Тов. Иоаннисиани дал весьма карикатурную картину развития нашей программы обществоведения. И так как я думаю, что эту картину он нарисовал не исключительно из соображений художественного интереса, а, вероятно, так представляет себе дело, я позволю себе в двух словах напомнить, в силу каких, совершенно правильных, законных, имманентно-необходимых условий мы пришли к той программе обществоведения, которая существует в настоящий момент. Тут мы имеем систематически почти на протяжении 10 лет одну картину. Совершенно правильные марксистские положения, которые попадали в мелкобуржуазную среду, в мелкобуржуазные мозги, подвергались систематическому извращению и перерождению. Так это происходит до сих пор, так это происходило и с самого начала. Идея трудовой школы, о которой говорил т. Иоаннисиани, - это Марксова идея, идея абсолютно неоспоримая, идея

соединения учения с производительным процессом; ни один марксист не возражает против этой идеи, она усвоена марксистами, ее пытались осуществить в 1918 г. Но оказалось, прежде всего, что та мелкобуржуазная масса, в которой идея начала проводиться, совершенно к этому не подготовлена, и, конечно, ошибкой было, что сразу мы нашу идею начали проводить массовым путем, вместо того, чтобы подготовить пропагандой, опытом кадр учителей. Это была громадная ошибка. Тот совершенно не понимает производительного труда, кто относит к категории этого труда мытье полов и т. д. Затем обнаружилось, что нет на местах технической возможности и соответствующих идеологических предпосылок для того, чтобы связать детей с крупным производством. Где это удалось? Это удалось в наших школах фабрично-заводского ученичества, которые приставлены к фабрикам; там есть эта возможность. Правильно сказал тов. Луначарский, что наши школы фабрично-заводского ученичества - это первый образчик марксистской школы, соединяющей обучение с производительным трудом. Спорадически, в отдельных случаях, это удавалось осуществить и в других школах. Я напомню, что имевшая много педагогических недостатков школа Левитина и Балкашиной в здании бывш. Екатерининского Института эту задачу более или менее разрешала. Там были двигатели, машины, были инструктора, рабочие от станка, и в результате получилось нечто, напоминающее трудовую школу. И когда к нам приезжали иностранцы, мы везли их в Екатерининский институт, и иностранцы бывали, ошеломлены тем, что нам удалось сделать в наших трудных условиях. К сожалению, у школы были педагогические дефекты другого рода, которые вызвали против нее возмущение, и ее пришлось закрыть. Но задачу создания трудовой школы она разрешила. В общем, и целом идея трудовой школы попала у нас в среду мелкобуржуазную, которая не представляет себе, что такое производительный труд, а поскольку представляла, понимала его как индивидуальный труд по-толстовски и т. д., и из этого ничего не получилось.

Та же самая картина была и с преподаванием обществоведения. Почему, каким образом мы пришли к тому, что история была игнорирована, и появилось обществоведение без истории? Пришли благодаря тому, что, отказавшись от непосредственной связи с производительным трудом в области школы второй ступени, мы все-таки старались, чтобы обучение было связано с той производственной обстановкой, в которой дети живут: в деревне - с сельским хозяйством, в городе, в промышленных районах - с крупным производством и т. д. Вот в чем заключалась задача. Нужно было итти от тех хозяйственных условий, которые окружают детей, а не от книжки. Ну, как вы построите исторический курс, исходя из того, что окружает детей сейчас, непосредственно? Очевидно, что нужно было, прежде всего, дать им понять то, что вокруг них находятся все общественные, экономические явления, с которыми они связаны. Быть может, не были использованы в достаточной степени элементы детской жизни, поскольку в ней есть элементы общественности, не были использованы школьное самоуправление и общественно-производительный труд детей. Все это во многом тоже было книжно, и тут налет мелкобуржуазности чувствовался. Но в особенности это развернулось, когда пришлось изучать действительность. Как подходит всякий буржуа, конечно, я не буду говорить, что нас окружает буржуазная среда, это - мещанская среда, - как мещанин подходит к окружающей обстановке? Ему кажется, что данный стол, комната, дом стоит, существует. Вопрос о том, как это возникло, который навязывается производственным процессом каждому пролетарию, каждому рабочему, этот вопрос мелкая буржуазия не ставит потому, что она привыкла к такому методу производства, который закостенел от веков, и для нее

это развитие не существует. Этот мещанский, метафизический, не диалектический подход в этом изучении окружающей обстановки развернулся со всей роскошью. Напр., нужно показать детям, что такое банк. Как марксист подойдет? Он об'яснит, как возникли банки, чем отличается буржуазный банк от нашего, расскажет в самых элементарных выражениях, как у нас банки национализированы и т. д. Это можно рассказать двенадцатилетним детям. Как представляет себе банк мещанин? Он ему представляется сам по себе. Надо привести детей и сказать: вот конторка, вот другая, тут сидит бухгалтер, то-то и то-то делает и т. д. Таким образом, получатся, может быть, ценные практические сведения, и, когда вырастет, этот гражданин, попав в банк, своих сбережений не потеряет, и будет знать, к какой конторке подойти и куда положить, но не для этого мы изучаем банк. Мы изучаем банк, как составную часть системы хозяйства, в которой живем. Первым вопросом нужно поставить, как возник, какой имеет смысл, а вопрос о конторке, кто, где сидит, что пишет, - этим для конкретности можно заняться, но не в этом суть дела. Когда вы читаете в провинциальной программе подробно - как водить учеников в кооператив, в банк, на рынок, что показывать, и буквально три строки об Октябрьской революции, "это исторический сюжет, к которому следует подходить как к другим историческим сюжетам", - вот воочию мелкобуржуазное перерождение марксистской мысли. В этой обстановке сложилось отчаянное настроение, которое проявилось в попытке воссоздания старого курса истории, и товарищи спрашивали, от чего же пойдет этот курс истории, который мы хотим воссоздать? Я боюсь, что для того, чтобы найти для него конкретную базу, придется детей вести в церковь Василия Блаженного. Вот остатки истории, давайте исходить из этого. Василий Блаженный, как всякая старая церковь, может, конечно, служить отправным пунктом для интереснейшего исторического наблюдения не только в области искусства, но и в области механики: как строили и как теперь строится, какие употреблялись приемы, чтобы не развалилось. Все это можно детям показать, но опять-таки показать не сумеют, а начнут предаваться историческим воспоминаниям, и получится то же самое. Я боюсь, что если создадим такой курс истории, якобы новый, он будет очень похож на старый курс, и в конце-концов будет та же книжная штука, святцы, но с другими святыми. Прежде были святые цари, министры, благодетели человечества, а теперь великие бунтовщики-революционеры, социалисты. В известном смысле это будет прогресс: лучше, если дети будут учиться понимать пугачевщину, чем нелепый наказ Екатерины II. Это будет лучше, но не стоило "проливать столько крови", чтобы достигнуть таких ничтожных результатов, и надо попытаться дать нечто более солидное. Надо попытаться мещанское описательное обществоведение заменить марксистским диалектическим обществоведением, где каждое общественное явление рассматривалось бы как продукт известного развития, известной борьбы, потому что развитие сводится к борьбе и с известными перспективами на будущее. Этого, безусловно, нет. Просмотр не только учебников, но и работ учащихся, которые пишутся в наших школах II ступени, убедил меня, что наша молодежь - это люди не только без перспектив в прошлом, но и в будущем; никакого социализма они не видят там, они видят только настоящее: сидит человек в банке и пишет в гроссбухе, и больше ничего нет. При чем, это настоящее, эту современность они знают так, как мы не знаем. Одна девица перечисляет декреты о кооперации так, как не только я, но сам Н. Л. Мещеряков не перечислит, а она все перечислила. Но для чего это нужно 12-летней девочке - я не понимаю. Когда она вырастет и поступит хотя бы в ту же самую кооперацию, то, во-первых, декреты будут другие (смех), все эти знания будут носить

чисто археологический характер. Если она начнет отправляться от декретов, которые изучала, она будет попадать впросак на каждом шагу.

Совершенно ясно, что нужно строить не особый исторический курс, не оторванный, который, я очень боюсь, будет книжным курсом, идущим от книжки, или в лучшем случае от какой-нибудь старой церкви, или помещичьего дома, из которых талантливый человек сумеет кое-что сделать - и тут т. Иоаннисиани прав: старый режим находил талантливых людей-обществоведов: по-своему Иловайский талантливый человек, я это уже говорил на московской губернской конференции, - а у нас, их нет. Прежде всего, нет талантливых людей, и ставить на них ставку нельзя, к сожалению. Это основной грех ГУС'а: он ставит ставку на самого лучшего учителя, которого только можно вообразить. Надо ставку ставить на среднего учителя, а во что превратит этот средний учитель, восстановленный курс истории? В такую же казенную книжку. Кстати, о книжках. Недавно я держал в руках одно новейшее руководство по обществоведению. Это же сплошной ужас, иначе определить нельзя. Я жалею, что не принес с собой этой книжки. Там такой язык, что - где второступенцам! - я не все понимаю, всего понять невозможно, при чем остается под большим вопросом, понимают ли и сами авторы. Решительно все теневые стороны революции замазаны. Не подлежит никакому сомнению, что конец I Интернационала связан с разгромом Парижской Коммуны, с последней попыткой рабочих масс прямым натиском захватить власть; это не удалось, и в результате нужно было обратиться к косвенным средствам, каковыми являлась организация национальных социалистических партий. Вместо того чтобы откровенно сказать: в результате колоссальной неудачи рабочему классу пришлось поступить так-то, в книжке рассказывается: "Действительность переросла рамки I Интернационала, поэтому нужно было создать национальные социалистические партии", т. -е. вместо грандиозной катастрофы рабочего класса оказывается мирное, почти бюрократическое развитие. Был сначала один проект Интернационала, устарел, стали сочинять новый проект национальных социалистических партий. Нельзя же прихорашивать, приглаживать историю и жестокую борьбу, которая велась. Это, значит, выхолащивать историю. Все это изложено притом раньше описания Парижской Коммуны, так что связь с Коммуной совершенно исчезает. Далее, повествование о самой Парижской Коммуне начинается с того, что Париж пал потому, что буржуазия не хотела вооружить рабочих, а сейчас же через 10 строк говорится, что в Париже осталась после осады национальная гвардия, состоящая преимущественно из рабочих. И потом люди будут удивляться, что какой-нибудь мало-мальски остроумный мальчик или девочка подметят и начнут шпиговать: "Что же, рабочим не позволяли вооружаться, а тут же говорится, что национальная гвардия состояла из рабочих". Зачем так грубо обманывать детей? Я боюсь, что начнется прихорашивание, приглаживание истории, которое в конце-концов вытравит из нее диалектику, и дети не будут представлять, какой тяжелейшей борьбой досталось то, что есть теперь. А, между прочим, мы многим можем похвастать, и показать, и порассказать. Но если мы будем говорить, что у нас заработная плата выше, чем в Западной Европе, это опять будет нехорошо, потому что этого нет на самом деле. Но, вообще говоря, не прибегая к лжи, можно показать картину гигантских усилий, гигантских достижений, которые были осуществлены русским рабочим классом, русским крестьянством после Октябрьской революции 1917 г. Но показать надо на фоне борьбы, не скрывая ничего, за исключением таких вещей, которых просто дети не поймут, которые детям не нужны, которые могут только вызвать известные зверские инстинкты, если мы будем какие-нибудь кровавые события очень подробно расписывать, - это совершенно не нужно.

Таким образом, задача заключается в том, чтобы создать курс диалектического обществоведения, т. -е. обществоведения, где бы мы, по словам Ленина, "к каждому факту подходили единственно возможным научным путем, т. -е. путем историческим". Спрашивается, легкое ли это дело? Нет, очень трудное. Но, в конце концов, зачем ходить по линии наименьшего сопротивления? Несомненно, что мы должны попытаться такого рода курс обществоведения создать. В нем будут, разумеется, и элементы истории, их должно быть очень много, элементы конкретного исторического изложения. Я не представляю дело так, что нужно взять общественное явление, скажем, банк, и в самых простецких словах рассказывать, как он возник, какие его функции, о национализации банков и т. д. Это годится для школы I ступени, для политграмоты, но для школы II ступени придется построить ряд отделов, которые опирались бы один на другой, и, несомненно, этот ряд отделов нужно построить так, чтобы они упирались в обществоведение. В очень грубой форме я предлагаю такую схему: сначала краткий курс обществоведения, который бы ознакомил детей с тем, что есть; затем исторические комментарии не в виде календарных справок, а отвечающие на вопросы: как возникло и куда идет. Наша история имеет два конца: один в прошлом, а другой - идущий в будущее. Вот почему им не только должны показать, как люди боролись, но и научить, как надо бороться, и показать, за что бороться. Иначе нельзя. Иначе у детей получается картина, что, все завоевано, и дальше бороться не за что, а остается быть послушным советским гражданином и наслаждаться теми благами, которые вокруг нас. Это идиотское извращение картины. На самом деле нам предстоит тяжелейшая борьба как внутри страны, так и вооруженная с окружающими нас враждебными капиталистическими странами. И мы должны быть к этому готовы. Если мы вводим военные знания в школу, то нужно об'яснить, для какой цели это вводится и зачем мы будем обучать детей из винтовки стрелять и об'яснять, что такое военные газы и как уберечься от них, что такое авиация и т. д. Разве для любопытства мы вводим это об'яснение? Сейчас мы имеем передышку, благодаря, как выразился еще давно А. И. Рыков, бесконечной глупости европейской буржуазии, а отчасти потому, что эту самую буржуазию держит за самое чувствительное место свой рабочий класс, не давая двинуться. Но можно представить момент, когда она временно справится с рабочим движением (пока они не справляются к нашему благополучию), и тогда она пойдет на нас, и нам придется драться и защищаться. Так, что перспективы прошлого и будущего откровенно, не замазывая никаких темных сторон, должны быть даны, и на фоне этих перспектив должны быть даны в элементарном виде, а затем в более научном, что допускает и возраст учащихся, поскольку мы будем иметь дело с 8-й, 9-й группой, с подростками 16 - 17 лет, которым можно дать научное об'яснение. Вот как мне рисуется этот будущий курс. Это не отрыв истории от обществоведения, - это иной курс обществоведения.

Что для этого нужно, товарищи? Во-первых, нужен громадный опыт, Я не знаю, имели ли авторы цитированного мною учебника опыт или нет? Как они, имея опыт, могли написать таким языком, которого ни один подросток не поймет? Как они могли дать книгу для подростка, для несовершеннолетних, для юного поколения, где нет ни одной картинки, не только в смысле изложения, ярких анекдотических эпизодов, но просто нет ни одной картинки настоящей. Должны быть рисунки, нельзя представить такую книжку без рисунков. Цифры, статистические таблицы, они даны, как взятые из официальных данных. Детям нужно дать наглядные диаграммы, картограммы и т. д. Дети во II ступени разберутся в этом, это даст им наглядную картину. Прежде всего, нужен громадный опыт. Я убежден, что этот опыт

есть у учителей и им можно воспользоваться. Во-вторых, нужны талантливые люди. Я отказываюсь верить, что среди наших педагогов нет талантливых людей. Есть. Только я боюсь, что они не решаются высказаться. Быть может, они запуганы немного программами ГУС'а. Надо их приучить, вытаскивать и заставить высказаться. Это - два. Наконец, третье: мне кажется, что при теперешнем состоянии нашего учащегося поколения мы можем использовать его собственную поддержку. Это не только иллюзия. Если учителя запуганы, то ученики, молодежь смелы. Напр., мне приходилось беседовать с учениками наших оп. -показ. школ, и из этой публики можно извлечь массу указаний, как с ними говорить, как обращаться, что им нужно дать. Я думаю, что это возможная вещь. Что касается содержания, тут очень трудная задача. Прежде всего, никакие буржуазные книжки нам не помогут создать курс истории, который нам нужен. Это нужно запомнить. Не желая фальсифицировать, буржуазные историки фальсифицируют факты потому, что подходят не с того конца. Они по-своему правы, они подходят со своего классового конца, а мы - со своего классового конца. Это я иллюстрировал в Обществе Историков-Марксистов на "Пугачевщине". У них на основании тех же точных архивных исторических документов, неопровержимых данных получается иная картина Пугачева, пугачевщины, чем у нас. Если бы мы не имели в руках документов, а взяли бы старые буржуазные книжки, мы бы никогда до этой картины не добрались. То, что есть в Пугачеве, есть и во Французской революции, есть и в нашем революционном движении. Нечаев до сих пор фальсифицируется, изображается каким-то разбойником, шантажистом и т. д. Это - до сих пор, несмотря на то, что все документы есть, которые говорят, что такое был Нечаев. Не буду пускаться в об'яснения, как это возникло, но важно то, что мы буржуазными книжками пользоваться не можем. И нам необходимо браться за первоисточники, откуда необходимо, что за это должны браться коллективно, рядом с новыми педагогами и учениками, и ученые, которые могут использовать этот архивный материал, ибо не требовать же от педагогов, чтобы они шли в архив - это невозможно. Этим должны заняться историки-специалисты. Относительно политического освещения я думаю, что, поскольку мы все марксисты, это не приходится выделять в особую функцию, но политическая точка зрения должна быть. Перед нами работа чисто синтетическая, которая должна быть подготовлена и выполнена большой группой людей всякого рода с участием самих учащихся, учеников. Работа очень большая, и поскольку тут интегральной частью входит добывание самого исторического материала, я думаю, что чрезвычайно целесообразно, что методическая наша секция поставлена в Обществе Историков-Марксистов, в обществе ученом, которое состоит из людей, работающих над историческими первоисточниками, а не в обществе педагогическом, как в старое время было отделение истории в Московском Педагогическом Обществе. Сейчас, поскольку приходится творить новую науку, новое популярное изложение этой науки для масс, нам нужно создать единый большой коллектив. Практически надо начать так: выработать темник, ряд тем по обществоведению; затем, когда темы будут добыты, этот добытый сырой материал разработать. Затем "пропустить через класс", как говорили в старое время, через среду ребят. И, наконец, найти талантливых педагогов, которые бы сумели изложить не только для ребят показательной опытной школы, но и для всей массы ребят, для всего Союза, найти своего Иловайского, который бы эту работу осуществил. Вот как, по-моему, рисуются три стадии процесса. Это никоим образом не должен быть отрыв от обществоведения, это должно быть тесно связано с обществоведением. Таким образом, товарищи, я высказываюсь за восстановление истории во всех правах, я вполне при-

знаю, что история забыта, господствует мелкобуржуазный рационализм в подходе к обществоведению, но я все-таки думаю, что ради этого выбрасывать из ванны вместе с водой ребенка, терять ту связь, наше ознакомление детей с общественностью, непосредственную живую связь, которой мы достигли, никоим образом не следует. Я очень боюсь, что если мы создадим отдельный курс истории, это будет книжная вещь, которая в лучшем случае будет носить известный оптимистический оттенок и не будет настоящим марксистским курсом, прежде всего потому, что это будет книжка, а для марксиста книжка это только орудие влияния, орудие пропаганды. Не марксист тот, кто идет от книжки, но марксист тот, кто идет от действительности, от жизни. Нам надо построить курс действительно марксистского диалектического обществоведения.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Комментарии: