Автор: Д. ЧУРАКОВ


Дмитрий ЧУРАКОВ, кандидат исторических наук, доцент

Интерес, возникающий сегодня к проблеме гражданского общества, понятен. Пробуксовка экономических и политических реформ в современной России заставляет усомниться в способности нынешнего государства выполнять функции по регуляции жизни общества. В этих условиях у общества обостряется потребность взять свою судьбу в собственные руки. Поэтому приходится задуматься о тех механизмах, которые позволят обществу наряду с государством стать субъектом, а не только объектом управления. В стране обозначилась зримая демократическая альтернатива президентскому деспотизму.

Такой поворот был вполне предсказуем. Однако, как и во многих других случаях, общество оказалось к нему не готово. К сожалению, то же можно сказать и о наиболее активной части нашего общества, которая давно понимает пагубность политики нынешнего российского государства и по мере сил пытается противостоять развалу. Речь идет о левопатриотической оппозиции нынешнему режиму. Видимо, даже оппозиция позволила увлечь себя риторикой реформаторов. В результате левые силы полностью отдали на откуп либералам гуманистические и демократические лозунги. Само слово "демократия" стало восприниматься в массах как негативное.

Вследствие этой трагической особенности современного левого движения в России в общественном мнении - не только в научных кругах и в рядах оппозиционных политиков, но и на уровне курилок и кухонь - утрачивается интерес ко многим демократическим ценностям. А раз так, осмысление вопросов демократии и демократических институтов во все большей степени становится делом недобросовестных фальсификаторов. Это относится, в частности, и к проблеме формирования в России гражданского общества. Ее можно считать одной из наиболее затемненных современной буржуазной пропагандой.

Опубликованная в N 1 "Диалога" за 2000 год статья П. Лопаты и Е. Порохнюк "Проблемы становления гражданского общества в России" своевременно напомнила о необходимости самого внимательного отношения сторонников социализма к этой теме. Но вместе с тем она наглядно продемонстрировала отсутствие единого понимания природы гражданского общества, механизмов его функционирования, спорность, неоднозначность возникающих вокруг этой проблематики вопросов.

Хочется верить, что усилия П. Лопаты и Е. Порохнюк не пропадут даром и их статья привлечет к проблематике гражданского общества внимание широких научных и общественных кругов. Это тем более важно потому, что многие люди, не приемлющие происходящее сегодня, считают категорию "гражданское общество" чем-то чуждым России, идеей-перевертышем, идеей-"троянским конем". Среди них прежде всего следует назвать известного ученого и публициста С. Кара-Мурзу. В одной из своих статей, опубликованных в газете "Советская Россия" в 1997 году ("Россия как традиционное общество"), он дает развернутое обоснование таких взглядов.

Кара-Мурза видит в гражданском обществе, которое выступает у него, по сути, синонимом современного общества, полный антипод общества традиционного. Современное общество, по его мнению, возникает на обломках традиционного. Очевидно, можно сказать жестче: своим становлением гражданское общество разрушает традиционное общество почти по формуле "весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем мы свой, мы новый мир построим..." Автор отождествляет граждан-

стр. 52


--------------------------------------------------------------------------------
ское общество с рыночной экономикой, протестантской этикой, обезличенным государством-"Левиафаном", играющим роль ночного сторожа, но никак не справедливого отца в большой патриархальной семье (см.: Кара-Мурза С. Г. Опять вопросы вождям. Киев, 1998). Что же касается стержня такого общества, то им служит человек-атом, индивид, основой жизнедеятельности которого является "война всех против всех" (по Гоббсу).

Попытки насадить в СССР современное гражданское общество, полагает Кара-Мурза, привели нашу страну к катастрофе. Он не приемлет парадигму гражданского общества, четко противопоставляет ей отечественные традиции. Как ни странно, его выводы созвучны работам некоторых апологетов западного образа жизни, скажем К. Поппера, тоже воздвигающего между гражданским обществом и любым другим типом общественной саморегуляции стену отчуждения (см.: Поппер К. Открытое общество и его враги. В 2-х томах. М., 1992). Как видим, Кара- Мурза стоит на позициях цивилизационного подхода.

Иной позиции придерживаются авторы названной статьи в "Диалоге". Декларативно они, правда, провозглашают необходимость учитывать и цивилизационные, и формационные особенности развития различных народов. Но при внимательном прочтении их работы возникает немало вопросов. С одной стороны, П. Лопата и Е. Порохнюк призывают учитывать российскую специфику, критикуют "европоцентризм", а с другой - саму типологию гражданского общества дают на основе именно западного, европейского общества. Бросаются в глаза и другие противоречия в их статье.

Так, в начале ее авторы пишут о том, что "зарождение гражданского общества сопряжено с образованием государства". Немного ниже дается определение "добуржуазного типа" гражданского общества, существовавшего в период рабовладения и феодализма. Но когда речь заходит о России, то выясняется, что в ней гражданское общество начинает формироваться лишь после 1861 года, т. е. после отмены крепостного права. Получается, что во всем мире формирование гражданского общества хотя бы примерно совпадает с периодом возникновения государства, а в России его основы возникают только после десяти веков существования национальной государственности. Вот уж действительно - "национальная специфика" так "национальная специфика"!

Еще один пример, имеющий прямое отношение к этой самой "российской специфике". Перечисляя элементы системы гражданского общества, авторы статьи в "Диалоге" на одном из первых мест называют общину. Но всего несколько страниц спустя читаем буквально следующее: "Весомых и устойчивых низовых гражданских структур, автономных по отношению к государству (за исключением цеховых объединений, возможных тайных обществ и религиозных сект) здесь (в период рабовладения и феодализма) быть не может, поэтому и развитое гражданское общество добуржуазного типа как серьезная сила отсутствует". Если мы возьмем средневековую Европу, то с такой категоричностью можно, хотя и с трудом, согласиться. Но как быть с Россией? Разве социальный институт самоуправления, просуществовавший более 1000 лет, не может быть признан устойчивым?

Возникают также некоторые размышления методологического плана. Понятно, что если до отмены крепостничества в России элементы гражданского общества все же существовали, то в силу очевидных обстоятельств гражданское общество в нашей стране в тот период могло быть лишь добуржуазным (или небуржуазным, что, впрочем, не одно и то же). П. Лопата и Е. Порохнюк определяют добуржуазный тип гражданского общества как "неразвитое гражданское общество", как его "зародыш". Но что значит "неразвитое"? По сравнению с чем и по отношению к чему эта неразвитость может быть определена?

Если по отношению к современному буржуазному государству, то с таким утверждением можно согласиться. Но тогда следует продолжить рассуждение и заключить, что рабовладельческий и феодальный типы государства - это еще не развитое государство, а лишь зародыш государства в современном его понимании. Однако это ведь никто не утверждает. В самом деле, развитие государства проходит некоторые этапы, которые определяются уровнем развития всего общества. Тот или иной тип государства отвечает потребностям конкретного общества. Почему же к гражданскому обществу следует подходить с другими мерками?

Сказанное о государстве можно отнести и к классовой структуре общества. Понятно, что в древности классы существенно отличались от современных классов. Если подойти к минувшим эпохам с меркой, выработанной на ос-

стр. 53


--------------------------------------------------------------------------------
новании анализа классовой структуры индустриального, а тем более постиндустриального общества, можно прийти к заключению не только о том, что прежде существовали неразвитые классы, зародыши классов, но и о том, что классовой структуры тогда вообще не существовало. Именно такое парадоксальное заявление содержится в весьма солидном исследовании, напрямую связанном с темой нашего обсуждения.

Речь идет об обобщающем труде по социальной истории нашей страны, автором которого является Б. Н. Миронов (Социальная история России периода империи (XVIII - начало XX в.). В 2-х томах. СПб., 1999). Наряду с достоинствами в работе Миронова есть и явные огрехи. К ним следует отнести, в частности, попытку анализа социальной структуры русского общества XVI-XVII вв., применяя к ней определения сословий и классов, отражающие реалии Западной Европы.

В России не было социальных групп, полностью тождественных тому, что на Западе называлось сословиями. То же самое можно сказать и о классах в западноевропейском их понимании. А раз так, то Миронов и не смог их найти на примере русского материала той поры. Однако вывод, к которому он в силу этого приходит, просто ошеломляет: "Московское государство являлось государством бесклассовым и бессословным..." Естественно, что историк отрицает и существование гражданского общества в этом государстве.

Логика метода требует вполне определенных выводов. Что, по мнению авторов статьи в "Диалоге", могло мешать становлению в России гражданского общества, когда оно наконец возникло? По этому поводу читаем: "Как общинная замкнутость, так и самодержавная, барская жестокость тормозили становление структур гражданского общества..." Возникает вполне уместное сомнение: если община - это структурный элемент гражданского общества, то как он может препятствовать развитию самого себя? Видимо, логичнее говорить не о том, что община нарушала естественный ход становления в нашей стране гражданского общества, а о том, что общинная замкнутость создавала серьезные отличия отечественного варианта гражданского общества от того, что мы можем наблюдать в странах Запада.

Но нет, у авторов статьи в "Диалоге" по отношению к общине позиция последовательна. Они действительно не признают роли общины в становлении общества и государства в России. Отсюда и вытекает их утверждение, что не община, а земства становятся "стержнем формировавшегося в России гражданского общества". Это логично требует сделать и следующий шаг - прийти к заключению, что гражданское общество на российских просторах возникает лишь в середине XIX в., ибо земства были сконструированы именно тогда - в 1864 году.

* * *

Наша полемика с отдельными положениями статьи П. Лопаты и Е. Порохнюк отнюдь не снижает общей положительной оценки их работы. Вместе с тем появляется потребность и возможность высказать некоторые соображения, которые позволят стимулировать дискуссию о судьбах, природе и специфике гражданского общества в России, начатую журналом "Диалог".

Но прежде чем суммировать некоторые теоретические положения, позволим себе коротко обрисовать ситуацию, сложившуюся в нашей стране на заре нового времени, то есть в середине XIX в. Следует согласиться с авторами рассматриваемой статьи в том, что эти годы действительно стали важной вехой в отечественной истории. Именно середина XIX в. становится временем, когда в России завершается промышленный переворот. Этот процесс сильно повлиял на всю жизнь страны. По сути, он означал ее переход от аграрной ступени развития к индустриальной. Понятно, что столь глубокий поворот не мог не затронуть сферу социальных отношений, тем более что и отмена крепостного права видоизменяла всю систему социальных отношений в обществе.

Принципиальные изменения выразились в нескольких процессах. Так, происходят серьезные перемены в области государственного устройства - начинают формироваться основы современного правового порядка. Заметные подвижки могут быть отмечены в формах национального единства - в России совершается переход от плюрализма феодальной эпохи к общеимперскому унитаризму и стандартизации. Меняется такой важный общественный институт, как семья (к слову сказать, у Гегеля и Маркса семья выступает как самодостаточная величина наравне с государством и гражданским обществом, тогда как П. Лопата и Е. Порохнюк называют ее в качестве компонента гражданского общества; ряд специфических черт и функций семьи, а также тот факт, что

стр. 54


--------------------------------------------------------------------------------
семейная форма организации уходит корнями в период догосударственной истории человечества, делают предпочтительнее именно марксову трактовку). В социальной структуре российского общества происходят разложение сословной структуры, а также переплавка классов феодального общества в классы периода капитализма. Понятно, что все эти процессы не могли не сыграть своей роли в генезисе гражданского общества.

Значит ли это, что становление гражданских институтов шло в России на пустом месте? В теоретическом плане отвечать на этот вопрос мы начали уже выше. Посмотрим, что же наблюдалось в реальной жизни? Еще в 70-х гг. XX в. в нашей стране вышли работы замечательного советского историка И. Я. Фроянова, посвященные экономическому, общественному и политическому устройству Древней Руси. Примерно тогда же появляются исследования другого видного советского историка А. Г. Кузмина. В трудах этих авторов одно из ключевых мест отводится изучению русской аграрной общины как основы всей социальной жизни нашего Отечества с самой глубокой древности. Но еще до появления их работ, да и потом роль общинных институтов и традиций активно исследовалась как историками, так и социологами.

Многие результаты этих изысканий убеждают, что общинные институты носят более древний, чем государство, характер. Общинная организация существует еще в доклассовую эпоху. Можно даже утверждать, что именно на базе общинной организации общества у восточнославянских племен в период так называемой военной демократии происходит выделение государствообразующих структур. С возникновением государства община не исчезает, а претерпевает определенные изменения, приспосабливаясь к новым условиям. В какие-то периоды нашей истории общинные институты существовали на равных с государственными, в какие-то - даже доминировали, хотя чаще всего государство успешно вело наступления на права и прерогативы общества.

Даже крепостное право не уничтожило общинную форму самоорганизации крестьян. К слову сказать, далеко не все крестьянство в России находилось в крепостной зависимости. Даже в период наивысшего распространения крепостнических отношений примерно половина крестьян были свободными или государственными, не знали власти помещика. Кроме того, связь, которая существовала между крестьянами и помещиками, не сводилась, как это трактовали учебники в прошлом и продолжают утверждать сейчас, только к отношениям принуждения. Если бы это было так, крепостничество не только не просуществовало бы столь долго, но и не смогло бы прижиться. Часто в патриархальном обществе роль помещика была защитной по отношению к крепостным крестьянам, например, в неурожайные годы. Особенно в этом отношении интересен допетровский период. Во всяком случае, взаимоотношения между крестьянами и помещиками заслуживают дополнительного изучения как раз с точки зрения гражданских, негосударственных форм низовой самоорганизации. Ведь власть помещика по отношению к крепостным может рассматриваться как государственная лишь условно.

Позволим себе провести такую аналогию: как известно, К. Маркс в качестве первоосновы, матрицы западного пути развития (экономики, политики, социальной сферы) называл товар. В России же таким воплощением национального, на наш взгляд, следует считать общину. Точно так же, как Маркс вскрыл природу западной цивилизации, развертывая понятие "товар", российское общество можно изучать через призму общинного характера нашей цивилизации. При этом следует подчеркнуть, что община была далеко не единственным демократическим элементом русского общества. Увы, многие даже не догадываются, как разнообразны были национальные формы низовой инициативы в нашей стране, какую выдающуюся роль в истории они сыграли.

Подробный сквозной анализ развития общественных структур на протяжении всей русской истории, сводящий воедино результаты многочисленных исследований на этот счет, предпринял в середине 1980-х годов представитель исторической школы русского зарубежья С. Пушкарев (Пушкарев С. Самоуправление и свобода в России. "Посев", Франкфурт-на-Майне, 1985). Среди таких структур им названы не только земские соборы, приходские общины и казачество, но и всевозможные корпорации дворян, горожан, духовенства, крестьян, органы местной власти, тесно связанные, иногда переплетенные с низовым аппаратом государственного управления. Получается, что органы самоорганизации населения различных социальных слоев и групп издавна сопровождали русского человека, начи-

стр. 55


--------------------------------------------------------------------------------
ная с самого момента его вступления в зрелую жизнь и до глубокой старости.

Таким образом, к моменту отмены крепостного права в России существовала целая система общественных институтов, институтов самоуправления, самоорганизации и народоправия. Но и переход к модернизации не означал коренной ломки общественной структуры нашей страны, разрыв с ее прошлым. Так же, как и процессы модернизации вообще, обновление гражданских механизмов носило в России сложный, неоднозначный характер.

Современные историки связывают процесс модернизации прежде всего с процессами индустриализации и урбанизации (см., например: Булдаков В. П. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. М., 1997). Именно они самым радикальным образом воздействовали на все стороны социальной организации и задавали направленность, темпы и характер перемен. Но если на Западе индустриализация и рост городской культуры были тождественны развитию капитализма, то в России процесс шел несколько иначе. В последние годы даже возник особый термин "государственный индустриализм", отмечающий своеобразие перехода нашей страны от архаичного к современному этапу развития (см.: Булдаков В. П. Имперство и российская революционность. Критические заметки //Отечественная история, 1997, N 1).

Специфика развития экономики предопределяла несводимость русской модели гражданского общества к западным аналогам. В то же время остается бесспорным фактом, что, когда Россия становится ареной развития буржуазных отношений, некоторые институты новой экономической формации развивались в ней более быстрыми темпами, чем в Европе и даже Северной Америке. В период империализма наша страна вступает практически одновременно с самыми развитыми государствами Запада и Востока - США, Германией, Англией и Японией. Но капитализм в России имел немало особенностей, отличавших его от этих стран не только в стадиальном, но и в цивилизационном плане. Многогранность протекавших в экономической сфере процессов предопределила многообразие институтов гражданского общества в нашей стране, существование их различных типов. О каких же типах общественной самоорганизации в пореформенные годы может идти речь? В чем принципиальность различий между ними?

* * *

Становление у нас институтов гражданского общества на рубеже XIX-XX вв. шло по трем основным направлениям.

Во-первых, важную роль продолжают играть структуры, генетически связанные со всей предшествующей историей России, выражавшие отечественную специфику гражданских отношений. Так, в условиях пореформенной деревни важной формой развития общинно- артельной организации становится кооперация. Как особая структура гражданского общества она возникает не в России. Но именно здесь она приобрела такой размах и стала играть такую важную роль. Хотя по мере роста ее экономического значения руководство ею все больше начинает концентрироваться в руках либеральной оппозиции, природу самого института и его демократический характер это обстоятельство изменить не могло (см.: Лубков А. В. Война. Революция. Кооперация. М., 1997).

Кооперация явилась ответом традиционных институтов на вторжение в отечественную экономику рыночных начал. Причем немалую роль играло развитие не только внутреннего рынка, но и включенность России в международный рынок: многие кооперативы страны, к примеру маслобойные кооперативы крестьян Сибири, были ориентированы преимущественно на экспорт. Новые организационные формы, в которых воплощались традиционные для России подходы к самоуправлению и трудовой демократии, оказались весьма стойкими. Так, если столыпинская реформа на традиционной крестьянской общине сказалась весьма пагубно, то рост кооперации ею остановлен не был. Как бы странно с современной точки зрения это ни казалось, но наивысший расцвет кооперации приходится на период участия России в первой мировой войне, что лишний раз говорит о ее жизнестойкости.

Выдержали институты крестьянской самоорганизации, взятые в целом, и период революционных потрясений 1917-1921 гг. Правда, кооперация, тесно связанная с рыночными механизмами, в это время теряет свои позиции, в значительной мере вовлекается в государственный распределительный аппарат. Зато период своего бурного возрождения переживает община. Некоторые исследователи, например историк из Казани Д. И. Люкшин, даже называют происходившие в эти годы аграрные преобразования "общинной

стр. 56


--------------------------------------------------------------------------------
революцией" (см.: Революция и человек. Социально- психологический аспект. М., 1996). Такое определение следует признать весьма удачным. Во всяком случае, оно может быть подтверждено на материале многих регионов страны: Поволжья, Промышленного Центра, Урала.

А уместно ли говорить о поступательном развитии общинно- артельных традиций в условиях новой городской культуры, формировавшейся в России в результате завершения промышленной революции? Оказывается, так и обстояло дело на практике, что подтверждается современными исследованиями. К примеру, много внимания феномену перенесения в урбанистическую среду национальной демократической культуры посвятил петербургский историк Н. В. Михайлов. Он показал, что адаптации и социализации рабочих в конце XIX в. способствовали своеобразные гражданские институты - землячества. Они объединяли рабочих, приходивших из деревни, поддерживали их морально и материально, не позволяли ощущать себя одинокими.

Постепенно формы гражданской самоорганизации рабочего класса, основанные на традициях общины, развивались. Попытки предпринимателей и царских властей подчинить их, ввести в "цивилизованное русло" желаемых результатов не давали. Так, рабочие с подозрением встретили закон 1903 г. о фабричных старостах. В большинстве случаев трудовые коллективы либо отказывались от его исполнения, либо, что было еще более характерным, самочинно адаптировали его к устоявшимся формам трудовой самоорганизации, расширяли компетенцию советов старост.

Н. В. Михайлов подчеркивает влияние общинных традиций на формирование советской формы самоорганизации рабочего класса в период революции 1905-1907 гг. Эта идея сегодня все активнее поддерживается учеными. Достаточно назвать статью Ю. Кукушкина в N 11 журнала "Диалог" за 1999 г. - в ней напрямую говорится, что Советы возникли на прочном фундаменте традиционной крестьянской общины. Михайлов подтверждает свой вывод ссылками не только на собственно советские структуры периода первой русской революции, но и на родственные им объединения рабочего класса. По советскому (читай общинному) принципу действовали, например, Совет безработных Петербурга и самый боевой и прочный профсоюз той поры - союз печатников. Печатники в отличие от прочих профсоюзов были организованы не по типу западных тред-юнионов, а на принципах, развивавших общинно-артельные институты (Михайлов Н. В. Совет безработных и рабочие Петербурга в 1906-1907 гг. М.-СПб., 1998). То же самое можно утверждать и о фабзавкомах 1917 г., ставших выразителями "общинной революции" применительно к городам и современной индустрии.

Во-вторых, в пореформенной России шло поступательное совершенствование гражданских институтов, общих и для российского, и для евро- американского общества. Прежде всего к ним следует отнести прессу и формировавшееся ею общественное мнение. Они выполняли в нашей стране ту же роль, что и на Западе. Не случайно наибольшее развитие в дореволюционный период получает самая разнообразная оппозиционная пресса. В рамках общественного мнения, или "образованного общества", шло формирование современной политической культуры. Образовавшиеся политические партии, а также такие надпартийные течения, как масонство, тоже становятся важными элементами гражданского общества в пореформенной России.

Если говорить о рабочих, то западное влияние через различные политические партии сказалось и на них. Мало кто знает, но факт - идею развития рабочих профсоюзов поддерживали и насаждали вовсе не только социал-демократы или вообще социалисты. Убежденными и последовательными сторонниками профсоюзов и до революции 1917 г., и в ходе нее являлись крайне либеральные, западнические фракции внутри русской буржуазии. К примеру, в июне 1916 г. с таких позиций выступал один из лидеров московских цензовых элементов, организатор прогрессистской партии А. И. Коновалов.

На примере европейского опыта Коновалов доказывал, что профсоюзы необходимы для усмирения рабочих. Они могут и станут "амортизировать" недовольство неорганизованной прежде толпы. Отсюда и его утверждения 1917 г., что без создания профсоюзов по западноевропейскому образцу "экономическое выживание России" в условиях революционной анархии немыслимо (Галили З. Лидеры меньшевиков в Русской революции. М., 1993). Не случайно профсоюзы и фабзавкомы в 1917 г. часто выступали не союзниками, а соперниками. Так же не случайно, что в фабзавкомах существенно раньше установилось влияние "почвенников"-

стр. 57


--------------------------------------------------------------------------------
большевиков, тогда как в профсоюзах еще долгое время господствовали "западники"-меньшевики.

На Западе были позаимствованы и парламентско-муниципальные органы. Относится это и к земствам. Их прототипы, правда, следует искать не столько в англосаксонской, сколько в германской традиции. Отличительной чертой земств и городского самоуправления, введенного в середине XIX в., являлся их межсословный характер. Именно этот принцип широко развивался в Европе.

Но считать земства и даже российский парламент начала XX в. прямым заимствованием все же неверно. Земства, городские думы, Государственную думу и Государственный Совет следует выделить в особый тип гражданских институтов, поскольку в них наряду с существенными заимствованиями явно присутствуют национальные черты. Таким образом, в-третьих, в России рубежа веков развиваются институты гражданского общества, объединяющие в себе элементы как отечественной, так и зарубежной практики.

* * *

Какие выводы о природе гражданского общества и его нынешних перспективах могут быть почерпнуты из нашего отечественного исторического опыта? Предложим свою трактовку, которая в чем-то расходится с общепринятой. Прежде всего, как представляется, гражданские структуры своим возникновением уходят в глубокое прошлое и, безусловно, предшествуют государственным. Уже на ранних этапах истории они образуют некую систему, которая может быть названа гражданским обществом. Из этой социальной среды и вырастает государство с его атрибутами: армией, полицией, бюрократией, - словом, то, что Маркс определял как "мнимое государство" (см.: Маркс К. К критике гегелевской философии права // Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. Изд. 2-е. Т. 1). В противовес этому "мнимому государству" гражданское общество допустимо считать "реальным государством", в нем, вероятно, в будущем растворится "мнимое государство".

В то же время совокупность общественных институтов, существовавших на начальных этапах человеческой истории, во многом отлична от того, что наблюдается в сфере социальных связей в новое и новейшее время. Условно речь идет о двух различных этапах развития. Первый может быть определен как архаическое гражданское общество, второй - как современное гражданское общество. В чем принципиальное отличие между гражданским обществом архаического типа и гражданским обществом современного типа?

В упомянутом выше исследовании (Социальная история России периода империи (XVIII - начало XX в.)) Б. Н. Миронов дает определение двух закрепившихся в науке понятий: общность (Gemainschaft) и общество (Gesellschaft). В общности господствуют социальные связи, основанные на родстве и соседстве, в межличностном плане большую роль играют традиции и ритуал. В обществе, напротив, межличностные отношения формируются на основе расчета, права. Как пишет Миронов, в первом случае перед нами отношения, подоплекой которых служит мораль, а во втором случае - рационализм. В общности коллективное, единая воля доминируют над индивидуальным; в обществе, наоборот, индивидуальная воля является ведущим фактором. Миронов справедливо подчеркивает: общность и общество - это идеальные типы социальной самоорганизации. В жизни в чистом виде они не встречаются. Между этими двумя умозрительными полюсами находится живое многообразие человеческих отношений.

Переходу от общности к обществу способствуют изменения в сферах культуры и образования, производства, элементарный рост размеров государства, ускорение ритма жизни и тому подобные факторы. Модель развития от общности к обществу помогает понять и механизм перехода от архаичного гражданского общества к гражданскому обществу современного типа. Там, где среди элементов гражданского общества преобладают сообщества, построенные по принципу общностей, перед нами архаичное гражданское общество. Оно соответствует аграрному уровню развития цивилизации. Там, где структурно преобладают сообщества, организованные по принципу общества, там совершился переход к современному гражданскому обществу. Оно соответствует фазе индустриального и постиндустриального развития.

Сказанное касается стадиальности (следует отличать от формационного подхода) развития гражданского общества. Не только его отдельные элементы, но и оно в целом может строиться на разных принципах, соответствующих цивилизационным особенностям той или иной страны, того или иного государства. Условия, в которых развива-

стр. 58


--------------------------------------------------------------------------------
ется национальная история, могут привести к тому, что переход на низовом уровне от общности к обществу будет частичным. Кроме того, модернизация не обязательно затрагивает принципы собственно межличностных отношений. В отдельных случаях переход к индивидуализму возможен и в глубокой древности. А в других случаях коллективизм будет превалировать даже в условиях промышленной и информационной революции.

Таким образом, современное гражданское общество не нужно однозначно отождествлять с тем типом гражданского общества, который был построен в Западной Европе или Северной Америке. Такому типу гражданского общества более подходит термин, предложенный К. Поппером, - "открытое общество". Вся та критика гражданского общества, которая содержится в прежних работах С. Кара-Мурзы и в его недавно вышедшем обобщающем труде (Манипуляция сознанием. М., 2000), а также в произведениях западных философов и мыслителей-гуманистов, должна быть отнесена именно на счет современного гражданского общества открытого типа, а не вообще гражданского общества. Ведь трудно предположить, что С. Кара-Мурза критикует любую систему самоорганизации общества, даже ее российский, общинно- артельный вариант. А ведь существовавшая в дореформенной России социальная среда тоже должна быть как-то определена, и такими определениями, на наш взгляд, вполне могут служить "реальное государство" или "архаичное гражданское общество традиционного типа".

И после отмены в нашей стране крепостного права, после вступления России в стадию модернизации гражданское общество в ней не перестало быть по преимуществу традиционным. В этой связи хотелось бы одновременно согласиться с тем определением гражданского общества в России, которое дают в своей статье П. Лопата и Е. Порохнюк (хотя и несколько дополнить его). "Складывающееся... в России со второй половины XIX века гражданское общество, - пишут они, - по своему социально- экономическому типу было незрелым буржуазным, с сильным влиянием сохранившихся сословных и самодержавных порядков". Бесспорно, что в той сфере, где в России рубежа веков идет развитие капитализма, начинают формироваться общественные институты буржуазного типа. Тем самым в России начинают формироваться и сегменты гражданского общества буржуазного типа. Его зрелость на первых этапах, разумеется, была низкой.

Это те положения, которые кажутся вполне логичными и соответствующими действительности. Что вызывает вопросы? К примеру, можно ли ограничить структуру гражданского общества России той поры только буржуазными институтами? Что значит - сословные пережитки и особенно пережитки самодержавных порядков? Самодержавие, как известно - это определенный тип государства, а вовсе не общественных организаций. Кроме того, как было показано выше, в России существовали общественные структуры гораздо более древние, чем сословная организация. Более того, в этих общественных структурах, а именно в общине, многие, в том числе Маркс, видели будущее России, причем нисколько не капиталистическое. Что в этих условиях правильнее: говорить о таких институтах как о пережитках прошлого или как об элементах будущего? Это вопрос отнюдь не схоластический, и он имеет непосредственное отношение к сегодняшнему состоянию дел.

Не будем углубляться в проблематику генезиса капитализма в России и его зрелости. На наш взгляд, отрицать, что развитие капитализма обусловливало судьбы нашей страны на рубеже XIX- XX вв., а также то, что это развитие было далеко от завершения, не приходится. Следовательно, в целом определение российского гражданского общества той поры как незрелого буржуазного приемлемо. Однако такое определение не дает представления обо всей сложности процессов, происходивших в данной сфере в период отечественной модернизации. Какие локальные сообщества составляли у нас каркас тогдашнего гражданского общества? Были ли они еще архаичными или уже отвечали потребностям новой эпохи? Какова была природа межличностных отношений? Шла ли Россия дорогой Запада к открытому обществу или гражданское общество в России имело традиционалистский характер?

Все эти вопросы требуют ответа. Представляется, в частности, что неправомерно отрицать существование в России каких-то базовых элементов современного гражданского общества открытого типа. Во многом они возникли на волне капитализма и рынка. Но специфика национального исторического пути позволяет утверждать, что даже развитие капитализма в социальной сфере не сопровождалось полным вытеснением традиционных граждан-

стр. 59


--------------------------------------------------------------------------------
ских отношений. Наоборот, традиционный характер русской культуры и цивилизации сохранялся. В еще большей степени этот вывод верен для тех гражданских институтов, на развитие которых оказывали влияние некапиталистические уклады экономики. Здесь строительство современного гражданского общества шло прежде всего через развитие национальных традиций.

Таким образом, цитировавшееся определение, которое дают П. Лопата и Е. Порохнюк, думается, следует скорректировать в том плане, что, несмотря на преобладание в России рубежа XIX- XX вв. буржуазных отношений и в экономической, и в политической, и в социальной сфере, несмотря на бурные процессы индустриализации и урбанизации, гражданское общество в ней развивалось на прежних базовых принципах. Так же, как и отечественная государственность, гражданское общество в России даже в условиях капиталистического обновления сохраняло свою самобытность. И если современное гражданское общество на Западе может быть определено как открытое, то в России шло становление современного гражданского общества традиционного типа. Что касается тех элементов открытого общества, которые возникли в результате включенности России в мировую систему капитализма, то они были слабы и практически не пережили Октябрьскую революцию.

* * *

Что же дает этот экскурс в отечественную историю для дня сегодняшнего? Прежде всего он позволяет с большим пониманием ответить на вопрос о целесообразности или нецелесообразности построения в России гражданского общества. К примеру, С. Кара- Мурза полагает, что использование в споре даже языка противника неминуемо ведет к поражению. Раз гражданское общество - плод исключительно западной культуры, то же самое появление гражданского общества в России чревато разрушением нашей цивилизационной идентичности. Если так, то нынешний кризис гражданского общества, который совершенно правильно отмечен в статье П. Лопаты и Е. Порохнюк, есть явление положительное и должен поддерживаться. Но последнее утверждение явно противоречило бы здравому смыслу и собственному житейскому опыту большинства людей. Кроме того, как опять-таки справедливо подчеркивают авторы "Диалога", не все институты гражданского общества в нынешней России переживают кризис. В чем же дело?

По всей вероятности, объяснение следует искать в сложной природе того гражданского общества, которое существует в нашей стране. Его структура в каких-то основных проявлениях повторяет картину, сложившуюся в начале XX в., а именно: среди элементов гражданского общества есть и те, которые вызрели в условиях русской специфики, и те, которые были привнесены извне. Очевидно, некоторые нынешние гражданские институты, так же, как земства, имеют смешанную природу. В режиме наибольшего благоприятствования сегодня оказались как раз те из них, которые являются отражением закабаления России силами "нового мирового порядка", отражением процессов глобализации. Они щедро подпитываются, имеют идеологическое прикрытие из-за рубежа.

Что же касается институтов гражданского общества, отражающих интересы страны и ее жителей, то они оказались в проигрыше. Даже те из них, которые насильственно не подавляются (как Советы), не могут развиваться в нестабильной политической обстановке. Их давит и экономическое ярмо, по сути, контрибуция за проигрыш в "холодной войне". В результате, лишившись возможности коллективно отстаивать свои интересы, огромное число граждан России поставлены в такие условия, что буквально вынуждены вымирать поодиночке. Средств их спасения много. Одним из них и является возрождение институтов социальной солидарности - институтов гражданского общества.

Следовательно, опасения должен вызывать не переход России к стадии формирования современного гражданского общества. Угрозу независимости страны представляет разрушение традиционных гражданских институтов. Свято место пусто не бывает, и вместо них идет насаждение элементов открытого общества. А открытое общество, как уже отмечалось, не может считаться единственной формой взаимодействия людей в нашу эпоху. Таким образом, исторические изыскания способны не только ответить на вопрос о необходимости развития в России современного гражданского общества, но и осмыслить, какие его институты должны доминировать.

Особо подчеркнем, что без развитых средств коммуникации развитие гражданского общества в постиндустриальном мире немыслимо. Но при этом приоритет должен быть отдан не безответ-

стр. 60


--------------------------------------------------------------------------------
ственным, во многом лживым СМИ, как это имеет место в сегодняшней России. Печать и телевидение утратят разрушительную природу, если они окажутся под контролем общества, под контролем нравственности, станут инструментами, облегчающими общение и обеспечивающими правдивую информацию.

Но для того, чтобы такой поворот событий стал возможным на практике, должно измениться очень многое. Прежде всего - сознание в культурном, интеллектуальном слое нации. Пусть даже не во всех его сегментах сразу, а только в наиболее активной части, не приемлющей нынешнее положение дел в нашей стране. Потребность перемен осознается населением большинства регионов России все острей. В этой ситуации не следует откладывать научное осмысление проблематики форм гражданской инициативы. Когда вопрос о реальном народоправии будет поставлен на повестку дня самой жизнью, необходимо уже будет иметь целый комплекс сценариев, законодательных предположений, идеологических и организационных решений. Иначе можно вновь оказаться застигнутыми врасплох, как и в середине 1980 годов, когда процесс разрушения нашего мироустройства только еще пошел и мог быть легко остановлен усилиями самого общества.

Разумеется, многое из того, что сказано выше, пока лишь предположение, не законченная теория, а гипотеза. Научный язык должен быть не только ясным и строгим, но и не допускать возможности использовать его в целях манипуляции нашим сознанием. А поскольку С. Кара-Мурза является специалистом как раз в области разоблачения технологий манипуляций сознанием, то его доводы не могут быть просто отброшены. Поэтому возможно предложить еще один вариант, при котором понятие "гражданское общество" вообще будет удалено из нашего научного языка.

Тогда предложенная выше классификация претерпит некоторые изменения. Основой отсчета будет понятие не "гражданское общество", а просто "общество", что тоже не лишено своей логики. Антитезой архаичному обществу (аграрному) будет выступать современное общество (индустриальное, постиндустриальное или информационное). Антитезой традиционному обществу будет выступать не гражданское общество, как у Кара-Мурзы, а открытое общество. Тем самым можно будет говорить о существовании элементов открытого общества в некоторых архаичных (аграрно- торговых) обществах (филистимляне, финикийцы, Карфаген, Вавилон) или о традиционных современных обществах (СССР, Китай, Япония). Разумеется, это не снимает всех вопросов. Скажем, такая схема не может точно обозначить, какое общество существует в условиях античного или азиатского способа производства. Очевидно, перед нами два разных пласта исторических явлений.

В то же время путь, предложенный С. Кара-Мурзой, не должен абсолютизироваться. Поиск слов-фантомов, слов-призраков, слов- "троянских коней" может завести очень далеко. Известно ведь, что современный русский научный язык вобрал в себя множество слов, понятий из других языков. Часто в языках, из которых они пришли, как термины они имеют не совсем такой или совершенно другой смысл, нежели в русском языке. В результате могут быть подвергнуты сомнению и такие слова, термины, как нация, демократия, даже народ. К примеру, понятие "народ" в Древней Греции исключало 9/10 населения - тех, кто были рабами. Или, скажем, такое самоценное для Кара-Мурзы понятие, как "община", тоже далеко не однозначно и может иметь скрытый смысл, поскольку, кроме традиционных для России территориальных, соседских общин, существуют и кровнородственные общины (а одним из вариантов кровнородственной общины является, например, сицилийская мафия). Общества, основанные на общинах такого типа, в корне отличаются от русского общества. Словом, научный язык требует не меньшего внимания, чем сама наука, в которой он существует. Так что работы ученым впереди предстоит много.

И затягивать с осмыслением и созданием адекватного научного языка в рассматриваемой сфере нельзя. Причем не только потому, что здравомыслящим людям нужно как-то между собой общаться и договариваться. Не только потому, что необходимо поспевать за скоротечностью политической жизни. Ложный язык и ложные взгляды заполонили школьные учебники по обществознанию, правоведению, истории... Это опасно! Закрепившись, ложные смыслы станут основой мировосприятия. Тогда их исправить будет уже крайне трудно, может быть, невозможно. В силу этого переживаемый момент является ключевым. И каждый потерянный год наверстать будет невозможно...

стр. 61


 
 
 

Постоянный адрес данной публикации: