Р. К. БАЛАНДИН, член Союза писателей России

Михаил Михайлович Зощенко (1894 - 1958) известен как сатирик и юморист. Однако некоторые его сочинения представляют редчайший сплав литературы и философии. Это настоящие научно-художественные исследования. Импульсом к их созданию стали физиологические опыты нобелевского лауреата, академика Ивана Петровича Павлова, проторявшие новые пути в познании интеллекта человека. Писатель не только переложил фундаментальные научные знания на доступный миллионам людей язык. Ему удалось сделать обобщения, ценные для теоретической психологии и полезные психиатрам-практикам, их пациентам, а также каждому из нас.

стр. 63

ЛИТЕРАТОР В "ЧУЖОМ ОГОРОДЕ"

Через 30 лет после того, как Павлову вручили Нобелевскую премию (1904 г.), он прислал Зощенко приглашение на свои знаменитые "среды", на которых специалисты обсуждали актуальные проблемы физиологии и психологии высшей нервной деятельности.

Тогда журнал "Звезда" опубликовал повесть писателя "Возвращенная молодость". Позже сам автор отзывался о ней с прохладцей. По его мнению, "она была неполной и однобокой". И тем не менее отметил: "Ученые разговаривали со мной почти как с равным. И я даже стал получать повестки на заседания в Институте мозга".

Вообще-то странно, что Иван Петрович обратил внимание на данное произведение, начинающееся с ироничного извинения в адрес группы лиц, "так сказать, причастных к медицине" (перечисляются врачи, фельдшера, "заведующие аптеками с ихними женами, родственниками, знакомыми и соседями"). Автор просит у них снисхождения и обещает так же отнестись к повестям и рассказам, написанным "врачом, или родственником этого врача, или его соседом". Мол, он, "работая в своем деле, мимоходом и, так сказать, как свинья, забрел в чужой огород, наследил и, чего доброго, сожрал чужую брюкву".

Казалось бы, солидный ученый не должен принимать всерьез такого зубоскала. Но Павлов внимательно и непредвзято прочел повесть Зощенко, хотя сам писатель определил ее как "научный труд, изложенный, правда, простым, отчасти бестолковым бытовым языком, доступным в силу знакомых сочетаний самым разнообразным слоям населения, не имеющим ни научной подготовки, ни смелости или желания узнать, что творится за всей поверхностью жизни".

Кстати, когда в 1935 г. Иван Петрович посетил Рязань, то в ответ на приветственные речи сказал: "...И раньше случались чествования представителей науки. Но это были чествования в узком кругу людей, так сказать, того же сорта... У нас теперь чествует науку весь народ. Это я видел сегодня утром и при встрече на вокзале, и в колхозе, и когда приезжал сюда".

Хотя Зощенко постарался приобщить к достижениям ученых массового читателя, тем не менее он и впрямь покусился на "чужую брюкву", причислив свой труд к разряду научных. И все-таки не без веских оснований: иначе великий ученый пресек бы подобные притязания зарвавшегося беллетриста.

Один из сюжетов, вкрапленных в повесть, пожалуй, всерьез заинтересовал академика, распространявшего результаты физиологических опытов на отдельные проявления духовной жизни не только у животных, но и у людей. Вот как Михаил Михайлович описал поведение обезьян в клетке: "Они ужасно бесновались, каждую секунду были в движении... Это был настоящий и даже, говоря возвышенным языком, великолепный пир здоровья и жизни...

Один посетитель зверинца,.. долго и любовно следивший за обезьянами, схватив без слов мою палку, ударил ею одну из обезьян по морде, не очень, правда, сильно, но чрезвычайно обидно и коварно, хотя бы с точки зрения остального человечества.

Обезьяна ужасно завизжала, начала кидаться, царапаться и грызть железные прутья... А какая-то сострадательная дама, сожалея о случившемся, подала пострадавшей обезьянке ветку винограда. Тотчас обезьянка мирно заулыбалась, начала торопливо жрать виноград, запихивая его за обе щеки. Довольство и счастье светились на ее мордочке...

" Ну-те, - подумал автор, - ударьте меня палкой по морде. Навряд ли я так скоро отойду. Пожалуй, виноград я сразу кушать не стану. Да и спать, пожалуй, не лягу. А буду на кровати ворочаться до утра, вспоминая оскорбление действием...".

Нет, автор рассказал маленькую историю вовсе не в христианском смысле... дескать, если тебя ударили по морде, то подставь еще что-нибудь подобное для удара".

Он хотел показать, "как работает здоровый мозг, не искушенный культурой, привычками и предрассудками". А затем откомментировал: навязчивые воспоминания утомляют мозг, заставляя его беспрерывно работать, переходя в привычку, а то и в нервное заболевание, чему способствует "замкнутая и одинокая жизнь, вне общественных интересов". Предупреждение душевного недуга состоит "в правильном и разумном отдыхе".

ЖИВОТНОЕ В ЧЕЛОВЕКЕ

Конечно, прямое сопоставление психики обезьяны и человека требует убедительного обоснования*. Однако в те же годы нобелевский лауреат доказал: в ряде случаев подобные аналогии допустимы. Например, в докладе "Физиология высшей нервной деятельности" (на XIV Международном физиологическом конгрессе в Риме в 1932 г.) он говорил: "Вся наша работа постепенно привела нас к установке разных типов нервной системы у наших животных (имеются в виду собаки. - Р. Б.)... Наша систематизация типов совпала с древней классификацией так называемых темпераментов".

Следовательно, оценивая поведение жизнерадостной и быстро восстанавливающей душевное равновесие обезьяны, писатель допустил упрощение: ведь не у всех высших животных безраздельно господствует подобный психический тип. И у них есть своеобразные невротики или холерики (так Павлов называл сильных и возбудимых животных), флегматики, даже меланхолики: "они чрезвычайно легко подпадают внешнему торможению... Они трусливы и суетливы", - пояснил ученый. Выходит, Зощенко наблюдал обезьяну уравновешенного типа; по словам великого физиолога, таких "не удалось сделать нервнобольными даже столкновени-

* См.: П. В. Симонов. Предыстория альтруизма. - Наука в России, 1999, N 5 (прим. ред.)

стр. 64

стр. 65

стр. 66

ем противоположных процессов, что представляет собой особенно болезнетворный прием".

Значит, дело не только в окружающей среде, воздействующей на психику человека. Раз даже у высших животных существуют те же главные типы темпераментов, душевного склада, что и у всех нас, следует учитывать и генетическую, врожденную предопределенность основополагающих черт личности.

Отношения между людьми, как доказано учеными, имеют в значительной мере подсознательную основу. А на этом уровне мы мало чем отличаемся (тем более, в лучшую сторону) от высших обезьян, а то и собак. Такой вывод сделал Павлов и - вслед за ним - Зощенко.

СВЕТ НАУЧНОЙ МЫСЛИ

На примерах из жизни великих людей и заурядных обывателей Михаил Михайлович обобщил: "За порогом сознания создаются... не только многие болезни и недомогания, но и основные склонности, привычки, характер и даже подчас вся судьба". Его метод основывался на самопознании: "Мои медицинские рассуждения не списаны с книг. Я был той собакой, над которой произвел все опыты". Сама ссылка на подопытную собаку указывает на знание писателем работ академика и совершенно определенно свидетельствует об этом его научно-художественное исследование "Перед восходом солнца" (подзаголовком могло бы стать признание автора: "Как я избавился от многих ненужных огорчений и стал счастливым"). Оно было опубликовано в журнале "Звезда" в 1943 г.

Здесь в общем виде изложен способ преодоления "ненужных" душевных страданий: "Я убрал то, что мне мешало, - неверные условные рефлексы, ошибочно возникшие в моем сознании. Я уничтожил ложную связь между ними. Я разорвал "временные связи", как называл их Павлов".

Зощенко признался, что с юности испытывал приступы непреодолимой хандры и тоски ("Я был несчастен, не зная почему"). В Первую мировую войну на фронте он почувствовал облегчение, но затем душевный недуг стал накатываться с новой силой. По совету врачей писатель интенсивно лечился пилюлями, водами, разными процедурами. Не помогли курорты и санатории.

Причина болезни крылась в каких-то событиях собственной жизни. Тогда Михаил Михайлович начал вспоминать случаи, вызвавшие у него сильные переживания. Но пестрая мозаика историй, рассыпаясь, не складывалась в единую картину.

Обратившись к трудам исследователей, он пытался понять тайны глубин сознания, куда обычно не проникает свет разума. И узнал, что существует рефлекс - "своеобразный ответ организма на любое раздражение, которое ребенок получает извне. Эта реакция, этот ответ и является защитой организма от опасностей... Стало быть, не хаос, а строжайший порядок, освященный тысячелетиями, охраняет маленькое существо".

От первого знакомства с окружающим миром, когда у ребенка складываются и закрепляются рефлекторные связи, во многом зависят особенности психики взрослого человека. А проникнуть в далекий забытый мир детства помогают сновидения.

Однажды писатель увидел во сне тигров и руку, тянущуюся из стены. Рассказал о кошмаре врачу. И услышал ответ: "Это более чем ясно. Ваши родители слишком рано повели вас в зоологический сад. Там вы видели слона. Он напугал вас своим хоботом. Рука - это хобот. Хобот - это фаллос. У вас сексуальная травма". Таково было толкование сновидения по З. Фрейду (1856 - 1939), а врач следовал именно ему: "в каждом поступке ребенка и взрослого он видел сексуальное. Каждый сон расшифровывал как сон эротомана".

Михаилу Михайловичу подобный подход к психике здорового человека показался сомнительным. Как известно, знаменитый австрийский психолог и психиатр видел источник нервных страданий в столкновении атавистических влечений с чувством культурного человека. Вытесненные в глубины подсознания, они прорываются в сферу разума, вызывая душевные болезни.

В некоторых своих снах Зощенко пытался найти проявление "эдипова комплекса" (одного из центральных понятий фрейдизма), согласно которому в младенчестве возникает бессознательное влечение к родителю противоположного пола, позже вытесняемое рассудком и вызывающее в дальнейшем скрытое чувство вины. Однако писатель здраво рассудил: всплывший во сне образ материнской груди "увязан с чувством голода, а не эроса".

Сделаем небольшое отступление. Надуманность названного комплекса состоит еще и в том, что легендарный Эдип, воспетый 2,5 тысячелетия назад Софоклом, не страдал подобным недугом. Отца он убил не из загнанной в подсознание ревности к матери, а на ней женился по воле случая. Ему было неведомо, что они - его родители. Узнав об этом, он впал в глубокое отчаяние. Суть мифа проста: он судьбы не уйдешь!

На личном опыте Зощенко убедился: поиски причин душевного недуга и лечения "по Фрейду" не дают положительного эффекта. Дело в том, что данной гипотезе необоснованно придали универсальный характер, хотя она не раскрыла физиологические основы высшей нервной деятельности. Это сделал Иван Петрович.

Полвека назад американский философ Г. Уэллс в фундаментальной работе "Павлов и Фрейд" отметил: "Позиция Павлова в отношении психологии и психиатрии состоит в утверждении, что они не могут стать точными науками, если не будут прочно базироваться на физиологии и патофизиологии высшей нервной деятельности. Позиция Фрейда состоит в том, что хотя психическая деятельность и является функцией мозга, она тем не менее представляет собой независимое явление и что научная психология и психиатрия могут быть построены без помощи физиологии мозга".

Сам Павлов высказался по данному вопросу так: "Когда я думаю сейчас о Фрейде и о себе, мне представляются две партии горнорабочих, которые начали копать железнодорожный туннель в подошве большой горы - человеческой психики. Разница состоит, однако, в том, что Фрейд взял немного вниз и зарылся в дебрях бессознательного, а мы добрались уже до света".

К тому же выводу пришел и Зощенко. Отталкиваясь от данных физиологии, он писал: "Высший этаж -

стр. 67

Четыре темперамента. Рис. Х. Бидструпа (датский художник-карикатурист XX в.).

стр. 68

кора мозга и подкоровые центры. Здесь источники приобретенных навыков, центры условных рефлексов, нашей логики, речи. Здесь - наше сознание. Нижний этаж - источник наследственных рефлексов, источник животных навыков, животных инстинктов...

Высший этаж мыслит словами. Нижний - образами. Можно допустить, что такое образное мышление свойственно животному и в одинаковой мере младенцу".

Позже ученые выяснили, что мозг разделен на левую и правую половины, которые не только взаимодействуют, но и конфликтуют. Но общая схема, нарисованная Михаилом Михайловичем, остается верной. Она помогла ему навести порядок в собственном духовном мире. "Почему давние страхи простились с моей особой? Они простились только лишь потому, что свет моего разума осветил нелогичность их существования".

Так нейтрализуются опаснейшие неврозы и стрессы. Важную роль играет сам выход из состояния неопределенности, нервного напряжения и разбалансировки сознания, названного академиком П. В. Симоновым "болезнью неведения"*. "Моя голова, - констатировал Зощенко, - стала необыкновенно ясной, сердце было раскрыто, воля свободна". И еще: "Я вспомнил множество историй разорванных и неразорванных связей. И все они с математической точностью утверждали законы, открытые Павловым. И в норме, и в патологии законы условных рефлексов были непогрешимы".

...Упомянутый выше Г. Уэллс пришел к выводу: "Павлов сделал очень много для того, чтобы лишить психику таинственности, в то время как Фрейд фактически углублял и осложнял эту таинственность". К сожалению, многие писатели и популяризаторы научных знаний увлеклись психоанализом, расписывая его на все лады и выискивая в глубинах своего сознания образы и символы, которые можно толковать как симптомы подавленной гиперсексуальности.

Михаил Михайлович не поддался искушениям такого подхода. Предпочел естественно-научный объективный метод, внедренный в психологию Иваном Петровичем. Зощенко осуществил сложнейший синтез художественных образов и научных знаний. А его наставником был Павлов.

* См.: П. В. Симонов. "Я" и мозг. - Наука в России, 1992, 5/6 (прим. ред.).

Постоянный адрес данной публикации: