Автор: Екатерина БОЛТУНОВА

Кандидат исторических наук Екатерина БОЛТУНОВА, Институт российской истории РАН

"Признаюсь, я вовсе не ожидал, что здешний двор так великолепен..." констатировал камер-юнкер при посольстве герцога Голштинского в России Фридрих Вильгейм Берхгольц во времена правления Петра I (1689 - 1725 гг.). Подобная характеристика выражала единодушное мнение всех иностранцев, побывавших в XVIII в. в нашей стране, когда для нее абсолютным приоритетом стало утверждение статуса великой державы.

стр. 52

В 1721 г. Петр I принял императорский титул, а через год издал Табель о рангах - законодательный акт, наряду с гражданскими, военными подробно определявший придворные чины и должности. Конечно, как таковые они не были новостью для нашего государства, однако венценосный реформатор наполнил их новым содержанием, взяв за эталон не пышность Византии, а западные образцы.

Штаты как "большого" (императорского) двора, так и "малых" (членов августейшей фамилии) постоянно росли. И их финансирование требовалось непрерывно увеличивать. Так, в 1785 г. соответствующие ежегодные затраты приблизились к 3 млн. руб. (для сравнения: сумма подати, собираемая ежегодно со всех частновладельческих крестьян империи, составляла чуть больше 5,5 млн. руб.). На что же уходили столь внушительные средства - ведь на протяжении, по крайней мере, XVIII в. придворные остро нуждались в деньгах? Например, во времена царствования Елизаветы Петровны (1741 - 1761/62 гг.) годовое жалованье камер-фрейлины составляло 1000 руб., фрейлины - 600, камер-пажей - всего 110 - 140 руб., а некоторые категории придворных, скажем статс-дамы, вовсе не получали содержания. Конечно, нельзя забывать о многочисленных истопниках, скатертниках, бочарах, поварах, водочных и "конфектных" дел мастерах, лакеях, портных, скороходах и пр., чья служба оплачивалась намного выше, чем сановников (придворный метрдотель получал 1200 руб. в год, а интендант - лишь 788). Тем не менее даже 300 придворных и несколько сотен слуг не могли стоить казне указанные 3 млн. руб.

Ответ на поставленный вопрос один: значительную долю средств тратили на церемониал - комплекс государственно-представительских ритуалов. И это понятно: именно он, по выражению современного американского историка Ричарда Уортмана,

стр. 53

Шествие императрицы Елизаветы Петровны на коронацию. Фрагмент. Гравюра Г. Качалова. 1744 г.

превращает двор в форму "коллективной презентации царя и элиты, помогавшей ему в отправлении власти и расширении его империи". Несомненно, соответствующая система в России строилась под сильным влиянием европейских норм. Так, на побывавшего в 1717 г. во Франции Петра I сильное впечатление произвели искусство местных мастеров и дворцы монархов, особенно Версаль. По возвращении в Россию он изменил подход к садово-парковому дизайну, заказал Карло Бартоломео Растрелли собственную конную статую (копию знаменитого памятника Людовику XIV работы Франсуа Жирардена), внес существенные коррективы в строительство своей новой резиденции в городе на Неве - Зимнего дворца.

Однако царь-реформатор не ставил задачу прямо перенести на нашу почву западные традиции. Скорее следует говорить об их принятии и преобразовании. Тем более что нормы жизни при дворе в Санкт-Петербурге в целом не были столь строгими, как при французском или испанском, где придворный этикет* августейшим особам и их окружению предписывал жестко соблюдать регламентированные правила поведения, что иногда доходило до абсурда (испанский король Филипп III предпочел сгореть у собственного камина, когда на край его одежды попала искра, нежели тушить пламя самому: ведь контроль за "церемониалом королевского огня" входил в обязанности одного из придворных, который в тот момент отлучился).

В России же порой нравы были весьма вольными. Так, императрица Екатерина II (1762 - 1796 гг.)** постоянно жаловалась своему фавориту князю Г. А. Потемкину на то, что во дворце вечером и ночью полно праздношатающихся ("Я к Вам прийти не могла по обыкновению, ибо границы наши разделены шатающимися всякого рода "животными""). Как следует из ее переписки, представительницы женской половины штата, желая полюбоваться украшениями царицы, позволяли себе в ее отсутствие посещать "бриллиантовую комнату", куда вход был строго запрещен. Фрейлины и караульные гвардейцы запросто играли с маленькими великими князьями в прятки. И еще один пример: издание 11 июля 1762 г. указа "О представлении государыне императрице кавалеров, кроме послов и министров, через обер-камергера, а дам через обер-гофмейстерину" позволяет предположить, что до его выхода эти особы представлялись ей лично.

Ритуалы же государственно-представительского характера подверглись в нашей стране жесткой регламентации. И ключевым из них, несомненно, стало

* Слово "этикет" ввел в обиход французский король Людовик XIV в XVII в. На одном из его приемов приглашенным вручили карточки (этикетки) с правилами поведения, которые гости обязаны были соблюдать (прим. авт.).

** См.: Л. В. Манькова. "Златой наукам век..." - Наука в России, 2004, N2 (прим. ред.).

стр. 54

стр. 55

венчание на царство, впервые по-новому проведенное в 1724 г.: Петр I собственноручно возложил императорскую корону на голову супруги Екатерины Алексеевны. Надо сказать, данный акт открыто попирал русские православные нормы (единственный раз в прошлом он состоялся в 1606 г. - самозванец Лжедмитрий I, поддержанный поляками, короновался вместе с женой Мариной Мнишек). Государь-реформатор в соответствующем манифесте объяснил свой шаг: подобный обычай есть во всех христианских государствах и не противоречит византийской традиции. Кроме того, он указывал на "компетентность Екатерины как правительницы", ее доблесть в Северной войне 1700 - 1721 гг., "когда она, отложа слабость женскую, волею с нами присутствовала и елико возможно помогала... мужески, а не женски поступала".

Именно во время этой церемонии, проходившей в Московском Кремле, узаконили ряд ставших традиционными для XVIII в. аспектов венчания на царство. После возложения венца (как и в прежние времена, в Успенском соборе Первопрестольной) монарх посещал могилы предков в Архангельском соборе, в действе участвовала специально для подобных случаев учрежденная рота кавалергардов, затем следовал прием в Грановитой палате (зале для особых торжеств), многодневные празднования, раздача медалей и денег.

В 1744 г., во время правления Елизаветы Петровны, выработали положение, подробно расписывавшее процедуру представления послов (от въезда в столицу до аудиенции у государыни). Встречу стремились обставить с особым блеском, чтобы продемонстрировать пышность и великолепие российского двора. Согласно указанному документу для сопровождения представителя иностранного государства назначали комиссара (в ранге генерал-аншефа). Обер-церемониймейстер объявлял двору, генералитету и министрам день приезда гостя, "дабы они свои кареты цугами и с ливреею по их мере, для умножения экипажа и чести посольской прислали". Для его встречи обычно выделяли и три императорские кареты, а дополнительно - пеших лакеев, гайдуков, пажей, скороходов.

С таким многочисленным эскортом посол в первой карете вместе с царским комиссаром и обер-церемониймейстером (вторая и третья предназначались для прибывших с ним лиц) въезжал в столицу. Вечером того же дня объявляли, когда состоится его публичная аудиенция. В назначенный день кортеж гостя в сопровождении офицеров и солдат императорской лейб-гвардии отправлялся во дворец. Церемониймейстер (по правую руку) и камер-юнкер двора (по левую) провожали его в аудиенц-зал - к императрице. Справа от ее трона стояли канцлер и вице-канцлер, слева - придворные кавалеры, сзади - обер-гофмейстерина, статс-дамы и фрейлины. Войдя и сделав несколько шагов, приглашенный отдавал первый поклон государыне, в центре зала - второй и перед троном - третий. После вручения верительной грамоты посол представлял присутствующим сопровождающих его лиц и они могли подойти к руке царицы. По окончании приема дипломат низко кланялся и выходил из зала, не поворачиваясь к ней спиной, что соответствовало традиции допетровской Руси.

стр. 56

Городской пейзаж, на фоне которого происходили столь роскошные церемонии, тоже должен был выглядеть иначе, чем в обычные дни, однако это не всегда удавалось. Асессор Московской полицмейстерской канцелярии Молчанов, инспектировавший улицы Первопрестольной перед приездом в 1742 г. императрицы Елизаветы, так описал увиденное: "для шествия Ея Императорского величества неоднократно приказано поставить регулярно елки и приготовить песку и можжевельнику, и хотя елки и поставлены, тако же и песку в кучах положено, однако ж неисправно, либо ельник поставлен местами часто, а местами редко, и ельник мелкой, а песок великими комьями, а можжевельнику и нигде по улицам не заготовлено. Еще за неудобное признается и то, что у многих лавок приготовлены по улице многим числом домовища (гробы. - Е. Б.).., вывешены лапти, веревки и тому подобное, отчего по той улице вид худой". Впрочем, это вряд ли шокировало современников: европейские столицы XVIII в. были не менее неряшливы и грязны.

Строго регламентировались и знаковые для всего столетия процедуры, воплотившие идею монарха-воителя, - военные парады. Их становление, конечно, шло не в одночасье. В начале царствования Петра I, в 1695 г., в Москве состоялся торжественный въезд войск после, отметим, неудачного 1-го Азовского похода (тогда взять турецкую крепость Азов не удалось). По сообщению государственного деятеля, дипломата И. А. Желябужского, шествие выглядело следующим образом: "Ноября в 22 день, в пятницу, государь царь... изволил из Коломенского идти к Москве с ратными людьми, и шел по Каменному большому мосту, и пришел на дворец с полками. Перво пришел генерал Петр Иванович Гордон. А за ним государь и весь его царский синклит. А перед синклитом вели турченина, руки назад; у руки по цепи большой; вели два человека. А за ним шли все полки стрелецкие. И пришед стали строем на дворце. А государь изволил идти на свои царские чертоги, а за ним пошли все генералы и все начальные люди. И всех начальных людей государь пожаловал к руке и службу их милостиво похвалил. И того же часу государь изволил идти со всеми ратными людьми в Преображенское строем".

Перед нами действо, устроенное согласно ранней русской традиции (как, скажем, возвращение в Москву царя Ивана IV Грозного в 1552 г. после взятия Казани или Алексея Михайловича из Смоленского военного похода в 1654 г.). Однако состоявшийся уже через год после описанных событий военный парад - на этот раз в честь взятия Азова - был

стр. 57

призван увековечить столь значимую победу русского оружия: возвели первые триумфальные арки с изображениями сломленного врага на фронтонах, войска же построили особым образом. Так, помимо самих пленных турок и татар, строем шли солдаты Петра I, "представлявшие" побежденного противника. По воспоминаниям одного из "авторов" победы генерала Гордона, окружавшие его "люди, а равно несшие знамена и значки... были одеты в турецкие тюрбаны, что давало интересный вид. Наших солдат русские принимали за турок".

Но одним из самых грандиозных было, безусловно, торжество в честь победы над шведами под Полтавой в 1709 г. Тогда Петр Великий не просто "примерил" на себя, а окончательно принял образ вождя-победоносца в римской традиции. 21 декабря того же года в Москве его войска прошли под триумфальными арками с изображениями сцен Полтавской битвы. Император в гвардейском мундире и простреленной шляпе ехал верхом (кстати, на лошади, бывшей под ним во время самого сражения) вслед за Преображенским полком, охранявшим шведских пленных - ни много ни мало 22 тысячи. Среди них были генералы, старшие офицеры армии и гвардии противника. Центром триумфального шествия, главным символом поверженного врага стали носилки, на которых возили раненого короля Карла во время боя.

Во многих военных церемониях участвовали члены августейшей фамилии. Даже сестры и дочери Петра I, не говоря уже о царевиче Алексее Петровиче, достаточно часто присутствовали при спуске на воду кораблей. Свидетельства тому - записи в походных журналах, например: "Июня в 15 день (1712 г.)... новопостроенный корабль "Полтаву" спускали на воду. И на том корабле были: царевны Екатерина Алексеевна, Наталья Алексеевна и все царской фамилии".

Можно сказать, что без участия военных в XVIII в. не обходилось почти ни одно важное событие, будь то погребение кого-либо из членов царской фамилии, визит представителей правящих европейских династий, значимое светское торжество, гуляние или совершение религиозного обряда. Последнее, вероятно, объяснялось активным вмешательством власти в жизнь церкви и стремлением придать ее церемониям светский характер. В результате многие православные праздники превращались в нечто среднее между соответствующим ритуалом и смотром войск.

В России, как и в Европе, торжества тогда часто завершали фейерверками. Ведь "божественная" природа власти должна была время от времени проявляться в разного рода "чудесах". Устроенная в честь военных или дипломатических побед, Нового года, тезоименитства кого-либо из императорской семьи, даже по случаю освящения церкви "огненная забава" - не просто развлечение столетия, она обладала своего рода просветительской функцией. А сжигаемые во время этого действа фигуры носили аллегорический или зачастую прямо политический смысл. Вот описание одного из них (1721 г.): "Около двенадцати часов зажгли фейерверк, устроенный перед самой галереей на нескольких для того приготовленных больших баржах. Между прочими горело изображение человека с бороной на голове для защиты от дождя и с надписью "Дурное прикрытие", некоторые думали, что это намек на английскую эскадру, высланную для прикрытия Швеции во время опустошительных высадок Петра на шведский берег. Покамест горел этот девиз, было пущено множество ракет, водяных шаров и маленьких бомб".

стр. 58

Коронации, военные парады, фейерверки предназначались для самых широких социальных слоев, что объясняет театральность, свойственную любому подобному акту XVIII в. По точному замечанию современного историка Дарьи Козловой, "зрелищность не замыкалась в стенах зданий театра, а выплескивалась на улицу, каждый житель становился соучастником событий, ему предлагалось "пережить действо"". Между тем существовали церемонии и для более узкого круга зрителей, точнее, участников. Одна из них - так называемый императорский выход, т.е. торжественное шествие членов августейшей фамилии из внутренних апартаментов в собор, малую церковь Зимнего дворца или Тронный зал, а затем в обратном направлении. Выходы подразделялись на большие - в честь крупных церковных и государственных праздников и малые - скажем, по воскресеньям. В начале процессии шествовали придворные (по старшинству рангов и орденов), затем члены царской семьи (в соответствии с правом на наследование престола), а замыкали ее придворные дамы и высшие статские чиновники.

Указ Петра I от 26 ноября 1718 г. установил проведение ассамблей (прообразов знаменитых придворных балов), призванных стать непременной демонстрацией статуса, положения и умения вести себя в обществе. Образцом для подражания, конечно, являлась императорская семья. Согласно указанному документу "в котором дому имеет ассамблея быть, то надлежит письмом или иным знаком объявить людям, куда всякому вольно придти, как мужскому полу, так и женскому... часы не определяются, в котором быть, но кто котором хочет, лишь бы не позже положенного времени.., также тут быть сколько, кто похочет, и отъехать волен, когда хочет".

По замыслу государя-реформатора устроитель празднества должен открывать для гостей сразу несколько комнат своего дома. Ведь собравшиеся должны были не только танцевать, но и играть в шахматы, шашки (карт на ассамблеях Петра I не подавали), наслаждаться курением, что предполагало особую комнату, подготовку специальных трубок, табака, лучин. Если же хозяин был стеснен в помещении, курили в танцевальном зале, отчего, по воспоминаниям современника, бывали "вонь и стукотня, вовсе неуместные при дамах и при музыке". Кстати, на этих первых собраниях начала XVIII столетия и танцы носили характер "эксперимента". Можно было выйти из круга и прямо в зале (часто под руководством присутствовавшего учителя) повторить неудавшиеся "па", что не считалось предосудительным.

Такие вечера в тесном помещении, сродни тяжелой повинности для русских дворян, вскоре превратились в балы - непременные атрибуты аристократической жизни, облагородившие столичный быт. В залах уже не было табачного дыма, "общество" играло в

стр. 59

Фейерверк и иллюминация в Москве в 1749 г. Гравюра.

карты, бильярд, лото, фанты, но главное - здесь господствовали танец и светский диалог. Причем к середине XVIII в. поведение присутствовавших подчинялось куртуазному этикету. Например, хозяин дома выбирал вручением букета цветов прекрасную даму, которая затем отдавала их одному из кавалеров, назначая его хозяином следующего бала. Накануне последний посылал этой даме веер, перчатки и цветы, с которыми она и появлялась на новом празднестве.

Что касается придворных балов, присутствие приглашенных, причем с неукоснительным соблюдением этикета и соответствующей субординации, считалось обязательным. Помимо главных участников - членов императорской фамилии, на них обычно присутствовали многочисленные гофмейстеры, гофмаршалы, шталмейстеры, церемониймейстеры, камергеры, камер-юнкеры, статс-дамы, фрейлины, пажи, высшие военные и статские чиновники, гвардейские офицеры, представители дипломатического корпуса. Общее число гостей императорского дворца в XVIII в. могло достигать тысячи человек.

К числу представительских можно отнести целый ряд ритуалов, связанных с семейными событиями правящей династии. Подобным торжеством в период царствования Петра Великого было "объявление" совершеннолетия. Поясним: для детей императорской фамилии этот акт не был связан с достижением какого-то возраста, а носил декларативный характер и, следовательно, регламентировался определенной церемонией. Пышно происходили также тезоименитства, помолвки, свадьбы членов царской фамилии.

Подчеркнем: когда речь шла о подобных мероприятиях, придавали значение каждой детали. Так, появился ряд документов, касающихся элементов костюма: "О неприезде ко двору никому в траурной одежде и в траурных экипажах" (1744 г.), "Об уборе дам, имеющих приезд ко двору" (1782 г.), "О назначении, в какие праздники какое платье носить особам обоего пола, имеющим приезд ко двору" (1796 г.) и др. А указы "О неупотреблении табаку в церквах во время отправления службы" (1747 г.), "О запрещении гвардейцам задерживаться после смены караула для игр с великими князьями" (времен Екатерины II) и т.п. дисциплинировали участников церемоний.

Вся пышность, многообразие, великолепие русского двора - "лица" монархии - были неотъемлемыми составляющими образа великой династии и великой державы, какой наша страна стала в XVIII в.

Постоянный адрес данной публикации: