Московская сага:

Кн. 1. Поколение зимы;

Кн. 2. Война и тюрьма;

Кн. 3. Тюрьма и мир

М.: Изографус: Эксмо, 2004

Вольтерьянцы и вольтерьянки

М.: Изографус: Эксмо, 2004

Американская кириллица

М.: Новое литературное обозрение, 2004

Аксёнова в последние годы издают щедро. "Московская сага" - бесспорно, его лучший роман. К сожалению, неудачная телеэкранизация явилась для него своего рода антирекламой, но всё же хорошо, что она послужила поводом к переизданию этой незаурядной истории. Ведь с помощью увлекательного сюжета Аксёнову удалось передать мысль о тотальном несхождении между гигантской энергией надежды, появившейся в народе после окончания гражданской войны, и давящей, разрушительной силой власти. Он открыл дверь и поразился выразительности открывшихся перед ним лиц. Что угодно было в них, но только не безучастность. Казалось, что они еле сдерживаются, чтобы не завизжать от упоения жизнью. Это были не просто специалисты ночного дела, но явные энтузиасты и большие ценители своей неукоснительной и безжалостной власти.

Любопытен и самый последний роман Аксёнова - "Вольтерьянцы и вольтерьянки", только что отмеченный Букером. И хотя злые критические языки уже заявили, что эту весомую литературную премию Аксёнову дали "по совокупности заслуг", а романы бывали у Аксёнова и получше, всё же книга эта из тех, что читают, а не ставят на полку. Можно сказать, что подбирался к ней Василий Павлович долго. Нащупывал тональность. Так, ещё треть века назад выпустил колоритную историческую повесть для детей "Мой дедушка - памятник", а следом её продолжение - "Сундучок, в котором что-то стучит", современную повесть-сказку без волшебства, но с приключениями. Это были своеобразные поиски жанра: с приобретённым к тому времени литературным опытом и в условиях советской подцензурности проще было написать как бы для детей.

Так или иначе, в "Вольтерьянцах и вольтерьянках" плодовитый романист Аксёнов свёл воедино свои и чужие наработки и написал озорную, по-детски наивную и при том повествовательно изощрённую историю на излюбленную им тему о вечной недоговорённости между личностью и государством. Да-да, именно так: и Аксёнов-человек, и Аксёнов-писатель не относятся к бунтарям "во что бы то ни стало". Его любимые герои всегда хотели жить по принципу: где родился, там и пригодился. Однако это у них не всегда получалось, что Аксёнов в меру возможностей и показывал.

стр. 42

В романе "Вольтерьянцы и вольтерьянки" он, наконец, решился докопаться до корней темы, которую разрабатывал всю свою писательскую жизнь. Откуда и сюжет. Корни-то, основоположники ещё указывали, в так называемой Французской революции, а, в свою очередь, корни той - в веке Просвещения, одним из главных создателей коего и был человек, предоставивший псевдоним свой для заглавия аксёновского сочинения. Помните, как у Грибоедова: Я князь - Григорию и вам//Фельдфебеля в Волтеры дам? У Аксёнова это оборачивается зеркальным отражением, Вольтер предстаёт эдаким фельдфебелем - при двух лоботрясах (любимый тип Аксёнова) дворянской принадлежности. Похождения Миши Земскова и Коли Лескова (наверное, в таком имени некий намёк на приверженность Аксёнова, вслед за автором "Левши", к словесным эссенциям) и "двойняшек-курфюстиночек" Клаудии и Фиоклы в Европе забавны и увлекательны, как любая старинная картинка. Чего стоят одни только сны Миши, в которых ему снятся различные технические диковинки наших дней, например, тоннель в Париже, благодаря которому рассасывается пробка XVIII века, вызванная столпотворением карет... Но в итоге всё завершается предсмертным видением престарелого генерала, уходящего в мир иной летом 1812 года вследствие удара ломом, произведённого ревнивым мужем его возлюбленной из крестьянок.

Ах, Мишель, - говорит Вольтер ему (да и всем читателям). - Меня обвиняли, что я внушил людям порочную утопию о рае на земле, а люди истребили своих властителей и превратили свободу в смирительную рубашку. Ноя никогда не призывал к насилию/ Меня извратили жрецы революции! Пусть Господь меня простит за утверждение прав мыслящего меньшинства, за попытку борьбы против ортодоксии и нетерпимости!

Так или иначе, роман "Вольтерьянцы и вольтерьянки" прочитывается как анахронический эпилог к замечательной эпопее "Московская сага".

Любопытна одна подробность в связи с присуждением Аксенову Букера. Принимая поздравления, Василий Павлович признался, что это - первая премия в его литературной жизни. Однако, судя по книге Аксенова "Американская кириллица", он также лауреат существующей с 1999 года премии "Либерти". Не такая, конечно, громкая, как Букеровская, но не менее достойная, если судить по лауреатам (среди которых - директор Библиотеки Конгресса США Дж. Биллингтон, танцор М. Барышников, переводчик В. Голышев). Премия "Либерти" вручается "за выдающийся вклад в русско-американскую культуру и развитие культурных отношений между Россией и США".

"Американская кириллица" - замечательная композиция, созданная Аксёновым на основе собственных произведений, в которых так или иначе звучит американская нота.

Надо будет обязательно убежать от проблемности, от публицистики, от всяких там с понтом сопоставлений "мирового жандарма" и "часового свободы", что в принципе не так уж сильно противоречит друг другу. В принципе, если уж делать сейчас книгу об Америке, то надо говорить о ней как о литературном строительном материале, поставщике эпитетов и метафор.

Без политических мотивов в этом "строительном материале" всё равно обойтись невозможно, но, действительно, они совершенно подавлены автором.

стр. 43

Именно литературой. От собирания жаргонизмов с последующим их вплетением в собственные произведения Аксёнов, оказавшись в США, перешел к изучению выразительных возможностей английского языка. Как иллюстрация к последнему - роман Аксенова "Желток яйца". "Американская кириллица" помогает вам получать удовольствие не только от чтения произведения Аксёнова, но и современной литературы как таковой.

Что же касается премий, напомню непреложную банальность: лучшая премия для писателя - то, что его книги хочется читать.

Permanent link to this publication: