Борьба классов,  № 4, Апрель  1932, C. 36-39

М. Н. ПОКРОВСКИЙ

Присланные работы тт. П. и С. имеют прежде всего тот общий недостаток, что обе дают анализ не самого восстания как образчика "крестьянской воины", типичной для феодального режима, а его социально-экономических предпосылок. Это в сущности введение в историю пугачевщины.

Частным дефектом обеих работ является слишком большое внимание, уделенное ими критике явно фантастической схемы т. Меерсона (знак равенства между последним и Малышевым у т. С. я считаю поставленным не совсем правильно: т. Малышевым тоже слишком всерьез принимается схема Меерсона, но об'явить его меерсоновцем все же нельзя; скорее его можно обвинить в "струвианстве"). Если бы кто-нибудь из авторов детально и конкретно разобрал схему т. Меерсона, это был бы шаг вперед, и такую работу стоило бы напечатать. А критика в той общей форме, какая ей придана в двух настоящих работах, ломится в открытую дверь. Едва ли кто-нибудь теперь дойдет до той утрировки "теории торгового капитала", до какой дошел Меерсон, у которого феодализм за торговым капиталом совершенно исчез и даже классовая борьба внутри феодального общества об'ясняется из того же торгового капитала. Выходит, что методы феодальной эксплоатации никакой роли ее играли, а торговый капитал был всем.

На самом деле пугачевщина была ти пичным восстанием феодальных крестьян, одним из последних восстаний этого рода в европейской истории. Восстания крестьян в средние века были таким же неизбежным последствием методов внеэкономического принуждения, как стачки рабочих являются неизбежным последствием капиталистической эксплоатации. Рабочие давят на капиталиста экономическим средством - стачкой, крестьяне имели в руках только внеэкономическое средство давления - бунт. Экономическая стачка может и неизбежно должна при известных условиях перерасти в борьбу всех рабочих против всего капиталистического режима - в пролетарскую революцию, бунт феодальных крестьян тоже мог при известных условиях превратиться в восстание против всего феодального режима - в буржуазную революцию. Но для этого необходимы в обоих случаях: 1) известные об'ективные условия - известный уровень развития производительных сил; 2) определенная степень сознательности и организованности восставшей массы.

На первом условии особенно приходится настаивать в наши дня, когда с легкой руки деборинщины, разоблаченной, но далеко не изжитой, мы встречаем на каждом шагу попытки совершенно сбросить со счетов об'ективные условия, заменив все одной "диалектикой", что выдается за самый стопроцентный марксизм. На самом деле, как давно указал Ленин в своих замечаниях на "Экономику переходного периода" Бухарина, "без известного развития капитализма у нас ничего бы не вышло". "Диалектика", не считающаяся с об'ективными условиями, есть идеалистическая, а не марксистская диалектика. В истории мы имеем случаи, когда восстание феодальных крестьян против своих помещиков вошло как крупная составная часть в буржуазную революцию, больше того - сделало об'ективно возможной последнюю. Этот случай - так называемая "Великая французская революция", канун XVIII века.

Крестьянская пугачевщина во Франции составляла тот фон на котором восстание парижских рабочих ж мещан превращалось в общенародную революцию. Если бы городское восстание было разбито, крестьяне были бы конечно раздавлены, но если бы во французской деревне было спокойно, феодализму нетрудно было бы справиться с городским восстанием. Успех одного обуславливал успех другого и в общем, повторяю, французская пугачевщина вошла крупнейшей составной частью в "Великую французскую революцию". Но в какой обстановке это совершалось?

Во-первых, производство во Франции давно уже было в руках буржуазии: помещик давно превратился в земельного ростовщика и вымогателя ренты; во-вторых, буржуазия уже выработала свою идеологию, мало того - подчинила ей даже дворянство, которое свою феодальную идеологию давно растеряло. В 1789 г. во Франции только какие-нибудь старосветские помещики верили в свои "прирожденные права" и целый ряд французских дворян еще за двадцать лет до этого боролся за американскую демократию. Дворянам нечем было защищаться ни экономически, ни морально, и французская революция потерпела неудачу в схватке не с дворянством (оно было разгромлено), а с крупной буржуазией.

Теперь сравним с этим Россию второй половины XVIII века. Господствовали феодальные методы производства - буржуазное хозяйство существовало лишь в едва заметных зачатках. Не только сельское хозяйство почти во всей производящей полосе, но и большая часть обрабатывающей промышленности были в руках дворян. Как правильно отметил т. П., и хозяйство некрепостных крестьян носило феодальный характер (Ленин писал, что у нас остатками крепостничества является не только помещичье имение, но и крестьянский надел). Что касается идеологии, то буржуазия существовала опять-таки в едва заметных зачатках (Новиков, Радищев): не только наша художественная литература до второй половины XIX века была помещичьей (Пушкин, Тургенев, Л. Толстой), но даже и наша публицистика (Кавелин, Чичерин, славянофилы); эпоха, соответствующая французскому "веку энциклопедистов", у нас падает на 60-е годы. Сознательность самой восставшей массы достаточно характеризуется тем, что ее вождь должен был выдавать себя за царя.

Есть ли какая-нибудь возможность сравнивать Россию и Францию второй половины XVIII века? Были Руссо и Дидро дворянскими публицистами? Выдавал ли себя Робеспьер за Людовика XVII? Меерсоновская теория свидетельствует не только о недостаточно марксистском подходе к делу, но и об отсутствии у ее автора всякой исторической перспективы.

Если я говорил - и очень неудачно - о пугачевщине как "буржуазной революции эпохи торгового капитала", то я обобщал под этим названием те восстания феодального крестьянства, которые были связаны с усилением эксплоатации последнего благодаря возникновению рынка и образованию купеческого и ростовщического капитала. Связь эта несомненна (см. цитаты из т. III "Капитала" и "Анти-Дюринга" в моей статье1 , но следует подчеркнуть, что усиливалась та феодальная эксплоатация, интенсифицировалась барщина и другие феодальные повинности: ответом на эту интенсификацию и были крестьянские восстания. Конечно поскольку все эти восстания были борьбой мелкого крестьянского землевладения против крупного дворянского, а из мелкого производства растет буржуазия (Ленин), то в очень высоком теоретическом стиле к крестьянским восстаниям приложим эпитет "буржуазных" (с оттенком "антифеодальных"). Ну а в данном-то случае в России XVIII века мог уже начать расти буржуа из мелкого производителя, в масштабе всей страны. Была ли уже товарность всего хозяйства так высока, что это могло случиться? А если этого не было, то на чем же держалось бы буржуазное правительство, вышедшее из буржуазной революции? На торговом капитале...

--------------------------------------------------------------------------------

1 Статья в "Борьбе классов" N 2 за 1931 г.

--------------------------------------------------------------------------------

Я приводил стримеры успешных восстаний феодального крестьянства против помещиков в средние века (Тоскана и в особенности Швейцария). Но в этих случаях на стороне восставших были внешние силы: в Швейцарии1 - купечество, заинтересованное в свободе альпийских перевалов для своих караванов, в Тоскане - цеховая аристократия Флоренции, зачаток уже настоящей крупной буржуазии, отчаянно боровшаяся с тосканским дворянством за политическую власть. Какие внешние силы поддержали бы крестьянское восстание в XVIII в. в России, окруженной феодальными странами?

Из частных замечаний особенно приходится отметить совершенно устаревший взгляд т. П. на Пугачева как на "чучело", которым играли яицкие казаки. Это значит возвратиться к точке зрения Пушкина, но и тот до таких комических преувеличений не доходил. Пугачев был одним из крупнейших (может быть самым крупным) вождей крестьянских движений в России, и если для екатерининских помещиков мужики - дураки и сильны только своей массой, то мы-то на такой точке зрения стоять не можем. Тов. П. в этом пункте обнаруживает неведение тех фактов, которые были вскрыты именно марксистскими историками в последнее время. Странно также утверждение т. П., что крепостническое правительство заботилось о диференциации крестьянства, при чем несколько дальше об этом же заботится и его антагонист, крестьянская буржуазия. Есть и досадные фактические ошибки - вроде того, что Яицкий городок, который пугачевцам так и не удалось взять, был центром Пугачевщины. Казани Пугачев тоже не "занимал" - он только сжег ее посад, а казанскую крепость (кремль) отстояли.

Переходя к частным замечаниям по поводу доклада т. С., приходится прежде всего указать на то, что хмельничина не была "предшественником пугачевщины", потому что она происходила в другой стране, с иными социальными отношениями и иным населением: и та и другая были лишь крестьянскими революциями того же типа, но того же типа были и французские жакерии и крестьянская война в Германии. Или и они тоже "предшественники"? Это частное замечание возвращает нас к общему - о национальном вопросе в самой пугачевщине. Он остался неразработанным и как-то на отлете не только у обоих авторов, но и в прениях. По этому поводу кто-то из оппонентов вопил, но схемы и он не дал. Но к этому вопросу еще есть возможность вернуться по теме "Колониальная политика самодержавия".

Далее конечно неверно, что "первые шаги капитализма должны были неизбежно сначала усиливать феодализм": не только капитализм, т. е. капиталистическое производство, но даже и торговый капитал уже разлагали феодальные отношения (стало на их место сразу что-нибудь новое или нет - другой вопрос). Приводимые автором цитаты из первого тома "Капитала" никаким подтверждением не являются - Маркс вовсе не говорил здесь о непосредственном превращении внеэкономического принуждения в экономическое: он имеет в виду нечто вроде того, что потом было названо "прусским путем развития"; если же понимать это место Маркса, как понимает его т. С., то Малышев прав.

Далее, неверно, что помещики не грабили накопления крестьян - случаев такого грабежа сколько угодно (их например можно видеть в моей статье о крестьянских волнениях перед 1861 г. по случаю юбилея Чернышевского).

Неверно, что "крепостная" индустрия была одной из форм "капиталистической промышленности". Тут опять т. С. в плену у Малышева: если крепостная фабрика есть "капиталистическая промышленность", то почему барщинники, также работающие для рынка, не есть капиталистическое предприятие?

--------------------------------------------------------------------------------

1 О Швейцарии см. отрицательный отзыв Энгельса.

--------------------------------------------------------------------------------

Неверно, что увеличение производительности труда равносильно увеличению эксплоатации рабочего. Совсем это не наша, а с позволения сказать, меньшевистская точка зрения. Техника может быть и не менялась (хотя откуда это знает т. С.?), ну а квалификация рабочего? Тоже была неизменна?

Неверно конечно, что уральские горнорабочие вносили в пугачевщину суровую пролетарскую дисциплину, ибо они сами пролетариями не были.

Наконец, как бы ни были ошибочны иные точки зрения Плеханова, об'явление его взглядов "барскими" есть такое же неприличие, как и об'явление Пугачева "чучелом". История "антикрестьянства" Плеханова рассказывается даже в популярных книжках (см. мои "Очерки") - икапистам стыдно этого не знать.

Есть и еще кое-какие неудачные формулировки, всех не выпишешь. "Скоропалительность", в которой Ленин упрекал Рожкова, - большой дефект, от него нужно отвыкать.

Уже когда были написаны эти строки, я получил заключительное слово т. С. С сожалением увидел, что ни от одной из своих ошибок она не отказалась, а одну - о капиталистическом характере уральской крепостной промышленности - даже нарочито подчеркнула. Тов. С., если капитализм существует везде, где есть капитал, тогда вполне правильно говорить и о торговом капитализме, ибо капитал там несомненно есть. Если же под капитализмом разуметь определенную общественно-экономическую формацию, с определенными методами эксплоатации, то барщина есть барщина, на заводе ли она применяется или в поле.

Зато т. С. совершенно права, когда она опровергает утверждение, что крестьяне в пугачевщине боролись за замену оброком барщины. Раз они истребляли помещиков, кому же они платили оброк, позвольте спросить? И насчет купечества она ближе к истине, чем ее противники, хотя тут вопрос сложнее: провинциальные купцы, большая часть мелких капиталистов, были настроены оппозиционно и часто примыкали к Пугачеву, но крупный экспортный капитал и крупный ростовщический капитал (откупщики) был несомненно на стороне дворянского правительства.