Франсуа БЕРНЬЕ. История последних политических переворотов в государстве Великого Могола. Предисловие А. Пронина. Перевод с французского Б. Жуховецкого и М. Тамара. 349 стр. Соцэкгиз. 1936.

В начале XVI века Индия была завоевана тюркскими феодалами, образовавшими обширную империю Великих Моголов.

XVII век был переломным в истории Индии. Это был период наибольшего территориального могущества феодальной империи Великих Моголов и начало ее стремительного развала. Кроме Северной Индии и Афганистана империя охватывала всю Бенгалию, Декан и в последнюю четверть XVII века - пусть на короткий промежуток времени - подчинила себе буквально всю Индию, за исключением небольшой территории на крайнем юге. Могольские армии пересекали в 1647 году Гиндукуш и пытались завоевать, правда, неудачно, Афганский Туркестан. Но военные предприятия моголов все хуже удавались им. Ключ важнейшей караванной магистрали, связующий Индию с бассейном Средиземного моря, - Кандагар - оставался в руках персов. Три последовательных осады Кандагара кончились позорной неудачей, и персидские летописцы могли с полным основанием утверждать: "Правители Дели могут украсть крепость с помощью золота, но неспособны ваять ее в открытом бою". Стотысячное войско моголов не в состоянии было также сломить сопротивление горстки португальских рыцарей первоначального накопления, отбивавшихся за полуразрушенными стенами своей крепостцы Диу. Громоздкая махина могольского наемного войска еще кое-как справлялась с подавлением крестьянских восстаний на севере Индии, но была бессильна сломить восстания народности махратов.

Острый глаз европейских наблюдателей уже прикидывал число штыков и батальонов, которые проложат будущим колонизаторам дорогу к сказочным богатствам Индии. Придворный врач императора Ауренгзеба (1668 - 1707), француз Бернье, пишет в своей докладной записке на имя министра Людовика XIV Кольбера: "Поэтому, созерцая эти армии, двигающиеся без надлежащего порядка, подобно стаду баранов, я часто думал, что если бы в этих странах появилось всего лишь двадцать пять тысяч человек из старых войск Фландрии под начальством принца Конде или господина де Тюренна, они, несомненно, опрокинули бы все эти армии несмотря на всю их многочисленность" (стр. 90).

Так обстояло дело на суше, где в списках могольского войска числилось 530 тысяч кавалерии и множество пехоты (ценность последней в военном отношении была ничтожна). На морях безраздельно господствовали сначала португальцы, а потом сменившие их голландцы, французы и англичане. Бели моголам здесь удавалось добиться частичных успехов, то лишь путем стравливания соперничающих европейцев и использования противоречий, конкурирующих между собой ост-индских компаний.

Военная слабость Могольского государства разжигала аппетиты европейских хищников, а богатства феодальной Индии слепили им глаза. При дворе в Дели бриллианты мерили не каратами, а сирами, как сыпучие тела. Рента - налог, - ежегодно собираемая Великим Моголом, исчислялась в 340 миллионов рублей. Один трон "Тахт-и-Таос" (что значит павлиний) обошелся в 70 миллионов рублей золотом.

С Индией Европа имела наиболее обширные торговые связи. Индия - поставщик пряностей и, в частности, перца и кардамона, крупнейший экспортер хлопчатобумажных тканей и красящих веществ на внешний рынок - занимала первенствующее место в восточной торговле; к тому же она была наиболее подробно изучена европейскими разведчиками и купцами. Именно сокровища и пряности Индии были той притягательной силой, которая гнала португальские каравеллы на Восток в поисках новых морских путей вокруг Африки.

Быстрый упадок Могольского феодального государства и сказочные сокровища Индии делали ее наиболее заманчивым об'ектом колониальной добычи.

Представителем интересов мусульманских феодалов в Индии являлся последний крупный могольский правитель" - Ауренгзеб, пытавшийся резким поворотом внутренней политики (законодательства против индусов, конфискация земель индусских храмов и т. д.) и рядом завоевательных войн" "спасти положение.

Гибель огромного государства моголов, имевшего свыше 100 миллионов подданных, происходила в эпоху, когда Европа уже пережила свои первые буржуазные революции и хищники первоначального накопления уже стучали в ворота Индии. Флот европейских торговцев и пиратов уже господствовал на Индийском океане. В XVII веке, после разгрома португальцев голландцами и англичанами, впервые ощутительно сказывается изменение путей внешней торговли Индии. Теперь основной поток ин-

дийского экспорта уже проходит через английские фактории в Бомбее, Шурате, Карваре и Хугли, через голландские фактории в Массулипатаме и на Цейлоне, через французские фактории в Пондишери и Чандранагоре. Артиллерия, обслуживаемая португальскими, французскими, английскими авантюристами, часто решала исход междоусобных войн индийских феодалов.

2

Такова была эпоха, в которую жил в Индии Франсуа Бернье, автор рецензируемой нами книги. Из 12 лет, проведенных им в Индии, он около 9 лет был придворным врачом Ауренгзеба и секретарем губернатора Дели Данишмед-хана. Бернье находился в центре событий, он имел возможность разобраться во внутренних пружинах и раскрыть детали, знакомые человеку, бывшему в курсе политики правительства. К тому же он был на редкость внимательным и тонким наблюдателем. В письме от 2 июня 1853 года Маркс, ознакомившись с книгой Бернье, описал Энгельсу: "Об образовании городов на Востоке нет ничего более блестящего, наглядного и неотразимого, чем старая книга Франсуа Бернье, бывшего девять лет врачом ори Ауренгзебе"¹ . Энгельс отвечал Марксу: "Старый Бернье на самом деле очень хорош. Всегда радуешься, когда наткнешься на этакого старого, трезвого, ясного француза, всегда попадающего в самую точку"² . Конечно, Бернье - это разведчик колониальной экспансии Франции, он анализирует упадок Могольской империи с конкретной целью открыть путь французской Остиндской компании. Бернье, ученик Расенди, французский буржуа, зараженный предрассудками своего класса, не может сгонять причин, неминуемо ведущих к упадку Могольской Индии. Он мерит все на буржуазный аршин, ему чуждо понимание особенностей индийского феодализма. Но вместе с тем острота и меткость его наблюдений, уменье везде схватывать решающее делают его книгу лучшим первоисточником по Индии XVII века.

Бернье оставил нам бьющее прямо в цель описание аграрного строя Индии. И здесь он опять-таки сумел выделить основное, сумел указать на то, что решающей формой собственности в доколониальной Индии была государственная собственность могольских феодалов. "Наконец, обратите внимание на то, что Великий Могол, - пишет Бернье, - является наследником всех эмиров, или вельмож и мансейдеров, или маленьких эмиров, которые состоят у него на жалованье, а также на то, что все земли государства - а это имеет важнейшие последствия - составляют его собственность, за исключением кое-каких домов или садов, которые он позволяет своим подданным продавать, делить или покупать друг у друга по их усмотрению" (стр. 184 - 185).

Правильно обнаруживая основную форму феодальной собственности - государственную собственность на землю, - Бернье не приводит, однако, это обстоятельство в связь со значением искусственного орошения для индийского земледелия. Крупные оросительные сооружения, принадлежавшие феодальному государству, имели огромное значение в деле осуществления его господства над крестьянством. Но государственная собственность отнюдь не исключала наличия в тогдашней Индии и крупнейшего феодального землевладения. По данным персидской хроники Абдул Гамвда, весь бюджет империи в 1650 году равнялся 880 крорам. Из них в казну самого Великого Могола поступало всего 120 крор, а остальные 760 раздавались крупным феодальным кормленщикам в наделы, так называемые икта, или джагиры. Джагир Могольской Индии представлял собой пожалование кормленщику определенной территории, налоги с которой полностью или частично поступали к нему. Кормленщик в свою очередь имел определенные обязательства в отношении центральной власти. Среди них важнейшее - содержание определенного контингента войск.

Характерными чертами упадочного могольского феодализма являлись, во-первых, преобладание крупных и Крупнейших феодальных наделов, во-вторых, их наследственный служебный характер, в-третьих, наличие государственной собственности на землю, преобладающей над всеми другими видами собственности. Здесь, конечно, нужна серьезнейшая поправка на огромное разнообразие аграрных отношений феодальной Индии, в известной мере сохранившихся, вернее, консервированных английским империализмом в нынешней Индии-колонии. В ряде районов, в особенности на северо-западе Индии и в Афганистане, можно говорить лишь о начале процесса феодализации. На самом юге, за рекою Кришна, Маркс указывал на существование частной земельной собственности в отличие от государственной.

Лестница военно-чиновничьей иерархии моголов совпадала с градациями феодальных наделов и на первый взгляд представляла собой весьма сложную и законченную систему. От вицекороля или командующего армией до придворного поэта или королевского конюха - все в одинаковой степени обеспечивались наделами в кормление, образуя лестницу из 14 ступеней и рангов. На все высшие посты в государстве назначались исключительно крупные феодальные кормленщики, хотя их наделы не всегда находились в пределах провинций, где они служили, и нередко были разбросаны в разных частях страны.

Простые ратники, низший командный состав войска, средние и низшие звенья

¹ К. Маркс и Фр. Энгельс. Собр. соч. Т. XXI, стр. 489.

² Там же, стр. 496.

гражданского чиновничества не имели наделов и получали содержание деньгами, подрабатывая на войнах, взятках и грабежах. Как видно, от старой, феодальной иерархии осталась одна головка. Основной фигурой выступал крупный и крупнейший феодальный кормленщик. Его надел охватывал обширные территории, он эксплоатировал миллионы, а иногда десятки миллионов крестьян. Из общего числа в 4 тысячи кормленщиков-феодалов решающее значение имели какие-нибудь 400 - 500 крупнейших, каждый из которых был ответственен за отряд минимум в 500, максимум в 10 тысяч наемного войска. Доход такого кормленщика составлял не меньше 300 - 500 тысяч рублей золотом в год. Этим крупнейшим феодалам Могольской Индии Бернье дает блестящую характеристику: "Эти эмиры - обыкновенно просто авантюристы и пришельцы всякого рода национальностей, как я говорил, которые тянут один другого ко двору; это люди, вышедшие из ничтожества, некоторые из них рабы, большая часть без образования. Могол раздает им высокие должности по своему усмотрению и по произволу смещает их" (стр. 190).

Некоторый военный опыт, личная храбрость в бою, лесть при дворе, рабская преданность своему покровителю и уменье предать его при первом же удобном случае - вот качества, которые требовались для кратковременной, но блестящей карьеры при дворе Великого Могола. Отсутствие кастовой, сословной или национальной спайки, несвязанность традициями, достоянная неуверенность в завтрашнем дне придавали отпечаток беспокойства и лихорадочности этим своеобразным носителям феодальной эксплоатации. Их великолепные дворцы часто разваливались раньше, чем они были достроены. Непрерывные переброски из одного конца империи в другой, зависимость от капризов Великого Могола и влияния его жен и придворных фаворитов, невозможность передать детям свои земли и богатства, обстановка разлагающей роскоши и боязнь неожиданного краха, феодальный грабеж крестьянства, лишенный патриархальных покровов, и в то же время ограничение добычи каждого отдельного кормленщика вмешательством более крупного и сильного и прежде всего самого Великого Могола - таковы наиболее яркие черты могольского феодализма, бросавшиеся в глаза Бернье.

С течением времени кормленщик становился все более безудержным, необузданным эксплоататором. Традиционная продуктовая рента была раньше ограничена определенной долей - от трети до половины физического об'ема крестьянского валового урожая. С конца XVI века поземельный налог - рента - вносится в деньгах; плох ли урожай, хорош ли - налог надо платить в одинаковом размере. Широкое распространение получают принудительные работы крестьян. К основному налогу феодалы от себя присоединяли многочисленные надбавки, так называемые "абвабы". Наконец, доходы внутренних таможен и многочисленные поборы с ремесленников и купцов дополняют формы добычи кормленщика и его чиновничьего аппарата. Кормленщик непрерывно и успешно обманывает центральную власть, широко прибегая к утайкам и незаконным обогащениям. Так например губернатор Дели Данишмед-хан, ученый покровитель Бернье, имел ранг и доходы командира 5 тысяч всадников, фактически же он содержал только тысячу, а остальное клал себе в карман. Оросительных сооружений стали строить значительно меньше чем 100 лет назад, в период расцвета, при императоре Акбаре. Зато усиленно воздвигались дворцы, мавзолеи, мечети.

3

Дав бесподобную характеристику феодальной верхушки и отношений между повелителем Дели и местными феодалами, Бернье относительно меньшее внимание уделяет положению крестьянства. Но он констатирует: "... эта тирания часто переходит всякие границы, отнимает у крестьян и ремесленников все необходимое для жизни, так что они умирают от голода и нищеты, не производя детей, или имеют таких, которые умирают в детстве, ибо плохо питаются и живут в бедности, как и их отцы и матери. Бывает, что они покидают землю, чтобы поступить в услужение... или бегут, куда только могут... наконец, земли обрабатываются почти исключительно из-под палки, а следовательно, очень плохо, многие истощаются и делаются совершенно непригодными..." и т. д. (стр. 202).

Бернье совершенно не останавливается на особенностях индийской общины как замкнутой единицы хозяйства. Гению Маркса мы обязаны глубоким анализом социально-экономического строя феодальной Индии. Маркс указал на наследственное разделение труда между земледелием и ремеслом внутри общества и в то же время на соединение ремесла и земледелия в рамках каждой общины. Маркс указал на косность и рутину полурастительного существования этих бесчисленных изолированных деревенских мирков, на их полное безразличие к переменам и бурям в феодальных верхах. Община выступает как прочнейшая опора феодальной деспотии. Тремя ее основными функциями были налоги, армия и забота о сети искусственного орошения почвы.

Зато с исключительной меткостью характеризует Бернье город и его особенности в тогдашней феодальной Индии. Город - стоянка войск, город - лагерь, обросший домами и дворцами, и его значение прежде всего как места раздела и распределения прибавочного продукта, выжатого из многих миллионов крестьян. Военное "поражение или прихоть деспота меняли расположение города-лагеря, и лишь живописные развалины говорят нам

о былой славе таких городов, как Биджпур, Виджианагар или Фатехпур-Сикри.

Он пишет: "Эти три государства: Турция, Персия и Индостан, - уничтожив понятие "мое" и "твое" по отношению к земельным владениям, что является основой всего, что есть в мире ценного и прекрасного, - поневоле очень похожи друг на друга и имеют один и тот же недостаток: рано или поздно их неизбежно постигнут те же бедствия, та же тирания, то же разорение, то же опустошение" (стр. 206). Дело не только в отсутствии частной собственности на землю: в Индии XVII века, безусловно, еще не было широких предпосылок к переходу к капиталистическому способу производства. Достаточно указать на следующее: чрезвычайно низкий уровень развития производительных сил, полупервобытные, деревянные орудия в сельском хозяйстве, простая кооперация труда при крупных общественных работах. Постройка различных дворцов и храмов велась отдельными артелями наследственных ремесленных каст. Обобществление труда не проявлялось сколько-нибудь заметным образом. Городское ремесло, правда, отделилось от сельского хозяйства, но оно обслуживало потребности армии, двора, феодальных верхов и экспортной торговли, а до мануфактуры, дело не дошло. Разделение труда между земледелием и ремеслом внутри общины не связано с обменом и стоит в стороне от того разделения труда, которое складывается во всем индийском обществе. Значительная часть феодальных накоплений и даже купеческих капиталов застывала ввиде денежных вкладов и сокровищ. Бернье указывает, что купцы "главным образом это можно видеть у язычников, в руках которых сосредоточены почти вся торговля и деньги, проникнуты верой в то, что золото и серебро, которые они прячут в течение жизни, будут служить им после смерти" (стр. 201).

Заботы индийских купцов о своем загробном опасении дополнялись в последние годы правления Ауренгзеба более реальным страхом за свое земное существование: мы имеем в виду жестокие преследования индусов. Отсюда усиленное зарывание кладов.

Но если Индия XVII века отнюдь не являлась страной, стоявшей накануне буржуазного переворота, как это утверждал ренегат Рой, зато пышным паразитическим цветом распустился торгово-ростовщический капитал. Он опутал буквально все стороны экономической жизни. Ростовщик и купец собирали в Индии XVII века богатую дань с крестьян. В самом деле, как обойтись без него, когда поземельный налог нужно было платить деньгами? Ростовщик выступал в прибыльной роли посредника между могольским сборщиком налогов и деревенской общиной. Ростовщик и купец непосредственно брали на себя откуп налогов. При Ауренгзебе откуп налогов пустил прочные корни на севере Индостана. Это сыграло большую роль в деле гибели Могольской империи чем все ее военные поражения, вместе взятые, или, точнее, здесь-то в конечном счете и крылась первопричина военных неудач моголов. Дух шейлоковской жестокости и ростовщического вымогательства пронизывал военно-чиновничий аппарат феодального насилия моголов. Массовая продажа крестьян-неплательщиков в рабство, широкое применение пыток при сборе налога сделались обычным явлением в деревне.

Подвиги ростовщического капитала не ограничивались высасыванием соков из мелкокрестьянского хозяйства. Достаточно тяжелым было положение и городских ремесленников, опутанных тяжелой задолженностью и системой денежных авансов (дадан). Ростовщик также находил свою добычу среди феодальной знати. Бернье пишет, что могольская аристократия три огромных доходах не столько расходует средств на пищу и платья, сколько на дорогие подарки императору Моголов. Ценность этих подарков-взяток исчислялась в миллионах рублей. При получении должности великого вазира Мир-Джумля преподнес императору Шах-Джагану полтора миллиона рупий наличными, знаменитый бриллиант "Кух-и-Нур" ("Гора света"; сейчас этот бриллиант принадлежит английской казне, отсюда поговорка "Индия - лучшая жемчужина британской короны"), 20 слонов и 50 арабских лошадей. На одном из праздников, где присутствовал другой француз, Тавернье, Ауренгзеб подучил подарков от знати на сумму в 22 миллиона рублей золотом. Эти подношения и подарки, по сути дела, превращались в систему покупки должностей. Губернатор, купивший должность, стремился срочно вернуть затраченные деньги, которые он занял под 20 - 30% годовых, путем разорения крестьян и ремесленников. Усиливалась эксплоатация крестьянства, которое теперь должно было кормить не только феодальную знать, но и удовлетворять апетиты торговца и ростовщика. Увеличение роли денег и растущее влияние торгово-ростовщического капитала внесли значительные изменения в могольскую феодальную систему: ускорилось пожирание низших и средних звеньев феодальной иерархии крупными и крупнейшими феодалами; выживают наиболее приспособленные к изменившимся условиям, а именно те, кто умело совмещал свое высокое, привилегированное положение с бесстыдной спекуляцией, торговлей и ростовщичеством. Назревал крах империи.

В ходе развала Могольского государства весьма отчетливо выступало основное классовое противоречие феодальной Индии: между крестьянством и феодалами. В XVII веке вспыхивали мощные крестьянские восстания (сикхов, джатов, сайтами и др.), взрывающие тыл Могольской империи. Нарастали сепаратизм и самостоятельность местных губернаторов и могольских вицекоролей. Феодальные

кормленщики выставляли в армию лишь от 1/10 до 1/20 положенных войск. Великий Могол бессилен был обеспечить безопасность дорог внутри страны: всюду рыскали разбойничьи шайки. Даже императорская почта доходила с опозданием на несколько месяцев. Могольская армия также бессильна была обеспечить неприкосновенность границ. Не прошло и нескольких лет со времени от'езда из Индии Бернье, как через горные проходы северо-запада в долину Индии ворвались афганцы и персы. Надир-шах взял в Дели добычу больше чем на миллиард рублей золотом и запер эти сокровища в своей крепости Келатте. С юга подбирались другие, более опасные и лучше вооруженные хищники - англичане. Распад империи Великого Могола совпадал с началом длительного процесса превращения Индии в колонию.

"Неограниченная власть Великого Могола была свергнута его наместниками, могущество наместников было сломлено махратами... пока все воевали против всех, налетел британец и оказался способным покорить их всех"¹ . Так заканчивается история Индии эпохи Великих Моголов и начинается трехсотлетнее колониальное владычество! Англии над богатейшей страной мира.

4

Перевод книги Ф. Бернье на русский язык в известной мере восполняет острый недостаток в литературе по истории колониальных стран и поможет читателю ознакомиться с хорошим первоисточником, освещающим один из наиболее интересных этапов в истории Индии XVII века.

Необходимо также отметить хорошее качество перевода, сделанного тт. Томара и Жуховецким; переданы очень верно как существо изложения, так и стиль Бернье.

В примечаниях есть отдельные неточности и неправильности, которые следовало бы устранить в последующих изданиях. Например примечание 14-е указывает, что Мир-Джумля был в последние годы царствования Ауренгзеба губернатором Бенталии. На самом деле Мир-Джумля до самой своей смерти сохранял должность великого вазира, или старшего министра.

В своем предисловии тов. Пронин 25 страниц из 50 посвящает описанию современной Индии, подвергающейся грабежу и насилиям со стороны английских колонизаторов. Политически заостренно и сжато автор рисует положение рабочего класса, излагает основные черты антинародной конституции, навязанной Индии в 1935 году, останавливается на сущности гандизма и тех задач, которые стоят перед индийскими коммунистами в связи с борьбой за народный антиимпериалистический фронт. Эта часть предисловия, безусловно, ценна, но непомерно велика по отношению к той части, которая посвящена непосредственно Индии эпохи Бернье. Такое размещение материала, при котором центр тяжести перенесен "а вопросы индийской современности, очевидно, объясняется в значительной степени недостаточным знакомством автора с конкретной историей Индии эпохи Бернье и моголов. Отсюда и другое неизбежное следствие - упрощенчество и схематизм. Тов. Пронин правильно подчеркивает, что "...главная причина развала империи и потери Индией экономической и политической самостоятельности заключалась в экономической и политической структуре империи. Феодально-чиновничий произвол, растущая паразитическая эксплоатация торгово-ростовщического капитала вкупе разрушали производительные силы" (стр. 50). Но тов. Пронин утверждает, что решающее политическое влияние при императоре Ауренгзебе уже принадлежит иностранным колонизаторам: "Подкупы феодалов-чиновников, заговоры, интриги приняли новое направление: главный водораздел шел по линии за или против торговой компании данной страны, например английской, французской" (стр. 51). Это - явное преувеличение. Дальше, тов. Пронин пишет, что "...война Ауренгзеба с английской компанией 1685 года окончилась победой компании и эта победа значительно усилила рост сепаратизма внутри империи..." (стр. 49). Это утверждение просто неверно.

Война эта, начатая английской Ост-индской кампанией с целью территориальных захватов, окончилась не ее победой, а поражением. Англичане должны были покинуть Бенгалию и очистить ряд своих факторий на Коромандельском побережье. Ауренгзеб разрешил англичанам возобновить торговлю лишь по выплате ими крупной контрибуции и принесении унизительных извинений. В ту пору империя моголов еще была способна дать отпор. Преувеличивая степень экономического и политического влияния иностранных колонизаторов в Индии XVII века, тов. Пронин освобождает себя от необходимости раскрыть процесс превращения Индии в колонию во всей его сложности.

Могольская империя была взорвана внутренними противоречиями и добита внешними ударами (1739 г.). Англичане завоевали Индию не у моголов, а у тех государственных образований, которые возникли на развалинах Могольского государства (сикхи, махраты, вицекоролевства Ауда, Бенгалии и др., об'явивших себя самостоятельными княжествами). Об этом в предисловии ничего не сказано. Тов. Пронин говорит о неспособности Ауренгзеба приостановить нарастание экономического и политического кризиса империи Великих Моголов. Здесь нельзя ограничиваться общими фразами. Последний из моголов пытался найти выход и в завоевательных войнах и в проведении ряда внут-

¹ К. Маркс и Фр. Энгельс. Собр. соч. Т. IX, стр. 362.

ренних реформ, направленных к расширению мусульманского феодального землевладения за счет "еще остававшихся кое-где индусских феодалов, а главным образом за счет обширных индийских храмовых земель. Ауренгзеб равным образом пытался в порядке особых законов ликвидировать задолженность мусульманской знати индийским ростовщикам и одновременно укрепить позиции близкого ему мусульманского торгово-ростовщического капитала за счет индусского. Все это в предисловии обходится, молчанием. А между тем здесь-то и кроется об'яснение, почему индусским феодалам и жрецам удалось так легко использовать ряд крестьянских восстаний пропив моголов под знаменем религиозной войны индусов против мусульман. Нельзя также согласиться с тов. Прониным в трактовке основной причины завоевательных войн моголов на юге Индии. "Войны великих моголов, - читаем мы, - начиная с Акбара и кончая Ауренгзебом, велись главным образом с целью подчинения приморских княжеств, т. е. за контроль над возраставшей морской торговлей через порты Индийского океана" (стр. 47). Одна из персидских хроник передает разговор Ауренгзеба с его великим вазиром, сразу вводящий нас в суть дела: "Число феодалов, которые ежедневно представляются вашему величеству, безгранично, между тем как пространство земли, которой вы располагаете для раздачи наделов, ограничено" (Персидская хроника Хамидуд-Дин-Амхама).

Политика экспансии была продиктована внутренним кризисом Могольской Индии, упадком доходов феодалов, их стремлением захватить новые территории. Лишь в самом выборе направления удара, безусловно, играло роль указанное тов. Прониным наличие торговых путей к южным портам Индии. Но это - не одно и то же. И здесь очень легко можно власть в ошибки М. И. Покровского с его универсальным об'яснением исторического процесса - торговым капиталам и борьбой за торговые пути.

В заключение нельзя не отметить небрежного отношения тов. Пронина к цитатам из Маркса. Маркс писал: "В Азии с незапамятных времен существовали лишь три отрасли управления: финансовое ведомство, или ведомство по ограблению своего собственного народа, военное ведомство, или ведомство по ограблению соседних народов, и, наконец, ведомство публичных работ"¹ . Вторую функцию восточной деспотии и марксову характеристику военного ведомства как департамента внешнего грабежа тов. Пронин передает так: "Защита границ, т. е. ограждение собственной власти от посягательств других хищников, им же подобных" (стр. 17).

Все эти недочеты в предисловии следует устранить в последующих изданиях книги Бернье.

¹ К. Маркс и Фр. Энгельс. Собр. соч. Т. IX, стр. 347.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Комментарии: