Автор: Сергей ГУБАНОВ


"Две теории" экономического роста? Экономика и государство, базис и надстройка - их сложное, диалектическое взаимодействие, отмеченное зримой интенсификацией в эпоху перехода от низшего капитализма к высшему, государственному, давно находится в центре внимания исследователей и аналитиков. В различных доктринах обобщается практика, а на практике проходят проверку доктринальные гипотезы и предложения, сформулированные в широком диапазоне противоборствующих направлений экономической мысли: от национализации, участия и регулирования до приватизации, "невмешательства" и дерегулирования.

Но как бы ни различались подходы и позиции, главный и основной критерий, к которому апеллируют представители практически всех школ и течений, один - экономический рост. Именно он выступает пока бессменной доминантой. Развитие человека, будучи с философской точки зрения критерием безальтернативным, остается целевым ориентиром отдаленной социальной перспективы. В современных условиях, увы, не человек "мера всех вещей". В действительности царит сейчас не гуманистическое будущее, а капиталистическое настоящее, которое ставит самовозрастание капитала в качестве высшей своей цели, подчиняя ей развитие производительных сил, да и самого общественного устройства.

Рост измеряется вновь созданной, или - на стадии вертикальной интеграции - добавленной стоимостью. Совокупная величина последней образует валовой внутренний продукт (ВВП). Его динамика и ассоциируется с темпами, способными в соответствии с постулатами теории экономического роста изменяться под тем или иным воздействием государства: либо стимулирующим, либо депрессивным.

Экономические функции государства, равно как обширный арсенал мер государственного регулирования экономики и делового цикла, изучены довольно неплохо, в том числе по результатам их применения на практике, т. е. в прикладных аспектах. Начиная со второй половины XX в. действительность все отчетливее проявляет тенденцию возрастающего обобществления, вследствие чего экономика постепенно превращается в государственно интегрированную, а государство - в экономически интегрированное.

Движимое противоречиями, современное общество прогрессирует от индивидуализма к ассоциации. Базисом его становится государственная экономика, а надстройкой - экономическое государство. Отделение экономики от государства, недостижимое на предшествующих стадиях капиталистической формации, тем более недостижимо теперь, когда в развитых странах господствует вертикально-интегрированный, государственно-корпоративный капитализм.

По классическим положениям, принимаемым явно или неявно, движущие силы подъема экономики являются одними и теми же, трудовыми и воспроизводственными, для всех стран мира: и развитых, и слаборазвитых. Все без исключения важнейшие источники экономического роста имеют воспроизводственную природу: труд, промышленный капитал (или, в категориях классической политэкономии, - прошлый труд, воплощенный в машинах, оборудовании, технологиях, капиталовложениях), производительность труда, эффективность производственного аппарата, факторов и ресурсов воспроизводства.

Единство предмета предопределяет и единство теории. Соответственно данному принципу не должно быть "двух теории" экономического роста: одной - для развитых стран, а другой - для всех остальных. Если отделение государства от экономики, "невмешательство", "безучастие", дерегулирование противопоказано ведущим державам, значит, то же самое противоречит и несовместимо с социально-экономическим прогрессом временно отстающих стран.

Производительные силы и Формы их организации, хорошие для США, Германии или Японии, не могут расцениваться как плохие и неприемлемые для Индии, Бразилии или России. Межотраслевые, вертикально-интегрированные корпорации, регулируемые государством и способные поднимать всю экономику страны, имели бы в России ничуть не меньшую тягу, чем в США или ЕС. Государственные расходы, осуществляемые ради расширения совокупного спроса домохозяйств, являлись бы крупномасштабным стимулом роста экономики любой другой страны, а не только США. Обуздание инфляции, призванное уберечь от обесценения доходы, сбережения и капиталовложения, тоже представляет собой универсальную меру содействия росту.

Фундаментальные причинно-следственные закономерности, которые обусловливают динамику циклического подъема, основательно изучены и многократно подтверждены. В соответствии с ними формализованы многие макроэкономические зависимости и соотношения, выполнены построения для стационарных и динамических процессов, краткосрочных и продолжительных интервалов времени. Укажем, для примера, классическую модель общественного воспроизводства с двумя основными подразделениями, формулу цены производства, мультипликаторы Кейнса, функцию Кобба - Дугласа и класс специальных производственных функций, модели межотраслевого баланса В. Леонтьева, магистральные модели совокупного воспроизводства, инструментарий оптимального программирования народно-хозяйственных комплексов и сопряжения их работы, "условия Нэша" для стратегии игр с "ненулевой суммой".

Несомненные успехи математической экономики, подчеркнем, стали возможными не вопреки, а благодаря объективным закономерностям, познанным и познаваемым политической экономией. Общеизвестно: где нет закономерностей, там напрасна какая-либо формализация. Потому-то, как гласит известное классическое утверждение, наука лишь тогда достигает своего совершенства, когда начинает пользоваться математикой. Хотя малоисследованных областей еще хватает, а разработка и анализ актуальной тематики едва поспевают за ускоренной поступью производительных сил и производственных отношений, обращение к математике и включение ее в состав освоенных методов познания экономической практики, нарастание интеграции с математикой свидетельствует о заметном совершенствовании политической экономии как науки. Ее представители со временем, думается, перестанут испытывать боязнь перед математическим аппаратом и будут максимально использовать его возможности.

В научной теории факторы современного экономического роста классифицируются на главные и второстепенные, прямые и косвенные. В числе главных и прямых выделяются промышленные капиталовложения, инновации и высокие технологии, компьютеризованные рабочие места, покупательная способность денег, производительность труда, техническое и организационное строение производства и т. п. Среди главных и косвенных особое внимание уделяется условиям, непосредственно влияющим на заинтересованность в труде, технологическом, организационном и структурном обновлении "цепочек добавленной стоимости". Речь идет о критериях и системе оплаты труда, принципах и порядке налогообложения, механизме ценообразования, проектировании и регулировании процессов вертикальной интеграции (слияний, поглощений, укрупнения корпораций).

Несмотря на условность имеющейся классификации, она отражает наиболее значимые факторы и абстрагируется от малозначимых. Такой подход вполне отвечает как принципам науки, поскольку не упускает существенного, так и потребностям практики. Он позволил своевременно сфокусировать усилия на анализе ключевых аспектов макроэкономической эффективности технотронных средств производства, организационно-структурных инновации (структур "сетевого" типа), информационных и цифровых технологий, а также "новой экономики", или "экономики знаний". Обозначенная тематика весьма актуальна и по праву выдвинута на передний край международных эконометрических исследований, проводимых в рамках теории экономического роста. Причем должное место отведено и проблематике, связанной с определением стратегических приоритетов и модификацией системы государственного регулирования в условиях становления технотронной эры.

Наряду с тем современная эпоха все более настоятельно требует научной, принципиальной оценки последствий разрушительных реформ, проведенных в ряде стран мира, преимущественно слаборазвитых, в 1980 - 1990-х гг. Глобальный "либеральный эксперимент", затеянный и осуществленный в духе радикального экстремизма, повсеместно обернулся затяжным спадом, вызванным дезинтеграцией и дезорганизацией расширенного воспроизводства, расстройством производительных сил.

Восстановить утраченное сумели немногие страны, причем благодаря исключительно лишь их вступлению в тот или иной межгосударственный союз. Так, включение в состав ЕС существенно помогло оздоровлению экономики Польши, Венгрии, Чехии и других европейских государств. Страны же, лишенные преимуществ внутренней и внешней интеграции, оставленные один на один с деструктивными реформами, попали в долговую кабалу, подорвали свое индустриальное производство, превратились в поставщиков сырья и до сих пор не в состоянии восстановить ни дореформенный потенциал экономического развития, ни социальные стандарты жизни населения.

В одно и то же историческое время всемирное хозяйство демонстрирует два абсолютно противоположных примера. На одном полюсе - развитые страны, устремленные к новому качеству роста; на другом - реформированные по рецептам "шокового либерализма", отсеченные реформами от технологического и неоиндустриального прогресса, отягощенные технически отсталыми производительными силами и устаревшим организационным строением производства.

Контраст слишком разительный, чтобы его не замечать. Под его влиянием, усиленным растущим осознанием глубокой социальной пагубности наступивших последствий, во многих странах мира, и даже в США, все громче звучит принципиальный вопрос: как соотносятся либеральные реформы с теорией экономического роста и насколько отвечают ей? Практика, в полном согласии с научной теорией, свой ответ уже дала, и он однозначен: либеральные реформы вообще не были рассчитаны на обеспечение экономического роста, он не являлся для них ни тактической, ни стратегической целью.

Можно оспаривать приговор практики, но для того нужны веские основания. У либерализма таковых не оказалось, и ему, в целях апологетики, спешно пришлось конструировать искусственное оправдание. Почин был сделан усилиями его американских представителей, которые с середины 1990-х гг. принялись утверждать, будто макроэкономическая динамика решающим образом определяется "размером государства", т. е. извлекли фактор, вроде бы перевешивающий все дотоле изученные.

Чуть позже, в 1998 г., американские авторы выпустили публикацию, где со ссылкой на результаты регрессивного анализа попытались обосновать позицию "больше государства - меньше рост" 1 . Там же приведена и количественная оценка, широко затем растиражированная, будто завышение расходов государства против "нормального уровня" на 10% ВВП влечет понижение темпа роста на 1 % 2 . Но тогда авторы еще не отваживались претендовать на "новую теорию роста", понимая, быть может, что одного- единственного фактора, да к тому же искусственного, для того маловато.

В позднейшей публикации (2001 г.) к "размеру государства" добавились еще четыре фактора, которые, думается, целесообразно назвать поименно: "надежные права собственности и политическая стабильность", "стабильная валюта и цены", "конкурентные рынки", "свобода торговли с иностранцами" 3 . Интересно было бы узнать, в какой стране либеральные реформы сопровождались стабильностью национальной валюты и цен, каким оказалось регрессионное соотношение между индексом покупательной способности денежной единицы, с одной стороны, и динамикой ВВП - с другой. Однако количественные расчеты относятся только к "размеру государства". Применительно к покупательной способности денег дело ограничилось лишь ее упоминанием, хотя в группе перечисленных она составляет фактор наиболее значимый, представленный и в научной теории экономического роста.

Ранее обнародованное соотношение подкорректировано здесь в сторону уменьшения: "...Повышение доли государственного сектора в ВВП на десять процентных пунктов приводит к понижению долгосрочных годовых темпов роста реального ВВП на семь десятых процента" 4 . Но доктринальная позиция выражена более прямолинейно: "чем ниже государственные расходы, тем выше темпы экономического роста" 5 .

Самое примечательное, однако, заключается в открыто заявленной претензии на "новую теорию роста", возникшую в "последнее десятилетие" 6 . Вся суть "новизны" сводится к следующему: поистине первостепенные факторы - труд, технологии, капиталовложения и т. п. - отбрасываются в разряд периферийных, тогда как второстепенные - "невмешательство", "права", "свобода", "открытость" и прочие фиговые ценности либерализма - выпячиваются как главные. Так, способность создавать, производить и применять новейшие, цифровые, технотронные технологии не является, по "новой теории", ни источником, ни "гарантией экономического роста" 7 . По данному пункту вновь-таки какого-либо математически оформленного обоснования не приводится. Относительно влияния высоких технологий на экономическое развитие вообще нет графических иллюстраций и регрессивных уравнений, столь обильных для "размера государства".

Отметим монотонно повторяющуюся особенность, которую встретим еще не раз. Как только дело касается главнейших факторов - труда ли, покупательной способности, инвестиций или инфляции, либерализм напрочь "забывает" о математике, о статистическом анализе данных. Математически доказанные соотношения научной теории экономического роста он игнорирует, словно таковых вовсе не существует. Зато свои положения, включая программное "больше государства - меньше рост", пытается изобразить так, будто они математически строго обоснованные.

На стороне какой теории математика? "Новая теория" поспешно сконструирована исключительно как апологетическая. Опираясь на нее, либерализм стремится обелить самого себя. Теперь у него готов ответ на неудобный для него вопрос; теперь он во всеуслышанье заявляет: экономический рост в период либеральных реформ сорван по причине раздутых "размеров государства".

В нашей стране и применительно к ее реформаторской практике такую позицию воспринял в середине 1990-х гг. и проводит А. Илларионов. Долгое время он тиражировал в отечественной печати упомянутое ранее соотношение "10 к 1" (завышенные на 10% ВВП госрасходы - потеря в росте на 1 % ВВП), не вдаваясь в подробности о том, откуда оно взято и чем обосновано. И лишь в конце 2002 г. он опубликовал пространную статью, насыщенную разъяснениями относительно принятых терминов и методов, аргументами, регрессионными уравнениями и графиками, выводами. Потому прояснилось, наконец, на чем держится его аргументация, и можно проанализировать, насколько она убедительна и доказательна 8 .

Что такое "размер государства"? В "новой теории", как и положено, должны фигурировать новые категории. Одной из таковых изображается "размер государства". Как выясняется, его надлежит определять не абсолютными, но относительными величинами. При выборе "показателя относительных размеров государства" отвергается удельный вес государственного потребления в ВВП и принимается доля государственных расходов в ВВП: они включают "расходы всей бюджетной системы страны, осуществляемые как центральным правительством, так и региональными и местными властями, а также внебюджетными фондами" 9 . Да и в целом "статья посвящена анализу воздействия относительных размеров государства на темпы экономического роста" 10 .

Предложенное определение "размера государства" относится к ряду не самых удачных новаций. Во-первых, существует четкое и количественно определенное понятие - доля госрасходов. Оно несет свою смысловую нагрузку, отражая масштаб потоков перераспределения ВВП между сферами использования. "Новая" категория, получается, создается путем переименования действующей, а именно объявлением доли госрасходов еще и "размером государства". Тем самым устраивается категориальная путаница. В действительности нет ни нового содержания, ни новой сущности, зато вводится добавочное название. Предмет остается тем же самым, но обретает двойное имя. Когда льва именуют "царем зверей", а верблюда - "кораблем пустыни", то оперируют метафорами, а не научными понятиями. В данном же случае "размер государства" подается как нечто понятийное, а не метафорическое. Но каких-либо основании для того нет. Масштабность процессов перераспределения ни в коей мере не характеризует ни экономическую мощь государства, ни величину государственного сектора.

Во-вторых, категория "размер государства" сама довольно давно устоялась и выражает - в геополитической истории и международном праве - свой, вполне определенный и объективный предмет. Исторически размер конкретного государства оценивается площадью той территории, на которой господствует его юрисдикция.

По указанному критерию, кстати, либеральные реформы тоже приходится оценить не иначе как реакционные. В рамках Советского Союза, при интегрированном суверенитете, едином гражданстве, общесоюзном народно- хозяйственном комплексе, союзной юрисдикции, размер государства каждой из братских республик равнялся размеру Советского государства в целом. С разрушением СССР республики, в том числе Россия, получили резко усеченный размер государства.

На том, к сожалению, их потери не оканчиваются. Они попали в ситуацию "разделенной юрисдикции", когда на их территорию наползает и распространяется юрисдикция иностранного государства. Они признали принцип верховенства международных договоров над национальным законодательством. Им навязывают пресловутые соглашения о разделе продукции (СРП). На территории некоторых из среднеазиатских республик появились иностранные военные базы. Процесс сжимающихся размеров государства продолжается.

Напротив, юрисдикция США все более становится глобальной и усиливается. Либеральные реформы в очередной раз обнаруживают свою асимметричность: в реформируемых странах последствием становится потеря экономической и государственной мощи, тогда как для США, где ничего подобного таким реформам не допускается, ослабление остального мира превращается в моментальное усиление глобальной гегемонии - экономической, технологической, монетарной, военно-политической, информационной.

В действительности на протяжении 1900 - 2003 гг. реальные размеры американского государства резко возросли, а российского - сократились. Как асимметричность, так и реакционность либеральных реформ для затронутых ими стран совершенно неоспорима.

Истину и факты опровергнуть невозможно. Поэтому либерализм прибегает к уловке, чтобы скрыть их или хотя бы отвлечь от них. Словно фокусник на арене, он отрепетированной манипуляцией выдает большое за малое, а малое за большое. По абсолютной величине госрасходов США занимают первое место, далеко опережая идущие следом Германию и Францию, как и подобает сверхдержаве, которая с начала 1990-х гг. приступила к прямой реализации стратегии своего мирового господства. И либерализм напрочь отбрасывает все абсолютные индикаторы. По относительному показателю госрасходов США замыкают список развитых стран (табл. 1). И сей показатель либерализм интерпретирует как "размер государства".

Подобная интерпретация искажает реальность до полной неузнаваемости. Превосходя по суммарной величине госрасходов Германию, Францию, Италию и Нидерланды вместе взятые, США предстают не сверхдержавой, которая добивается господства над миром, а "карликовым" государством. США на пару с Великобританией имеют бюджет, сравнимый с объемом государственных финансов стран всей еврозоны. За две недели иракской кампании "союзники" истратили столько государственных средств, сколько Швеция расходует за полгода. Однако по ранжиру либерализма у Швеции "размер государства" чуть ли не вдвое выше, чем у США.

Отождествление "размера государства" с удельным весом госрасходов в ВВП ненаучно. Корректной постановки вопроса о влиянии реального размера государства на динамику экономического роста в статье А. Илларионова нет. При корректной постановке задача сводится к количественной оценке макроэкономических потерь, обусловленных развалом Советского Союза, установлением режима "разделенной юрисдикции", тяжестью долговой зависимости, утратой социального контроля над природными ресурсами. Но такие факторы даже не упомянуты, хотя общий их перечень расширился. Внесенные новшества, или дополнительный вклад. К "новой теории", по сравнению с публикациями американских авторов, добавилось еще несколько новшеств. Начиналась она с одного-единственного фактора, затем к нему прибавились четыре, теперь их список пополнился до 42. Казалось бы, среди более чем четырех десятков факторов

Таблица 1

Ранговая группировка стран ОЭСР, 2001 г.

Ранг по абсолютному показателю
 Объем госрасходов, млрд. долл.
 Ранг по относительному показателю
 Доля госрас ходов, % ВВП
 
США
 2376,2
 Швеция
 58,1
 
Германия
 856,5
 Дания
 53,5
 
Франция
 689,2
 Франция
 52,8
 
Великобритания
 574,7
 Австрия
 51,9
 
Италия
 499,0
 Бельгия
 49,9
 
Нидерланды
 167,7
 Финляндия
 48,7
 
Швеция
 133,0
 Италия
 46,5
 
Бельгия
 114,1
 Германия
 45,9
 
Австрия
 97,9
 Нидерланды
 45,4
 
Дания
 85,7
 Португалия
 44,6
 
Финляндия
 58,8
 Великобритания
 40,2
 
Португалия
 47,2
 Люксембург
 40,1
 
Ирландия
 30,5
 Ирландия
 32,0
 
Люксембург
 7,5
 США
 31,0
 

Примечание. Данные приведены с учетом внебюджетных фондов.

можно поместить хотя бы один или два поистине значимых для макроэкономического роста, главных и прямых. Такая возможность, разумеется, была, однако она осталась неиспользованной.

Приложенный к рассматриваемой статье список изобилует параметрами, сплошь косвенными и второстепенными. По ряду позиций прослеживается выбор, совершенно нерациональный с точки зрения принципов научного мышления. Другое дело, если преследуется интерес "разводнить" тему и потопить истину. Тогда понятно, почему в списке значатся экзотические параметры вроде следующих: "удаленность от экватора", "наличие стран- соседей", "удельный вес голосов, собираемых наибольшей партией" и т. п. 11 . При таком подходе очередное издание списка легко расширить за счет включения параметров, скажем, кривизны береговой линии штата Чикаго или среднегодовой температуры белых медведей в арктических льдах - корреляция будет не хуже, чем при учете "индекса условий торговли".

Занятость, производительность труда, капиталовложения, высокие технологии, скорость оборота промышленного капитала, инфляция, покупательная способность национальной денежной единицы - ничего, что характеризует условия и эффективность общественного воспроизводства, в перечне не найти. К макроэкономическим доходам и динамике роста воспроизводственные факторы, по "новой теории", никакого отношения якобы не имеют. Как видим, А. Илларионов старательно придерживается позиции, заданной американскими представителями либерализма.

Самостоятельное новшество, помимо расширения перечня второстепенных и косвенных параметров, связано с изменением зависимой переменной. В публикациях американских авторов оценивается воздействие государственных расходов на динамику ВВП, между тем как здесь в исходных регрессивных уравнениях представлена "зависимость государственных доходов от различных факторов" 12 .

Смена логики расчета продиктована тут стремлением сконструировать, "для убедительности", тренд с большей крутизной падения, чтобы картина выглядела так, будто неоптимальный удельный вес государственных расходов чреват потерей более чем 1 % ВВП. Повторяется старое соотношение из американской публикации 1998 г. ("10 к 1"), хотя оно, как отмечалось, скорректировано в 2001 г. ("10 к 0,7"). В статье оно приводится без всякого упоминания о пересмотре: "При прочих равных условиях повышение удельного веса государственных расходов в ВВП на 1 п. п. в странах ОЭСР в последние четыре десятилетия сопровождалось снижением среднегодовых темпов прироста ВВП приблизительно на 0,1 %" 13 . Поскольку ни сия, ни тем более пересмотренная пропорция, как вынужден признать А. Илларионов, никого из специалистов особо не впечатляет, появилась нужда в повышении "качества анализируемой закономерности" 14 .

Простейшее решение сводится к тому, чтобы взять не доходы и не расходы государства, а бюджетный дефицит. Еще лучше, если он будет не фактическим, а "немного" преувеличенным. Фактический исчисляется разностью между доходами и расходами. Чтобы преувеличить его, достаточно усреднить доходы по линейному тренду, а расходы брать "по факту" для каждой конкретной страны.

Именно такая логика и проведена в статье. Поскольку счет старательно ведется исключительно в относительных показателях, для стран с высокой долей бюджета принятый метод гарантирует завышение смоделированного "дефицита", предназначенного для дальнейшей оценки его влияния на динамику роста. Так, при усредненном трендовом значении доли доходов на уровне 30% "модельный" дефицит для Швеции (удельный вес госрасходов - 58%) подскакивает до 28% ВВП.

Занятно проследить за цепочкой логических переходов, ведущих к получению желательных "отклонении". Вначале объявляется: "Размеры государства наилучшим образом описывает уровень экономического развития (логарифм ВВП на душу населения по паритетам покупательной способности)... что соответствует закону Вагнера" 15 . Отметим мимоходом, согласно так называемому закону Вагнера, уровень социально-экономического развития возрастает по мере движения от "капитализма предприятия" к "капитализму государства". Именно данную тенденцию оспаривает либерализм, против начал госкапитализма направлено острие его доктрины. А. Илларионов "ненароком", да еще в самом начале статьи, лишний раз подтвердил то, опровержению чего посвящает свой дальнейший "анализ". Раз тенденция отвечает "закону Вагнера", раз доходы государства и ВВП движутся в одном направлении, то тезис "больше государства - меньше рост" заведомо недоказуем.

Тем не менее доктринальная промашка осталась незамеченной, о "законе Вагнера" и согласовании с ним логики исследования позабыто напрочь. Следует очередной логический переход: "...Объективные эндогенные параметры - уровень экономического развития страны и численность ее населения - более точно предсказывают удельный вес в ВВП государственных доходов, чем расходов. Поэтому для определения размеров государства было решено использовать модель удельного веса государственных доходов в ВВП" 16 .

Если отвлечься от ложно трактуемых "размеров государства", утверждение понятно. Как и предписывают объективные законы расширенного воспроизводства, финансы государства растут по мере роста экономики. На том, казалось бы, вполне уместно поставить точку. Но нет, тотчас же следует еще один переход: "Значения, полученные в ходе расчетов по этой модели, были приняты за модельные уровни государственных расходов" 17 .

В переводе на более понятный и доступный язык сие означает подмену фактических доходов усредненными, т. е. расположенными на линии исчисленного тренда, и объявление их "модельными" расходами. Разность между усредненными доходами и "модельными" расходами равна нулю, ибо первые тождественны вторым. Переименование доходов в расходы (вновь уловка с категориальной путаницей!) призвано скрыть факт оперирования с искусственно преувеличенным бюджетным дефицитом. Вычет расходов из доходов показывает дефицит и ничего другого; результат же их вычета из "модельных расходов" легко подать как "отклонения".

С помощью переименования финишный логический переход подготовлен как завершающий аккорд: "Оставшиеся в совокупности 166 стран были ранжированы по величине отклонения фактических значений удельного веса государственных расходов в ВВП от модельных значений (доходов. - С. Г.) " 18 .

Таким образом, совершенная цепочка логических переходов привела в итоге к "отклонениям", или, если называть вещи своими именами, к искусственным оценкам бюджетного дефицита. Последние особенно завышены для стран с высокой долей государственных расходов, включая европейские (Франция, Германия, Швеция и другие). Поскольку дефицит берется со знаком "минус", завышенные оценки предопределяют желательные для либерализма отрицательность и крутизну линии регрессии, рассчитанной для ВВП и "отклонений".

Как результат, магическое соотношение превращается в более устрашающее: "Если в высокоразвитых странах увеличение размеров государства на 1 п. п. ВВП при прочих равных условиях означает снижение среднегодовых темпов экономического роста на 0,08- 0,12%, то в среднеразвитых странах - на 0,16 - 0,18, а в слаборазвитых - уже на 0,32%" 19 . Глядя на ступенчатый порядок цифр, создается впечатление присутствия на своеобразном виртуальном аукционе, устроенном сторонниками либерализма: "10 к 1", "10 к 1,7", "10 к 3,2" - кто больше?

Внешне "новшества" вроде бы усиливают позиции либерализма. Той же цели служит эксплуатация аппарата математической статистики, поскольку приводимые соотношения выглядят как математически корректные. Однако на самом деле все обстоит иначе.

Математические ошибки. Регрессивный анализ сам по себе не позволяет установить подлинный причинно-следственный порядок переменных. Выбор зависимых переменных, равно как и независимых, остается за исследователем. Какой из оцениваемых параметров первичен, а какой вторичен - таков исходный вопрос, на который надлежит иметь точный ответ. Математика не создает объективные экономические законы, а формализует их. Естественно, регрессивная зависимость должна находиться в полном соответствии с объективной причинно-следственной связью факторов. Если между той и другой возникает расхождение, регрессионный анализ заведомо ложен (статистические программные пакеты, даже самые лучшие, пока еще не в состоянии автоматически выделять в обсчитываемом массиве данных зависимые ряды).

В рассматриваемом случае имеется статистически анализируемая пара "удельный вес госрасходов - темпы динамики ВВП". Что от чего здесь зависит: расходы от ВВП или ВВП от расходов? Сторонники либерализма принимают за первичный и, следовательно, независимый параметр удельный вес госрасходов. Но почему не ВВП? Сделанный выбор подается ими как нечто само собой разумеющееся, без мотивации, без каких бы то ни было аргументов. Впрочем, американские авторы, не представив ни единого расчета, все же оговорились: зависимости расходов от ВВП обнаружить не удалось. Искали они ее или нет - другой вопрос; зато хотя бы обмолвились, почему оперируют госрасходами как независимой переменной. В статье же А. Илларионова вопрос выбора попросту опущен.

Между тем правильная классификация переменных, особенно при линейном регрессионном анализе, исключительно важна, поскольку существенно влияет на выводы, хотя коэффициент корреляции остается одинаковым. В подтверждение обратимся к диаграмме. На ней представлены два тренда, исчисленные нами по данным статистики для стран ОЭСР за 1970- 2001 гг. Один рассчитан в предположении первичности, а другой - вторичности ВВП. Для обоих коэффициент детерминации один и тот же (R 2 - 0,2801); значимы также другие коэффициенты (Дарбина- Уотсона, t-статистики).

Диаграмма

 
Об одном только ничего не говорят результаты расчета: какой из факторов первичен - ВВП или госрасходы. Пока не прояснена подлинная причинно- следственная зависимость, исследователь не в состоянии определиться, на базе какого именно тренда позволительно делать выводы и заключения.

Допустим, первичными по отношению к ВВП являются государственные расходы, из чего исходят сторонники либерализма. Тогда и впрямь следовало бы базироваться на тренде "Б", который показывает снижение динамики ВВП при увеличении удельного веса госрасходов. Если же первичен ВВП, то единственно значим тренд "А", согласно которому верно обратное: рост ВВП порождает возможность для некоторого понижения доли расходов государства. Кроме того, утверждение американских авторов о безрезультатном поиске регрессионной зависимости госрасходов от ВВП оказалось, при проверке, совершенно ложным. Тренд "А", как нетрудно видеть, именно такую взаимосвязь и отражает.

Надо заметить теперь, в научной политической экономии проблема первичного и вторичного давно решена. Произведенный ВВП первичен, а распределенный по сферам конечного потребления - вторичен. Воспроизводство ВВП предопределяет собой формирование финансов государства, а не наоборот. Ничего нового здесь нет. В представленной констатации содержится повторение азбучной истины. Фактором особого рода выступают, в силу их двойственности, только ресурсы накопления промышленного капитала. В натурально-вещественной своей форме, как средства производства, они не покидают сферу расширенного воспроизводства, а участвуют в следующем его цикле. Поэтому чистый объем капиталовложений, будучи составной частью прошлого ВВП, и эффективность промышленного их потребления способны оказывать и действительно оказывают непосредственное воздействие на создание текущего ВВП. Через содействие увеличению накопления и его эффективности государство влияет на макроэкономическую динамику, а не через потребление. Вот почему крайне важна именно инвестиционная функция бюджета.

Несомненно, реальность адекватно характеризуется трендом "А". В соответствии с ним возможность относительного снижения доли государственных расходов появляется у общества только в фазе циклического подъема. Ничего более на основе рассматриваемого тренда исследователь утверждать не вправе.

По мере устойчивого роста ВВП допустима вероятность понижения удельного веса расходов государства, но наступление самого события происходит отнюдь не с автоматической регулярностью. И уж тем более нельзя оперировать конкретными цифрами как прогнозными, как известно из теории статистики, прогнозные соотношения вычислимы по "функции предсказания", их невозможно рассчитать по уровню тренда, да еще линейного. Для прогнозирования нужна более точная, нежели просто трендовая, подгонка исходной функции. К примеру, полиноминальная. Но даже при ее наличии исследователь ограничен в выводах интервалом интерполяции и степенью вероятности.

Таким образом, математические ошибки сторонников "новой теории роста" очевидны. Во-первых, ошибочно избрана независимая переменная (госрасходы вместо ВВП). Во-вторых, ложный тренд принят за значимый. В-третьих, рассчитанные для уравнения регрессии коэффициенты неправомерно отождествлены с прогнозными оценками и выданы за строгие соотношения ("10 к 1" и т. д.).

Вместе с тем допускается ошибка, о которой следует сказать отдельно. И американские авторы, и А. Илларионов безосновательно интерпретируют свои расчетные результаты в терминах эластичности. Согласно ее сути, эластичность есть отношение прироста одной переменной к приросту другой. Параметр ВВП действительно представлен рядом приростов, т. е. годовых индексов. Но удельный вес государственных расходов дан в обычной, а не индексной форме. Вот почему соотношение "10 к 1", как и прочие, еще более "устрашающие", абсолютно некорректно.

Чтобы получить адекватное значение и установить, на какую величину изменяется доля госрасходов при увеличении или снижении ВВП на 1 %, нужен несколько иной статистический анализ, способный обеспечить более высокую определенность, чем простой линейный тренд. На основе данных для стран ОЭСР за 1970 - 2001 гг. нами выполнен расчет с использованием стандартной функции Кобба-Дугласа, чьи оцениваемые параметры при переменных, как известно, представляют коэффициенты эластичности (табл. 2). В качестве зависимой переменной взят индекс государственных расходов, а индексы потребления домашних хозяйств и ВВП составили два ряда независимых параметров.

Таблица 2

Коэффициенты эластичности государственных расходов, по данным за 1970 - 2001 гг.

 
 США
 Германия
 Швеция
 ОЭСР
 
Y-пересечение
 1,0173
 0,9877
 1,0261
 0,9912
 
Эластичность по ВВП
 0,336
 0,464
 0,472
 0,407
 
Эластичность по расходам домашних хозяйств
 -0,506
 -0,868
 -0,891
 -0,687
 
Регрессионная статистика:
 
 
 
Множественный R
 0,9999
 0,9997
 0,9979
 1,0000
 
R-квадрат
 0,9997
 0,9994
 0,9959
 1,0000
 
Нормированный R-квадрат
 0,9997
 0,9994
 0,9956
 1,0000
 
Стандартная ошибка
 0,0006
 0,0007
 0,0019
 0,0001
 
Наблюдения
 30
 31
 31
 30
 

Согласно таблице 2, эластичность расходов государства по ВВП сугубо положительная. С ростом ВВП на 1% их объем возрастает в среднем на 0,40% ВВП по всей группе ОЭСР; в США уровень ниже среднего (0,336%), в Германии и Швеции - выше (0,464 и 0,472% соответственно).

Строго отрицательна эластичность государственных расходов только по потреблению домашних хозяйств. При его изменении на 1 % ВВП доля первых снижается на 0,687% ВВП в среднем по группе ОЭСР (меньше в США - 0,506%, больше в Германии и Швеции - 0,868 и 0,891 %). Такая зависимость вполне закономерна для составных частей единого целого: когда одна из них возрастает, другая соразмерно снижается.

Все главные критерии регрессионной статистики, как видно, несоизмеримо выше, чем при исчисленных линейных трендах. Например, коэффициент детерминации (R-квадрат) колеблется от 0,9979 до 1,0.

Исходя из таких результатов, можно с полным на то основанием утверждать, во-первых, что закономерностью является положительная связь между ВВП и государственными расходами, а не отрицательная. Во-вторых, относительное понижение доли последних происходит при перераспределении ВВП в пользу спроса домашних хозяйств. В-третьих, такое перераспределение вероятно только в фазе циклического подъема. В- четвертых, наиболее вероятный диапазон сокращения удельного веса расходов государства ограничен уровнем 0,6 - 0,7% ВВП.

Чем и как государство воздействует на рост? Сделанные нами выводы поддаются проверке фактами. На протяжении 1960 - 2000 гг. в странах ОЭСР удельный вес госрасходов в ВВП не только увеличивался, но и сокращался. Причем в последнее пятилетие отмеченного периода он преимущественно уменьшался, практически во всех развитых странах. Специально напомним, то было время фазы циклического подъема. Во многих странах ЕС под воздействием политики "выравнивания" относительно слаборазвитые участники особенно прибавили тогда в темпах - Греция, Исландия, Ирландия и т. д.

По мере роста экономики и происходило понижение доли государственных расходов. Как оно соотносилось с приростом ВВП? По нашим расчетам, в среднем по группе ОЭСР на 1 % прироста ВВП оно составило 0,37% ВВП (табл. 3). Фактическое значение, как видим, не выходит за пределы исчисленного по функции Кобоа-Дугласа вероятного диапазона (0,6 - 0,7% ВВП).

Таблица 3

Фактическая эластичность государственных расходов (1995 - 2001 гг.)

 
 Прирост ВВП, %
 Сокращение госрасходов, % ВВП
 Коэффициент эластичности госрасходов
 
Австрия
 12,10
 -4,7
 -0,39
 
Бельгия
 11,04
 -3,1
 -0,28
 
Великобритания
 11,95
 -4
 -0,33
 
Германия
 8,11
 -4,4
 -0,54
 
Дания
 12,27
 -6,3
 -0,51
 
Ирландия
 41,99
 -7,6
 -0,18
 
Италия
 8,15
 -6,7
 -0,82
 
Нидерланды
 15,30
 -5,3
 -0,35
 
Норвегия
 18,27
 -4,2
 -0,23
 
Португалия
 14,09
 -1
 -0,07
 
Финляндия
 11,26
 -11,2
 -0,99
 
Франция
 9,24
 -2,7
 -0,29
 
Швеция
 8,93
 -7,2
 -0,81
 
В среднем
 14,05
 -5,3
 -0,37
 

И вновь-таки подтверждается первичность производства ВВП. Не сокращение расходов государства обусловило экономический рост, а напротив - длительный и устойчивый рост ВВП в фазе циклического подъема позволил государству освободиться от части накопленных ранее долговых обязательств, благодаря чему относительно увеличился удельный вес негосударственного спроса.

Свое бюджетное регулирование развитые страны стремятся осуществлять по модели Кейнса. Ничего общего с "моделью" либерализма она не имеет. Причем в США, как показывает статистический анализ по данным за 1989- 1998 гг., распределение влияния государственного потребления приспособлено к конкретным фазам делового цикла даже в большей мере, чем в Германии 20 . Вопреки стереотипам, распространяемым главным образом вновь-таки сторонниками либерализма, американская модель макроэкономического регулирования выстраивается и действует по тем же самым кеинсианским принципам, как и "рейнская".

В условиях рецессии начала 1990-х гг. бюджетная политика стран ОЭСР поддерживала совокупный спрос, особенно активно содействуя капиталовложениям и созданию новых рабочих мест. При начавшемся с середины 1990-х гг. подъеме последовало увеличение доходов, ускорилось погашение долгов и обязательств, уменьшились заимствования. Как показывает таблица 3, ни в одной стране маневр не происходит в пропорции "10 к 1", нигде финансовые ресурсы государства не сокращались на мифические 10% ВВП ради увеличения темпов роста на 1%. Граничная пропорция в Финляндии - почти 1 к 1, отличается в 10 раз; средняя по ОЭСР - в 30 раз.

Нельзя не отметить тот факт, что движение бюджетных расходов регулируется весьма избирательно. Даже при понижении удельного их веса объем спроса, обеспечиваемый государством, усечению не подвергался ни в абсолютном измерении, ни в относительном. К примеру, в Германии динамика удельного веса по статье "государственное потребление" практически нулевая: 19,1% ВВП в 1999 г. и 19,0% ВВП - в 2002 г. 21 . Но годовые индексы и в фазе подъема (до 2000 г.), и в фазе рецессии росли (табл. 4).

Таблица 4

Взаимодействие государственного и совокупного спроса в Германии (млрд. дойчмарок, в текущих ценах)

 
 1997 г.
 1998 г.
 1999 г.
 2000 г.
 2001 г.
 2002 г.
 
Частное потребление
 2112,30
 2
 2,6
 1,6
 2,2
 2,2
 
Государственное потребление
 713,3
 0,5
 -0,1
 1,4
 0,5
 0,5
 
Валовые капиталовложения
 784,6
 3
 3,3
 2,4
 2,1
 2,9
 
В том числе: в машины и оборудование
 303,5
 9,4
 7,4
 9
 6,1
 6,1
 
новое строительство
 481,1
 -1
 0,5
 -2,5
 -1,2
 0,1
 
Совокупный внутренний спрос
 3 610,1
 1,9
 2,2
 1,7
 1,9
 2,1
 
ВВП в текущих ценах
 3 666,5
 2,1
 1,6
 3
 2,2
 2,4
 
ВВП в текущих ценах (в млн, евро)
 1 874,7
 
 

Источник: OECD. Economic Outlook. N 69. 2001. June. P. 59.

Общая динамика государственного потребления в Германии позитивная. Исключение наблюдается только в 1999 г., когда произошло незначительное, в размере 0,1%, понижение. Часть бюджета, предназначенная для поддержки внутреннего, прежде всего инвестиционного, спроса, неприкосновенна. Ни в период подъема, ни тем более в период спада. Наиболее динамичные приросты прослеживаются по статье валовых капиталовложений, а внутри нее - вложений в машины и оборудование. Доля технологических инвестиций (без строительства) в суммарном фонде накопления составляет 38,7%, в ВВП - 8,3%; чистые производственные инвестиции достигают 21,4% ВВП. Опыт Германии убедительно доказывает, чем и как государственные расходы содействуют экономическому росту.

Корреляция значении двух рядов - частного и государственного потребления - очень высока и отрицательна, ее коэффициент - минус 0,969. На графике 1 видно явление, типичное для движения в противофазе. Снижения государственного потребления практически нет. Фиксируется лишь замедление темпов его прироста. Однако оно вовсе не самоцель. Обе части совокупного спроса движутся в тесном взаимодействии, между ними происходит только перераспределение. Обратим внимание на точки, представленные для 2000 г. (вход цикла в рецессию). Прирост частного спроса заметно уменьшился, тогда как государственного - круто возрос. Мерами регулирования экономики государство обеспечило в том году суммарный прирост внутреннего спроса на 3%. В 2001 г., когда частный спрос несколько оживился, вклад государства стал меньше, однако общий прирост сохранился довольно высоким - 2,7%.

График 1

Движение частей совокупного потребления Германии, %

Никаких широкоамплитудных колебаний - с размахом "10 к 1" - практика развитых стран не знает. И едва ли будет когда-либо знать. На экономический рост государство воздействует регулированием объема и структуры совокупного спроса, поддержкой покупательной способности национальной валюты и населения. Выполненные исследования, по данным за 1969- 1983 гг., для США и Европы (четыре основные страны - Германия, Франция, Италия, Испания) показали, что цель бюджетного регулирования и в США, и в Европе - антиинфляционная 22 .

В свою очередь, меры по обузданию инфляции системно увязаны с обеспечением покупательной способности промышленных капиталовложений. По существу, экономический рост как темп расширения воспроизводства непосредственно зависит от трех ключевых факторов - удельного веса и нормы эффективности чистого накопления, а также инфляции. Поскольку качество экономит количество, более высокая эффективность капиталовложений позволяет понижать их долю, т. е. инвестиционная эффективность обладает свойством решающего параметра по отношению к удельному весу фонда накопления. Столь же существенным параметром функции роста выступает инфляция, так как ее уровень предопределяет степень обесценения инвестиций и промышленного капитала: как основного, так и переменного.

Исходя из значимости указанных факторов, а также их триединства, важнейшая практическая задача государственного регулирования экономики состоит в минимизации инфляции и максимизации народно-хозяйственной эффективности капиталовложений при поддержании оптимальной для складывающихся условий доли накопления.

Отсюда следует одно фундаментальное уточнение. Оказывается, в составе ресурсов государственного потребления наиболее активным элементом воздействия на экономику выступает инвестиционный спрос со стороны государства. Следовательно, макроэкономическое значение имеет не столько сам по себе консолидированный бюджет, сколько обеспечиваемый им совокупный спрос на промышленный капитал. Чем выше инвестиционная часть бюджета, тем динамичнее, при прочих равных условиях, экономический рост.

Сделанное уточнение хотя и находится в русле представлений Кейнса, однако вносит в них довольно ощутимые коррективы. Как известно, в составе государственного спроса Кейнс не выделял особо инвестиционный блок. В период рецессии кейнсианство рекомендует стимулирование за счет государственных расходов всего совокупного спроса в целом взятого, без подразделения его на составные части. Такой подход, как выясняется, оказался слишком общим. Сей его недостаток оставался неисправленным, несмотря на усилия ближайших последователей Кейнса, например Р. Харрода.

В отношении функции "накопление-рост" гораздо корректнее постулаты классической теории расширенного воспроизводства, согласно которой предметом стимулирования за счет государственных расходов должен быть прежде всего инвестиционный спрос. На практике именно к тому и ведет тенденция. В развитых странах действительно нагрузка все более явно смещается на инвестиционное значение и инвестиционную функцию государственного бюджета.

Так, причинно-следственную зависимость роста ВВП от капиталовложений и их эффективности ярко демонстрирует опыт КНР. Опираясь на государственное регулирование, страна добилась крупномасштабного инвестиционного маневра в народном хозяйстве. Как показывает расчет по данным китайской статистики, доля совокупных чистых инвестиций возросла с 9,18% ВВП в 1980 г. до 15,44% в 2001 г. График 2, построенный по данным в текущих ценах, указывает на тесную связь инвестиционной и макроэкономической динамики Китая.

Подытоживая, можно заключить: положения научной теории полностью согласуются с объективными закономерностями, которые проявляются на практике. Напротив, утверждения "новой теории роста", выдвигаемые современным либерализмом для нейтрализации критики разрушительных реформ, противоречат реалиям. Вопреки попыткам представить картину иначе, "новая теория" находится в разладе и с математикой. Будучи наукой строгой, математика целиком на стороне истины.

Проблемы экономического роста в России вызваны не объемом государственных расходов, изображаемых с позиции либерализма как "излишние", а дезорганизацией воспроизводства и макроэкономического регулирования, отделением государства от собственности и экономики, обесценением до-

График 2

Динамика инвестиций и ВВП в КНР, 1991 - 2001 гг.

 
ходов, сбережений и капиталовложений, "укреплением" рубля инфляцией, заменой инвестиционного бюджета долговым и т. п. Совершенно очевидно, например, что долговой бюджет, подчиненный прежде всего выплатам по внешнему долгу, изымает у страны ресурсы развития, подрывает совокупный внутренний спрос, стимулирует иностранную экономику и угнетает отечественную.

В свою очередь, все это последствия либеральных реформ, цель которых и в России, и в остальном мире состоит в усилении глобальной гегемонии США, а не в экономическом росте реформируемых стран.

А. Илларионов заявляет: "Для России критическим значением величины государственных расходов, при превышении которого устойчивый рост прекращается и начинается спад, выступает уровень в 36 - 38% ВВП. Оптимальными размерами государства, при которых обеспечивается максимизация темпов экономического роста, для России является полоса значений в пределах 18 - 21% ВВП" 23 .

На чем держится такого рода позиция, какими мотивами инициирована и насколько обоснована, выяснено уже достаточно. В действительности перспектива подъема экономики России связана с другими приоритетами. Первоочередной из них требует скорейшего выхода страны из полосы реакционных либеральных реформ и перехода к экономическому государству, прочно - отношениями собственности - соединенному с вертикально-интегрированным по своему строению общественным воспроизводством.

Примечания

1. J. Gwartney, R. Holcombe, and R. Lawson. The Scope of Government and the Wealth of Nations. - Cato Journal. 1998. V. 18. N 2. P. 188.

2. Ibid. P. 178.

3. См.: Гортни Дж. Создание необходимой среды для обеспечения максимальных темпов устойчивого экономического роста. В кн.: Пути экономического роста. Международный опыт. - М., 2001. С. 45.

4. Там же. С. 57 (сноска).

5. Там же. С. 57.

6. Там же. С. 44.

7. Там же.

8. Илларионов А., Пивоварова И. Размеры государства и экономический рост // Вопросы экономики. 2002. N 9. С. 18 - 45.

9. Там же. С. 22.

10. Там же. С. 18.

11. Там же. С. 42 - 44.

12. Там же. С. 42.

13. Там же. С. 23.

14. Там же.

15. Там же. С. 24.

16. Там же. С. 25.

17. Там же.

18. Там же.

19. Там же. С. 30.

20. Successful consolidation of the American budget - an example for Europe? // Economic Bulletin. DIW. German Institute for Economic Research. 1999. April. Volume 36. Number 4. P. 11 - 16.

21. OECD. Economic surveys. Germany. 2002. December. P. 45 (table 9).

22. Robert W. R. Price and Patrice Muller. Structural budget indicators and the interpretation of fiscal policy stance in OECD economies. OECD. P. 61.

23. Илларионов А., Пивоварова И. Размеры государства и экономический рост // Вопросы экономики. 2002. N 9. С. 42.

Постоянный адрес данной публикации: