Кандидат философских наук О. А. ИВАНОВ, Московский государственный горный университет

стр. 102

28 июня 1762 г. в результате переворота к власти пришла Екатерина II, а на следующий день ее муж, внук Петра Великого, Петр III отрекся от престола и был препровожден в загородный дворец Ропшу, который сам избрал как место своего временного заточения. Но до сих пор никто точно не знает, как и когда он умер, кто организовал убийство и был его непосредственным исполнителем. Эта завеса таинственности породила массу домыслов и версий, порой самых невероятных и противоположных. Только в начале XX в. исследователи смогли познакомиться с содержанием секретных документов, связанных с событиями тех дней. Среди них два письма А. Г. Орлова к Екатерине.

стр. 103

С легкой руки графа Ф. В. Ростопчина, княгини Е. Р. Дашковой и писателя А. И. Герцена клеймо цареубийцы прочно закрепилось за графом А. Г. Орловым. Имя этого видного деятеля екатерининского царствования связано не только с блестящей, но и темной стороной крупнейших исторических событий второй половины XVIII в.: восшествием на престол Екатерины II и смертью Петра III, победным пребыванием Русского флота в Средиземном море и поимкой так называемой княжны Е. Таракановой. Из двух трагедий образовался своеобразный порочный круг: обвиняющие Орлова в убийстве Петра III обосновывают свое утверждение "низким поступком с доверчивой Таракановой", а проливающие слезы у известной картины К. Д. Флавицкого указывают на жестокое убийство бывшего императора.

Долгое время гибелью Петра III и княжны Таракановой преимущественно занимались писатели, поскольку для большинства историков секретные фонды государственных и царских архивов были недоступны. А после Октябрьской революции в центре внимания отечественных ученых оказались лишь исторические закономерности и борьба классов. Ныне в стране наблюдается повышенный интерес к историческим личностям и их влиянию на судьбу России. Но, к сожалению, нередко происходит простое тиражирование старых взглядов и биографий без критического их исследования и привлечения архивных документов.

Более 15 лет я собираю материалы о графе А. Г. Орлове- Чесменском. Некоторые весьма любопытные находки и в их свете новый анализ известных документов позволяют мне высказать свою гипотезу произошедшего. Прежде всего, речь пойдет об убийстве Петра III.

Когда был убит Петр III? Согласно официальной версии, изложенной в манифесте от 7 июля, Петр Федорович умер 6 июля. Однако действительный член Петербургской академии наук Я. Штелин, наставник и воспитатель покойного, писал о 5 июля, а секретарь датского посольства А Шумахер утверждал, что событие произошло 3 июля. Эта же дата указана в "Записке о свержении с престола Петра III" барона А. Ф. фон Ассебурга - датского посла в России и друга участника дворцового переворота 1762 г. графа Н. И. Панина. Со временем он стал доверенным лицом императрицы и был принят на русскую службу. Именно ему Екатерина II поручила секретное и деликатное дело - найти своему сыну, великому князю Павлу Петровичу невесту, а в 1773 г. его назначили уполномоченным министром при сейме в Регенсбурге (город в Баварии, где с 1663 по 1806 г. постоянно заседал немецкий Рейхстаг).

В 1995 г. мне посчастливилось найти уникальные документы, подтверждающие указания Шумахера и Ассебурга, а также проливающие некоторый свет на истинных организаторов убийства Петра III. Речь идет о хранящемся ныне в Государственном архиве РФ (до революции - в рукописном отделе императорских библиотек в Зимнем дворце) деле под названием "Бумаги, касающиеся караула, содержащегося в Ораниенбауме ^* в июле 1762 года".

29 июня 1762 г. в Ораниенбаум (ныне г. Ломоносов) прибыл отряд гусар и конной гвардии под предводительством генерал- лейтенанта В. И. Суворова и кабинет-министра Петра III А. В. Олсуфьева, впоследствии секретаря Екатерины II. Первый должен был арестовать и препроводить в Петербург голштинские ^** отряды, ибо он

* Ораниенбаум с 1745 г. - резиденция наследника престола Петра Федоровича. Здесь он подписал отречение от престола (прим. ред.).

^** Петр III, будучи наследником российского престола и одновременно герцогом Голштинским, в 1754 г. вызвал оттуда роту солдат и офицеров. Со временем в голштинских отрядах стали служить не только иноземцы, но и русские офицеры (прим. ред.).

стр. 104

еще до переворота пользовался большим доверием Екатерины. "Суворов очень мне предан и в высокой степени неподкупен, - писала Екатерина II, - он без труда понимает, когда возникает какое-нибудь важное дело в тайной канцелярии; я бы желала доверяться только ему, но должно держать в узде его суровость, чтобы она не перешла границ, которые я себе предписала".

4 июля командующий всех пехотных полков граф К. Г. Разумовский отправил Василию Ивановичу письмо с загадочной собственноручной припиской: "Превосходительный генерал лейтенант лейб гвардии пример маеор и кавалер. Ея Императорское Величество в разсуждении порученной вашему превосходительству коммисии, что бывшия уже там галстинския и протчия арестанты сюда из Ранинбома приведены, и потому дальней нужды уже там не признаваетца, высочайше указать соизволила ехать сюда; и для того изволите команду свою и что у оной под смотрением теперь есть также ко исполнению следующее отдать кому ваше превосходительство заблагоразсудите, а сами в силу оного высочайшего повеления изволите немедленно ехать в Санкт-Петербург и кому команда от вас препоручитца за известие меня репортовать. Впрочем ежели ваше превосходительство рассуждаете, что ваше присутствие в Ораниенбауме нужно, то можете меня уведомить".

Странное противоречие: с одной стороны, генералу предписано немедленно ехать в Петербург, а с другой - Разумовский предоставляет ему самому принимать решение, намекая, что его пребывание в столице не столь необходимо. Однако это хитрое письмо не нашло адресата на месте: Суворов спешно выехал в Петербург. Нет сомнения, что это могло произойти либо по собственноручному повелению Екатерины II, либо ему стало известно что-то очень важное. Прибыв в столицу, 5 июля он шлет депешу в Ораниенбаум: "Секретно. Ордер господину майору Пеутлингу, обретающемуся при команде в Ораниенбауме. По получении сего, немедленно изволте вынуть из комнат обще с господином советником Бекелманом бывшего государя мундир голстинской кирасирской или пехотной, или драгунской, которой только скорее сыскать можете, и запечатать комнаты опят вашею и советника печатми, и прислать оной мундир немедленно с сим посланным. Как тот мундир будете вынимать, то старатца, чтобы оной, кроме вас двух, видеть ниже приметить хто мог, и сюда послать, положа в мешок, и запечатать и везен бы был оной сокровенно, а ежели господин Беккельман незнает в которых бы покоях тот мундир сыскать можно, то можно о том спросить тех, которыя были при гардеробе".

Значит, попав в Петербург, Суворов был сразу привлечен к похоронам бывшего императора (именно в этом мундире он лежал в гробу), для чего и был срочно вызван из Ораниенбаума. Почему же Разумовский, зная о смерти свергнутого императора, не желал приезда Василия Ивановича? Думаю, убийство Петра III было результатом тонко задуманного группой лиц заговора против Екатерины, желавших обезопасить себя и связать ей руки. В тот тяжелый переходный период безнаказанность их была практически обеспечена. Однако они все-таки побаивались сурового генерала, верного императрице.

Официальную дату смерти Петра III опровергают и письма графа А. Г. Орлова из Ропши. Первое написано 2 июля: "Матушка Милостивая Государыня здраствовать вам мы все желаем нещетныя годы. Мы теперь по отпуске сего писма и со всею командою благополучны, толко урод наш очень занемог и схватила ево нечаенная колика, и я опасен, штоб он севоднишную ночь не умер, а болше опасаюсь, штоб не ожил. Первая опасность для того, што он всио здор говорит и нам ето несколко весело, а другая опасность што он действително для нас всех опасен для тово што он иногда так отзывается, хотя в прежнем состояли быть...

Посланной Чертков к вашему величеству обратно еще к нам не бывал и для того я опоздал вас репортовать, а сие пишу во вторник в девятом часу в половине. По смерть ваш верны раб Алексей Орлов".

Называя Петра III "уродом", А. Г. Орлов использовал закрепившееся определение, данное ему императрицей Елизаветой Петровной (1741-1761 гг.). Что касается болезни импетатора, то Штелин в своих записках сообщает: 29 июня после возвращения из-под Кронштадта императору "несколько раз делается дурно, и он посылает за священником тамошней русской церкви".

"Здором", о котором упомянуто как о "первой опасности", вероятно, является повторение угрозы Петра III, изложенной в несохранившемся его письме от 29 июня, в котором он якобы обещал уставить виселицами дорогу от Ораниенбаума до Петербурга. Это предположение возможно в связи с тем, что раньше император говорил кня-

стр. 105

гине Е. Р. Дашковой о необходимости возобновления смертной казни: "...если проявить слабость и не наказывать смертью тех, кто этого заслуживает, могут иметь место всякого рода беспорядки и неповиновения".

Хорошо осведомленный секретарь датского посольства А. Шумахер пишет: Петр Федорович "приказал тогдашнему кабинет- секретарю Волкову составить письмо в Петербург Сенату, в котором он строго взывал к его верности, оправдывал свое поведение в отношении собственной супруги и объявлял юного великого князя Павла Петровича внебрачным ребенком. Но офицер, которому повелели доставить это послание, вручил его императрице, а она, как легко можно заключить, не сочла полезным его оглашать".

"Другая опасность" - желание Петра III "в прежнем состоянии быть", т.е. отказаться от своего письменного отречения от императорского престола. В тот неясный переходный период вероятность этого, несомненно, была.

Любопытна и концовка письма: "я опоздал вас репортовать". По- видимому, Орлов должен был регулярно докладывать Екатерине о состоянии дел в Ропше. Тогда почему сохранились только два его рапорта? Здесь возможны два ответа: или свергнутый император жил на несколько дней меньше, чем указывала официальная версия, или часть рапортов Орлова исчезла. После изучения ряда материалов я склоняюсь к первому варианту.

Чрезвычайно любопытно второе письмо А. Г. Орлова, написанное на большей части полулиста, нижняя часть которого оторвана. Как в первой его публикации в 1907 г., так и во всех последующих указывается: в этом месте находилась подпись Алексея Григорьевича, она оторвана. Это объяснение противоречит не только здравому смыслу, но и внимательному изучению подлинника.

Вот текст письма: "Матушка наша милостивая государыня. Не знаю што теперь начать, боюсь гнева от вашего величества штоб вы чево на нас неистоваго подумать не изволили и штоб мы не были притчиною смерти злодея вашего и всей России также и закона нашего. А теперь и тот приставленной к нему для услуги лакей Маслов занемог, а он сам теперь так болен што не думую штоб он дожил до вечера и почти совсем уже в беспаметстве, о чем уже и вся команда здешняя знает и молит бога штоб он скорей с наших рук убрался. А оной же Маслов и посланной офицер может вашему величеству донесть в каком он состояли теперь ежели обо мне усумнится изволите. Писал сие раб ваш... рны...".

Одной из загадок этого письма является "лакей Маслов". Почему-то в короткой записке Орлов дважды упомянул его, не называя при этом имени посланного офицера. Более того, он ссылается на лакея в подтверждение своей оценки состояния узника. Странной является и формулировка: "а теперь и тот приставленный к нему для услуги лакей Маслов". Кем приставленный?

Единственный дополнительный источник, из которого мы узнаем о существовании Маслова, - записка А. Шумахера. Правда, в отличие от А. Г. Орлова он называет его камер-лакеем. Секретарь датского посольства сообщает: "Следовать за ним (Петром III. - Авт. ) разрешили только одному из его камер- лакеев - русскому, по имени Маслов и еще двум русским лакеям. Правда, оба последние, чтобы поскорее от этого освободиться, тотчас же сказались больными".

Кто же выбрал Маслова среди других камер-лакеев и разрешил ему сопровождать свергнутого императора в Poпшy? Ответ однозначен - Н. И. Панин. Именно он, согласно записке Ассебурга, организовывал встречу и охрану Петра Федоровича в Петергофе и имел с ним последнюю перед отправкой в Ропшу беседу. Именно Панин приказал двум офицерам сопровождать Петра III в Ропшу Шумахер не только подтверждает это, но и называет их: капитан Щербачев и лейтенант Озеров. Далее датский дипломат рассказывает, что произошло с Масловым: "Когда император немного задремал, этот человек вышел в сад подышать свежим воздухом. Не успел он там немного посидеть, как к нему подошли офицер и несколько солдат, которые тут же засунули его в закрытую русскую повозку. В ней его повезли в Санкт-Петербург и там выпустили на свободу". По версии Шумахера, Петр III был задушен сразу после отъезда камер- лакея. Это случилось 3 июля.

Итак, сообщение Орлова об отъезде Маслова из Ропши и рассказ Шумахера, в сущности, совпадают, кроме парадокса о насильственном вывозе, а затем освобождении Маслова. Если я правильно понимаю письмо Орлова, его сопровождал офицер, который, по-видимому, должен был в любой момент предстать перед императрицей.

Кто же такой камер-лакей Маслов? Я безрезультатно искал какие-нибудь упоминания о нем. Возможно, потому, что дворцовый архив не раз "чистили", хотя не исключено, что сведения о главном свидетеле готовившегося злодеяния изъяли специально. Ему помогли сменить фамилию и отправить за тридевять земель, запретив выезжать оттуда и разговаривать с кем-нибудь о прошлом. В

стр. 106

фондах Тайной экспедиции хранится масса подписок - в них под страхом смертной казни запрещалось рассказывать что-либо касающееся дела. Приведу выдержку из подписки офицеров Власьева и Чекина, приставленных к свергнутому в 1741 г. императору Ивану VI Антоновичу и содержащемуся в Шлиссельбургской крепости: "Мы, нижеподписавшиеся, по высочайшему Ея ИВ повелению даем сию подписку, под лишением в противном случае чести и живота, что от нынешнего времени более к содержанию нашему ничем утруждать ЕИВ по смерть нашу не будем: жить долженствуем всегда в отдаленности великих и многолюдных компаний; вместе мне, Власьеву, и мне, Чекину, нигде в компаниях не быть и на делах, особливо приказных, не подписываться; в столичные города без дальныя и крайныя нужды не ездить, и то не вместе, а и приехавши, в компаниях и публичных собраниях не показываться; о происшествии, случившемся в прошлом 764 году с покойным принцем Иваном, никому ни тайно, ни явно не рассказывать, и кто б о том другой не говорил, в те разговоры не вмешиваться сколько возможно, а притворяться совсем людьми, ничего о сем незнающими. Ежели ж кто нам сказывать станет, что мы сами те, которые в дело сие были употреблены, и перед теми в том сколько можно без притворства отговариваться, а сказывать, что ни людей тех и ничего не знаем. Пред теми же, кто прежде об нас уже знает, мы обязуемся сказывать, что все происшествие в своей точности известно публикованным тогда в народ манифестом; нам же, как верноподданным отечестве слугам, о том происшествии больше и памятовать не должно".

Не исключено, что крайне запуганного Маслова могли сослать в дальний монастырь.

Странно, что ни в первом, ни во втором письме Орлов не говорит о необходимости прислать к Петру III врача, напротив, он с грубой откровенностью желает смерти своему арестанту Но вряд ли, если кто-то замыслил убийство, будет говорить об этом прямо, да еще письменно. Умный и хитрый Алексей Григорьевич прекрасно понимал: убийство свергнутого монарха не только не откроет дорогу к трону его брату Григорию (как считали и считают многие писатели и историки), а наоборот, сделает ее полностью невозможной, наложив на Орловых печать цареубийц, а на Екатерину II - их соучастницы.

О том, что бывшего императора первоначально пытались отравить, говорят почти все хорошо осведомленные иностранцы: и Шумахер, и секретарь Французского посланника К. К. Рюльер, свидетель переворота и автор книги "История и анекдоты революции в России в 1762

стр. 107

году". Тело Петра III, по-видимому, вскрывали, но донесли ли до императрицы истинные его результаты - вопрос.

Однако вернемся к рассказу Шумахера. Он сообщает: у бывшего императора по приезде в Рошиу из-за нервного потрясения испортилось пищеварение (о чем писала и Екатерина II) и начались мучительные головные боли. 1 июля в Петербург прибыл курьер с известием о нездоровье Петра III и его требованием прислать гоф-хирурга Людерса, а также его мопса и скрипку Правда, произошло это не 1 июля, а 30 июня. "Согласно устному докладу о болезни императора, - продолжает Шумахер, - Людерс выписал лекарства, но их не стали пересылать. Императрица стала уговаривать Людерса и даже велела ему отправиться к своему господину, с которым ему следовало обойтись самым наилучшим образом, однако Людерс опасался оказаться в продолжительном заключении вместе с императором и некоторое время пребывал в нерешительности. Только 3 июля в полдень ему пришлось волей-неволей сесть в плохую русскую повозку, рядом с мопсом и императорской скрипкой, и отправиться с максимальной скоростью".

Как могло случиться, что императрица уговаривала гоф-хирурга, а тот не спешил и два дня раздумывал? Думается, он не желал ехать к бывшему императору, предвидя близкую смерть узника, которую могут приписать его неверному лечению. Мне удалось найти достаточно надежное подтверждение даты отъезда Людерса. В старинной описи Медицинской канцелярии под 3 июля 1762 г. упомянуто небольшое (всего на двух листах) дело под названием "Требование об отсылке придворного лекаря Людерса к статскому действительному советнику Теплову". Именно после визита к Г. Н. Теплову, исполнявшему в то время роль секретаря при Екатерине II, Людерс тотчас поехал в Ропщу

По словам датского дипломата, в тот же день, т.е. 3 июля, в Ропшу был послан гоф-хирург Паульсен. При этом он сообщает любопытную подробность: "Стоит заметить, что Паульсен поехал в Ропшу не с лекарствами, но с инструментами и предметами, необходимыми для вскрытия и бальзамирования мертвого тела, и, следовательно, в Петербурге наверняка с достоверностью знали, что здесь должно произойти". И сразу за этой фразой идет следующая, выделенная автором: "Нет, однако, ни малейшей вероятности, что это императрица велела убить своего мужа, но его удушение, вне всякого сомнения, дело некоторых из тех владетельных персон (haben-

стр. 108

den Personen), вступивших в заговор против императора и хотевших предупредить все опасности, которые могла принести им и всей новой системе его слишком продолжительная жизнь".

Если Шумахер прав, то убийство Петра III разрабатывали в Петербурге. Кроме того, очевидно: второе письмо Орлова написано 3 июля и являлось последним его сообщением из Ропши.

Но вернемся к самому письму По краю большого отрыва видны остатки шести букв (или цифр). Между последним словом "верный" и оторванной частью просматривается затертое начало какого-то слова. Несомненно, это сделал сам Алексей Григорьевич, поскольку аналогичным образом он затер слово в последней фразе (после "ежели вы") и написал на его месте "обо мне". Полагаю: это результат спешки, в которой писалось письмо. Орлов также затирал слова, когда в крайней спешке писал Екатерине II о поимке авантюристки (якобы княжны Е. Таракановой), выдававшей себя за дочь императрицы Елизаветы.

Думаю, поспешностью, а не состоянием опьянения, как иногда считают, можно объяснить некоторые отличия в написании этого письма от первого. Не верится, что такой умный и расчетливый человек позволил себе пить в столь ответственные дни. Орлов был очень осторожным: "только полная уверенность в успехе, - писала Екатерина II, - может побудить его предпринять что-либо рискованное". Кроме того, инструкции о содержании секретных узников особо подчеркивали: "За командою накрепко смотреть, чтоб никаких беспорядков и пьянства не чинили, и находящихся в противности сему наказывать, смотря по вине преступления, и кто за что будет наказан и которого числа, о том иметь журнал". Трудно поверить, что предусмотрительная Екатерина II доверила супруга людям, склонным к пьянству. Легенда о пьяном А. Г. Орлове возникла из текста третьего письма, истинность которого внушает сомнение.

Наконец, о самой любопытной палеографической детали второго письма Орлова, на которую раньше исследователи не обращали внимания. Речь идет о неприметном чернильном следе, расположенном между второй и третьей строками, под словом "начать". Как оказалось, это отпечаток слова, написанного в правой верхней части исчезнувшего куска. Именно от этого слова сохранились три из шести элементов на грани отрыва. В чернильном отпечатке с помощью зеркала читаются две буквы - НД. Эти буквы написаны рукой Алексея Григорьевича. Без современных технических средств прочесть слово не удастся. Однако уже сейчас очевидно: это не имя и не фамилия Орлова. Можно предположить, что в верхней части оторванного куска находилось два или три слова. При этом слово с буквами НД было, скорее всего, вписано или надписано непосредственно перед тем, как письмо запечатали, поскольку следов от других слов не осталось.

Естественно, интересно: что именно, кто, когда и почему удалил из письма Орлова? Что же надо было столь явно вырывать (даже не вырезать ножницами), навлекая дополнительные обвинения в деле, неприятном для славы Екатерины II, - смерти ее мужа? Если допустить, что она решилась на этот шаг, то удаленное должно было в ее глазах казаться неприятнее и опаснее сохраненного ею первого письма (вспомним столь нелестное определение "урод"). С другой стороны, в тексте второго письма должно было быть нечто такое, что заставляло сохранить его даже в таком, поврежденном состоянии. На мой взгляд, была уничтожена дата или какие-то сведения, возможно, связанные со смертью Петра III. То, что исчезла не подпись, а нечто более существенное, можно догадаться и не видя письма, а в результате логических рассуждений. Зачем было вырывать подпись, если: 1) рядом хранилось другое письмо Орлова с подписью; 2) почерк Орлова даже в то время был знаком не одной Екатерине II; 3) письмо хранилось в строгом секрете.

Подпись, наверное, была. Но что еще? Очень вероятно - дата (как в предыдущем письме), расходящаяся с официальной версией болезни и смерти Петра. Возможно, какую-то важную информацию содержали слова, о которых говорилось выше. Много ли места требуется для приписки: "он мертв" или "его убили", или чего-то подобного?

Что же касается вопроса, кто и почему вырвал часть текста из письма, то здесь также нет ясности. Подозрение, естественно, прежде всего падает на императрицу Наш соотечественник, историк Н. Я. Эйдельман, державший в руках подлинное письмо и считавший, что вырвана подпись Орлова, писал: "Это уж постаралась сама матушка, чтобы не было слишком явного следа - уголовщины...". Приведенное утверждение кажется ошибоч-

стр. 109

стр. 110

стр. 111

ным. Чтобы скрыть "уголовщину", проще всего было столь неприятное письмо уничтожить целиком (вместе с первым), а не создавать столь явным отрывом основания для будущих обвинений. Екатерина II хорошо понимала: найдутся люди, которые любую неясность в ее действиях истолкуют в отрицательном смысле.

Теперь мы достоверно знаем: сообщение о смерти бывшего императора было задержано. Понять императрицу и других заговорщиков можно: для укрепления своей власти им дорог был не только каждый день, но и каждый час. Екатерина II писала 2 июля будущему королю Польши С. А. Понятовскому: "Я завалена делами и не могу сделать вам подробную реляцию... В настоящий момент все здесь полно опасности и чревато последствиями. Я не спала три ночи и ела только два раза в течение четырех дней". Императрице вторит Дашкова, сообщившая графу Г. Кейзерлингу: "Первые три дня постоянно была я на ногах и на коне, и ложилась всего на два часа времени".

Версию о том, что убийство было совершено 3 июля, а не 6-го, подтверждает и еще один факт. По восшествии на престол Николай I (1825 г.) поручил Д. Н. Блудову разобрать секретные бумаги царских архивов. Просмотрев ропшинские документы, на обложке, где хранились первое и второе письма графа А. Г. Орлова к императрице Екатерине, в последним он ей объявляет о смерти Петра III" (!). Эта надпись ставит под сомнение существование третьего письма Алексея Григорьевича, в котором он якобы сообщает императрице о трагедии и на основании чего клеймо цареубийцы закрепилось за ним в исторической науке.

стр. 112

Из редакции журнала "Наука в России" на исследование поступили 2 письма графа А. Г. Орлова из Ропши. Относительно 2-го письма (письмо графа А. Г. Орлова из Ропши от 3 июля 1762 г.) были поставлены следующие вопросы:

1. Установить текст, отпечатавшийся между 2-й и 3-й строками;

2. Установить текст под затертыми местами на 15-й и 17-й строках;

3. Характер отрыва - случайный или преднамеренный;

4. Временная разница между написанием письма и отрывом его нижней части;

5. Что было написано на оторванном клочке;

6. Сколько слов могло поместиться на оторванном клочке;

7. Характерны ли петли букв по линии отрыва для почерка графа Орлова;

8. Написано ли письмо второпях;

9. Написано ли оно на твердой поверхности или же (как утверждают некоторые очевидцы) на барабане;

10. Психологическое состояние автора письма;

Рукописные тексты обоих писем исполнены одним лицом в среднем темпе в привычных для этого лица условиях письма, о чем свидетельствует отсутствие признаков нарушения координации мелких движений (в частности, устойчивость фоновой компоненты письма) и пространственной ориентации фрагментов текста. В дальнейшем объектом исследования является 2-е письмо.

ВЫВОДЫ

1. Текст, отпечатавшийся между 2-й и 3-й строками, содержит буквосочетание "нд".

2. Установить текст под затертыми местами на 15-й и 17-й строках не представляется возможным.

3. Характер отрыва, по-видимому, преднамеренный.

4. Установить временную разницу между написанием письма и отрывом его нижней части не представляется возможным.

5. ...

6. На оторванном клочке письма могло поместиться не менее 14 письменных знаков с учетом пробелов.

7. Определить, характерны ли петли букв по линии отрыва для почерка графа Орлова, не представляется возможным.

10. Письмо, вероятно, исполнено в обычных условиях, в привычном темпе и в обычном психологическом состоянии.

Специалист А. П. Коршиков.

Постоянный адрес данной публикации: