Автор: Э. МАКАРЕВИЧ


В ОЖИДАНИИ БОЛЬШОГО БУДУЩЕГО

Карл Маркс, революционер, основатель теории коммунизма, автор фундаментального сооружения в четырех томах под названием "Капитал", появился на свет спустя два дня после рождения Вильгельма Штибера, будущего директора прусской политической полиции и будущего гонителя марксистов. Гонитель и гонимый родились в одном месяце - мае 1818 года, один - третьего, другой - пятого дня. Один в семье налогового инспектора, другой адвоката. В детстве и отрочестве Карл, который был Маркс, дышал семейным счастьем и интеллектуальной свободой, шедшей от отца, приверженца Вольтера, Руссо, Лессинга. Штибер рос под аккомпанемент слов, грохочущих как гром в непогоду: подати, налоги, рента, прибыль, укрывательство. Их жизненные судьбы удивительно пересеклись спустя 30 лет, когда в Пруссии состоялся известный процесс над коммунистами. Не счесть за полтора века ниспровергателей и критиков Маркса. Но Штибер - первый. Первый - значит, в чем-то и учитель, не важно, что из политической полиции.

Сначала он готовился в лютеранские пасторы. Проповеди, исповеди, церковный суд очень привлекали. Потом решил, лучше быть юристом, чем священником: уголовные дела, версии, улики, доказательства. Как и Маркс, он окончил юридический факультет. В юридическом деле ему нравились адвокаты - трибуны, защитники. Но первая практика была не адвокатская. Дядя его жены, коллега по застолью, оказался либералом и агитировал рабочих против короля. От Штибера узнала полиция о политических увлечениях дяди, который так и не догадался, почему на него свалились неприятности.

А Штиберу после этого дорога лежала в негласные полицейские агенты. В своем адвокатском звании он рядился под убежденного социалиста-радикала, друга рабочих. А тем, кого тащили в суд за связь с революционерами, он предлагал себя как адвоката - и безвозмездно. Его яркие адвокатские речи в защиту гонимых впечатляли. Он стал популярен и стяжал доверие в либеральных кругах. Он проник туда, куда безуспешно лезла полиция. После восстания ткачей в Силезии в 1844 году только благодаря ему возникло судебное дело по обвинению группы интеллигентов и рабочих в коммунистическом заговоре.

А однажды Штибер возглавил демонстрантов, что неудержимо катились к дворцу короля Фридриха-Вильгельма. Взволнованный монарх вышел навстречу. И здесь Штибер шагнул из толпы.

- Не волнуйтесь, я секретный агент полиции, тут мои люди, все образуется, - шепнул он изумленному королю, увлекая к дворцовым воротам.

Тогда действительно все образовалось. Но на носу была революция 1848 года, и Штибер искал доверие у революционных вождей.

Талантливо лицедействовал Штибер. То под маской секретного агента, то под маской защитника угнетенных и обиженных, то как лазутчик в стане революционеров, то как заговорщик. Но эта вторая лицедейская жизнь не мешала первой, в которой он оставался адвокатом солидных людей с хорошим состоянием. Ценили опыт и адвокатский талант. За пять лет почти три тысячи клиентов, умевших щедро платить.

Ловок и хитер был. Его прямо-таки захлестывала энергия предприимчивости. Он взялся редактировать полицейский журнал. Король посодействовал. Но скоро редакторство это Штибер выгодно развернул на себя. Готовя материалы в номер, черпал в полиции те данные, которые потом огла-


--------------------------------------------------------------------------------
В работе над этим материалом большую помощь автору оказала своими исследованиями и консультациями главный специалист Российского государственного архива, кандидат исторических наук Г. Д. Головина.

стр. 62


--------------------------------------------------------------------------------
шались на суде против его клиентов. И зная уже полицейские доводы, заранее выстраивал железную систему защиты. И выигрывал процесс за процессом.

Ну разве мог быть этот человек достоин роли только полицейского агента? Его ожидало большое будущее.

ШТИБЕР И МАРКС: КЕЛЬНСКИЙ ПРОЦЕСС

К концу первой половины девятнадцатого века карта Германии была что лоскутное одеяло: 38 государств, больших и малых монархий населяли ее пространство. Пруссия, Бавария, Саксония, Вюртенберг, Гессен и десятки других - везде короли, дворянство, феодалы, мешающие распрямить плечи нарождавшимся буржуа, недовольное крестьянство и злой пролетариат. Все враждуют, угнетенные жаждут перемен, свободы, объединения, хлеба и работы. И грянула мартовская революция 1848 года. Уличные толпы, демонстрации, собрания. И над всем лозунги дня: "За свободу", "За единую Германию".

В Пруссии революцию делали берлинские рабочие. Король прусский Фридрих-Вильгельм сначала объявил, что дает либеральную конституцию, а вместо нее двинул войска. Убитые и раненые подняли колеблющихся. И тогда от короля пришло воззвание "К моим возлюбленным берлинцам". Фридрих отступил, чтобы снова напасть. Теперь уже с ним были напуганные буржуа и дворяне, жаждавшие порядка. Заморочив головы Национальным собранием, они вернули немцев в исходное время. Пролетарско- крестьянский хаос разбился о буржуазно-дворянский порядок.

А Маркс и его соратник Энгельс, как только забрезжили революционные настроения, обосновались в Кельне. И начали здесь издавать "Новую рейнскую газету", ибо рабочим и революции нужна идеология, организация и трибуна. С этой трибуны неслись революционные речи: королей вон, все немецкие феодальные правительства свергнуть, создать единую демократическую германскую республику. И потом заняться социализмом.

Но газета не пробилась к рабочим. А пришедшая в себя власть не могла вынести этой печатной революционной марксистской наглости. В мае 1849-го "Новую рейнскую" с треском закрыли. И Энгельс с горечью сказал: "Мы должны были сдать свою крепость, но мы отступили, унося свое оружие и снаряжение, с музыкой, с развевающимся знаменем последнего красного номера".

Маркс и Энгельс уже тогда были красными, и полиция внесла их в свои кондуиты.

Прусский король Фридрих-Вильгельм IV, натура решительная и деятельная, над событиями 1848-1849 годов размышлял на удивление долго, несколько месяцев. И все больше убеждался, что нужен воистину королевский жест, ставящий жирную черту под потрясшими страну беспорядками.

И родилась идея, достойная короля:

- Нужен показательный процесс! Революционеров следует не только примерно наказать, но и морально осудить. Да, да, процесс нужен!

Но кто его мог организовать? И здесь король вспомнил о Штибере.

И вот уже перо выводит готическую вязь. Он пишет министру- президенту Отто фон Мантейфелю: "Не является ли Штибер той бесценной личностью, которая способна организовать освободительный заговор и устроить прусской публике долго и справедливо ожидаемое зрелище раскрытого и (прежде всего) наказанного заговора? Поспешите же, стало быть, с назначением Штибера и предоставьте ему возможность выполнить свою пробную работу. Я полагаю, что эта мысль плодотворна, и придаю большое значение ее немедленной реализации" (1).

Указание монарха свято. И как бы ни морщились государственные мужи, 16 ноября 1850 года полицейский советник Штибер вступил в должность шефа прусской политической полиции. Больше всех шокирован был полицай-президент Берлина К. Хинкельдей, которому фигура Штибера, "такого всеми презираемого негодяя на роль борца за трон и алтарь казалась все-таки слишком грязной" (2). Он потом, правда, понял, насколько прав оказался король, когда выбрал Штибера.

Революция в Пруссии парализовала политическую полицию. В нее надо было вдохнуть новую жизнь. Этим сразу и занялся Штибер. Благо было с кого делать эту жизнь: с полицейских служб Франции, Австрии и Британии. Германия заведомо отстала от общеевропейского уровня преследований демократов. Надо было наверстывать. И Штибер едет в Лондон, потом в Вену, оттуда в Париж. Официально знакомится с досье на немецкую эмиграцию, но больше изучает полицейскую систему. Она приводит его в восхищение, и он спешит поделиться впечатлениями с Хинкельдеем: "Политическая полиция у нас должна быть непременно иначе организована. По сравнению с Францией и Австрией, и даже Англией, мы в этом отношении отстаем. Даже в Англии имеется хорошо организованная политическая полиция, без которой сейчас просто не обойтись... И вообще во время этой теперешней интересной поездки я убедился в том, что у нас сейчас в Пруссии слишком много свобод. Прусское судопроизводство, например, самое свободное в мире. В Пруссии председатель суда присяжных никогда не имеет права высказывать свое мнение и перебивать защитника, тогда как в Англии

стр. 63


--------------------------------------------------------------------------------
председатель королевского суда совершенно открыто навязывает присяжным свое мнение и постоянно ставит защитника на место. Во Франции вскрытие писем организовано официально, в Англии же, похоже, это делается еще бесцеремоннее... Австрийское государство, насквозь гнилое и дряхлое, держится исключительно благодаря своей бюрократии. В Австрии на каждого политического подозреваемого уже на протяжении 20 лет существует досье, я бы сказал, его ипотечная книга, у нас же такие материалы нигде не собраны и не организованы" (3).

Буквально за несколько месяцев Штибер ставит оперативную, сыскную работу. Прежде всего создает основу сыска - агентуру, находит способных людей, объясняет, уговаривает, учит. Заводятся многочисленные досье на рабочие и демократические организации, действующие в Пруссии, в сопредельных странах и даже в Америке. Целый аппарат работает над пополнением папок мышиного цвета со штампом "секретно" или "сверхсекретно", в алфавитном порядке умостившихся на стеллажах в тайной Главной регистратуре берлинского полицейского Управления. С немецкой педантичностью обрабатывается информация из прессы, агентурными донесениями пополняются картотека и именные указатели. Штибер и его шеф, полицай-директор Шульц, регулярно просматривают донесения агентов, расписывают их по тематическим досье, тщательно отделяя при этом сведения, которые не должны попасть в полицейские управления других германских государств. На основании агентурных сообщений Штибер составляет еженедельные сводки для правительства о состоянии оппозиционных движений и партий.

Полицай-президент Хинкельдей сквозь зубы молвит министру внутренних дел:

- Штибер, этот прохвост, дело знает, полицию наладил.

Усилия Штибера подвигли Хинкельдея организовать централизованное межгосударственное германское "Объединение служб безопасности для поддержания общественного спокойствия и порядка", куда вошли руководители германских полицейских служб. Тогда все участники "Объединения" договорились обмениваться информацией, проводить полицейские конференции, чтобы иметь полную картину о демократическом и рабочем движении, о политической эмиграции на всей территории Германии и Европы. А сводки Штибера и Шульца пошли в полицейские управления всех немецких государств.

Вечерами, в своем кабинете, в качающемся полумраке от стеариновых свечей, коих он сжигал дюжинами, Штибер листает досье, вчитывается в агентурные сообщения, сопоставляет. Не складывается пока.

Не ясно, что поставить во главу предполагаемого процесса, кто главные фигуранты? Но все чаще он заглядывает в папку под названием "Партия переворота" с материалами по крайне левому крылу демократической партии, куда входили уже известные полиции коммунисты Маркс и Энгельс.

В один из январских дней 1851 года Штибер прочитал сообщение из Лондона, автор которого весьма сумбурно излагал сентябрьские события, связанные с расколом в этой самой "Партии переворота": некий социалистический клуб раскололся на два, руководителями одного стали некие Вил-лих и Шаппер, другой клуб остался без "особого руководства", а помимо этих двух образований, оказывается, существует еще и "коммунистический клуб под руководством Маркса и Энгельса", и все эти три клуба посылают якобы своих делегатов в так называемый демократический центральный комитет (4).

Это агентурное сообщение в ситуацию с "Партией переворота" особой ясности не внесло, но было понятно, что там, в Лондоне, идет активный процесс кристаллизации политических целей. Штибер просит просмотреть все персональные досье и отобрать для него те, в которых фигурируют люди, связанные с "Партией переворота".

Ему на стол ложится досье на Виллиха, который в полицейской картотеке значится как руководитель эмигрантской группировки под названием "Центр". Этот "Центр" оказался Центральным Комитетом европейской демократии, созданным в конце 1850 года при активном участии Виллиха. Кроме немецких эмигрантов, возглавляемых Виллихом и Шаппером, в комитет входили руководители бланкистской организации "Комитет французского эмигрантского общества демократов-социалистов в Лондоне", представители польской, венгерской и итальянской эмиграции. "Центр" полностью контролировался французской и австрийской полицией, и информации о нем было достаточно.

Но Виллих, Виллих... Что он там делает в Лондоне, какую роль играет в "Партии переворота", что значит раскол "социалистического клуба" и при чем здесь Виллих? Эти вопросы не давали покоя. И Штибер нацеливает агентуру на интенсивную разработку Виллиха и его окружения.

В это же время Штибер узнал, что австрийская полиция имела в префектуре Парижа своего человека - некоего чиновника Вайденбаха, который выступал как австрийский резидент: у него на связи было шесть агентов. Особенно своей активностью выделялся один - Янош Бандья. Он входил в тот самый комитет, именуемый "Центром". От него пришла информация, что активист центра Шиммельпфениг получил полномочия от Виллиха и в качестве

стр. 64


--------------------------------------------------------------------------------
эмиссара отправился в поездку по Германии, в основном по местам дислокации гарнизонов прусской армии, с целью "прощупать настроения офицеров" и распространить среди них некое революционное обращение. И вскоре в полицию от военных поступили экземпляры "Обращения к офицерам".

Реакция последовала быстрая. По докладу Штибера было подготовлено указание полицай-президента Хинкельдея для всех полицейских управлений: вести "строжайшее наблюдение" за всеми приезжими людьми, квартирами демократов и при малейшем подозрении задерживать всех. Но прежде всего искали Шиммельпфенига. Установочные данные на него, подготовленные Штибером, поступили во все полицейские участки.

Но хитер был эмиссар, каждый раз менял внешность и документы. Тогда его не нашли, а вместо него взяли другого, который сыграл роковую роль в последующих событиях.

10 мая 1851 года на вокзале в Лейпциге полиция арестовала не эмиссара "Центра", а эмиссара ЦК Союза коммунистов Петера Нотьюнга, приняв его за Шиммельпфенига. В полицейском рапорте указывалось, что Нотьюнг был задержан благодаря "внимательности полицейского служащего Егера", за что последний вознагражден суммой в 15 талеров (5). Искали одного, нашли другого. Воля случая.

Нотьюнга обыскали, вывернули все карманы, взрезали подкладку сюртука, внутреннюю обшивку кофра. И нашли немало: "Манифест Коммунистической партии", "Обращение Центрального Комитета к Союзу коммунистов", датированное мартом 1850 года, письма, адреса и фамилии лиц, которых Нотьюнг должен был посетить. С этим богатством эмиссар коммунистов был препровожден в Берлин.

И здесь им занялся Штибер. После допросов он возвращался к документам Союза, "Коммунистическому манифесту", переписке. Вчитывался долго. И все больше понимал, насколько это серьезно. Его поразили уже первые строки "Коммунистического манифеста": "Призрак бродит по Европе - призрак коммунизма. Все силы старой Европы объединились для священной травли этого призрака: папа и царь, Меттерних и Гизо, французские радикалы и немецкие полицейские..."

"Пожалуй, надо открыть глаза Хинкельдею", - подумал Штибер.

И ровным бисерным почерком, будто под линейку, изложил свои соображения, которые заканчивались словами: "Заговор ремесленников... продолжает распространяться по всей Европе и даже Америке и Африке в такой степени, которая превосходит все ожидания... Цель Союза - коммунизм и якобизм в самой грубой форме, его идеал - красная республика" (6).

Спустя время он выразится более определенно: "Весь пролетариат заражен, коммунизм, по-моему, сейчас куда опаснее, чем демократия. Здесь кроется действительная опасность. Коммунизм - приманка, которую пропаганда сейчас удачно использует. Демократические эксперименты утратили в народе доверие" (7).

Первые-результаты расследования, доложенные Штибером, посчитали настолько серьезными, что следствие взял под свой контроль берлинский полицай-президент Хинкельдей, а директор полиции Шульц, прямой начальник Штибера, активно включился в работу по Нотьюнгу.

Что же открылось Штиберу и Шульцу после изучения документов, изъятых у Нотьюнга, и его допросов? Оказывается, существует самостоятельная пролетарская организация "Союз коммунистов", цель которой - коммунистическое преобразование общества. Но, согласно попавшим в руки полиции документам, это преобразование зависело от наличия объективных экономических и политических предпосылок. Такая позиция устраивает далеко не всех членов Союза. Появилась группа лиц, жаждавшая немедленной революции, искусственного формирования событий, вплоть до организации заговора. Поведение этой группы спровоцировало раскол эмиграционного лондонского ЦК Союза коммунистов. Большинство приняло сторону Маркса и Энгельса: собирать силы, заниматься основательной теоретической подготовкой членов коммунистических объединений, вести убедительную пропаганду коммунистических взглядов в обществе, и все это до наступления следующего революционного кризиса. Меньшинство, которое возглавили А. Виллих и К. Шаппер, стояло за превращение Союза в заговорщицкую организацию для устройства революции экспромтом.

Виллих, этот бывший прусский офицер, чья рука соскучилась по оружию, обзывал Маркса трусом, мягкотелым теоретиком и требовал немедленных решительных действий. Так же категоричен и несдержан был и Шаппер - профессиональный революционер.

Конфликт большинства с меньшинством закончился исключением из Союза коммунистов Виллиха, Шаппера и их сподвижников. На этом настоял Маркс и был поддержан соратниками.

- Да, пошли вы подальше с вашей теорией и пропагандой. Мы создадим свою организацию, организацию действия, - примерно так заявил Виллих, покидая собрание коммунистов.

И действительно создал сепаратистскую организацию под названием Зондербунд - Особый союз, к которому примыкало так

стр. 65


--------------------------------------------------------------------------------
называемое Просветительское общество рабочих.

А оставшееся большинство ЦК Союза коммунистов, "партия Маркса", как назвал его Штибер, постановило перенести ЦК в Кельн. И вот Нотьюнг уже выступал как эмиссар кельнского ЦК, и все документы, изъятые у него, были связаны только с деятельностью "партии Маркса". Партия, которая считала, что власть в Германии обречена объективным ходом истории и не нужно создавать организацию для свержения правительства, оно и так падет.

Между марксистским ЦК и Зондербундом Виллиха началась ожесточенная борьба за ячейки Союза коммунистов по всей Германии. Эмиссары Маркса и Виллиха двинулись по стране от общины к общине. Люди Виллиха интриговали против Маркса, а марксистские эмиссары разоблачали идеи Виллиха и сепаратизм Зондербунда. Вил-лих неплохо оснастил своих людей. По крайней мере каждый из них имел список адресов активистов коммунистического Союза, входящих в ту или иную общину. В Берлине это был адрес Нотьюнга: "портных дел мастер Шмидт, Кроненштрассе, 23". К нему-то в один из вечеров и пришел Шиммельпфениг. Долго говорили, а потом поздний гость попросил хозяина отправить по почте несколько листовок с "Обращением к офицерам прусской армии".

Встреча с Шиммельпфенигом дорого обошлась Нотьюнгу. За нее ухватился Штибер. Его уже не волновали их идейные разногласия. Он отстроил этот эпизод, как ему было нужно: есть единый Союз коммунистов, есть его активисты, которые поддерживают между собой связь, а один из них распространяет антигосударственные листовки, провоцируя офицеров и солдат армии.

Потом Штибер вновь вернулся к изъятым у Нотьюнга письмам и списку членов Союза с адресами. По заданию ЦК Нотьюнг должен был встретиться с ними для восстановления связей между общинами. Но теперь уже полиция по указанию Штибера наносила визиты по указанным адресам, которые заканчивались обысками и арестами. Так были взяты видные активисты Союза - Генрих Бюргере в Дрездене, Герман Беккер и Резер Беккер в Кельне, Абра- ам Якоби в Хартуме, Хоупт в Гамбурге. Потом взяли еще пятерых активистов. На допросах выясняли замыслы, связи, организацию работы. Полтора года тянулось следствие по делу коммунистов, которое Штибер и Шульц назвали заговором, "носящим характер измены". Эта придуманная ими формулировка так и легла в обвинительное заключение.

Но это было потом, а тогда, в начале июня 1851 года, сидя в душном кабинете Шульца, Штибер загибал пальцы и нудно перечислял, что они имеют на сегодняшний день по делу коммунистов.

- Это наличие ЦК, потом пролетарских общин по всей Германии, потом поездки эмиссаров и деятельность активистов. Это организационные дела. Мы вскрыли подпольную сеть.

- Ну и что? - спросил Шульц.

- А то, что все это можно положить в основу заговора, а по сути, в основу организации показательного процесса над революционерами- коммунистами. Вот смотрите, какие цели и задачи они себе ставят, - продолжал Штибер, - это в их документах и показаниях арестованных. Уничтожение частной собственности, но самое главное - радикальное изменение общества с его религией, правами и обычаями.

- Это, конечно, серьезно, - после долгой паузы сказал Шульц.- Но и их ЦК, и их общины, эмиссары, поездки напрямую о заговоре ничего не говорят. Да и показания наших арестованных ничего не выявили в этом смысле. Ну что такое заговор? Гляньте в Уголовный кодекс. Это определенное насильственное действие, то есть покушение как объект преступной воли, - это не доказано. Дальше, это договоренность заговорщиков о способах, месте и времени этого действия - этого нет. И твердое решение заговорщиков об исполнении своих действий - это не доказано. Ну да, вы о целях и задачах говорили, - коммунисты нацелены на радикальное изменение общества, они против частной собственности. Ну и что? Они не любят страну, общество, в котором живут, короля - даже ненавидят. Но это лишь отношение, позиция, убеждения в конце концов. А враждебные убеждения - это не заговор. И в нашем Уголовном кодексе, как вы знаете, Штибер, нет статьи, предусматривающей уголовную ответственность за убеждения и даже за их пропаганду. Суд их оправдает, это не предмет уголовного процесса, а скорее политического. Хотя, конечно, эта партия Маркса чрезвычайно опасная группа. Они хоть и не ставят ближайшей целью заговор и переворот, но столь радикальны в своих конечных целях, что несут угрозу вообще всей Европе. И если их не остановить, беды не миновать. Надо думать, Штибер, думать, как остановить! Я с вами согласен, что коммунистов-марксистов нужно поставить в центр будущего процесса, но нужно и доказать в соответствии с нашими законами их опасность и подсудность. И не только доказать, но и разрушить этот чертов Союз, и кое-кого посадить! Давайте думать, Штибер, как их осудить, как это сделать.

И Штибер вновь засел за материалы следствия. В который раз листал дела арестованных коммунистов. Вот "Устав Коммунистического Союза", и в нем четко видна его структура как организации нелегальной. Вот показания Нотьюнга, Резера и

стр. 66


--------------------------------------------------------------------------------
Бюргерса, в которых они все же признали существование общества с определенными целями, Штибер все чаще останавливался на показаниях Бюргерса, допрос которого вел старый пройдоха Шульц.

"Вопрос. Вы утверждаете, что ваш Союз чисто пропагандистская организация, цель которой - разъяснение задач рабочим после буржуазно-демократической революции. Чем вы это можете доказать?

Ответ. Чтобы понять, что такое наш Союз, историю его возникновения, необходимо ознакомиться с "Уставом Союза коммунистов" 1847 года, "Манифестом Коммунистической партии" и "Уставом революционной партии" 1848 года. Это программные документы, там все о целях и задачах, и они подтверждают характер Союза, о котором я уже говорил.

Вопрос. У нас не все эти документы есть. Где можно взять остальные?

Ответ. Их можно взять в Лондоне, в архиве Союза, который после раскола остался у Виллиха с Шаппером, в их фракции".

- Так, так, - бормотал Штибер, - архив в Лондоне, архив Союза в Лондоне, у Виллиха с Шаппером. Они хотят поднять мятеж, они подстрекают армию, хотят сделать революцию. Значит, помимо листовок, которые у нас, у них есть еще и программные документы. И они хранятся в архиве в Лондоне. Вот что нам надо: добыть эти подстрекательские документы из архива и соединить их с партией Маркса!

Не мешкая, Штибер понесся к Шульцу.

- Кажется, есть решение! - С этими словами он ворвался в кабинет директора полиции. - Мы знаем, что существует архив Виллиха, который в Лондоне, в нем программные документы и Союза Маркса, и фракции Виллиха. А Виллих со своими подстрекает войска, готовит мятеж, новую революцию. Надо цели и тактику фракции Виллиха представить тождественной целям и тактике партии Маркса. Маркс и Виллих - одно и то же! Вот что надо доказать!

- А разногласия, раскол между Марксом и Виллихом - здесь же пропасть? - произнес Шульц, раздумывая над кардинальной идеей Штибера.

- Какие разногласия, какая пропасть?! - воскликнул Штибер. - Я уже думал об этом и посмотрел еще раз материалы следствия и письма Маркса. Смотрите, как объясняют раскол Маркс и Виллих. Маркс считает, что раскол произошел из-за того, что фракционеры подменили диалектику "Манифеста Коммунистической партии" немецким национальным воззрением, так приятным уху немецких ремесленников, и они же, фракционеры, исходили из того, что главное в революции не действительные отношения, а воля вождей и организации. А Виллих с компанией объясняют случившееся интригами Маркса и его соратника Энгельса, которые задумали с помощью подготовленной ими "группы литераторов" господствовать в Союзе коммунистов и превратить этот Союз в орудие личной власти. Виллих здесь - наш соратник. Все эти идейные разногласия нужно представить как личную склоку между Марксом и Виллихом. В целях и тактике они едины, но поругались из-за того, что оба претендуют на роль первого вождя. Исходя из этого и нужно разрабатывать антиправительственный заговор.

- А в этом что-то есть, - раздумчиво произнес Шульц. - Это вы неплохо придумали, Штибер. Давайте набросаем план действий. И немедленно езжайте в Лондон. Мобилизуйте всех наших агентов, надо искать архив.

Уже в Лондоне Штибера и его помощника лейтенанта Грейфа догнала обстоятельная сверхсекретная инструкция, сочиненная Шульцем и подписанная полицай-президентом Пруссии Хинкельдеем.

По сути, это был сценарий подготовки процесса о заговоре, текст которого гласил: "...раскол лондонского ЦК был вызван раздорами чисто личного характера... коммунистическая партия состоит из двух союзов: чисто коммунистического, то есть обнаруженного сейчас в Кельне, и Зондер-бунда в Лондоне, так называемого социал-демократического Союза, который с Виллихом и Шаппером во главе стремится использовать коммунизм исключительно для политической революции и в настоящее время, по существу, представлен лондонским Рабочим союзом (подразумевается Просветительское общество немецких рабочих в Лондоне. - Э. М. ). Вышеизложенным объясняется враждебность Виллиха и Шаппера по отношению к Марксу и Энгельсу и их взаимные нападки, о чем в достаточной мере свидетельствуют конфискованные при обысках письма... Похоже, что Виллиха, Шаппера и Лемана (соратник Виллиха. - Э. М. ) меньше всего интересовал коммунизм. Для них скорее важно было использовать Союз для быстрейшего фактического осуществления политической революции".

Дальше в инструкции говорилось, что обвинение в заговоре можно доказать только при наличии документов Зондербунда: "От того, будут доставлены эти бумаги или нет, зависит все, так как из них станет известным распространение Союза не только в Лондоне и Германии, но и во Франции и Швейцарии". И ниже излагалась конкретная задача для Штибера из шести пунктов, звучавшая как приказ: достать уставы Союза "старый" и "новый" ("Устав Союза коммунистов" 1847 года и "Устав революционной партии"); установить тщательное наблюдение за действиями Просветительского

стр. 67


--------------------------------------------------------------------------------
общества рабочих (организация, находящаяся под влиянием фракции Виллиха-Шаппера. - Э. М. ) с помощью "умного агента", который присутствовал бы на всех его заседаниях"; составить полный список членов Просветительского общества с указанием возраста, сословия, места рождения; выяснить связи общества с северогерманским "Рабочим братством" и другими рабочими союзами Германии; обеспечить перехват писем и жесткий контроль за передвижением членов Просветительского общества, об отъезде любого члена на континент немедленно сообщать в полицай-президиум. Инструкция заканчивалась следующими словами: вручить копию этого документа полицейскому советнику Штиберу с просьбой "проинструктировать лейтенанта полиции Грейфа и поручить последнему приступить к выполнению этих заданий с особым усердием, осмотрительностью и умением. О результатах время от времени докладывать" (8).

Итак, Штибер и его заместитель Грейф получили официальный приказ добыть материалы Зондербунда. Здесь они надеялись на лучшего своего агента в окружении Маркса и Виллиха - Чарльза Флери. Его настоящее имя Карл Фридрих Август Краузе. Купец из Гамбурга, он симпатизировал демократам и даже вошел в одну из общин Союза. А потом был случай с исчезновением некой суммы после коммерческой сделки, о котором стало известно полиции. На допросе Карл Краузе предложил себя в тайные агенты. Дело передали лейтенанту Грейфу, в политическую полицию. И там Краузе стал Флери. Изворотливый, хладнокровный, он нашел себя в новой стихии. Ему и предстояло выкрасть архив Зондербунда. Скоро он установил, что документы Союза коммунистов хранятся на квартире одного из соратников Виллиха - некоего Освальда Дица.

Сама технология похищения предстает из докладной записки Штибера Хинкельдею, которую он написал 25 августа 1851 года, после возвращения с победой из Лондона: "Флери все бумаги получил с помощью обмана, войдя в доверие к одному из членов Союза в Лондоне. Часть документов он получил благодаря тому, что выдал себя за эмиссара кельнской фракции и привлек на ее сторону одного члена ЦК в Лондоне, который отдал Флери бумаги, считая, что этим оказывает услугу кельнской фракции, а не полиции. Как известно, все бумаги Союза скрывались от кельнской фракции. Этим обстоятельством объясняется, почему пропажа до сих пор не обнаружена, что избавляет нас от необходимости спешить с принятием мер. Напротив, Флери настоятельно просит меня воздержаться от вмешательства, так как он надеется с помощью хитрости и под маской эмиссара добиться еще более значительных результатов и хочет в Париже основательно подготовить почву для вмешательства официальных органов" (9).

И Штибер засел за изучение выкраденных документов Союза. Их было 49, какие-то в оригинале, какие-то в копиях. Среди них был литографированный экземпляр "Устава Союза коммунистов" от 8 декабря 1847 года со вставками и вычеркиваниями, после которых он превратился в Устав Зондербунда от 10 ноября 1850 года. Здесь же были оригинал заявления Маркса и его сторонников о выходе из лондонского Просветительского общества немецких рабочих, и копия проекта обращения Зондербунда к руководящим округам Союза от 1 октября 1850 года, тут же лежало обращение лондонского конгресса Зондербунда к Союзу коммунистов в июле 1851 года, в котором излагалась программа Союза накануне, во время и после революции.

Особый интерес Штибера вызвали отчеты эмиссара Зондербунда Адольфа Майера из Парижа и Женевы, письма из руководящих округов Зондербунда.

"А ведь эти отчеты и письма, - подумал Штибер, - лучше всего свидетельствуют о подпольной сети Зондербунда, особенно во Франции".

"В Германии - зачатки, а в Париже боеспособные организации. Разве эта сеть не говорит о заговоре?" - задавал он себе вопрос. И тут же вспомнил о предложении Флери подогреть обстановку в Париже для вмешательства официальных властей.

"Если это сделать, мы засвидетельствуем наличие заговора, немецко-французского. Это может стать, пожалуй, главным аргументом на процессе", - размышлял Штибер.

Вот тогда он и написал письмо полицай-президенту Хинкельдею, которое закончил словами, что он готов "провести обыски в Париже с целью захвата архива тамошних общин" (10). Но сначала он посылает в Париж Флери под именем Шмидта - по легенде, видного функционера кельнского ЦК коммунистического Союза. Этот Шмидт должен был внедриться в парижские общины и помочь тамошним активистам сплести нити заговора.

Штибер инструктировал Флери, чтобы тот на встречах с активистами Союза и Зондербунда вел линию на то, что Марксу и Энгельсу доверять нельзя, надо ориентироваться на Виллиха с Шаппером и их программу.

- Вы поймите, - настойчиво внушал Штибер, - важно внести в ряды эмиграции раздор, склоку, недоверие, подозрительность друг к другу. Пусть Союз и Зондербунд грызутся между собой, и внутри них тоже пусть идет грызня. И тогда они забудут о нас, и мы им всунем, что хотим, и тогда накроем.

стр. 68


--------------------------------------------------------------------------------
Он умел и любил стравливать и даже возвел это умение в некий универсальный метод для политической полиции. Хотя понимал, что идея первоначально не его, а короля. Но с королем он смирился. Фридрих-Вильгельм в апреле 1851 года потребовал от Хинкельдея проинструктировать чинов полиции в необходимости "сеять раздор во враждебном лагере, всячески поддерживать уже имеющиеся противоречия и возбуждать новое недоверие так, чтобы одна фракция демократов считала, что ее предает другая" (11). И Штибер оказался лучшим учеником короля.

Флери отбыл в Париж, а Штибер дал указание своим людям, в первую очередь Грейфу, чтобы имя Флери в переписке обозначать соответствующим знаком, который выглядел так: +. Уж слишком серьезна была миссия Флери, и Штибер решил предусмотреть все для сохранения тайны.

Флери оправдал надежды. Работал он нагло и виртуозно. Легенда, которую они обкатали со Штибером, привораживала парижских активистов Зондербунда. Ну кого оставит бесчувственным история про то, как Шмидт, спасаясь от преследования, бежал из Кельна и при этом еще помог увести из-под носа полиции местную союзную кассу с пятьюстами талеров. И теперь эти деньги он готов употребить на то, чтобы "вновь привести Союз в цветущее состояние" (12). Это впечатляло, ему открывали двери руководители виллих-шапперовских общин.

Шмидт с удовольствием наносит визиты. Он уже узнаваем, популярен, у него много идей. Но ему интересна переписка и связи внутри и между общинами, он узнает адреса активистов, ходит на их заседания, фиксирует их дела. Но при этом он говорит одним плохо о других, другим плохо о третьих, и всем плохо о Марксе, и все это с выражением непреклонности в глазах. Многие им очарованы.

Шерваль, секретарь одной из общин, пишет с восхищением своему соратнику Гиппериху в Страсбург: "Из Кельна прибыл член Союза Шмидт с доброй вестью об удавшемся побеге члена кельнской общины Райнеке вместе с союзной кассой в 500 талеров в Страсбург. Райнеке и Шмидт не очень доверяли Марксу и Энгельсу и обратились в Ла-Шо-де-Фон к Гессу, который и дал им парижские адреса. Сообщаю адрес Райнеке в Страсбурге и прошу тебя ответить как можно скорее, так как считаю это дело очень важным. Надеюсь, что вся организация кельнского ЦК окажется в наших руках" (13).

Воодушевленный письмом Шерваля, Гипперих двинулся к Райнеке. Как только он вошел в дом по указанному адресу, полицейские агенты замкнули на нем наручники. А подробности операции мы читаем в рапорте помощника Штибера лейтенанта Грейфа: "Что касается кассы в 500 талеров кельнского Союза, то все это пустое, этим наш + (Флери. - Э. М. ) ввел в заблуждение парижский округ. Он и был приехавшим Шмидтом. Никакого Райнеке в Страсбурге вовсе не было... Благодаря этому мы нашли точный адрес Гиппериха и смогли сообщить его французскому правительству. Последнее, конечно, не догадывалось о проделанном маневре и тут же по телеграфу отдало распоряжение арестовать даже несуществовавшего Райнеке" (14).

А Штибер в эти же дни внимательно изучал донесения Флери из Парижа. Он уже неплохо представлял состояние парижских общин, их структуру и связи, настроения их вождей и вынашиваемые планы. Работой своего агента он был доволен. Теперь пришла его очередь вступить в игру. 19 августа Штибер выехал из Берлина, 23- го днем он уже обосновался в Париже, в отеле "Терминус", недалеко от Монпарнаса. Как ни любил он Париж, а времени предаться парижским забавам не было.

Его уже ждал префект столичной полиции Карлье. Они просидели всю ночь, обсуждая детали операции. И если Штибер предполагал действовать тихо, постепенно расширяя круг арестованных, то Карлье был настроен решительно. К этой решительности его подвигло письмо из архива Дица, в котором речь шла о причастности некоторых членов Национального собрания Франции к распространению революционного займа и связи их с коммунистами. Карлье хотел сразу арестовать вместе с проживающими в Париже "подозрительными" эмигрантами- коммунистами и этих депутатов парламента и, пользуясь случаем, провести обыски у лиц, оппозиционных к президенту Луи- Наполеону. Карлье с жаром доказывал Штиберу, что чрезвычайно заинтересован в акциях, необходимых для тренировки сил и очищения Парижа. И он бесконечно благодарен Штиберу за доставленные доказательства деятельности эмигрантских объединений и готов устроить настоящую "травлю всех безработных и не имеющих паспортов немецких эмигрантов" (15). И Штибер сдался.

Третьего и четвертого сентября 1851 года Париж взбудоражили массовые аресты - 200 человек были доставлены в городскую тюрьму. Было объявлено, что все объединения коммунистов распущены и все заведения немецких эмигрантов закрыты. Шестого сентября оппозиционные газеты уже кричали о "варфоломеевской ночи Карлье", а Штибер сообщал в Берлин: "Здесь еще не догадываются о подоплеке всего этого дела, в частности, до сих пор удавалось скрыть мое и Флери участие в нем, так что мое имя не упоминалось ни в одной газете" (16).

стр. 69


--------------------------------------------------------------------------------
Но Штиберу нужны были не просто аресты, а полноценные свидетели на процессах коммунистов во Франции и Германии. Он поставил на Шерваля. Сообщения Флери убедили его в "перспективности" этого коммунистического вождя. Но его надо было заполучить. И Штибер проводит свою парижскую операцию.

Флери сообщает Шервалю, что того ждет посланец из Страсбурга, некто Райнеке (опять несуществующий Райнеке!). Ждет с пятьюстами талеров, которые он доставил для парижской сети Зондербунда. Конечно, и этот Райнеке, и талеры - чисто полицейская дезинформация. Но Шерваль ждет этих денег и спешит на встречу. Флери провожает его до дверей квартиры, которую на один день снял Штибер. Шерваль входит в полутемный коридор, там его встречает Штибер и ведет в комнату. И здесь он слышит: "Вы арестованы, Шерваль".

В эти дни Флери показал себя настоящей ищейкой. Жена Шерваля, услышав об аресте мужа, тут же отправила его бумаги почтой в Лондон. Узнав об этом, Флери бросился следом и успел перехватить почтовый пакет по лондонскому адресу Шерваля. О, это был улов поистине царский. Флери разложил перед Штибером протоколы заседания парижского округа Зондербунда и переписку вождей и эмиссаров Союза.

- Ну, Шерваль выть будет в тюрьме от досады, что сам себя и свои бумаги так неосторожно передал в руки полиции, да притом прусской, - воскликнул Штибер, перебирая страницы протоколов. - Ловко мы его взяли, ведь он из самых опасных вождей революции, фанатик, слепой исполнитель указаний из Лондона.

Первый допрос Штибер провел нахраписто, не давая опомниться Шервалю. Предупредил, что если будет уклоняться от показаний, в камере ему обеспечат суровый режим: "Выть будете".

- Все расскажите, всю правду о делах Зондербунда в Париже и Германии: замыслы, планы, связи. Не вздумайте что-то скрыть, все документы у нас.

Бледный и мокрый Шерваль бормотал, судорожно промокая языком сухие губы:

- Все скажу, открыто, всю правду, чтобы облегчить судьбу.

"Хилый человек, слизняк, - подумал Штибер. - Но такой сейчас мне и нужен".

Шерваль назвал всех. Всех, через кого была налажена связь в Брауншвейге, Валансьенне, Вервье, Берлине, Франкфурте-на-Майне, Кельне. Рассказал подробно о руководителях общин, особенно выделив гамбургского вождя - Тица: "очень опасен". О себе добавил, что в 1848 году в Кельне был принят Марксом в Союз коммунистов.

"Это важно", - отметил для себя Штибер.

На следующем допросе Шерваль сделал признание, которого так добивался Штибер: "Основанный в Париже округ лондонского коммунистического Союза имел намерение вместе с последним подготовить революцию в Германии" (17). И здесь Штибер делает ему предложение:

- Заключим джентльменское соглашение. Вы даете признательные показания в суде, во французском суде, о Зондербунде, его связях, вождях, активистах, своих соратниках, а я, шеф прусской полиции Штибер, и префект парижской полиции Карлье, гарантируем вам свободу.

Совсем не колебался Шерваль, соглашаясь с этим предложением. На процессе в Париже самый большой срок был отмерен именно ему и Гиппериху - их приговорили к восьми годам тюрьмы. Но через месяц им устроили побег. Штибер здесь оказался верен обещанию: Шерваль еще нужен был ему в Германии.

Но просчитался полицейский: о побеге скоро узнали в Лондоне, в ЦК Союза. Доверенные люди сообщили Марксу об истинной причине побега. Сам Шерваль признался в этом своим, теперь уже бывшим, соратникам по борьбе. Сначала их предал, потом признался, предал Штибера и тоже признался.

После допросов Штибера Шервалем занялся Грейф и первым делом решил проверить его на "благонадежность". Въедливый прусский лейтенант докопался до тайны Шерваля. Его настоящее имя - Йозеф Кремер, родился в 1822 году в рейнской провинции Пруссии, в семье налогового инспектора, вырос в Бельгии. А в Кельне последний раз был в 1844 году, где делал фальшивые векселя. Оттуда ему пришлось бежать. Потом проживал в Бельгии, Англии, Ирландии и Франции.

Читая эти данные, Штибер отметил, что в 1848 году Шерваль в Кельне не был, и не мог его Маркс принять тогда в Союз коммунистов. "Лжет, прохвост, - подумал Штибер, - но эту ложь мы используем. Да, человечишко дрянной, никчемный".

Цену Шервалю знал не только Штибер. Энгельс дал ему отменную характеристику, подняв ее от психологических заключений Штибера до социологии Маркса: Шерваль был "опасным революционером" только в своих письмах, захваченных полицией, а на деле оказался жалким и ничтожным авантюристом, типичным представителем мелкобуржуазной среды, поставлявшей временных попутчиков в революционном движении. Типичной отличительной чертой человека с мелкобуржуазными взглядами, как и класса мелкой буржуазии в целом, является то, что он "всегда хвастлив, склонен к высокопарным фразам и подчас даже занимает на словах самые крайние позиции, пока не видит никакой опасности; он боязлив, осторожен и уклончив, как

стр. 70


--------------------------------------------------------------------------------
только приближается малейшая опасность... ради сохранения своего мелкобуржуазного бытия он готов предать все движение" (18).

Но такие люди - клад для политической полиции. Талант политического полицейского в том, чтобы отыскать их и найти им применение. Даже потерпев неудачу с побегом Шерваля и возможностью использования его на кельнском процессе как живого свидетеля против Союза коммунистов (Маркс-то уже знал, как и почему он бежал из парижской тюрьмы), Штибер заявил под присягой: "Что касается упомянутого шефа французских коммунистов Шерваля, то очень долго и тщетно пытались выяснить, кто такой, собственно, этот Шерваль. Наконец, благодаря доверительному сообщению, которое сам Маркс сделал одному полицейскому агенту, выяснилось, что он является тем человеком, который в 1845 году бежал из тюрьмы в Аахене, где сидел за подделку векселей, и которого Маркс в 1848 году во время тогдашних волнений принял в Союз, откуда он отправился в Париж как эмиссар" (19).

Но это все было потом. А тогда, осенью 1851 года, Штибер вместе с Шульцем писали докладную полицай-президенту Хин-кельдею о готовности к процессу над коммунистами. Они тщательно перечисляли сделанное: арестованы эмиссары кельнского ЦК и Зондербунда, они дали показания, добыты архивы Зондербунда, вскрыта сеть подпольных общин Союза, раскрыт немецко- французский заговор и состоялся суд в Париже, составлена схема обвинения, согласно которой Зондербунд и Союз коммунистов Маркса одно и то же. Налицо заговор против государства и короля.

В ноябре 1851 года дело кельнских коммунистов, наконец, представлено Обвинительному сенату. Через полтора месяца сенат вернул дело на доследование. Это был удар, ставивший под сомнение работу Шульца и Штибера: слаба доказательная база. Но это был удар и для коммунистов, уверенных в том, что арестованных выпустят. А оказалось, что им сидеть и сидеть, пока Штибер не усилит доказательства.

Маркс был возмущен: "На основании нелепого предположения ты должен отсидеть 9 месяцев; затем оказывается, что для этого нет никаких законных оснований. В итоге: ты должен продолжать сидеть, пока следователь не будет в состоянии представить обвинению "объективный состав преступления", а если такового не найдется, то ты можешь сгнить в тюрьме" (20).

Но Штибер не возмущался. Он закатал рукава и энергично взялся за составление нового обвинительного акта. И в июле 1852 года этот документ приобрел совершенно новое звучание и, главное, был приемлем с юридической стороны. Создатель мог быть доволен. Уже 4 октября в Кельне начались судебные заседания. К тому времени умер директор берлинской полиции Шульц, и в суде витийствовал Штибер. Все обвинение строилось на материалах фракции Виллиха-Шаппера, а раскол внутри Союза был показан как ссора личного характера.

Свое первое обвинительное выступление на заседании суда 18 октября 1852 года Штибер начал с рассказа о том, как удалось достать архив Дица: за деньги у коммунистов можно получить все (21). Потом он показал некоторые документы из этого архива и стал объяснять судьям, какая мощная и опасная организация сложилась у коммунистов в Париже и какие связи у нее были в Германии. Именно эта организация встала во главе немецко-французского заговора, а между вождем этого заговора Шервалем и Марксом была давнишняя связь. И самое главное - между Зондербундом Виллиха- Шаппера и Союзом коммунистов Маркса - Энгельса нет никакой разницы (22). Так излагал Штибер.

И все это тотчас становилось известно Марксу в Лондоне. Он внимательно читал "Кельнише цайтунг", подробно освещавшую процесс, и почти ежедневно получал письма от своего доверенного источника, члена Союза коммунистов, адвоката А. Бермбаха, крутившегося в высших судебных сферах. Послания от него доставляли через надежных людей.

Штибер в каждом выступлении выдвигал все новые улики. Чтобы адвокаты их могли опровергнуть, им нужны были доказательные документы. И как можно скорее. Все зависело от Маркса и Энгельса. Прочитав очередное сообщение в газетах и получив информацию от Бермбаха, они немедленно вырабатывали стратегию ответного удара и пересылали в Кельн достоверные документы с письмом, отвечавшим на вопрос, как действовать. Люди Штибера перекрывали адреса доставки марксовой почты, а она находила новых адресатов. Этим занимался талантливый конспиратор Энгельс, его тайный список насчитывал 13 адресов: почта из Лондона приходила коммерсантам и предпринимателям через Париж, Франкфурт, Лейпциг, Гамбург вместе с грузом или прейскурантами цен. От них послания Маркса доставлялись адвокатам. Эти каналы связи использовались в девяти случаях, и полицейские чиновники вставали уже перед фактом.

Тому, как действовал Маркс с соратниками, могла позавидовать самая профессиональная оперативная полицейская группа. Благодаря Женни - верной жене диссидента и революционера Маркса,

стр. 71


--------------------------------------------------------------------------------
можно хорошо ощутить тот интеллектуальный и эмоциональный накал, что сопровождал поединок Штибера и марксистов: "Вы, конечно, понимаете, что "партия Маркса" работает днем и ночью, работает головой, руками и ногами... Все утверждения полиции - чистейшая ложь. Она крадет, подделывает, взламывает письменные столы, приносит лжеприсяги, лжесвидетельствует и, вдобавок ко всему, считает, что ей все дозволено по отношению к коммунистам, которые стоят вне общества! Буквально волосы дыбом становятся от всего этого и от той манеры, с какой самая подлая из полиций присваивает себе все функции прокуратуры... Все доказательства того, что это фальсификация, надо было доставлять отсюда. Моему мужу приходилось, таким образом, работать днем и ночью. Чтобы разоблачить совершенный полицией подлог, надо было представить официально заверенные свидетельские показания трактирщиков (по мнению полиции, в трактирах проходили заседания коммунистов. - Э. М. ), а также официально удостоверенные образцы почерков мнимых составителей протоколов - Либкнехта и Рингса. А затем все документы, переписанные в шести - восьми экземплярах, надо было отправлять в Кельн самыми различными путями... так как все письма на имя моего мужа, так же как и письма отсюда в Кельн, вскрываются и перехватываются" (23).

И настал момент, когда Штибер бросил судьям главную карту: книгу протоколов "партии Маркса". Это была толстенная тетрадь со сводками полиции о "заседаниях" марксистской партии. Их автором- организатором был все тот же Флери, лучший агент Штибера.

Он-то никакого отношения к окружению Маркса не имел. Но тогда откуда такая осведомленность о форме и содержании протоколов заседания Союза? А это заслуга уже другого агента Штибера - Гирша, которого Флери и заставил поработать над протоколами. Этот Гирш, торговый служащий из Гамбурга, примкнувший там к демократам, потом уехал в Лондон и вступил в Просветительское общество немецких рабочих, которое тогда тяготело к сектантской фракции Виллиха-Шаппера. И тут же предложил себя прусской полиции через секретаря германского посольства. Причина - материально стеснен, денег мало. Штибер сначала проверял его на малом, потом задания усложнял, растил агента. И вот, наконец, ответственное дело: проникнуть в Союз коммунистов. Гирш разыграл целую комбинацию, поссорился с Виллихом, вышел из Просветительского общества и обратился в округ Маркса с просьбой о приеме. Марксисты его приняли. И он стал регулярно информировать помощника Штибера Грейфа о делах в партии Маркса. А потом руководство округа потребовало письменного объяснения причин размолвки с Виллихом. И Гирш, не отрывая пера, сочинил текст в несколько страниц. Его хотели опубликовать, но у Маркса появилась информация о возможной связи Гирша с полицией. И Маркс запретил эту публикацию. А потом Гирша исключили из Союза. Агент провалился, и случилось это в январе 1852 года.

И тем не менее помощник Штибера лейтенант Грейф продолжал методично слать из Лондона в Берлин донесения о "партии Маркса" и о всей немецкой эмиграции. Главным информатором и сочинителем этих сыскных сводок был Флери, а провалившийся Гирш выступал за "консультанта" и "редактора". Все же до разоблачения поднаторел на марксистской кухне.

С февраля 1852 года в сводках Грейфа из Лондона реальные факты о заседаниях "партии Маркса" густо перемежались домыслами.

И однажды Штибер понял, это то, что надо. Это случилось 22 сентября 1852 года. В тот день он распорядился изготовить копии с донесений Грейфа без его, грейфовской, подписи. Штибер добавил в них кое-что от себя, еще раз прошелся редакторской рукой по тексту и родилась "Книга протоколов". Ее-то и предъявил суду на заседании 23 октября.

И вновь нарвался на хорошо поставленную защиту Маркса. Государственный прокурор, отвечая на речи адвокатов, назвал "Книгу протоколов" злосчастной и признал, что будь она даже настоящая, она не содержала бы никаких новых доказательств (24). И Штибер тотчас выдвинул новый контраргумент: возможно, это только записная книжка, захваченная его агентом у одного из членов Союза.

А на присяжных "Книга протоколов" вместе с речью Штибера впечатление произвела. В грубых, сочных выражениях он варьировал одну и ту же тему: Союз коммунистов и после ареста его членов в Германии, несмотря ни на что, продолжает свои "ужасные козни в Рейнской провинции, в Кельне, даже в самом зале суда" (25).

- Это опасная партия, партия действия, и если ее не остановить сейчас, она разрушит нашу жизнь, нашу религию, наше общество. И тогда будет поздно, - бросал он в лицо прокурору, судьям и присяжным.

Он действительно переживал за плоды своей многомесячной интриги, и это переживание принималось ими за жгучую веру неподкупного борца за сохранение страны и монархии.

И присяжные свое слово сказали. На основании их обвинительного вердикта большинство представших перед судом были

стр. 72


--------------------------------------------------------------------------------
приговорены к тюремному заключению от трех до шести лет. Из одиннадцати оправдали только четверых.

Ближе к истине, как всегда, оказался Маркс. И так объяснил приговор суда: "Но если прусское правительство... - сказали себе присяжные, - ...поставило на карту свою европейскую репутацию, в таком случае обвиняемые, как бы ни была мала их партия, должно быть, чертовски опасны, во всяком случае их учение, должно быть, представляет большую силу. Правительство нарушило все законы Уголовного кодекса, чтобы защитить нас от этого преступного чудовища. Нарушим же и мы, в свою очередь, нашу крохотную point d'honneur, чтобы спасти честь правительства. Будем же признательны, осудим их" (26).

Именно этого добился Штибер. Его стараниями присяжные поняли, как чертовски опасны эти коммунисты и как опасно и преступно их учение. Страх управлял их решением: коммунистов в тюрьму. После этого процесса коммунистический Союз распался. То же случилось и с общинами Союза по всей Европе. Партия Маркса исчезла как организация.

Но тогда, в дни кельнского суда, Штибер, зная Маркса, предчувствовал, что тот еще скажет слово о процессе. И слово не вялое! И ведь как в воду глядел. Не дожидаясь окончания судебного действа, предвидя его финал, Маркс пишет яркий убийственный памфлет "Разоблачения о кельнском процессе коммунистов". Убийственный прежде для правительства. Агент Штибер из окружения Маркса доносит в Берлин, в полицай-президиум: "Это своего рода критическое освещение процесса с юридической и политической точек зрения. Само собой разумеется, что при этом крепко достанется правительству и полиции... Его гениальное перо Вам знакомо, мне, таким образом, нет нужды говорить, что эта брошюра будет мастерским произведением, которое в высшей степени должно будет привлечь внимание масс" (27).

Но и Штибер не дремлет. В ответ на "Разоблачения" Маркса он начинает лихорадочно работать над трактатом об опасности коммунизма для человеческой цивилизации. Привлекает к этому мыслящего начальника полиции из Ганновера - Вермута. Скоро из- под их двойного пера выходит фундаментальный труд в двух частях "Коммунистические заговоры девятнадцатого столетия" ("Черная книга") - своего рода антикоммунистический учебник и одновременно руководство для организаторов политического сыска. В этом двухтомнике нашли место и история рабочего движения, и вопросы теории и практики коммунизма, и методы работы коммунистических организаций. И здесь же оказался длинный "черный список" лиц, связанных с коммунистической деятельностью. И не только список, но и их биографии. Снабженное массой агентурного материала, это сочинение было популярно, на него ссылались, цитировали, опровергали. Энгельс, соратник Маркса, в 1885 году назовет штиберское издание стряпней "двух подлейших полицейских негодяев нашего столетия" (28).

Почти 250 раз упоминают Маркс и Энгельс в своих трудах имя Штибера. Достойная оценка. Достал он их до самой печенки.

Книга Штибера и Вермута положила начало антикоммунизму как течению, как практике. В каком-то смысле они выступили как основоположники. Были продолжатели. Много. В наши дни, в конце двадцатого века, сильно нашумели французы. Выпустили труд под штиберовским названием "Черная книга коммунизма" - 768 страниц (29). Авторы - не из полиции, а из науки, шестеро историков. Использовали документы и свидетельские показания, материалы из рассекреченных и труднодоступных архивов. Несомненно, что антикоммунистические разоблачения Штибера, оформленные книгой почти полтора столетия назад, находят последователей и сегодня. Но последователей уже не в спецслужбах, а в научных кругах.

Правда, у нового поколения последователей-антикоммунистов - историков, социологов - нет таких помощников, что были у Штибера. Нет Гирша, нет Флери - человека с псевдонимом +, которому лейтенант Грейф, помощник Штибера, дал весьма сочную характеристику: "Я знаю, что существует мнение, будто Рейтер выкрал письма у Дица. Так вот оно не верно... Флери сам выкрал эти письма двумя партиями, и он же здесь, в Лондоне, перехватил бумаги Шерваля, ему обязаны мы тем, что Гипперих и Рейнингер были схвачены, ему должны мы быть благодарны за берлинские письма, которые он стащил из квартиры Шаппера... ему мы должны быть благодарны за все, что имеем... Он не является членом ни одной организации, но знаком почти со всеми эмигрантами и поэтому нам не бесполезен... Он получал от нас 200 талеров в месяц, помимо оплаты за поездки, совершаемые в наших же интересах" (30).

Мог ли Штибер организовать процесс над коммунистами и выглядеть достойно в своих литературных опытах без своих агентов, проверенных в деле?

ЖИЗНЕННЫЕ НЕУРЯДИЦЫ

А в 1858 году Штибера уволили со службы, с поста директора политической полиции. И сделал это новый император Вильгельм I, который посчитал, что его предшественник Фридрих-Вильгельм совершил глупость, доверив полицию такому человеку,

стр. 73


--------------------------------------------------------------------------------
как Штибер. История не оставила свидетельств, на основании чего император так решил, но Штибер оказался выброшен из политической элиты. И все его противники и пострадавшие от него, близкие к власти, объединились, чтобы отдать бывшего под суд. Его обвиняли, что он выступал как провокатор, шпион, исковеркавший многие судьбы. Но Штибер нашел, что ответить: да, он это делал, но с ведома и по поручению короля Фридриха-Вильгельма. Защищался он мастерски, и суд его оправдал.

На другой день после приговора, еще нежась в постели, Штибер вдруг отчетливо осознал, что сейчас он оказался всего лишь субъектом частной жизни. Но эта стихия была не его.

Чем заняться, что делать?

И вскоре он оказался в туманном, морозном Петербурге. Там в нем увидели эксперта, способного создать зарубежную службу, отыскивающую революционеров, бежавших из царской России и осевших в европейских столицах. Изучив представленный проект, его приняли в соответствующий департамент, положили жалованье и выделили деньги на организацию зарубежного сыска. И он его создал для России. Проект его оказался настолько прочен и надежен, что только российская Февральская революция 1917 года положила ему конец.

Но Штибер не был бы Штибером, если бы, занимаясь зарубежным сыском для русского царя, он не вел бы разведку в России, не собирал бы информацию о ее экономических и военных возможностях. Так, на всякий случай, на будущее. И случай скоро представился.

ВМЕСТЕ С БИСМАРКОМ

Отто фон Бисмарк, новый канцлер Пруссии, объединитель германских земель, заинтересовался Штибером. Канцлера весьма впечатлил кельнский процесс над коммунистами. О деталях ему поведал газетный король Брасс, владелец влиятельной "Норддойче Альгемайне Цайтунг". А в деталях весь Штибер. И это увлекло канцлера больше всего. Такой человек был ему нужен.

Бисмарк как раз готовил поход на Австрию. И попросил Штибера провести глубокую разведку состояния ее экономики и армии. Уж так понравился Бисмарку штиберовский обзор русской армии, что захотелось иметь нечто подобное по австрийцам. И Штибер сам отправился в разведывательное путешествие. Он играл под коммивояжера и набил свою повозку изделиями из кожи, статуэтками святых, цветными картинками и порнографическими открытками. Продавая товар, он объехал всю Австрию, общался с сотнями людей, и его сведения поразили генеральный штаб прусской армии. Пруссия разбила Австрию, ее победные военные планы во многом опирались на информацию Штибера.

Когда началась австрийская кампания, Штибер, с одобрения Бисмарка, создал разведслужбу при полевом штабе. Начинал в одиночестве, но вскоре у него уже была целая разведывательная организация. И статус его поднялся до главы военной разведки. Правда, прусские генералы, зная Штибера как полицейского, не пустили его в свою столовую. Тогда Бисмарк сам позвал Штибера отобедать с ним. Жест канцлера был понят, и генералы, хотя и сквозь зубы, признали авторитет шефа разведслужбы.

И как не признать? Изумляет размах его деятельности. Не теряя времени, он создает еще службу контрразведки с широкими полномочиями, службу цензуры и службу пропаганды. По указанию Штибера все письма с фронта и на фронт проходили через цензуру. Он думал над тем, как поднять боевой дух армии и населения. И когда придумал, испросил разрешение у Бисмарка открыть Центральное информационное бюро, которое бы создавало и распространяло сведения о тяжелых потерях противника, о хаосе, дезорганизации, а то и панике во вражеском тылу, о нехватке оружия и боеприпасов у вражеской армии, о подавленном настроении ее солдат. Здесь Штибер выступал как организатор психологической войны.

После победы над Австрией император Вильгельм изменил мнение о Штибере и дал понять, что тот заслуживает звания тайного советника, хорошего финансового вознаграждения и военных наград. Война подняла авторитет Штибера в глазах власти.

Но впереди была другая война, задуманная Бисмарком - война с Францией. И, как всегда, сначала вперед была брошена разведка. Штибер проворачивает масштабную интригу, стоившую Франции большой крови.

Русский царь Александр II собрался с визитом в Париж. Там его считали союзником и готовили достойный прием. И в это время Штибер узнает, что в Париже на царя готовится покушение. Организаторы - поляки, что борются за независимость Польши от России. Как распорядиться этой информацией во благо Германии? Ход Штибера выверен точно: он молчит до последнего. И лишь незадолго до начала парада, на котором присутствует царь Александр, сведения о покушении доводятся до французской полиции. Полиция в панике, хватают подозрительных, оцепляют кварталы. Царь, свита в сильном волнении. Наконец, заговорщики схвачены. Через несколько дней суд, который не решает ничего. Ведь схваченные - только подозреваемые и по французским законам наказанию не под-

стр. 74


--------------------------------------------------------------------------------
лежат. Александр II взбешен и обижен на французского императора: "Он даже не наказал убийц!" Ну разве мог после этого Александр стать союзником французов? Разошлись императоры, поссоренные Штибером. И Франция осталась один на один с Германией.

А Штибер в те дни изобретательно и хладнокровно, как в Австрии, ведет разведку во Франции. Его служба работает как социологически-статистическое бюро - точно, педантично, по плану. Его агенты описывают дороги, мосты, реки, склады, укрепленные позиции, подъезды и подходы к ним, системы вооружения. В поле зрения агентов - фермы, дома, состояние урожая, количество повозок и лошадей, скота и птицы, численность жителей на направлениях главного удара, моральный дух войск и населения. Когда немцы разбили французскую армию и расположились во Франции, жестокость оккупационного режима обеспечивали службы Штибера. За любое недоброжелательство к немецкой армии карали немилосердно: пытали и вешали. Через 70 с лишним лет гестапо во Франции повторяло методы Штибера, на порядок ужесточая их.

Первого марта 1871 года немецкие войска победным маршем прошли по Парижу. А через три недели восстали парижские рабочие и изгнали правительство Тьера, с которым Бисмарк подписал условия перемирия. Тьер бежал в Версаль, а в Париже пролетарии провозгласили Парижскую коммуну. Бисмарк спокойно, даже равнодушно наблюдал за происходящим. Его спокойствие взорвал Штибер. Он добился внеочередной встречи с канцлером, был взволнован, но нашел самые точные слова о коммунистах, пролетариях, целях Коммуны, об опасности ее для Франции, для богатых, состоятельных людей. Он сказал, что коммунистическая зараза уже коснулась немецких рабочих, и не дай бог они объединятся с французскими пролетариями. Этот разговор стоил Бисмарку бессонной ночи. Но после нее он знал, как действовать: французам надо помочь задушить революцию, но на определенных условиях. Тьеру разрешили увеличить армию и для этого выпустили из плена сто тысяч французских солдат. Их-то и бросили против восставшего Парижа. Превосходство правительственных войск было подавляющим, благодаря Бисмарку и маячившему за ним Штиберу. Коммуна захлебнулась кровью, а победителям остался Бисмарк. Во- первых, не пустил революционную заразу в Германию, во-вторых, по соглашению с Тьером, Франция, за выпущенных из плена солдат, потом убивавших коммунаров, согласилась отдать Эльзас и Лотарингию, выплатить пятимиллиардную контрибуцию, а до погашения контрибуции согласилась на оккупацию части страны. Штибер грел себя мыслью, что это была и его победа, над Францией и коммунистами.

Все последующие годы Штибер лелеял созданную им службу разведки и контрразведки, набрасывая ее сеть на всю Европу. В агенты вербовал дворян и отставных офицеров, проигравшихся или вынужденных подать в отставку, банковских служащих и служащих отелей, продавцов и коммивояжеров, особенно нечистых на руку. Фермеры, ремесленники, парикмахеры и кокотки тоже были его любимыми категориями агентурного ряда. Но особенно привечал женщин. Их эффективность как агентов несомненно выше мужской, считал он. Особенно полезны женщины легкого поведения: "недурные собой, но не слишком брезгливые". Потом шли горничные, служанки, буфетчицы, домашняя прислуга в домах чиновников и аристократов.

Его агенты пролезали в международные банковские и торговые сообщества, получали информацию в мире финансового и промышленного капитала. И все для Германии. Германия превыше всего! Он уже тогда понимал великую мощь прессы и пропаганды. В его службе специальный отдел занимался изучением иностранных газет и журналов, зарубежного общественного мнения. Если статья была против Германии, его люди выясняли, что заставило журналиста ее написать, кто оплачивал ее. А потом работали с редактором и автором и предлагали большие деньги за иную, пронемецкую публикацию. "Германию Европа должна любить", - говорил Штибер, и для этого он субсидировал газеты в сопредельных странах. "Противника можно ослабить или превратить в союзника, используя прессу" - эту мысль Штибер внушал своим агентам постоянно.

У Бисмарка он всегда находил поддержку своим идеям и начинаниям. Как нашел их в проекте "Зеленый дом". Тогда, в 80-е годы, так назывался появившийся в Берлине фешенебельный публичный дом. Сколько изобретательности и денег вложил Штибер в это заведение! Зеленое снаружи, красно-розовое, бордовое внутри. Ковры, хрусталь, гобелены, резная мебель, просторные диваны, полумрак от зеленых ламп. И посетители: солидные буржуа, аристократы, политики, служители власти, родственники императора. Штибера не устраивала их обычная любовь с проститутками, хотя и фешенебельными. Он добивался от персонала, чтобы клиент переступал грань, за которой - неукротимый разврат, извращения, наркотики. И тогда клиент попадал в руки Штибера. Клиент панически боялся позорного разоблачения и становился управляемым. И Штибер использовал его в своих сыскных комбинациях во власти. Через 55 лет глава гитлеровской службы бе-

стр. 75


--------------------------------------------------------------------------------
зопасности группенфюрер СС Гейдрих воспользовался опытом основоположника - основал подобный салон, вошедший в историю как "Салон Китти".

Умер Штибер неожиданно, весной 1892 года, в возрасте 74 лет. Подагра подкосила его, изломала тело. Мучился долго. В проблесках сознания пронзала мысль: не зря жил, не зря работал, есть победы, и какие! Маркс и коммунисты, Австрия, Франция, все во имя великой Германии.

Историки пишут, что похороны были многолюдны и веселы. Большинство пришло поплясать вокруг могилы теперь уже не страшного полицейского чиновника, чья фамилия Штибер в переводе с немецкого означала "собака-ищейка".

ЛИТЕРАТУРА, ПРИМЕЧАНИЯ

1. Михайлов М. И. История Союза коммунистов. М.: Наука, 1968, с. 449.

2. Mehring F. Einleitung zu Karl Marx: Enthullungen uber den Kommunistenprozess zu Koln.- Berlin: Verl. Paul Singer S. Co., 1914, - s. 22.

3. Российский центр хранения и изучения документов новейшей истории (РЦХИДНИ), ф. 191, д. 668, л. 174, 176.

4. Der Bund der Kommunisten. Dokumente und Materiallen. Bd. 3. 1851- 1852.- Berlin: Dietz, 1984, d. 10/2.

5. Staatsarchiv Dresden. Ministerium des Innern, N 10963 (besondere Mappe).

6. РЦХИДНИ, ф. 191, д. 63, л. 2, 3, 4.

7. РЦХИДНИ, ф. 191, д. 68, л. 7.

8. РЦХИДНИ, ф. 191, д. 668, л. 12.

9. РЦХИДНИ, ф. 191, д. 68, л. 3.

10. РЦХИДНИ, ф. 191, Д. 63, л. 6.

11. Herrastadt R. Die Erste Verechworung gegen das Internationale Proletariat. Zur Geschichte des Kolner Kommunistenprozesses 1852.- Berlin: Rutten und Loening, 1958, s. 290.

12. Маркс К., Энгельс Ф. Разоблачения о кельнском процессе коммунистов. Соч., 2-е изд., т. 8, с. 439.

13. Gataatserchiv Potsdam Rep. 30, Berlin, С, Tit. 94, Lit, G. Mr. 217, BL 21-22.

14. РЦХИДНИ, ф. 191, д. 708, л. 52.

15. РЦХИДНИ, ф. 191, д. 68, л. 28, 44.

16. РЦХИДНИ, ф. 191, д. 68, л. 44.

17. РЦХИДНИ, ф. 191, д. 17, л. 42; д. 708, л. 456-457.

18. Маркс К., Энгельс Ф. Германская кампания за имперскую конституцию. Соч., 2-е изд., т. 7, с. 114.

19. Bittel К. Der Kommunistenprozess zu Koln 1852 im Spiegel der Zeitgenossichen Presse.- Berlin: Rut-ten und Loening, 1955, s. 101.

20. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т. 28, с. 406.

21. Bittel К. Der Kommunistenprozess zu Koln 1852 im Spiegel der Zeitgenossichen Presse, s. 93; Маркс К., Энгельс Ф. Разоблачения о кельнском процессе коммунистов, т. 8, с. 434.

22. Bittel К. Der Kommunistenprozess zu Koln 1852 im Spiegel der Zeitgenossichen Presse, s. 92-103.

23. Маркс Женни. Адольфу Клуссу. - Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т. 28, с. 542-543.

24. Bittel К. Der Kommunistenprozess zu Koln 1852 im Spiegel der Zeitgenossichen Presse, s. 262; Маркс К., Энгельс Ф. Разоблачения о кельнском процессе коммунистов, т. 8, с. 474.

25. Маркс К., Энгельс Ф. Разоблачения о кельнском процессе коммунистов, т. 8,с.451.

26. Там же, с 490-491.

27. РЦХИДНИ, ф. 191, д. 19, л. 10.

28. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 214.

29. Черная книга коммунизма. М.: 1999, - 768 с.

30. РЦХИДНИ, ф. 191, д. 708, л. 563.

стр. 76

 
 
 

Постоянный адрес данной публикации: