Героическая борьба испанского народа против военно-фашистского мятежа давно привела бы к победе над врагами республики и демократии, если бы последние не получали систематической и все расширяющейся помощи (деньгами, оружием, авиацией, войсками) от фашистских Германии, Италии и Португалии, осуществляющих открытую военную интервенцию против республиканской Испании. История повторяется, хотя и на новой основе. В 1823 году Священный союз феодальных и полуфеодальных монархий Европы посылал войска французского короля на удушение испанского народа, установившего у себя либеральную конституцию. В 1936 - 1937 гг. новый "священный союз" фашистских государств Европы стремится силой оружия сокрушить испанскую демократическую республику и правительство народного фронта.

И подобно тому, как теперь защита испанской республики от фашистского варварства является "общим делом всего передового и прогрессивного человечества" (И. В. Сталин), делом, за которое сражаются и умирают коммунисты и антифашисты различных стран, так и в 1823 году защита испанской конституции от мракобесов Священного союза была делом всех передовых и прогрессивных сил тогдашней Европы.

Зато как непохожа теперешняя позиция Англии в испанских делах на ее тогдашнюю позицию! В 1823 году английская буржуазия отнюдь не боялась торжества сторонников конституции в Испании и противилась французской интервенции. В 1936 - 1937 гг. английская буржуазия из классового страха перед трудящимися Испании, защищающими демократию и республику, фактически содействует германской и итальянской интервенции, прикрываясь лицемерной игрой в "невмешательство".

Но коренное отличие в международном положении героической Испании сегодня и в 1823 году заключается в том, что тогда, в 1823 году, главным врагом и инициатором интервенции против испанской свободы была царская Россия, со времени французской революции конца XVIII века игравшая роль "станового хребта европейской реакции" (Маркс). А теперь, в 1936 - 1937 гг. Союз советских социалистических республик, образовавшийся на месте бывшей Российской империи, является единственной страной, народ и правительство которой

стоят целиком и полностью на стороне испанской демократии, против фашистского варварства.

1

Революция 1820 года в Испании началась 1 января восстанием полковника Риего, командовавшего одним из отрядов, расположенных на острове Леон (близ Кадикса) и предназначавшихся для отправки за океан на подавление революционного движения в испанских колониях Центральной и Южной Америки. 9 марта под давлением восстания в Мадриде король Фердинанд VII, жестокий деспот, вынужден был признать либерально-буржуазную конституцию 1812 года, упраздненную им в 1814 году (после его возвращения в освобожденную от французского господства Испанию). За провозглашением конституции, сильно ограничивавшей права короля, последовало издание ряда законов, направленных против феодализма и клерикализма (уничтожение инквизиции, уменьшение церковной десятины, упразднение сеньориальной юстиции, помещичьего права охоты, выкуп феодальных повинностей, уничтожение цехов и внутренних таможенных пошлин, продажа монастырских поместий и т. д.).

Испанская революция 1820 года оказала большое влияние на борьбу с абсолютизмом и реакцией в других странах, ускорила взрыв революции в Неаполе (июль 1820 года) и в Португалии (август 1820 года), способствовала усилению движения карбонариев во Франции (1820 - 1823 годы), дала толчок восстанию карбонариев в Пьемонте (март 1821 года) и отозвалась и в царской России. В октябре 1820 года в Петербурге, во время волнений в Семеновском полку, вызванных жестоким обращением командира поляка с солдатами, в казармах были найдены революционные листовки, прославлявшие героизм "гишпанцев" как борцов против самодержавия. Либерально настроенная часть русского общества горячо приветствовала буржуазную революцию в Испании. Революционная борьба испанских конституционалистов оказала заметное влияние на политические идеи и тактические планы будущих декабристов, которые готовились дать первый открытый бой царскому самодержавию.

Европейская реакция встретила испанскую революцию крайне враждебно. "Что за чудовищные события! - восклицал в марте 1820 года прусский министр иностранных дел Ансильон в письме к послу в Мадриде графу Гольцу. - Король, которому подданные с оружием в руках навязывают конституцию, хотя бы и самую лучшую в мире, в сущности, лишен престола. Лучше бы ему с мечом в руке пасть на ступенях престола или прямо отречься от него, чем с таким позором и бессилием подписывать себе приговор. И что это за конституция! Необходимо, чтобы державы тесно сомкнули свои ряды. Никогда еще так не требовались от них единодушие и совокупные и энергичные действия. В этом - единственное спасение"¹ .

Такой вывод был сделан не только в Берлине, но и в Петербурге, Вене, Париже. Вот что писал 20 апреля 1820 года царский министр иностранных дел граф Нессельроде правительствам других великих держав: "Союзные государи, устранив последние остатки французской революции, не сочли ли своим долгом не допускать, чтобы подобная буря в третий раз потрясла Европу?.. Не следует ли теперь напомнить испанскому правительству о принципах союзников? Пусть оно узнает, что, по нашему общему мнению, спасение и благо Европы требуют, чтобы это зло (мартовские события в Испании. - А. М. ) было исправлено, чтобы это пятно было смыто, чтобы этот соблазн был устранен"² .

За интервенцией австрийских войск, подавивших революцию в Неаполе (март 1821 года) и в Пьемонте (апрель 1821 года), последовала военная интервенция Франции против революционной Испании. Поход этот был решен на состоявшемся в октябре - декабре 1822 года в Вероне конгрессе европейских монархов, членов Священного союза, этого об'единения монархических правительств Европы, основанного 26 сентября 1815 года (по

¹ А. Трачевский "Испания девятнадцатого века", стр. 313. СПБ. 1872.

² Там же, стр. 315.

Толедо. Середина XIX пека.

Государственный исторический музей.

инициативе русского императора Александра I, австрийского императора Франца I и прусского короля Фридриха-Вильгельма III) для борьбы с революционным движением и охраны реакционных венских договоров.

"Испанская революция, - говорил Александр I, - может быть уничтожена лишь военной силой... Именно для борьбы с революциями и был создан наш союз... Монархам должно быть дозволено заключать союзы для того, чтобы защищаться против тайных обществ"¹ . Не вполне доверяя Франции, Александр I хотел двинуть свои собственные войска на подавление испанской революции. "Провидение, - говорил он, - дало мне в руки 800 тысяч солдат не для того, чтобы удовлетворять свои прихоти, но для того, чтобы защищать религию, нравственность, справедливость и утверждать те принципы, на которых держится все человечество"² . И он лицемерно добавлял, что не ищет для себя никаких материальных выгод и не стремится к расширению своей империи.

Австрийское правительство в лицо Меттерниха не скрывало своего сочувствия интервенционистским планам Александра I; помимо ненависти и страха, которые оно питало к революционной Испании, здесь действовал еще и расчет на то, что испанские дела отвлекут внимание русского правительства от восточных дел, от борьбы греков против Турции (отношение к греческому национальному восстанию вызывало серьезные разногласия среди великих держав). Не менее сочувственно отнеслось к этим планам петербургского двора прусское правительство³ .

19 ноября представители Франции, России, Австрии и Пруссии подписали декларацию, согласно которой Франция должна была выступить с оружием в руках против Испании в одном из следующих трех случаев: 1) подстрекательства французских подданных или подданных какого-либо другого из государств к мятежу, исходящего от испанского правительства, 2) свержения короля Фердинанда VII или какого-либо посягательства на членов его семьи, 3) изменения порядка престолонаследия в Испании. Английское правительство отказалось присоединиться к этому соглашению и заявило, что останется верно принципу невмешательства во внутренние дела других государств.

Такал позиция Англии об'яснялась тем, что она не боялась торжества сторонников конституции в Испании, зато очень боялась, что восстановление абсолютизма в Испании силой французского оружия усилит военное

¹ M. Schwarz. "Die Heiliyc Allianz", S. 272 - 273. Stuttgart. 1935.

² Там же.

³ Вот что писал впоследствии о роли Пруссии в этом деле Энгельс в письме к Фр. Греберу от 1 февраля 1840 года: "Знаешь ли ты, почему запрещен четвертый том Роттека (немецкого либерально-буржуазного историка и государствоведа. - А. М. ) в Пруссии? Потому, что там сказано, что наш берлинский сопляк в 1814 г. признал испанскую конституцию 1812 г., а в 1823 г. послал французов в Испанию, чтобы уничтожить эту конституцию и снова навязать испанцам прелесть инквизиции и пытки. В 1826 г. был сожжен инквизицией Риполе; его кровь и кровь 23-х тысяч благородных испанцев, погибших в тюрьмах из-за либеральных и еретических воззрений, лежит на совести Фридриха-Вильгельма III прусского "Справедливого" (К. Маркс и Ф. Энгельс. Т. II, стр. 553).

могущество Франции и помешает утверждению английского капитала в бывших испанских колониях Центральной и Южной Америки, отложившихся от своей метрополии и образовавших независимые республики. Кроме того английский министр иностранных дел Каннинг добился от испанского конституционного правительства уплаты значительной компенсации за убытки, причиненные британским купцам в годы войны Испании со своими американскими колониями.

Таковы были главнейшие причины, побудившие английское правительство занять в испанском вопросе позицию, резко противоположную позиции Франции, России, Австрии и Пруссии.

Правительство "христианнейшего" короля Людовика XVIII всячески демонстрировало свое враждебное отношение к испанским конституционалистам, охотно предоставляя у себя убежище изгнанным из Испании монархистам и систематически снабжая роялистские банды (отряды "армии веры"), действовавшие в северной и северозападной частях страны, деньгами и оружием. Но граф Виллель, глава французского кабинета и министр финансов, колебался сделать последний шаг, надеясь уклониться от войны с Испанией. Он боялся этой войны и связанных с нею расходов, а еще более возможности внутриполитических осложнений. Поэтому, усиливая так называемый наблюдательный корпус на франко-испанской границе и оказывая помощь испанским абсолютистам, он не отказывался вместе с тем от переговоров с Мадридом, надеясь склонить либеральное правительство Испании к изменению ее конституции в консервативно-монархическом духе и избежать таким образом войны.

Но это ему не удалось 14 декабря конгресс Священного союза в Вероне закрылся. Последним актом этого конгресса явился манифест, принятый императорами Австрии и России и королем Пруссии, в котором резко осуждалась революция в Испании, давшая "плачевный пример неминуемых последствий всякого посягательства на вечные законы морали". Осуждалось и восстание греков против султана. Три монарха заявляли, что будут неуклонно преследовать "смутьянов", потрясающих основы "порядка" в Европе и Америке: "Монархи не сочтут своего дела оконченным до тех пор, пока не вырвут у них оружия, которое они могут обратить против спокойствия народов". Угроза по адресу революционеров дополнялась предостережением по адресу тех монархов и правительств, которые позволят себе неуважение к трактатам 1815 года, составляющим "основу европейской политической системы"¹ . Остается добавить, что, согласно секретному соглашению, Александру I было разрешено образовать на западных границах России "резервную армию" Священного союза в составе 100 - 150 тысяч человек.

Ультиматум веронского конгресса и требования ультрароялистов во Франции заставили Виллеля прекратить колебания. 24 декабря на пост министра иностранных дел был назначен известный роялистский писатель и публицист Шатобриан, бывший еще более решительным сторонником интервенции против Испании нежели его предшественник - герцог Монморанси. Новый министр не скрывал своего намерения "видоизменить чудовищную конституцию кортесов", т. е., попросту говоря, восстановить в Испании абсолютизм. 5 января 1823 года в Мадриде были получены ноты России, Австрии и Пруссии, требовавшие под угрозой разрыва дипломатических отношений изменения действующей в Испании конституции и возвращения королю его "суверенной власти". В тот же день получена была аналогичная нота французского правительства, составленная в несколько более умеренном тоне. 9 января глава испанского правительства Сан-Мигель ответил всем четырем дворам, что Испания намерена сохранить свою конституцию. Кортесы с негодованием отвергли незаконное вмешательство иностранных держав во внутренние дела Испании. 14 января русский поверенный в делах покинул Мадрид; в тот же день его примеру последовали послы Австрии и

¹ А. Дебидур "Политическая история XIX века. Истории внешних сношений европейских держав с 1814 по 1878 год". Т. I, стр. 191. СПБ. 1903.

Пруссии; 30 января испанскую столицу оставил и французский посол граф де Лагард, Война стала неизбежной. Предпринимая военное вмешательство в испанские дела, правительство Людовика XVIII руководствовалось не одним только стремлением доказать свою верность принципам Священного союза и помочь Фердинанду VII восстановить свою прежнюю, абсолютистскую власть: оно преследовало при этом и свои собственные выгоды.

"Подумайте о том, дорогой друг, - писал Шатобриан 31 октября 1822 года Виллелю,¹ - не следует ли нам ухватиться за единственный, быть может, возможный случай возвратить Франции ранг военной державы и поднять честь белой кокарды при помощи кратковременной, почти безопасной войны, которой настойчиво требуют от нас в настоящий момент общественное мнение роялистов и армия... Конечно, торговые дела и финансы придут на некоторое время в расстройство, но трудности имеются во всяком деле. Уничтожить очаг якобинизма, восстановить на троне Бурбона оружием другого Бурбона - это такие результаты, которые берут верх над соображениями другого, второстепенного рода".

Провоцируя войну, французское правительство рассчитывало также на то, что победоносная интервенция против испанской революции поможет ему окончательно раздавить революционное движение карбонариев в самой Франции. "Мы предпочитаем войну состоянию неуверенности и революционной опасности, которая нам угрожает", - писал Шатобриан 27 января 1823 года французскому поверенному в делах в Лондоне виконту Марселлюсу"² .

В своих, изданных пятнадцать лет спустя записках о веронском конгрессе и интервенции в Испании Шатобриан рассказывает, что правительство Людовика XVIII рассчитывало, победив испанскую революцию ("задушив демагогию", как выражается автор) и подняв этим военный престиж Франции, поставить вопрос о пересмотре венских трактатов 1815 года, окарнавших ее территорию к выгоде Англии, Австрии, Пруссии и России. Грохот пушек на реке Бидассоа, отделяющей Францию от Испании, должен был, по словам Шатобриана, отозваться на Рейне, сделать возможным освобождение Рейнской области от прусского господства и вернуть ее, в той или иной форме, под власть Франции. Франция рассчитывала также вырвать испанские колонии в Америке из рук англичан и создать там "две - три бурбонских монархии", которые служили бы "противовесом влиянию и торговле Соединенных штатов и Великобритании".

Дело шло, таким образом, не только или, вернее, не столько об уничтожении конституции 1812 года, сколько о воскрешении военного могущества Франции и ее политического значения в Европе. Такова была, подчеркивает Шатобриан, "действительная суть вопроса". "Но мы не могли, - замечает он, - выбалтывать наш се-

Валенсия. Середина XIX века.

Государственный исторический музей.

¹ M. de Chateaubriand "Congres de Verone. Guerre d'Espagne Negotiation. Colonies espagnoles". V. I, p. 133 - 134. Bruxelles. 3833.

² "La politique de la Restauration. Correspondance entre M. le cornte de Marcellus, ancien plcnipotentiaire a Londres, et M. de Chateaubriand", p. 75. Bruxelles.

крет с трибуны"¹ . Действительно, ни он, ни другие члены правительства не заикались в палатах о своих планах борьбы с экономическим преобладанием Англии, о своем намерении добиться изменения трактатов 1815 года и расширения французских границ.

Международная обстановка складывалась, как мы уже видели, благоприятно для интервенционистских планов французского правительства. Одна только Англия отказалась присоединиться к решениям веронского конгресса, не отзывала своего посла из Испании даже после того, как все другие послы покинули ее, и пыталась сорвать французскую интервенцию, предлагая свое мирное посредничество.

Шатобриан прилагал все усилия, чтобы добиться нейтралитета Англии в предстоящей войне. Тщательно скрывая свои тайные намерения и становясь в позу "бескорыстного" рыцаря "порядка", он старался запугать английское правительство указанием на опасность, грозящую якобы всем европейским монархиям, в частности и Англии, со стороны революции, очагом которой стала Испания.

Среди английской аристократии и военщины было немало лиц, горячо одобрявших политику Шатобриана, но они не играли решающей роли.

Если Англия ограничилась все же одними протестами против французской интервенции и сохранила нейтралитет, то прежде всего потому, что другие великие державы, в особенности Россия, оказались целиком на стороне Франции. 10 марта Шатобриан писал французскому дипломатическому представителю в Лондоне: "Из России мы имеем наилучшие известия. Император написал мне письмо, полное самых добрых чувств. Он поддержит нас всей своей властью, если Англия окажется настолько слепой, чтобы напасть на нас. И вы можете быть уверены, что Австрия и Пруссия последуют за ним; но мы, слава богу, не находимся в таком положении: Англия останется нейтральна"² . Депеша графа Нессельроде царскому послу в Париже генералу Поццо ди Борго от 3 (15) марта содержала недвусмысленное обещание активной военной поддержки Франции в случае столкновения между нею и Англией из-за вопроса об интервенции против Испании. Аналогичная депеша отправлена была тогда же в Лондон послу графу Ливену.

Позиция царской России, этого жандарма Европы и главной опоры Священного союза, сорвала все попытки английского правительства помешать французской интервенции против революционной Испании.

2

28 января 1823 года Людовик XVIII, открывая законодательную сессию, произнес речь, в которой об'явил, что готов двинуть свои войска за Пиренеи, на помощь испанскому королю. При обсуждении этой тронной речи в палате депутатов Шатобриан подробно изложил мотивы, побуждающие французское правительство к вооруженному вмешательству в дела Испании. Он заявил, что Франция должна поступить по примеру Англии, вступившей в 1793 году в войну с Францией во имя восстановления в ней "порядка", в котором заинтересована была "вся Европа", что необходимо спасти Фердинанда VII, родственника правящей во Франции династии, от участи Карла I и Людовика XVI, что Франция должна принять меры к тому, чтобы обезопасить себя от "испанской заразы", которая уже дала себя знать за пределами Пиренейского полуострова - в Неаполе (в 1820 году) и в Турине (в 1821 году). Он цитировал слова Александра I, сказанные им на веронском конгрессе, о необходимости солидарной борьбы европейских монархов против революционного движения. В заключение он заметил, что война с Испанией принесет Франции "большие выгоды" и укрепит трон Бурбонов: "Она создаст нам армию, она поднимет наш военный престиж среди других наций, она обеспечит нашу эмансипацию и восстановит нашу независимость"³ .

Ультрароялисты обеих палат решительно одобряли политику министерства и высказывались за немедленное

¹ M. de Chateaubriand. V. I, р. 286.

² "Correspondence entre M. le conte de Marcellus et M. de Chateaubriand", p. 95.

³ Archives parlementaires de 1787 a 1860". 2-me serie. V. XXXVIII, p. 420 - 420.

Малага. Середина XIX века.

Государственный исторический музей.

военное выступление против испанской революции. "Дело идет о всем существующем социальном строе, - говорил депутат Жосс де Бовуар. - Испанские революционеры бросили перчатку монархии. Перчатка поднята. Одно из двух - либо троны падут, либо семена революций будут раздавлены"¹ . В палате пэров за войну против революционной Испании высказывались такие представители старой знати, как граф Полиньяк (будущий министр), герцог Фиц-Джемс, герцог де Нарбон-Пеле и др.

Либералы и конституционалисты-роялисты в обеих палатах выступали против интервенции в Испании. Депутат Биньон заявлял, что никто во Франции не хочет этой войны, что из 29 миллионов ее жителей за нее стоят только 300 - 400 тысяч человек.

Огромное впечатление произвело выступление депутата Манюэля, одного из вождей либеральной партии, состоявшееся 26 февраля. "Вы хотите восстановить абсолютизм в том виде, в каком он существовал в 1820 году, вы хотите выдать Испанию инквизиции, иезуитам!" - говорил он, обращаясь к ультрароялистам. Разоблачая контрреволюционные цели готовящейся войны, Манюэль заявил, что революция - это гигант, которого можно победить, но нельзя уничтожить. "Разве вы не знаете, - восклицал он, - как горсть швейцарских крестьян дала отпор австрийским войскам, как голландские рыбаки отразили испанские армии? А сама Испания разве не отразила военные силы Наполеона? И разве не победили французы всю Европу? Разве не завоевали они одновременно и свободу и славу?"² . Оратор клеймил реакционную политику Фердинанда VII и защищал право испанского народа на конституционный строй. Он заявил, что гражданская война в Испании давно пришла бы к концу, если бы контрреволюция не могла рассчитывать на помощь извне.

Результатом этого выступления Манюэля было решение палаты об его исключении на все время сессии палаты депутатов. Манюэль отказался подчиниться этому постановлению и был 4 марта выведен из зала заседания отрядом жандармов. Возмущенные этой расправой, депутаты левой, все

¹ "Archives parlementaires de 1787 a 1860". 2-me serie. V. XXXVIII, p. 413.

² Там же, стр. 434 - 154.

до одного, покинули зал заседании палаты. Исключение из палаты вождя либералов за мужественное выступление против готовившегося нападения на испанскую революцию вызвало большое возбуждение в стране: Манюэль стал самой популярной фигурой в оппозиционных кругах, его имя стало символом борьбы против реакции. Но, вопреки всем усилиям левой и левого центра, большинство обеих палат высказалось за войну: 5 марта палата депутатов 239 голосами против 19 утвердила испрошенные правительством чрезвычайные кредиты на войну в сумме 100 миллионов франков; 15-го тот же законопроект был принят палатой пэров 112 голосами против 66.

Борьба против интервенции в Испании не ограничилась протестами либералов в палатах: вся демократическая Франция повторяла стихи Беранже ("Новый приказ"), разоблачавшего истинные цели этого похода:

"Пока мы будем бить испанцев, 
Что будет с Францией без нас? 
В нее напустят иностранцев, 
Вполне удобный выбрав час. 
Вот будет дивно! Из похода 
Вернемся мы, сковав в горах 
Цепь для испанского народа, 
И свой народ найдем в цепях"

. 

Напоминая солдатам, что "не бывает побед без славы", Беранже приглашал их, подняв старое знамя, "сделать пол-оборота", т. е. двинуться на Париж и произвести там переворот. Широкое распространение получило и "Воззвание" известного публициста Поля-Луи Курье, предназначавшееся для солдат армии, направляемой против Испании. "Солдаты, - так начиналось это воззвание, - вы идете восстановить в Испании старый режим и уничтожить революцию... И когда вы восстановите в этой стране старый режим, вас вернут сюда, чтобы вы и здесь сделали то же самое. А знаете ли вы, друзья мои, что такое старый режим? Для народа - это налоги, для солдат-это черный хлеб и палки. Итак, палки и черный хлеб - вот что значит для вас старый режим. Вот что предстоит вам восстановить сначала там, а затем у самих себя... И когда вы вернетесь из похода, вы получите все палочные удары, которые числятся за вами с 1789 года"² .

Агитация против интервенции встречала сочувственный отклик в широких слоях французского населения. Полицейские донесения приводят много фактов, свидетельствующих о том, как непопулярна была в широких слоях населения Франции предстоявшая война против революционной Испании. 24 января в Олероне некий Розье, отставной военный, осуждая войну с Испанией, говорил солдатам 37-го полка, что "если бы он взял в руки оружие, то повернул бы его против короля". 14 февраля полиция сообщает о циркулирующих в провинции слухах о восстании в столице; в том же донесении говорится об агитации, ведущейся среди солдат кирасирского полка, направляющегося к испанской границе: "Им говорят, что они идут восстановить инквизицию и выковать себе цепи". 18 февраля в Альби один местный житель убеждал солдат 45-го полка выполнить свой долг и, вступив в Испанию, перейти на сторону конституционалистов. Аналогичная агитация велась в начале марта в Страсбурге, в Туре. 30 марта близ Барбезье (в департаменте Шаранты) некий Го во всеуслышанье заявил, что "лучше было бы проиграть эту войну, ибо если б она была выиграна, то во Франции, несомненно, были бы восстановлены феодальные ренты и дворянство вернуло бы свои права"³ . В департаменте Гар 17 апреля вывешен был плакат, на котором с одной стороны изображен был корпус испанской армии, возглавляемый кавалеристом с трехцветным знаменем, а с другой стороны - осел с саблей в одной из передних ног. Под этой частью плаката была подпись: "Мальбрук командует" (карикатура на "главнокомандующего армией, предназначенной для похода в Испанию, бездарного герцога Ангулемского). На том же рисунке изображены были ба-

¹ П. -Ж. Беранже. Полное собрание сочинении. Т. 1, стр. 515. Изд-во "'Академия". 1936.

² P. -L. Courier "Oeuvres completes", p. 110. Paris. 1839.

³ A. Debidour "Le general Fabvier, sa vie politique et militaire", p. 220 - 221. Paris. 1904.

рабанщики, которые били отступление.

Армия не оставалась глуха к этой агитации. Из разных мест Франции поступали сообщения, что солдаты не скрывают своего намерения перейти на сторону испанских конституционалистов. В феврале в Вильфранше (близ Тулузы) унтерофицеры обоза говорили, что "половина французской армии станет на сторону Мины" (испанского конституционного генерала). 8 февраля находившиеся в Понсе артиллеристы об'явили, что, "прибыв на границу, они убьют своего полковника и присоединятся к испанцам". О такого же рода речах сообщается из департамента Уазы, из Доля, Сарребурга и т. д.¹ .

3

Все, что было передового и прогрессивного в Европе, с нескрываемым возмущением следило за подготовкой французского вторжения в Испанию. Гениальный английский поэт Байрон, горячий защитник угнетенных, друг итальянских карбонариев и борцов за независимость Греции, заклеймил готовившееся нападение на революционную Испанию в сатирической поэме "Бронзовый век", направленной против деятелей Священного союза. Несколько сот демократов из разных стран спешило на помощь испанским конституционалистам. Итальянские карбонарии и французские революционеры, бежавшие от полицейских преследований и смертных приговоров, готовились на территории Испании дать бой силам реакции. Из Англии прибыла группа либерально настроенных офицеров во главе с генералом Робертом Вильсоном, видным военным специалистом, принимавшим в свое время участие в борьбе против наполеоновских войск в Испании, а в 1812 году состоявшим английским военным уполномоченным при главной квартире русской армии.

Активнее всех были французские политические эмигранты, во главе которых стояли бывшие наполеоновские офицеры, всей душой ненавидевшие правительство Бурбонов. Среди них выделялся своей энергией полковник Фавье, в прошлом - видный карбонарий, осужденный за участие в парижском заговоре 19 августа 1820 года (впоследствии принимал деятельное участие в борьбе греков за свою независимость). Фавье стремился об'единить разрозненные усилия демократов разных стран и находился в тесной связи с итальянскими политэмигрантами, с французскими либералами (в частности с Манюэлем и Лафайетом) и с министрами испанского конституционного правительства, во главе которого стояли умеренные либералы Сан-Мигель (премьер) и Гаско (военный министр).

"Дело свободы должно рассматриваться как нечто единое", - гласил первый пункт декларации, составленной Фавье в конце января 1823 года и одобренной испанским министерством. "Испанский полуостров, - писал Фавье, - пользующийся в настоящий момент свободой, но тайно или открыто угрожаемый со стороны кабинетов Европы, должен рассматриваться как плацдарм европейской свободы. Вследствие чего его спасение должно быть первой заботой всех, и, обратно, он должен, ради собственной безопасности и славы, содействовать освобождению других наций. Ввиду этого в Мадриде будет организован комитет, уполномоченный защищать интересы и ресурсы наций, наиболее заинтересованных в борьбе, всегда реально существующей, а теперь ставшей уже очевидной, европейских правительств и их сообщников против народов, а именно - против Испании, Португалии, Франции и Италии"² .

Одновременно с работой по сплочению и об'единению иностранных демократов - добровольных защитников испанской конституции - Фавье вел большую агитационную работу среди частей французской интервенционистской армии, расположенной на испанской границе. Живя в Ируне (под псевдонимом Хозе Раниери), он совершал оттуда тайные поездки во Францию, деятельно работая над осуществлением своего смелого плана, состоявшего в том, чтобы ворваться

¹ P. -L. Courier "Oeuvres completes", p. 221 - 222. Paris. 1839.

² A. Debidour. Цит. соч., стр. 211 - 212.

во главе отряда политэмигрантов на французскую территорию, поднять войска "обсервационной армии" против правительства до того, как они перейдут испанскую границу, и повести их на Париж для свержения Бурбонов.

Считая, что для успеха предприятия необходимо, чтобы оно возглавлялось человеком, пользующимся большим авторитетом в армии, Фавье остановил свой выбор на старике Карно, бывшем члене Комитета общественного спасения, "организаторе побед" французской революции над европейской коалицией. Однако ввиду тяжелого состояния здоровья старого революционера этого осуществить не удалось.

Превратить армию герцога Ангулемского - силу, предназначенную для подавления революции в Испании, в силу, долженствующую совершить революцию во Франции, - это был, действительно, очень смелый план. Но Фавье не считал его невыполнимым и работал над его реализацией не покладая рук.

Ему действительно удалось завязать связи с средним и младшим командным составом целого ряда частей французской армии, расположенной на испанской границе. Колебания и нерешительность либералов, как испанских, так и французских, грозили, однако, испортить все дело. Тщетно умолял Фавье своих парижских друзей приехать в Ирун, тщетно гонялся он за "крупными именами". "Светила" буржуазного либерализма явно не хотели рисковать собою и предпочитали спокойно выжидать издалека развития событий. Не спешили они и с денежной помощью заговорщикам. Правда, испанское правительство выдало ему векселей на сумму в 400000 реалов, а затем еще на 4 миллиона, но банкирский дом Берналеса в Лондоне, на который эти векселя были выданы, отказался платить по ним, ставя ни во что подпись Сан-Мигеля и других конституционных министров.

Роковая ошибка Фавье заключалась в том, что революцию против Бурбонов, которая должна была освободить французский народ от династии, дважды навязанной ему иностранными штыками, и в то же время спасти Испанию от интервенции и восстановления абсолютизма, он мыслил лишь в узких рамках военного восстания, без участия широких масс населения. В разгар приготовлений Фавье случилось событие, нанесшее заговорщикам непоправимый ущерб. 21 марта неподалеку от Парижа полиция задержала подозрительный дилижанс, следовавший в Байонну. В нем оказалось 29 бывших наполеоновских офицеров и унтерофицеров во главе с некиим генералом Пиа, направлявшихся в Испанию, к Фавье. При них найден был большой чемодан с полковым знаменем старого, наполеоновского образца, с трехцветными кокардами, лентами и пуговицами, украшенными императорскими гербами. Чемодан был адресован на имя майора де Лостенде, ад'ютанта генерала Гильемино, начальника штаба французской "обсервационной армии" в Пиренеях. Лостенде был тотчас же арестован по подозрению в государственной измене. Гильемино, ненавистный ультрароялистам как генерал, остававшийся верным Наполеону в период Ста дней, был смещен и заменен военным министром герцогом Беллюнским (маршал Виктор). Впрочем, испугавшись впечатления, которое эти меры должны были произвести перед самым началом похода, правительство решило замять это дело: Лостенде был освобожден, а Гильемино возвращен в армию.

Для Фавье это происшествие было тяжелым ударом. "Почти все наши связи оборваны теперь", - с горечью писал он Сан-Мигелю, обвиняя его в медлительности и болтливости. И все же Фавье не отчаивался, не складывал оружия. 5 апреля он обратился к солдатам армии герцога Ангулемского с красноречивой прокламацией, в которой, разоблачая контрреволюционные цели похода против Испании, убеждал их отказаться от похода и стать под сень старого, трехцветного знамени: "Солдаты! Куда вы идете? И кто мог бы узнать в этой молодой армии, под этим покрытым грязью знаменем (белым знаменем Бурбонов. - Д. М. ) детей победителей при Маренго и Аустерлице?.. В вашем авангарде идут капуцины и воры...

Торжеетио европейской реакции. 1823 гол.

Карикатура Ю. Цишевского.

вами командуют эмигранты и изменники. Ваш арьергард составляют австрийцы! Вы идете уничтожать свободу, которую ваши отцы завоевали ценой крови, вам грозит потеря плодов стольких побед; вас ведут, чтобы восстановить во Франции фанатизм и тиранию. Солдаты, великая тень (Наполеона. - А. М. ) сжалилась над вами. Она посылает вам своего орла под эскортом нескольких солдат, свидетелей стольких побед... Вы не будете стрелять, вы не захотите пронзить пулями наше славное знамя... Вы не захотите ранить нашего дорогого орла. Если же вы это сделаете, он исчезнет навеки и вы будете всю жизнь мучиться угрызениями совести, как если бы убили родную мать!"¹ .

Это была не единственная прокламация, распространявшаяся в это время среди войск герцога Ангулемского. В начале апреля французская правительственная газета "Монитер" опубликовала два анонимных воззвания, захваченных якобы в Перпиньяне (недалеко от франко-испанской границы) и помеченных "главной квартирой армии свободных людей в Пиренейских горах" ("au grand quartier general de l'armee des hommes libres, sur les monts Pyrenees").

4

7 апреля 1823 года стотысячная армия герцога Ангулемского вступила в пределы Испании. За день до того небольшой отряд французских и итальянских демократов (состоявший из 40 офицеров и 70 унтерофицеров и солдат) во главе с Фавье пытался на берегу пограничной реки Бидассоа остановить продвижение этой армии. Попытка эта потерпела полную неудачу. Речь Фавье, призывавшего солдат по-братски встретить людей его отряда и принять из его рук трех-

¹ A. Debidour. Цит. соч., стр. 236.

цветное знамя с орлом как единственное настоящее национальное знамя Франции, не смогла поколебать дисциплину французских войск: революционная колонна Фавье была рассеяна после нескольких пушечных выстрелов. При этом 13 человек было убито и ранено.

Конституционное правительство Испании, руководимое либерально-буржуазной интеллигенцией, не сумело организовать должного отпора интервентам и мобилизовать на борьбу с ними широкие массы населения. Господствовавшие почти во всей северной Испании роялисты приветствовали французов как "избавителей". Реакционное католическое духовенство, влиятельное в этих районах, возбуждало религиозный фанатизм крестьянства против "безбожников" - конституционалистов. В результате армия герцога Ангулемского продвигалась вперед, почти не встречая на своем пути серьезного сопротивления. 9 апреля был занят Ирун, 9 мая - Бургос. Около того же времени в руках французов оказались почти вся Астурия и Валенсия. 24 мая герцог Ангулемский вступил во главе армии в Мадрид, оставленный министерством и кортесами еще до начала военных действий. 17 июня король Фердинанд VII и его семья, перевезенные в свое время в Севилью и находившиеся как бы в плену у революционеров, перевезены были в Кадикс, куда перебрались и кортесы. В июне французские войска вступили в Андалузию и заняли Кордову. Тогда же занята была Мерида в Эстремадуре. 13 июля была штурмом взята крепость Лорка (в провинции Мурсия).

Из генералов испанской армии лучше всех держались Мина (прославленный герой гверильи - партизанской войны 1808 - 1813 годов), а также Риего и Кирога. Многие генералы изменили делу конституции и перешли со своими войсками - одни раньше, другие позже - на сторону абсолютистской контрреволюции.

Силы, сопротивлявшиеся войскам интервентов, распылились на небольшие партизанские отряды, действовавшие большей частью изолированно, без всякой связи друг с другом, что, понятно, лишь облегчало задачу противника.

Иностранные демократы с честью сражались в рядах защитников испанской свободы. "Нам приходилось по нескольку раз драться с батальонами, составленными из беглецов всех наций: французов, пьемонтцев, неаполитанцев, одетых в мундиры старой императорской гвардии, с орлом и трехцветной кокардой на штыках. Остатки этих батальонов пытались умереть смертью отчаявшихся героев в сражении при Лерсе, в Каталонии"¹ , - рассказывает один французский офицер, участник похода.

Что касается Фавье, то неудача, постигшая его колонну на реке Бидассоа, не лишила его прежней энергии и решимости продолжать борьбу. В мае он отправился в Лондон формировать новые отряды добровольцев для Испании. Он не падал духом, но горько жаловался на отсутствие денег, парализующее все его начинания.

Революционные планы Фавье рушились один за другим. Не удалось ему осуществить и задуманную им диверсию во Франции - захватить, воспользовавшись отсутствием войск, Лион, высадить десант в Бретани и поднять восстание в Лотарингии.

Между тем неравная борьба испанских конституционалистов против об'единенных сил французских войск и "апостолической армии" (так именовали себя вооруженные банды испанских роялистов) близилась к концу. Центром сопротивления стал Кадикс - колыбель испанской свободы в 1812 и в 1820 годах. Войска герцога Ангулемского осадили Кадикс. 31 августа были взяты штурмом защищавшие город форты Трокадеро и Сен-Луи. 23 сентября французские военные корабли бомбардировали Кадикс. Герцог Ангулемский отказался вести переговоры с осажденным городом до тех пор, пока король Фердинанд не будет отпущен на свободу. 1 октября, отрезанные со всех сторон превосходными силами неприятеля, кортесы вынуждены были согласиться на это требование, и Ферди-

¹ "L'Espagne. Souvenirs de 1823 et de 1833, par M. Adolphe de Bourgoing", p. 19. Paris. 1834.

Севилья. Середина XIX века.

Государственный исторический музей.

нанд VII был доставлен во французский лагерь.

Война окончилась. Соединенными силами французских интервентов и испанских абсолютистов буржуазная революция в Испании была разгромлена. 4 ноября капитулировала Барселона - последняя цитадель испанской свободы.

Победа контрреволюции привела к восстановлению в Испании абсолютизма и сопровождалась невиданным разгулом кровавого террора (он продолжался вплоть до 1825 года), массовыми арестами и казнями (7 ноября казнен был один из главных военных-вождей восстания 1820 года, Риего), воскрешением господства католического духовенства, реакционной военщины и феодальной знати. Часть французских войск осталась в Испании охранять наведенный там "порядок" (они пробыли там до 1827 года).

2 декабря 1823 года герцог Ангулемский совершил торжественный в'езд в Париж. Разгром испанской революции явился большим ударом для либеральных и демократических кругов французского общества. Организация карбонариев, ослабленная неудачами, сходит со сцены. Вера в близость и торжество революции против Бурбонов была подорвана. Реакция торжествовала. Она еще усилилась, когда в сентябре 1824 года умер Людовик XVIII и на престол вступил его брат - Карл X, "король эмигрантов и иезуитов".

Окрыленный победой, одержанной над испанскими конституционалистами, Священный союз, поощряемый и вдохновляемый царской Россией, задумал отправить французские войска за океан на подавление освободительного движения в бывших испанских колониях Центральной и Южной Америки (в Мексике, Чили, Колумбии, Боливии и других республиках). Французское правительство согласно было предпринять эту новую интервенцию в расчете "заработать" на ней и приобрести некоторые колонии. Но разбойничий поход против молодых республик Латинской Америки был сорван правительствами Англии и США. Англия, которая первою признала новые государства, возникшие в Америке на месте бывших испанских колоний, и приобрела таким

образом новые богатые рынки, заявила, что не допустит этого похода. Со своей стороны, правительство США через своего президента Монро об'явило (2 декабря 1823 года), что не потерпит вмешательства европейских держав в американские дела, и выдвинуло лозунг "Америка для американцев" ("доктрина Монро"). Франция должна была отступить.

Подавление испанской революции силами французской интервенции отразилось и на судьбах революции в Португалии. В этой стране существовала своя "апостолическая" партия, добивавшаяся уничтожения конституции, введенной в 1820 году, и восстановления абсолютизма. Она не преминула призвать к себе на помощь французов. Но Англия (нотой Каннинга от 31 марта) заявила, что не позволит войскам Людовика XVIII вступить в страну, независимость которой была ею гарантирована. В то же время, однако, английское правительство, недовольное политикой португальского правительства, сделало невозможным союз, который лиссабонские кортесы пытались было заключить с мадридскими. В конце мая 1823 года, ободренные известием об успехах армии герцога Ангулемского и занятием французами Мадрида, португальские абсолютисты во главе с графом д'Амаранте взялись за оружие и подняли войска на борьбу против конституционного режима. 19 июня Шатобриан писал в Лондон виконту Марселлюсу: "Только что получил из Мадрида подтверждение хороших вестей из Португалии. Контрреволюция совершилась там 3-го, королю (Иоанну VI. - А. М. ) и королевской семье возвращена полная свобода. Это будет иметь для нас огромные последствия и явится великолепным завершением войны в Испании"¹ .

Европейские реакционеры могли быть довольны. "Царство преступлений кончилось. Испания освобождена, в Португалии восстановлено спасительное господство легитимности", - писал Шатобриану Александр I. Фридрих-Вильгельм III приветствовал французского министра иностранных дел с "решительной победой над революционной системой", Франц I - с "торжеством самого правого и самого святого дела"² .

Европейская демократия встретила разгром испанской революции как большой удар для дела свободы во всем мире. Будущий декабрист Поджио горько оплакивал трагическую гибель Риего, образ которого вдохновлял борцов против абсолютизма в России и в других странах. Другой будущий декабрист, С. Муравьев-Апостол, отвечал Поджио: "Риего сам виноват в своей гибели: он должен был основать республику и никак не верить присяге тирана".

Их гениальный современник А. С. Пушкин откликнулся на казнь Риего следующими стихами:

"Сказали раз царю, что, наконец, 
Мятежный вождь Риэго был удавлен. 
"Я очень рад, - сказал усердный льстец:
От одного мерзавца мир избавлен". 
Все смолкнули, все потупили взор, 
Всех рассмешил проворный приговор.
Риэго был пред Фердинандом грешен,
Согласен я, но он зато повешен. 
Пристойно ли, скажите, сгоряча 
Ругаться нам над жертвой палача? 
Сам государь такого доброхотства 
Не захотел улыбкой наградить: 
Льстецы, льстецы! старайтесь сохранить
И в подлости осанку благородства".

* * *

Приведенный исторический материал показывает, что интервенция 1823 года в Испании, организованная Священным союзом, была не чем иным, как борьбой против прогресса, свободы и независимости испанского народа. Эта интервенция преследовала цели восстановления в Испании абсолютистской реакции, подчинения страны чужеземному игу, отторжения ряда принадлежавших ей территорий и ослабления ее политической и военной мощи.

¹ "La politique de la Restauration. Cor-respondance entre M. le comte de Marcellus et M. de Chateaubriand", p. 176.

² M. de Chateaubriand. Цит. соч. Т. II, стр. 180 - 191.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Комментарии: