Товарищи!

Два дня тому парад закрылся с'езд советов. Вы конечно читали отчеты в газетах, и я не хочу утомлять вас и рассказывать вам снова содержание речей и прений, которые вам уже известим. Я хочу пока ограничиться оценкой с езда, теми уроками, какие мы должны извлечь из него для вашей дальнейшей работы в рабочих и солдатских советах.

Мы с самого начала не возлагали больших надежд на этот с'езд. Мы с самого начала знали, что мы, спартаковцы, левая, будем там в ничтожном меньшинстве. Мы знали также, что всех сосед справа, независимцы, также не будет иметь большинства. Все же мы не могли предполагать, что с'езд примет такой безотрадный характер, как это было в действительности. Мы не могли представить себе, что, как выразился один товарищ ¹ , большинство получит хитроумные партийные секретари и усердствующие профсоюзные чиновники, равнодушные к интересам рабочих, исходящие лишь из узких фрикционных интересов и готовые в целях улавливания мандатов в Учредительное собрание поставить на карту интересы рабочего класса и революции.

Какие же вопросы оказали существеннейшее и решающее влияние на постановления с'езда?

Прежде всего те, которые были отклонены. Фракция независимцев под нажимом делегатов-спартаковцев внесла предложение, чтобы с'езд советов об'явил себя верховной законодательной и исполнительной властью. Сначала маленькая интересная подробность: это предложение должно было быть внесено сейчас же по открытии с езда. Но мягкотелым независимцам удалось оттянуть дело и добиться того, чтобы резолюцию не поставили при открытии с езда в виде требования, и поставили между прочим, среди других предложений к первому пункту, и отклонили ее.

Уже эта резолюция показывает, что для понимания хода и исхода с'езда нам необходимо себе уяснить, каковы были взаимоотношения между группой спартаковцев и независимцами. Ибо вы все должны были при чтении отчетов с'езда с удивлением себя спросить: "Куда девались спартаковцы?" Вы знали, что многие из нас сидят там, и тщетно вы спрашивали себя: "Куда же делись эти люди?" Или же, слушая изредка речь, вы спрашивали: "Где же тут основная установка, отделяющая спартаковцев от независимцев?"

Произошло же все, собственно, из-за пустяка. Подобно тому, как одна песчинка может увлечь за собой целую лавину, так и тут один организационный промах с самого начала сделал ситуацию спартаковцев безнадежной. Я хочу сначала остановиться на этих узко фракционных делах, чтобы показать вам, как они парализовали нас и отняли у нас возможность работать.

Перед с'ездом советов мы созвала совещание всех спартаковцев.

Либкнехт поставил вопрос: Что же мы будем делать, если независимцы не внесут ваших предложений?" На это товарищи заявили: "Тогда мы их внесем сами. Мы обязуемся внести их сами". На следующее утро в 8 ч. - фракционное заседание независимцев. Бесконечные прения, разговоры. Нам заявляют: "Да, мы стоим на платформе всех предложений, во нельзя действовать наскоком. Предложение о том, что

¹ Этим товарищем был сам Левине, который не любил говорить в первом лице.

с'езд рабоче-солдатских советов об'являет себя верховной властью, следует внести не при открытии с'езда, но к первому пункту порядка дня.

То же самое и с международным воззванном. Предложение пригласить Либкнехта и Розу Люксембург было принято. Остальные предложения не были обсуждены. Фракция не успела их рассмотреть, так как в 10 часов открылся с'езд. На с'езде разыгралась следующее.

Накануне была избрана рабочая комиссия, ее секретарем - Гейер, который тоже шатался во все стороны. Руководящей окорялась типично центристская линия, которая выдвинула на передний план интересы независимцев, так что спартаковская группа при это куда-то исчезла. Гейер заявил, что мы не можем вносить те революции, которые еще не была обсуждены. "Но вы же обирались их внести!" На это умеренные независимцы заявили: "Да, мы говорили это, если резолюции будут отклонены. Но их еще не обсуждала, следовательно мы их не будем вносить".

Прения по регламенту. Резолюция о приглашении Либкнехта и Розы Люксембург была под руководством шейдемановцев отклонена.

Резолюция о международном воззвании исчезла. Мы не знаем, куда она делась. Ее якобы передал секретарь независимцев секретарю с'езда. Передвижка, смысл которой стал ясен лишь на следующем заседании, когда было об'явлено, что предложение исчезло и что мы хотим его внести снова, а министры заявили, что это - вызов Антанте. Если с'езд обращается к народам Антанты через головы правительств, то правительства Антанты могут использовать это как повод для об явления войны.

Мы заявили, что оставление на своих постах кольца и Эрцбергера является гораздо более провоцирующим актом. "Это вы допускаете. Но когда мы хотим обратиться к народу, вы ставите нам палки в колеса".

Таким образом продуктивная работа вместе с независимцами была с самого начала невозможна. Все дискуссии в среде независимцев вращались в той плоскости, что правое крыло дрожало, как бы левое не зачло слишком далеко.

Предложение о возобновлении сношений с Советской республикой было передано некоему товарищу Циглеру, которого я по сей день в глаза не видел. Я был на предварительном совещании и не знаю, как было дело. Однажды я читаю в "Берлинер тагеблат: "Товарищ Циглер взял свое предложение о возобновлении сношений с советским правительством обратно".

Итак, дело попало в корзину для бумаг какого-нибудь члена правительства, причем самое предложение было внесено в такой хитрой форме, что вообще не было известие, что этот вопрос ставился на обсуждение. Пока мы получили подпись от фракции, было уже поздно. Мы предложили, чтобы выступил Брасс. Оп протестовал очень слабо, так что с'езд отклонил предложение. Впрочем он бы его и так отклонил, ибо это было заранее решено. Это - маленький пример того, как режиссеры действовали и кулисами.

Конечно в важнейших вопросах, как Учредительное собрание я объявление с'езда советов верховной властью, у рас не было никаких иллюзий. Мы знали, что с'езд выскажется за Учредительное собрание. Также и по второму вопросу первого пункта - по отчету правительства и исполнительного комитета - мы знали, что с'езд выразит им доверие. Было также ясно, что ничего не выйдет из доклада о социализации. Докладчик Гильфердинг своими "сомнениями" и боязнью совсем задушил социализацию. Но никак не должен был и всплыть вопрос, с которого и начал: куда делась группа спартаковцев?

К концу с'езда мы установили, что мы имели на с езде двенадцать спортаковцев. Для образования фракции требовалось двадцать человек. Мы легко могли бы завоевать среди солдат восемь человек, и тогда мы могли бы выступить как фракция, самостоятельно выдвигающая своих докладчиков. Все это было задушено среди кучи совещаний и дискуссий с фракцией независимцев. Вместо того, чтобы выступить с трибуны с'езда, мы были связаны с фракцией независимцев, которая висела на наших нотах, как свинцовая гиря, причем это была весьма коварная гиря, которая иногда образовывала маленькие передвижки в списке ораторов и всеми способами парализовала вашу деятельность.

Далее, чрезвычайно важно и то, что разыгрывались во фракция за кулисами. Несомненно, что мы ни в какой мере не могли влиять на фракцию в нашем духе.

Одно дели выступить ни массовом собрании независимцев. Тут, по излюбленной поговорке, спартаковцы могут "хлестать налево". Но господа, сидящие во фракции, обладают такой долголетней толстой шкурой парламентского равнодушия, что удары нашего кнута не могут их расшевелить. Дитман, добивающийся об'единения социал-демократов с независимцами, другие, выступающие, за совместные списка в Учредительное собрание, да еще товарищ Луиза Цитц, стоящая за об'единенные списки, - все они хладнокровно относятся к нашему подстегиванию. Напротив, оно весьма им неприятно и в своем раздражении они идут еще более направо.

Нужно положить конец этому неестественному союзу, этому браку между рыбой и молодым львом. Мы не можем быть вечно для независимцев кнутом, который их подстегивает. Что это за союз между кнутом и ослом, который, упрямо развалившись, заявляет: "Подстегивай, подстегивай! Я все же не тронусь с места!" Если мы еще долго будем итти вместе с независимцами, ослами окажемся мы сами.

Я хочу вам показать, как мы постоянно связаны тем, что оглядываемся на независимцев. Мы надеемся потянуть их за собой и отказываемся от влияния на массы. А вместо этого нас тянут направо. Разве задача революции заключается в том, чтобы тянуть туда, и обратно тысячу человек?

Наконец в первый раз фракция независимцев собралась с силами и - решила, что она не будет участвовать в выборах в Центральный совет. Это решение было опубликовано. Гаазе и Диттман открыли против этого бешеное наступление. Постановление было принято огромным большинством. Но даже в этом единственном случае, когда левые независимцы дали себя увлечь, у них нехватило энергии сделать необходимые политические выводы из собственных же решений. Когда мы на следующий день сказали, что, раз мы не участвуем в выборах в Центральный совет, наши люди не могут оставаться в правительстве, и когда мы от них весьма энергично потребовали выхода из правительства, Гаазе заявил: "Я лишь тогда уйду из правительства, когда этого потребуют соответствующие инстанция". Итак, известные инстанции, т. е. партийное руководство и партийный с'езд. А так как партийный с'езд, несмотря ни на какие требования не созывается, а партийное руководство-это сам Гаазе, то можно очень долго ждать. На нас еще кроме того яростно напали. Нас упрекали в том, что мы, спартаковцы, меньше всего инеем права выдвигать такое требование, так как мы наполовину находимся уже вне партии. Товарища (Левине) упрекали в том, что он на прямой вопрос ответил: "Да, я еще состою в партии независимых. Вопрос был заострен не на принципиальных моментах, должны ли мы принимать участие в правительстве, когда вся власть передана народным представителям, а сведен к личным препирательствам, что мы-де отнимаем у них плоды их политики.

Какова была благодаря таким взаимоотношениям между спартаковцами и независимцами обща" ситуация на с езде? Было следующее.

Дирижерская палочка находилась в руках у социал-демократов. После коротких полуторадневных колебаний солдаты-фронтовики были побеждены речами о спокойствии и порядке. Их опутали блестящим образом. В ландтаге устраивали для солдат специальные собрания и т. д. Буржуазия, демократический союз стояли целиком на стороне социал-демократов, а независимцы, вместо того чтобы решительно и последовательно выступить против них, всячески лавировали для того, чтобы избежать необходимость отозвать своих народных комиссаров Гаазе, Дитмана и Барта. Спартаковцы же брала измором, сковывая их разного рода регламентами, передвижкой их ораторов и т. п. Участь с'езда была решена.

Результаты были таковы:

Предложение об'явить с'езд советов законодательным собранием отклонено. Дважды внесенное предложение о приглашении Розы Люксембург и Карла Либкнехта отклонено.

Предложение об интернациональном воззвании к народам Англии и Франции сначала исчезло, а затем, внесенное вновь, отклонено.

Предложение возобновить сношения с советским правительством сначала было взято обратно без всякого на то права, а затем, вновь внесенное, отклонено. Все это понятно само собой. Как же могло быть иначе!

Первый пункт: Германия - единая социалистическая республика. Ведь именно против этого стоят социал-демократы. Они не желают социалистической республики.

Требование солдат имею больше успеха, так как, с одной стороны, за ними стояла вооруженная сила, а с другой - обострился конфликт с верховным военным командованием. Верховное военное командование вообще не ответило на запрос народных уполномоченных. Это обострило взаимоотношения, так что народные уполномоченные теперь сами для своей собственной защиты нуждались в вооруженной силе. В соседней комнате происходит прием солдатской депутации. Идут переговоры об изменении ее требования. Это требование было правильным, ибо солдаты желали, чтобы верховное командование находилось в руках солдатского совета. Снова начинаются всяческие махинации.

Мы конечно хотели сделать Центральный совет верховной властью и передать ему верховное командование. Вместо этого верховное командование было передано народным уполномоченным. Итак, шесть человек распоряжаются всей армией германского государства. Положение остается тем же, что и прежде. Прежде у нас был один Вильгельм II, теперь у нас будет шесть Вильгельмов. Если армия не будет должным образом сагитирована, эти шестеро смогут действительно распоряжаться в ней, как прежде. А мы считаем, что Эберт по крайней мере так же готов стрелять в отца и мать, как Вильгельм Гогенцоллерн. Поэтому в этом решении заключается огромная опасность.

Но вот после трагедии наступает маленькая комедия. Народные уполномоченные, осмелившиеся забрать власть у рабочих представителей, у Центрального совета, потеряли все свое мужество перед лицом Гинденбурга и его генералов. Они имел" мужество заявить, что верховная власть не принадлежит Центральному совету. Но она не имели мужества заявить Гиндербургу. "Только нам принадлежит верховная власть! Опт: заявили: "В согласии с верховным военным командованием".

Это очень резко характеризует создавшееся положение. Народные уполномоченные понимают, что они висят в воздухе и что они должны опереться либо на рабочее массы, т. е. на Центральный совет, либо на контрреволюцию, г. е. на верховное военное командование. И Эберт, Шейдеман, Ландсберг при благосклонном сочувствии Гаазе, Диттмана, Барта предпочли укреплять свою власть в союзе с верховным военным командованием, опираясь на штыки, направленные против рабочего класса. Это - один из ужаснейших результатов с езда. Мы все должны это себе уяснить. Рядом с этим совершенно исчезает маленькое завоевание, что командование на местах находится в руках местных рабочих и солдатских комитетов совместно с верховным военным командованием, ибо ведь местное командование находится в руках рабочих и солдатских комитетов опять-таки лишь совместно с верховным военным командованием, причем ведь последнее не подчиняется народным уполномоченным, а обладает с ними почти что равными правами. Таким образом решающим является всегда верховное военное командование.

Вплоть до Учредительного собрания народные уполномоченные получили право издавать декреты, с помощью которых они под мягкой подушкой своей социалистической любви к Советам окончательно задушат полумертвое дитя - советскую систему. А затем скажут: "Теперь больше нет советов, значит Учредительное собрание тем более является результатом революции".

Итак, опасности, угрожающие рабочим организациям, огромны. С'езд их чрезвычайно обострил. Не шесть народных уполномоченных, а шесть уполномоченных от Гинденбурга, Эберта стоят сейчас во главе государства. Облеченные полнотой власти, они могут удушить нынешние рабочие и солдатские советы, как это имело место в Нейкельне. Я не собираюсь сейчас разоблачать махинации шейдемановцев. Меня интересуют они лишь постольку, поскольку в них участвовали и независимцы. Однако ведь весь с'езд в своем большинстве полностью приложил печать к этой контрреволюционной политике.

И если под конец еще наспех поставили вопрос о социализации, то это интересно в другом отношении, - это указывает на вторую опасность, а именно - мнимым социализмом они всегда будут пытаться прикрывать свою работу палачей. На это на этих днях указывала "Роте фане". В прошлых резолюциях борьба происходила просто с открытым забралом. Контрреволюция действовала открыто, она громко заявляла о своих верноподданнических чувствах, она не пряталась. Ныне борьба осложняется тем, что контрреволюция прячется пол маску социал-демократов. Наши враги будут облачаться в эту маску вплоть до передачи власти буржуазии.

В такой обстановке мы вступаем теперь в борьбу. Это не только избирательная борьба, это, понятие борьба за существование, которая предстоит теперь всем рабочим организациям, всей советской системе. Прошлый раз я пытался в кратких чертах обрисовать советскую систему в России и сравнить с ее деятельностью работу германских советов за время революции. На русском примере я пытался показать, что нужно было сделать в первые дни. Теперь ситуация изменилась. Теперь, говоря о задачах германских советов, мы не можем действовать по готовому шаблону. Теперь мы не можем сказать, что, мол, мы должны действовать так, как действовали русские, ибо они действовали тогда так, имея в руках власть.

Возьмем к примеру какой-нибудь нижнерейнский совет, который был организован путем соглашения между социал-демократами и независимцами. Нашей первейшей задачей является создать такую советскую организацию, которая не числилась бы только на бумаге. Советская организация, которая числится лишь на бумаге, может быть задушена. Наша задача в ближайшее время - заново перестроить работу с самых низов. В крупных предприятиях я предложил бы действовать по русскому образцу: не выбрать десять или двенадцать человек непосредственно на каком-нибудь собрании, ибо тогда снова изберут лишь наиболее хороших ораторов или вождей партии, а не людей из массы, но сначала организовать в каждом цехе цеховой комитет. В русской советской организации на крупных предприятиях главной основой был цеховой комитет. Ценность цехкома заключается в том, что здесь рабочие могут контролировать своих представителей и в любое время заставить их отчитаться в том, что они сделали. И если они оказываются политически не на высоте, их можно немедленно отозвать и заменить другими. Из цеховых комитетов затем организовались фабрично-заводские комитеты. То же самое я рекомендую и для вас. Этим мы, во-первых, добьется об единения всех цехкомов и, во-вторых, - сменяемости делегатов.

Но вот вопрос, могут ли в фабрично-заводские комитеты избираться лица, не работающие на данном заводе? Чтобы туда не смогли проникнуть профсоюзные чиновники, я думаю, что следует выбирать лишь людей с данного завода. Но к этому нужно присоединить другое требование: непременно разрешить предвыборную агитацию. И при этом абсолютно не необходимо ограничивать агитацию и докладчиков кругом лиц, непосредственно занятых на заводе: могут быть а другие лица. Массе необходимо разъяснить, в чем состоит деятельность фабрично-заводских комитетов. На большинстве заводов найдутся товарищи, которые сумеют очень успешно работать. На других заводах может не оказаться достаточно политически зрелых товарищей. Мы должны оговорить себе возможность привлечь на собрания людей не с завода. Точно так же фабзавкомы должны иметь право приглашать на свои заседании людей извне г совещательным голосом.

Избрание незанятых на данном заводе людей не является необходимостью во когда всплывает важный вопрос, почему бы нам лишить себя возможности пригласить Розу Люксембург и Либкнехта, и если в завкоме сильно представлены социал-демократы, то так и быть, дайте выступить Эберту для того, чтобы завком мот познакомиться с настоящими делами этого человека.

Всю предстоящую борьбу мы сможем провести, лишь опираясь на массы и спаяв эти массы в крепкую организацию. Теперь необходимо развивать фабзавкомы и устраивать перевыборы там, где они были организованы случайным образом, идя даже на то, что при этом в завкомы смогут пройти социал-демократы или христианские социалисты. Это необходимо для того, чтобы проложить дорогу настоящей советской системы. Но необходимо допущение предвыборной пропаганды и возможность отзыва каждого делегата.

Наше существенное отличие от социал-демократов и заключается как раз в том, что мы имеем возможность в любое время отозвать делегата, если он не поспевает за событиями. На этой базе необходимо вести агитацию в фабрично-заводских комитетах. Далее, нужно будет провести широкий рабочий контроль, причем конечно руководящие товарищи, т. е. присутствующие здесь спартаковцы, должны будут раз'яснить в своей агитации рабочим, что социализм означает передачу предприятия не в их собственность, а в собственность общественную. Затем можно будет сделать новый шаг вперед. Солдатские и рабочие советы превратились в лучшем случае в контрольные инстанции. Фабрично-заводские комитеты сейчас - это наша железная дивизия, посред-

ством которой мы должны веста революционное контрнаступление. В первую очередь необходимо провести в фабрично-заводские комитеты наших товарищей, В каждом комитете мы должны иметь по крайней мере одного товарища, который новел бы фабрично-заводской комитет по нашему пути. Когда это будет сделано, сможем перейти ко второму пункту вашей задачи: конференции заводских комитетов, конференции как по округам, так и по промышленному признаку. Это имеет огромное значение.

Если мы сумеем создать такую организацию, тогда нам ни в какой мере не страшно будет и Учредительное собрание. Тогда пусть оно заседает, где хочет. Фабзавкомы будут делать то, что нужно.

"Народные уполномоченные" Эберин и др. Внизу гинденбуровские танки на улицах Берлина, посланные для усмирения восставших.

..."народные уполномоченные" предпочли укрепить свою власть в союзе с верховным командованием, опираясь на штыки, направленные против рабочего класса...

Мы предложили бы, чтобы рабочие советы, нисколько возможно, крепко держались за свои права. Если их разобьют, тогда они должны попытаться из фабрично-заводских комитетов организовать новый рабочий совет. Причиной нашей слабости было то, что наши рабочие и солдатские советы не имели корней в массах.

Гаазе и Эберг издали декрет о том, что солдатские советы обладают лишь совещательным голосом. В тех войсковых частях, где солдатские советы были назначены сверху, они капитулировали. Там же, где они выбирались, они не уделили декрету ни малейшего внимания. Там, где рабочий совет действительно будет опираться на фабзавкомы, он будет боеспособным.

И самый важный вопрос. Чтобы действовать так, мы должны попытаться цвести наших спартаковцев в завкомы. Наших людей, но не "наших" независимцев.

Вчера очень много говорили о социализации. С социализацией дело никогда не обстояло так плохо, как сейчас. Когда избирали комиссию по социализации, нужно было избирать людей, убежденных в возможности и необходимости социализации, которые обсудили бы, как ее осуществить. Вместо этого избрали людей, которые обсуждают вопрос, нужна ли вообще социализация, избрали представителей капитализма, профессоров, из коих Ледерер заявляет, что он едва считает возможным сейчас приступить к социализации. Но вот на с'езд советов являются люди и рассказывают, что в Гамбурге какой-то товарищ то-то и то-то говорил о социализации рыболовных судов, причем сам он ничего в рыболовных суднах не смыслит. Да, мы все, здесь присутствующие ничего не смыслим в рыболовных суднах! И все же мы можем утверждать, что рыболовные судна также должны быть социализированы.

...На рентабельных предприятиях рабочие снабжаются прекрасно, в то время как на других заводах они должны работать с дефицитом. А мы видели попытку со стороны немецких предпринимателей предоставить нерентабельные предприятия рабочий. И еще другая опасность, и к тому же опасность практического порядка: рабочий контроль позволил рабочим войти во всю работу предприятия, и мы это приветствуем. Но так лак они при этом исходят не из общих интересов, а из интересов данного отдельного предприятия, то может произойти следующее: у нас недостаток сырья; во главе фабзавкома одного небольшого завода может оказаться весьма предприимчивый товарищ, который заявит: прежде всего я должен восстановить свой завод, чтобы мои товарищи имели работу. Он использовывает все свои связи, и ему удается получить для своего маленького завода больше угля, чем другому заводу, на котором вдесятеро больше рабочих. Итак, налицо заводской патриотизм, делающий невозможным справедливое распределение сырых материалов. Схематическое распределение невозможно. Распределение по количеству рабочих было бы также несправедливым, ибо завод со 100 рабочими относится к заводу с 10 тыс. рабочих, как 1 к 100. Однако же нет нужды давать небольшому заводу в 100 раз меньше угля, а гораздо рентабельней совсем его закрыть и перевести эти 100 рабочих на большой завод, включив их в его состав.

Опасность грозит со стороны еще несознательных рабочих, которые идею участия в контроле производства могут превратить в примитивный несоциалистический Заводской патриотизм. И эта опасность становится особенно актуальной в тот момент, когда заводской комитет начинает влиять па распределение сырья и работы. Нужно ли поэтому отказаться вообще от идеи фабзавкомов? Конечно нет! В России развитие шло несколько иным путем. И по следующим основаниям: в период контроля производства разразилась Октябрьская революция. Она преобразовала заводские комитеты в иные организации, ибо в тот момент, когда пролетариат пришел к власти, фабзавкомы утратили свой характер движущей силы революции и стали административно-организационным аппаратом, своего рода подсобным правительственным аппаратом, который совместно с правительством должен был обеспечить распределение сырья. Таким образом задачи несколько изменились. Прежде всего отпала необходимость в контроле производства, ибо при национализации можно было самим производить отбор Заводов, а не предоставлять это предпринимателям.

Сначала были национализированы наиболее рентабельные предприятия. И тогда фабзавкомы сохранили свое значение для внутреннего распорядка на заводе, а что касается общих организаций, то было предпринято об'единение их по промышленному признаку.

(На этом стенограмма обрывается)

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Комментарии: