Во время Семилетней войны 1756 - 1763 гг. Кенигсберг и близлежащие к нему порты Пиллау и Мемель являлись базой тылового обеспечения боевых действий русской армии. Здесь завершали формирование запасных батальонов, сюда из России морем, по Неману и по суше подвозили запасы амуниции, вооружения, боеприпасов, складировали провиант и фураж.

Однако Кенигсберг находился относительно далеко от театра военных действий, что затрудняло снабжение армии. В 1761 г. русское командование приложило значительные усилия для овладения крепостью Кольберг. Взятие ее обеспечивало русским господство во всей прусской Померании, делало возможным перемещение в Кольберг основных снабженческих центров, и русская армия, тем самым, получала значительно более выгодные условия для ведения войны на Одере. Как известно, войска генерала П. А. Румянцева в декабре 1761 г. овладели крепостью Кольберг ¹ . Для Пруссии складывалась безысходная ситуация, все шло к ее поражению в войне. Однако смерть российской императрицы Елизаветы Петровны, последовавшая 25 декабря 1761 г. ² , изменила и ход войны, и ее исход.

Петр III, взошедший на российский престол, в буквальном смысле оказался спасителем прусского короля Фридриха II, уже помышлявшего об отречении от власти. В течение первых трех месяцев 1762 г. ситуация на политическом и военном фронтах изменилась радикально. Россия и Пруссия объявили вначале сепаратное перемирие, а затем, 24 апреля 1762г., подписали двусторонний мирный договор.

В соответствии со статьей 6 мирного договора, российский император брал на себя обязательство "возвратить его величеству королю прусскому все области, земли, города, места и крепости, его прусскому величеству принадлежащие, кои в течение сей войны заняты были российским оружием..." ³ . Другими словами, Фридриху II необходимо было вернуть только что завоеванную русскими войсками Померанию и провинцию Пруссия с центром Кенигсберг, которой Россия владела с января 1758 года.

И если с Померанией особых вопросов не возникало, так как это была прифронтовая зона, из которой достаточно было просто вывести войска, то с провинцией Пруссия все было неизмеримо сложнее. И не только в военном отношении. Для российского истеблишмента Кенигсберг становился все более российским городом. Присоединение к России иноязычного края не было прецедентом. За полвека до этого к России отошли Лифляндия и Эстляндия со значительной долей немецкого населения. Появление в составе России еще одной подобной губернии никого не

Кретинин Геннадий Викторович - доктор исторических наук, профессор Калининградского государственного университета.

стр. 139

должно было удивить. Тем более, что российское освоение провинции Пруссия началось сразу же с момента ее оккупации. Население было приведено к присяге на верность российской императрице, была создана структура российской губернской власти (в основе которой лежало немецкое провинциальное управление), в провинции стала развертываться российская купеческая торговля, в местном университете появились русские студенты. Так как в провинции оказалось значительное количество русских людей, Синод принял решение об учреждении православных церквей (в Кенигсберге, Пиллау и Мемеле), в Кенигсберге был выделен участок под русское православное кладбище ⁴ .

"Мы твердо стояли в Восточной Пруссии; древняя столица ея, Кенигсберг, обращена была в русский губернский город, - русское общество беззаботно в нем веселилось, и русские генерал-губернаторы мирно правили всеми завоеванными областями. В Кенигсберг явилась русская духовная миссия с архимандритом во главе; чеканилась русская монета и, наконец, все жители покоренной страны приведены были к присяге на подданство российской императрицы" - таково краткое резюме той ситуации, которая сложилась в Кенигсберге в то время и влияние которой ощущалось в русском обществе спустя сотню лет после описываемых событий ⁵ .

Поэтому, когда стало известно, что провинцию Пруссия надо будет вернуть Фридриху, перед российской администрацией в Кенигсберге встали различные проблемы: и военные, и религиозные, и гражданские и ряд других. Непосредственно организацией передачи провинции под прусское правление занимались российские губернаторы П. И. Панин и Ф. М. Воейков. Панин, боевой генерал, был назначен губернатором Пруссии в начале января 1762 года. Петр III произвел изменения и в руководстве армии: ее главнокомандующим вновь стал П. С. Салтыков ⁶ . Губернатор Пруссии находился в подчинении у главнокомандующего армией.

Впрочем, Салтыков в административную деятельность губернатора практически не вмешивался. Поэтому Панину приходилось действовать самостоятельно, причем в условиях неопределенности. Только 20 мая Панин получает известие о мире и о возложенных на него обязанностях по "передаче королевства прусакам". Он обращается к императору с просьбой разъяснить некоторые "пункты" из возложенных на него обязанностей.

Вопросов было много. Например, что делать с артиллерией, боеприпасами, вооружением, запасы которых находились в тот момент в провинции (в трактате говорилось о передаче только городов, земель, крепостей). В казне имелись наличные. В Кенигсберге выпускалась российская монета - на монетном дворе находилась 1 тыс. пудов меди (продажная цена 10 руб. за пуд), кроме того, имелись запасы муки, соли, овса, ячменя. Губернатор требовал указания, что делать с раненными, куда отправить русские церкви и их утварь ⁷ .

6 июня Панин сообщает Салтыкову, что получил копии указа и "сепаратных артикулов" из Петербурга. Особое внимание Панина привлекли две статьи: "Но как в 5 артикуле тако: сей мир имеют немедленно по размене ратификации публикован быть, а в 8 размена ратификаций учинится в Санкт-Петербурге во время шести недель считая со дня подписания". Таким образом, срок публикации - 5 июня - уже миновал, а в полученных документах разрешения на публикацию не было. Исполнительный губернатор запрашивал у главнокомандующего дальнейших указаний.

Обращение по подчиненности ничего не прояснило. На его запрос от 6 июня главнокомандующий русской армией П. С. Салтыков ответил: "Копию о мире имею только для известия". Между тем, 11 июня главнокомандующий сообщает в Кенигсберг, что вместо Панина назначен новый губернатор Ф. М. Воейков. Ему надо было не только передать дела, но и объяснить ситуацию с передачей провинции прусскому королю. Панину же предстояло убыть в Померанию, где генерал П. А. Румянцев начал подготовку к войне России с Данией из-за Голштинии.

В ответном рапорте Салтыкову от 16 июня Панин докладывает, что "господин генерал-поручик Воейков вчера сюда прибыл и передал ордер, по которому в смену с ним на оставшиеся к возвращению сего королевства девять только дней вступил". Однако подробно ввести Воейкова в курс того, что предстоит сделать новому губернатору, Панин не мог. Публикации о мире по-прежнему не было: "...на принесенные от меня как к высочайшему докладу, так и к резолюции вашего сиятельства пункты, я еще резолюции и наставления ниоткуда не имею" ⁸ . Таким образом, Воейков вступал в руководство провинцией в очень сложных условиях.

стр. 140

Правда, он рассчитывал на то, что править ему предстоит только 9 дней. Но как оказалось впоследствии, расчет был неверен. Панин же, по возможности, стремился ввести своего преемника в курс дел и подписал рапорт о сдаче должности только 27 июня.

Последние дни правления Панина осложнялись тем, что по времени они совпали со сроками передачи власти в Пруссии королевским представителям. Они уже находились в Кенигсберге. Собственно говоря, президент Гумбинненской каморы Домгард и не выезжал из провинции весь период пребывания здесь русских. Он даже сотрудничал с ними. Домгард и возглавил прусских чиновников, стремившихся взять власть в свои руки. 23 июня (4 июля) он обратился к губернатору с достаточно бесцеремонными требованиями о быстрейшей передаче власти в провинции. Прежде всего, он обратил внимание губернатора на то, что "с завтрашнего дня" провинция уже должна быть в ведении короля. И "Чтоб завтра поутру Фридрихсбургская крепость прусскому коменданту... была отдана", чтобы русские караулы на городских воротах были заменены прусскими, чтобы было отдано распоряжение о передаче крепостей Пиллау и Мемель.

В ответ Панин составил достаточно сдержанную промеморию, где согласился с возвращением в учреждения прусских чиновников, но передачу крепостей отложил до появления особого распоряжения от своего начальника.

20 июня в Петербурге был подготовлен ответ Петра III на вопросы Панина о судьбе материальных ценностей, вооружения, провианта, других запасов, находившихся в ведении российских властей. Под пунктом 13 в нем наконец-то сообщалось, что "о заключении между нами и его величеством королем прусским вечного мира всевысочайше повелеваем в сем королевстве публиковать вам обнародованием мирного трактата и чрез то жителей того королевства всякого чина... от учиненой... нам поданической присяги свободными объявить" ⁹ . Сообщение поступило в Кенигсберг 26 июня, то есть уже после срока передачи провинции прусскому королю и накануне сдачи должности Паниным. Объявлять о мире предстояло уже Воейкову.

Первый же день исполнения новой должности формально должен был стать для Воейкова и последним. 27 июня новый российский губернатор публикует два документа: уведомление о мире и освобождение от присяги российской императрице прусского населения ¹⁰ . Интересно, что во втором документе Воейков постфактум сообщает, что "его величество король Пруссии с 24 июня (5 июля) вновь вступит в полное владение королевством". Таким образом, Воейков оставался губернатором как бы без губернаторства. Но так только казалось. Пока Воейков мог опираться на русские армейские подразделения, реальная власть находилась в его руках. Но передача ее началась, и после выхода в свет названных документов, в провинции образовалось двоевластие. Постепенно прибывавшие в Кенигсберг прусские чиновники приступали к исполнению своих обязанностей. В городе начались празднества по поводу возвращения провинции королю.

Однако опять события в России кардинальным образом изменили ситуацию в провинции Пруссия. 28 июня в результате дворцового переворота на российский престол взошла Екатерина II. Сразу же в действующую армию был направлен курьер с указом новой императрицы. Но только 5 июля Воейков получит от Салтыкова сообщение о событиях в Петербурге. Хотя для него это уже не было новостью. Курьер Коромышев, следовавший к Салтыкову в Мариенвердер через Кенигсберг, на словах поделился новостями с Воейковым ¹¹ .

Несмотря на то, что и Салтыков, и Воейков были назначены на свои должности Петром III, возвращение прусской провинции Фридриху II они явно не приветствовали. Так, Воейков, еще не имея какого-либо официального распоряжения, основываясь только на устных рассказах Коромышева, пришел к выводу, что политика Петра III будет изменена. В том числе и по отношению к прусской провинции: Пруссия останется подвластной России. Однако с каждым часом ситуация продолжала меняться в пользу прусских королевских властей и Воейков решил действовать.

Под различными предлогами он возвращает во Фридрихсбургскую крепость российских солдат, увеличивает численность русских караулов, солдатам выдают боеприпасы. Комендантам Пиллау, Мемеля, Тильзита отправляются секретные указания: провести аналогичные действия в городах и крепостях, находящихся в их ведении. Учитывая, что своих сил в случае неподчинения пруссаков может не

стр. 141

хватить, Воейков отдает срочное распоряжение войскам, расквартированным недалеко от Кенигсберга, срочно прибыть с вооружением и боеприпасами к городу, но в город не входить до особого распоряжения ¹² .

Салтыков, получив указ императрицы, особое внимание обратил на слова в нем: "Слава российская, возведенная на высокую степень своим победоносным оружием, заключением нового мира с самым ее злодеем отдана уже действительно в совершенное порабощение" ¹³ . Следуя этим словам, он отдает указание Воейкову: "...все то в действие потребить, что к повиновению его ("королевства прусского". - Г. К.) жителей к ныне благополучно государствующей всемилостивейшей нашей императрицы и государыне служить может, а особливо имеет нимало немедля во всем королевстве правление онаго обще с доходами российскими чинами и прежние посты российскими воинскими людьми занять, а буде чего к тому и к тамошней безопасности недоставать станет, тот час мне отрапортовать, дабы я мог, сколько потребно, отсюда туда деташировать (оказать помощь войсками. От слова "деташемент" - отряд. - Г. К.)" ¹⁴ .

Однако Воейков справился самостоятельно. Хотя сложности были. Достаточно сказать, что ему пришлось прерывать праздничные мероприятия, проводившиеся в Кенигсберге и провинции по поводу возвращения провинции в подданство королю Пруссии, отстранять от власти прусских чиновников, останавливать набор рекрутов и запрещать отправку уже сформированных команд, с лошадьми и имуществом, в действующую прусскую армию.

Основанием для таких мер послужила публикация нового заявления российского губернатора, которым "аннулировалось" сообщение от 27 июня. Заявление было подписано 5 июля и оказалось достаточно жестким по содержанию: "...всем жителям этой земли, какого бы сословия и звания они не были, разъясняется, что те, во избежание жесточайшего наказания, должны снова вернуться к той верности и тому послушанию, которые они до последнего преобразования обязаны были оказывать Российской империи... Каждый, кому дорого его собственное благополучие, покорнейше должен следовать указу" ¹⁵ .

Но, как оказалось впоследствии, Салтыков и Воейков не смогли правильно оценить ситуацию, сложившуюся в это время в Петербурге. Дело в том, что Екатерина II своим манифестом при восшествии на престол стремилась, прежде всего, успокоить русское общество, недовольное миром с Пруссией. Ни Салтыков, ни Воейков не могли знать тогда, что одновременно с ними генерал Чернышев, командовавший корпусом, выделенным Фридриху II еще Петром III, должен был объявить прусскому королю, что "мы заключенный мир с его величеством продолжать будем свято и нерушимо" ¹⁶ . Поэтому действия Воейкова и Салтыкова в Пруссии вызвали естественное недовольство мирного населения. Появились жалобы, протесты. 11 июля 1762 г. на Вислу был отправлен специальный курьер с повелением "исправить свою поспешность" и "все королевство Прусское от занятия освободить" ¹⁷ .

В свою очередь, главнокомандующий предписывает Воейкову собрать у себя прусских чиновников и объявить им, что предпринятые им меры были вызваны незнанием обстановки, сложившейся в российской столице. После того, как ситуация прояснилась, они могут приступить к исполнению своих должностей. Переписка Салтыкова с Воейковым показывает, что противоречивые установки российской императрицы по поводу судьбы Пруссии все-таки сильно запутали положение в провинции, где российская власть поддерживалась только угрозой применения оружия, а фактически все большие полномочия получали прусские чиновники.

Наконец, последний российский губернатор Пруссии получил ордер Салтыкова от 25 июля 1762 г., которым предписывалось сообщить об окончательном решении по передаче провинции, отныне в дела внутренние не вмешиваться, разрешить занимать прусским гарнизонам крепости ¹⁸ . Воейков был вынужден за короткий срок в третий раз обращаться к населению провинции, дезавуируя свое сообщение от 5 (16) июля: "...отменить для жителей этой страны... вновь возложенные на них обязанности и передать это королевство к свободному распоряжению его величества короля Пруссии" ¹⁹ . Обращение было опубликовано 26 июля (6 августа) 1762г. Этот день и принято считать днем возвращения провинции Пруссия под власть короля Фридриха II ²⁰ .

стр. 142

Примечания

1. КОРОБКОВ Н. М. Семилетняя война (1756 - 1762). М. 1940, с. 314.

2. Даты приводятся по старому стилю. В необходимых случаях, когда используется новый стиль, делается оговорка.

3. МАРТЕН С Ф. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россиею с иностранными державами. СПб. 1880, т. 5, с. 367 - 378.

4. Более подробно о жизни россиян в Пруссии в тот период см.: А. Т. Болотов в Кенигсберге: Из записок А. Т. Болотова, написанных самим им для своих потомков. Калининград. 1999; КОСТЯШОВ Ю. В., КРЕТИНИН Г. В. Петровское начало: Кенигсбергский университет и российское просвещение в XVIII в. Калининград. 1999; КРЕТИНИН Г. В. Под российской короной, или Русские в Кенигсберге. 1758 - 1762. Калининград. 1996.

5. Присоединение Пруссии к России. Листки из записной книжки "Русской старины". - Русская старина. СПб, 1873, т. VII, с. 705.

6. Российский государственный архив древних актов (РГАДА), ф. 25, оп. 1, д. 431, л. I, 2, 5; СОЛОВЬЕВ С. М. История России с древнейших времен. М. 1965, кн. 13 (Т. 25), с. 74; КОРОБКОВ Н. М. Ук. соч., с. 325.

7. РГАДА, ф. 25, оп. 1, д. 529, л. 9, 10, 17.

8. Там же, л. 70 - 71, 72, 73, 74.

9. Там же, д. 438, л. 26; д. 529, л. 94, 87.

10. Staatsarchiy Konigsberg (GStA PK). XX. HA EM. Abt. 52,2 KK. Nr. 17, 19.

11. РГАДА - Там же, д. 529, л. 21.

12. Там же, л. 4 - 6, 9, 13, 17 - 19, 21.

13. Цит. по: БИЛЬБАСОВ В. А. Исторические монографии. СПб. 1901, т. 5, с. 333.

14. РГАДА - Там же, л. 1.

15. GStA PK. XX. HA EM. Abt. 52,2 KK. Nr. 13.

16. Цит. по: БИЛЬБАСОВ В. А. Ук. соч., с. 333.

17. Впрочем, действия Екатерины и здесь были непоследовательны, ибо тот же курьер привез личное письмо императрицы Салтыкову, в котором она сообщает: "Однако ж, будьте уверены, что и я и все верные сыны отечества весьма довольны вашим поступком, что вы велели занимать королевство Прусское". - См.: БИЛЬБАСОВ В. А. Ук. соч., с. 333 - 334.

18. РГАДА. Там же, д. 454, л. 4, 21.

19. GStA PK. XX. XX. HA EM. Abt. 52,2 KK. Nr. 15.

20. КОРОБКОВ Н. М. Ук. соч., с. 326.

Постоянный адрес данной публикации: