Автор: Павел ГОЛУБ, доктор исторических наук, профессор


Редакция продолжает публикацию исследования (начало в N 3) Павла Акимовича Голуба о гражданской войне. Правда о прошлом, о том, кто развязал войну против молодой Советской власти, кто пытался утопить ее в море крови российского народа, исключительно важна сегодня, и прежде всего, для понимания истинных причин "холодной интервенции", которая, по существу, является изощренным продолжением второй мировой войны, только другими средствами - политическими, экономическими, идеологическими и психологическими. Цель же их одна: поработить свободолюбивый советский (российский) народ, превратить Россию в колонию Запада, упрочить мировое господство американского капитала. Разница только в том, что роль чехословацкого корпуса, русской буржуазии и царского офицерства ныне выполняют миссионеры, доллары, фунты, марки Запада и доморощенная "пятая колонна" во главе с горбачевыми, ельциными, яковлевыми, гайдарами, чубайсами, березовскими и иже с ними. Пусть же уроки прошлого помогут нашим читателям осознать настоящее, ответить на вопрос, что происходит с нашей страной и куда нас ведут.

КОРПУС ОТКРЫВАЕТ АНТИСОВЕТСКИЙ ФРОНТ ПОД АНТИГЕРМАНСКИМ ФЛАГОМ

Когда мятеж корпуса увенчался успехом на огромной территории и она, по откровенному признанию Черчилля, перешла под контроль союзников, мятежники приступили к новой фазе в реализации коллективной ноты N 25. Поволжской группировке Чечека, рвавшейся на восток, последовал приказ из Парижа - никуда не "рваться", а оставаться на занимаемых позициях. Маскировка с отъездом во Францию больше не требовалась, и ее отбросили прочь. Приказ командованию группировки вручил французский консул Жанно. "Французское правительство,- говорилось в приказе,- уведомляет чешские эшелоны, базирующиеся в Самаре, о том, что без срочных и подлинных инструкций союзнических военных властей они не должны оставлять никаких ныне занимаемых позиций, а, наоборот, укреплять их, обеспечивая постоянную связь на всей транссибирской линии. Целью этих эшелонов является не путь во Францию через Владивосток, а подготовка Восточного фронта на Волге. Мероприятия, предпринятые до настоящего момента, точно соответствуют этому замыслу" 95 .

Еще более откровенно сформулировал новую задачу перед корпусом премьер Клемансо. В телеграмме своему военному атташе в Токио для передачи французским представителям в России он приказал:

чешские дивизии должны быть употреблены "к расширению очагов сопротивления Советам (!), к подготовке и прикрытию возможной союзнической интервенции" 96 . Военная хунта корпуса приняла приказ из Парижа по- швейковски, то есть к неуклонному исполнению. Как пишет Бенеш в своих мемуарах, 7 июля последовало "важнейшее решение наших военных руководителей". Бенеш по- масариковски лукавит, пытаясь выдать решение союзников о создании антисоветского Восточного фронта как инициативу чехословацких военных, видимо, для поднятия их престижа. В этот день подполковник Войцеховский, замещавший начальника штаба корпуса, издал приказ, который промасариковская историография назвала "историческим". Поэтому его необходимо процитировать: "Ознакомьте всех братьев, что на основании решения съезда корпуса, в согласии с нашим Национальным советом и по соглашению со всеми союзниками наш корпус определен как авангард союзнических сил и что распоряжения, изданные штабом корпуса, имеют одну цель - создать противонемецкий фронт в России совместно со всем русским народом и нашими союзниками..." 97 Этот "исторический" документ полон фальсификаций, а именно: будто решение о создании Восточного фронта было принято на челябинском съезде корпуса, тогда как там об этом не было и речи, а было решено "властным по-


--------------------------------------------------------------------------------
Продолжение. Начало в N 3.

стр. 67


--------------------------------------------------------------------------------
рядком" двигаться на восток и далее во Францию. И о "согласии" с ОЧНС преподносилась ложь: оно было отстранено от власти в корпусе. Попытка представить создаваемый антисоветский фронт как будто бы антигерманский тоже была обманом, ибо на данном фронте чехословакам не противостоял ни один солдат германской армии, находившейся тогда за тысячи километров от Волги. Ясно, что фронт выстраивался против власти Советов, о чем прямо говорил Клемансо в вышеприведенной телеграмме. И насчет того, будто новый фронт создается совместно со всем русским народом, составители приказа, подобно гоголевскому Хлестакову, хватили через край: "согласия" русского народа никто не спрашивал. Все эти подлоги понадобились лишь для того, чтобы еще раз обмануть плохо информированную массу легионеров.

Решение союзников использовать чехословаков для основания так называемого "антигерманского Восточного фронта", а в действительности первого антисоветского фронта гражданской войны ярко высветило их обычное лицемерие. Двуличие союзников шокировало даже их правоверного сторонника, лидера кадетской партии П. Н. Милюкова: он назвал мотивировку союзников "нелепой и искусственной" 98 . Что касается постоянных ссылок союзной и чехословацкой пропаганды на опасность со стороны германских и австро-венгерских военнопленных, то тех из них, кто взялся за оружие, чтобы защищать Советскую власть, было сравнительно немного (по сведениям Центросибири, на всю обширную Сибирь лишь около 4 тысяч), но, главное, они являлись гораздо большими противниками правящих режимов Германии и Австро-Венгрии, чем чехословацкие "патриоты" во главе с Масариком, и воевать за "свои" режимы не собирались.

Фарисейство союзников в наименовании антисоветского фронта антигерманским, пущенное в ход их пропагандой с целью хоть как-то оправдать свои действия в России перед общественностью Западной Европы, раскрыл Р. Локкарт. Этот человек, хорошо знавший все интриги союзников в отношении использования чехословацкого корпуса, позже признал: он мало верил в силу антисоветского лагеря и еще меньше в его способность восстановить Восточный фронт против Германии. Время показало: в том и в другом случае он оказался прав. "В июне 1918 г.,- свидетельствовал он,- не возникало никакой опасности, что немцы могут завладеть Россией. Неверно также, будто благодаря интервенции немцы перебросили крупные силы с Западного фронта. Решающее значение имеет тот факт, что наше вмешательство, как бы мы сами его ни истолковывали, воспринято было стоящими на нашей стороне русскими как попытка низвержения большевиков" 99 . Вот и вся правда, которую господа в Версале старались скрыть.

Приказ о создании первого антисоветского фронта на Волге и Урале спешно реализуется. 1-я чехословацкая дивизия Чечека разворачивается лицом на запад, занимая поволжское дефиле. Уральская

группировка Войцеховского выстраивается у нее на правом фланге в Приуралье. В эшелоны Гайды и Дитерихса летят телеграммы - на всех парах спешить с Дальнего Востока на Поволжско-Уральскии фронт. Во второй половине сентября эшелоны группировки Гайды, проделав обратный путь по Сибири, прибывают в район Екатеринбурга. Сюда же со своим штабом возвращается и сам Гайда, окруженный ореолом завоевателя Сибири. За ними на новый фронт прибывает владивостокская группировка Дитерихса. Чехословаки выстраивают сплошной фронт от Екатеринбурга на севере до Николаевска на юге, первый фронт гражданской войны, ставший в 1918-1920 гг., за исключением периода наступления Деникина на Москву, главным фронтом для Советской республики. Сюда были отвлечены ее основные вооруженные силы и материальные средства, что создало благоприятные условия для активизации антисоветских очагов в других районах страны.

Чешские поручики и капитаны (Чечек, Сыровой, Гайда и прочие), опьяненные успехом мятежа, возомнили себя наполеонами и стали строить дерзостные планы разгрома большевиков. Им очень хотелось оправдать те безмерные похвалы, которые щедро расточали союзники в их адрес, разжигая самолюбие этих людей. Лесть дошла до того, что действия мятежников стали сравнивать с походом войск Александра Македонского. Атмосферу военного ража, от которого у гайд и сыровых кружилась голова, очень эмоционально передал Б. Павлу, их политический наставник. Выступая на омском съезде представителей корпуса (июль 1918 г.), он заявил: "Мы вполне уверены, что от Урала и Волги фронт переместится на запад, через Москву на польскую равнину, и что за ней восстанет объединенная и независимая Речь Посполитая с выходом к морю, и что рядом с ней восстанет свободная Чехословацкая республика, идя рука об руку с братской Югославией" 100 . Словом, мальбруки в поход собрались.

Готовясь к походу, позаботились о новых пополнениях. 20 августа избранное из "надежных" людей ОЧНС издает постановление о мобилизации в корпус новобранцев, подписанное Павлу, Рихтером и Давидом. Всем военным и гражданским пленным чехословакам повелевалось в 3-дневный срок явиться в распоряжение чехословацких начальников лагерей военнопленных или чехословацких комендантов железнодорожных станций и начальников чехословацких гарнизонов. Пунктами регистрации и распределения мобилизованных назначались лагеря военнопленных в Самаре, Екатеринбурге, Омске и Новониколаевске. Ослушников предупреждали: "Неисполнение этого постановления карается чехословацким полевым судом". Кроме того, неподчинившиеся лишались гражданских прав, а их семьи подвергались различной дискриминации на родине 101 . Угроза подействовала:

численность корпуса была доведена до 60 000 человек, что позволило вскоре сформировать 3-ю дивизию 102 . Кроме того, командование корпуса взяло в свои руки

стр. 68


--------------------------------------------------------------------------------
формирование частей из поляков, югославян, румын, итальянцев и западных украинцев в качестве своей подсобной силы. В феврале 1919 г. число мобилизованных из этих национальностей достигло почти 14 000 человек 103 .

Была проведена "перетряска" комсостава корпуса. На ключевые посты Павлу расставил своих людей. Ряд русских офицеров был смещен со своих постов: мавры сделали свое дело. 28 августа комкора Шокорова сменил поручик Сыровой, возведенный в генералы; начальника штаба корпуса Дите-рихса заменил подполковник Вшетичка. Начальником 1- й дивизии стал полковник Швец, начальником 2-й дивизии остался Гайда, тоже получивший генеральский чин (после ухода на русскую службу его в декабре сменил полковник Крейчи). 3-ю дивизию после ее сформирования возглавил полковник Прхал. В довершение реорганизации ген. Сыровой получил пост главнокомандующего всеми антисоветскими силами Восточного фронта. Поскольку и главком, и подавляющее большинство войск фронта были чехословацкими, Советское правительство с полным основанием наименовало Восточный фронт чехословацким. Ленин подчеркивал летом 1918 г.: судьба революции решается на чехословацком фронте.

Руководство корпуса, понукаемое союзниками, предпринимает отчаянные усилия, чтобы заставить марионеточные правительства - Самарское, Уральское, Сибирское, казачьи Оренбургское и Уральское - развернуть более активную мобилизацию в местные вооруженные силы, надеясь переложить на их плечи тяжесть ведения войны. Пока она лежала почти целиком на чехословаках. Союзные дипломаты вместе с эмиссарами чехословаков в июле и августе созывают одно за другим совещания в Челябинске с представителями этих правительств, враждовавших между собой. Но они результата не дали. Удалось лишь добиться согласия на подчинение их военных формирований чехословацкому руководству. Но обстановка на фронте быстро ухудшалась, и кашу, заваренную мятежниками, приходилось расхлебывать самим чехословакам. Поэтому было решено созвать третье совещание враждовавших областников и ультимативно потребовать создать единую для всей оккупированной территории власть и заставить ее помогать оккупантам по-настоящему. Такое совещание состоялось в Уфе с 8 по 23 сентября 1918г. На него прибыли французский консул Жанно и ген. Сыровой с командой советников. Чехословаки представили совещанию докладную записку, подписанную Павлу и Потейдлем. Это был своего рода ультиматум нерадивым "белым правителям". "До сих пор,- говорилось в записке,- тяжесть военных действий неравной мерой падает на чехословацких солдат. Принцип создания добровольческой армии ни в Сибири, ни на территории самарского комитета не дал удовлетворительных результатов. Трехмесячное постоянное участие в боях, почти без отдыха, не могло не оказать пагубного влияния на физические силы чехословацких войск, но, к сожалению, помощь прибывает слишком медленно. Естественно, что при таких обстоятельствах чехословаки должны поставить себе вопрос: как быть дальше, какие причины этого бессилия, почему после трех месяцев свободы организации до сих пор так мало сделано?" 104 . Далее следовал приказ - прекратить междуусобную грызню, создать единое правительство и начать работать на воину с полной энергией.

Колчаковская газета "Русская армия" в отчете о совещании писала: "Чехословаки в лице Сырового настаивали на создании верховной власти во что бы то ни стало. Указывалось, что союзники при образовании всероссийского правительства не замедлят прийти на помощь своими боевыми силами". Так как к тому времени советские войска уже освободили Казань и Симбирск, чехословаки, по свидетельству газеты, поставили вопрос ребром: "Торопитесь создать высшую власть, иначе будет поздно".

Нетрудно заметить, как уже занервничало чехословацкое руководство. Эйфория первых успехов быстро улетучивалась, уступая место вполне обоснованной тревоге. Совещание создало печально известную Уфимскую директорию, то есть "временную всероссийскую власть", которая действительно оказалась временной и с печальным концом. Соединить самарских эсеров с сибирскими монархистами было делом безнадежным. Провозгласили создание единой армии директории во главе с ген. В. Г. Болдыревым. Но это разношерстное войско не внушало оптимизма чехословакам. И они заметались в поисках выхода, умоляя союзников срочно прислать свои войска им на выручку.

Тем временем положение на фронте становилось для чехословаков все более угрожающим. Советская республика, как туго сжатая пружина, накопляла силу отпора захватчикам. Еще в июне были образованы Реввоенсовет и штаб Восточного фронта, назначен командующий фронтом И. И. Вацетис, которого в конце сентября сменил С. С. Каменев. Оба командующих в сложной обстановке проявили завидную выдержку и умелое руководство войсками. С июля начался форсированный переход от полупартизанских отрядов к формированию регулярной, строго дисциплинированной армии с централизованным управлением. Из тыла на фронт нарастающим потоком шли пополнения людьми и вооружением. В течение июня-августа на пути интервентов и белогвардейцев, как по волшебству, встали пять советских армий (1-я, 2-я, 3-я, 4-я и 5-я). И тогда легионеры впервые почувствовали, что их втравили в крайне опасную авантюру. Время победных маршей кончилось. По всему фронту начались упорные кровопролитные бои со все больше выявлявшимся превосходством советских войск. Перейдя в наступление, части Красной Армии освободили в сентябре: 10-го Казань, 12-го Симбирск, 26-го Хвалынск; в октябре: 3-го Сызрань, 6-го Ставрополь, 7-го Самару; в ноябре: 7-го Ижевск, 12-го Воткинский завод. 31 декабря они вступили в Уфу, 12 января - в Оренбург. "Непобедимые" чехословацкие поручики и капитаны,

стр. 69


--------------------------------------------------------------------------------
обрядившиеся в генеральские мундиры, сдавали города один за другим почти с той же быстротой, с какой когда-то их брали. Даже Бенеш, сидя в Париже, с горечью признал: "Нет между ними военных гениев" 106 .

В упомянутой официальной чехословацкой истории мятежа признавалось: после эйфории на фронте наступило горькое похмелье. "Приходят самые ужасные дни. Народная армия, сорганизованная самарским правительством, совершенно распадается. Чехословацкие части, перенося на своих плечах самые тяжелые бои, живя днем и ночью в опасности вследствие ненадежности частей народной армии, страдают так, что их нравственные силы падают" 107 . По поводу боев на Уральском фронте там же отмечалось: "Число погибающих героев всюду возрастает, гаснут дорогие жизни, цепи редеют". За авантюру Масарика и его хозяев обманутые легионеры расплачивались собственными жизнями. Гайда, вспоминая о тех черных днях, пытался свалить вину за несостоятельность чешских скороспелых генералов на небоеспособность русских войск. "Русские части,- утверждал он,- наспех сформированные самарской властью на принципах, весьма вольных с точки зрения чехословацких войск, не выдержали первого главного боя с большевиками и разбежались, оголяя фланги частей, которые были размещены между ними, чтобы придать им устойчивость. Возникла большая опасность, что разложение захватит и наши части" 108 . Гайда "забыл" добавить, что разбегались не только народоармейцы, но и легионеры, которых на позициях было большинство. Гангрена разложения стала быстро охватывать и их. Росло озлобление: что мы завоевываем, то русские сдают большевикам; союзники нас обманули, не прислав на фронт ни одной из обещанных дивизий; нас используют, как пушечное мясо, и т. д. Естественно, вставал главный вопрос: во имя чего воюем? Такое настроение повергало в дрожь командование корпуса. До массового отказа выполнять боевые приказы оставался один шаг.

Командная верхушка корпуса начала сильно паниковать. За бездарное руководство Поволжским участком фронта Чечек был снят со своего поста. Сменивший его полковник Швец решил спасать положение чрезвычайными мерами - взял в свои руки "всю полноту власти как военной, так и по охране государственного порядка и общественного спокойствия". О том, что есть самарское правительство, никто даже не вспомнил. Новоявленный диктатор под угрозой расстрела потребовал от населения немедленно сдать имеющееся оружие, ввел жесткую цензуру, учредил особое совещание по обороне, поручил охрану Самары прапорщику Ребенде, приказав ему спешно сформировать конную милицию 109 . Ребенда тоже начал с чрезвычайщины: 4 октября опубликовал приказ, который начинался словами: "Немедленному расстрелу подлежат..." И далее следовал длинный перечень - за что: за сопротивление военным и гражданским властям, нападение на чехословацкие части, призывы к неповиновению властям, уклонение от военной службы и т. п. Запрещались всякие собрания, совещания, митинги 110 . Было отчего паниковать оккупантам: до освобождения Самары Красной Армией оставались считанные дни. Чехословацкая военщина, постоянно бравировавшая своим демократизмом, обнажала свое подлинное лицо.

Руководство корпуса, перепуганное неудачами на фронте, потребовало введения чрезвычайных мер от подвластных ему правительств. Сибирское правительство еще в июле приняло постановление об объявлении чрезвычайного положения. В нем высшей мерой наказания предусматривалась 20-летняя или пожизненная каторга. Теперь чехословацкое руководство вспомнило об этом и выразило негодование против подобной "мягкотелости". В меморандуме, направленном сибирякам под выразительным названием "Наше отношение к применению смертной казни на фронте", оно категорически потребовало введения этой меры наказания. И 12 сентября Сибирское правительство беспрекословно исполнило приказ. Самарское правительство не стало ждать окрика чехословаков и 18 сентября узаконило смертную казнь и особые военно-полевые суды, а другим распоряжением образовало министерство охраны государственного порядка, то есть свою ВЧК (хотя советскую ВЧК не уставало клеймить) 111 .

Но драконовские меры не помогли. Части корпуса повсеместно отступали, брожение принимало все более угрожающий характер. Тревогу бил комкор Сыровой. 18 сентября он телеграфировал союзным консулам во Владивосток: "Считаем ситуацию весьма тяжелой и прибытие союзнических войск неотложной необходимостью. Приход хотя бы двух-трех дивизии союзников может быстро улучшить ситуацию и поднять дух нашей и русской армии. Просим доложить об этом руководителям союзнических войск и предоставить немедленную активную поддержку" 112 . Но помощь союзников не приходила. Ее подменяли льстивыми телеграммами в адрес ОЧНС и ген. Сырового. Так, 8 октября корпусная газета "Чехословацкий дневник" опубликовала послание французского верховного комиссара Реньо, гласившее: "Франция верит в самоотверженность и непобедимую моральную силу ваших храбрых воинов. Она не Забудет вас". Далее следовали стандартные заверения, что союзники-де вот-вот придут на помощь, лишь раздражавшие смертельно измотанных легионеров. Такие пустые словоизвержения отдавали издевательством и лишь усиливали озлобление. Его уже нельзя было скрыть, и оно выплеснулось на страницы корпусной газеты. Об этом вынужден был заговорить сам Б. Павлу. В статье от 10 октября он с фальшивым сочувствием легионерам писал: "Когда придут союзники? Этот вопрос не одному из наших воинов приходит на ум, это вопрос, который всем нам не дает покоя, и его решения ждали мы с момента открытия ворот на восток". Но, как верный слуга своих хозяев, утешал: ждите, придут, только не сразу и не очень большими силами.

стр. 70


--------------------------------------------------------------------------------
25 октября ген. Сыровой и ОЧНС телеграфировали прямо в Париж: начинали выступление численностью в 45 тыс., сейчас осталось лишь 25 тыс. человек, которые неспособны удержать фронт. "Наши солдаты свыклись с верой, что союзники придут. Ситуацию может спасти только быстрая союзническая помощь численностью на первое время лишь в три дивизии. Иначе мы вынуждены будем оставить фронт, который держим, и по Сибирской магистрали отступить к Владивостоку". И вывод: "Ситуация очень ответственная, наши силы тают" 113 . На слезную просьбу В. Гирсы, одного из руководителей ОЧНС, дать чехам подкрепление, американский ген. В. Гревс, под началом которого в Приморье находился 10-тысячный корпус, отвечал, что "Поволжскому фронту не можем выделить никакой помощи". Вооружение дадим, солдат - нет. Американцы с комфортом расположились вдали от фронта на охране железных дорог и идти на фронт рисковать своими жизнями не собирались. Им также было поручено следить за японскими оккупантами, чтобы те не прибрали к рукам то, на что рассчитывали сами американцы. Три японские дивизии (3-я, 7-я и 12-я) тоже прочно обосновались в Приморье, Забайкалье и Амурской области, считая, что они пришли сюда навсегда, и были заняты наведением здесь оккупационного режима. До фронта на Волге и Урале им было мало дела. Два британских батальона под командованием полковников Уорда и Джонсона тоже на фронте не появились, занимаясь в тылу обеспечением высокой политики англичан (вроде подготовки колчаковского переворота). Французы и итальянцы (всего около 3 тыс.) тоже обретались в тылу, выполняя полицейскую службу.

Итак, чехословаков оставили почти один на один с наступающей Красной Армией. Немногочисленные белогвардейские отряды были для них слабой поддержкой. Чтобы поднять упавший боевой дух легионеров, Павлу, Сыровой и Гайда решили организовать наступление на Пермь с целью соединения с войсками английского ген. Пуля на севере. 25 декабря Гайде удалось захватить Пермь. Это было выполнение версальской ноты N 25. Но на этом наступление захлебнулось. 3-я Красная Армия преградила путь чехословакам. Раскрывая обстоятельства, связанные с походом на Пермь, ген. Сыровой в одном из докладов указывал: "Ген. Гайда был вынужден остановить наступление на Кунгур - Пермь по той причине, что люди утомлены, обессилены, пали духом, да и сказалась трусость. Погода неблагоприятная: идет снег, после чего образуется болото, а части 2-й дивизии недостаточно обуты, не имеют зимней одежды. И у них дисциплина сильно упала и парни поддаются дезорганизации и провокационным влияниям" 114 . Взятие Перми не только не подняло боевого духа чехословаков, на что рассчитывали Сыровой и К, а еще больше усилило брожение. Тем более что 31 декабря чехи сдали Уфу. Полки во многих случаях самовольно оставляли боевые позиции или отказывались их занимать. Так, 1-й полк, считавшийся в корпусе лучшим, не повиновался боевому приказу, и начальник дивизии полк. Швец в отчаянии застрелился. Это событие повергло верхушку корпуса в шок. Вопрос об уходе легионеров с фронта встал со всей остротой. Он уже стихийно начался, вызвав среди "героев" завоевания Сибири растерянность.

А как относились к тому, что происходило на фронте, западные стратеги, втравившие чехословаков в преступную войну? Успехи мятежников в июне - августе 1918 г. вскружили им голову, и они строили планы новых операций корпуса, одна фантастичнее другой. М. Р. Штефаник, будущий военный министр Чехословакии, начальник над всеми чехословацкими войсками в России, Франции и Италии, сидя в Париже, был полностью во власти маниловских прожектов. По словам Бенеша, он считал, что "наше русское войско, при его умелом использовании на востоке, достигнет ко времени окончательной победы (над Германией) прямо через Южную Россию нашей границы" 115 . Идея похода корпуса на запад через юг России, пишет Бенеш, к концу августа сложилась в целую концепцию и опьянила многих, в том числе и правителей Франции и, конечно же, руководство Чехословацкого национального совета. Решено было, не теряя времени, направить в Россию "для умелого руководства корпусом" ген. Штефаника. Но правительство Франции, не верившее в военный гений амбициозного Штефаника, решило продублировать его своим "военным гением" - генералом М. Жаненом. Он был назначен командующим всеми войсками интервентов на востоке России, включая и чехословаков. Англичане, по свидетельству Бенеша, упорно сопротивлялись, стараясь протолкнуть на этот пост своего генерала Л. Нокса, находившегося в России и готовившего колчаковский переворот. Но в конце концов согласились назначить его заместителем Жанена по тылу.

Жанен и Штефаник в августе срочно упаковали чемоданы и отправились в далекую Сибирь. Военное министерство Франции преподало им "руководящие указания" в виде инструкции, что и как делать. В ней, в частности, предлагалось: "Как только представится возможность, осуществить соединение (чехословацких группировок на Сибирской магистрали.- Авт.) вплоть до Урала, следует стремиться усилить соединение с базами на Северном море и союзническими контингентами, которые оперируют с этих баз (имелись в виду Мурманск и Архангельск.- Авт.); вместе с тем подать руку противогерманским отрядам в районе Волги, Дона, вплоть до Черного моря" 116 . Как видим, по-прежнему реализовывалась версальская нота N 25. Бенеш от имени Чехословацкого национального совета одобрил указанные планы и наказал Штефа-нику строго слушаться союзников. Прощаясь с Бенешем, чехословацкий главком хвастливо заявил ему: "До встречи в Праге!" И добавил: он прибудет туда раньше, чем Бенеш из Парижа. Оказывается, Хлестаковы водились не только на Руси.

Оба бравых генерала по пути в Россию завернули в Вашингтон получить благосло-

стр. 71


--------------------------------------------------------------------------------
вение Масарика. "Отец нации", конечно же, планы союзников одобрил и наказал действовать как можно энергичнее. Жанена принял президент Вильсон и, по словам визитера, очень интересовался "успехами" чехословацкого корпуса, пообещав ему "всяческую необходимую материальную помощь".

Но, прибыв в Японию, Жанен получил совершенно секретный доклад комкора Сы-рового о плачевном положении дел в корпусе. На горячие генеральские головы был опрокинут ушат холодной воды. Прочитав доклад, Жанен записал в дневнике: "Наша перспектива, Штефаникова и моя, невеселая" 117 . И Жанен поспешил на запад, в корпус. Штефаник умчался туда еще раньше. Уже в ранге военного министра Чехословакии он прибыл в Челябинск в штаб корпуса, где ему представили удручающую картину состояния дел в войсках. Особенно его поразило самоубийство начдива И. Швеца, который перед роковым выстрелом жаловался Чечеку: "Разложение русских войск так сильно деморализовало наших солдат, что боеспособность людей упала ниже нуля. Вообще взоры всех обращены не на запад, а на восток" 118 . То есть на Владивосток, и во что бы то ни стало, скорее домой.

Однако корень зла был не только в разложении русских частей. У легионеров было достаточно своих причин, чтобы воткнуть штыки в землю. Первая из них - тяжелые потери в боях, что возбуждало мысль: во имя чего гибнем? Вторая причина - известие о провозглашении в конце октября 1918 г. независимости Чехословакии. Эта весть магнитом тянула домой. Но не тут-то было. 4 ноября Сыровой, Гайда и ряд членов ОЧНС обратились к бурлящей массе легионеров с воззванием: "Наш верховный вождь проф. Масарик приказал нашему войску оставаться в России. Этот приказ был издан в соответствии с распоряжением союзнического военного совета, который, приняв во внимание международную военную ситуацию, пришел к выводу, что наш армейский корпус принесет наибольшую пользу союзническим целям как раз здесь". Наше войско, говорилось в воззвании, еще ждут тяжелые бои, поэтому необходимо всемерно повышать боеспособность 119 . Более горького подарка ко дню независимости было трудно придумать для смертельно уставших от войны легионеров. Третьей причиной явилось известие о капитуляции Германии. Казалось, война закончена, свобода родины достигнута, пора отправляться домой. Но приказ Масарика эту перспективу перечеркивал. Значит, уверения, будто корпус воевал в России против Германии, были примитивным обманом? И в легионерской массе ширилось подозрение, что их используют, как пушечное мясо, во имя каких-то иных целей. А тут еще стало известно обращение Советского правительства к властям в Чехословакии и ВЦИК РСФСР к солдатам корпуса с призывом прекратить бессмысленное кровопролитие, показавшее, что свергнуть власть трудящихся никому не удастся. Советская сторона изъявила готовность пропустить корпус на родину через свою территорию с полной гарантией безопасности при условии сдачи оружия 120 .

К указанным трем факторам, будоражившим сознание легионеров, добавился и четвертый - колчаковский переворот в Омске 18 ноября 1918 г. Масарик и его окружение постоянно внушали солдатам, что корпус - это-де войско демократов, борющихся против тирании, за свободу и справедливость. А тут вдруг - военный переворот в столь грубой форме, с арестом "демократической" директории, которую чехословакам с таким трудом удалось создать. Мы на фронте воюем, а они там, в тылу, вместо того, чтобы помогать нам, дерутся за власть - негодовала легионерская масса. Выражая эти настроения, ОЧНС за подписью двух его членов, Потейдля и Свободы, издало воззвание к легионерам с осуждением переворота. "Мы, как представители чехословацкого войска, на долю которого в настоящее время выпадает главная тяжесть борьбы с большевиками,- говорилось в воззвании,- сожалеем о том, что в тылу действующей армии силами, которые нужны на фронте, устраиваются насильственные перевороты. Так продолжаться больше не может" 121 .

Но с воззванием случился скандал: оно, оказывается, шло вразрез с замыслами союзников и реакционной верхушки корпуса. И появилось на свет, когда Павлу и Медек, эти два ястреба, отсутствовали в штаб-квартире корпуса, уехав на восток встречать Штефаника. По возвращении этой команды воззвание было немедленно дезавуировано. Первым его атаковал Гайда. Он, оказывается, был в курсе подготовки переворота. Колчак накануне приезжал к нему, и он заверил будущего диктатора:

"Обещаю вам, что вся моя армия останется нейтральной" 122 . То есть окажет молчаливую поддержку. Сыровой разразился гневным приказом против "вольнодумцев", ввел предварительную цензуру на печатные издания, запретил антиколчаковскую агитацию. "Всех нарушителей этого требования,- угрожал Сыровой,- предавать полевому суду" 123 . Легионерам было дано понять: ваше дело - воевать, а не вмешиваться в высокую политику. Такая вот демократия ("власть народа")по-масариков-ски. 23 ноября в штабе корпуса состоялось совещание с участием ген. Нокса, Штефаника, генералов Сырового, Гайды и ряда членов ОЧНС, на котором была принята твердая ориентация на поддержку режима Колчака. Штефаник, выступая перед легионерами, обвинил авторов злополучного воззвания в "провинциализме" и с генеральской прямотой выдал: "Переворот подготовлялся не только в Омске,- главное решение было принято в Версале" 124 . И тут же в подтверждение его слов переворот Колчака приветствовал Бенеш в Париже.

Все эти обстоятельства неудержимо генерировали разложение и деморализацию корпуса. Легионеров непреодолимо влекло домой к родным очагам или хотя бы подальше от опостылевшего фронта. Жизнь безжалостно перечеркивала амбициозные планы, привезенные Жаненом и Штефани-ком из Парижа, о походе корпуса через поверженную Советскую Россию в Чехословакию. Но честолюбивые генералы не же-

стр. 72


--------------------------------------------------------------------------------
лали расставаться с ними, тем более что таково было требование совета в Версале. На том же твердо стоял и услужливый Масарик. В послании Штефанику от 19 ноября он писал: "Парни, пожалуй, захотят домой... но этот вопрос должен быть решен с согласия союзников и, кроме того, нельзя оставлять Россию до тех пор, пока нас не заменят военные соединения союзников. Если мы принесем эту жертву, я смогу использовать это на мирной конференции" 125 . Корпус продолжал оставаться в руках Масарика козырной картой в политической игре. Жизнь и кровь граждан России, как и легионеров, в расчет не брались.

Но генералы решили пойти ва-банк и излечить больной корпус сильнодействующим лекарством. Так появился на свет печально известный приказ министра Штефаника N 588. В частях вводился режим железной руки. Выборные комитеты и их корпусные съезды упразднялись. Отделение национального совета, как выборное учреждение, под нажимом "ястребов" заставили самораспуститься. Генеральский сапог растоптал последние признаки прав рядовой массы. Но радикально изменить положение в корпусе с тем, чтобы вернуть его на боевые позиции, не удалось. А ведь это была голубая мечта генералов. Они ухватились за идею выделить из разлагающегося корпуса ударную группировку из добровольцев для удержания фронта. Но таковых, увы, не оказалось. И 15 января 1919 г. комкор Сы-ровой доложил Штефанику: "В дополнение к моему вчерашнему разговору с Б. Павлу сообщаю: на основании бесед с командирами полков и дивизий пришел к выводу о полной небоеспособности нашего войска выступить на фронт" 126 . На этом основании 27 января последовал приказ об отводе корпуса в тыл. На планах похода на родину через поверженную Москву пришлось поставить крест. Штефаник, несолоно хлебавши, отбыл в Чехословакию, но не через Москву, как обещал Бенешу, а через Владивосток, огибая половину земного шара.

Итак, военная авантюра корпуса закончилась большим конфузом. Как говорится в таких случаях: пошли по шерсть, а вернулись стрижеными. Сбылось предвидение прозорливого П. Максы, который своевременно предупреждал и об опасности недооценки силы Советской власти, и об эфемерности успехов гайд и чечеков, и о неизбежном моральном кризисе чехословацкого войска, вовлеченного в преступную авантюру. Но, увы, его не послушались.

Жанен, оставшийся в России расхлебывать кашу, заваренную в Версале, признал, что уход чехословаков с фронта оказался для Запада неожиданным и что он может иметь для Чехословакии негативные последствия на предстоявшей Парижской мирной конференции. "Чехословакам,- указывал он,- поставили бы в вину развал русского фронта на Урале, который был бы результатом ухода, разрушением всякой надежды на реконструкцию России; эта надежда как раз здесь мне начинает казаться мало реальной, но там ею живут" 127 . Но, как солдат, он докладывал в Париж, что готов полностью реорганизовать войско, обновить его морально и снова повести на фронт под лозунгом "Пробиться домой!" 128 . Как видно, Жанену еще предстояло пережить свое Ватерлоо.

КОРПУС НА ОХРАНЕ КОЛЧАКОВСКОГО ТЫЛА

Итак, легионерам, рвавшимся домой, союзники уготовили иную судьбу. Мертвой хваткой они вцепились в корпус и ни за что не хотели выпускать его из России, охваченной гражданской войной. Корпусу было приказано стать на охрану колчаковского тыла, и прежде всего Сибирской магистрали. В Версале надеялись, что корпус, отдохнувший в тылу, снова удастся вернуть на фронт. И такие попытки делались в течение 1919 г. не раз, но безуспешно. Для корпуса война на фронте сменилась войной в тылу против партизан и мирного населения Сибири. Преступление продолжалось.

Сотни чехословацких эшелонов потянулись с фронта в глубь Сибири, занимая позиции на магистрали от Омска до Иркутска. Эту новую задачу корпус, по свидетельству военного министра Штефаника, начал выполнять "с момента получения депеши (из Версаля.- Авт.), предписывающей союзническим войскам оставаться на оборонительных позициях, оставляя русским всю инициативу активных действии" 129 . В планы союзников входило: 1) излечить корпус от синдрома боязни фронта и снова бросить его в бой; 2) освободить как можно больше колчаковских войск от полицейской службы в тылу и направить их на фронт; 3) обеспечить частями корпуса надежное функционирование Сибирской магистрали, по которой в нарастающем объеме шла помощь Колчаку. Союзники не желали допустить, чтобы корпус бездействовал и даром проедал их миллионы. Колчак обратился к уходящему в тыл корпусу с благодарственным посланием. Он отметил: корпус был "длительное время верной опорой молодой русской армии". Адмирал указал: "Чехословацкие эшелоны продвигаются на восток и берут на себя охрану дороги, освобождая тем самым русские войска, которым надлежит в настоящий момент быть на поле сражения" 130 . В послании уже сквозило недовольство верховного правителя уходом чехословаков с фронта. Б. Павлу, явно обидевшись столь скромной оценкой "заслуг" корпуса, ответил обширной статьей в "Чехословацком дневнике", в которой заявил: русская армия "многие месяцы могла находиться в тылу, за фронтом, нами надежно удерживаемом, была собрана, обучена и обеспечена". И дополнил: корпус завоевал для белых Сибирь, и эта боевая задача, "нами добровольно исполненная (по приказу союзников.- Авт.), не была легкой, и по достоинству оценена русской властью перед всем миром" 131 . Павлу имел в виду прежние заявления "белых" правителей и самого Колчака. Это были первые всходы неприязни между адмиралом и чехословацким руководством, давшие вскоре зловещие плоды для адмирала лично и для его армии.

Между тем корпус весной 1919г. рассредоточился на магистрали. К тому времени, благодаря тотальной мобилизации чехов и словаков, он насчитывал около 60 000 че-

стр. 73


--------------------------------------------------------------------------------
ловек и состоял уже из трех дивизий. В корпус входило 17 полков (12 пехотных, 2 кавалерийских и 3 легкой артиллерии). Кроме того, имелись три дивизиона тяжелой артиллерии, ударный батальон, 3 технические роты, три парка боевого снаряжения и 2 бронепоезда. Затем были сформированы рота связи, инженерная рота и даже авиапарк с летной школой 132 . Словом, это была весьма внушительная полицейская сила, организованная и экипированная союзниками по последнему слову техники. Хозяева корпуса на это денег не жалели: только воюйте, любезные чехи и словаки... за наши интересы. Тем более что военные поставки шли в основном в счет долга Чехословакии. После окончания мировой войны этот долг составил 263 млн. долларов, в том числе Америке - 110 млн. долларов, Франции - 110,8 млн. и Италии - 34,8 млн. 133 . Уже в январе 1919 г. колчаковский агент Угет сообщал из Вашингтона в Омск: "Чехословакам было послано следующее вооружение и снаряжение: 1) через англичан - 100 тыс. винтовок Ремингтон, 100 пулеметов Виккерс, 4 736 000 патронов и 1664 галлона смазочного масла; 2) через американский Красный Крест 150 тыс. ботинок и 611 кип подошвенной кожи; 3) от американских властей - 220 тыс. шрапнелей 75-миллиметрового калибра, 22 полевых орудия и запасные части к 100 пулеметам" 134 . Стараниями Масарика из США с 28 августа 1918 г. по 14 апреля 1919 г. корпусу было отправлено почти 14 тыс. ящиков с телефонами, кабелем, ракетами и другими техническими материалами; 89 ящиков с артиллерийским имуществом, в том числе 29 русских орудий; 951 ящик с пулеметным снаряжением, в том числе 800 пулеметов Марлин-Кольт; 11 962 ящика со снаряжением для пехоты; 736 ящиков с запчастями для автомобилей и авиации; 138 грузовых и 99 легковых автомобилей Кадиллак и 8831 ящик с интендантским имуществом 135 . И все это "демократическая" Америка, при активнейшем участии тоже "демократа" Масарика, слала в Сибирь, чтобы как можно больше убивать и калечить граждан, отвергавших режим оккупантов и Колчака.

Вооруженный до зубов корпус изготовился к несению полицейской службы при следующей дислокации: штаб корпуса - в Иркутске; 1-я дивизия, со штабом тоже в Иркутске, заняла участок магистрали от ст. Мысовая у Байкала до ст. Худоеланская; далее на запад, до Мариинска - 3-я дивизия со штабом в Красноярске; от Мариинска до ст. Чулымсая - 2-я дивизия со штабом в Томске. Она же взяла под свой надзор и колчаковскую столицу Омск. И эта мощная карательная машина приступила к "делу".

Передислокация корпуса на Сибирскую магистраль совпала с подъемом партизанского и повстанческого движения от Урала до Байкала. С весны 1919 г. это движение все более грозно заявляет о себе в Алтайской, Томской, Енисейской и Иркутской губерниях, охватывая многие волости, уезды, а затем и целые губернии. Его волны, то нарастая, то временно отступая под натиском карателей, потом снова вздымаясь, обрушиваются на колчаковский тыл с яростной силой. А с осени 1919 г. вся "Колчакия" превращается в штормящий океан народного гнева. За оружие взялась 140-тысячная армия партизан. Ее удары по интервентам и колчаковцам сопровождаются восстаниями рабочих и солдат в городах. Таких восстаний (наиболее крупных), по подсчетам белогвардейской стороны, за время правления Колчака произошло около 60. Многие районы Сибири, еще до подхода Красной Армии, в глубоком тылу, сметают режим чудовищного произвола и восстанавливают Советскую власть.

Навстречу этой грозной действительности и прибыл чехословацкий корпус, попав, что называется, из огня да в полымя. Легионеры мечтали перевести дух, насладиться миром, пожировать на сибирских хлебах, а их с ходу двинули защищать от народного гнева режим, который сам верховный правитель под конец своего правления охарактеризовал так: "Деятельность начальников уездных милиции, отрядов особого назначения, всякого рода комендантов, начальников отдельных отрядов представляет собою одно сплошное преступление". В этом преступлении заставили участвовать и чехословацких легионеров. О них особо высказался адмирал: "Все это усугубляется деятельностью военных частей, польских и чешских, ничего не признающих и стоящих вне всякого закона" 136 . Как будто оккупанты приходят в чужую страну, чтобы исполнять ее законы.

Перечень "мокрых дел" корпуса начался с первых дней мятежа, о чем сказано выше. До того, как основные его части находились на фронте, оставленные в тылу небольшие, но мобильные гарнизоны с помощью белогвардейских полицейских сил наводили на захваченной территории оккупационный "порядок". Под особенно пристальным надзором они держали железные дороги. Это был главный жизненный нерв, связывавший их Восточный фронт с Приморьем, куда уже шли караваны союзных судов с вооружением и боеприпасами. Поэтому любые попытки патриотов прервать эту связь беспощадно подавлялись. Командование корпуса в этих целях прибегло к крайним мерам - объявлению железных дорог на военном или на осадном положении, что развязывало ему руки для любых репрессий. После объявления в конце июля 1918 г. чрезвычайного положения на Сибирской магистрали от Барабинска до ст. Половинная (под Иркутском) Гайда прибег к той же мере на КВЖД, по которой дальневосточная группировка Дитерихса следовала на Восточный фронт. Прибыв в сентябре в Харбин и застав здесь забастовку железнодорожников, "завоеватель Сибири" был взбешен. "Предупреждаю,- пригрозил он,- что всякий, кто будет подстрекать к забастовке, будет арестован и предан военно-полевому суду и расстрелян, что за всякое умышленное повреждение железных дорог и всякие затруднения, чинимые воинским эшелонам каким бы то ни было способом, виновные по приговору военно-полевого суда будут расстреляны. Полковнику Кадлецу приказываю оставить в Харбине большой гарнизон и учредить при нем военно-полевой суд. Коменданту г. Влади-

стр. 74


--------------------------------------------------------------------------------
востока учредить военно-полевой суд во Владивостоке... Телеграмма входит в силу с 8 часов утра 13 сентября с. г. Эта телеграмма должна быть распространена по всем станциям железной дороги" 137 . И машина репрессий заработала на полную мощность.

Едва удалось навести "порядок" на КВЖД, как 14 октября началась общесибирская забастовка железнодорожников. К ней присоединились Челябинск, Омск, Тюмень, Новониколаевск, Томск, Красноярск и Иркутск. Это было время тяжелых оборонительных боев корпуса на Восточном фронте. Подвоз туда подкреплений и боеприпасов во многом решал исход боев. Поэтому чехословацкая контрразведка сбилась с ног, вылавливая "бунтовщиков" и передавая их в руки военно-полевого "правосудия". Шквал репрессий сделал свое дело, и забастовка захлебнулась. В донесении сибирских подпольщиков в Москву сообщалось: "Много расстрелянных (в Омске 5), много арестованных" 138 .

А с переходом корпуса на Сибирскую магистраль борьба с партизанами, стремившимися прервать этот главный кровеносный сосуд, питавший фронт и колчаковский тыл, превратилась в повседневную войну против патриотов Сибири. Она велась днем и ночью на огромных пространствах в течение почти всего 1919 г., вплоть до панического отступления корпуса на восток (о чем речь ниже). Являясь главной полицейской силой в тылу Колчака, корпус с яростью цепного пса защищал его режим от восстававших рабочих и солдат во многих городах Сибири. Такие крупные восстания произошли в Омске (дважды), Кустанае, Канске, Бодайбо, Енисейске, Томске, Тюмени, Кольчугине, Красноярске (дважды), Черемхове, наконец, в Иркутске, где восставшие поставили последнюю точку на правлении "верховного правителя". Первое крупное восстание разразилось в столице "Колчакии" - Омске 22 декабря 1918 г. Восставшие успели освободить из тюрьмы арестованных, в том числе многих членов Учредительного собрания и Уфимской директории. Но из-за провокаций и предательства, чему в решающей мере способствовала вездесущая чехословацкая контрразведка, восстание закончилось провалом. Через свою агентуру контрразведка выведала планы восставших, численность и размещение их сил. В начавшейся оргии расправ отличились солдаты 1-го чехословацкого запасного полка под командованием майора Кроутила. Полк захватил мост через Иртыш, прервав связь между повстанцами, и, по свидетельству ген. Жанена, ликвидировал восстание в лагере военнопленных. Кроутил, докладывая Жанену о подавлении восстания, особо отметил роль чехословацкой контрразведки во главе с офицером Зайчиком 139 . В правительственном сообщении, опубликованном в колчаковской газете "Русская армия", говорилось: "Командир полка приказал офицерам, вооруженным винтовками, и надежным из солдат, с прибывшими подкреплениями чехословацких патрулей 1-го запасного чехословацкого полка, отправиться в помещение 3-й роты, дабы обезоружить восставших, но в помещении были захвачены только 8 рабочих и 4 солдата, которые и расстреляны. Тогда отряд разделился: чехи направились к лагерям военнопленных за восставшими рабочими, которых и настигли в лагере N 3, где захватили часть восставших, другая часть их успела скрыться. Караулы в 1-м и 2-м лагерях были усилены чешскими отрядами". По тревоге были подняты чехословацкий запасной полк и английский батальон, несший охрану Колчака. К русским карателям присоединился чешский отряд под командованием полковника Зайчика. Вместе они совершили набег на восставших в поселке Куломзино 140 . Чехословацкое командование запросило штаб Колчака, нужны ли дополнительные силы, которые оно готово было направить с фронта. Это подтвердил сам адмирал: "Вечером мне была сообщена телеграмма от Гаиды, нужна ли какая-нибудь помощь, двинуть ли войска, что у него чуть ли не готовы к посадке два полка, которые он немедленно, если потребуется, пришлет в Омск" 141 . Но у начальника омского гарнизона ген. Бржозовского карателей оказалось достаточно. Он действовал в полном контакте с представителями чехословаков капитаном Кошеком и майором Кроутилом, которые были у него постоянными советниками.

Результаты их совместной "работы" были ошеломляющими. Только по официальным данным, в ходе подавления восстания в Омске было убито 133 человека и 49 расстреляно по приговору военно-полевого суда; на каторжные работы и к длительному тюремному заключению было осуждено 13 повстанцев. В пригородном поселке Куломзино при подавлении восстания погибло 114 человек и по приговору суда расстреляно 117 рабочих и солдат 142 . В действительности жертв было не менее 900 человек, в том числе около 100 видных партийных работников (большевиков, эсеров и меньшевиков). Без суда были зверски растерзаны на берегу Иртыша члены Учредительного собрания эсеры Фомин, Брудерер, Девятов, Саров, Маковецкий, а также видные меньшевики Маевский и Кириенко 143 . Чехословацкие "демократы" хорошо послужили диктатуре Колчака.

Такие зверства были возможны лишь потому, что колчаковский режим чувствовал за своей спиной мощную поддержку чехословаков. Это откровенно признавало само руководство корпуса. Так, штаб 3-й дивизии отмечал: "Ясно, что лишь наше присутствие здесь отдаляет момент, когда волна большевизма захватит железнодорожную магистраль и разольется по всему краю" 144 . Такого же мнения был и штаб 1-й дивизии:

"Присутствие чехословацкого войска препятствует (равно как и в г. Иркутске) всякой попытке вооруженного противоправительственного выступления. Русские военные силы из-за своей малочисленности едва могли бы успешно предотвратить брожения и большевистские выступления" 145 . Так что за все преступления, творившиеся в "Колчакии", ответственность падает прежде всего на воинство Масарика.

Для несения полицейской службы это войско было хорошо подготовлено не толь-

стр. 75


--------------------------------------------------------------------------------
ко в военном отношении, но и по части организации полицейского сыска. В корпусе действовало так называемое "Тайное разведывательное отделение" - своего рода корпусная ЧК. Кроме этого, в частях имелась политическая полиция, именовавшаяся "агентурным политическим отделением". Но и этого аппарата командованию оказалось мало. В ходе войны с повстанцами и партизанами пришлось усилить надзор за неблагонадежной частью легионеров, не желавшей исполнять роль карателей. В результате появилось новое сыскное учреждение - тайная разведслужба. В каждом батальоне имелся особый подофицер этой службы, а в ротах на каждые 100 человек приходилось 6 агентов-осведомителей, именовавшихся "наблюдателями за личным составом". Отделения ТРО в полках были усилены новыми десятью агентами 146 . Если к этому добавить, что повсеместно и одновременно с чехословацкой действовала и колчаковская контрразведка, то нетрудно представить тот политический пресс, под которым постоянно находилось население оккупированных губернии. На счету этих служб многие тысячи загубленных жизней и искалеченных судеб. В пражском Институте военной истории, по свидетельству чехословацких историков, сохранилось множество документов, показывающих, с каким рвением шпики и сыщики корпуса охраняли диктаторский режим 147 .

В феврале 1919 г. вспыхнуло восстание в Енисейске. И здесь колчаковцы, чувствуя за собой силу чехословацких штыков, дали выход своей звериной злобе. В городе с населением 7-8 тысяч жителей было истреблено около 700 человек. Видный сибирский эсер Е. Колосов, находившийся в то время в Сибири и бывший, по его словам, свидетелем развития повстанческого и партизанского движения, писал в своей книге "Сибирь при Колчаке" о енисейской трагедии: "Правительственные войска не щадили никого: ни женщин, ни детей, ни тем более мужчин... Для того, чтобы не тратить пуль на расстрелы, придумали новый способ казни, без пролития крови, как во времена средневековой инквизиции, но по иному способу... Расположен город прямо на реке, на льду проруби. В эти проруби и сбрасывали людей либо живыми, либо недобитыми. Это называлось "отправлять в Туруханск". Штыками и нагайками осужденных на казнь гнали к проруби и там топили. Над всем городом повисла угроза страшного террора, и никто из самых мирных граждан не мог быть уверен, что не сделается жертвой каких-либо насилий" 148 .

За Омском и Енисейском настала очередь Тюмени. Здесь в марте восстали насильственно мобилизованные в колчаковскую армию. Подавление восстания взял в свои руки ген. Гайда, палач со стажем. В декабре он перешел на русскую службу и, как командующий Сибирской армией, немедленно отреагировал приказом, источавшим необузданную ярость. "Сегодня, 13 марта,- писал он в приказе,- взбунтовались 150 мобилизованных, вооружились винтовками, взятыми со складов, и начали хозяйничать в городе. Приказываю выступление подавить жесточайшим образом и всех мятежников, застигнутых с оружием в руках, расстреливать на месте без какого бы то ни было суда. Об исполнении и числе расстрелянных мне немедленно доложить" 149 . Подручные Гайды точно исполнили приказ. Город был объявлен на осадном положении. Всех схваченных повстанцев согнали на Базарную площадь и расстреляли. "Из окон было видно,- вспоминает очевидец трагедии Н. Авдеев,- как падали мертвыми и ранеными не только солдаты, но и находившиеся в это время на базаре женщины". Других арестованных свозили отовсюду в тюрьму. "Тюремный двор,- рассказывает тот же очевидец, попавший в руки карателей,- в это время представлял собой вид военного лагеря. Чехи, вооруженные с ног до головы, наполняли весь двор. Нас временно поместили в будку со стеклами, где обыкновенно происходили через решетку свидания с заключенными. Мимо нас, лязгая оружием и звеня шпорами, ходили взад и вперед чехи и поглядывали на нас со злорадным любопытством. Настроение у нас было напряженное".

Арестованных брали партиями и уводили на расстрел без всякого суда. Попал в одну из партии и Н. Авдеев. Тяжело раненный, он притворился в куче трупов мертвым. "Я,- рассказывает Авдеев,- очнулся. Чувствую страшную боль в правой руке и в спине. Чувствую, как льется кровь. Под боком холодно. Снег и мороз. Лежу с полуоткрытыми глазами, не шевелясь. Кто-то застонал. Раздается возглас: "Кто-то из них жив. Надо попробовать их штыками"... Слышу скрип шагов. За спиной кого-то пронзают штыком. Приближаются ко мне... Напрягаю всю волю... Не шевелюсь... Вдруг удар штыком в спину возле позвоночника. Я лежу на боку, и штык не пронзил меня насквозь, а нанес мне рану вниз по спине... Я не крикнул, и это меня спасло" 150 .

Подобные расправы ставили население перед выбором: либо молча умирать под пулями и от голода и болезней в тюремных застенках, либо отчаянно сопротивляться карателям. Восстания и забастовки в такой обстановке делались неизбежными. В июне 1919 г. забастовали шахтеры Черемховского бассейна. Власти не на шутку занервничали: бассейн являлся одним из основных поставщиков угля для Сибирской магистрали. Начальник черемховского гарнизона запросил штаб Иркутского военного округа срочно прислать усмирителей. Штаб ответил: "Относительно помощи вооруженной силой обратитесь к чехам: Черемхово в 10-верстной полосе железной дороги (здесь полными хозяевами были чехи.- Авт.). Чехословацкое командование поставлено в известность о событиях" 151 . Чехи отреагировали незамедлительно. В Черемхово прибыл эшелон 4-го чехословацкого полка. Но легионеры проявили колебания. Их срочно заменили другими. И начальник гарнизона докладывал в Иркутск: "В моем распоряжении рота и надежный 1 -и эшелон чехословаков" 152 . Командир "надежного" эшелона капитан Бенда пригрозил шахтерам: "Приказываю окончить забастовку и начать соответствующими сменами на всех

стр. 76


--------------------------------------------------------------------------------
участках нормальную работу не позднее 4-го июня 1919 г. в 14 часов... Против всех, кто не приступит к работе, будут приняты строжайшие меры" 153 . Угрозами и арестами забастовка была подавлена.

Но полицейские в чешских мундирах без "работы" не оставались. Сибирь непокоренная бурлила. 30 июля восстали солдаты и военнопленные в военном городке под Красноярском. Здесь размещались русские части (3-й горный и 31-й стрелковый полки) и лагерь военнопленных численностью около 13 тыс. человек. Комендантом в нем был чешский капитан. Инициатором восстания стала венгерская подпольная организация лагеря. К военнопленным присоединились солдаты русских частей. Чехословацкая контрразведка по наводке коменданта лагеря тут же приступила к "делу". Начальник 3-й чехословацкой дивизии полк. Прхал доносил по инстанции:

"В связи с вооруженным восстанием в военном городке у Красноярска 30 июля с. г., в котором приняли участие военнопленные, был произведен 2-м батальоном 12-го чехословацкого полка в красноярском лагере военнопленных обыск на основании сообщения контрразведки о существовании внутри лагеря военнопленных тайной организации, преследующей большевистские цели, но главным образом направленные против чехословацкой армии в России" 154 . По приказу Прхала была образована следственная комиссия, "снабженная правами скорого военно-полевого суда". Как следует из доклада Прхала, 8 руководителей подпольной организации чехи расстреляли. В действительности было убито до 40 подпольщиков. Русских солдат, присоединившихся к восстанию, расстреливали без всякого суда. Их вылавливали и сгоняли на плац военного городка. Чехи подкрепили команду колчаковских палачей 3-м батальоном 12-го полка. На экзекуцию прибыл главный колчаковский каратель генерал-лейтенант Розанов. Арестованных выстроили в две шеренги, приказали раздеться и укладывали залпами в вырытую яму. При этом жертвам задавали каннибальские вопросы: стрелять в голову или в сердце? Итог расправы - более 500 убитых. Колчак откликнулся телеграммой Розанову: "Благодарю вас, всех начальников, офицеров, стрелков и казаков за отлично выполненную боевую работу" 155 . Надо полагать, не остался без благодарности и полк. Прхал. Его подручные "поработали" не хуже роза-новских.

В ряду "мокрых дел" корпуса значатся его действия по подавлению восстаний в Александровской пересыльной (сентябрь 1919 г.) и Александровской центральной каторжной (декабрь) тюрьмах. В них чешские каратели были на первых ролях. 12 декабря 1919 г. колчаковская контрразведка сообщала: "Только что получены сведения из села Александровского, что полчаса продолжается усиленная пулеметная и ружейная стрельба между восставшими каторжниками центральной тюрьмы и солдатами 54-го полка. Наши солдаты бросают гранаты, так как часть каторжан пыталась прорваться через нашу цепь. На помощь гарнизону села Александровского прибыло 50 конных чехов при трех пулеметах. Чехи и наши солдаты решили атаковать тюрьму на рассвете" 156 . В назначенный срок начался штурм тюрьмы. Осажденных окружили пулеметами. Чехи в подкрепление своего отряда доставили из г. Усоле 76-миллиметровые пушки и расстреливали восставших в упор. Расправа продолжалась трое суток. От рук палачей погибло до 600 человек 157 . Причем эта акция была учинена в момент, когда колчаковская власть уже дышала на ладан.

В Иркутске эсеры - члены Учредительного собрания обратились к командованию корпуса с требованием не вмешиваться в противостояние между колчаковским режимом и его противниками. Но им было заявлено: "Чехословацкое войско на своем участке жестоко и без милости подавит любое восстание против Колчака, где бы оно ни началось" 158 . Ибо таков был приказ союзников.

Если подавление восстаний в городах происходило с некоторыми интервалами, то война против партизан шла ежедневно и на тысячеверстном пространстве от Омска до Иркутска почти весь 1919 год. Число жертв в этой очень жестокой войне было огромно, что подтверждают оперативные сводки штаба корпуса, публиковавшиеся в корпусной газете "Чехословацкий дневник" и в сибирских газетах, а также свидетельства со стороны партизан.

Рассредоточив корпус на магистрали, ген. Сыровой издал установочный приказ: "Очистить железную дорогу в районе 10 верст севернее и 10 верст южнее от повстанцев, отобрать у населения военное оружие". Всем трем дивизиям были определены районы их действий. Приказ заключало категорическое повеление: "Всем дивизиям: действовать активнейшим образом, сформировать ударные мобильные группы для ликвидации в зародыше новых восстаний и в более удаленных местах" 159 . Начальники трех дивизий издали свои приказы, детализировавшие предстоявшие им задачи. Так, начальник 3-й дивизии Прхал, оказавшийся на самом горячем участке магистрали в Енисейской губернии, распорядился: "Всем жителям, находящимся на расстоянии 10 верст по обеим сторонам железной дороги, объявляем, что полоса эта нейтральная, и всякий, кто заблаговременно не сообщит о каком бы то ни было здесь подозрительном движении, будь это уже со стороны населения местного или лиц чужих, пришедших, будет привлечен к строгой ответственности. Те же, кто будут настигнуты или уличены в участии в большевистской агитации, в порче путей, насилии или же убийстве, как равно и все, кто не подчиняется распоряжениям чехословацких и прочих союзных властей, будут подвергнуты строгим карам, не исключая и смертной казни" 160 . Можно представить себе положение населения придорожной полосы: оно обрекалось на заложничество, доносительство, на постоянный страх ни за что ни про что подвергнуться весьма печальной участи.

От чехословацких карателей не отставали по части угроз населению и колчаковцы.

стр. 77


--------------------------------------------------------------------------------
В марте 1919 г. Колчак назначил главным предводителем своих карательных отрядов "по охране государственного порядка и спокойствия в Енисейской и части Иркутской губерний" ген. Розанова, прославившегося чудовищной жестокостью. В своих первых приказах он признал: повсюду полыхают восстания. "Тюрьмы полны вожаками этих убийц. Начальникам гарнизонов городов вверенного мне района приказываю: содержащихся в тюрьмах большевиков и разбойников считать заложниками... За каждое преступление, совершенное в данном районе, расстреливать из местных заложников от 3- х до 20 человек. Приказ этот ввести в действие по телеграфу" 161 . Как видим, колчаковцы и чехословаки как будто соревновались между собой в жестокости. Но действовали против патриотов в тесной связке. Превосходство силы на стороне чехословаков придавало им роль ведущего в этой связке.

Обстановку, складывавшуюся на Сибирской магистрали к лету 1919 г., объективно характеризует записка, составленная в штабе Сибирской армии (ею, напомним, командовал в то время Гайда). Командарм, прежде помогавший Колчаку сесть на царство, теперь все активнее начал фрондировать против него и говорить о положении дел в "Колчакии" много правды. Записка была вручена Колчаку в собственные руки. Перечислив ряд "крупных пороков власти", ее составители с тревогой указали на все возрастающее возмущение населения и сделали главный вывод: причина не столько в действиях большевиков, сколько в политике самого колчаковского правительства. "Все это заставляет думать,- говорилось в записке,- что мы имеем дело с явлением иного порядка, чем инсценируемые большевистскими агентами мнимые восстания, и искать более глубоких и общих корней развивающихся на территории Сибири событий". Иными словами, составители записки предлагали Колчаку и его окружению на себя оборотиться. Они настоятельно предупреждали режим о сгущавшихся над ним тучах. "Отряды повстанцев принимают довольно крупные размеры: если раньше были выступления небольших партизанских групп в 20-25 человек, то теперь приходится читать об отрядах в 2500-5000 человек. О напряженности, которой иногда достигают их действия, можно судить по следующим данным. В течение двух недель Амурская железная дорога не функционировала, так как была занята повстанцами. Японская сводка говорит, что только в районе дер. Спасской Амурской области произошло 30 восстаний за полтора месяца. С 18 марта по 3 апреля, по чехословацкой сводке, отмечено 57 нападений только на район ст. Тайшет. У отрядов иногда оказываются интеллигентные руководители (в некоторых случаях даже офицеры). Отряды, как в том случае, когда они оперируют партизанскими набегами (порчей железнодорожных путей, нападениями на посты и т. д.), так и при массовых выступлениях, по-видимому, не только не встречают себе активного противодействия, но скорее даже поддерживаются местным населением: благодаря этому им удается наносить иногда крупный урон посылаемым против них правительственным и союзным войскам и легко скрываться и рассеиваться" 162 .

Однако то, что отмечалось в записке, было лишь прелюдией к главным схваткам карателей с партизанами. С мая 1919 г. чехословацкую и колчаковскую печать заполняют сообщения о карательных набегах на партизанские районы. Газеты публиковали оперативные сводки и обзоры о боях на "втором фронте", открывшемся в тылу Колчака. Еще в мае корпусная газета "Чехословацкий дневник" в статье "С нашего фронта" писала: "Поначалу казалось, что охрана железнодорожного участка, порученного чехословацкому войску в России, не потребует особых усилий и будет в действительности для нашего войска заслуженным отдыхом, однако обстоятельства оказались иными. Сперва отдельные случаи нападения на железную дорогу, станционные строения, разрушение колеи, спуск с рельсов поездов, обстрелы идущих составов, уничтожение различных железнодорожных материалов и т. д., чем дальше, тем больше множились, а сейчас подобные случаи стали постоянным, ежедневным явлением" 163 . О безмятежном отдыхе оккупантам пришлось забыть.

В нескольких номерах "Чехословацкого дневника" печатались обозрения "Наши операции против Манской группировки большевиков", "На Тайшетском фронте" и другие. В обзоре о боях в районе Тайшета, в частности, сообщалось: "Нынешней весной положение на магистрали изменилось радикально. Большевики, спокойно действуя, организовали по обе стороны магистрали, на участке Красноярск - Нижнеудинск, значительные силы, которые дали им возможность после весенней оттепели приступить к операциям на всем участке в крупных масштабах. Группировка, сосредоточенная по обе стороны Тайшета, оказалась особенно активной; она была ядром северных большевистских банд, которые имели свой план более широких стратегических целей: их нападение на Тайшет 8 мая с. г. доказало, что большевики хотели создать на магистрали операционные базы, с которых могли бы начать акции весьма важного значения - бои за овладение частью Сибирской магистрали и перерыв связи Средней Сибири с востоком. Пожалуй, можно сказать, что почти не было ни одного дня, в который бы на всем угрожаемом участке (Красноярск - Нижнеудинск) дорога и телеграфная связь не были бы разрушены" 164 .

По поводу интерпретации чехословаками и колчаковцами партизанских отрядов как чисто "большевистских банд" необходимо сделать следующее принципиальное уточнение. Охранникам колчаковского режима большевик мерещился в каждом, кто не раболепствовал перед этим режимом. В связи с этим уместно напомнить, что после окончания гражданской войны в Сибири на 9- 10 млн. населения по партийной переписи было учтено лишь около 8 тыс. коммунистов 165 . То есть один коммунист приходился примерно на 1250 граждан. А в партизан-

стр. 78


--------------------------------------------------------------------------------
ском движении с оружием в руках сражалось около 140 000 человек, да миллионы им сочувствовали и активно помогали, что неоднократно признавали сами защитники колчаковской власти. Даже Гайда, этот свирепый палач повстанцев и партизан, вынужден был признать: "Восстания, вспыхивавшие по всей Сибири, далеко не носили лишь большевистский характер. Часто они представляли собой попытки сбросить с себя иго власти произвола и насилия" 166 . Что ж, убедительный ответ всем, кто пытался тогда и пытается сегодня представить сопротивление интервентам и белогвардейцам как чисто большевистскую акцию, к которой народ якобы не имел никакого отношения. В этой священной войне за независимость широчайшие слои беспартийных граждан выступали вместе с большевиками. И в этом была их неодолимая сила.

Большинство отрядов и соединений возглавляли коммунисты, но подавляющая масса партизан и повстанцев была беспартийной. И за большевиками она пошла потому, что горой стояла за восстановление Советской власти. Она вела под руководством большевиков справедливую, законную войну против действительных банд иностранных наемников и колчаковских опричников за право самим распоряжаться своей судьбой на своей родной сибирской земле. И отстаивала это право ценой огромных жертв.

Из сводок чехословацкого командования о боях в мае-июне 1919 г. на Тайшетском, Степно-Баджейском, Тасеевском, Тулунском, Ирбеиском, Казачинском и других участках фронта видно, с какой беспощадностью расправлялись чехословацкие и другие наемники союзников с сибирскими патриотами. Так, в атаке партизан 7 мая на Тайшет численностью около 1000 человек, согласно сводкам, погибло до 200 бойцов. В схватке на Христо-Воздвиженском участке фронта (по сводке за 8-15 мая) общие потери партизан составили "не менее 300 человек". В повторном бою за Тайшет они потеряли "100 убитых, 15 пленных" 167 . В очередной сводке с Тайшетского участка сообщалось: "Энергичным наступлением чехословацких частей взяты деревни Еловское, Конторское и Бирюса; обе последние сожжены". На участке Тайшет- Канск, у деревень Мокруша и Новоселове, чехословацкий отряд "разбил банду красных": "потери красных около 100 убитых". И таких кровавых сводок в те дни были десятки. Колчаковский палач ген. Розанов с благодарностью отмечал в то время: "Почти каждая, даже небольшая, операция проводится в жизнь при участии союзных войск: чехов, итальянцев и русских". При этом расточал палачам сибиряков комплименты: "чешские и итальянские войска проявили редкую энергию и храбрость, а их начальники большое искусство" (убивать.- Авт.) 168 . Партизаны оценили это "искусство" по-другому. Как писал в своих дневниках ген. Жанен, чехословацкие каратели получили среди партизан убийственную кличку "чехо-собаки" 169 .

Настоящие многодневные сражения в мае-июне развернулись вокруг двух главных очагов партизанского движения - Степно-Баджейской и Тасеевской партизанских республик. На первую из них массированное наступление началось 15 мая шестью колоннами в составе пехоты, кавалерии и артиллерии. Это были в основном чехословаки из 2-го, 5-го, 9-го и 10-го полков и небольшая часть итальянцев. Пятью колоннами командовали чехи - полковник Петри и майор Стефан. И только одна колонна состояла из русских численностью в 2000 штыков, 800 сабель при 20 пулеметах и 6 орудиях под командованием войскового старшины Розанова 170 . Штаб Иркутского военного округа доносил в Омск в штаб Колчака: "По сведениям чешского командования, в наступлении южнее полотна железной дороги в районе Маганское-Ирбейское принимают участие части 3-й чехословацкой дивизии, рота итальянцев и отряд войскового старшины Розанова. Операцией руководит начальник 3-й чешской, находящийся в тесной связи с генерал-лейтенантом Розановым. Штаб 3-й (чехословацкой дивизии) расположен на ст. Камарчага. Операция чешских, русских и итальянских войск развивается успешно" 171 . Им, по сведениям чехословацкой разведки, противостояли партизанские отряды численностью 6-7 тыс. человек, из них вооруженных только 2500 человек при 9 пулеметах. Штаб партизан находился в селе Степной Баджей, командир - прапорщик Кравченко. Каратели намного превосходили партизан в живой силе, вооружении (особенно в артиллерии и пулеметах) и в боевой выучке. Но на стороне партизан было огромное моральное превосходство, сознание того, что они сражаются за правое дело.

Войска рвались к Степному Баджею буквально по трупам партизан и мирных жителей, оставляя за собой кровавый след, выжженные и ограбленные деревни. О накале сражения свидетельствует сводка чехословацких войск за 27 мая - 7 июня. В ней сообщалось: "Утром 22 мая группа русских войск повела наступление на Вершино-Рыбинскую, занятую остатками большевистских банд Кравченко и Щетинкина, бежавшими с севера после разгрома их в районе деревень Семеновской и Переяславской чехословацкими и итальянскими войсками. После короткого боя противник был разбит. Уцелевшие мелкие банды противника бежали к юго-западу в Степно-Баджей, преследуемые нашей конницей с пулеметами. В этом бою особенно отличились гусары, лихо атаковавшие красных, а также наша горная и легкая артиллерия, причинявшая большие потери противнику... Вся территория подавленного восстания на 150 верст к югу от Канска очищена от красных".

О действиях другой группы карателей к югу от железной дороги Свищево - Клюквенная в той же сводке указывалось: "Первого июня союзная группа, усиленная русскими войсками, под общим начальством одного из выдающихся чешских военачальников перешла в наступление тремя колоннами. Первая колонна, составленная из чехословацких, итальянских и русских войск, под командованием одного из храбрых ита-

стр. 79


--------------------------------------------------------------------------------
льянских офицеров, повела наступление на Алексеевку, выбила штыковой атакой красных из окопов и заняла Алексеевку. Средняя колонна, составленная из русских и чехословацких войск, совместно с левой колонной, составленной также из чешских и русских войск, разбила противника, оборонявшего Кияйское, и, обратив его в бегство, преследовала конницей. К концу дня вся полоса местности до реки Маны была очищена от большевистских банд. Союзными войсками взято много трофеев; потери противника очень большие: 4 роты уничтожены полностью" 172 .

Комкор Сыровой выразил благодарность начдиву 3-й дивизии Прхалу и его подчиненным за их палаческие действия. "Чехословацкое войско,- похвалялся Сыровой,- не утратило любви к родине и чувства долга" 173 . Лицемерие этого выученика г-на Масарика не знало границ: как можно было связать "любовь к родине" с разбоем легионеров на чужой земле за тысячи верст от этой самой родины? Что касается "долга" (разумеется, перед союзниками, о чем Сыровой умолчал), то он и его корпус выполняли его с лакейской преданностью.

В ответ на бахвальство оккупантов в самый разгар боев прозвучал гневный голос сибирских патриотов, полный боли и возмущения. 8 июня Объединенный совет крестьянских и рабочих депутатов Красноярского и Канского уездов на требование сложить оружие заявил: "Говорить с грабителями, поджигателями и насильниками женщин и девиц мы считаем низким и позорным для себя. Говорить с разбойниками и палачами трудового крестьянства можно только посредством наших винтовок и пулеметов, отобранных у трусливой опричнины, продавшейся капиталистам.

Вы отлично знаете (как знаем это и мы), что победа наша обеспечена, и как утопающий хватается за соломинку, так вы хватаетесь за последнее средство: хитрость, ложь, лицемерие и зверство. Помните, что этому никто из крестьян не поверит, и этим вы не установите "правопорядок". Вы отлично знаете, что в Сибири 42 крестьянских фронта, но тем не менее называете нас красной бандой... Напрасно... Прелесть вашего правления и порядка известна всем, от мала до велика. История отметит это на своих страницах и даст ценный материал для будущих поколений" 174 . Ответ партизан был адресован "живодеру Розанову", но он был обращен и к чехословацким "живодерам" Сыровому, Прхалу и прочим.

Чехословаки и розановцы, как гунны, прошлись по территории Степно-Баджейской партизанской республики. По сведениям главного штаба партизан, против них было брошено около 25 тыс. иностранных, главным образом чехословацких, солдат. Силы сторон в этот момент оказались слишком неравными, и партизанская республика, просуществовав в глубоком колчаковском тылу почти 8 месяцев, временно пала. 15 июня каратели ворвались в ее столицу - Степной Баджей. Варвары торжествовали на крови и трупах. 18 июня колчаковский штаб верховного командования с ликованием сообщал: "Нашими войсками занято селение Степно-Баджейск - центр восстания по всей Енисейской губернии и Нижнеудинском уезде Иркутской губернии, после чего, развивая наступление дальше, наши войска настигли остатки красных и обоз с эвакуированным имуществом... В Степно-Баджейске оставлено красными 230 раненых и 500 трупов. Потери красных громадны" 175 .

По случаю разгрома Степно-Баджейской республики 30 июня в Красноярск пожаловал сам главком войск интервентов ген. Жанен. Хозяина встречали главные исполнители кровавой расправы - начдив 3-й чехословацкой дивизии полк. Прхал, начальник штаба дивизии майор Квапила и начальник чехословацкого гарнизона Красноярска майор Палицкий. На следующий день состоялся помпезный парад, на котором Жанен лично вручил французские и чехословацкие награды участникам боев за Тайшет. На другой день - снова парад и снова награды из рук Жанена, на этот раз погромщикам Степно-Баджея. Цивилизованные варвары торжествовали, и ни у одного из них не шевельнулась совесть за совершенное ими чудовищное преступление.

О том, что оставили после себя каратели, сообщал в секретном докладе представитель Красноярского уездного земства Н. В. Ведерников, посетивший места недавних боев: "В 8-ми верстах от Степного Баджея расположена деревня Орешная. При проезде этой деревни поразил меня ее запустелый вид. Деревня была буквально вымершей. Дома пустые, в некоторых из них были лишь дети и женщины, мужчин не было видно. Из разговора с оставшимися я узнал, что проходящие воинские части отобрали у них всех лошадей и коров, взяли телеги и многое ценное имущество. Деревня в буквальном смысле слова разграблена. Дети голодали, у них не было молока. При этом они мне сообщили, что через 3 дня будут сожжены их дома. Трудно передать то, что я видел...

Степной Баджей представлял собой военный лагерь. Гражданского населения не было видно. Изредка можно было увидеть стариков и детей, остальные жители ушли с красными, захватив свое имущество. По сведениям, которые я узнал, был здесь незадолго до прихода колчаковских войск вместо земской управы образован Совет...

В военном штабе происходила расправа над захваченными в тайге красными и над теми, кто был принудительно мобилизован и по дороге от красных бежал. Жертвы расправ не закапывались и распространяли вокруг трупный запах. В день моего приезда было изрублено 70 человек. Не было никакого полевого суда. Степной Баджей было решено полностью уничтожить, все строения сжечь, за исключением костела, переселенческой больницы и фактории. Также мне сообщили, что полковник Розанов приказал уничтожить всех латышских граждан мужского пола от 16 до 45 лет.

Во время моего пребывания и перед тем было сожжено в баджейском округе 5 переселенческих населенных пунктов и 12 заимок. Обитатели их бедствовали под хмурым небом на пепелищах. В самом Бад-

стр. 80


--------------------------------------------------------------------------------
жее, несмотря на приказ военных властей не жечь домов, казаки в мое пребывание сожгли 7 строений... Под угрозой расстрела отбирались многие ценные вещи, золото, одежда, самовары, посуда, косы, плуги, лошади, коровы, овцы, возы и т. д. и потом дом сжигали. Бедные семьи не имели возможности увезти то, что осталось, так как повозки и лошади были забраны для перевозки награбленного имущества.

Пробыв день в Баджее, я покинул его с тяжелым чувством. Горящие дома, кровавые расправы и трупный запах создавали такую атмосферу, что оставаться там дальше не было сил" 176 .

Трагическую участь Степно-Баджейской разделила и Тасеевская партизанская республика, образовавшаяся севернее Сибирской магистрали в Канском уезде. Наступление колчаковцев здесь поддерживали части 1-й чехословацкой дивизии, оперировавшей в основном против партизан Иркутской губернии. В наступление на центр республики село Тасеево было брошено около 15 тысяч карателей при 10 орудиях, 35 пулеметах и 14 минометах. Ими командовал ген. Красильников, тот самый, что путем военного переворота усаживал Колчака на трон. Имея подавляющее преимущество над тасеевцами, особенно в вооружении, они 17 июня сломили сопротивление оборонявшихся. В правительственной сводке за 18 июня сообщалось: "Нашими войсками после короткой артиллерийской подготовки взято сильно укрепленное селение Тасеево, служившее центром восстания северной части Енисейской губернии; красные беспощадно преследуются" 177 . В свою очередь штаб чехословацких войск сообщал, что румынская группа под командованием чешского полк. Кадлеца продолжала наступление на север. Восточная чехословацкая группа майора Гашека, выступившая 12 июня со ст. Ключи в глубокий тыл партизан через Заимское, Бузуканово и Тремина, в течение 11 дней совершила переход в 150 верст и продвинулась дальше на север по р. Бирюса в дер. Лепина и То-пин. Первая группа имела столкновение с неприятелем в Нижне-Заимском, где была его застава в 27 всадников. Штаб сообщал о захвате партизанских лошадей, коров и хлеба 178 . Отряды Кадлеца и Гашека очень помогли красильниковцам.

Что учинили в этой республике захватчики, оассказал один из ее руководителей, В. Г. Яковенко. "По занятии Тасеева,- вспоминает он,- противник собрал все окружающее население, и в особенности население Тасеева, и над собранными учинил жестокую расправу. Некоторые были в буквальном смысле истерзаны, другие живыми закапывались в могилу, многих расстреливали по порядку: сначала каждого десятого, потом каждого пятого. Так, в первое же утро после занятия Тасеева было убито и расстреляно 106 человек мужчин и почти такое же количество женщин и детей. После такой расправы оставшееся в живых население, естественно, было всецело на нашей стороне" 179 .

Еще один свидетель, но уже с той стороны,- помощник начальника канской уездной милиции. Он докладывал управляющему уездом: "При занятии правительственными войсками села Тасеевского там почти совершенно жителей не было, все они частью добровольно бежали за большевистскими бандами, частью насильно уведены, частью из страха разбежались по лесам, увозя с собою более ценные и необходимые вещи. В селе Тасеевском правительственными войсками сожжено до 200 домов, во многих домах выбиты окна, разломаны печи и разбита вся менее ценная домашняя обстановка; окраины села и вся заречная сторона выжжены до основания" 180 . Докладчик умолчал о бесчисленных человеческих жертвах. Как и в Степном Баджее, здесь тоже стоял трупный смрад. Все это было делом рук варваров XX века, в рядах которых перемешались мундиры колчаковцев и чешских легионеров. А ген. Жанен от имени цивилизованной Европы вручал им награды.

Ген. Розанов поспешил подвести итог двум самым крупным карательным операциям. В приказе от 24 июня он победоносно извещал: "Большевистские банды врагов возрождения России разбиты, а главные очаги восстаний - Степно-Баджей и Тасеево взяты. Главари восстании и организаторы нападений на поезда расстреляны" 181 .

Но генерал торжествовал рано. Южноенисейские партизаны, понесшие большие потери, совершили под умелым руководством А. Д. Кравченко и его помощника П. Е. Щетинкина дальний переход через Саянский хребет в Туну. Здесь они привели себя в порядок и уже в сентябре, воскреснув из пепла, как птица Феникс, снова двинулись в родные края продолжать борьбу за изгнание интервентов и колчаковцев. Силы их росли лавинообразно. В середине сентября они освободили Минусинск. Бои развернулись с новой силой, но теперь уже со все большим перевесом на стороне партизан. И карателям пришлось думать не о победных рейдах, а о том, как спасти собственную шкуру. Штаб 3-й чехословацкой дивизии в октябре вынужден был признать: "Отовсюду сообщают, что население либо в массовом порядке переходит на сторону красных, либо симпатизирует и помогает им. Русские правительственные войска не могут справиться с красными ни в Минусинском, ни в Тайшетском районах" 182 . И начдиву Прхалу приходилось гнать им на помощь свои части. Но настали другие времена, соотношение сил изменилось в пользу патриотов, и карателям пришлось отступать. Партизаны Кравченко и Щетинкина вместе с частями Красной Армии 7 января 1920 г. вступили в Красноярск.

Североенисейские (тасеевские) партизаны тоже чудодейственно возродились. Они отошли с боями на север в глухую тайгу, быстро пополнили свои ряды и в сентябре освободили Тасеево и ряд других населенных пунктов. Власти пребывали в полной растерянности. Помощник управляющего Енисейской губернией Г. Бондарь обратился к партизанам с посланием, призывая... помириться и кончать гражданскую войну. Но партизаны хорошо понимали, почему у карателей вдруг потекли "крокодиловы

стр. 81


--------------------------------------------------------------------------------
слезы" о желании мира. В своем ответе они написали: "Понимаем потому, что пожары сел и деревень, беспощадный грабеж крестьянского населения, виселицы, расстрелы, запарывание плетью, закапывание живыми и прочие цветы вашей "цивилизации", как видение дьявола, стоят перед нашими глазами" 183 . Их ответом властям стало начавшееся в ноябре фронтальное наступление против чехословаков и белогвардейцев. Армейский совет партизан в конце декабря предложил чехословацкому командованию в Канске подобру-поздорову убраться с сибирской земли. Оккупанты сочли за лучшее согласиться. И 2 января 1920 г. за полмесяца до прихода советских войск партизаны заняли Канск.

Пламя партизанской войны разгоралось в других районах Сибири. Едва отряды 3-й чехословацкой дивизии и колчаковцы ген. Розанова успели справиться с партизанами Енисейской и части Иркутской губерний, как полыхнуло огромное восстание на Алтае, распространившееся и на Томскую губернию. Здесь роль усмирителей "бунтовщиков" взяли на себя части 2-й чехословацкой дивизии (начдив полк. Крейчи) и 5-я польская дивизия (начдив полк. Румша). Дивизия из поляков была сформирована под полной опекой штаба чехословацкого корпуса, как его вспомогательная сила, разумеется, на деньги союзников, очень нуждавшихся в наемниках. В июле 1919 г. в ней, по данным ген. Жанена, насчитывалось более 11 000 солдат и офицеров. И хотя с прибытием Жанена в Сибирь она перешла в его подчинение, но всегда являлась вторым эшелоном у чехов. По приказу ген. Жанена польская дивизия вместе с чехословаками взяла на себя охрану железной дороги от Новониколаевска (здесь был ее штаб) на запад, до ст. Татарская, и на юг, до ст. Славгород. Уже в мае поляки провели так называемую Урманскую операцию севернее Сибирской магистрали под командованием полк. Скоробогатого. Затем польских стрельцов бросили на подавление восстания в районе Славгорода, Камня и Семипалатинска. Туда отрядили оперативную группу в составе летучих батальонов 1-го полка, артиллерийскую батарею и эскадрон кавалерии во главе с уже отличившимися карателями - офицерами Анковичем, Воробеем и Дайяном 184 .

Но партизанское движение, подавленное в одном районе, тут же вспыхивало в других. Победные сводки штабов о "полном умиротворении" оказывались блефом. Штаб 2-й чехословацкой дивизии сообщал: "Крупное восстание, которое началось 1 августа западнее Барнаула, в результате которого на короткое время было прервано во всех направлениях сообщение по железной дороге, идущей от Барнаула, и которое быстро распространилось повсеместно в Барнаульском и Бийском уездах, было общими усилиями чешских (1-й кавалерийский полк), польских и русских войск подавлено в период с 1 августа по 4 сентября... Восстание продолжается в районе 140-200 верст южнее Бийска. В районе польских войск между Каменем и Славгородом восстание бушует в 16 волостях".

Штаб в заключение признал: "В Барнаульском районе спокойствие было установлено штыком и им же поддерживается" 185 .

Злодеяния чешских легионеров и польских стрельцов заслужили благодарность колчаковского военного министра ген. Дитерихса. В приказе от 23 августа, поблагодарив начальника польской дивизии полк. Румшу за помощь в подавлении июльского восстания в Татарско-Каинском районе, он с удовлетворением отметил: "В настоящее время так же быстро и охотно откликнулись поляки и чехи, помогая нашим войскам в Барнаульском и Бийском уездах" 186 . Так войска двух славянских народов на земле третьего, своего славянского брата, творили кровавый разбой. А г-н Масарик, как двуликий Янус, не уставал твердить, как он и его "парни" любят Россию.

В оперсводках с места боев штаб 2-й чехословацкой дивизии даже не скрывал того, что творили ее части над мирным населением. Так, в одной из сводок сообщалось:

"Захвачено два бандита, один из них застрелен на месте, а второй повешен на месте катастрофы. Арестована женщина, которая была связана с бандитами. Сожжено 8 домов". "Захваченные были избиты, дома их сожжены, и в огне были слышны взрывы патронов". Изба одного из них, который "страшно" ругал карателей, "была зажжена, и его самого бросили в огонь". "Жители, которые нам никак не симпатизируют, перед нами убегают в тайгу". "Дома тех, которые ушли к банде, сожжены" 187 .

Особенной жестокостью отличался чехословацкий кавалерийский полк под командованием майора Крейчирика. Один из офицеров полка похвалялся, что он со своим отрядом во время очередной экспедиции сжег 16 деревень и "наделал" 6000 трупов из безоружных крестьян, которых его кавалеристы гнали перед собой "как стадо овец" 188 . Неудивительно, что в ответ, как пишет участник "сибирского похода", а затем его историк Ярослав Кратохвил, прозвучал гневный клич: "Бей чехов, спасай Россию!"

От чехословацких легионеров не отставали в жестокости и грабежах польские стрельцы. Они тоже "наделали" не одну тысячу трупов патриотов Алтая и жадно протягивали руки к чужому добру: такова уж природа оккупантов. Даже лояльный по отношению к полякам департамент колчаковской милиции в сентябре 1919 г. доносил наверх: "Польские войска, стоящие в г. Камне, позволяют себе самовольный захват имущества граждан, разрушение хранилищ Сибирского банка и пакгаузов Западносибирского пароходства. Не согласуют выступлений против банд с местной военной властью, чем вызывают неудовольствие всего населения". Управляющий Алтайской губернии требовал удалить поляков из Камня 189 . Насилия и грабежи, творившиеся союзными войсками, приобрели столь вызывающий характер, что возмутился даже сам "верховный правитель", понимая, чем это грозит его режиму. 12 октября он направил Жанену, Сыровому, начдиву польской дивизии Румше и начальникам военных округов раздраженную те-

стр. 82


--------------------------------------------------------------------------------
леграмму. В ней он указал на творившиеся "чинами (карательных) отрядов насилие и жестокости над мирными жителями" и "постоянные нарушения их имущественных прав". Начальники отрядов, подчеркивал адмирал, не только не пресекают насилие, но и поощряют его, чем наносят вред "государственному делу" 190 . Адмирал, похоже, не понимал, зачем оккупанты пришли в Сибирь.

Между тем в сентябре-октябре 1919 г. снова грозно восстал непокоренный Алтай, а с ним и партизаны Томской губернии. Сюда все громче доносилась артиллерийская канонада с приближающегося фронта. Части Красной Армии, перевалив через Урал, вступали в Сибирь. В октябре были освобождены Петропавловск и Тобольск, на очереди был Омск. В стане карателей царила паника: пришлось думать, как унести ноги. В сводке штаба 2-й чехословацкой дивизии за 18 октября сообщалось, что в районе Барнаул-Бийск "восстание вспыхнуло с новой силой" и что польские и кол-чаковские войска и чешский дивизион кавалерии "с кровавыми потерями отступают, так как повстанцы сражаются не на живот, а на смерть" 191 . В другой сводке штаба дивизии указывалось: "Крестьянство относится к нам явно враждебно. Повсеместно оно мечтает о возвращении Советской власти, и эти надежды с наступлением Красной Армии усиливаются и укрепляются. Свою ненависть против нас рабочие уже не скрывают. Русский солдат - за незначительным исключением - нас ненавидит. По нашей вине он был мобилизован, по нашей вине идет на фронт воевать - это самая главная причина его ненависти. Деревенские жители явно большевистски настроены и приветствуют бандитов как своих освободителей" 192 . Кажется, и в штабах наконец-то прозрели. Но преступной войны не прекращали: союзники не велели.

Партизаны Алтая и Томской губернии, собравшись с силами, создали реальную угрозу перерыва Сибирской магистрали на перегоне Каинск - Новониколаевск. Ген. Жанен приказал чехам и полякам преградить партизанам выход на магистраль, ибо это грозило отрезать путь отхода колчаковским войскам с фронта, а также самим интервентам, охранявшим тыл. Чешское и польское командование гнало в карательные набеги новые отряды. Так, штаб польской дивизии выслал в район восстания сильные группы 1 -го, 2-го и 3-го стрелецких полков, две батареи и дивизион кавалерии. Однако каратели получили достойный отпор и понесли большие потери, были ранены полк. Скоробогатый и майор Анко-вич. Время безнаказанных расправ прошло 193 .

Неотвратимо встал вопрос о немедленном отступлении. Ген. Жанен записал в своем дневнике (середина октября): "Поляки остановили свои операции около Барнаульской дороги. То был для них слишком твердый орешек" 194 . Паническое настроение царило и среди чехословаков. Командование 2-й дивизии 20 ноября сообщало из Томска в Иркутск Б. Павлу: "Ситуация становится с каждым днем, даже часом, все более критической. Население в огромном большинстве против нас. Западный фронт не существует, зато оправдано опасение перед повышенной деятельностью банд. Просто нет никакого желания воевать. Если одна часть подвергается нападению, другая часть ей не поможет, следуют захват паровоза и самостоятельное движение боевых частей без оглядки на штабы и тыловые части" 195 . Словом, перед надвигавшейся расплатой войско обуял страх. И желание - бежать.

Тем временем колчаковским опричникам становилось жарко и на востоке "Колчакии", в Иркутской губернии. Иркутский губернатор П. Яковлев бил в набат: пламя партизанской войны из соседней Енисейской губернии захватывает и его губернию. С лета 1919 г. здесь уже действовали наряду с Тайшетским также Шиткинский, Баерский, Черемховский, Приангарский и другие фронты. Главной мишенью партизан была Сибирская магистраль. Крушение поездов на некоторых перегонах происходило по нескольку раз в сутки. С объединением в сентябре отдельных отрядов в единый Северо-Восточный фронт (Восточно-Сибирскую армию) его удары по врагу еще более усилились. Это был ответ патриотов на бесчинства карателей. По поводу их действий губернатор Яковлев сообщал: приезд отрядов Красильникова, Волкова и Сычева, "оттеснивших гражданскую власть и применивших к сложному делу управления методы военной субординации, и ее (губернию) замутили". Отряды, по словам губернатора, "не столько ловят дезертиров, сколько возмущают деревню своими насилиями". "За последнее время,- заключал Яковлев,- настроение широких слоев сельского и особенно городского общества повышается, разрыв правительства с народом углубляется все больше и больше" 196 . Губернатор настаивал проводить политику не только кнута, но и пряника. Однако Волковы и красильниковы были приверженцами только кнута и продолжали бесчинствовать.

Им ревностно помогали в этом части 1-й чехословацкой дивизии, являвшейся главной полицейской силой в губернии. Операции против партизан лично возглавил начальник штаба дивизии подполковник Жак. Он широко использовал драконовский институт заложничества для жителей придорожной полосы. От них требовали доносить о передвижении партизан, после каждой диверсии на дороге выявлять виновных и доносить властям. В противном случае каждый второй заложник подлежал расстрелу, его имущество конфискации, а дом сожжению 197 . Как опытный полицейский, Жак приказал командирам частей "главное внимание обратить на тайную разведку и на поиск нескольких надежных жителей близлежащих деревень... и при их помощи распространять и на остальных граждан настроение против повстанцев, основывающееся главным образом на страхе перед участью, которая постигла Конторское, Бирюсу и ст. Акульшет" (имеется в виду "показательная" расправа чехов над этими населенными пунктами.- Авт.). Осведомителей

стр. 83


--------------------------------------------------------------------------------
предлагалось оплачивать "деньгами и сахаром". Жак требовал особо поощрять тех легионеров, "которые захватят большевистских руководителей и доставят документы. Дома повстанцев сжигать, уничтожать, ссылаясь на мой личный приказ. С солдатами, отказывающимися от участия в бою (были и такие, о чем см. ниже.- Авт.), в переговоры не вступать... Не подчиняющихся приказам предавать суду и направлять в трудовые роты на шахты" 198 .

Жак не только приказывал, но и действовал, лично отправившись руководить карательной операцией. В докладе начдиву он доносил: "Вчера прибыл к своему отряду... Жуткий был вид на горящее Конторское, был очень сильный ветер. В округе восстания были сожжены деревни с целью устрашения, которое оказывало воздействие, как явствует из слухов, распространяемых среди жителей деревень... Взяли мы инициативу в свои руки, в некоторых деревнях дома большевиков разорили, некоторых "пташек" повесили (я это в своих сводках не оглашаю...)" 199 . Жака дополнял один из офицеров 2-го кавалерийского полка, сообщавший в письме своему другу: "Сегодня выступаем вперед в направлении Конторское, Бирюса, Акульшет. Приказ взять эти деревни. Согласно приказу ген. Розанова, мы должны сжечь каждую избу, из которой отец или сын находится между бандами или в которой обнаружено оружие, снаряжение и т. п. По приказу подполковника Жака жилище обозначается крестом и поджигается. Горят отдельные хаты... ветер, горит все, целая деревня превращается в пепел... И потом видишь - тащат из хат подушки, самовары, старые часы, одеяла... Повозки наполнены барахлом, сзади лежит связанное тело и привязанная к возу корова с опущенной головой тащится последней своей дорогой к эшелонам чехословацкого войска... Когда я обратился к одной из групп с укором, что же это делается, ответили, что на крыше автомобиля, в котором находится подполковник Жак, тоже вез себе шофер самовар и швейную машину. Одна часть войска отказывается от наступления (имея на то ряд причин), другая идет в наступление и, отягощенная награбленным, возвращается домой. Первые встречают их усмешкой: наворовались, вояки?" 200 .

Сохранились документальные фотографии этих сцен грабежа, их опубликовал в своей брошюре "Без легенд" (Прага, 1958) живой свидетель тех карательных акций, легионер Франтишек Галас. Будучи противником вмешательства корпуса во внутрироссийские дела, он нарисовал жуткую картину тех злодеяний, которые чинили части корпуса в Сибири. Вот одна из картин: "Новый приказ: сжечь деревню. Предупреждаю легионеров против такого деяния. Однако захудалые хатки тем временем уже горят, огонь полыхает, раздаются новые выстрелы - по курятникам, овцам, поросятам. Некоторые врываются в избы и грабят вещи, которые им никогда не понадобятся. Неожиданно вылезают из некоторых хат полузадохнувшиеся старики, женщины и дети, крыша горит у них над головами. Трясутся от страха, горюют. Никогда не забуду те рыдания, те слезы. Приказ велит стоять на месте, пока вся деревня не сгорит дотла. Некоторые части все еще грабят то, что огонь еще не уничтожил" 201 .

С Жаком и его подчиненными соперничал в жестокости командир румынского отряда чешский полковник Кадлец. Свое людоедское кредо он сформулировал так: "Лучше вырезать целую деревню, чем оставить в ней хотя бы одного живого большевика" 202 . Охраняя магистраль на самом горячем Тайшетском участке, он так и поступал. Где он проходил с отрядом, там оставались пепел и кровь.

Очевидец многих "дел" 1-й чехословацкой дивизии, уже упоминавшийся видный сибирский эсер Е. Колосов свидетельствует: "Чешская охрана преследовала повстанцев и тех, кого захватывала, "линчевала" на месте. Разыгрывались сцены потрясающей жестокости, телеграфные столбы то тут, то там превращались в виселицы, и так на протяжении многих верст от станции до станции". И он делал вполне обоснованный вывод: "Нет никакого сомнения, что, если бы Колчак не имел тогда на перегоне к Тайшету помощи чехословаков, румын, сербов, итальянцев, положение его было бы критическим еще весной 1919 г., и дорога там была бы разрушена, связь фронта на Урале с востоком была бы прервана, и тогда поражения, которые Колчак испытал под Пермью летом, произошли бы гораздо раньше, и катастрофа приняла бы еще большие размеры" 203 . Вывод- неоспоримый.

Осенью 1919 г. главком интервентов ген. Жанен оказался в весьма затруднительном положении, о чем свидетельствуют его записи в дневнике. С одной стороны, из Европы ему шлют депеши с категорическим требованием всемерно укреплять режим Колчака, не желая понимать, кто у власти и насколько его положение малонадежно. С другой стороны, перед Жаненом удручающая реальность, которую он охарактеризовал так: "Ситуация на фронте похожа на прогнившее болото. Красные пятна, которые означают на нашей карте Сибири восстания, всюду увеличиваются и приближаются к магистрали" 204 . Но действует Жанен в этой безнадежной ситуации, как предписали из Парижа. Проезжая в конце сентября район Канска, он записал в дневнике:

"Едем медленно среди различных аварий: в продолжение этой поездки я их отметил или испытал. Железнодорожники дают сведения мятежникам или сами портят колею. Между 300 и 299 верстами видел повешенных на месте, где произошла авария. В Красноярске плохие дела. Повстанцы предприняли наступление на севере и на юге. Кравченко занял Минусинск и послал оттуда телеграмму губернатору. Все катится вниз" 205 . Тем не менее по приказу из Парижа, и повторенному Жаненом, командование корпуса продолжало защищать обреченный режим Колчака. По сведениям исторического отдела штаба корпуса, только за сентябрь 1919 г. части корпуса осуществили почти 380 карательных набегов на партизан 206 . Позже, оправдываясь за выдачу Колчака повстанцам, Сыровой указывал:

стр. 84


--------------------------------------------------------------------------------
"Мы охраняли Колчака даже дольше, чем могли" 207 .

При всем этом следует отметить, что в рядах корпуса нашлось немало честных легионеров, которые возмущались употреблением корпуса в качестве полицейской силы, защищавшей антинародный режим Колчака и терроризовавшей население Сибири. В апреле 1919 г. они самочинно собрались на совещание, на которое приехали представители от большинства частей. Желанием посланцев наиболее сознательной части легионеров было покончить с преступной политикой употребления корпуса в реакционных целях, а для этого созвать подлинный съезд представителей рядовой массы для выявления ее воли;

восстановить демократические права, уничтоженные драконовским приказом Штефаника N 588, и безотлагательно решить вопрос об эвакуации корпуса на родину. Это событие вызвало переполох у руководства корпуса. Б. Павлу информировал Бенеша: "Я в последние дни был чрезвычайно озабочен внутренним беспорядком в нашем войске и решил как можно быстрей выехать в Екатеринбург, где происходит самовольно собравшийся воинский съезд... На основе анализа ситуации полагаем, что прямым, но энергичным вмешательством можно восстановить порядок. Правда, несколько сотен человек следует удалить из наших рядов, добровольно или по принуждению, иначе это не будет войско как нечто целое" 208 . Приказом Сырового были запрещены какие бы то ни было собрания, вынесение резолюций, посылка делегаций и т. п. Делегатов, уехавших на совещание, командование объявило дезертирами и грозило поставить вне закона. Сыровой потребовал от всех начальников "наивысшей самоотверженности" при исполнении приказа 209 .

Но угрозы не испугали делегатов, и они 20 мая собрались на ст. Тайга на свой съезд в обстановке дикой травли со стороны реакционеров. Президиум съезда все же смог принять обращение к рядовым легионерам, в котором заявил: "Съезд использует все средства, вплоть до крайних, для того, чтобы наше войско не являлось больше игрушкой в руках безответственных одиночек, чтобы было прекращено дальнейшее пролитие крови ради интересов режима, с которым мы не согласны..." 210 . Съезду, разумеется, дали работать нормально, и делегаты решили перебраться в Иркутск, где рассчитывали получить надежную защиту от своих сторонников. Но часть их, прибывших в Иркутск, была арестована. Тогда другая часть, в сопровождении солдат 4-го полка, со ст. Иннокентьевская двинулась в город и освободила арестованных. Все вместе с песнями промаршировали по городу на вокзал, затем перебрались в предместье Глазково, чтобы продолжить заседания съезда.

Случившееся взбудоражило чехословацкий гарнизон Иркутска. Оно было настолько серьезно, что Павлу и его ближайший соратник Р. Медек, растерявшись, опубликовали 11 июня в "Чехословацком дневнике" заявление о том, что в сложившейся обстановке они не могут выполнять свои обязанности и

просят правительство Чехословакии освободить их от занимаемой должности 211 . И струсили эти люди не напрасно: дело, по существу, шло к восстанию. 13 июня две роты 4-го полка заняли редакцию и типографию "Чехословацкого дневника", а также учреждения информационно-осведомительного отдела штаба корпуса. "Мятежники" явно стремились получить в свои руки средства информации для объективного освещения происходящего. Верхушка корпуса срочно запросила Жанена в Омске: как быть? Тот ответил - действовать решительно. Получив повеление от хозяина, командование вечером направило в захваченные учреждения солдат "надежного" 1-го полка, которые по официальному сообщению восстановили их нормальную работу. В тот же день осмелевший ген. Сыровой издал приказ: не подчиняющиеся распоряжениям начальства будут исключены из состава корпуса со всеми вытекающими для них последствиями 212 . Павлу на следующий день предъявил съезду легионеров ультиматум - безоговорочно подчиниться руководству корпуса, пригрозив непокорным японскими, английскими и колчаковскими штыками. И руководство съезда, увы, капитулировало. Ген. Жанен, подытоживая события, сообщал Масарику: "В Иркутске произошли серьезные беспорядки" 213

Делегаты съезда, как "мятежники", были арестованы и под конвоем отправлены во Владивосток, сначала в казармы на полуострове Горностай, затем в казематы крепости на Русском острове. Пять рот 4-го полка, часть легионеров 7-го и 8-го полков и две роты 11- го полка были разоружены и интернированы. Всего репрессиям подверглось около 3000 легионеров. О своих взглядах арестованные делегаты съезда заявили посетившей их официальной делегации, прибывшей из Чехословакии. Они гневно протестовали против того, чтобы чехословацкое войско "употреблялось для полицейской службы, подавления забастовок, чтобы от имени республики принуждалось сжигать деревни, убивать мирных жителей... Солдаты понимают аморальность своего положения... Население, кроме немногочисленной буржуазии, настроено против нас. По пути на запад встретьтесь с сотнями разоруженных чехословацких воинов, которые придерживаются тех же взглядов и того же сознания, что и мы. Дальше, в Иркутске, Томске, Красноярске, вы найдете сотни арестованных и находящихся под следствием чехословацких солдат, преследуемых за те же "злодеяния", что и мы" 214 . Делегат съезда А. Кучера особо подчеркнул: "За кровь, которая в настоящее время льется на необозримом братоубийственном поле битвы в России, чехословаки несут наибольшую ответственность, за эту кровь должно отвечать чехословацкое войско, которое с ужасом отворачивается от дел рук своих, чтобы не видеть трагедии великого, добросердечного, братского народа" 215 . Это был голос честной Чехословакии. Но сподвижникам Масарика его удалось заглушить валом националистической пропаганды и градом репрессий. И преступления корпуса продолжались.

стр. 85


--------------------------------------------------------------------------------
БЕССЛАВНЫЙ ФИНАЛ "СИБИРСКОГО ПОХОДА"

Для интервентов и колчаковцев неотвратимо приближался час народного возмездия. 14 ноября Красная Армия вступила в столицу "Колчакии" - Омск. 10 декабря был освобожден Барнаул, 14-го - Новониколаевск, 20-го - Томск, 7 января 1920 г.- Красноярск. Потрепанные в предыдущих боях, дезорганизованные и деморализованные части колчаковской армии беспорядочно откатывались на восток, уже почти не оказывая серьезного сопротивления. Они теряли тысячи военнопленных или добровольно перешедших на сторону противника солдат и офицеров и массу вооружения, доставленного союзниками. Неудержимый наступательный марш Красной Армии стал вдохновляющим сигналом к активизации боевых действий партизан и повстанцев Сибири и Дальнего Востока.

В конце 1919 г. в Сибири, на "втором фронте", в колчаковском тылу уже действовал ряд крупных партизанских соединений: Западно-Сибирская армия на Алтае (около 50 тыс. бойцов, командующий - Е. М. Мамонтов); Южно-Енисейская армия (до 25 тыс., командарм - А. Д. Кравченко, помощник командарма - П. Е. Щетинкин); Северо- Енисейская армия (около 8 тыс., командующий - В. Г. Яковенко); Восточно-Сибирская армия (около 16 тыс., командующий - Д. Е. Зверев); 1-я Горно-Алтайская дивизия (около 18 тыс., начдив - И. Я. Третьяк); 1-я Чумышская дивизия (около 10 тыс., начдив - М. И. Ворожцов); 1-я Томская дивизия (около 18 тыс., начдив - В. П. Шевелев- Лубков) 216 . Их действия поддерживали многие мелкие партизанские отряды, стихийно возникавшие в ответ на зверства карателей. Это была неодолимая народная сила.

Защитники агонизировавшего колчаковского режима оказались под ударами и с фронта, и с тыла. Их охватило всеобщее смятение. Вчерашних самоуверенных палачей теперь одолевала одна мысль: как спастись. В канун падения Омска Б. Павлу телеграфировал Бенешу в Прагу: "Положение колчаковского войска катастрофическое... Для нас новая и тяжелая ситуация, кроме того, грозит опасность соприкосновения с большевистским фронтом... Военную ситуацию надо лечить политически. Убеждали Омск установить парламентский режим с целью спасения положения, ответили: ни в коем случае. Но тем и подписали колчаковские власти свое падение. Делаем все, чтобы этим падением не затянули и нас" 217 . Что ж, откровенное признание.

Почувствовав надвигавшуюся опасность, первым заблаговременно поспешил убраться восвояси 10-тысячный американский корпус под началом ген. Гревса. За ним потянулись англичане, французы, итальянцы. Расхлебывать заваренную ими кашу оставили наемников - чехословаков, поляков, румын. Считая, что своя рубашка ближе к телу, чем колчаковская, чехословаки стали спешно свертывать карательные операции и устремляться на спасительную Сибирскую магистраль. Колчаковская контрразведка 8 декабря докладывала: "Кавалерийские чехословацкие части, находившиеся в районе Барнаул - Бийск - Семипалатинск, бросили загнанных лошадей, пешим порядком вышли в Новониколаевск". Сообщалось также, что штаб корпуса в Иркутске лихорадочно организует эвакуацию частей 1-й дивизии, которая к 14 декабря должна полностью выехать на восток, освобождая путь двум другим дивизиям. Вопрос об эвакуации корпуса, по данным контрразведки, решен и советом пяти в Париже, и властями в Праге. Комкор Сыровой срочно отбыл на ст. Тайга якобы для инспектирования, на самом же деле - чтобы как-то "упорядочить начавшееся хаотическое движение, вернее, бегство своих войск" 218 .

Что контрразведка не сгущала краски, подтвердил и В. Гирса, заменивший отставленного и скомпрометировавшего себя Б. Павлу. Из Иркутска Гирса телеграфировал во Владивосток: "Положение чехословацкого войска, находящегося западнее Иркутска, катастрофическое. Все арьергардное войско покинуло свои эшелоны и идет при 40- градусном морозе пешком, бросив в вагонах все свое имущество. Паника охватила и остальные части. Есть также опасение, что 3-я дивизия и все другие части - всего 100 поездов, стоящих западнее Иркутска, пойдут пешком - в депрессии и проклиная политическое и военное руководство" 219 .

Штаб 3-й дивизии также сообщал: легионеры самовольно устремляются на восток, боясь приближающейся Красной Армии. В некоторых частях дело дошло до бунтов и неисполнения приказов. "Оказалось, что большинство охвачено единым и мощным устремлением выбраться в безопасное место, подальше на восток... установилось мнение, что руководство союзников тормозит наш отъезд, чтобы в дальнейшем оставлять нас в роли колчаковских полицейских" 220 . Так оно в действительности и было.

Ген. Жанен приказал полякам, разбойничавшим на Алтае, бросить склады с награбленным (около 100 вагонов с хлебом, до 4000 лошадей и много всякого другого добра) и быстрей выбираться на основную магистраль, если они не хотят быть захлопнутыми красными, как в мышеловке, на Барнаульской дороге 221 . Начальник польской дивизии издал приказ о срочном выходе на магистраль и движении далее на восток. Но жажда наживы часто брала верх над опасностью потерять все. И награбленного не бросали. В результате вышли на магистраль с опозданием, оказавшись в арьергарде отступавших чехословаков, лицом к лицу с наступавшей Красной Армией. Жажда наживы стоила им очень дорого.

Сибирская магистраль, когда на нее нахлынули отступающие чехословаки, поляки, румыны и остатки колчаковской армии, превратилась в поле их междуусобной битвы за выживание сильнейших. Таковыми естественно оказались чехословаки. 16 ноября ген. Сыровой издал приказ: зеленый свет - только для чехословацких эшелонов. Красный свет зажгли даже перед поездом самого убегающего Колчака 222 . На

стр. 86


--------------------------------------------------------------------------------
дороге воцарился закон джунглей. Перед произволом "братьев чехов" взорвался гневом сам "верховный правитель". И было отчего: в собственной стране русские были лишены возможности пользоваться собственной железной дорогой. Оккупация обернулась к колчаковцам своим жестоким ликом. Насилие, проявленное чехословацким руководством, явилось еще одним преступлением в дополнение к тем, что уже совершил корпус в России.

24 ноября Колчак в телеграмме Жанену, Ноксу, а также Сыровому (для сведения) заявил: "До сих пор правильность движения нарушалась и нарушается вмешательством чешских эшелонов в работу железнодорожников, требованием чехов пропускать только чешские эшелоны, оставляя наши без движения, что уже привело наши эшелоны к западу от Новониколаевска к полной остановке и к тому, что хвостовые эшелоны оказались в линии боевого фронта. Продление такого положения приведет к полному прекращению движения русских эшелонов и к гибели многих из них. В таком случае я буду считать себя вправе принять крайние меры и не остановлюсь перед ними" 223 . В телеграмме атаману Семенову и ген. Хорвату Колчак в качестве ответной меры на приказ Сырового распорядился "не пропускать чехословаков на восток и в крайнем случае разрушить туннели и мосты" 224 . Гневные телеграммы протеста направили Сыровому командующий колчаковским фронтом ген. Каппель, а также ген. Сахаров и атаман Семенов. Но эти демарши уже не принимались всерьез. Сыровой приказал не отвечать на упомянутые телеграммы, назвав Каппеля "душевно неуравновешенным человеком", а его послание "провокационной депешей" 225 .

Поляки по примеру чехов решили, что спасение утопающих - дело рук самих утопающих. Начальник польской дивизии "реквизировал 60 поездов, каждый с необходимым количеством паровозов", что, по свидетельству официального польского историка Багинского, "при общем расстройстве Сибирской дороги и отсутствии железнодорожного персонала стоило сверхчеловеческих усилий" 226 . Можно себе представить масштабы чинившегося произвола. И все эти эшелоны были доверху нагружены награбленным добром. Но, выбравшись на Сибирскую магистраль, поляки уперлись в чехословацкую пробку. В ожидании "зеленого света" они занялись продолжением грабежа. Так, 17 декабря на ст. Тайга, по сообщению газеты "Чехословацкий дневник", "начался грабеж при деятельном участии польских эшелонов". Когда железнодорожные служащие потребовали от командира польского полка прекратить "опустошение", тот ответил: "Это не опустошение, а раздел даров" 227 .

Но кара неотвратимо настигала грабителей. Польская дивизия, находившаяся в арьергарде отступавших войск, подверглась ударам советских частей в боях за ст. Литвинове, а затем еще более сильным у ст. Тайга и под Красноярском. Она потеряла сотни убитых и раненых. 9 января 1920 г. польское командование обратилось к Сыровому и Жанену со слезной мольбой: "5-я польская дивизия, измученная непрерывными боями с красными, дезорганизованная беспримерно трудным продвижением по железной дороге, лишенная воды, угля и дров и находящаяся на краю гибели, во имя гуманности и человечности просит вас пропустить на восток 5 наших эшелонов (из числа 56) с семьями наших воинов,- женщинами, детьми, ранеными и больными,- обязуюсь предоставить вам в ваше распоряжение все остальные паровозы, двигаться дальше боевым порядком в арьергарде, защищая, как и раньше, ваш тыл" 228 .

Но воззвания к "гуманности и человечности", звучавшие фарисейски из уст палачей алтайских крестьян, не помогли. Ибо были обращены к тем, кто тоже не знал ни гуманности, ни человечности. Ответ Сырового полякам доказал это. "Меня, - нагло ответил Сыровой,- удивляет тон панской депеши. Согласно последнему приказу ген. Жанена, вы обязаны идти последними. Ни один польский транспорт не может быть пропущен через меня на восток. Только по отбытии последнего транспорта со ст. Клюквенная можете двигаться вперед. Дальнейшие переговоры по этому вопросу считаем законченными, так как вопрос исчерпан" 229 .

Оказавшись перед лицом такого вероломства со стороны своих вчерашних союзников, командование польской дивизии предложило своим солдатам единственное, что могло: по примеру колчаковцев покинуть свои эшелоны и уходить в лютые морозы пешком на восток. Это был путь к верной гибели. И дивизия взбунтовалась. Группа арьергарда в 10 эшелонов, отрезанная от главных сил, в ночь на 7 января сдалась советским войскам без боя. С 9 на 10 января эшелоны заднего отряда арестовали своих офицеров и тоже сдались в плен. Наконец, последовал ультиматум главной группировке у ст. Клюквенная. "Войско,- засвидетельствовал ген. Жанен, главный начальник над поляками,- капитулировало без какого-либо сопротивления" 230 . Так 11 января 1920 г. была поставлена точка на разбойном пути 5-й польской дивизии в Сибири. Один из крупных отрядов войск интервентов перестал существовать.

Теперь чехословацкий корпус, лишившись арьергардного прикрытия в лице поляков, оказался один на один с наступавшими советскими войсками, чего он панически боялся. Воспоминания о тяжелых потерях в боях на Восточном фронте повергали легионеров в дрожь. И они с непреодолимой силой устремились на восток. 11 января Реввоенсовет 5-й советской армии и Сибирский ревком, желая избежать напрасного кровопролития, предложили руководству корпуса вступить в мирные переговоры, несмотря на то, как говорилось в обращении, что "чехи причинили много страданий трудящемуся русскому народу". Но командование корпуса, видимо, еще не изжило иллюзий лета 1918 г. относительно боеспособности Красной Армии и мирные предложения отвергло. По корпусу был издан приказ: "Оружия ни при каких обстоятельствах не сдавать, а в случае необходи-

стр. 87


--------------------------------------------------------------------------------
мости вступать в бой. Всеми средствами уничтожать пути и объекты, эшелоны поджигать и создавать на дороге баррикады из вагонов. Делегаций красных на восток не пропускать, железнодорожных служащих принуждать к несению службы силой оружия" 231 . Чехословацкое войско уподобилось загнанному дикому зверю, который в страхе яростно огрызался. Сыровой и К надеялись оргией разрушения задержать советские части и уйти от преследования. Но близоруко не учитывали, что на длинном пути к Владивостоку многочисленные партизанские отряды, что действовали за спиной корпуса, могли преградить ему отход тем же способом - взрывом путей, мостов и, что особенно важно, туннелей.

Тем временем на магистрали творилось нечто невероятное. На ней безраздельно хозяйничали чехи. Их эшелоны, запрудившие все пути и станции, с маниакальным упорством пробивались на восток. Остатки же колчаковской армии вынуждены были под натиском советских войск отходить пешком вдоль Сибирской магистрали. Бывший командующий колчаковской армией ген. К. В. Сахаров, участник того отступления, так описал происходившее: "Как испуганное стадо, при первых известиях о неудачах на фронте бросились они (чехи) на восток, чтобы удрать туда под прикрытием русской армии... Ни одни поезд не мог пройти восточное ст. Тайга; на восток же от нее двигались бесконечной лентой чешские эшелоны, увозящие не только откормленных на русских хлебах наших уже военнопленных, но и награбленное ими под покровительством Антанты русское добро! Число чешских эшелонов было неправомерно велико,- ведь на 50 тыс. чехов... было захвачено ими более 20 тыс. вагонов.

Западнее ст. Тайга образовалась железнодорожная пробка, которая с каждым днем увеличивалась. В то же время Красная Армия, подбодренная успехами, продолжала наступление, а наши войска, сильно поредевшие и утомленные, не могли остановить большевиков. Из эшелонов, стоявших западнее Новониколаевска, раздавались мольбы, а затем понеслись вопли о помощи, о присылке паровозов. Помимо риска попасть в лапы красных, вставала угроза смерти от холода и голода. Завывала свирепая сибирская пурга, усиливая и без того крепкий мороз. На маленьких разъездах и на перегонах между станциями стояли десятки эшелонов с ранеными и больными, с женщинами, детьми и стариками. И не могли их двинуть вперед, не было даже возможности подать им хотя бы продовольствие и топливо. Положение становилось поистине трагическим: тысячи страдальцев русских, обреченных на смерть,- а с другой стороны, десятки тысяч здоровых, откормленных чехов, стремящихся ценою жизни русских спасти свою шкуру".

Ген. Сахаров буквально кипел от негодования, от такого надругательства. "Странная и постыдная картина: в великодержавной стране по русской железной дороге ехали со всеми удобствами наши военнопленные, везли десятки тысяч русских лошадей, полные вагоны-цейхгаузы с русской одеждой, мукой, овсом, чаем, сахаром и пр., с ценным награбленным имуществом. А в то же время остатки русской армии в неимоверных лишениях шли ободранные, голодные, шли тысячи верст среди трескучих сибирских морозов, ломая небывалый в истории поход. И не имея у себя дома ни одного поезда, ни одного вагона, даже для своих раненых и больных". По данным правоэсеровского эмигрантского журнала "Воля России", полученным от очевидцев той трагедии, "погибли десятки, чуть ли не сотни тысяч людей". "Тридцать тысяч трупов беженцев, замерзших и умерших от эпидемий при эвакуации только между Омском и Тайгой и сложенных в штабеля у ст. Ново- николаевск..." - свидетельствовал журнал 232 . И ген. Сахаров, сам проделавший тот мученический поход, расценил действия чехословацкого командования как еще одно предательство. И потому заключал: "Вот чего Россия простить не может никогда. И не имеет права" 233 .

Однако этим длинный перечень преступлений корпуса не завершился. 24 декабря в Иркутске, где находился штаб корпуса, началось антиколчаковское восстание. После многодневных боев 4 января 1920 г. власть в городе перешла к так называемому Политцентру - коалиции эсеров, меньшевиков и либеральных земцев. На западе от Иркутска в последних числах декабря совершился переворот в Нижнеудинске, через который следовал поезд "верховного правителя" и при нем эшелон с золотым запасом. Высокие союзные комиссары в Иркутске весьма занервничали. Опасаясь захвата повстанцами, они приказали чехам взять Колчака и золотой запас при нем под свою охрану, что немедленно и было исполнено. Фактически это означало арест и того, и другого. Но на пути движения встало новое препятствие - шахтерский город Черемхово. Здесь 21 декабря тоже произошло антиколчаковское восстание. Шахтеры, прослышав о приближении поезда Колчака с золотым запасом, потребовали передачи того и другого в их руки. И подкрепили свое требование забастовкой. Остановка добычи угля грозила окончательно парализовать движение эшелонов корпуса. Ген. Жанен 14 января в разговоре с Сыровым по прямому проводу высказался категорически против передачи Колчака и золотого запаса большевистски настроенным черемховским шахтерам, полагая, что лучше сбыть адмирала в руки лояльного Политцентра. Сыровой согласился с ним, назвав Колчака обузой для чехов, от которой они хотят как можно скорей избавиться. Но в то же время заявил: "Ситуация на западе (от Иркутска) осложнилась до такой степени, что вот уже два дня длится стачка на черемховских копях и грозит всеобщая стачка на всем западе. Завтра делаем последнюю попытку договориться с черемховскими забастовщиками, если это не поможет, будем вынуждены прибегнуть к весьма энергичному принятию мер против всех ныне уже большевистских Советов" 234 . Начальник штаба корпуса Вшетичка пригрозил шахтерам употребить силу, разоружить по всей линии революционные парти-

стр. 88


--------------------------------------------------------------------------------
занские отряды и взять заложников из местных "вожаков". Но его угроз не испугались: на дворе был не 1918 год, а 1920-й. Чехи побоялись вступить в конфронтацию и быстрей протолкнули злополучный поезд "верховного правителя" на Иркутск.

15 января Колчак и золотой запас были доставлены в Иркутск. Адмирал со своим окружением был передан Политцентру, который препроводил его под охраной в тюрьму. Начальник штаба корпуса из Иркутска информировал Гирсу во Владивостоке: "Колчак был вчера передан Центру при всеобщем ликовании взбунтовавшихся масс" 235 . Виновник тяжелейших бедствий народа России занял свое законное место. Его вчерашние союзники еще раз предали адмирала.

Такой поворот событий очень встревожил тех господ на Западе, которые делали ставку на Колчака. Они не могли примириться с мыслью, что их ставленник окончательно проиграл кампанию и вложенные в него миллионы были пущены на ветер. 1 февраля Бенеш телеграфировал Гирсе в Сибирь: "Французские власти остро интересуются судьбой Колчака, запрашивают, нельзя ли взять его под нашу охрану" 236 . По свидетельству колчаковского представителя в Париже Сазонова, французское правительство резко осудило Жанена за выдачу Колчака повстанцам и приказало "сделать все возможное для спасения Колчака и обеспечения сохранности золота. Из Праги также были преподаны настойчивые указания в том же смысле" 237 .

Разумеется, легко было давать подобные директивы, сидя в правительственных кабинетах Парижа и Праги. Но каково было Жанену и его подопечным, Сыровому, Гирсе и К, чувствовавшим себя в Сибири, как на горячей сковородке? Отовсюду раздавался клич повстанцев: Колчака - под суд, золотой запас - его законному хозяину - народу. Невыполнение этого требования грозило корпусу застрять в Сибири, как в западне. Только в Забайкалье и на Дальнем Востоке в то время действовало около 50 тыс. партизан. Положение интервентов усугубило и то, что 21 января власть в Иркутске от Политцентра перешла к большевистскому ревкому, который решительно поддержал народные требования.

Но приказ свыше есть приказ, и Жанен с чешскими руководителями решили пойти ва- банк, как азартные игроки, то есть разоружить революционные силы Иркутска и ряда пунктов на запад от него, освободить Колчака, как требовали из Парижа, и, прихватив золотой запас, планомерно осуществлять эвакуацию. Намерение было в высшей степени рискованное, но тайная подготовка к нему началась. Соответствующие указания были даны седьмому, восьмому и девятому полкам. Командир восьмого полка майор Носаль, определив план предстоявших действий, приказывал: "Стремиться провести разоружение, насколько это будет возможно, без кровопролития, но если потребуется, действовать энергично" 238 . А главный представитель чехословаков в Сибири Гирса раскрыл замысел акции в полном объеме. 25 января из Владивостока он наставлял своего зама Благожа в Иркутске:

"По моему мнению, если дело дойдет до выступления, необходимо будет, вероятно, взять Иркутск и всю дорогу на запад в свои руки. Было бы хорошо в этом случае дать власть земцам, правда, при условии, чтобы в первую очередь эта власть была бы дружественной войскам Каппеля, с ними необходимо считаться, а также потому, что это согласуется с нашей политической линией" 239 . Разумеется, это была не импровизация Гирсы, а установка из Парижа. Там еще теплилась надежда путем переворота поставить у власти земцев, помирить их с колчаковцами, собрать за Байкалом все антисоветские силы, восстановить фронт против большевиков и продолжать старые дела. При этом мог еще пригодиться и Колчак. Об этом откровенно поведал колчаковский ген. Сахаров. Но время показало, что это была чистой воды маниловщина. Однако ген. Жанен и чехословацкое руководство очень хотели реабилитироваться перед союзниками за выдачу Колчака повстанцам и за допущение большевиков к власти в Иркутске. Поэтому Гирса подобострастно уведомлял Бенеша: "Делаем все возможное, чтобы сохранить жизнь Колчака и прочих..." 240 .

О подготовке переворота стало известно революционным силам в Иркутске. 1 февраля они собрались на заседание восстановленного Совета. На нем в самой категорической форме в адрес чехов было заявлено: "Мы не желаем борьбы, но, если они нападут, мы молчать не будем... Чехи ошибаются, когда думают, что союзная буржуазия поможет им выбраться из Сибири, когда весь Дальний Восток поднимется на них, если мы дадим туда клич". В принятой резолюции Совет указал: несмотря на проявленное Иркутским ревкомом желание сохранить с чехословаками мирные отношения, они: "1) грубо нарушают формально заявленный ими нейтралитет; 2) вмешиваются в распоряжения железнодорожной администрации; 3) задерживают выдачу золота; 4) вероломно нападают на наши отряды и разоружают их; 5) способствуют продвижению каппелевских банд". Резолюция заканчивалась предупреждением: "В случае открытия военных действий вся вина за пролитую кровь падет исключительно на чешское командование" 241 .

4 февраля газета ВРК "Известия" опубликовала в качестве передовицы обращение к легионерам под заголовком "Опомнитесь!". В ней еще раз было заявлено:

"Кровь, пролитая в этой борьбе, падет на вас, падет на весь чешский народ... Ибо в истории чешского народа нет и не будет, вероятно, более позорных страниц, как те, что вы вписываете своими действиями в Сибири. Одумайтесь же! Перестаньте пятнать чешский народ своим союзом с черными силами. Перестаньте быть слепыми орудиями мировых хищников... Помните, этим не славу несете вы своей родине, а вечный позор". Решительная позиция революционных сил Иркутска охладила воинственный пыл заговорщиков, и они на переворот пойти не рискнули.

Между тем на фронте события для них приобретали все более угрожающий харак-

стр. 89


--------------------------------------------------------------------------------
тер. 27-я и 30-я прославленные красные дивизии неудержимо двигались на восток. С севера и с юга их наступление поддерживали своими действиями партизаны. Примерно 120 чехословацких эшелонов, находившихся в это время западнее Иркутска, пребывали в состоянии паники и хаотического стремления любыми способами быстрей уйти на восток из-под удара красных. Но амбициозное чешское командование еще мечтало показать себя непобедимым. Отклонив советское предложение о мирных переговорах, оно заставило легионеров оказывать вооруженное сопротивление наступавшим советским войскам. Советское командование, не желая продолжать бессмысленное пролитие крови, 21 января снова предложило представителям корпуса на ст. Тайшет условия мира: корпус беспрепятственно пропускается на восток, если он не будет пытаться освободить Колчака, выдаст золотой запас и оставит в сохранности железнодорожные объекты. Но Сыровой, ободренный наступлением колчаковцев на Иркутск, а также занятый подготовкой переворота в городе, 24 января прервал переговоры. По его приказу арьергардные части корпуса начали повальное разрушение железнодорожных объектов и под Нижнеудинском вступили в бой. И сильно обожглись. Член РВС 5-й советской армии И. Н. Смирнов, находившийся в авангарде 30-й дивизии, сообщал в РВС: "Информирую о положении на фронте: после столкновения у Нижнеудинска, где 2 тысячи чехов потеряли 4 бронепоезда и 118 теплушек, они в панике отступили походным порядком. Следующее столкновение произошло за Тулуном, где они после короткого боя вновь отошли, оставив нам 9 эшелонов" 242 . Регулярные части Красной Армии оказались не по зубам "героям" расправ с партизанами. И они, смирив гордыню, пошли на продолжение прерванных переговоров.

Но их условия, которые доставил в штаб красных войск поручик Губ, оказались неприемлемыми для советской стороны. В телеграмме Сыровому Смирнов сообщил 5 февраля, что РВС 5-й армии подготовлены окончательные условия, "от которых не будет никаких отступлений". Ему было предложено ознакомиться с этими условиями и при согласии сообщить об этом по прямому проводу. "В случае неполучения от вас ответа по местному времени до 6 часов утра 6 сего февраля,- предупреждал Смирнов,- я считаю исчерпанными все средства к прекращению военных действии с чехословаками и дам приказ о движении вперед Красной Армии" 243 . На следующий день, желая вразумить верхушку корпуса, он еще раз подтвердил Сыровому, что Советская власть принимает все меры к ликвидации враждебных отношений чехословацких войск к Советской России и будет честно оказывать содействие к беспрепятственному возвращению корпуса на родину. "Имею на это определенные указания председателя Совнаркома тов. Ленина" 244 ,- подчеркивал Смирнов. Хитроумному маневрированию Сырового был положен конец.

Командование корпуса решило больше не играть с огнем, и 7 февраля на ст. Куйтун (между Нижнеудинском и Иркутском) его уполномоченный, поручик Губ, вслед за И. И. Смирновым поставил свою подпись под договором. В почти двухгодичной кровавой драме была поставлена точка.

Главными положениями договора являлись: оставление Колчака и арестованных с ним лиц под охраной Красной Армии и невмешательство в распоряжения Советской власти по отношению к арестованным; прекращение корпусом враждебных действий, соблюдение нейтралитета в войне между Красной Армией и остатками колчаковских войск; передача золотого запаса его законному хозяину - Советской республике; оставление корпусом в сохранности мостов, туннелей и железнодорожного имущества, возвращение в сохранности советской стороне вагонов и паровозов по достижении чехословацкими эшелонами конечного пункта; запрещение увозить имущество, принадлежавшее колчаковцам, а также предоставлять убежище колчаковским офицерам 245 . При соблюдении этих условий корпусу гарантировался беспрепятственный отъезд на родину. Фактически войско Масарика почти два года спустя получило то, что ему предоставлялось еще Пензенским соглашением от 26 марта 1918г.

Поистине безмерным было миролюбие Советской власти после всего того, что учинил мятежный корпус на русской земле! У советского руководства гуманное желание мира, сохранения тысяч жизней как советских солдат, так и обманутых легионеров взяло верх над чувством отмщения за огромные жертвы. Преступная авантюра Масарика, Бенеша и прочих ее исполнителей, науськиваемых господами из Версаля, очень дорого обошлась и России, и чехословацкой стороне.

Советское правительство откликнулось на Куйтунское соглашение специальной нотой правительству Чехословакии. В ней отмечалось: "Кровавая трагедия, заслуживающая глубокого сожаления, привела чехословацких солдат к пролитию потоков крови в борьбе за худших поборников рабства. После бесчисленных жертв и неописуемых страданий те из чехословацких солдат, которые уцелели в Сибири в результате всех испытаний, поняли наконец, что они были жертвами ужасного заблуждения, и они в настоящее время заключили с борцами за свободу российских трудящихся масс соглашение, гарантирующее им свободный отъезд, которого они могли, впрочем, во всякий момент добиться, если бы приняли наши доброжелательные предложения. Мы можем лишь радоваться этому счастливому результату, устраняющему одно из главных препятствий для полного соглашения с вашей страной, с которой Советская Россия искренне желает жить в дружбе" 246 .

Бенеш ответил невразумительной нотой, пытаясь оправдаться, но возразить ему было нечего. Как и у Масарика, антисоветизм был у него в крови. Потому-то эти господа и на признание Советского Союза решились только в 1934 г. и лишь вслед за Соединенными Штатами Америки и почти последни-

стр. 90


--------------------------------------------------------------------------------
ми в Европе. Решились только тогда, когда в Европе запахло порохом и впереди замаячил мюнхенский сговор.

Итак, чехословацкий корпус в соответствии с Куйтунским соглашением беспрепятственно двинулся к Владивостоку. Последний его эшелон 3 марта, после передачи золотого запаса Иркутскому ревкому, покинул Иркутск. Начальник штаба 3-й дивизии отмечал: "К нам красные на трассе относятся корректно". По его словам, местные газеты призывали рабочих и железнодорожных служащих, "чтобы максимально содействовали нашей эвакуации" 247 . Верхушка же корпуса взятые ею обязательства грубо нарушала. Она с готовностью пропускала колчаковцев через контролируемые корпусом зоны и оказывала им различную помощь, нарушая условия о нейтралитете;

предоставила в эшелонах убежище многим колчаковским офицерам; наконец, увозила огромное количество ценностей, являвшихся собственностью народа России, в том числе немалую долю золотого запаса, который она долго охраняла, как охраняет лиса курятник. С декабря 1919 г. чехословаки приступили во Владивостоке к грандиозной эвакуации, которая продолжалась до сентября 1920 г. Было задействовано 36 пароходов, из которых 12 чехи наняли на свои деньги. Причем некоторые суда совершили не один рейс по маршруту Владивосток - Триест и обратно. Колоссальное награбленное добро уплывало в Чехословакию. Получалась парадоксальная картина: корпус, проиграв сражение, увозил с собой огромную контрибуцию. Это было еще одно его преступление перед народом России. Ген. Деникин с горечью писал: "От Томска до Владивостока с ноября месяца вся Сибирская магистраль была во власти чешских эшелонов. В своем стремлении на восток, спасая животы свои и награбленное добро, захватывая все поездные составы, они парализовали все движение, отрезав сибирские армии от базы снабжения, обрекая на страдания и гибель раненых и больных воинов и поднявшиеся волны беженства. Чехи увозили с собою огромное количество золота, меди, серебра, машин, хлопка и т. д. И чтобы дать моральное оправдание этому беспримерному преступлению, политические руководители чешского воинства Б. Павлу и доктор Гирса обратились к представителям союзных держав 'с меморандумом, широко распространяя его по Сибири: они уходят потому, что дальнейшее пребывание их на территории Сибири невозможно... "Охраняя железную дорогу и поддерживая в стране порядок, войска (их) вынуждены (были бы) сохранять то состояние полного произвола и беззакония, которое здесь воцарилось..." Так говорили они, вносившие величайший произвол, не знавшие ни закона, ни милосердия" 248 .

С ген. Деникиным был полностью солидарен в оценке чехословацкого присутствия в России и военный министр Сибирского правительства А. Н. Гришин-Алмазов, воочию наблюдавший постоянные реквизиции "братьев чехов". Он с такой же горечью, как и ген. Деникин, признавал: чехословаки "на каждый город смотрели, как на военную добычу" 249 . В ряду свидетелей "хватательных инстинктов" мятежного корпуса был и ген. Сахаров, воспоминания которого приведены выше. В своих дневниковых записях (июнь 1919 г.), сделанных, так сказать, с натуры, бывший военный министр колчаковского правительства ген. А. Будберг отмечал: "Чехи... отлично учитывают свою силу и нашу слабость и всячески этим пользуются, конечно, под соусом видимой помощи. На Урале и в Сибири они набрали огромнейшие запасы всякого добра и более всего озабочены его сохранением и вывозом... Сейчас чехи таскают за собой около 600 вагонов, очень тщательно охраняемых: они заявляют, что это их продовольственные запасы, но когда при их движении на восток мы во избежание пробега вагонов предложили им сдать это продовольствие и получить эквивалент в Иркутске и Красноярске, то они категорически отказались; по данным контрразведки, эти вагоны наполнены машинами, станками, ценными металлами, картинами, разной ценной мебелью и утварью и прочим добром, собранным на Урале и в Сибири" 250 .

Отступавший из Сибири корпус, пользуясь создавшимся на востоке безвластием и хаосом, буквально впал в раж реквизиций, торговых махинаций и финансовых спекуляций. Он без всякого преувеличения превратился в грабь-армию. Оккупанты хватали все, что можно было увезти домой. Эшелоны, доверху нагруженные всяким добром, стягивались во Владивосток. Местные газеты наперебой сообщали о разгуле грабежа, который творился у всех на глазах. Это был крик русских людей, возмущенных разбоем.

В этой обстановке всеобщего негодования руководство корпуса решило оправдаться, представить черное белым, но сделало это с присущим ему масариковским фарисейством. Владивостокская газета "Голос родины" опубликовала интервью с главным начальником легионеров В. Гирсой. "За последнее время,- заявил он,- в русских газетах и журналах начали появляться сведения относительно вывоза чехословацкими войсками сырьевых продуктов на родину... Нам бросают упреки, которые сводятся к одному: чехи ограбили Россию". По сути, Гирса этого и не отрицал, но колоссальное накопление ценностей он оправдывал изощренно - "сверхгероической и организованной" работой чехов "в достижении поставленной цели" 251 . Но население, повседневно наблюдавшее "сверхгероическую и организованную" работу грабь-армии Масарика, этим фальшивым заверениям не поверило. Другая, проколчаковская, газета "Слово" в августе 1920 г. в передовой статье писала: "Последние чешские эшелоны уехали. Нагрузив русским добром пароходы, они отправились в свою Чехию... Те чехи, которые, как саранча, волной прокатились по Сибири, грабя и пожирая все на своем пути, и которые сейчас, окружив стальной щетиной чешских патрулей подступы к отправлявшимся транспортам, десятки тысяч пудов, погрузили в них награбленное русское добро... Видимо, есть что прятать от русского глаза, раз отъезд

стр. 91


--------------------------------------------------------------------------------
обставлен такой таинственностью". Статья заканчивалась горьким сарказмом: "Скатертью дорога, "братья чехи" 252 .

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

Так бесславно, по-разбойничьи закончил свой путь по русской земле мятежный чехословацкий корпус. В братской славянской стране, предоставившей сотням тысяч бывших военнопленных чехов и словаков свое гостеприимство, хлеб и кров, он оставил за собой кровь и разрушения, горе и слезы в бесчисленных российских семьях. Его мятеж стал детонатором, взорвавшим в нашей стране полномасштабную гражданскую войну со всеми ее тяжелейшими последствиями. Ответственность за все, содеянное корпусом в России, несут правительства Франции, Англии, США, Италии и Японии, санкционировавшие мятеж и поддержавшие его своими войсками, вооружением и деньгами. Ее в полной мере разделяет также тогдашнее чехословацкое руководство в лице Масарика, Бенеша и их ближайшее окружение, сделавшее корпус козырной картой в торге с союзниками за признание независимости чехословацкого государства, заплатив за это сотнями тысяч убитых и искалеченных российских граждан, а также десятками тысяч жизней легионеров корпуса.

Преступления корпуса и его хозяев проклинала вся Россия, и "красная" и "белая", а также вся честная Чехословакия. "Красная" Россия потому, что понесла самые тяжелые потери в войне против интервентов. "Белая" Россия потому, что поначалу поверила в то, что чехословацкая интервенция станет для нее спасительной и благодетельной, но потом горько раскаялась. Ибо иностранная интервенция не может быть ни спасительной, ни благодетельной. Честная Чехословакия потому, что тоже понесла тяжелые жертвы в этой позорной и грязной войне и не могла смириться с теми преступлениями, которые будто бы от ее имени совершил корпус на земле братского русского народа. А самые сознательные представители чехов и словаков - их было в рядах Красной Армии около 12 тысяч - стали плечом к плечу с трудящимися России на защиту их права самим распоряжаться своей судьбой.

И только Чехословакия Масарика и Бенеша безудержно восхваляла преступления корпуса, ибо это открывало им путь к власти, обеспечивало поддержку их своекорыстной политики со стороны союзников. Огромные кровавые жертвы российских граждан, а также легионеров корпуса, которыми была оплачена эта поддержка, в расчет не брались. Главари мятежа были возведены в ранг национальных героев, окружены ореолом славы. Так, командир корпуса Я. Сыровой был усажен Масариком в кресло начальника Генерального штаба армии, а затем министра обороны Чехословакии; Р. Гайда тоже посидел в кресле начальника Генштаба; С. Чечек получил пост начальника военной канцелярии президента; Б. Павлу был послом в ряде стран, а с 1937 г.- заместителем министра иностранных дел. Масарик и Бенеш щедро вознаграждали своих верных слуг. Но ни "отцы нации", ни их нынешние последователи так до сих пор и не принесли народу России извинений за те чудовищные преступления, которые совершил чехословацкий корпус в нашей стране.

В 1993 г. бывший Президент России г-н Ельцин во время визита в Чешскую республику принес официальное извинение чешской стороне за ввод советских войск в Чехословакию в 1968 г. Напомним, в ходе тех событий советские солдаты не сделали ни одного выстрела в мирных граждан. Со стороны же президента Чешской республики В. Гавела ответного шага не последовало. Он, наследник политики Масарика, "забыл" о том, что творил чехословацкий корпус в России в 1918-1920 гг. Странная забывчивость. И бывший Президент России ему об этом не напомнил. Тоже по забывчивости? Вряд ли. Скорее это неуважение к достоинству страны и народа, авторитет которых он, как президент, обязан был защищать. Прав был наш знаменитый историк-патриот Н. М. Карамзин, сказавший:

"Кто самого себя не уважает, того, без сомнения, и другие уважать не будут".

ИСТОЧНИКИ

95. Документы и материалы по истории советско-чехословацких отношений. Т. 1. С. 102.

96. Benes Е. Указ. соч. Т. 3. С. 660.

97. Там же. С. 663.

98. Милюков П. Н. Россия на переломе. Париж, 1927. Т. 2. С. 54.

99. Локкарт Р. Буря над Россией. Рига, 1933. С.306.

100. Газ.CD.26.VII.1918.

101. Газ.CD.24.VIII.1918.

102. Wajda R. Указ. соч. С. 151-152.

103. Документы и материалы по истории советско-чехословацких отношений. Т. 1. С. 259.

104. Максаков В. и Турунов А. Указ. соч. С. 230-231.

105. Газ. Русская армия. 15 и 17.Х11.1918.

106. Benes Е. Указ. соч. Т. 2. С. 306.

107. Голечек В. Указ. соч. С. 86.

108. Там же. С.107.

109. Газ. Вестник КОМУЧа. 4.Х.1918.

110. Газ. Вестник КОМУЧа. 5.Х.1918.

111. Там же.

112. Kvasnicka Y. Указ. соч. С. 141-142.

113. Там же. С.148.

114. Yanin М. Mojeucast na ceskoslovenskem vojiza svobodu. Praha, 1923, str. 132.

115. Benes Е. Указ. соч. Т. 2. С. 297.

116. Yanin М. Указ. соч. С. 102-103.

117.Там же. С.132.

118. Клеванский А. X. Чехословацкие интернационалисты и проданный корпус. М. С. 266- 267.

119. Газ.CD.7-XI.1918.

120. Документы внешней политики СССР. Т. 1. С.547-548, 550.

121. Газ. Армия и народ. 23.Х1.1918, Уфа.

122. Wajda R. Указ. соч. С. 99.

123. Kvasnicka Y. Указ. соч. С. 158.

124. Клеванский А. X. Указ. соч. С. 277.

125. Документы об антинародной и антинациональной политике Масарика. С. 49.

126. Документы и материалы по истории советско-чехословацких отношений. Т. 1. С. 205.

127. Yanin М. Указ. соч. С. 147.

128. Там же. С. 181.

129. Документы и материалы по истории совет-ско-чехословацких отношений. Т. 1. С. 242.

130. Газ.CD.10.lll.1919.

131. Газ.CD.12.lll.1919.

132. Wajda R. Указ. соч. С. 151-152.

стр. 92


--------------------------------------------------------------------------------
133. Фиск Г. Указ. соч. С. 167.

134. Kvasnicka Y, Указ, соч. С. 167.

135.Там же. С.225.

136. Последние дни колчаковщины. Сб. документов. М.-Л., 1926. С. 132.

137. Субботовский И. Союзники, русские реакционеры и интервенция. Л., 1926. С. 195.

138. Максаков В. и Турунов А. Указ. соч. С. 252.

139. Yanin М. Указ. соч. С. 185.

140. Газ. Русская армия. 29.Х11.1918.

141. Допрос Колчака. Л., 1925. С. 442.

142. Газ. Сибирская речь. 23.Х11.1918, Омск.

143. Максаков В. и Турунов А. Указ. соч. С. 103.

144. Kvasnicka Y. Указ. соч. С. 260.

145. Там же. С. 214-215.

146. Там же. С.245.

147. Там же. С. 211-212.

148. Колосов Е. Е. Сибирь при Колчаке. Пг., 1923. С.138.

149. Kratochvil Y. Указ. соч. С. 360.

150. Памятник борцам пролетарской революции. С. 186.

151. Документы и материалы по истории совет-ско-чехословацких отношений. Т. 1. С. 248.

152. Там же. С. 251.

153. Kratochvil Y. Указ соч. С, 410.

154. Журн. Пролетарская революция. 1929, N10. С.97.

155. Газ. Свободная Сибирь. 5.VIII.1919, Красноярск.

156. Последние дни колчаковщины. С. 72.

157. Кудрявцев Ф. А. Александровский централ. Иркутск, 1935. С. 87-90.

158. Kratochvil Y. Указ. соч. С. 409.

159. Kvasnicka Y. Указ. соч. С. 184.

160. Газ. Свободная Сибирь. 6. V. 1919.

161. Газ. Свободная Сибирь. 3. IV. 1919.

162. Сибирский архив. Прага, 1929. Вып. 2. С. 73-75.

163. Газ. CD. 27. V. 1919.

164. Газ. CD. 13.VI.1919.

165. Всероссийская перепись членов РКП 1922 года. М., 1923, вып. 4. С. 26.

166. Wajda R. Указ. соч. С. 154.

167. Газ. Свободная Сибирь. Русская армия и Чехословацкий дневник за май и июнь 1919.

168. Газ. Свободная Сибирь. 21.VI.1919.

169. Yanin М. Указ. соч. С. 238.

170. Документы героической борьбы. Сб. документов и материалов. Красноярск, 1959. С. 250- 251.

171. Там же. С.249.

172. Газ. Свободная Сибирь. 8. VI. 1919.

173. Газ. Русская армия. 1.VI.1919.

174. Документы героической борьбы. С. 252.

175. Газ. Русская армия. 20.VI.1919.

176. Kratochvil Y. Указ. соч. С. 394.

177. Газ. Русская армия. 20.VI.1919.

178. Газ. Русская армия. 29.VI.1919.

179. Яковенко В. Г. Записки партизана. М.-Л., 1925. С. 37.

180. Документы героической борьбы. С. 259.

181. Газ. Свободная Сибирь. 26.VI.1919.

182. Kvasnicka Y. Указ. соч. С. 260.

183. Яковенко В. Г. Указ. соч. С. 51.

184. Baginski Н. Wojsko polskie na Wschodzie. 1914-1920. Warszawa, 1921, s. 560.

185. Kratoshvil Y. Указ соч. С. 411-412.

186. Газ. Русская армия. 26.VIII.1919.

187. Kratochvil Y. Указ. соч. С. 411.

188. Там же. С.412.

189. Борьба трудящихся за установление Советской власти на Алтае. Сб. документов и материалов. Барнаул, 1957. С. 260.

190. Газ. Русская армия. 18.V.1919.

191. Kratochvil Y. Указ. соч. С. 412.

192. Kvasnicka Y. Указ. соч. С. 246.

193. Baginski Н. Указ. соч. С. 574-575.

194. Yanin М. Указ. соч. С. 298.

195. Kvasnicka Y. Указ. соч. С. 275.

196. Субботовский И. Указ. соч. С. 300-304.

197. Kvasnicka Y. Указ. соч. С. 203.

198. Там же. С. 206-207.

199. Там же. С.281.

200. Там же. С.232.

201. Halas Frantisek. Bez legend. Praha, 1958, str. g4_eg

202. Kratochvil Y. Указ. соч. С. 413.

203. Колосов Е. Е. Указ. соч. С. 25-26.

204. Yanin М. Указ. соч. С. 290-298.

205. Там же. С.296.

206. Kleconda V. Operace ceskoslovenskeho vojs-ka na Rusi v letech 1917-1920. Praha, 1921, str. 13.

207. Yanin М. Указ. соч. С. 350.

208. Kvasnicka Y. Указ. соч. С. 180.

209. Там же. С.183.

210. Документы и материалы по истории совет-ско-чехословацких отношений. Т. 1. С. 251.

211. Газ. CD. 13.VI.1919.

212. Газ. CD. 14.VI.1919.

213. Документы и материалы по истории совет-ско-чехословацких отношений. Т. 1. С. 252,

214. Kvasnicka Y. Указ. соч. С. 254.

215. Kratochvil Y. Указ. соч. С. 553-664.

216. Партизанское движение в Западной Сибири (1918-1920 гг.). Документы и материалы. Новосибирск, 1959. С. 22.

217. Kvasnicka Y. Указ соч. С. 278.

218. Последние дни колчаковщины. С. 116.

219. Kratochvil Y. Указ. соч. С. 653.

220. Kvasnicka Y. Указ. соч. С. 281.

221. Baginski Н. Указ. соч. С. 296, 310.

222. Skacel Y. S generalem Syrovym v Sibiri. Praha, 1923, str. 92.

223. Последние дни колчаковщины. С. 116.

224. Skacel Y. Указ. соч. С. 92.

225. Там же. С.103.

226. Baginski Н. Указ. соч. С. 575.

227. Yanin М. Указ. соч. С. 342.

228. Газ. Слово. 1.V.1920, Владивосток.

229. Baginski Н. Указ. соч. С. 584-585.

230. Yanin М. Указ. соч. С. 343.

231. Skacel Y. Ceskoslovenska armada v Rusku a Kolcak. Praha, 1926, str. 370.

232. Журн. Воля России. 1923. Прага, N 12. С. 34.

233. Сахаров К. В. Белая Сибирь. Мюнхен, 1923. С. 184-185,266-267.

234. Skacel Y. Ceskoslovenska armada..., str. 356-357.

235. Kvasnicka Y. Указ. соч. С. 307.

236.Там же. С.310.

237. Документы и материалы по истории совет-ско-чехословацких отношений. Т. 1. С. 318.

238. Kvasnicka Y. Указ. соч. С. 297.

239. Там же. С.304.

240. Документы и материалы по истории совет-ско-чехословацких отношений. Т. 1. С. 317.

241. Известия Иркутского ВРК. 3.11.1920.

242. Борьба за Урал и Сибирь. Воспоминания и статьи участников борьбы с учредиловской и кол-чаковской контрреволюцией. М.-Л., 1926. С. 308.

243. Документы и материалы по истории совет-ско-чехословацких отношений. Т. 1. С. 311.

244. Там же. С.312.

245. Там же. С. 312-313.

246. Там же. С.322.

247. Kvasnicka Y. Указ. соч. С. 309.

248. Деникин А. И. Указ. соч. Т. 5. С. 217.

249.Там же.

250. Архив русской революции. Берлин. 1924. Т. 14. С. 289.

251. Газ. Голос родины. 28.V.1920, Владивосток.

252. Газ. Слово. 26.VIII.1920.

стр. 93

 
 
 

Постоянный адрес данной публикации: