Жизнь европейского общества во второй половине XVII в. проходила в удивительном и многоликом барочном мире "дворов и альянсов". В этом мире понятия ранга и репутации приобретали новое качество и формировали, во многом благодаря Версалю Короля Солнце Людовика XIV (1643 - 1715 гг.), общность европейского дворянства и дворянской придворной культуры. Англия, пережившая в 1640 - 1660 гг. политические потрясения и опережавшая другие страны в экономическом развитии, отнюдь не выпадала из этого круга. Она являлась органической частью европейской цивилизации, в рамках которой формула "Европа" с 1700 г. заменит понятие "христианский мир"¹.

Одной из характерных черт Европы периода второй половины XVII - первой половины XVIII в. была основательная разница между двумя политическими системами - республиками и монархиями, исходившая из отсутствия или существования дворов, высшего общества и соответствовавшей ему культуры. Двор как институт и форма существования переживал взлет, ему принадлежало бесспорное первенство в политике и моде, тогда как республики представлялись старомодными и неразвитыми, не то, что в наши дни, когда современная историко-политическая традиция исходит как из опыта республик, так и монархий. Во всей Европе монархия, как институт, была нормой. Большинство образованных европейцев, несмотря на критику современных им реалий, полагало, что монархия является наилучшей формой правления, и именно от государей ожидали справедливого и эффективного управления страной.

Как известно, двор Людовика XIV считался образцовым для всей Европы, являл собой своеобразную модель "метрополии", обязательную для подражания "местными артистами"². Своей политикой французский монарх не только заставил, но и привлек дворян ко двору, при котором превыше всего ценились искусства, высший церемониал и остроумная беседа. Разумеется, в подражании Версалю Европа проявляла различную степень энтузиазма, и по сравнению с высоким качеством достижений Людовика XIV и самоуверенностью этого монарха многие иностранные дворы казались провинциальны-

Ивонина Людмила Ивановна - доктор исторических наук, профессор Смоленского государственного университета.

ми. Всепроникающее влияние Франции выразилось в повсеместной моде на все французское и в роли французского языка как международного средства общения, дипломатии и культуры. Многое в этой политической культуре зависело от умелой репрезентации власти, что в широком социологическом смысле обосновал немецкий социолог Ю. Хабермас. Суть его концепции состоит в том, что перед тем, как в современном значении члены национального собрания стали представлять нацию, имел место переходный от средневековья к буржуазной цивилизации этап, когда представительская сфера публичной власти ограничивалась двором. Точнее, двор являлся связующим звеном для представительства монарха. Эта представительская функция осуществлялась в праздниках, спектаклях, церемониях, проповедях, панегирической литературе и портретах³.

Хотели того или нет ощущавшие свою "исключительность" британцы, но в поведении они во многом следовали европейской моде и европейским образцам. Они дышали одним воздухом со всей Европой, имели свой двор, внешне похожий на другие, но который, правда, не олицетворял государство. Английский двор эпохи Реставрации Стюартов (1660 - 1688 гг.) тоже походил на двор Короля Солнце. Но создание французского придворного общества в определенном смысле было реакцией на разгул гражданской смуты во время Фронды (1648 - 1653 гг.), все ужасы которой испытал малолетний Людовик XIV и потом сделал для себя выводы о необходимости централизации и монополизации власти. А придворная жизнь при Карле II Стюарте (1660 - 1685 гг.), с присущей в литературе оценкой ее распущенности, в немалой степени являлась "сладко-горькой" компенсацией политической нестабильности и гражданских войн середины XVII века. В моральном плане ее также можно считать следствием пуританских перегибов времен Оливера Кромвеля - фактического правителя Английской республики в 1648 - 1658 гг., а также тяжелых лет эмиграции вернувшегося на трон своих предков короля. Поэтому однозначно оценивать придворную жизнь в Англии того времени будет исторически неточным. Частная жизнь короля, его приближенных и фавориток - это одна его ипостась, можно сказать, традиционный историографический фокус, но существовала еще и духовная сфера, которую Карл II отнюдь не игнорировал и в которую внес заметный вклад. В принципе же, многие черты двора Реставрации Стюартов определялись личностью человека, вернувшего себе трон, и условиями, с которыми он столкнулся.

Принц Уэльский, будущий Карл II Стюарт, родившийся в Лондоне 29 мая 1630 г., был старшим сыном казненного в 1649 г. Карла I Стюарта и Генриетты-Марии Французской. Немалое влияние на формирование политических и моральных взглядов принца оказал его учитель математики известный философ Томас Гоббс, последовательный противник любых смут и войн, сторонник абсолютной, но справедливой, власти монарха. Впрочем, больше воспитывало Карла само время. Во время гражданской войны между его отцом и парламентом, начавшейся в 1642 г., он скрывался на севере страны, в 1646 г. бежал в Голландию, затем во Францию. После казни Карла I принц Уэльский принял королевский титул и, пойдя на ряд уступок пресвитерианам, получил поддержку роялистов в Ирландии и Шотландии и поднял восстание. Потерпев поражение при Денбаре (1650 г.) и Вустере (1651 г.), он был вынужден вновь эмигрировать.

В изгнании 40 - 50-х гг. XVII в. Карл в полной мере познал искусство интриги и дипломатии в отношениях с другими государствами и правителями, вокруг которых он был вынужден "плясать", вымаливая себе помощь. Но никто ему, по сути, ее и не оказал. Ничего удивительного в том не было - ведь в конце и после Тридцатилетней войны (1618 - 1648 гг.) Европа пере-

живала тяжелый экономический и политический кризис, частью которого, собственно, и была Английская революция 1640 - 1660 годов. Надо отдать должное Карлу, который, несмотря на трудности и унижения изгнанника, всегда был оптимистом. На короткое время он пал духом только в 1657 г., когда от своих информаторов узнал, что Кромвелю предложили королевскую корону. "Если в Англии будет король Оливер, королю Карлу там не будет места", - грустно заметил он тогда⁴. Карл часто недоедал, не имел смены одежды, и даже в своей постели был вынужден решать политические дела. Но и в этих стесненных обстоятельствах он умел находить радости жизни - охотился на зайцев, плавал, играл в карты или на клавесине, изучал итальянский. В целом же изгнание оказало глубокое воздействие на все будущее правление Карла. Его эмигрантские привычки, манера вести себя, а также лучшее знание европейской, нежели английской, жизни, заметно и долго проявлялись в его повседневной жизни монарха Англии.

В 1660 г. Стюарты вернули себе престол. Майское путешествие в Лондон сына казненного Карла I походило на триумфальное шествие. Люди из самых разных слоев общества приветствовали законного короля: не сдерживая своих чувств, одни веселились, другие плакали от радости. Все устали от нестабильности последних лет, от армейского порядка и темных одежд пуританской эпохи. Многим казалось, что наступает Золотой век.

30-летний Карл II и его свита скитальцев, разделивших с ним тяготы эмиграции, с удивлением смотрели на происходящее. Та ли это страна, откуда им приходилось не раз бежать, когда непобедимый Кромвель расправлялся с очередным роялистским восстанием? В Лондоне царил настоящий праздник. "Улицы украшены цветами, знаменами и гирляндами. Вино пьем из фонтанов. Лорды, знать в одежде, расшитой золотом и серебром. Громкая музыка. Радостные крики. Толпы народа заполнили улицы. Такого радостного дня нация еще не знала", - так описывал въезд короля в Лондон очевидец событий Джон Ивлин - английский писатель, знаток и ценитель искусств, а также один из личных друзей Карла⁵. Мэр и члены Совета столицы вышли навстречу ему во главе депутации горожан. Пресвитерианские богословы с горячими уверениями в покорности преподнесли ему Библию, а парламент выразил свою преданность. Все англичане - "кавалеры" и "круглоголовые" времен гражданских войн, богатые и бедные, представители самых разных религиозных течений - стали участниками небывалой в английской истории сцены примирения и ликования. Все надеялись на лучшее, но не для всех оно наступило.

В политической сфере правление Карла II было временем почти непрерывных дискуссий между ним и парламентом. Уже в 1667 г. палата общин из "придворной" превращается в "палату критиков", где организуется оппозиция королевскому правлению. Возникают политические партии - Двора и Страны, за которыми с 1679 г. закрепляются названия тори и вигов. Французский посол в Лондоне довольно точно охарактеризовал Людовику XIV государство Карла II: "Это правление выглядит монархическим, потому что есть король, но глубоко внизу оно далеко от того, чтобы быть монархией"⁶.

В отличие от традиционного взгляда либеральных, а также марксистских историков на Карла II как фривольного и беспринципного короля, с неохотой управлявшего своим государством, ряд исследователей представляет его сильным сувереном, заботившимся о благе подданных, основателем Британской империи, находившимся в оппозиции коррумпированной политической олигархии. Благодаря активному внедрению в исторические исследования достижений социологии и психологии, в последние десятилетия фигура этого монарха рассматривается с трех сторон - как человека, как политика, а

также условий и потребностей его времени⁷. Обладая рядом ценных для любого правителя человеческих качеств - целеустремленностью, мужественностью и неиссякаемым оптимизмом, Карл II Стюарт, тем не менее, не осознал особенностей развития Англии по сравнению с другими европейскими государствами, где он пребывал столь долгое время. Образ абсолютного и сильного монарха, олицетворенный Людовиком XIV, был путеводной звездой в политике английского короля. Шатания Карла II между притязаниями "наследственного" монарха и фактическим положением "договорного" короля составляли специфическую черту политической истории Англии поздних Стюартов.

Несмотря на сложность политической ситуации и нередко воинственную оппозицию, Карлу II удалось сохранить свои позиции, хотя это и привело в итоге к разгону парламента в 1681 г. и подавлению выступления вигов. Опыт изгнания научил его находить союзников, учитывать интересы разных политических сил и идти, насколько он считал приемлемым, на компромисс. Не зря биограф Карла II наш современник С. Кут назвал его "Августейшим Мастером выживания". В повседневной придворной жизни он позволял себе "отдыхать", тогда как его идеал Людовик XIV, будучи королем-профессионалом и олицетворяя высшую государственную власть, при своем дворе постоянно "работал". Король обладал способностью располагать к себе людей, был умным и любезным человеком, с незаурядным личным обаянием. Довольно неправильные черты лица не лишали его внешней привлекательности, дополнявшейся изящными манерами и острым языком. Большую часть своего правления Карл II не боялся общения с народом, часто появлялся в людных местах и непринужденно разговаривал с простолюдинами, прощавшими ему расточительность, увеселительные мероприятия и любовные похождения (за что он и получил прозвище "Веселый король" - The Merry Monarch). Королева Виктория считала его самым интересным из всех своих предшественников на английском троне⁸.

Оказавшись на престоле предков, Карл II решительно стал бороться с интригами в своем ближайшем окружении и даже уволил многих слуг, которые были с ним в изгнании. Но вплоть до середины 70-х гг. король продолжал по эмигрантской привычке игнорировать церемониал. Часто он принимал иностранных послов не в тронном зале, а, например, в постели или на прогулке, а на приемах мог появиться без головного убора. Некоторые его придворные спали до обеда и вкушали пищу вместе с королем. При этом Карл был исключительно подвижен. Сколь бы насыщенно ни протекали ночи короля, он вставал в пять утра и шел через парк поплавать или садился за весла. Нередко за ним увязывались его любимцы - маленькие спаниели. Еще Карл играл в крокет и кегли, азартно предавался всеобщему увлечению эпохи Реставрации - пэл-мэлу. Это была игра, в которой, ударяя по шару деревянной битой, надо попасть в подвешенный над землей обруч. Для этой игры специально разбили аллею, и эта часть города так и стала называться - Пэл-Мэл. Но больше всего король любил теннис, или королевский мяч, и велел не только реставрировать старую теннисную площадку в Хэмптон-Корте, но и построить новые в Уайтхолле и Виндзоре. Приглашение на игру с королем означало положительное решение проблемы. Не гнушался Карл и рыбалки, и охоты. После возвращения из изгнания он приказал развести в королевских парках и лесах оленей, за убийство которых без разрешения грозила суровая кара. Не оставлял король без пристального внимания и скачки, которые проводились в Ньюмаркете, куда он приезжал два-три раза в год. Построив Сент-Джеймский дворец, он сделал красивый королевский парк при нем общедоступным местом, где его можно было увидеть гулявшим или игравшим в игры и погово-

рить с ним⁹. Большинству его подданных такой образ жизни короля и двора, в принципе, нравился. Он выглядел "демократичным".

Во время Реставрации при дворе и в аристократических кругах Англии стало популярным "остроумие", трансформировавшееся из философского течения "либертинаж". Изначально это течение воплощало мечту человека о свободе, как желанной и недостижимой силе, способной преодолеть чувство потерянности и разочарования в окружающем мире. Либертинаж во многом основывался на учении античных мыслителей Лукреция и Эпикура, и прижился при дворе благодаря Томасу Гоббсу, учение которого по-своему преобразовалось в голове английского короля и английских вольнодумцев. Для Гоббса человек - существо, бунтующее против внешних условий, конечная цель которого иллюзорна, а повседневные желания - зыбки и ненадежны. Он существует в условиях постоянного соперничества: коммерческого, военного, интеллектуального, и является пленником заведомо неудовлетворенных желаний. Английские же "остроумцы", по мнению современников, это те, кто "стремится выделиться и отличиться, кому претит практическая деятельность, они всегда одержимы тщеславием, нетерпимы к порицанию и жадны до славы". Распространенным типом джентльмена-"либертина" при дворе являлся кутила, ведущий беззаботную жизнь в забавах, пирушках, развлечениях. Он вел себя манерно, а выражался вычурно, с обилием иностранных фраз, изысканных метафор и сравнений.

Жизнь двора, как бы она ни отличалась от жизни провинции и простых людей, тоже переживала общие для Англии несчастья. В сложных ситуациях королю нельзя было отказать в решительности и храбрости. Особенно эти качества проявились во время бед, обрушившихся на английскую столицу в середине 60-х годов. Весной 1665 г. в Лондоне вспыхнула эпидемия чумы, в разгар которой за неделю в городе умерло почти 7000 человек. Королевский чиновник, известный библиофил и член Королевского научного общества Сэмюэл Пипс, "Дневник" которого стал ценным историческим источником английской жизни того времени и занимательной книгой для чтения на досуге, оставил такие впечатления: "Господи! Как печально видеть пустые улицы, где совсем нет людей... С подозрением посматриваешь на каждую дверь, лишь бы там не было чумы... все выглядят так, как будто прощаются с миром"¹⁰. Двор уехал в Солсбери, оставив столицу на попечение генерала Джорджа Монка, обладавшего редким самообладанием. Карл ему доверял больше всех - ведь именно Монк пять лет назад способствовал его возвращению на английский трон.

Едва только пик эпидемии миновал, как обрушилась новая беда - в сентябре 1666 г. Лондон стал жертвой пожара. Карл II повел себя мужественно и хладнокровно. Он возвратился в Лондон, убеждал людей сносить дома, чтобы остановить пламя, направил гвардию в помощь пожарным, лично участвовал в тушении огня. Когда огонь остановили у стен Сити, уже сгорели 13 тыс. жилых домов, 89 церквей и собор Святого Павла, что составило 85% территории Лондона. Без крова осталось более 100 тыс. горожан. Представители различных протестантских сект, называемые в государственных бумагах "фанатиками", увидели в этом знамение божье, и подняли восстание. Посланная королем против них армия насчитывала 3000 солдат ". Но имелась и положительная сторона медали - пожар покончил с чумой. К восстановлению города лондонцы приступили с энтузиазмом, а на месте прежнего собора святого Павла архитектор Кристофер Рен возвел новый чудесный собор, ставший одним из шедевров английской столицы¹².

Но все же нельзя отрицать, что отличительной особенностью английского монарха, как человека, была его страсть к женщинам. Карл был исклю-

чительно влюбчивым в детстве, ненасытно сладострастным в юности и в зрелые годы. Еще в 1648 г. он без памяти влюбился в Гааге в любовницу полковника Роберта Сиднея, очаровательную Люси Уолтер. Узнав о чувствах короля, Сидней великодушно решил, что Люси вольна поступать по своему усмотрению. В 1649 г. фаворитка родила Карлу сына Джеймса. Многие полагали, что настоящим отцом новорожденного являлся Сидней, на которого ребенок, якобы, поразительно похож. Но Люси убедила принца Уэльского, что именно он отец ее ребенка, и Карл без колебаний признал его своим. Он предупреждал желания возлюбленной и тратил на ее прихоти последние деньги из скромных субсидий, выдаваемых ему голландским статхаудером Вильгельмом II Оранским. Весть о казни отца прервала эту идиллию и заставила Карла заняться политикой. Вернувшись из Шотландии, он пожаловал своего сына от мисс Уолтер титулом графа Окни, герцога Монмута и кавалера ордена Подвязки. К самой же Люси Карл охладел - в его отсутствие она вела себя в Гааге непозволительно свободно но, самое главное, завела роман с двойным агентом Кромвеля Томасом Ховардом¹³.

Фривольный дворец Уайтхолл при Карле поражал воображение современников. Вот какой эффект он произвел на такого джентльмена, как Сэмюэл Пипс: "Я следовал через Уайтхолл и видел, что в присутствии королевы леди прогуливались, разговаривали и поскрипывали своими перьями на шляпах, обменивались ими, пытаясь взгромоздить их на другие головы, и смеялись при этом. Но что более всего привлекло мой взор, так это красота... этих леди, которых я до того момента не видел за всю свою жизнь"¹⁴. Пипс выразился очень мягко. Как и многие монархи, Карл II копировал черты двора Людовика XIV, самого изысканного и блестящего в Европе, но в имитации свободы нравов он, пожалуй, перестарался. Да и была ли это имитация на самом деле? Впоследствии лорд-канцлер Англии Эдвард Хайд, герцог Кларендон, отправленный Карлом в 1667 г. в отставку и проведший остаток своих дней во Франции, так характеризовал его правление: "...повсюду царит безумный разврат, народ ропщет, грязная низкая любовь к деньгам рассматривается как высшая мудрость; моральное разложение, как зараза, ползет по городу, многие забыли, что такое дружба, совесть, общественный долг..."¹⁵. А в понимании пуритан народ Англии не пожелал быть "божьим народом", и поэтому быстро скатился с оказавшихся для него непосильными нравственных высот. Они считали, что Бог уже наказал Лондон - чума и пожар были не случайными событиями.

Кларендон, конечно, был обижен на короля. В свое время ему удалось выдать дочь Анну Хайд за брата короля герцога Йоркского. Его внуки, в жилах которого не было ни капли королевской крови, могли унаследовать трон, и, думая об этом, многие при дворе сгорали от зависти. Кларендону часто изменяло чувство скромности, и, в конце концов, министр надоел королю, тем более, что он являлся объектом нападок парламента и, кроме того, постоянно старался внушить Карлу мысль о пагубном влиянии на него фавориток. Он умер в 1674 г., не догадываясь о том, что именно изгнание даст ему огромный шанс войти в историю. Во Франции Кларендон завершил свой трехтомный труд "История мятежа и гражданских войн в Англии", став основателем консервативной школы в изучении политических потрясений в Англии середины XVII в. и Реставрации Стюартов¹⁶.

В 1661 г. король женился. Португальская инфанта Екатерина Браганца не выделялась ни особой красотой, ни умом - в выборе Карла II главную роль играла политика. Кроме того, за ней давали полновесными дублонами (в придачу с Танжером и Бомбеем) отличное приданое, а король нуждался в деньгах. Однако женитьба никак не помешала распутным увлечениям Карла.

Его поддерживали в этом большинство аристократов, стремившихся наверстать забытые за два десятилетия эмиграции удовольствия. Король подавал "пример" не только двору, но и всей стране. Любители амурных и иных авантюр, освободившись от пуританской морали, вздохнули с облегчением. Парламент Английской республики карал супружескую измену смертью, а при Карле добродетельность и верность стали предметом насмешек, прекратились разговоры о воздержании и вреде незаконных связей. Было очевидно, что значительная часть англичан предпочитала безнравственность и вседозволенность Реставрации моральным законам времен Республики Кромвеля. Не случайно же придворный доктор короля и полковник королевской армии граф Кондом стал пропагандировать презерватив как средство от беременности. Когда число собственных наследников начало смущать Карла, доктор сделал из бараньих кишок противозачаточные колпачки, позволив, таким образом, королю осуществить его представления о налаженной семейной жизни. По предложению других придворных, от которого доктор Кондом не мог отказаться, возникло мелкосерийное производство презервативов¹⁷.

Одной из примечательных любовниц короля была Френсис Тереза Стюарт. В 1662 г. она прибыла в Англию в свите королевы-матери Генриэтты-Марии и вскоре стала фрейлиной Екатерины Браганца. "Главное украшение двора", - так ее именовал шевалье де Грамон. Ее профиль почти три столетия чеканили на монетах. Проведя много лет во Франции, она бегло говорила по-французски, была отлично воспитана и превосходно танцевала. При дворе за ней закрепилось прозвище: La Belle Stuart (Хорошенькая Стюарт). Тот же Грамон отмечал: "Характер у нее был по-детски смешливый... Она любила строить карточные домики,... музыку и пение. Герцог Бекингем (лучший друг короля и сын весьма известного министра Карла I и фаворита Якова I Стюартов, а также любовника французской королевы Анны Австрийской, Джорджа Вилльерса, первого герцога Бекингема. - Л. И.) наловчился строить карточные домики, прекрасно пел, сочинял песенки..., от которых мисс Стюарт была без ума; но особенно удачно он умел подмечать смешные черты в манерах и разговоре других и искусно передразнивать их. Бекингем был таким непревзойденным лицедеем и приятным собеседником, что без него не обходилось ни одного собрания"¹⁸. Кроме короля и Бекингема в нее были влюблены его брат Яков и кузен герцог Ричмонд. Френсис жила во дворце Уайтхолл, где Карл II часто посещал ее. Разоряя казну ради постройки Сент-Джеймса, король говорил, что ему тяжело жить во дворце, где был казнен его отец. Впрочем, эти чувства не мешали ему устраивать в Уайтхолле такое, от чего могла покраснеть даже Мессалина.

Многие поговаривали о Френсис как о возможной преемнице бесплодной Екатерины Браганца. Однако мисс Стюарт решила выйти замуж за ослепленного к ней страстью герцога Ричмонда. В сердце Карла II проснулась ревность, и он дни и ночи проводил с Френсис. Поэтому она притворилась больной и перестала принимать короля, готовясь к побегу с Ричмондом. Огорченный Карл пожаловался на нее леди Каслмейн, которая посоветовала ему навестить больную. Войдя в спальню фаворитки, он увидел Френсис в объятиях Ричмонда. Прямо из спальни Ричмонд был отправлен в Тауэр, где провел три недели. После этого он и Френсис бежали в Кент, где тайно обвенчались. Герцогиня Ричмонд вернула королю все подаренные им бриллианты, но вскоре снова оказалась при дворе. Оспа несколько испортила ее красоту, но не остудила страсти короля. В 1672 г. она овдовела и в течение нескольких лет после этого получала из казны пенсию¹⁹.

Среди придворных дам и метресс короля особенно выделялась Барбара Вилльерс. Она была исключительно красива, обладала густой рыжей шеве-

люрой, вулканическим темпераментом и являлась первой модницей Англии. Барбара посвятила себя служению Венере с пятнадцатилетнего возраста. Обольстил ее чудовищно безобразный граф Честерфилд. Впрочем, Честерфилд был женат, и поэтому она вышла замуж за богатого карлика Роджера Палмера, которому, однако, не удалось оборвать ее связь с графом, пока тот не был вынужден бежать во Францию, убив на дуэли человека. Супруги сошлись в религиозных убеждениях, так как оба были католиками. После свадьбы они отправились в Голландию к Карлу II: муж открыл ему свой кошелек, а жена - страстные объятия. По прибытии в Лондон Карл вознаградил Палмера должностью смотрителя королевской тюрьмы, затем пожаловал в бароны, и, наконец, в графы Каслмейн. Ее первый ребенок записан Палмером, но признан самим королем. Графиня в надежде, что Карл II признает сына своим, желала окрестить его по протестантскому обряду, но по настоянию графа младенец стал католиком. Обиженная мать пожаловалась королю, и он приказал окрестить ребенка вторично, как протестанта, и был его восприемником.

Вскоре граф Каслмейн уехал во Францию, а когда через три года вернулся на родину, супруга представила ему еще одного сына - Генри, графа Графтона. Через два месяца она подарила ему и третьего - Джорджа. Граф потребовал развода, на который Карл II милостиво согласился, но при условии, что он навсегда покинет Англию. Каслмейн повиновался, однако через полгода вернулся, чтобы с английскими иезуитами издать "Апологию английских католиков", за что был арестован и заключен в Тауэр. Карла II возмутила не столько книга, сколько самовольное возвращение графа. Арест Каслмейна послужил сигналом для появления на прилавках множества пасквилей и карикатур, обидевших королевскую фаворитку. По ее просьбе Карл II приказал освободить узника, и граф удалился в Голландию.

Апартаменты Барбары на Кинг Стрит были связаны со спальней Карла. В 1670 г. он даровал Барбаре титул баронессы Нонсач, графини Саутгемптон и герцогини Кливленд. Она активно участвовала в дворцовых интригах, имела от короля шестерых детей, трем из которых он пожаловал высокие титулы. Вопреки воле королевы, Карл назначил ее на должность фрейлины, которая стоила казне больших денег. Так, в 1666 г. Карлу II пришлось отдать 30 тыс. ф.ст. в уплату ее долгов. Кроме того, король жаловал ей дворцы и угодья.

И все же особенности личности и двора Карла II во многом способствовали развитию культуры, в частности, театра. Сама жизнь подбрасывала идеи для творчества. Развитие театра было связано с "демократическими" увлечениями короля актрисами. До Карла II в английских театрах женские роли в пьесах исполнялись юношами или взрослыми мужчинами, поскольку чопорные пуританки почитали за смертный грех выходить на театральные подмостки. Но уже в первый год правления Карл II изъявил желание, чтобы в театральные труппы обязательно входили и женщины. В числе первых вышли на сцену Нелл Гвин и Молл Девис, красота и талант которых заменили им дворянские титулы. Знатные леди с презрением смотрели на комедианток, осмеливавшихся конкурировать с ними в борьбе за внимание короля. Потребовалось вмешательство Карла II, чтобы они примирились.

Возник театр нового типа, где женщины играли женские роли, на сцене воздвигалась арка, а постановка усложнялась с целью реалистического воздействия на зрителя. Многое в пьесах стало более изысканным, сценическое искусство утрачивало народные корни. Пипс восхищался привнесенными усовершенствованиями: "Сцена теперь в тысячу раз лучше и более величественная, чем раньше... Все прилично, никакой грубости; играют не два-три скрипача, а девять или десять, и самых лучших; на полу только тростник".

Ему было приятно быть представленным Нелл Гвин и поцеловать ее: "... до чего же она миленькая"²⁰. Артисты театра по повелению Карла II были названы придворными. Когда в парламенте рассматривался вопрос об обложении их налогами, это предложение было отклонено под тем предлогом, что актеры служат королю. "Актеры или актрисы?" - однажды неосторожно пошутил один из членов палаты общин. За эту дерзкую шутку ему был урезан нос²¹.

До конца 60-х гг. Карл II довольствовался в личной жизни английскими метрессами, но затем королевский фаворитизм приобрел французский оттенок. Связано это было, прежде всего, с политикой. В 1668 г. в ответ на критику парламента Карл расширил состав правительства. На политическую сцену вышли его пять советников - Томас Клиффорд, Генри Беннет, граф Арлингтон, Джордж Вилльерс, герцог Бекингем, Энтони Эшли Купер, граф Шефтсбери и Джон Мейтленд, герцог Лодердейл. Из начальных букв их имен остряки быстро составили слово КАБАЛ (CABAL), что по-английски означает "политическая клика"²². В полном смысле слова КАБАЛ министерством не являлось. Карл II не совещался с его членами как с единым органом, да и сами они расходились во мнениях.

Некоторое время КАБАЛ пользовалось авторитетом. Когда Людовик XIV в 1667 г. оккупировал значительную часть Испанских Нидерландов, по инициативе Великого Пенсионария Республики Соединенных Провинций Яна де Витта Англия, Голландия и Швеция в январе 1668 г. подписали Тройственный альянс против Франции. Англичане восторженно приветствовали образование протестантского союза, заставившего Людовика немного умерить свой завоевательный пыл. Но скоро все изменилось. Дипломатия Франции, не оставившей намерений отвоевать Испанские Нидерланды, на которые имела права жена Людовика XIV из-за невыплаты Мадридом ее приданого, заключалась в ликвидации Тройственного альянса. В Версале прекрасно знали, что его популярность в Лондоне ничуть не преуменьшила торговых разногласий между Англией и Голландией. Людовик был осведомлен и о стремлении Карла II к абсолютной власти и к предоставлению свободы богослужения английским католикам. Для Карла идеалом государственного устройства была Франция, и поэтому, по мнению ряда историков, он "пытался внедрить католический абсолютизм a la Francais на английской почве"²³. Для этого он нуждался в финансовой и политической поддержке французского короля.

В августе 1668 г. в Англию отправился Шарль Кольбер, маркиз де Круасси, младший брат министра экономики и финансов Франции Жана-Батиста Кольбера, с инструкциями убедить Карла II объединиться с французским королем против голландцев. Карл внимательно слушал Кольбера, обедал с ним и играл в мяч, а в марте 1669 г. послал католика графа Арундела с секретной миссией в Париж обсудить союз с Людовиком XIV. Арундел нашел особую поддержку со стороны старшей сестры Карла Генриэтты Орлеанской (секретная кличка "Мадам") и ее мужа, брата Людовика XIV, Филиппа Орлеанского ("Месье"). В мае 1670 г. Генриэтта Орлеанская, действуя, как агент Людовика XIV, и получившая от него на расходы 200 тыс. экю, выехала из Дюнкерка в направлении Дувра.

Постыдный англо-французский договор в Дувре, положивший конец Тройственному альянсу, был заключен 1 июня того же года. Он предусматривал единовременную выплату Людовиком XIV Карлу II более 2 млн. ливров и 3 млн. ливров ежегодно на время войны с Голландией, которую Англия обязалась объявить. В секретной статье Карл выразил намерение перейти в католичество: "Король Англии, обратившись в истинную католическую веру, объявит об этом, как только позволят условия его королевства"²⁴. Впрочем,

никаких попыток обратить англичан в католицизм Карл так и не предпринял, ведь оговорка позволяла ему тянуть время - подходящие условия ведь могут не наступить никогда.

Так или иначе, но весной 1672 г. Англия как союзник Людовика XIV вступила в третью по счету войну с Голландией. Еще одним следствием англо-французского союза стало то, что в Дувре благосклонный взор короля случайно остановился на темноглазой бретонской даме. Он был пленен и очарован изящными манерами француженки, ее умной, бойкой речью, кокетливой стыдливостью и уместной развязностью. Услужливая сестра предложила ее ему как награду за союз с Францией, и король не в силах был устоять от искушения. Луизу де Керуаль (так звали красавицу) английский монарх скоро сделал герцогиней Портсмут и своей новой возлюбленной. "Шелковый пояс мадемуазель де Керуаль связал Францию с Англией!" - так охарактеризовал это событие Шарль де Сент-Эвремон, французский историк и критик, вольнодумец и эпикуреец, в 1661 г. высланный из Франции по политическим мотивам и нашедший при дворе Карла II благожелательный прием. В Англии он стал единственным французом, удостоившимся чести быть похороненным в Вестминстерском аббатстве. Сент-Эвремон, высоко ценивший жизненные блага и разум, бывший для него также источником наслаждений, органично влился в атмосферу английской придворной жизни. "В молодости мы живем, чтобы любить; в зрелом возрасте мы любим, чтобы жить", - разве не соответствовал ей этот афоризм француза? "Нет стеснения более жестокого, как не сметь сказать то, что думаешь", - еще один из известных афоризмов Сент-Эвремона²⁵. Действительно, при дворе, да и в парламентах Карла II, люди чаще говорили то, что они думали.

До появления при дворе Луизы де Керуаль самым большим влиянием на Карла II обладала Барбара Каслмейн. Поэтому между двумя герцогинями-метрессами разгорелось острое соперничество. Один поэт распространил в Лондоне следующие строки: "Даже Король был введен в заблуждение двойной фальшью, глупостью и невоспитанностью!". Герцогиня Портсмут, полагая, что автором этой эпиграммы являлся Драйден, наняла шайку, изрядно отмолотившую поэта²⁶.

Судя по портретам, Луиза была огненной брюнеткой, с веселыми черными глазами, детски-пухленьким личиком и роскошными кудрявыми волосами. Теорию и практику кокетства при французском дворе Керуаль изучила в совершенстве, и долго не уступала королю, распаляя его пыл. Из всех разорявших казну метресс Карла II именно она, католичка, пользовалась ненавистью англичан. Однажды Нелл Гвин, на карету которой напала разъяренная толпа, приняв ее за экипаж Луизы де Керуаль, спасла себе жизнь одной фразой: "Помилуйте, люди добрые, я протестантская [возлюбленная] короля, а не католическая!"²⁷. По просьбе Луизы Карл в 1672 г. объявил свободу вероисповедания. Парламент и подданные короля не могли отнестись к этому указу положительно. Англиканские священники распустили слухи, будто Карл II, повинуясь любовнице-католичке, намерен изменить вере своих предков. Тем временем сын, рожденный герцогиней Портсмут, при появлении на свет получил титулы герцогов Ричмонд и Леннокс, ему был пожалован королевский герб. Привязанность короля к Луизе день ото дня росла. Он меньше посещал прежних метресс, а супругу, которая приписывала его равнодушие к ней тому, что не родила ему наследников, видел только на официальных приемах. Королева молилась в надежде, что Бог явит чудо, и она родит сына. Но эти надежды не сбылись.

Стоит еще раз заметить, что мнение о полном копировании при Карле всего французского не совсем справедливо. Пожар в Лондоне и недолгое

сближение с Голландией заметно отразилось на общественном и придворном быте Англии. Король, а за ним и придворные на время перестали подражать французам в нарядах и в образе жизни; патриархальная простота вытеснила недавнюю роскошь; бархат, кружева, парча, бриллианты почти исчезли, и на смену им пришло сукно, шерстяные ткани, сталь, слоновая кость. Балы и спектакли, признанные бесовскими потехами, сменились проповедями, чтением "Потерянного рая" Джона Мильтона, Библии. На глазах двора Карл II из сибарита превратился чуть ли не в стоика. Он решил, что двор должен продемонстрировать стране пример экономии, отказавшись от французской моды и "заменив камзол, жесткий воротник, ленты, плащи на скромный, по персидскому образцу, жилет с поясом или лентой, а шнурки и подвязки с драгоценными камнями - на пряжки"²⁸. Было ли такое поведение короля компромиссом в отношении критикующего его парламента и даже приближенных, или необходимостью поправить казну и слегка пошатнувшееся здоровье? Скорее, и то, и другое. Более строгий распорядок жизни и соблюдение церемониала при дворе, возможно, просто совпали, а, может, и объяснялись обострением политических противоречий в Англии и соображениями безопасности королевской особы. Не исключено, что здесь имело место и соперничество с Людовиком XIV.

Новости о переменах в Лондоне настолько задели французского монарха, что он велел переодеть на новый манер лакеев. Карл же недолго придерживался нового стиля, и скоро все вернулось на круги своя. Но кое-что все-таки изменилось. К концу 70-х гг. Карл II уже заметно дистанцировал себя от подданных, усилив свой "божественный" статус. Он, как раньше, свободно не гулял по улицам Лондона и демонстрировал холодность в отношении лондонского Сити.

Тем временем, герцогиня Портсмут, подражая одной из фавориток Людовика XIV Луизе де Лавальер, говорила Карлу II о своем раскаянии и о желании поступить в монастырь. Ее чувства, скорее всего, были спровоцированы появлением в 1676 г. на придворной сцене новой француженки - герцогини Мазарини, урожденной Гортензии Манчини, племянницы первого министра Франции в 1643 - 1661 гг. кардинала Мазарини. Гортензия и Карл уже были знакомы. В 1659 г. Карл просил руки 13-летней Гортензии у Мазарини, но тот отказал нищему королю без королевства, о чем через год пожалел. Теперь, после шестнадцати лет бурной жизни вдали от неадекватного в психическом отношении мужа, она удовольствовалась положением метрессы короля. Гортензия была очень образованной женщиной, являлась автором мемуаров и хозяйкой салона, любила спортивные занятия и часто одевалась в мужское платье. Летними вечерами она вместе с Карлом отправлялась плавать, а по утрам, когда все остальные отдыхали в постели, поднималась с солнцем и играла с королем в теннис на дворцовом корте²⁹.

В последние годы правления Карла II жизнь двора была праздной - за ней скрывался возраст придворных повес и гуляк, они отнюдь не молодели. Но король оставался верным себе до конца. Последний раз он веселился 1 февраля 1685 г., за пять дней до своей смерти. "Король развлекается с возлюбленными - герцогинями Портсмутской и Кливлендской, а также Мазарини", - писал свидетель происходящего Джон Ивлин. Собравшихся услаждал любовными песенками французский юноша, а "около двадцати высокородных дворян и других распутников сгрудились за игорным столом, и перед каждым из них не меньше двух тысяч золотом"³⁰.

Как политик, Карл был одновременно властным и компромиссным; как человек - свободной и разносторонней личностью, презиравшей условности и склонной к нововведениям. Он был большим поклонником искусств и

наук, хотя не являлся ни прилежным читателем, ни серьезным исследователем. Эти его пристрастия отнюдь не зависели от желаний его метресс.

Двор Карла II отличала не только любовь к театру, из-за чего время Реставрации стало эпохой возрождения драмы, столь непопулярной у пуритан. Возрождение английской драмы связано с именами Джона Драйдена, Уильяма Конгрива и Уильяма Уичерли. В то время появился и новый вид комедии, отражавший морально-психологическую жизнь двора - комедия нравов, выводившая на сцену человека, мучимого невозможностью в полной мере удовлетворить свои желания. Герои пьес тех же Конгрива и Уичерли, а также Джорджа Фаркара и Джорджа Этериджа вели беззаботную и беспорядочную жизнь, состоящую из пирушек, забав, любовных интриг и вечного соперничества. Своеобразным предупреждением тому, чем может такая жизнь закончится, явился появившийся в 1668 г. на книжных прилавках роман Генри Невилля "Остров Пайна", который поначалу восприняли как очередное фривольное произведение. Англичанин Джордж Пайн попадает на остров, где нет никакого соперничества, никаких запретов и властных институтов, а также никакого намека на общественную мораль и религию. На острове никто не трудится вследствие исключительного богатства природы. Невилль смоделировал на острове настоящий рай, о котором, возможно, помышлял и Карл - один монарх, один народ и полное изобилие. Правда, спустя десятилетия неограниченная свобода оборачивается ханжеством, а безвластие сменяется деспотизмом. Такова перспектива развития общества, если ничего не предпринимать!³¹.

Характерной чертой придворной жизни и вообще жизни английской столицы при Карле II стали музыкальные связи с Францией и Италией. Вернувшись из эмиграции, Карл II привез из Франции поверхностное увлечение иностранной модой, однако серьезно увлекся музыкой. Король полагал, что Англия при Кромвеле сделала шаг назад в культурном развитии, а потому выписывал музыкантов из-за границы, и даже надеялся переманить в Лондон создателя французской оперы Жана-Батиста Люлли. Талантливый английский композитор Пелэм Хамфри был отправлен королем в 1664 г. на несколько лет в Париж к Люлли для завершения образования. При Карле II отпали многие препятствия для широкого исполнения музыки в самой различной общественной среде: помимо королевской капеллы, при дворе была организована группа "24 скрипки короля", в Лондон приглашались крупные иностранные артисты, а придворной музыкой в целом с 1666 г. управлял француз Луи Грабю. Переселившийся в 1672 г. по приглашению Карла (да и из-за происков Люлли) в Англию французский композитор Робер Камбер поставил здесь свои оперы "Помона" и "Горести и радости любви". Еще более широкое распространение получила тогда итальянская музыка, благодаря присутствию в столице итальянских композиторов, исполнителей, педагогов. При дворе давала представления итальянская оперная труппа³². Так началась активная концертная жизнь. Правда, в казне не хватало средств даже на содержание придворной капеллы, и певшие в ней мальчики, вместо предписанной им роскошной одежды, вынуждены были показываться чуть ли не в лохмотьях.

Визуальное представление о придворной жизни Англии во многом основывается на творчестве, пожалуй, самого известного художника и коллекционера Реставрации сэра Питера Лели, по происхождению голландца Питера Ван дер Фаса. В 1643 г. он прибыл в Англию, и, будучи прагматиком, работал как для роялистов, так и для парламентариев. Еще при Кромвеле в 1654 г. он был назван лучшим художником Англии, а в 1662 г. получил от Карла английское подданство. Он стремился соответствовать придворным

вкусам и создал близкие по стилю к голландской живописи серии портретов метресс короля и других леди "Виндзорские красавицы", а также адмиралов. Лели был первым английским живописцем, имевшим большую мастерскую из-за обилия заказов, а его портретам подражали другие художники вплоть до середины XVIII века³³.

Вторая половина XVII в. стала эпохой раннего Просвещения, и Англия находилась в его фарватере. Ее король имел довольно широкие взгляды, был свободен от религиозных предрассудков, интересовался естествознанием, механикой и мореплаванием. Европейски образованный человек, Карл II, в отличие от непонимания им политико-правовых тенденций развития своего государства, поощрял экспериментальные и другие науки. Король мог успешно поддержать беседу об астрономии, архитектуре, садоводству, антиквариате и пчеловодстве. При дворе между удовольствиями стало модным вести научные или околонаучные беседы. Интерес к науке проявился у Карла, в первую очередь, в коллекционировании старинных часов и маятников - король испытывал особое влечение к предметам, отмечающим течение времени. В Англии тогда был расцвет часового производства.

Кстати, первый министр Франции кардинал Жан-Арман дю Плесси де Ришелье (1624 - 1642 гг.) в 1635 г. основал не Академию наук, а Французскую Академию языка и литературы. Академию наук во Франции по образцу Английского королевского общества от имени короля Людовика XIV основал министр экономики и финансов Жан-Батист Кольбер лишь в 1666 году. Первая же Академия наук в Европе - Английское Королевское общество - было создано в 1662 г. по специальной королевской хартии и при поддержке большой группы ученых. В эту группу ученых и дворян-любителей, привлеченных королем к научным изысканиям, входили Роберт Гук, Роберт Бойль и, конечно, сэр Исаак Ньютон. Карл II оказывал покровительство Королевскому обществу, регулярно публиковавшему результаты своих исследований и развивавшему новую экспериментальную науку. И не только - он поощрял фундаментальные сдвиги во всем мировидении верхушки английского общества. Примечательно, что деятели англиканской церкви, например, епископ Бернет, немедленно объявили о начале бескровной революции и наступлении благотворных перемен, служащих благу человечества. "Истина заключается в том, - писал епископ, - что вместе с Реставрацией восторжествовал дух знания, и миряне, точно так же, как и священство, бескорыстно соревнуются в различных его областях. В особом почете математика и новейшая философия"³⁴.

6 февраля 1685 г. удар паралича пресек жизнь короля на пятьдесят пятом году от рождения и на двадцать пятом правления. По желанию герцогини Портсмут (а также брата и, возможно, своему) Карл II, умирая, перешел в католичество. Он был похоронен в Вестминстерском аббатстве, в капелле Генриха VII.

Герцог Йоркский был провозглашен королем Англии под именем Якова II и подвел итог предыдущей английской придворной морали. По словам одного из современников, новый король поставил себе цель "соблюсти все формальности и сохранить все приличия". Согласно одному из его указов, придворным запрещалось находиться в пьяном состоянии в присутствии королевы. Фаворитки его покойного брата стали реликтами ушедшей эпохи, но все они неплохо устроились в жизни. Все то, чему Карл покровительствовал в области культуры и науки, получило развитие. А придворная жизнь при нем составила своеобразную конкуренцию придворной жизни во Франции, пусть даже и скандальную. Похоже, она несла на себе отчетливый отпечаток неудовлетворенного стремления английского короля к неограниченной власти.

Безусловно, двор Карла II не был образцовым двором эпохи, подобно двору Людовика XIV, но, вместе с тем, он был весьма характерным для нее. Он совмещал в себе все реалии переходного времени - революцию и абсолютизм, разум и чувства, науку и невежество, культуру и отсутствие морали, религию и скептицизм, наконец, как считали многие современники, рай и ад.

Примечания

1. DUCHHARDT H. Europa am Vorabend der Moderne 1650 - 1800. Stuttgart. 2003, S. 50 - 56.

2. La BRIYERE. Caracteres De la Cour. Firmin-Didot. 1890, p. 178; BELY L. Les relations internationales en Europe - XVIIe-XVIIIe siecles. P. 1992, p. 80 - 81; DUCHHARDT H. Krieg und Frieden im Zeitalter Ludwigs XIV. Dusseldorf. 1987, S. 101.

3. HABERMAS J. Strukturwandel der Offentlichkeit. Neuwied am Rhein. 1962; BLANNING T. The Culture of Power and the Power of Culture. Old Regime Europe 1660 - 1789. Oxford. 2002, p. 5, 76 - 77.

4. The letter-book of John Viscount Mordaunt. 1658 - 1660. L. 1945, p. 10 - 11; KEAY A. The Magnificient Monarch. Charles II and the Ceremonies of Power. L. 2008, p. 52 - 54.

5. ЧЕРЧИЛЛЬ У. Британия в новое время. XVI-XVII века. Смоленск. 2005, с. 325 - 326; The Diary of John Evelyn. Vol. I-VI. Oxford. 1955. Vol. III, p. 246.

6. English Historical Documents. L. 1953. Vol. V, p. 857 - 859.

7. См.: ГАРДИНЕР С. Пуритане и Стюарты. СПб. 1896; BRIANTA. King Charles II. L. 1931; JONES J. Charles II. Royal Politician. L. 1987; IDEM. Country and Court in England. 1658- 1714. L. 1978; HOLMES D. The Making of a Great Power. Late Stuart and Early Georgian Britain. 1660 - 1722. L. 1993.

8. КУТ С. Августейший мастер выживания. Жизнь Карла II. М. 2004, с. 5; FRASER A. King Charles II. L. 1979, p. XIII.

9. КУТ С. Ук. соч., с. 304 - 307; KEAY A. Op. cit., p. 108 - 110.

10. The illustrated Pepus: extracts from the Diary. L. 1978, p. 78.

11. Calendar of State Papers. L. 1858 - 1882. 1665 - 1666, p. 15; 1666 - 1667, p. 21.

12. HOLMES D. Op. cit., p. 44; JONES J. Charles II, p. 35 - 36.

13. The letter-book of John Viscount Mordaunt, p. 22; BRIANTA. Op. cit., p. 18 - 19.

14. The illustrated Pepus, p. 80.

15. CLARENDON E. The History of The Rebellion and Civil Wars in England, Also His Life, Written by Himself. Oxford. 1843. Vol. II, p. 62.

16. ЧЕРЧИЛЛЬ У. Ук. соч., с. 335 - 338.

17. BRIANT A. Op. cit., p. 33.

18. HAMILTON A. Memoires de la vie du comte de Gramont. P. 1715, p. 47.

19. Ibid, p. 48 - 49.

20. The illustrated Pepus, p. 83 - 84.

21. BEAUCLERK Ch. Nell Gwyn Mistress to a King. N.Y. 2005, p. 276 - 278.

22. ЧЕРЧИЛЛЬ У. Ук. соч., с. 349.

23. HOLMES D. Op. cit, p. 49.

24. БОРИСОВ Ю. В. Дипломатия Людовика XIV. M. 1991, с. 147; LOSSKY A. Louis XIV and the French Monarchy. Princeton. 1994, p. 76 - 77.

25. BRIANT A. Op. cit., p. 48 - 50; Сент-Эвремон Шарль де (http://www.historic.hl5.ru/data/1001009f.htm).

26. CHURCHILL W.S. Marlborough, his life and times. L. 1947. Vol. I, p. 688.

27. BEAUCLERK Ch. Op. cit., p. 284.

28. KEAY A. Op. cit., p. 112; The Diary of John Evelyn, p. 250; КУТ С. Ук. соч., с. 318.

29. Memoirs (Hortense Mancini and Marie Mancini). Chicago. 2008, p. 31, 91 - 94.

30. The Diary of John Evelyn, p. 258.

31. ЭРЛИХСОН И. М. В поисках идеала. Из истории английской утопической мысли второй половины XVII - начала XVIII в. М. 2008, с. 120 - 124.

32. История западноевропейской музыки до 1789 года. Т. 1. М. 1983, с. 427 - 449.

33. PRATER A., BAUER H. Malerei des Barock. Koln. 1997, S. 20 - 22.

34. КУТ С. Ук. соч., с. 320.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - Л. И. Ивонина:

Комментарии: