Libmonster ID: UA-11511
Автор(ы) публикации: В. В. Миронов

Накануне вторжения Австро-Венгрии в Сербию в австрийской половине монархии начал складываться авторитарный режим, получивший название "военного абсолютизма". Проекты "исключительных законов" разрабатывались военным министерством в сотрудничестве с генштабом и правительством начиная с 1906 года. Боснийский кризис и Балканские войны стимулировали обновление правовой базы, назначением которой являлось "...не только сохранение в тайне и защита всех принимаемых в случае войны мер против шпионажа, нарушения общественного порядка и незаконного опубликования военных сведений в собственной стране, но и оказание содействия всем действиям ведущей войну державы..."1.

Между 25 июля и 1 августа 1914 г. были обнародованы императорские указы, временно приостанавливавшие действие основных гражданских прав в австрийской половине империи (свобода личности, прессы, собраний, неприкосновенность жилища, тайна переписки) и подчинявшие всех гражданских лиц Цислейтании военной юрисдикции при рассмотрении дел по обвинению в государственной измене, в оскорблении персоны императора и членов его фамилии, в нарушении общественного порядка, в сопротивлении представителям власти в отправлении их полномочий и в ряде других преступлений2.

Примечательно, что "Директива на случай войны" 1912 г. ограничивала сферу действия военной юрисдикции в отношении гражданских лиц только окраинами Габсбургской монархии (югославянские земли, Галиция, Буковина), являясь в этой редакции совершенно оправданным средством самозащиты государства в условиях войны3. Распространение военной юрисдикции в июле 1914 г. на остальную территорию австрийской половины империи было осуществлено на основе 14-й статьи конституции, наделявшей императора и кабинет министров правом издания законов в обход парламентской процедуры4. 25 июля 1914 г. вступил в силу принятый в 1912 г. "Закон о трудовой повинности в военное время", обязывавший трудиться на нужды войны все работоспособное гражданское мужское население в возрасте


Миронов Владимир Валерьевич - кандидат исторических наук, доцент Тамбовского государственного университета им. Г. Р. Державина.

стр. 62

от 17 до 50 лет. В первую очередь положения закона относились к оружейной, угольной отраслям, металлургии, а также предприятиям, обслуживавших иные потребности армии (пошив униформы и т. д.). Персонал этих предприятий рассматривался как принявшие присягу ополченцы, подсудные военной юрисдикции.

За соблюдением норм чрезвычайного законодательства следило управление военной охраны (УВО)5, начавшее работу 27 июля 1914 года. Компетенция УВО распространялась на представленные в австрийском рейхсрате провинции и территорию Боснии-Герцеговины. В венгерской половине монархии его полномочия были ограничены. Главой УВО назначили фельдмаршал-лейтенанта Л. Шлейер фон Понтемальгера. Личный состав ведомства комплектовался из сотрудников генерального штаба и негодных к фронтовой службе строевых офицеров6.

Кроме того, в помощь военному персоналу каждое министерство направляло своих уполномоченных, которые участвовали в разработке чрезвычайных распоряжений в своей сфере, утверждая их от его имени. Деятельность чрезвычайного военного органа базировалась на своевременной обработке поступавших к нему запросов от центральных учреждений, армейского командования и местных властей. При этом министерства получали все необходимые сведения через откомандированных в состав УВО доверенных лиц7. К компетенции УВО относились предотвращение сбора и разглашения сведений, касающихся проведения военных мероприятий, в прессе и почтовой корреспонденции; консультирование относительно трактовки и применения чрезвычайных распоряжений; недопущение предназначенной к опубликованию официальной информации о приготовлениях, направленных против государства и армии; прием отзывов и предложений, способных облегчить реализацию чрезвычайных распоряжений. В задачи УВО входило также пресечение шпионажа, что несколько разгружало аппарат военной контрразведки8.

В венгерской половине монархии за исполнением чрезвычайных распоряжений следила образованная 24 июля 1914 г. при Министерстве национальной обороны Комиссия военной охраны (КВО), сформированная из представителей нескольких ведомств. Во главе ее встал государственный секретарь Л. Каратсон фон Иванда. Полномочия австрийского и венгерского чрезвычайных органов были трудносопоставимы, поскольку собиравшаяся на свои заседания комиссия в Будапеште не могла в отличие от ее венского аналога издавать собственных распоряжений.

Существенно различалась компетенция обеих ведомств и в других вопросах. Так, участвовавшие в заседаниях КВО представители венгерских министерств не пользовались статусом доверенных лиц по той причине, что все необходимые меры, направленные на поддержание режима военного времени, принимались непосредственно на высшем ведомственном уровне. Основное внимание венгерской комиссии было сосредоточено на проблемах, связанных с цензурой печатной продукции, борьбой со шпионажем, контролем над почтовым и телеграфным сообщением, делами военнопленных и интернированных, обращением национальной и иностранных валют, мониторингом национальных движений и состоянием пропагандистской работы в тылу.

Для обеспечения надежной коммуникации между Веной и Будапештом Министерство национальной обороны откомандировало в столицу империи офицера связи, полномочия которого первоначально осуществлял подполковник Р. Николих. Позднее на этом посту его сменил майор Б. Баркоши-Клопш. Указанным представителям военной администрации вменялось в

стр. 63

обязанность бесперебойное обеспечение венгерской стороны информацией, касающейся различных аспектов режима чрезвычайного положения9. Уже в первые дни войны стало ясно, что инстанции, призванные следить за его неукоснительным соблюдением, по-разному толковали предоставленный им объем полномочий. Со всей очевидностью отмеченное обстоятельство проявилось в расширении военной юрисдикции на территории Цислейтании, примеру которой отказалось последовать венгерское правительство, возглавлявшееся И. Тисой.

Современная австрийская исследовательница Т. Шеер, подробно проанализировавшая деятельность обеих чрезвычайных инстанций в годы первой мировой войны, подчеркивает различия в свойственной им практике цензуры периодических изданий. Венгерские власти первоначально воздерживались от предварительной проверки выходившей на территории королевства периодики, рассматривая цензурные мероприятия своего рода наказанием, применявшимся в отношении слишком ретивых газетчиков. Так, Вену привело в крайнее изумление поступившее из Будапешта 16 августа 1914 г. известие о том, что местная администрация прибегла к предварительной цензуре журнала "Pesti Naplo". Австрийская сторона априори исходила из повсеместно применявшегося принципа заблаговременной цензуры печатных изданий.

Либерализм кабинета Тисы, серьезно не покушавшегося на свободу печати, вызвал вполне предсказуемое недовольство военного министерства Австро-Венгрии, глава которого А. фон Кробатин настойчиво добивался введения предварительной цензуры для всей издававшейся в Венгрии периодики10. Со своей стороны, представители КВО твердо стояли на том, что они лишь следовали указаниям своего правительства обеспечить прессе достаточную свободу рук, по возможности направляя ее деятельность в нужное для кабинета русло. Венгерская сторона упорно сопротивлялась давлению со стороны австрийского правительства, которое настаивало на ужесточении режима цензуры. Будапешт же не считал предосудительным беспрепятственное обнародование в прессе правдивых сведений, не угрожавших военным интересам и не сеявшим паники среди гражданского населения.

Разногласия, возникавшие между Веной и Будапештом относительно методов поддержания режима чрезвычайного положения, не мешали последнему самостоятельно выступать с инициативой ограничительных мер, опережая реакцию имперской столицы. К примеру, КВО 5 ноября 1914 г. незамедлительно информировала венских коллег о политике армейского командования Темешвара (Тимишоары) в области городской телефонной связи, слишком широкий список абонентов которой, по их убеждению, создавал непосредственную угрозу интересам вооруженных сил. На смену либеральному курсу в отношении цензуры печати, проводившемуся в Транслейтании, со временем пришла более жесткая позиция. Вена, уступая настоятельным требованиям Будапешта, 15 апреля 1917 г., обязала земельные правительства, наместничества и прокуратуры в австрийской половине империи передавать в редакции периодических изданий подробный список запрещенных к опубликованию сведений. Разработка соответствующих указаний органам австрийской печати велась отделом цензуры УВО при активном участии Баркоши-Клопша11.

Наряду с созданием этих чрезвычайных органов, инструкция 1909 г. на случай всеобщей мобилизации предусматривала учреждение военной пресс-квартиры, которая начала работу под руководством полковника М. фон Гоэна 28 июля 1914 года12. Подчиняясь непосредственно начальнику Генерального штаба, она служила высшим органом, консультировавшим УВО и его

стр. 64

аналог в Будапеште по вопросам цензуры прессы. С помощью экспертов военной пресс-квартиры был уточнен список сведений, запрещенных к опубликованию. К ним относилась информация о вражеской армии, на основе которой общественность Австро-Венгрии могла судить об операциях собственных и союзных с ними армий. Дававшиеся в печать фронтовые сводки обязательно снабжались штампом "одобрено военной пресс-квартирой" или "одобрено пресс-бюро военного министерства". Под уголовную ответственность подпадали оскорбления и насмешки в адрес вооруженных сил. В том же духе могли быть истолкованы неправильные данные, искажение фактов и неточные формулировки, способные возбудить ненависть и презрение к армии. Тираж периодического издания подлежал при этом конфискации13.

Армейское командование также принимало необходимые меры для предотвращения утечки в печать предназначенной для служебного пользования информации. Например, в приказе по 5-й австрийской армии от 11 июля 1915 г. за подписью ее командующего генерала от инфантерии С. Бороевича фон Войны отмечалось: "...многие представленные Верховному командованию и, само собой разумеется, задержанные цензурой статьи военных корреспондентов передавали совершенно недопустимые сведения о назначении и устройстве всех укреплений в Южном Тироле..."14. Причины подобной ситуации усматривались в том числе в серьезных упущениях личного состава, неосторожно бросавшегося словами в разговорах с военными корреспондентами. Последним ставился в вину несанкционированный сбор служебной информации, резко контрастировавший с ожидавшимся от прессы освещением военных действий в "народном духе" вкупе с заверением общественности в хорошем снабжении и приподнятом настроении войск. По "горячим следам" тыловое командование 5-й армии предписало подчиненным ему офицерам, унтер офицерам и рядовым вести разговоры с военными корреспондентами исключительно на разрешенные темы15. Министерство внутренних дел 17 ноября 1914 г. объявило патриотическим долгом прессы устранение национальных, социальных и партийных разногласий в австрийском обществе. Материалы периодической печати, освещавшие полицейские и судебные репрессии среди гражданского населения по обвинению в антигосударственной деятельности, подлежали изъятию предварительной цензурой16. Так, вопреки оправданию военным правосудием в 1914 г. двадцати семи словенских священников, обвинявшихся в шпионаже в пользу Италии, органы цензуры пресекли их реабилитацию на страницах местной печати17.

Военные власти зачастую вторгались в компетенцию гражданских органов, наделенных контролирующими полномочиями. К примеру, 13 июля 1915 г. ставка Тирольского фронта поручила военному командованию Граца закрепить за собой право окончательного решения при проверке содержания дававшихся в печать сводок с полей сражений. В прифронтовых Львове и Кракове цензурные полномочия постепенно сосредоточила в своих руках военная администрация18.

Большое значение цензуре придавалось для профилактики дезертирства. Государство стремилось оградить солдат на фронте от негативной информации о событиях в тылу. На страницах периодической печати запрещалось публиковать материалы, сообщавшие о плохом снабжении продовольствием гражданского населения, поскольку они могли побудить военнослужащих в заботе о своих родных к дезертирству и спровоцировать волнения в солдатской среде19. На пути будоражившей общественность информации с фронта (поражения, большие потери и отступления) возникал мощный цензурный барьер, работавший и в обратном направлении. Проживавшая в Вене солдатка М. Крбушек была арестована в 1918 г. за распространение сведений, под-

стр. 65

рывавших боевой дух фронтовых войск. В письме, адресованном своему брату-военнослужащему, она правдиво описала царивший в тылу голод: "Мы здоровы, но не знаем, сколько это еще продлится, потому что, по правде, мы голодны... Нас не ждет ничего хорошего"20.

Как показали события кризисного для Габсбургской монархии 1918 г., именно стоявшая на страже интересов своей национальной группы пресса приказала ей долго жить. Так, босняки 4-го полка 23 октября 1918 г. учинили в Южном Тироле бунт, отказавшись выходить на позиции. По рассказам вернувшихся из родных мест отпускников и из публикаций газет "Hrvatska Ryec" и "Novine" стало известно, что население Боснии-Герцеговины влачило жалкое существование, тяжело страдая от государственных реквизиций продовольствия21. Также подлежали запрету все сообщения прессы об условиях пребывания в плену военнослужащих Австро-Венгрии, выдержанные в розовом цвете, и информация о предпочтительном обращении с военнопленными определенных национальностей22.

УВО рассматривало публикацию на страницах печати приговоров военных трибуналов как "пятно на чести императорской армии" и подрыв ее репутации за рубежом23. Грубые ошибки цензоров, пропустивших в печать запрещенные сведения, не освобождали успевших ознакомиться с ними военнослужащих от уголовной ответственности. В этом отношении показательна граничащая с абсурдом ситуация, которая получила широкую огласку осенью 1918 г. стараниями главного редактора "Arbeiter-Zeitung" Ф. Аустерлица.

"Koniginhofer Neuesten Nachrichten" в номере от 23 сентября 1914 г. обнародовала текст выпущенного русской армией манифеста "К народам Австро-Венгрии", который, насчитывая всего несколько строк, завершался "дружелюбно встречайте русских солдат, так как они сражаются за вас". Прежде чем содержание опубликованного призыва на следующий день было объявлено изменническим, номер газеты поступил в продажу в богемских городах Нейпака и Земиль. Двадцатилетний писарь из Нейпаки, Урбан, изготовив на печатной машинке четыре копии вышедшего без каких-либо помех со стороны властей призыва, передал один экземпляр вольноопределяющемуся В. Вейводе, который доставил его по возвращении из отпуска в свой гарнизон. Вскоре Вейвода, показавший полученную от Урбана копию манифеста своему товарищу, вольноопределяющемуся А. Сиру, был арестован по доносу последнего. Вейвода был приговорен дивизионным трибуналом по обвинению в государственной измене к 5-ти годам лишения свободы строгого режима. Писаря Урбана бросили в тюрьму на 6 лет, а конторского служащего Й. Бема из Земиля, также снявшего копию с запрещенного властями манифеста, осудили на 4 года. Однако Верховный трибунал под председательством министра национальной обороны фельдмаршала-лейтенанта Ф. фон Георги, удовлетворив кассационное ходатайство стороны обвинения, увеличил на шесть лет всем подсудимым срок нахождения под стражей. Как следует из номера "Arbeiter-Zeitung" от 26 сентября 1918 г., осужденные воспользовались объявленной в 1917 г. императорской амнистией24.

Высокие армейские чины, обеспокоенные осенью-зимой 1914 г. растущим среди войск чувством подавленности, стремились возложить вину за его распространение на якобы выдержанные в пессимистическом тоне газетные публикации. 23 декабря 1914 г. военное командование г. Инсбрука, придя к такому выводу на основе поступивших с русского фронта донесений, потребовало от тирольского наместничества принятия решительных мер по борьбе с деморализующим влиянием прессы25. В ответе гражданской администрации Инсбрука, последовавшем 13 февраля 1915 г., подчеркивалось, что на основе тщательного наблюдения за местной печатью был сделан противопо-

стр. 66

ложный вывод. Выяснилось, что сотрудничавшие с периодическими изданиями журналисты вместо вменяемого им в вину сгущения красок, приукрашивали в погоне за сенсациями истинное военное положение, убеждая обывателя в неизбежном экономическом крахе вражеских государств и всячески принижали боевой потенциал противника26. Причины же возникновения и быстрого распространения социальной апатии в тирольском обществе власти усматривали в "неконтролируемо передающихся из уст в уста слухах"27. Ухудшение психологического настроя населения связывалось также с оставлявшими у него тяжелое впечатление рассказами раненых и больных, вернувшихся с театра военных действий. Выход из создавшегося положения виделся наместничеству в серьезном ужесточении наказания за распространение панических слухов и введении временного запрета на отпуска выздоравливающим военнослужащим28. Однако болезненное для обеих сторон выяснение отношений слабо отразилось на тональности материалов тирольской печати.

Спустя непродолжительное время, 24 февраля 1915 г., христианско-социальная "Tiroler Volksboten" отважилась вопреки свирепствовавшей цензуре обнародовать поступившее в редакцию с галицийского фронта солдатское письмо. Автор крайне эмоционально описывал выпавшие на долю его роты лишения и опасности. "Часто мы находились под ружейным и артиллерийским огнем, по два-три дня ничего не ели и не пили. Нам было уже все равно выживем ли мы или погибнем, поскольку с нами очень плохо обращались, обзывая "собаками". 23 декабря (1914 г. - В. М.) во время атаки мы все отстали - кого-то взяли в плен, кто-то погиб, остальные - разбежались во все стороны. Из нашей роты я не видел больше ни одного человека..."29. Через несколько дней горемыке удалось добраться до расположения частей союзной германской армии, где, по его словам, он снова ощутил себя человеком30.

Проблема жестокого обращения с военнослужащими из Тироля поднималась на страницах местной прессы с самого начала войны. Так, "Brixener Chronik", оставаясь на патриотической платформе, стремилась привлечь внимание военного командования Инсбрука к принявшим массовый характер оскорблениям солдат - выходцев из Тироля офицерами. 5 февраля 1915 г. орган христианско-социальной печати, нисколько не тушуясь перед ограничениями цензуры, проинформировал читателей о том, что командный состав по самому незначительному поводу пускал в ход такие ругательства как "тирольская свинья" или "свинья Андреаса Хофера". Редакция, сильно рискуя хорошими отношениями, сложившимися у нее с военными, стремилась лишь предотвратить дискредитацию офицерского корпуса в общественном мнении, своевременно доводя до сведения местного командования известные ей факты злоупотреблений командной властью31.

Взаимодействие местной печати и гражданской администрации резко ухудшилось после вступления в войну Италии весной 1915 года. Режим чрезвычайного положения, распространенный на Тироль, только усилил цензурный гнет. Расквартирование на территории провинции крупного воинского контингента не замедлило отразиться на взаимоотношениях армии и гражданского населения. "Lienzer Nachrichten" в номере от 14 февраля 1916 г. предала огласке сведения о закрытии по поручению армейского командования в тирольском Лиенце и прилегающих к нему общинах всех школ, здания которых использовались под казармы. Й. Росси, глава округа, поспешил уведомить военную администрацию о подстрекательском тоне публикации, ставившей под сомнение правомерность ее действий32.

В венгерской половине монархии свобода прессы в первые годы войны была гораздо большей, чем в Цислейтании. В декабре 1914 г. ставка Верхов-

стр. 67

ного главнокомандования известила УВО о недопустимой практике венгерских журналистов, передававших в печать сведения военного характера, незаконно находясь в расположении действующей армии. Поступавшая от них в Будапешт информация не подвергалась цензуре из-за неправильных действий прифронтовой администрации, разрешавшей данные материалы к публикации вопреки принадлежавшим исключительно Ставке полномочиям на выпуск в печать всех военных новостей33.

Имидж австрийской цензуры серьезно пострадал за рубежом, прежде всего, в союзной Германии. В мае 1915 г. до сведения УВО была доведена публикация берлинской газеты "Deutsche Montags-Zeitung", критически отзывавшаяся о методах проверки командованием австрийской армии поступавших с фронта известий. Вместо привычного для немецкой прессы предъявления контролирующим инстанциям шедших в номер материалов до их набора в печать, редакции австрийских периодических изданий были вынуждены считаться с цензурными изъятиями в уже набранных гранках, что вело к появлению белых пятен34.

Весной 1916 г. указом премьер-министра Цислейтании К. Штюргка был составлен список периодических изданий, запрещенных к распространению среди проходивших лечение в тыловых госпиталях военнослужащих. Одновременно с ним наместничества коронных земель Цислейтании подготовили перечень органов печати, адресованных находившимся на излечении воинам в первую очередь. В "черные списки" попало относительно небольшое количество немецкоязычных газет (8 наименований) по сравнению с чешской периодикой, которая насчитывала 69 газет и журналов. Соотношение же разрешенных к распространению среди выздоравливавших фронтовиков немецкоязычных и чешских периодических изданий составляло 30:2135.

Закат "эры Франца-Иосифа" и восшествие на престол императора Карла ознаменовались заметным ослаблением цензуры. К серьезной ревизии внутриполитического курса власть подталкивало критическое положение на фронтах и в тылу. Крайнее истощение людских ресурсов как следствие военной катастрофы на русском фронте летом 1916 г., нехватка продовольствия и топлива в городах, разорение деревни, стонавшей от произвола реквизиционных отрядов, побудили правящие круги Австро-Венгрии совместно с Берлином 12 декабря 1916 г. обратиться к державам Антанты с предложением о заключении мира36.

В информационной политике Габсбургской монархии в связи с совместным демаршем Берлина и Вены произошли серьезные изменения. Сведения о собраниях и демонстрациях в поддержку начала переговоров о мире, ранее запрещавшиеся к печати, теперь могли быть преданы гласности с той оговоркой, что жажда мира изображалась в прессе как перешагнувшее национальные границы общественное явление37. Полиция в землях чешской короны с возраставшей тревогой регистрировала, что с возобновлением 30 мая 1917 г. работы австрийского рейхсрата радикально изменился тон местной печати. Центральное справочное бюро Красного Креста ведало цензурой почтовой корреспонденции австро-венгерских военнопленных. В подготовленном им в конце мая 1917 г. докладе констатировалось, что военнопленных привела в крайнее изумление свободная манера чешских газет в подаче своих материалов. Многие военнопленные чешской национальности с удовлетворением отметили подчеркнуто острый стиль газет "Narodni Listy" и "Pravo Lidu"38.

На третьем и четвертом годах войны уже проблематично вести речь о единой политике в области цензуры печати. Депутаты австрийского рейхсрата в августе 1917 г. добились ухода в отставку Л. Шлейера фон Понтемальге-

стр. 68

ры, а 11 сентября того же года УВО было реорганизовано в Межведомственную комиссию при военном министерстве39.

Любопытство читательской аудитории преодолевало порой все мыслимые препоны, создававшиеся властями на пути распространения информации. К примеру, запрещенная цензурой речь депутата Станека, произнесенная им на собрании чешских представителей рейхсрата и ландтага, распространялась размноженной на гектографе. В середине ноября 1917 г. военное командование Праги в составленном им докладе о настроениях в землях чешской короны констатировало следующее: "Население одержимо национальной ненавистью и свободно от осознания каких-либо общегосударственных интересов; у немцев и чехов растет вражда друг к другу (у последних еще и к Венгрии); оба народа объединяет ненависть к центральным учреждениям в сфере экономики и транспорта; отмечается недостаток авторитета государственной власти, которая обнаруживает полную беспомощность по отношению ко все более проявляющимся день ото дня спекулянтам, торговцам "черного рынка" и все более дерзким кражам угля и продовольствия. Население охвачено депрессией по поводу затишья на итальянском фронте и промедлением с началом мирных переговоров, которое объясняется частью позицией германских аннексионистов, частью отклонением нашим правительством 3-го пункта (право народов на самоопределение) русского предложения"40.

Повышенное внимание военных властей привлекла "трехгеллеровая кампания", развернутая пацифистски настроенной "Der Abend" в разгар австро-германского наступления на итальянском фронте в конце октября 1917 года. Газета обратилась к читателям с призывом отправить в ее редакцию почтовую открытку в знак солидарности с требованием о заключении скорейшего мира. Кампания увенчалась успехом и 12 ноября 1917 г. редакция "Der Abend" направила в адрес министра иностранных дел Австро-Венгрии О. Чернина 70 175 полученных открыток. 2 ноября 1917 г. генерал-полковник барон Гацаи, шеф системы запасных формирований, высказал опасения относительно данной акции, направив Верховному командованию соответствующую ноту41.

Пацифистская линия, отстаивавшаяся на страницах "Der Abend", резко контрастировала с доминировавшим в медиа-пространстве тех дней прославлением подвигов победоносных австро-германских войск при Капоретто, обративших в паническое бегство противника42. К примеру, 2 ноября 1917 г. субсидировавшийся Министерством иностранных дел Австро-Венгрии "Fremdenblatt" в передовице безудержно расточал лесть в адрес обеих армий: "Продвижение союзников в Северной Италии увенчалось вчера новым колоссальным успехом... За несколько часов было взято в плен 60 тыс. человек и захвачено несколько сот орудий..."43. Поэтому совсем неудивительно, что генералитет ополчился на придерживавшуюся пацифистских взглядов газету, опасаясь возникновения под ее влиянием ведущих антивоенную пропаганду обществ, способных подорвать боеспособность армии и вызвать отток капиталов у населения. Верховное командование, ознакомившись с запиской барона Гацаи, потребовало от правительства Цислейтании пресечь развернутую "Der Abend" кампанию, что немедленно возымело действие. На противоположном политическом фланге окруженная заботой и вниманием правительства христианско-социальная "Reichspost" предоставила трибуну члену австрийской палаты господ графу Ауэршпергу, нещадно заклеймившему в стихах пацифистов и пораженцев как помощников Антанты44.

Большое значение придавалось контролю над перепиской военнопленных австро-венгерской армии, поступавшей из России, Сербии и Италии. Из

стр. 69

8 млн. военнослужащих, мобилизованных в Австро-Венгрии, 2 млн. 770 тыс. попали в плен, причем большая часть военнопленных Габсбургской монархии - 2 млн. 100 тыс. находилась на территории Российской империи45. При Центральном справочном бюро Красного Креста в Вене был образован цензурный отдел, который возглавил майор Т. Примавези. Масштабы работы данного ведомства в годы войны впечатляют: в сентябре 1914 г. количество ежедневно перлюстрировавшейся корреспонденции австро-венгерских военнопленных составляло 8000, в начале 1915 г. - 75 тыс., в начале 1916 г. - 266 тыс. и в ноябре 1916 г. - 455 тыс. штук46. Согласно отчету цензурной службы, для перевозки всей проверенной ею с начала войны и до марта 1917 г. корреспонденции потребовался бы состав из 104 почтовых вагонов длиной более чем в 1 километр47.

Представители генералитета относились к попавшим в плен солдатам и офицерам собственной армии с изрядной долей предубеждения, порой совершенно незаслуженно считая их "трусами" и "изменниками"48. Одна из причин недоверия к военнопленным со стороны габсбургских властей коренилась в армейском этосе XIX в., где считалась легитимной сдача в плен лишь раненых и больных комбатантов. О сохранении в военной культуре австро-венгерской армии эпохи первой мировой войны традиций XIX в. красноречиво свидетельствуют опубликованные в 1922 г. под заглавием "Взят в плен без ранения" мемуары будущего главы австрийского Красного Креста Б. Брейтнера49. В генеральных штабах европейских армий царил "культ наступления", под влиянием которого добровольная сдача в плен рассматривалась как позорящий солдатскую честь поступок. Таким образом, полученные австро-венгерскими военнопленными боевые ранения служили в глазах армейского командования довольно веским доводом в пользу их лояльности и патриотизма.

В декабре 1914 г. цензурный отдел Центрального справочного бюро Красного Креста подсчитал количество военнослужащих, попавших в плен в результате ранения. По мнению израильского исследователя А. Рахамимова, относительно высокий процент раненых среди представителей "лояльных" Австро-Венгрии наций (от 80 до 95%. - В. М.) заставляет усомниться в достоверности указанной статистики. Прежде всего, бросается в глаза ее явное несоответствие зарегистрированной австрийскими властями доле смертности среди военнопленных в Российской империи, которая составляла 17,6%. С учетом недостаточного уровня медицинского обслуживания, особенно в течение первого года войны - продолжает Рахамимов, - представляется маловероятным, что так много раненых смогли остаться в живых. Израильский исследователь находит логичное объяснение выявленной им нестыковки данных в том, что многие военнопленные попросту приписали себе несуществующие ранения, чтобы выглядеть в глазах своих родных и знакомых мужественнее и патриотичнее50. Атмосфера недоверия, царившая в высшем командовании по отношению к военнопленным, объяснялась не только императивами армейского этоса, но и сомнениями "верхов" в благонадежности воинских частей, сформированных из представителей ущемленных в политических правах наций51. В этой связи следует отметить, что в австро-венгерской армии практиковалось деление представленных в ней народов на "надежные" (немцы, мадьяры, словенцы, хорваты) и "ненадежные" (сербы, чехи, русины)52. Так, на основе анализа полученных цензурным отделом Красного Креста данных выяснилось, что наибольшее число военнослужащих, оказавшихся по ту сторону фронта без ранений, наблюдалось у сербов и чехов, 30 и 50% соответственно53. Последняя цифра явно не устраивала главу богемской цензурной группы Колинского, который стремился предста-

стр. 70

вить подопечных в более выгодном свете. Поэтому столь высокий процент физически здоровых военнопленных стали объяснять убылью, возникшей в составе батальонов ландштурма (ополчения), не являвшихся-де типичными чешскими воинскими формированиями.

В марте 1915 г. глава чешской цензуры, опираясь на подборку "патриотических" писем, ввел в оборот понятие "сопутствующих обстоятельств". Из перлюстрированного материала, по мнению Колинского, ясно следовало, что чешские солдаты храбро сражались вплоть до пленения. Глава ведомства Т. Примавези, не оценив служебного рвения подчиненного, довольно резко отозвался о проделанной им работе. С едва скрываемой неприязнью шеф цензурного отдела Центрального справочного бюро Красного Креста высказал возмущение попыткой представить не подлежавшее никаким сомнениям завзятое австро-фобство чешских военнопленных происками отдельных агитаторов. Примавези в этой связи самыми темными красками рисовал изменническую деятельность чехов, из которых сформировали в России Чешскую дружину. Вместе с тем нельзя не отметить, что в 1915 г. она состояла главным образом из русских подданных. Судя по данным, приводимым советским исследователем А. Х. Клеванским, с 15 декабря 1914 до 1 февраля 1915 г. желание поступить в дружину высказали лишь 248 чешских военнопленных54.

В докладе, подготовленном цензурным отделом 20 июня 1915 г. на основе изучения обширной корреспонденции военнопленных (7 млн. штук) чешская нация была аттестована как "тяжело пораженная пропагандой панславистской и русофильской утопий". По наблюдениям, сделанным цензурой, изменнические настроения в чешском обществе достигли пика в период наступления русской армии в 1914 - 1915 гг., заметно пойдя на спад после прорыва фронта австро-германскими войсками при Тарнов-Горлице55. Примечательно, что родственный чехам словацкий народ зарекомендовал себя в глазах цензуры "верным династии и тесно привязанным к родной земле"56.

Австрийские цензоры, измеряя глубину патриотических чувств "узников войны", проявляли крайнюю непоследовательность. Так, мадьярам и полякам разрешалось сочетать преклонение перед императором с собственной национальной идеей. Но обращение к ней со стороны чехов и словаков неизменно квалифицировалось как сепаратизм. Наконец, цензура порой совершенно безосновательно конвертировала в патриотическую категорию широко распространенные в те годы браки военнопленных с русскими женщинами. На стремившихся осесть в России таким путем подданных Австро-Венгрии шаблонно навешивался ярлык дезертиров.

Февральская революция в России 1917 г. и последовавший за ней в октябре захват власти большевиками вызвали заметное беспокойство у руководства военной цензуры Австро-Венгрии состоянием умов военнопленных. Уравненный в политических правах с гражданами России рядовой состав беспрепятственно поступал на службу в антигабсбургские формирования и примыкал к различным социалистическим организациям. Набиравшее оборот с осени 1917 г. взаимодействие части революционно настроенных военнопленных с советскими органами было поставлено под угрозу новой конъюнктурой 1918 года. Брестский мир инициировал взаимную репатриацию военнопленных и интернированных, поставившую на повестку дня для военно-политического руководства Габсбургской монархии проблему выявления и нейтрализации возвращающихся из России австро-венгерских подданных, зараженных "бациллой большевизма". Впрочем, в современной зарубежной историографии масштабы идеологической индоктринации военнопленных обоснованно считаются преувеличенными. Рахамимов, опираясь на результаты количественной обработки их корреспонденции в 1917 г., пришел к заключению, что доля протес-

стр. 71

тных настроений была относительно небольшой, составляя от 10 до 20%. При этом только в одном из 1476 изученных израильским исследователем писем упоминалось о "войне капиталистов"57.

По официальным данным до 18 октября 1918 г. в Австро-Венгрию из России прибыло 670 508 военнопленных. Часть из них вернулась самовольно, минуя созданные командованием транзитные лагеря. Продолжавшаяся война с Италией требовала новых людских ресурсов. Военные власти рассчитывали на скорую интеграцию военнопленных в рамках вооруженных сил, не забывая при этом о контроле над состоянием умов "возвращенцев". В учрежденных на восточных границах Монархии пятидесяти трех репатриационных пунктах осуществлялись не только разделение на военных и гражданских, врачебный осмотр, перлюстрация, но и политический карантин. По свидетельству шефа австрийской разведки М. Ронге, сбором сведений о настроениях "возвращенцев" занималось около 400 офицеров, внедренных в их среду. Параллельно принимались меры по реактивации патриотических чувств бывших военнопленных.

"Верность династии", "выполнение долга", "готовность к самопожертвованию" - все эти формулы казенного патриотизма, звучавшие со страниц печатной продукции созданного весной 1918 г. отдела пропаганды, резко упали в цене в глазах физически и психически измученных бывших узников. К тому же унизительная процедура выяснения обстоятельств пленения, которой подвергали всех "возвращенцев", попавших в плен без сопутствующих ранений, пробуждала недоверие к замыслу властей. Возмущение вызывали и нормы довольствия, резко контрастировавшие с обеспечением продовольствием в России58.

Военные действия, развернувшиеся в 1914 - 1915 гг. на территории Галиции, сопровождались массовыми репрессиями русинского населения, огульно обвинявшегося в государственной измене и шпионаже в пользу России. Военная цензура тщательно следила за перепиской русинских военнопленных, опасаясь передачи ими сведений о жертвах военного террора в Галиции. В докладе русской цензурной группы (8 - 21 февраля 1915 г.) приводились выдержки из русинских писем. Так, Г. Гаванский писал 29 января 1915 г. из Оренбурга матери: "Дикие мадьяры вешали людей, уничтожали села, повсюду называя предателями темных, запуганных крестьян и пожилых священников, одним словом творились страшные вещи"59.

К началу первой мировой войны в Австро-Венгрии сложилась отлаженная система полевой почты. В 1913 г. увидели свет новые предписания относительно ее организации, обобщившие опыт военных маневров 1884, 1891 и 1904 годов. Каждой воинской части был присвоен номер, в то время когда Германия и Италия перешли на подобную систему только во время войны60. Из-за огромного объема письменной корреспонденции, перемешавшейся между фронтом и тылом ее контроль осуществлялся выборочно61. Все письма поступали на главный почтамт той или иной армии, откуда они доставлялись по указанным на них адресам (номерам воинских частей). Обслуживающий персонал насчитывал в начале войны 620 сотрудников, штат которых возрос к 1918 г. до 2800 человек. По свидетельству Ронге, количество ежемесячно обрабатываемой корреспонденции в 1917 г. составляло: в венском цензурном отделении - около 0,5 млн, в Будапеште - около 0,4 млн, и в Фельдкирхе - от 1,5 до 2 млн. писем. В 1917 г. в целях высвобождения работников для нужд фронта австро-венгерские цензурные органы подверглись значительному сокращению. Штат цензоров был уменьшен до 400 офицеров и чиновников и до 2600 солдат62. В период подготовки операций командование, опасаясь утечки информации, как правило, приостанавливало почтовое

стр. 72

сообщение с фронтом. Военнослужащие могли известить родных с помощью специальной открытки, на одной стороне которой на 9 языках монархии была пропечатана надпись: "Я здоров и поживаю хорошо". При этом запрещалось делать какие-либо добавления к тексту63.

С возобновлением работы австрийского рейхсрата в мае 1917 г. депутатский корпус осудил подобную практику на том основании, что многие военнослужащие, будучи владельцами крестьянских хозяйств, не могли своевременно получать сведения о прибылях и убытках управляемых в их отсутствие сельскохозяйственных предприятий64. Под страхом сурового наказания отправителю запрещалось разглашать место дислокации воинской части, ее состав и маршрут передвижения. На практике такого рода нарушения регистрировались в массовом порядке. Солдаты и унтер-офицеры зачастую считали само собой разумеющимся начать свое письмо с указания даты и места, как этого требовали правила этикета.

Вопреки запретам цензуры военнослужащим все же удавалось сообщать родственникам и знакомым о месте дислокации воинской части. Австрийская исследовательница М. Штурм, изучившая переписку между супругами Шэрф в годы войны, отмечает, что будущий функционер социал-демократической партии умудрялся так подробно описать ландшафт, архитектуру и образ жизни местного населения, что его жене не составляло особого труда выяснить место военной стоянки мужа с помощью географических карт и справочников65.

Гораздо строже наказывалась критика военных порядков, условий размещения и снабжения, под которую подводилось обвинение в клевете. Известен случай, когда один вольноопределяющийся был приговорен к смертной казни через расстрел за передачу в письме заведомо ложных сведений о недостаточном довольствии. Впоследствии его помиловали пятилетним лишением свободы строгого режима66.

Ефрейтор З. Гойташ, частный служащий из Вены, не получив отпуска по случаю смерти отца, отправил 23 июня 1916 г. родственникам две открытки полевой почты, где открыто выразил недовольство тяжелыми условиями на фронте в целом, презрительно отозвавшись о начальстве. Военный трибунал командования группы войск фельдмаршал-лейтенанта фон Гузека квалифицировал действия Гойташа как проступок против общественного спокойствия, приговорив его 11 августа 1916 г. к строгому гарнизонному аресту сроком на три месяца с отбытием наказания после демобилизации и разжалованию в ландштурмисты. Намеренное искажение фактов военнослужащим и его отказ в должном почтении начальству, по заключению судебного органа, могли стать известны общественности, нанеся серьезный ущерб репутации вооруженных сил. Особое внимание трибунала привлекло содержавшееся в одном из писем замечание: "Это называют порядками... Да, если бы я был офицером или денщиком, тогда я смог бы получить отпуск. Война показала своеобразные плоды. Сегодня мне все равно"67.

По мере роста трудностей с продовольственным снабжением населения городов цензурные отделения стали все чаще регистрировать открытое недовольство расквартированных в тылу военнослужащих запасных формирований. К примеру, военные власти инсбрукского гарнизона 22 февраля 1917 г., основываясь на информации местной цензуры, довели до сведения президиума наместничества, что в корреспонденции, адресованной в Южный Тироль и Кюстенланд, содержались запрещенные сведения. Ее авторство наряду с размещенными в городах Миттендорф и Браунау беженцами принадлежало служившим в богемских округах солдатам68. Доведенные до отчаяния гражданские лица и военнослужащие выражали возмущение крайней доро-

стр. 73

говизной самых необходимых продуктов. Армейское командование, огласив предупреждение рядовому составу, пригрозило привлекать в будущем авторов подобных писем к уголовной ответственности за распространение будоражащих общество известий69.

Для того чтобы обойти цензуру, военнослужащие часто шли на нарушение действовавших предписаний. Разумеется, унтер-офицерский состав в силу должностного положения располагал куда более широкими возможностями, нежели рядовые. Обратимся к материалам уголовного дела, заведенного против ефрейтора 26-й летной роты О. Фаста. Ему удалось подделать отметку о прохождении цензуры. Фальсификация вскрылась только в цензурном отделе 6-й армии, где письмо подверглось повторной проверке. Обвиняемый, как было установлено следствием, неся службу в технической канцелярии роты, постоянно имел под рукой ее штемпель, и поэтому фальсифицировать отметку ему не составило особого труда. Фаст признал инкриминируемый ему проступок, оправдываясь тем, что он был возбужден газетной публикацией и написал письмо, не думая о возможных последствиях. 13 августа 1918 г. трибунал 6-й армии постановил привлечь обвиняемого и призванный осуществлять ротную цензуру орган к дисциплинарной ответственности, наказав Фаста десятью сутками ареста70.

Рядовые, вопреки существовавшему запрету, зачастую поручали вручить адресованные их родственникам письма отправлявшимся в тыл военнослужащим. Аналогичный канал мог быть задействован для подачи жалоб в высшие инстанции. Так, ополченец 6-й строительной роты Й. Габер в середине января 1918 г. направил в обход цензуры два анонимных письма в военное министерство, где пожаловался на плохое довольствие в части. 23 и 28 января оба послания поступили командованию строительной роты обратно. 29 января во время перлюстрации почты удалось установить аналогию почерка Габера с автором анонимных писем. При допросе подозреваемого выяснилось, что он передал письма одному говорящему по-немецки венгру, направлявшемуся в Аклошцард, заплатив ему за доставку 70 геллеров71.

Не менее важным для армейского командования являлось предотвращение панических слухов, чреватых полной дезорганизацией вооруженных сил. Вопреки жесткому государственному контролю над информацией, она не могла распространяться лишь в одном направлении - от официальных органов к ее потребителям. Причины появления в массовом сознании военной поры разного рода домыслов и небылиц современные исследователи справедливо усматривают в нервозной атмосфере первых дней войны, передавшейся общественности. Самые нелепые слухи, удовлетворяя резко возросшую потребность в информации, способствовали складыванию каналов неформальной коммуникации. Передававшиеся обывателями из уст в уста значительно искаженные сведения служили компенсацией того информационного вакуума, который возник в результате жесткой цензуры прессы72.

Заслуживает внимания и семантика правительственных сообщений, опровергавших ходившие в стране слухи. К примеру, курсировавшие в общественности известия о побегах вражеских военнопленных квалифицировались как "невероятные"; слухи о военных поражениях назывались "дикими", а их распространители слыли "пораженцами"; новости о росте цен и арендной платы - "неконтролируемыми"; рассказы о поражениях на фронтах - "абсурдными" и "не имеющими под собой никакого основания"73.

Не представлялось возможным и полностью изолировать военнослужащих от контактов со штатскими, а потому обмен новостями зачастую выливался в разговор по "испорченному телефону". Например, 29 октября 1914 г. унтер-офицер И. Липкович, пересекавший главную площадь боснийского

стр. 74

города Билина, был окликнут местным аптекарем А. Худовски, который поделился с ним известиями о последних военных успехах на сербском фронте. В свою очередь, Липкович неосмотрительно рассказал собеседнику о том, что, проходя через один постоялый двор, он случайно услышал разговор размещенных там хорватских и венгерских солдат. Из него следовало, что на помощь сербам вышли 70 тыс. русских. Аптекарь решил, что они, возможно, пришли через Варну, на что унтер-офицер не сделал никаких возражений. На следующее утро Липкович был арестован жандармерией74. Этапное командование 5-й армии, информируя руководство 13-го корпуса, настаивало на строгом наказании провинившегося унтер-офицера: "Распространение подобных известий способно подорвать окрепшую в последнее время уверенность у населения"75.

Примечания

1. FUHR C. Das k.u.k. Armeekommando und die Innenpolitik in Osterreich 1914 - 1917. Wien. 1968, S. 17 - 18.

2. HAUTMANN H. Prozesse gegen Defatisten, Kriegsgegner, Linksradikale und streikende Arbeiter im Ersten Weltkrieg. - In: Sozialistenprozesse. Politische Justiz in Osterreich 1870 - 1936. Wien- Munchen-Zurich. 1986, S. 157.

3. FUHR C. Op. cit., S. 18.

4. MOLL M. Erster Weltkrieg und Ausnahmezustand, Zivilverwaltung und Armee: Eine Fallstudie zum innerstaatlichen Machtkampf 1914 - 1918 im steierischen Kontext. - In: Focus Austria. Vom Vielvolkerreich zum EU-Staat. Graz. 2003, S. 387.

5. SCHEER T. Kontrolle, Leitung und Uberwachung des Ausnahmsverfugungen und Kriegsuberwachungsamt. Wien. 2007, S. 64.

6. Ibidem.

7. Ibid., S. 65 - 66.

8. EHRENPREIS P. Kriegs-und Friedensziele im Diskurs. Regierung und deutschsprachige Offentlichkeit Osterreich - Ungarns wahrend des Ersten Weltkriegs. Innsbruck-Wien-Bozen. 2005, S. 68 - 69.

9. SCHEER T. Op. cit., S. 69 - 70.

10. Ibid., S. 70.

11. Ibid., S. 73; EHRENPREIS P. Op. cit., S. 88.

12. EHRENPREIS P. Op. cit., S. 70.

13. SCHEER T. Op. cit., S. 105.

14. Osterreichisches Staatsarchiv (OSTA) - Kriegarchiv (KA) - Militargerichtsarchiv (MGA), Feldkriegsgericht (FKG) der 28. Infanterietruppendivision (ITD), Karton 812 - 813/1917, E 2362/17, k.u.k. 5 Op. Armeeoberkommando, Res. N 668/1, 11.7.1915. AOK.O p. N 12. 319 vom 4.7.1915.

15. Ibid. Reservatetappenstationskmdobefehl N 1. Auskunfte an Pressvertereter.

16. SPANN G. Zensur in Osterreich wahrend des 1 .Weltkrieges 1914 - 1918. Wien. 1972, S. 251.

17. BISTER F.J. "Majestat, es ist zu spat...". Anton Korosec und die slowenische Politik im Wiener Reichsratbis 1918. Wien-Koln-Weimar. 1995, S. 175.

18. EHRENPREIS P. Op. cit., S. 83.

19. SPANN G. Op. cit., S. 238.

20. Цит по: HEALY M. Vienna and the Fall of the Habsburg Empire. Total War and Everyday Live in World War I. Cambridge. 2004, p. 131.

21. OSTA-KA-MGA, Karton 5726/1918, FKG der 55. ITD, Strafakt E 2703/18, Vnjevic Pero, Zeugenvernehmung von Ivanhovic Dive, 24.10.1918.

22. SPANN G. Op. cit., S. 239.

23. Ibid., S. 238.

24. Die Verurteilung des Vejvoda. - In: Austerlitz Friedrich. Austerlitz spricht. Ausgewahlten Aufsatze und Reden. Im Auftrag der Sozial-demokratischen Arbeiterpartei Deutsch-Osterreichs. Wien. 1931, S. 150 - 152.

25. N 314. Militarkommando Innsbruck an Statthalterei - Prasidium Innsbruck, 23.12.1914. - In: Heimatfronten. Dokumente zur Erfahrungsgeschichte der Tiroler Kriegsgesellschaft im Ersten Weltkrieg. Innsbruck. 2006, S. 557.

стр. 75

26. N 317. Statthalter Toggenburg an Militarkommando Innsbruck, 13.2.1915. - In: Heimatfronten.., S. 559.

27. Ibid., S. 560.

28. Ibid.

29. N 376. Artikel des Tiroler Volksboten, N 9, 24.2.1915. - In: Heimatfronten.., S. 636.

30. Ibid.

31. RETTENWANDER M. Der Krieg als Seelsorge. Katholische Kirche und Volksfrommigkeit in Tirol im Ersten Weltkrieg. Innsbruck. 2006, S. 255.

32. Nr. 333. Bezirkshautmann Josef Rossi, Lienz, an Statthalterei - Prasidium Innsbruck, 14.3.1916. - In: Heimatfronten.., S. 580.

33. SCHEER T. Op. cit., S. 109.

34. Ibid., S. 114.

35. EHRENPREIS P. Op. cit., S. 92.

36. HAUTMANN H. Die Herschenden: Auf der Suche nach Auswegen aus der Systemkrise (Osterreich im Epochenjahr 1917, Teil 2). - In: Mitteilungen der Alfred - Klahr Gesellschaft. 2007, H. 2, S. 6.

37. N 121. Note des Kriegstiberwachungsamtes an das Ministerium des Innern uber die Lockerung der Zensur fur die Freidenspropaganda, 30.12.1916. - In: Arbeiterschaft und Staat im Ersten Weltkrieg 1914 - 1918. Wien. 1964, Bd. 1, S. 195.

38. EHRENPREIS P. Op. cit, S. 202.

39. HAUTMANN H. Die Herschenden.., S. 9.

40. EHRENPREIS P. Op. cit., S. 207 - 208.

41. Ibid., S. 223 - 225.

42. EGYED M.T. Die Kriegberichterstattung. - In: Waffentreue. Die 12. Isonzoschlacht 1917. Begleitband zur Ausstellung des Osterreichischen Staatsarchi vs. 23 Oktober 2007 - 1 Februar 2008. Wien. 2007, S. 73 - 74.

43. Fremdenblatt. 2.11.1917. Morgen-Ausgabe. Waffenstreckung von 60.000 Italienern, S. 1.

44. EHRENPREIS P. Op. cit., S. 223 - 224.

45. RACHAMIMOV A. Arbiters of Allegiance. Austro-Hungarian Censors during World War I. - In: Constructing Nationalities in East - Central Europe. N.Y. - Oxford. 2005, p. 157.

46. Ibid., p. 161.

47. SPANN G. Vom Leben im Kriege. Die Erkundigung der Lebensverhaltnisse der Bevblkerung Osterreich-Ungarns im Ersten Weltkrieg durch die Briefzensur. - In: Unterdruckung und Emanzipation. Wien-Salzburg. 1985, S. 150.

48. MORITZ V., LEIDINGER H., JAGSCHITZ G. Im Zentrum der Macht. Die vielen Gesichter des Geheimdienstchefs Maximilian Ronge. St. Pblten-Salzburg. 2007, S. 134.

49. BREITNER B. Unverwundet Gefangen. Aus meinem sibirischen Tagebuch. Wien. Berlin. Leipzig. Munchen, 1922.

50. RACHAMIMOV A. Op. cit., p. 167.

51. SPANN G. Zensur in Osterreich.., S. 251.

52. CORNWALL M. Auflbsung und Niederlage. Die osterreichische Revolution. - In: Die letzten Jahre der Donaumonarchie. Der erste Vielvolkerstaat im Europa des fruhen 20. Jahrhunderts. Essen. 2004, S.181.

53. RACHAMIMOV A. Op. cit., p. 167.

54. КЛЕВАНСКИЙ А. Х. Чехословацкие интернационалисты и проданный корпус. Чехословацкие политические организации и воинские формирования в России. 1914 - 1921 гг. М. 1965, с. 25.

55. SPANN G. Zensur in Osterreich.., S. 252 - 253.

56. Ibid., S. 253.

57. RACHAMIMOV A. Alltagssorgen und politische Erwartungen Eine Analyse von Kriegsgefangenenkorrespondenz in den Bestunden des Osterreichischen Staatsarchivs. - In: Zeitgeschichte 11/12. November/Dezember 1998, 25. Jg, S. 351 - 352.

58. Революция 1917 - 1918 гг. в российской провинции. Тамбов. 2008, с. 103 - 104.

59. OSTA-KA-Armeeoberkommando, (1915), Gemeinsame Zentral Nachweisburo, Karton 3733. Akt 774.

60. BRANDAUER I. Menschenmaterial Soldat: Alltagsleben an der Dolomitenfront im Ersten Weltkrieg 1915 - 1917. Innsbruck. 2007, S. 65.

61. MAYERHOFER C. Die osterreichisch-ungarische Militarverwaltung in den besetzten Gebieten Italiens, November 1917 - Oktober 1918. Wien. 1970, S. 185.

62. РОНГЕ М. Разведка и контрразведка. М. 1939, с. 189.

стр. 76

63. HAMMERLE C. "Wirf ihnen alles hin und schau, dass Du fort kommst". Die Feldpost eines Paares in der Geschlechter(un)ordnung des Ersten Weltkrieges. - In: Historische Anthropologic Kultur - Gesellschaft - Alltag. 6. Jg, H. 3, 1998, S. 438.

64. Reichspost. 5 November 1917, S. 5.

65. STURM M. Lebenszeichen und Liebesbeweise aus dem Ersten Weltkrieg. Eine sozialdemokratische Kriegsehe im Spiegel der Feldpost. - In: Briefkulturen und ihr Geschlecht. Zur Geschichte der privaten Korrespondenz vom 16. Jahrhundert bis heute. Wien-Koln-Weimar. 2003, S. 244.

66. BRANDAUER I. Op. cit., S. 68.

67. OSTA-KA-MGA, FKG der 56 Schutzendivision, Karton 8842/16, Strafakt K 27/16, Hoitasch Siegfried, Gericht des k.u.k. Gruppenkommandos von Gusefik, Urteil von 11.8.1916.

68. N 339. Militarkommando Innsbruck an Statthalterei - Prasidium Innsbruck, 22.2.1917. - In: Heimatfronten.., S. 585.

69. Ibid., S. 586.

70. OSTA-KA-MGA, FKG der 6. Armeekommando, (Quartiermeisterabteilung), Karton 2598/18, Strafakt К 15795/18, Fast Otto, Referat vom 13.08.1918.

71. OSTA-KA-MGA, Karton 7962/18, FKG der 55. ITD, Strafakt К 108/18, Haber Josef, Protokoll aufgenommen mit Haber Josef, 31.1.1918.

72. GEINITZ C, HINZ U. Das Augusterlebnis in Sudbaden: Ambivalente Reaktionen der deutschen Offentlichkeit auf den Kriegsbeginn 1914. In: Kriegserfahrungen: Studien zur Sozial-und Mentalitatsgeschichte des Ersten Weltkriegs. Essen. 1997, S. 30.

73. HEALY M. Op. cit., p. 142.

74. OSTA-KA-MGA, Karton 844 - 845/17, FKG der 35. ITD, Strafakt K 96/14, Josef Lipkovitz, Protokoll aufgenommen mit Josef Lipkovitz, 3.11.1914.

75. Ibid., k.u.k. 5 Armee-Etappenkommando an das k.u.k. 13. Korpskommando, 2.11.1914.


© elibrary.com.ua

Постоянный адрес данной публикации:

https://elibrary.com.ua/m/articles/view/Информационная-политика-в-Австро-Венгрии-в-годы-первой-мировой-войны

Похожие публикации: LУкраина LWorld Y G


Публикатор:

Україна ОнлайнКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://elibrary.com.ua/Libmonster

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

В. В. Миронов, Информационная политика в Австро-Венгрии в годы первой мировой войны // Киев: Библиотека Украины (ELIBRARY.COM.UA). Дата обновления: 06.05.2020. URL: https://elibrary.com.ua/m/articles/view/Информационная-политика-в-Австро-Венгрии-в-годы-первой-мировой-войны (дата обращения: 29.03.2024).

Найденный поисковым роботом источник:


Автор(ы) публикации - В. В. Миронов:

В. В. Миронов → другие работы, поиск: Либмонстр - УкраинаЛибмонстр - мирGoogleYandex

Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Похожие темы
Публикатор
Україна Онлайн
Kyiv, Украина
490 просмотров рейтинг
06.05.2020 (1423 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
0 голос(а,ов)
Похожие статьи
VASILY MARKUS
Каталог: История 
3 дней(я) назад · от Petro Semidolya
ВАСИЛЬ МАРКУСЬ
Каталог: История 
3 дней(я) назад · от Petro Semidolya
МІЖНАРОДНА КОНФЕРЕНЦІЯ: ЛАТИНСЬКА СПАДЩИНА: ПОЛЬША, ЛИТВА, РУСЬ
Каталог: Вопросы науки 
8 дней(я) назад · от Petro Semidolya
КАЗИМИР ЯҐАЙЛОВИЧ І МЕНҐЛІ ҐІРЕЙ: ВІД ДРУЗІВ ДО ВОРОГІВ
Каталог: История 
8 дней(я) назад · от Petro Semidolya
Українці, як і їхні пращури баньшунські мані – ба-ді та інші сармати-дісці (чи-ді – червоні ді, бей-ді – білі ді, жун-ді – велетні ді, шаньжуни – горяни-велетні, юечжі – гутії) за думкою стародавніх китайців є «божественним військом».
9 дней(я) назад · от Павло Даныльченко
Zhvanko L. M. Refugees of the First World War: the Ukrainian dimension (1914-1918)
Каталог: История 
12 дней(я) назад · от Petro Semidolya
АНОНІМНИЙ "КАТАФАЛК РИЦЕРСЬКИЙ" (1650 р.) ПРО ПОЧАТОК КОЗАЦЬКОЇ РЕВОЛЮЦІЇ (КАМПАНІЯ 1648 р.)
Каталог: История 
17 дней(я) назад · от Petro Semidolya
VII НАУКОВІ ЧИТАННЯ, ПРИСВЯЧЕНІ ГЕТЬМАНОВІ ІВАНОВІ ВИГОВСЬКОМУ
Каталог: Вопросы науки 
17 дней(я) назад · от Petro Semidolya
ТОРГОВО-ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА ЕС В СРЕДИЗЕМНОМОРЬЕ: УСПЕХИ И НЕУДАЧИ
Каталог: Экономика 
27 дней(я) назад · от Petro Semidolya
SLOWING GLOBAL ECONOMY AND (SEMI)PERIPHERAL COUNTRIES
Каталог: Экономика 
32 дней(я) назад · от Petro Semidolya

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

ELIBRARY.COM.UA - Цифровая библиотека Эстонии

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры Библиотеки

Информационная политика в Австро-Венгрии в годы первой мировой войны
 

Контакты редакции
Чат авторов: UA LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Цифровая библиотека Украины © Все права защищены
2009-2024, ELIBRARY.COM.UA - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие Украины


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android