Основные вопросы, издавна стоящие в порядке дня перед славяноведением в области изучения южнославянских этнологических древностей, сводятся в общем к следующему:

1. Когда, каким образом и откуда южные славяне, а в частности хорваты и сербы, появились на Балканском полуострове? Ни античная древность, ни византийские источники до VI в. христианской эры не знают этого имени, хотя этнография полуострова, начиная по крайней мере с V в. до христианской эры, была им довольно хорошо известна. Другими словами, представляют ли собою балканские славяне автохтонный элемент на полуострове, испокон веков сидевший на тех же местах, где они сидят и сейчас, или же это пришлый этнический элемент, совершенно чуждый старому, коренному населению полуострова и этнически не имеющий ничего с ним общего? А если балканские славяне живут не у себя дома, а являются на Балканах пришлым элементом, то откуда и когда они пришли сюда?

2. Когда и как возникли здесь первые этнические и политические славянские об'единения и организации, известные под именем болгар, хорватов и сербов?

Исторически засвидетельствованная этнологическая и политическая давность полуострова не знает таких об'единений и организаций до VII в. христианской эры.

3. Каковы этнологические, лингвистические и культурные связи балканских славян с их инославянским окружением в древности? Иными словами, что представляют собою славяне в антропологическом, лингвистическом и культурно-историческое отношениях к своим предшественникам на полуострове, т. е. совершенно ли они им чужды или родственны, и если родственны, то как: генетически или синхронически?

Этими тремя проблемами, собственно говоря, и исчерпывается основное содержание южнославянских этнологических древностей.

Согласно господствующим в науке представлениям - позвольте их вкратце напомнить - южные славяне пришли на Балканский полуостров из-за Карпат, где на территории между средним течением р. Вислы - на западе, рр. Днепром и Десною - на востоке, Карпатами - на юге и г. Смоленском - на севере, находилась обширная славянская прародина, откуда в I - V вв. христианской эры отдельные славянские племена разошлись во все стороны: на восток,

на запад и на юг, откуда и ведут свое начало восточные, западные и южные славяне. Появление славян под этим именем на Нижнем Дунае впервые отмечено византийским историком (Прокопием) около 525 г. До этого времени, начиная по крайней мере со II в., если не с I в. христианской эры, славяне частично, отдельными отрядами, проникали на полуостров и оседали здесь, а с VI в., согласно хронологическим показаниям византийских источников, они стали массами вторгаться на полуостров и, самовольно преодолевая сопротивление византийского правительства, посылавшего против незванных гостей вооруженную силу, стали селиться на полуострове, распространяясь необычайно быстро по всей его территории, с севера на юг и с востока на запад, и переходя далеко за пределы полуострова, на острова Эгейского моря и т. д.

К VII в, славяне представляли собою уже прочное массовое оседлое население полуострова. Предшествовавшее же им местное дославянское население, уцелевшее от римского погрома (иллирийцы, фракийцы, греки и пр.), под натиском славян или ушли в горы или укрылись в хорошо укрепленных городах на Адриатическом и Эгейском побережьях.

Разрозненные на множество мелких племен, южные славяне вначале жили обособленными племенами под управлением своих главарей на демократических началах, не зная централизованной государственности, чем они якобы резко отличались от германцев-готов Алариха (IV - V вв.) и Теодориха, прозванного Великим (V - VI вв.), которые обычно появлялись на юге как организованные войска под командою королей, образуя из покоренных стран обширные государства, а сами оставались в них в роли господствующего командного класса.

История южных славян сложилась совершенно иначе.

Балканские славяне продолжали жить племенным строем до тех пор, пока в VII в. пришлая болгарская орда не заключила в оковы государственности восточнобалканскую группу славянских племен, положив начало болгарской государственности, а несколько позже, к IX в., западнобалканские славяне не скристаллизовались в два государственных центра - хорватов и сербов. Так обычно современная наука представляет себе дело происхождения южных славян и их государственности. Однако как произошло это событие, неизвестно. Сербские и хорватские историки бессильны ответить на этот вопрос, Заслуженный сербский историк С. Станоевич не может вскрыть подлинных путей этого процесса и предположительно склонен видеть их, с одной стороны, в благоприятном географическом положении племени сербов, а с другой - в его преимущественных физических и интеллектуальных способностях.

К. Иречек в своей Geschichte der Serben (Gotha, 1, 1911, стр. 107, 120 - 122) совершенно уклонился от исследования процесса становления сербской государственности.

Ничего существенного для исследования этой проблемы, к сожалению, не внес и Ф. Шишич в своем последнем капитальном и весьма ценном в других отношениях труде "Poxijest Hrvata" (Zagreb, 1925 г.).

Ту же картину в общем представляет собою и болгарская историческая наука, хотя в вопросе об отношении к истории болгарской государственности есть некоторая ясность, ввиду наличности здесь уже с VII в. в качестве организующего фактора болгарской орды Аспаруха, хотя и в этом пункте имеется еще много неясностей этнического и политического характера.

В общем следует признать, что положительные достижения современной научно-исследовательской работы в области изучения проблемы происхождения южных славян, несмотря на их большую научную значимость, не могут тем не менее считаться окончательными, а самая проблема вполне и раз навсегда решенною: она нуждается в дальнейшей углубленной проработке на основе учета новейших методологических достижений в области философии и социальных наук.

В самом деле, на чем в конце концов главным образом зиждется в наших научных представлениях все огромное и мастерски построенное здание господствующей сейчас в науке теории о происхождении южных славян? Отвечая на этот вопрос, мы должны сказать: оно построено главным образом на чисто хронологическом истолковании соответственных показаний византийских источников. Рассуждение ищет таким порядком: а) впервые византийские источники говорят о славянах на полуострове только с начала VI в.; б) до этого времени в источниках о славянах нет речи. Отсюда делается вывод: славян до VI в. на полуострове не существовало.

С другой стороны, так как византийские источники говорят о славянах, только с

VI в. массово нападающих на византийскую территорию из-за Дуная, т. е. с севера, отсюда делается новый, более сложный вывод: славяне появились на Балканском полуострове в массовом количестве, начиная с VI в., из-за Дуная. Кроме того различные соображения и материалы помимо показаний византийских источников привели исследователей к заключению, что частично славяне заселяли полуостров в том же порядке, т. е. переправляясь на него из-за Дуная, уже начиная по крайней мере со II в. христианской эры, но не раньше. Очевидно до этого времени вход славянам на полуостров был совершенно запрещен. Кем был запрещен? Позволяю себе думать, что во всяком случае не подлинными историческими судьбами славянских народов Балканского полуострова, а какими-то иными обстоятельствами, в том числе возможно и недостаточной вооруженностью науки соответственными материалами.

Если исходить из данных византийских источников, то еще в конце VI в. славяне на полуострове - случайные гости: отдельными вооруженными, т. е. военными отрядами, они бродят по византийской территории, грабят ее, иногда овладевают городами, крепостями, обращая население в рабство, иногда доходят и до самых византийских стен, уводять табуны императорских лошадей и т. п. Но в то время как в начале VI в. даже большие войска славян терпят поражения от византийцев, как это имело например место в 527 г., когда наступавшие на Византию славянские войска были разбиты племянником царя Юстиниана, губернатором во Фракии - Германом, к концу VI в. о славянах те же источники говорят, что "они стали богаты, имеют много золота, серебра, табуны лошадей и оружие, и научились вести войны лучше самих римлян". Другими словами, византийские источники не только говорят о подвигах славянских военных дружин на полуострове в VI в., но и констатируют известный хозяйственный и культурно-технический под'ем, и успехи этих дружин, достигнутые ими к концу VI века.

Таким образом византийские источники совершенно ясно говорят о том, что в конце VI в. военные славянские дружины на полуострове развивали весьма активную наступательную, агрессивную политику по отношению к Византии. И только! Значит ли это, что в это время на полуострове не существовало массового трудового славянского населения, которое занималось мирным крестьянским трудом и ремеслами, причем славяне эти являлись лойяльными гражданами Византийской империи? Конечно не значит! Дело в том, что византийские источники очень много говорят о подвигах военных, именно славянских дружин, дававших конечно о себе знать византийскому правительству, и ничего не говорят в то же время о массовом славянском населении, которого за славянскими войсками они просто, очевидно, не замечали, потому что оно их не интересовало. Отождествлять же славянские военные дружины со всем славянским народом и, читая в источниках о "войске склавинов", понимать этот термин так, что все массовое славянское население на полуострове представляло собою сплошное войско, которое только то и делало, что скопом учиняло грабежи на больших византийских дорогах, мы не имеем никаких оснований.

Так именно обстояло дело, судя по византийским источникам, к концу VI в: массового славянского населения на полуострове не было. И вдруг неожиданно, как deus ex machina, в первую половину VII в. перед нами во весь свой рост вырастает Балканский полуостров, сплошь заселенный уже массовым славянским населением, что засвидетельствовано множеством совершенно конкретных фактов! Как же оно очутилось здесь в таком исключительном масштабе и в такое короткое время? Нисколько не забывая при этом утверждения, что славяне частично стали проникать на полуостров уже с конца II в., что среда проникавших сюда с этого времени варваров целый ряд племен, как полагали в свое время М. С. Дринов и К. Иречек, хотя и бездоказательно, были славянами по своей племенной принадлежности вроде: карпов, языгов, даков, костобоков, божков, сатагаров и т. п., - я все же нахожу, что общий процесс славянской колонизации полуострова, как он рисуется обычно на основании показаний византийских источников до VI - VII вв., не совсем ясен, а его представление, как оно до сих пор обычно рисуется, не производит впечатления убедительности.

Поводимому это же чувствовал в свое время и проф. М. С. Дринов. Для того, чтобы внести в общую картину славянской колонизации полуострова возможную ясность, он должен был построить целую теорию двух различных по характеру периодов колонизации.

Вначале, с конца II в., когда империя

была еще довольно могущественна, славянская колонизация протекала тихо и мирно. С согласия правительства, иногда даже по его настоянию, говорит Дринов, славянские переселенцы переходили и занимали отводимые им для жилищ земли. Тут они постепенно привыкли к действующим в империи порядкам, становились гражданами, служили на военном и гражданском поприщах, давали ей императоров - Юстина, Юстиниана, и отличных полководцев - Анегискла, Оногоста, Доброгоста, Всегорда, Сваруна, Велизария, Татимира и др. Но по мере изнеможения империи водворение славян изменялось, пока, не приняло наконец завоевательного характера. Временем перелома проф. Дринов считает последнюю четверть V в. С этого времени начинаются бурные вторжения воинственных славянских дружин, ниспровергавших власть империи на полуострове и завоевывавших привольные жилища. Такой способ заселения полуострова славянами, утверждает проф. Дринов, проходит и через весь VI век, причем, занимая области империи с оружием в руках, позднейшие славянские переселенцы, говорит проф. Дринов, не имели надобности подчиняться ее власти подобно славянам, переселявшимся до половины V в. Они устраивались в завоеванных областях, как у себя дома. Таким образом, заключает проф. Дринов, около половины VII в. славяне, обитавшие уже на полуострове, в политическом отношении делились на две части: одни находились под властью Византии и разделяли участь ее поданных, другие же, большинство, пользовались полной независимостью, сохраняя вместе с тем неприкосновенным господствовавший у них в это время родовой строй.

Допустим, что славяне появились на полуострове действительно со II в. христианской эры, а не представляют собой его старого автохтонного этнического элемента. Совершенно естественно, что поставленные на византийской территории в совершенно новые для себя условии социально-хозяйственной, культурной и политической жизни, они со своим патриархально-родовым строем очень скоро неизбежно были органически втянуты в общий процесс хозяйственной, административно-политической и культурной жизни империи. Надо полагать, что ни одна сторона высокоразвитой по тому времени византийской жизни не оставалась чуждою славянам. Представлять себе дело иначе - значило бы отрывать историю народа от конкретной исторической действительности и рассматривать ее вне пространства и времени. Источники говорят, что славяне служили в византийских войсках не только рядовыми солдатами, но и офицерами; что они участвовали в византийской экспедиционной армии в Италии против готов; что в византийско-персидской войне 554 г. одним кавалерийским полком командовали, Дабрагец и Усигард, оба варвары родом; из них особенно отличился в следующем году "Дабрагец, ант, таксиарх", а в 556 г. уже отмечаются заслуги и его сына (см. С. Станоевич "О jужним словенима", стр. 129 - 130). Славяне же несомненно занимали на византийской службе всевозможные, иногда и довольно крупные, административные должности в византийском местном и центральном аппарате. Вполне понятно, что за время своей жизни на римско-византийской территории славяне, в массе своей земледельцы (о чем совершенно определенно говорят источники), успели к VI в. в известных своих социальных слоях значительно вырасти материально и технически; в частности, по свидетельству источников, они стали достойными соперниками византийцев в военном деле на суше и на море.

Несомненно, успехи балканских славян в материальной, технической и культурной областях, достигнутые ими к VI в. на новых местах и в новых условиях хозяйственного развития, конечно сравнительно скоро отразились на их общественном строе и вызвали известный сдвиг в их среде: былой примитивный патриархально-родовой быт не только лицом к лицу столкнулся с византийским феодализмом, но и органически был втянут в сферу его влияния, очень рано дав трещины. Больше того: разложение славянского территориально-племенного общества, начавшись значительно раньше,

Проф. Ф. Куршман (Грейфсвальд)

Дружеский шарж худ. Уотеса

впервые резко обозначилось именно в последнюю четверть V в., вернее, к середине VI, когда, по выражению профессора Дринова, "начинаются бурные вторжения воинственных славянских дружин, истреблявших власть империи; на полуострове".

Проф. Дринов видит в этом факте "новый способ заселения полуострова славянами". Другие обычно видят в нем начало массовой славянской колонизации, говоря: до VI в. славяне на полуострове или вовсе не жили или если и проникали туда, то лишь частично, растворяясь в массе местного инославянского населения; первые бесспорные сведения об их приходе на полуостров восходят только к началу VI в., встречаясь в византийской литературе у Прокопия в его "Истории юстиниановых войн", написанной главным образом в 550 или 551 г., а также у его подражателей: Агафия, Менандра и Феофилакта Симмокатты¹ .

На Балканский полуостров, говорит например Станоевич, славяне проникли, вероятно, в начале VI в. по Р. Х. С 527 г. начинаются из года в год вторжения славянских полчищ за Дунай; славяне грабят местность и с большою добычей возвращаются назад. Постепенно однако эти вторжения принимают характер переселения; волны нападающих отрядов, заливающие придунайские области, не возвращаются за Дунай; местность не только опустошается и разграбляется, но и занимается постоянными поселениями² .

Вопреки изложенным выше воззрениям, исходя из тех же показаний византийских источников, я склонен видеть в военно-грабительских выступлениях отдельных славянских отрядов в VI в., которые появлялись не только из-за Дуная, но и изнутри страны, факт, свидетельствующий не о начале славянской колонизации на полуострове и не об изменении ее характера, а о назревшем к тому времени среди балканских славян известном социальном сдвиге. Этот сдвиг выразился в том, что разложение старых основ славянского патриархально-родового быта в процессе феодализации уже создало в славянской социальной среде новый социальный слой - торгово-военный класс; этот-то класс с конца V в., окрепнув материально и политически, и стал выступать на международной арене в роли активного претендента на византийское наследие рядом с прочими варварами, тревожившими Византию с востока и запада. Где бы этот класс ни сложился среди славян, на византийской ли территории или на Нижнем Дунае в непосредственном с нею соседстве, политические устремления этого класса были направлены против крупнейших тогда торговых центров - Солуня и Константинополя с целью овладеть ими в качестве своих опорных пунктов. Настойчивость и прекрасная техническая подготовка, с какой славяне выступали у стен Солуня, свидетельствует, что это не случайные грабительские банды, а политически выдержанная тактика нового, окрепшего и выросшего господствующего класса. Если же принять во внимание всю византийскую жизнь того времени, политически крайне напряженную, стоявшую на грани анархии и угрожаемую со всех сторон неприятелем, будет вполне понятным и тот колоссальный рост бандитизма, неизбежного спутника всякой войны, о котором говорят византийские источники, от которого страдало массовое местное население полуострова, в одинаковой мере как славянское, так и неславянское, и с которым византийское правительство было бессильно справиться. Классовые торгово-военные дружины вскоре стали на полуострове основным цементом, скреплявшим ту этническую и политическую консолидацию местного славянского и неславянского населения, из которой впоследствии выросли первые этнические объединения и политические организации болгар, хорватов и сербов.

Если в выступлениях торгово-военного класса в славянской среде на полуострове около половины VI в. видеть не просто разбой, как это делают по совершенно понятным причинам придворные византийские историки, а проявление определенного социального сдвига среди славян, не исключающего конечно бандитизма на больших торговых путях во Фракии, Фессалии и Македонии по направлению к Солуню и Константинополю; если из хаоса бурных событий, о которых сообщают византийские историки, уметь выделить и очистить основное ядро от побочных наслоений, то станет совершенно ясным, что о распаде славянского

¹ Л. Нидерле, т. II, ч. 1-я, стр. 180 и сл.; М. Соколов, Из древней истории болгар. СПБ, 1879 г., стр. 46; К. Иречек, История на Българите. Търново, 1888 г., стр. 92 - 121; его же, Geschichte der Serben Gotha, 1911; А. Л. Погодин, Из истории славянских передвижений. СПБ, 1901 г., гл. VII; его же, История Сербии, СПБ, 1909 г., стр. 5 и др.

² Его же. Историjа српскога народа. Белград, 1908 г., стр. 17 - 40, то же Ferdo Sisic, Poxijest Hrvata, Zagreb, 1925, стр. 207 - 235.

населения полуострова на две части в VII в., как думал проф. Дринов, можно говорить только в смысле чисто социальном: в южно-славянской среде к этому времени окончательно оформилось социальное расслоение на две основные группы: 1) феодальные верхи или господствующий военно-торговый класс, который вел агрессивную политику, заключая союзы друг с другом - с одной стороны, и с Солунью - с другой, если в том встречалась надобность; и 2) массу крестьянского населения, занятую мирным трудом, поскольку позволяла окружающая обстановка, и несомненно эксплоатируемую господствующим классом путем наборов в военные отряды, реквизиций для военных надобностей и т. п. Рост славянского бандитизма, в VI в., отмеченный византийскими историками, - это неизбежный спутник агрессивной политики господствующих классов, ложившейся тяжелым материальным бременем на местные славянские и неславянские массы.

Византийские писатели несомненно или не знали вовсе жизни славянской массы на полуострове или знали ее весьма поверхностно. Но, надо полагать, они знали удовлетворительно быт и нравы славянских общественных верхов, с которыми правительству чаще всего приходилось сталкиваться в крайне неприятной обстановке. Поэтому необходимо крайне осторожно и критически подходить к показаниям византийских источников, когда они говорят о быте и нравах славянской массы и вообще о славянах на полуострове.

Если наша точка зрения верна, то показания византийских источников о первых выступлениях на полуострове вооруженных славянских отрядов в VI в. следует толковать не историко-хронологически, а историко-социологически, как известный этап в развитии славянского общественного строя на полуострове.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Комментарии: