В майско-июньском номере "Исторических анналов Французской революции" за 1934 г. (журнал, основанный покойным историком Альбером Матьезом) помещено несколько писем, извлеченных из архива департамента Па-де-Кале, относящихся к истории "Заговора равных"¹ .

В феврале 1795 г. Гракх Бабеф, будущий вождь "Заговора равных", был арестован за резкие выступления в своем журнале "Народный трибун" против политики термидорианцев.

25 вантоза (15 марта) вместе с Лебуа, редактором "Друга народа", он был препровожден в тюрьму Боде, города Арраса, где и пробыл до сентября 1795 г.

В аррасских тюрьмах (Бабеф уже раньше имел связь с Аррасом: в 1785 - 1788 гг. он переписывался с секретарем Аррасской академии Дюбуа Фоссе), в период жерминальского и прериальского восстаний парижских рабочих² . Бабеф нашел среди заключенных там якобинцев горячих приверженцев, которые впоследствии вошли в "Заговор равных". Здесь примкнули к нему отставной лейтенант Жермен, игравший впоследствии крупную роль в процессе бабувистов, и все искренние враги термидорианского режима, близкие к семьям знаменитого якобинца Жозефа Лебона и его брата Леонара Лебона: Коше, Таффуро, Фонтенье, Кобриер и др. Г-жа Лебон пишет, что "все друзья находятся в непрерывном общении с Бабефом".

Письма эти, адресованные Бабефу, знакомят с термидорианским террором и с малоизвестным начальным периодом истории "Заговора равных", освещая агитационную и пропагандистскую работу первых бабувистов.

Коше, впоследствии смело выступавший на процессе "Заговора равных" (из его письма к жене мы знаем, что он был одно время председателем революционного комитета в г. Сент-Омере), сообщает своему другу Бабефу в письме, полном ядовитой иронии и ненависти к термидорианскому правительству, о своем процессе и высылке, об отправке товарищей в провинциальные тюрьмы, о своих планах побега, условливается о передаче агитационной литературы.

Робэн и Брибон пишут из военного госпиталя Турне о своей высылке в Антверпен, о том, что они не смогли передать писем сидящему в лилльской тюрьме Таффуро³ и другим товарищам, и просят дальнейших указаний.

Особенно интересно письмо Гайяра, полицейского комиссара в Бетюне, мало развитого, но искреннего человека, завербованного Жерменом. Он обещает отдать все свои силы пропаганде нового учения. Впоследствии Гайяр вместе с Жерменом и другими был участником процесса по делу "Заговора равных".

Из этих писем видно, с какой осторожностью вербовали людей; некий Гонор не был принят по совету Жермена. Гонор написал Бабефу оскорбительное письмо, полное наивного хвастовства мнимыми или действительными заслугами перед революцией. Бабеф приложил к этому письму краткую заметку с убийственной характеристикой Гонора, очевидно, для передачи Жермену.

Письма написаны полуграмотно (для удобства читателей стиль их нами не сохранен), полны орфографических ошибок, но проникнуты беззаветной преданностью новому учению, кипучим революционным, энтузиазмом, горячей любовью к великому революционному трибуну и дают яркую картину агитационной деятельности первых бабувистов.

¹ Для подробного ознакомления с "Заговором равных" и идеологией Гракха Бабефа рекомендуем читателю книгу тов. Щеголева "Бабеф" в серии "Жизнь замечательных людей".

² 12 жерминаля (1 апреля), 1 и 2 прериаля (20 - 21 мая) III года (1796 г.) парижские рабочие подняли восстания, пытаясь принудить термидорианский Конвент осуществить демократическую конституцию 1793 г. и принять решительные меры против жестокого продовольственного кризиса. Оба восстания были подавлены.

³ Чулочник из Сент-Омера - один из самых стойких бабувистов; сидел в тюрьмах Сент-Омера, Лилля, Арраса, уличил на процессе "Заговора равных" общественного обвинителя Вайяра в подкупе свидетелей и энергично опровергал обвинение.

Переписка с Бабефом

1

Из тюрьмы в Сент-Омере. 20 флореаля, III год республики.

Коше своему другу Бабефу.

Патриоты могут так именовать друг друга. Ты должен немного знать меня понаслышке: мой друг Таффуро довольно часто говорил тебе обо мне.

Да здравствует правосудие, которое осуществляют принц Талльен¹ и высокие и могущественные графы, бароны, дюки... так же как и преемники короля Бюзо² . Оно достойно быть выгравировано золотыми буквами в храме памяти.

Ты знаешь уже, как гуманно, мягко и честно обошлись здесь с нами. После нашего перевода из Арраса я и Таффуро были единственными, которых сочли достойными оставаться в секретном тюремном заключении; впрочем, это нам не помешало сообщать друг другу свои мысли, а также письма, которые он получал от тебя.

Суди о том, что мы такое, по тому, что ты узнаешь. Мы оказали такие услуги своему отечеству, что удостоились чести получить "lettres de cachet"³ из рук некоего жирондиста. Я еще не знаю его имени. Завтра, может быть, буду больше знать. Мой Друг Таффуро отправился сегодня утром в Лилль с этим трусом Дюпеном. Это его единственное мученье; Тюрлюре со стариком Дюкло - в Дюнкирхен, а я с Дюплюи - в Дулан или Дуэ.

Забавная история: в результате нашего распределения три посредственности оказались с тремя самыми сильными. Таффуро и я - мы хотели бы быть вместе; между тем, если бы жирондист даже последовал нашим советам, он не добился бы большего успеха, потому что благодаря этой перетасовке получатся шесть патриотов вместо трех. Если я отправлюсь в Дуэ, я проеду через Аррас, привезу тебе требуемое лекарство⁴ , и мы побеседуем.

Приготовь мне адрес для Парижа, так как, уверяю тебя, если будет возможность, я удеру дорогой от святой хермандады⁵ , что будет нелегко, я думаю, так как у каждого из нас свой страж. Получи я Хорошую рекомендацию и знай я, что нас повезут с такими строгостями, Сент-Омер меня не увидел бы вновь.

Если я не проследую через Аррас, то доставлю тебе лекарство верным способом. Используй его как можно лучше.

Ты не сможешь теперь - говорить, что нет больше правосудия, ты видишь, что оно хорошо применяется. Бросив вас на 8 месяцев в тюрьмы и не сообщая вам ничего по истечении этого срока, вас направляют декретом домой, к вашим местным судьям. Наконец, когда видят, что принуждены будут освободить вас, - чтобы переполнить меру беззакония, - вас ссылают. Я с трудом понимаю, как жирондист в своей чрезмерной ярости не распорядился отправить в ссылку Таффуро и меня.

Как бы то ни было, я предпочитаю бурную свободу спокойному рабству. И на все это я смотрю как на украшения, которые можно прибавить к моему гражданскому венку.

Я постараюсь добыть постановление жирондиста, а также протокол нашего муниципалитета относительно нас; говорят, он необычен. Если я их достану, я тебе доставлю копий.

Если я не смогу раскланяться дорогой⁶ , как бы мне этого ни хотелось, то, когда приеду в место моей ссылки, позондирую почву, найдется ли возможность безопасной переписки; а до тех пор, если я не проеду через Аррас, отвечай мне спустя несколько дней по следующему адресу: гражданину Буланже, негоцианту, торгующему около бывшего кафедрального собора в Сент-Омере, и сообщи мне адрес нескольких хороших малых в Париже. Так как я не толст, то мне нетрудно будет улизнуть, и было бы чертовски хорошо, если бы в какой-нибудь день мне пришел в голову остроумный план побега.

Твое заключение в тюрьму - следствие того, что ты изложил письменно свои взгляды, мое же - следствие того, что я высказал их в народном обществе⁷ .

Аристократы, которые пришли толпой в трибунал, когда меня допрашивали, были очень удивлены тем, что было так мало доносов на меня. И они еще более удивились той твердой и победоносной манере, с которой я отвечал. Это удивление было доведено до такой высокой степени, что все встали и выстроились в ряд, чтобы увидеть меня, когда я выходил. Они говорили: "Дорогу!", "Дайте пройти этому честному человеку: он ничего не сделал" и т. д. Я не знаю, что заставило г. Жосса⁸ квалифицировать меня как обвиненного в растрате, притеснениях, злоупотреблениях и т. д. Если ты его увидишь, прошу тебя передать ему по этому поводу нашу искреннюю благодарность. Наш поклон Лебуа, привет и дружба. Коше.

Имя жирондиста Эмар.

2

Гражданину Бабефу в Боде.

9 прериаля, год III.

Робэн и Брибон своему другу Бабёфу.

Согражданин!

Беззаконие наших повелителей, наконец, раскрылось перед нами воочию: после трех дней тюрьмы в Сансе нас великодушно, в течение

¹ Известный термидорианец. Ирония.

² Вождь жирондистов. Ирония.

³ Приказ об аресте за королевской печатью при старом режиме. Ирония.

⁴ Очевидно, намек на агитационную литературу.

⁵ Испанский термин-полиция.

⁶ Т. е. убежать.

⁷ Коше был членом революционного общества в Сент-Омере. Процесс в трибунале предшествовал его пересылке из аррасской тюрьмы в Дулан или Дуэ.

⁸ Иронический упрек легковерному Жоссу, через которого велась переписка с Бабефом (см. следующее письмо), за неверную информацию 6 предъявленном Коше обвинении.

48 часов, выслали в тюрьму Равенства в Лилль. За это время постарались получить от местных властей приказ об отсылке нас обратно в Антверпен, в низшую инстанцию, чтобы она окончательно вынесла решение насчет нашей судьбы.

Мы не сомневаемся, что они очень настоятельно предложат принять нас в дальнюю тюрьму, дабы мы не смогли переписываться с нашими друзьями, униженными их бессмысленной и нелепой властью. Короче говоря, как республиканцы мы плюем на них, мы обрекаем их всех на проклятие, взывая к угнетенному патриотизму, к оскорбленной добродетели, к свободе и равенству. Ходят слухи, что Фрерон¹ искупил свое преступление на эшафоте во время недавнего восстания, которое имело место в Париже. Мы очень хотели бы знать его результаты; одни говорят, что восторжествовал народ, другие - что Конвент и его агенты, так что до сих пор это для нас загадка² .

Проезжая через Лилль, мы не имели удовольствия посетить ни друга Таффуро, ни патриота Сено и, следовательно, не смогли им передать писем.

Этими письмами мы, не зная их содержания, распорядимся согласно вашему желанию. Будем ожидать ваших указаний.

Возвращаясь к нашему положению, сообщаем вам, что мы находимся в госпитале в Турне, где надеемся получить сведения о нашей судьбе после тех шагов, которые мы собираемся предпринять.

Вспомните друга Сено и всех патриотов, наших друзей, в особенности Таффуро, если вы будете иметь возможность ему написать. Не забудьте также и нас у гражданки Карлье³ .

Прощайте, наш непреклонный друг, будьте настойчивы - и вы победите ваших врагов скорей чем мы.

Привет и братство.

9 прериаля, III год республики.

Брибон. Робэн.

Поклоны привратнику и его дорогой половине.

Извините за сумбурность письма. Мы ждем от вас известий с самым живым нетерпением по указанному адресу:

Военный госпиталь Турне, палата Брута.

Гражданину Жоссу, заведующему общественными работами в Аррасе, бывшая улица Сан-Жери в Аррасе, департамент Па-де-Кале.

3

Аррас, 27 термидора, год III.

П. Гайяр к Бабефу.

Ты хочешь переписываться со мной, мой дорогой трибун, пусть будет так, я согласен, так как сам давно этого желаю, но тебе надо вооружиться терпением, чтобы не скучать или, по крайней мере, не пожать с сожалением плечами, увидев мою чепуху. В самом деле, мои небольшие способности, все время бывшие в забросе, позволяют мне занять лишь очень низкое место, ниже посредственности. Но вот ты предупрежден и будешь ко мне снисходительней за мою искренность. К тому же твои ответы научат меня, а я чувствую лучше, чем пишу, - этого мне, кажется, довольно.

Я нашел, что твой проект очень хорошо задуман и как нельзя лучше разработан. Я уверяю тебя, что готов отдать ему все свои силы, и надеюсь, что докажу это когда-нибудь. Множество энергичных друзей в стране, где священный, огонь патриотизма поддерживается с такой же радостью как огонь Весты в Риме, некоторые средства и наше сильное влияние на хороших санкюлотов, - я разумею этих сильных пиконосцев, - обещают нам блестящий успех. Да, свобода восторжествует, или лучше говоря, она вернется более прекрасной чем когда-либо, так как будет украшена своим самым красивым цветком - полным равенством. Когда я себе говорю о жителях Бетюна как об искренних демократах, то я имею этому определенные доказательства. Еще вчера трое из них обедали со мной, патриотизм одушевляет их до такой степени, что 10 августа

Бабеф в тюрьме. Со старинной гравюры.

¹ Известный термидорианец.

² Имеется в виду восстание парижских рабочих 1 прериаля.

³ Намек, может быть, на прежнее место передачи переписки. Неясно.

ни один злодей-заговорщик не мог показаться на улице без того, чтобы крики "Верните заключенных патриотов!", "Долой шуанов!" не заставили его вернуться в свою берлогу. Итак, если судить по мелким и крупным фактам, то можно думать, что дело пойдет. Я жду этого счастливого момента и постараюсь его ускорить, если смогу.

Прощай, дай о себе знать. Тебе длинный ответ не будет стоить большего труда чем мне это короткое послание. Братски обнимаю тебя, и только тогда, когда получу твое братское об'ятие, поверю, что я действительно посвящен в рыцари.

П. Гайяр.

4

В Аррас. 2-й день фруктидора, год III республики демократической и вечной.

Гонор младший Бабефу.

Счастливый случай дал мне возможность встретить сегодня утром, выходя из госпиталя, мирового судью Трибулэ, сообщившего мне о записке, которую ты написал ему 4-го числа этого месяца¹ касательно меня. В ней ты употребляешь следующие слова: "Я узнал, что некий Гонор бегает ко всем существующим властям, чтоб получить разрешение на вход в тюрьму, в которой я содержусь, но предупреждаю вас, что, не исповедуя принципов, какие исповедует он, и не имея никакой связи с ним, прошу вас не разрешать ему входа".

Знай, Бабеф, что я не нуждаюсь в твоей похвале, чтобы доказать то, что я сделал для революции, и что с того памятного времени мое поведение, не хвалясь, было поведением настоящего революционера, и безупречного человека.

Я никогда не получал платы ни от какой партии и сражался лишь за священное дело народа, защищая свою страну. Я не из числа тех людей, которые пишут одно, а говорят другое.

Знай также, что если ты подумал, что я выпил, когда я мог тебя видеть третьего дня, - то я думал, что я никого этим не компрометирую. Я убежден, что не только одни трезвенники вроде Бабефа сделали революцию и что приди внешние враги, нужно было бы много таких, как ты, чтобы им помешать! Тому доказательство то, что ты со всем твоим умом не смог укротить внутренних врагов...

Но довольно комплиментов, ты вспомни, что я до сих пор не имел нужды писать против конституции 1793 г., чтобы получить свою свободу² .

Гонор младший, победитель при взятии Бастилии и раненый 10 августа.

Для гражданина Бабефа, заключенного в Боде, в Аррасе.

5

[Следующая заметка принадлежит Бабефу: она написана его тонким почерком, который так легко узнать].

Я не стану отвечать Гонору оскорблениями. Его нескромное поведение, его дурные знакомства, его мнимое доброжелательство оправдывают мое поведение по отношению к нему. Я нисколько не оспариваю его революционных титулов, еще менее нападаю на его намерения, но я говорю, что его поступки неблагоразумны и что он неосторожен. Он говорит, что не думал кого-либо компрометировать третьего дня, а я думаю, что он рисковал скомпрометировать не только отдельных, лиц. Мне жаль, что он, повидимому, не расположен отнестись доверчиво к братским советам и видеть в настоящем свете намерения и мотивы тех, которые действуют. Таким путем ему бы удалось не утерять целиком доверия. Все, что я говорю, не имеет никакой, ни прямой, ни косвенной, связи с его обвинениями, на которые я не обязан отвечать. Я не побоюсь ответить перед лицом самого требовательного патриотизма за все мои действия и моменты жизни с первого дня революции.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Комментарии: