словесного потока.

Но "безобразие" продолжалось. Выступали М. И. Калинин, Е. М. Ярославский, Ф. Я. Кон и многие другие. В заключение IX съезд РКП(б) вынес постановление (ни стенографистками, ни секретарем тогда не записанное): издать полное собрание Сочинений В. И. Ленина.

Б. М. Волин

Publisher:

Permanent link for scientific papers (for citations):

Found source (search robot):

Comments: