Под ред. и с предисл. Ф. А. Ротштейна. Подготовил к печати В. М. Хвостов. Перев. с франц. Ю. Я. Соловьева. М. и Л. Центрархив. "Academia" 1934. 408 стр. 12 р. 50 к., перепл. 2 р. 50 к. 5300 экз.

Граф В. Н. Ламздорф - яркая и выразительная фигура дипломата 90-х годов. Наряду с Витте Ламздорф, пожалуй, является наиболее крупной величиной среди чиновно-бюрократического мира императорской России на рубеже двух столетий. С 80-х годов Ламздорф "первый советник", а фактически, как мы видим из дневника, зачастую и руководитель министра иностранных дел Гирса, в течение всего царствования Александра III бессменно занимавшего этот пост. С 1900 г., после непродолжительного министерства Лобанова-Ростовского, Ламздорф становится министром иностранных дел и занимает это место до 1906 г., когда резко изменившаяся (в реакционном направлении) обстановка прерывает его дипломатическую карьеру.

Ламздорф - человек, несомненно, незаурядный, ему нельзя отказать ни в большом и тонком уме, ни в трезвой и четкой оценке обстановки. Правда, не являясь человеком сильной воли, он не всегда в своей политике действовал последовательно и твердо, но прекрасно видел и знал необходимость тех или иных мероприятий. Роль Ламздорфа в русской политике, даже в эпоху Александра III, была очень велика: он был поставлен в исключительное положение в смысле безграничного доверия со стороны Гирса, у которого от его "советника" не было никаких секретов. А отсюда - исключительная ценность публикуемого дневника (1891 - 1892), т. е., когда Ламздорф был еще только "советником", для освещения русской политики того времени, тем более, что Ламздорф, будучи в курсе всей русской дипломатии, откровенно записывал в свой дневник все важнейшие и интереснейшие моменты русской политики, давая им свою оценку.

Дневник для нас интересен, во-первых, как блестящая характеристика высшей бюрократии, министерско-дворцовых сфер; во-вторых, показом того, как в петербургских канцеляриях, в кабинетах Царского села делалась русская политика. Ламздорф - человек весьма либерально-умеренный, но в его характеристиках "высшего петербургского света" сквозь дипломатическую, великосветскую вежливость часто прорываются желчные и саркастические нотки по отношению к отдельным представителям дворцовой камарильи, а иногда и самого "августейшего величества". Перед нами открывается яркая, красочная картина быта и нравов приближенных предпоследнего Романова. Тут и абсолютно бездарные дипломаты, но ловкие льстецы, с успехом продвигающиеся по служебной лестнице (эпизод с Хитрово), тут и министр финансов Вышнеградский, известный своим воровством, и "недобросовестная, странная личность" - русский посол в Париже - Моренгейм, в роли вершителя русско-французского альянса, и министр внутренних дел Дурново, "из карьеризма выказывающий себя фанатическим сторонником всех самых глупых и ненужных преследований", и бесконечное множество других вершителей судеб России, погрязших во взяточничестве, казнокрадстве, беззаконии. Если сюда прибавить всевозможную "высочайшую" родню, заполнявшую все тепленькие местечки и ничем не занимавшуюся, кроме интриг, то картина, по Ламздорфу, получается на редкость красочной и убедительной. Не забывает Ламздорф и "самого" Александра III, тем более, что последний немало внимания уделял внешней политике. Ламздорф весьма нелестно отзывается о царе, о его постоянном вмешательстве в дела министерства. Иногда у него срываются такие слова: "Но его величество молол такой вздор и проявлял столь дикие инстинкты, что оставалось лишь терпеливо слушать, пока он кончит" (стр. 299). Поистине странные слова в устах "верноподданного" дипломата! И поскольку Александру III в дневнике Ламздорфа уделено очень много места, то перед нами, по мере чтения, постепенно вырисовывается обстоятельный портрет самодержавнейшего самодура. Таким образом, с этой стороны, со стороны бытовой, если так можно выразиться, дневник Ламздорфа содержит богатейший и интереснейший материал, ценный как для историка, так и для всякого советского читателя.

Но для историка особенно ценной будет другая история дневника Ламздорфа. Годы 1891 - 1892 - годы резкого поворота в русской политике: это начало франко-русского сближения. В этом отношении дневник Ламздорфа совершенно незаменим: приводя целый ряд любопытных документов, дневник очень убедительно показывает процесс становления франко-русского союза. Перед нами проходят все перипетии этого сближения, успешно завершившиеся военно-политической конвенцией несмотря на довольно деятельное сопротивление Гирса и Ламздорфа, державших курс на "независимую" политику и не желавших "таскать из огня каштаны" для французов. Но тяжелое политическое положение России, опасность изоляции, наконец, интересы русского промышленного капитала - все это требовало союза с Францией, и Ламздорфу пришлось уступить. Мы не будем подробно останавливаться на этой интереснейшей теме, так как, являясь, по сути дела, одной из основных тем дневника, она чрезвычайно насыщена всевозможными фактами и деталями, перечислить которые в краткой рецензии невозможно. Кроме темы франко-русского сближения, у Ламздорфа есть много не менее интересных, но второстепенных тем, как например политика России по отношению к Болгарии, русско-австрийские отношения, назревающий конфликт с Англией из-за Памирского вопроса и т. п. Все они дают очень богатый материал, служа прекрасной иллюстрацией к истории русской внешней политики в 90-е годы.

Подводя итоги всему сказанному, мы должны признать, что Центрархив совместно с "Академией" издал материал первостепенного значения, являющийся ценным пособием для изучения одного из отрезков русской истории 90-х годов - истории русской внешней политики. Обстоятельное предисловие Ф. А. Ротштейна, подробные комментарии, наконец, прекрасное внешнее оформление еще более повышают значение книги.

Publisher:

Permanent link for scientific papers (for citations):

Comments: