Автор: П. ГОЛУБ

Павел ГОЛУБ, доктор исторических наук, профессор, заслуженный деятель науки РСФСР

КРАТКОЕ ВВЕДЕНИЕ

По меньшей мере уже два столетия силы реакции с сатанинским упорством насаждают в мировом общественном сознании большую ложь о красном и белом терроре. Суть этой долгоиграющей фарисейской кампании кроется в том, чтобы до невероятности преувеличить масштабы и жестокость красного террора и всячески замолчать или преуменьшить злодеяния террора "своего", белого. Противники прогресса таким образом стремятся оклеветать революцию, запугать массы рядовых граждан "ужасами" красного террора, отлучить их от участия в революционном обновлении мира. Но еще со времен Великой французской буржуазной революции, когда впервые появилось деление террора на красный и белый, стало очевидно, что второй по своему размаху и жестокости намного превосходит первый. Предопределено это тем, что контрреволюции, как правило, противостоит большинство народа, и чтобы сломить его волю, остается только одно средство - беспощадный террор, плюс помощь иностранных штыков. В той же Франции конца XVIII в. дикие оргии восставших вандейцев, зверства роялистов, поднявших мятежи в ряде городов, расправы солдат армий оккупантов, призванных спасать прогнившую монархию, затем, после термидора, преследование и истребление участников революции бандами белых террористов под названием "Воинство Христа", "Воинство Иеговы", "Воинство солнца" и пр. затмили своими расправами все то, что совершили якобинцы. При всем этом идеологи контрреволюции до хрипоты кричали о зверствах якобинской диктатуры, но как рыба безмолвствовали о преступлениях термидорианцев. И, как известно, вызвали со стороны европейских монархий бурю проклятий в адрес "красной" Франции, что негативно сказалось на формировании ее облика в умах многих европейцев. Ложь тогда сделала свое дело.

Но правду утаить невозможно. Известный французский историк этой революции А. Олар писал: "Реакция, последовавшая за прериальскими днями, была ужасна". И с фактами в руках неопровержимо доказал это в своей "Политической истории Французской революции".

В последующих революциях 1848-1849 гг. повторилось то же самое. Вопли о преступлениях взбунтовавшейся "черни" звучали еще громче, в то время как волны белого террора буквально захлестывали очаги восстаний, унося тысячи жертв. Но об этих жертвах Кавеньяки, палачи восставших, предпочитали молчать. Но честные голоса тогда все же прозвучали в Европе. К. Маркс, внимательно следивший за ходом революций, писал в конце 1848 г.: "Революция в Вене, как и в Париже, потоплена в крови, погребена в дымящихся развалинах". А. Ф. Энгельс, подытоживая результаты зверств контрреволюции, разоблачая ложь о "гуманности" буржуазных революций, указывал, что гнусности торжествующих палачей "за 4 месяца стоили больше крови, чем 1793 и 1794 годы, вместе взятые".

Вершины белый террор достиг в то время при подавлении Парижской коммуны, взявшей власть, как известно, мирным путем. Буржуазия, почувствовав угрозу своему господству, обрушила всю силу ярости на героических коммунаров. До 100 тысяч их было убито, брошено в застенки, сослано на каторгу.

До точки кипения лживая кампания против красного террора поднялась в связи с победой Великого Октября в России и последовавших за ней революций в других странах, поставивших вопрос о переходе от капитализма к социализму в порядок дня. Внутренняя российская контрреволюция подняла тогда бешеный пропагандистский вой о "зверствах" большевиков, подхваченный империалистами Запада, хотя большевики взяли власть фактически мирно. Всего за 4 месяца Октябрь триумфально прошествовал из края в край огромной страны. Это

стр. 62

стало возможно благодаря поддержке власти Советов подавляющим большинством народа. В этих условиях революционное насилие носило весьма ограниченный характер и прямо зависело от степени сопротивления антисоветского лагеря. Поразительную терпимость власти большевиков к своим политическим противникам в первые месяцы после Октября публично признали тогда многие лидеры контрреволюции. Генералы Краснов, Марушевский, Болдырев, реакционер Пуришкевич, министры- "социалисты" Временного правительства Никитин, Гвоздев, Маслов и многие другие были под честное слово отпущены на свободу.

Увы, враги Октября ответили на великодушие Советской власти вероломством. Большая кровь в России пролилась тогда, когда они, одержимые идеей реставрации, развязали в середине 1918 г. тотальную гражданскую войну, призвав, как водится, на помощь более чем миллионную армию интервентов, в том числе 280 тысяч австро- германских штыков и около 850 тысяч английских, американских, французских и японских. Попытка учинить российский термидор не удалась. Но она стоила нашему народу, по неполным данным, около 8 млн. убитых, замученных в концлагерях, умерших от ран, голода и эпидемий. Материальные потери страны, по оценкам экспертов, составили астрономическую цифру - 50 млрд. золотых рублей.

Белый террор обнажил тогда свой звериный лик также в Финляндии, Германии, Венгрии, Баварии, Словакии, охваченных революционным пожаром. Обезумевшая от страха буржуазия, опять же при поддержке войск интервентов, душила своих классовых противников без пощады. К бесконечному мартирологу жертв белого террора были добавлены новые сотни тысяч.

Составляя реестр жертв белого террора, не забудем о двух мировых войнах. Первая обошлась человечеству в 10 млн. убитыми и около 20 млн. искалеченными, вторая - уже около 55 млн. убитыми и в несколько раз больше искалеченными. Только в фашистских лагерях было замучено около 11 млн. человек. Кто несет ответственность за эти неимоверные потери? Когда надо ответить на этот фундаментальный вопрос, апологеты буржуазии теряют дар речи, но вдруг обретают его, когда им повелевают обличать красный террор. Но все честные люди Земли знают, что вина за две мировые войны лежит на наиболее агрессивных кругах международного империализма. И только люди, подобные предателю Резуну (Суворову) и его немногочисленные подпевалы у нас в стране и уцелевшие приверженцы нацизма на Западе тужатся приписать это "красным". Бесчестье этих людей вызывает лишь омерзение. Если когда-нибудь будет составлен мировой реестр жертв белого террора, то человечество содрогнется от ужасных потерь в результате разгула реакционного насилия как средства противодействия общественному прогрессу.

Теперь о "сталинских репрессиях" 30- 40-х годов. Готовясь к российскому термидору 1991-1993 гг., "демократическая контрреволюция" сделала их козырной картой в оголтелой антисоветской пропаганде. Причем учинила непристойное соревнование во лжи: кто больше поставит в вину "сталинскому режиму" человеческих жертв. Дело дошло до мифических величин в 60 и даже 100 млн. человек. Фальсификаторов не смущало то, что, будь такое, население СССР сократилось бы как минимум наполовину, а оно, как известно, росло, посрамляя лжецов. Зачем же так беспардонно врать, господа, высасывая дутые цифры из пальца. Есть же официальные данные на этот счет, согласно которым за 1921-1954 гг. было осуждено около 3,8 млн. человек, в том числе 643 тыс. к высшей мере наказания. Напомним, эти 33 года страна жила в чрезвычайных условиях - завершения гражданской войны, лихорадочного напряжения сил для укрепления обороноспособности перед надвигавшейся угрозой новой империалистической агрессии, наконец в обстановке Великой Отечественной войны, когда решался вопрос - быть или не быть Советской стране.

В этих условиях репрессивная политика против враждебных советскому строю элементов была неизбежной и необходимой. Подобные меры проводили в то время в целях укрепления своей безопасности многие страны, в том числе и США. При этом не следует забывать, что Советский Союз находился во враждебном капиталистическом окружении и подвергался особенно активной подрывной деятельности. Поэтому пресечение этой деятельности для него необходимо было вдвойне- втройне. Однако в то бурное тревожное время в деле обеспечения государственной безопасности были допущены серьезные перегибы. Часть граждан подверглась репрессиям безвинно. Это бесспорный факт. И он вызывает глубокое сожаление и категорическое осуждение.

Но есть и другой неоспоримый факт. Пусть кто-нибудь докажет, что среди репрессированных не было тайных и явных врагов советского строя. Контрреволюционный переворот 1991-1993 гг. наглядно показал, что их и посегодня сохранилось еще очень много. "Чистосердечные" признания их мы слышим каж-

стр. 63

дый день по радио и телевидению. Если бы деятельность антисоветских элементов не была пресечена в канун и в период Великой Отечественной войны, то наш народ и его армия могли бы иметь против себя не одного генерала Власова, а многих, и тогда победа СССР в войне могла быть поставлена под большой вопрос.

В связи с нестихающей кампанией против репрессий 30 - 40-х годов давно назрела необходимость задать вопрос: "А судьи кто?". Когда "демократическая контрреволюция" поднимала истерическую кампанию против этих репрессий, многие граждане тогда наивно поверили, будто она велась во имя гуманизма и справедливости. Но вот "демократия" прорвалась к власти и за 10 мирных лет хладнокровно отправила на тот свет около 8 млн. граждан, то есть в 12 раз больше, чем за 33 года "сталинских репрессий". Если это не геноцид против собственного народа, то что это такое, господа? И направлен он главным образом против честных советских граждан-тружеников, не принявших волчьих законов бандитского капитализма. Это классовая месть новоявленной буржуазии. Она осуществляется по рецептам Даллеса-Бжезинского в основном при помощи террора идеологического, политического, экономического, морального, психологического и прочих адских изобретений нынешней "демократии". Их гремучая смесь губит народ более успешно, чем с помощью оружия. Таково последнее достижение буржуазной цивилизации.

Заключая краткий экскурс в историю, необходимо сделать вывод: давно назрела необходимость развенчать большую ложь о красном и белом терроре, вскрыть ее коварную роль в прислуживании силам реакции. Советская историография, при ее несомненных достижениях, допустила зияющий пробел в системном исследовании применения белого террора, который еще в гражданскую войну был по справедливости назван одним из сподвижников ген. Деникина, отведавшим вкус его беспощадной диктатуры, - черным террором. Эта тема лишь фрагментарно затрагивалась в работах, посвященных другим вопросам. Специального обобщающего исследования о белом терроре так и не появилось. Чем не преминули воспользоваться антикоммунисты.

Автор данной публикации намерен хотя бы в некоторой мере восполнить этот пробел применительно к эпохе гражданской войны, когда белый террор приобрел огромные масштабы и крайне жестокий характер. Предполагается на основе документов, почти целиком взятых из рук противников большевизма, показать, что чинили по отношению к большинству населения белые режимы в Поволжье, Сибири, на Севере России, а затем военно- диктаторские режимы Колчака, Деникина, Миллера, Врангеля. Публикуем ниже очерк - о мятеже правых эсеров в Поволжье, пытавшихся утвердить власть сфальсифицированного Учредительного собрания. Какой могла быть эта власть во всероссийском масштабе, самарский филиал учредилки за полгода своего антинародного правления показал весьма наглядно. Его власть очень похожа на нашу нынешнюю: и та, и другая обряжались в демократические одежды, а правили террористическими методами. И та, и другая демагогически обещали народу рай земной, который в реальности оказался сущим адом с его неисчислимыми жертвами и морем народных бедствий.

ПОД ФЛАГОМ УЧРЕДИТЕЛЬНОГО СОБРАНИЯ

8 июня 1918 г. в Самару, захваченную чехословацким мятежным корпусом, на броневике мятежников и под их охраной въехали пять эсеров, членов Учредительного собрания, - В. Вольский, П. Климушкин, И. Брушвит, Б. Фортунатов и И. Нестеров. Чехословаки доставили их в городскую думу и "посадили на власть". Так начало осуществляться майское (1918 г.) постановление 8-го совета партии правых эсеров о восстании против Советской власти. Тем самым еще раз подтверждался непреложный закон всех революций: поверженная контрреволюция без попыток реставрации своей власти с политической сцены не уходит. И, как правило, прибегает при этом к помощи иностранных штыков.

Особенность вспыхнувшего в Поволжье антисоветского мятежа состояла лишь в том, что его подняла и возглавила партия эсеров, именовавшая себя "социалистической" и "революционной". Подобное в истории случалось, и не раз. Вспомним хотя бы ту роль, которую сыграли в Великой французской буржуазной революции жирондисты, прародители российских эсеров и меньшевиков, или в Ноябрьской революции 1918 г. в Германии правые соци-

стр. 64

ал-демократы. Названная выше пятерка самозванцев, не уполномоченная никаким народным представительством, даже сфальсифицированным эсеровским большинством Учредительного собрания, объявила себя Комитетом членов Учредительного собрания (КОМУЧ), назвалась "демократическим" и даже "революционным" правительством и начала властвовать. У населения региона, конечно же, не спросили, желает ли оно этого или нет, то есть поступили в духе безоглядного эсеровского авантюризма. В воззвании КОМУЧа, подписанном названной выше пятеркой в день ее воцарения, утверждалось, будто большевистская власть, "штыком и насилием захватившая власть вопреки воле народа... теперь сметена тем же оружием". Подписантам воззвания, видимо, отшибло память, если они забыли, что большевики брали власть, выступая во главе восставшего народа, опираясь на мощнейшую народную организацию Советов, волю которых выразил II Всероссийский съезд Советов. Именно этот съезд провозгласил Советскую власть единственной законной властью в стране. Это был триумф подлинной демократии. На этом сроне заявление кучки эсеровских путчистов о том, будто только они выражают волю населения России, а большевики якобы "захватили власть вопреки воле народа", выглядят поистине смехотворно. еще: власть Советов утверждали с оружием в руках сами рабочие, солдаты и крестьяне России, в то время как власть КОМУЧа была установлена иностранной вооруженной силой.

Фарисействуя, КОМУЧ заявлял: "Переворот, совершенный нами благодаря подходу к Самаре доблестных чехословацких отрядов, совершен во имя великого принципа народовластия и независимости России" ¹ . О какой независимости могла идти речь, если сам КОМУЧ являлся марионеткой в руках чехословацких мятежников, которые, в свою очередь, выступали в роли наемников держав Антанты. Судьбу России КОМУЧ и подобные ему "белые" правительства отдавали в руки иноземных завоевателей, заботившихся лишь о том, как с максимальной выгодой использовать Россию в своих интересах. Что же касается "великого принципа народовластия", то и эта декларация была чистой воды политической демагогией. Позорный крах КОМУЧа после полугодового сумбурного правления доказывает это неопровержимо и однозначно. И абсолютно прав был ген. Деникин, назвавший режим КОМУЧа "пустоцветом" ² .

В связи с этим необходимо отметить, что сегодня в сочинениях новоявленных летописцев-ренегатов настойчиво протаскивается идея, будто после выборов в Учредительное собрание волю населения страны выражало эсеровское большинство этого собрания и потому-де не Советы, а оно являлось единственной легитимной властью в стране. Но фальсификаторы, как кот горячую кашу, обходят тот факт, что эфемерное правоэсеровское большинство в Учредительном собрании явилось результатом грубой фальсификации выборов со стороны ЦК партии правых эсеров, на что тогда же указали не только большевики, но и съезд партии левых эсеров - вчерашних однопартийцев Чернова и Авксентьева. Неужели этого не знают ни академик Яковлев, ни "ревнитель" правды истории г-н Солженицын, ни прочие "правдолюбцы"? Конечно же, знают, но теряют дар речи, когда надо сказать, чем же кончились попытки того дутого эсеровского большинства поднять под знаменем Учредительного собрания народные массы Поволжья, Сибири, Севера России и других регионов против власти Советов. Как известно, эта затея повсеместно закончилась крахом. И прежде всего потому, что за учредиловцами не было того большинства, о котором на всех перекрестках вещала антисоветская пропаганда. Банкротство власти КОМУЧа - тому наглядное подтверждение. Не будь решающей поддержки чехословацких мятежников, КОМУЧ - это несуразное детище правых эсеров - не мог бы появиться на свет.

Действительно, за приход к власти в Поволжье эсеры должны были благодарить только "доблестных братьев чехословаков". Иной серьезной опоры у проповедников "великого принципа народовластия" не оказалось. Это подтвердил не кто иной, как один из "отцов-основателей" КОМУЧа Климушкин, министр внутренних дел этой опереточной власти. Выступая в самарском театре "Олимп", он, пребывая в эйфории мимолетного успеха мятежников, простодушно признался: "И когда (мы) ехали в городскую думу на открытие Комитета под охраной, к сожалению, не своих штыков, а штыков чехословаков, граждане считали нас чуть ли не безумцами". Как показало время, граждане не ошибались. И сам же Климушкин пояснил - почему: "Уже в то время можно было вызвать гражданскую войну, но мы понимали, что это кончилось бы печально, ибо реальных сил для поддержки движе-

стр. 65

ния со стороны населения и рабочих не было. Нельзя было надеяться и на самих солдат... Мы видели, что если в ближайшее время не будет толчка извне, то на переворот надеяться нельзя". Красноречивое признание! Оно многое объясняет в жалкой судьбе КОМУЧа. Что касается отношения местного населения к перевороту, то Климушкин уточнил: "Поддержка была только от крестьян, небольшой кучки интеллигенции, офицерства и чиновничества: все остальные стояли в стороне" ³ . Что касается крестьян, оратор явно "переборщил", выдав желаемое за действительность. Как только КОМУЧ объявил принудительную мобилизацию в свою армию, ввел систему безжалостных реквизиций, деревня, первое время занимавшая выжидательную позицию, сразу же встала против КОМУЧа на дыбы (о чем конкретно речь ниже). Иллюзии с обеих сторон развеялись.

При такой социальной базе власть КОМУЧа оказалась эфемерной. Чуда не произошло. Это было по сути одно из первых марионеточных правительств, поставленных иностранными штыками и ими же подпиравшееся. И как только под ударами Красной Армии чехословацкие войска откатились с территории "Комучии", власть КОМУЧа бесславно скончалась. Но за короткий срок своего правления он успел причинить трудящимся Поволжья много бед.

В день переворота 8 июня 1918г. самозваный КОМУЧ выпустил воззвание к населению, в котором объявил о захвате власти, призвал всех стать под знамя Учредительного собрания и лицемерно заверил граждан: "Каждый человек будет дорог и неоценим" ⁴ . Когда давались эти заверения, на улицах Самары уже чинилась оргия расправ. В тот же день последовал приказ КОМУЧа N 11, в котором раскрывалась технология переворота. В нем сообщалось: "Именем Учредительного собрания большевистская власть в г. Самаре и Самарской губернии объявляется низложенной". Советы распускались, их комиссары отрешались от должности. Вскоре взамен коллективных органов народовластия был учрежден институт главных уполномоченных КОМУЧа в губерниях и уездах, которые наделялись неограниченными полномочиями и делали по своему произволу что хотели. Так КОМУЧ расширял и углублял "демократию". Приказом объявлялось о формировании "народной армии", главного орудия новой власти, во главе со старорежимным полковником Н. Галкиным, будущим военным министром, вскоре предавшим КОМУЧ колчаковцам. "Все органы, организации и лица,- предписывал приказ, - обязаны ему (КОМУЧу.- Авт.) подчиняться беспрекословно". "Поборники" демократии сразу же заговорили с гражданами, как диктаторы. В заключение приказа власть кнута лицемерно маскировалась обещанием легковерным гражданам пряников: "Все ограничения и стеснения в свободах, введенные большевистскими властями, отменяются и восстанавливается свобода слова, печати, собраний и митингов" ⁵ .

Но лицемерие КОМУЧа выдавал приказ N 3, тоже растиражированный в день переворота. Видимо, в спешке, по недосмотру, он был назван "О прекращении расстрелов" и документально подтверждал факт массовых убийств и арестов граждан Самары. Масштабы террора переполошили даже видавших виды эсеровских правителей и они заявляли: "Приказываем под страхом ответственности немедленно прекратить добровольные ( ⁷ ) расстрелы. Всех лиц, подозреваемых в большевистском восстании (так именовалась великая народная революция Октября 1917 г. - Авт.), предлагаем немедленно арестовывать и доставлять в штаб охраны" ⁶ . Иными словами, давалась установка на массовые аресты граждан. Как видим, этот режим был не против террора в принципе, а лишь хотел, чтобы репрессии осуществлялись под его контролем. И в этом КОМУЧ, как увидим, весьма преуспел.

Пятерка переворотчиков в своих декларациях волю большинства граждан демонстративно игнорировала. Провозглашалась политика возврата в прошлое, к временам печальной памяти керенщины, когда вожди эсеров черновы и авксентьевы сидели в министерских креслах Временного правительства. И ссылка их на Учредительное собрание тоже была фальшивой. Даже в своем нелигитимном составе (после ухода большевиков и левых эсеров) собрание решения о низложении Советской власти не принимало. Это, как известно, сделал VIII совет партии правых эсеров, став тем самым на путь политического террора против большинства граждан страны.

Поправ волю этого большинства, мятежники-чехословаки и их подручный КОМУЧ с неизбежностью прибегли к массовому террору. Декларированный мятежниками "великий принцип народовластия" был лишь фиговым листком, прикрывавшим реставрацию старых порядков.

стр. 66

О том, что творилось на улицах Самары в ходе переворота, засвидетельствовала местная пресса, причем вполне лояльная новому режиму. Поэтому ее свидетельства сомнению не подлежат. Так, самарская меньшевистская газета "Вечерняя заря" на третий день после переворота, едва придя в себя от пережитого шока, писала: "Нет достаточно сильных слов, чтобы выразить наше негодование против имевших место во время выступления чехословацких войск самосудов". И раскрывала жуткую картину того, что происходило: "На улице разве трудно подвергнуть самосуду невинного человека только за то, что кто-нибудь - его личный враг - ткнул в него пальцем и назвал его комиссаром или большевиком? Все это в равной степени относится и к производившимся чехословацкими патрулями расстрелам и арестам. И здесь суд двух-трех солдат по указке наветчика решительно недопустим". В передовой статье газета дополняла: "Монархическая и прямо погромная агитация идет вовсю" ⁷ .

Картину переворота дополнил член ЦК партии меньшевиков С. Я. Кибрик, приехавший из Самары в Уфу. Выступая на заседании уфимского комитета своих однопартиицев, он рассказал: "Тут (в Самаре. - Авт.) произошло много нелепого и кошмарного. На улицах собрались толпы; большевиков (то есть всех несогласных с мятежниками. - Авт.) хватали и арестовывали по указанию первого встречного, были случаи самосудов над комиссарами и начало развиваться погромное настроение" ⁸ .

На второй день после переворота в связи с продолжавшимся в Самаре разгулом террора собралось заседание комитета перепуганных меньшевиков, весьма обескураженных массовыми насилиями. Им было отчего возмущаться: вместе с эсерами они обещали, что свержение Советской власти принесет невиданное торжество прав и свобод, а тут вдруг такой кошмар бесправия. Это был беспощадный удар по их репутации. Приходилось что-то предпринимать для спасения репутации партии. "На заседании комитета, - писала "Вечерняя заря", - было сообщено прибывшими товарищами об убийствах толпой арестованных тов. Венцека, Штыркина и о расстреле других лиц, произведенных чехословаками. На заседании по соглашению с присутствовавшими здесь членами комитета социал-демократов интернационалистов было постановлено отправить делегацию к начальнику чехословацких войск и заявить ему о недопустимости расстрела арестованных, а также ходатайствовать о принятии мер к недопущению самосудов и погромов" ⁹ . Делегация была образована, но повлиять на трагический ход событий она была бессильна. Чехословацкое командование, при рьяной поддержке комучевской офицерской контрразведки, продолжало творить свое черное дело.

О его масштабах свидетельствуют подлинные документы, сохранившиеся в делах КОМУЧа. Это прежде всего поименные списки брошенных в места заключения Самары, с указанием времени ареста и социального положения арестованных. Как следует из документов, за 8-18 июня за решеткой оказалось 1827 человек. Из них подавляющая масса была заключена в губернскую тюрьму. 50 человек препроводили в тюремную больницу (не щадили даже больных). В качестве заложниц 15 женщин, в их числе С. Дерябину, М. Свидерскую и М. Кузьмину посадили в женское отделение тюрьмы, и 233 человека, из-за нехватки мест в камерах, загнали в подвал тюрьмы ¹⁰ . Почти сплошь это были рабочие различных профессий, красноармейцы, советские служащие.

На этом конвейер репрессий не остановился. Гуманисты из будто бы демократического воинства Масарика и якобы сторонники "великого принципа народовластия" из КОМУЧа продолжали творить свое гнусное дело. Согласно другому архивному списку, губернскую тюрьму за период с 16 июня по 20 июля пополнило еще 385 узников; по третьему списку за период с 8 июня по 20 июля - еще 630 человек ¹¹ . Поскольку переполнение мест заключения достигло немыслимых пределов, тюремщики "Комучии" спешно начали их раскассирование. В уфимскую и бузулукскую тюрьмы было этапом отправлено 200 заключенных и 56 - в арестный дом и лагерь военнопленных ¹² .

Так как поток арестованных непрерывно нарастал, власти КОМУЧа не знали, что с ними делать. Выход нашли: сплавить "излишки" в тюрьмы и концлагеря соседней "белой" Сибири, хотя с ней КОМУЧ из-за территориальных притязаний находился в открытой ссоре. Так, министр юстиции КОМУЧа в одном из своих распоряжений предписывал тюремщикам: "Если нет места, снеситесь с сибирскими инспекциями для дальнейшего направления (арестованных)" ¹³ . Знаменательное подтверждение "расцвета"

стр. 67

демократии в "Комучии" под флагом Учредительного собрания!

Трагедия Самары повторилась во многих городах Поволжья, где огнем и мечом прошлись чехословацкие мятежники. За их спиной особенно распоясались реакционеры всех мастей в Оренбурге, захваченном чехословаками 4 июня. Эсеровский КОМУЧ не нашел большего "демократа", чем казачий атаман Дутов, назначив его своим главным уполномоченным в Оренбургской губернии. Такой выбор наглядно показывал, какое "народовластие" он собирался утверждать. Этот ярый реакционер сразу же показал подвластному населению, "где раки зимуют". Опираясь на верхи казачества, он тут же перешел в атаку по всему фронту, от которой среди населения раздался стон. Рабочая конференция Оренбурга, где верховодили меньшевики, вынуждена была принять сердитую резолюцию протеста против разгула дутовских янычар. В ней было заявлено: "Оренбургская рабочая конференция, обсудив создавшееся в Оренбурге положение, находит, что политика местной власти (массовые неосновательные репрессии, аресты, наложение контрибуций на рабочие кварталы, стеснения печати) не только не содействует успокоению населения и освобождению рабочих от иллюзий большевизма, но укрепляет эти иллюзии, вызывает недоверие к власти Учредительного собрания и препятствует сплочению вокруг нее всех живых сил демократии" ¹⁴ . Меньшевики, как видно, очень опасались, что вручение власти таким личностям, как атаман Дутов, станет хорошей школой для воспитания населения в большевистском духе. Но эсеровские правители, ослепленные антисоветизмом, не останавливались перед тем, чтобы искоренить этот дух даже руками дутовых.

Июнь - август 1918 г. Оренбург жил в атмосфере неослабевающего террора. Газета "Голос рабочего" сообщала 1 сентября: "Полоса ликвидации "большевизма" в Оренбурге еще не кончилась. Ежедневно производятся массовые аресты по самому незначительному поводу... Аресты производятся контрразведкой, начальником городской и областной милиции и комендантом города. В тюрьме находится более 800 человек, причем принадлежащих к "большевистским бандам" весьма малый процент. Обвинения предъявляются самые нелепые: как будто похож на матроса, красноармейца или комиссара" ¹⁵ . Вопли истязаемых в Оренбурге наконец были услышаны в столице учредиловцев в Самаре. 5 августа КОМУЧ заслушал доклад о положении дел в подвластной Дутову губернии. В протоколе заседания записано: "В Оренбурге с каждым днем усиливается реакция. Начальником милиции арестован член городской управы, ведающий делами милиции. Дутовым отдан приказ волости возвратить землю помещикам. Местные жители и их интересы игнорируются... Арестован редактор газеты "Рабочее утро" (орган меньшевиков. - Авт.) и его поручители" ¹⁶ . И все это творилось главным уполномоченным КОМУЧа от имени КОМУЧа. Перед лицом неопровержимых фактов самарским правителям пришлось поморщиться: уж очень эти факты контрастировали с их декларациями о приверженности демократии. Было решено потребовать от своевольного атамана объяснений и даже высказано намерение заменить Дутова на посту главного уполномоченного. Но всесильный казачий атаман продолжал властвовать как ни в чем не бывало. Он благополучно пережил КОМУЧ и оказался в соратниках Колчака.

Кошмарные дни в ходе переворота пережил Симбирск (захвачен чехословаками 22 июля). Корреспондент самарской газеты сообщал: в городе хозяйничает чехословацкий военный комендант. "В первые дни занятия Симбирска аресты производились прямо на улице по доносам; достаточно было кому-нибудь из толпы указать на кого- нибудь, как подозрительное лицо, и человека хватали. Расстрелы производились без всякого стеснения тут же на улице, и трупы расстрелянных валялись на улице несколько дней" ¹⁷ . По свидетельству очевидцев, в городе было убито не менее 400 человек. Возмущенные рабочие 24 июля собрались на заседание совета профсоюзов и, как свидетели происходившего, гневно осудили действия переворотчиков. Газета сообщала: "Некоторые были арестованы, многие были свидетелями расстрелов". Во время заседания в помещение ворвался отряд контрразведки и потребовал выдать говоривших "большевистские речи". Но рабочие не подчинились диктату, приняли резкую резолюцию протеста и направили ее КОМУЧу, чтоб знал, какую демократию утверждают на местах его органы. Расследованием инцидента занялась прокуратура, чтобы наказать "бунтовщиков" ¹⁸ .

В Уфе, захваченной чехословаками 4 июля, переворот происходил по тому же сценарию, как и в других городах

стр. 68

"Комучии". Те же дикие самосуды, массовые аресты, повальные обыски. Газета местных меньшевиков "Голос рабочего", приветствовавшая переворот, вынуждена была выступить со статьей "Об арестах и обысках". "Факты каждодневно говорят за то,- сообщалось в ней,- что никаких мер к упорядочению арестов и обысков властью не принимается". Право арестов и обысков, настаивала редакция, принадлежит следственным комиссиям, умалчивая, кто им дал это право. Но, видите ли, аресты и обыски делаются по ордерам контрразведки, у которой, по их мнению, нет и фиктивного права. "Аресты, - сообщала газета, - происходят по доносам, посредством которых часто сводятся личные счеты" ¹⁹ . Признавая факты массовых репрессий, меньшевики, как союзники КОМУЧа, были не против системы насилия как таковой, а за то, чтобы насилие осуществлялось "законно". Будто от этого пострадавшим было легче.

В уездах губернии, на заводах и в селах бесчинства отрядов госохраны приобрели еще более вызывающий характер. Газета "Голос рабочего" в связи с этим сообщала: "Нельзя закрывать глаза на печальную действительность, на то, что творится... в нашей области. Усть-Катавские рабочие жалуются на пьянство и разгул самообороны, на попрание всех элементарных человеческих прав. То же творится в Миньяре, Сатке и в ряде других мест. Нам неоднократно приходилось отмечать случаи, когда жителей сел и городов подвергали позорному телесному наказанию. Подобное положение, естественно, вызывает резкое недовольство со стороны демократии и рабочего класса... Центральная власть должна положить конец всем действиям самочинных правителей и партизанских отрядов, наводящих ужас на деревни, села и заводы" ²⁰ . Но КОМУЧ безмолвствовал, как египетский сфинкс.

Газета опубликовала заявление затравленных рабочих Усть- Катавского завода: "Приняв в соображение бывшие и продолжающиеся расстрелы наших товарищей, - говорилось в ней, - мы требуем отмены смертной казни, этого ужасного средневекового пережитка, требуем немедленного освобождения политических арестованных, которые в большинстве случаев арестованы по низким, ни на чем не основанным доносам, клеймим позором местную самоохрану за ее низкие поступки в отношении арестованных, которые истязаются и избиваются плетьми... Пусть знают господа капиталисты, что завоеванное кровью самих рабочих не так скоро отдается им обратно. Мы, собравшиеся, единодушно восклицаем и будем поддерживать этот клич: "Долой смертную казнь! Да здравствует свобода слова, печати, союзов и собраний! Мы требуем освобождения арестованных!" ²¹ .

В Казани расправа мятежников с патриотами была еще более кровавой. Корреспондент уфимской газеты "Голос рабочего" сообщал: "Поражало обилие вооруженных людей с белыми повязками на руках, в военной форме. Отдельные группы их по каким-то спискам и указаниям хватали на улицах и в квартирах людей и на глазах толпы одним-двумя выстрелами кончали с ними". По сведениям штаба чехословацких войск, при захвате Казани было убито до 300 человек ²² .

Бесчинства чехословацких легионеров под командованием офицера И. Швеца и добровольцев из "народной армии" во главе с полковником Каппелем вызвали в рабочей среде бурю негодования. Собравшаяся в конце августа рабочая конференция Казани заклеймила палаческие действия захватчиков и потребовала немедленно прекратить гражданскую войну. Самарская газета "Волжский день", орган кадетов, в статье "Трагедия Казани", не скрывая своей злобы против "бунтовщиков", сообщала, что рабочие порохового завода, к которым присоединились рабочие других предприятий и солдаты-"народоармейцы", подняли восстание и тремя колоннами двинулись навстречу наступавшей Красной Армии. Это было примерно за неделю до освобождения города. Но восстание потерпело неудачу. Кадетский орган, злорадствуя, писал: "Мятеж был подавлен с большими жертвами..." ²³ . Жертв среди восставших действительно было много - более 1000 человек. Опричники КОМУЧа во главе с ген. Рычковым и легионеры учинили над восставшими дикую расправу, пустив в ход даже артиллерию. Но это была пиррова победа: 10 сентября над Казанью взвилось советское Красное знамя. Другим крупным восстанием против режима КОМУЧа было выступление рабочих завода в Иващенково, тоже стоившее им больших жертв.

Таким образом, антисоветский переворот, совершенный в Поволжье кучкой эсеров - членов Учредительного собрания при решающей поддержке чехословацких легионеров, вылился в жестокую террористическую акцию. Сотни ни в чем не повинных людей были без суда расстреляны, растерзаны

стр. 69

на улицах многих городов, брошены по простому подозрению в тюрьмы. В одной лишь Самаре, как свидетельствуют приведенные выше документы, помимо множества расстрелянных и растерзанных, тысячи граждан были брошены в застенки. Для сравнения напомним: в Петрограде во время Октябрьского вооруженного восстания было всего 6 человек убито и около 50 ранено, в основном из числа восставших. Это сопоставление - к сведению любителей обвинять большевиков в чрезмерной жестокости и устраивать заговор молчания в отношении чудовищных злодеяний разноликой контрреволюции. Места заключения "Комучии" повсеместно оказались буквально натрамбованы арестованными сверх всякой меры. Это массовое преступление, напомним, было учинено по прямому распоряжению КОМУЧа (его приказ N 31 от 8 июня). Это он бросил клич к немедленному аресту всех подозреваемых в "большевистском восстании" и передаче их в руки контрразведки, где засело озлобленное старорежимное офицерство. В одной Самаре, по официальному признанию комучевцев, их оказалось до 3000, готовых на любое преступление. Марионеточный КОМУЧ, имея за спиной чехословацкое войско, замахнулся на широчайшие слои сторонников Советской власти и тем самым подписал себе смертный приговор.

Контрреволюционный переворот вызвал стойкое сопротивление со стороны широких слоев населения и прежде всего в рабочей среде. За ними последовали солдаты, мобилизованные в армию и ответившие режиму массовым дезертирством. Наконец, повернулось спиной к переворотчикам и крестьянство, на которое так рассчитывали эсеровские вожди. Об этом свидетельствовали и почти повсеместный отказ деревни от мобилизации в армию, и яростное сопротивление реквизиции лошадей, имущества и продовольствия - "на нужды обороны".

В первые же дни переворота во многих городах "Комучии" прошли чрезвычайные конференции рабочих и служащих и собрания профсоюзов. Стихийно началась кампания за восстановление разгромленных Советов. Несмотря на то, что большевистские организации подверглись разгрому и многие их члены ушли с отступившими советскими войсками, а руководство рабочими организациями по этой причине повсеместно захватили легальные меньшевики и родственные им "социалисты", им не удалось заглушить голос протеста рабочей массы против террористической политики КОМУЧа. Уже на третий день после переворота собралась рабочая конференция Самары. На первое заседание прибыло около 350 делегатов - почти от всех предприятий города. Председательство взял в свои руки лидер местных меньшевиков А. И. Кабцан. На подмогу ему прибыл сам глава КОМУЧа В. К. Вольский. Но их красноречие не помогло заглушить возмущения, царившего в рабочей среде. Конференция продолжалась несколько дней и приняла ряд решений, от которых у главноуговаривающих кривило рот. Самарская газета "Вечерняя заря" сообщала: "Ввиду того, что тюрьма переполнена арестованными и пленными и расследование ведется крайне медленно, конференция решила избрать комиссию для обследования политических заключенных и принятия мер к их освобождению" ²⁴ . В резолюции по текущему моменту конференция постановила: "Сохранить Советы рабочих депутатов как независимые от власти органы сплочения всего рабочего класса" ²⁵ . Но меньшевики постарались свести их роль на нет, согласившись с их существованием лишь при том условии, что они не будут стремиться стать снова органами власти. Как бы то ни было, решение рабочих сохранить Советы было принято в пику КОМУЧу. Было решено переизбрать Совет, а до его сформирования представлять интересы рабочего населения Самары поручили избранному на конференции исполнительному комитету. Конференция также потребовала прекращения гражданской войны, что по сути означало осуждение переворота, а КОМУЧу соглашались выразить поддержку лишь при том условии, "если он обеспечит полную свободу слова, печати, собраний, союзов, стачек, совести, неприкосновенности личности и жилищ и свободного демократического суда" ²⁶ . А этого как раз КОМУЧ не собирался делать. Видимо, это хорошо понимали многие участники конференции. Поэтому когда председательствующий меньшевик С. Лепскии поставил на голосование резолюцию о признании власти КОМУЧа, за нее проголосовал 341 делегат, причем многие - условно. За резолюцию о признании власти Советов, внесенную от группы "беспартийных", - 156, воздержался 21 делегат ²⁷ . От голосовавших против режима КОМУЧа потребовалось большое мужество: их травили и подвергали арестам. В связи с этим исполком ра-

стр. 70

бочей конференции постановил: "Ввиду продолжающихся арестов членов рабочей конференции, даже без уведомления президиума об этом, исполнительный комитет постановил протестовать против этого перед Комитетом членов Учредительного собрания" ²⁸ .

Свой голос протеста против чинимого насилия подняли также совет профсоюзов и другие общественные организации. 9 июля их уполномоченные прибыли на заседание исполкома рабочей конференции, чтобы сообща выразить возмущение царившим в Самаре под носом у КОМУЧа произволом. В принятом решении говорилось: "Заслушав сообщение представителей рабочей кооперативной столовой (подвергшейся накануне набегу чехословацкой контрразведки. - Авт.), представителей организации Бунда, представителя совета профсоюзов и членов исполнительного комитета о всех имевших место в последние дни обысках и арестах, сопровождавшихся издевательствами и нарушениями элементарных прав граждан, совершенно не причастных к большевистской власти, исполнительный комитет постановляет: "Решительно протестовать от имени рабочего населения г. Самары перед всем общественным и демократическим мнением Самары против безответственных насилий, чинимых над отдельными гражданами и рабочими организациями" ²⁹ . Была создана комиссия, которой поручалось вручить протест КОМУЧу и выяснить, чья рука направляет террор. В газете меньшевиков появилось даже открытое письмо одного из их лидеров, Лепского, членам КОМУЧа под заглавием: "Чья рука?" Автор стремился внушить читателям мысль, будто в вакханалии насилия КОМУЧ ни при чем, что это дело рук каких-то иных сил, стремящихся опорочить "непорочный" КОМУЧ. И в то же время поучал власть, за имидж которой очень беспокоился, что чинимые в городе преступления лягут на нее грязным пятном. "Может ли,- театрально вопрошал Лепский, - царящее сейчас настроение в широких слоях городской демократии, подбиваемое и принижаемое ежедневно беспорядочными арестами и репрессиями, служить тому великому делу, которое написано на знамени всенародного Учредительного собрания" ³⁰ . Меньшевики, разумеется, не могли указать на "руку КОМУЧа", ибо они были его верными союзниками и, как всегда, плодили в "общественном мнении" ложные иллюзии.

Комиссия исполкома посетила КОМУЧ "по вопросу о произведенных в последние дни обысках и арестах в рабочих и социалистических организациях". Делегацию принял сам Вольский. Глава КОМУЧа, как искусный актер, сделал вид, что ничего не знает о творящемся произволе, выразил лицемерное возмущение разгулом насилия и заявил, что "Комитет считает эти аресты и порядок их производства абсолютно недопустимым и что им будут приняты меры к прекращению всех этих безобразии и насилий, их сопровождающих" ³¹ . Но заверения Вольского оказались примитивным обманом: репрессии продолжались.

Пройдет немного времени, КОМУЧ бесславно канет в Лету и Вольского опровергнет... сам Вольский. Он публично признается: "Комитет, как орган революционной (?) государственной власти, считал необходимым не допустить никакого сопротивления своим приказам и не останавливался перед тем, чтобы обрушить силу репрессий на неповинующихся" ³² . Вот и вся правда о КОМУЧе. Таков был этот двуликий Янус, олицетворявший тот режим.

В то время как на рабочих конференциях, в профсоюзах и в восстановленных кое-где Советах меньшевики, эсеры и прочие "социалисты", чтобы выпустить пар возмущения из пролетарского котла, стремились предстать противниками репрессивной политики режима и в то же время изо всех сил тянули рабочие массы к поддержке марионеточной власти, в рабочих низах царило откровенное неприятие КОМУЧа. Так, общее собрание рабочих и мастеровых самарских железнодорожных мастерских и службы пути 4 июля 1918 г. осудило антинародную политику КОМУЧа и постановило: "Протестовать против этой мобилизации (имелась в виду принудительная мобилизация в "народную армию". - Авт.) и требовать у членов Учредительного собрания прекращения братоубийственной войны, а также требовать передачи власти рабочей конференции, которая может сговориться (с большевиками. - Авт.) о прекращении братоубийственной войны. Ввиду объявления членами Учредительного собрания мобилизации в армию, то такую власть народной не признаем. Переизбрать рабочую конференцию, вооружить всех рабочих и освободить из тюрьмы всех борцов за свободу и отменить аресты всем говорившим как на собраниях, так (и) на митингах, а также против арестов за политические убеждения энергично протестуем" ³³ . Как видим, рабочая

стр. 71

масса разговаривала с КОМУЧем совсем другим языком, чем меньшевистско-эсеровские деятели, выгораживавшие террористическую власть.

Особенно ярко это проявилось в противоборстве сторонников и противников КОМУЧа в Самарском Совете рабочих депутатов. Выборы в Совет завершились в конце августа. В него послали своих представителей 114 предприятий и многие профсоюзы. Всего было избрано 274 депутата. Меньшевики, как легальная партия, союзница КОМУЧа, постарались просеять состав депутатов через редкое сито, чтобы обеспечить его лояльность по отношению к власти. Их позицию в отношении роли Совета поспешил сформулировать председатель собрания С. Лепский: "Не участвуя во власти и не стремясь к ней, Совет рабочих депутатов является центром политическим всех рабочих без различия их политических взглядов, защищая интересы всего рабочего класса" ³⁴ . Такие Советы КОМУЧу были не страшны, тем более во главе с меньшевиками, роль которых в защите интересов рабочего класса была хорошо известна. К тому же существование "ручных", безвластных Советов давало лишний повод власти бравировать своей демократичностью. Что касается меньшевиков, то они рассчитывали таким образом и капитал приобрести и невинность соблюсти. Но эти лукавые расчеты спутала рядовая масса депутатов. 30 августа переизбранный Совет должен был определить свое политическое лицо. Меньшевик Лепский поспешил представить проект резолюции, главным требованием которого было поддержать Учредительное собрание и его выкидыш - КОМУЧ. Левая часть Совета, поименованная партией "беспартийных", представила свой проект. В нем подчеркивалось: военная диктатура наступает, поэтому необходимы: 1) всеобщее вооружение рабочих; 2) отмена военного положения; 3) немедленное прекращение политических арестов, обысков, расстрелов, самосудов и пр.; 4) немедленное освобождение из тюрьмы всех политических заключенных; 5) отстаивание всех декретов, изданных Совнаркомом, как-то: 8-часовой рабочий день, контроль рабочих над производством, страхование от болезни, безработицы, инвалидности за счет предпринимателей и т. д.; 6) проведение в жизнь постановления 3-го Всероссийского съезда Советов о земле; 7) гарантия неприкосновенности личности, жилища, свободы слова, печати, собраний, стачек, профсоюзов и партийных организаций. И ни слова о поддержке власти КОМУЧа ³⁵ .

В ходе тайного голосования Совет большинством голосов отверг проект меньшевиков и принял резолюцию левых. Это был удар грома среди ясного неба, удар по престижу верноподданных слуг режима, смелый вызов КОМУЧу и стоявшим за его спиной чехословацким захватчикам. В стане учредиловцев произошел переполох. Меньшевики и эсеры в Совете объявили о бойкоте принятого решения, отказались входить в состав исполкома Совета. Газета меньшевиков на следующий день разразилась уличной бранью в адрес голосовавших за левую резолюцию. Но особенно злобствовал кадетский орган - "Волжский день". И было отчего. Самарские рабочие в своем большинстве открыто заявили о неприятии власти мятежников. Тем самым еще раз подтвердилось приведенное выше признание одного из учредителей КОМУЧа, Климушкина, о том, что рабочий класс не поддержал переворотчиков. Конечно, в условиях оккупационного режима и яростного саботажа со стороны меньшевиков и эсеров левые депутаты Совета не могли реализовать выдвинутые ими требования, но свою политическую позицию провозгласили открыто и смело, не страшась неизбежных репрессий. И самарские рабочие дали пример мужества и своим товарищам в других городах.

Чтобы развязать себе руки для подавления своих политических противников, КОМУЧ уже 20 июня, то есть менее чем через две недели после переворота, издал приказ "О военном положении". Граждане местностей, объявленных на военном положении, подлежали преданию военно-полевому суду - за восстание против существующей власти или за подготовку к восстанию; за любое сопротивление органам этой власти; за шпионаж; за уничтожение военного снаряжения, складов боеприпасов, а также запасов продовольствия; за незаконное хранение оружия; за нападение на военный караул, милицию и за сопротивление им и т. п. Таких "за" перечислялось множество, что открывало власти широкое поле для репрессивных действий ³⁶ . Военно-полевым судам предоставлялось право безжалостно карать "врагов режима", вплоть до осуждения их к 20-летней и пожизненной каторге. Режим чрезвычайщины очень понравился "демократам" из КОМУЧа, и они 7 июля объявили на военном положе-

стр. 72

нии даже свою столицу Самару. Граждан предупреждали: всякая агитация против Учредительного собрания и призыва в "народную армию" карается "по всей строгости военных законов" ³⁷ . Пройдет немного времени и вся "Комучия" уже в сентябре будет объявлена на военном положении: военным кулаком утверждать "демократию" эсеровского образца было намного легче.

Не чувствуя под собой твердой опоры, будучи неуверен, останутся ли с ним чехословаки или уйдут на восток, КОМУЧ с первого же дня переворота начал судорожно создавать органы защиты своей власти - армию, контрразведку, милицию, судебную систему и прочие органы насилия. На первый план, конечно, выдвинулось формирование армии, которая демагогически была наименована "народной армией". Расчет был примитивный: авось найдется немало легковерных граждан, которые поверят этой вывеске. Клич вступать в ее ряды прозвучал уже в первом обращении КОМУЧа к населению. Дутый успех правых эсеров на выборах в Учредительное собрание вскружил им головы: думали, что добровольцы валом повалят в казармы. Но очень быстро им пришлось протрезветь. Добровольцев оказалось более чем мало. И уже 30 июня последовал приказ о принудительной мобилизации граждан, родившихся в 1897-1898 гг. ³⁸ . Вскоре были изданы приказы о призыве очередных возрастов, а также офицеров и унтер-офицеров в возрасте до 35 лет. Ставили под ружье все, что можно было, выдавая свою нервозность и неуверенность в прочности режима.

Принудительные мобилизации бумерангом ударили по марионеточному режиму. Наиболее упорное противодействие, как показано выше, он встретил в рабочей среде. Но наиболее опасным для КОМУЧа было почти поголовное сопротивление деревни, главного поставщика солдат. О том, что происходило в деревне в связи с мобилизацией в армию, с возмущением рассказали делегаты Самарского губернского съезда крестьянских депутатов, открывшегося 19 сентября. Вот лишь некоторые из выступлений, прозвучавших на съезде. Бугурусланский уезд. Добринская волость. "Мобилизованных выпроводили при помощи вооруженного отряда, но без эксцессов". Поповская волость: "После переворота новая власть стала пускать в ход нагайки, что крайне озлобило крестьянство". Еманковская волость: "Мобилизация почти не прошла: крестьяне не хотят воевать друг с другом и просят во что бы то ни стало прекратить эту братоубийственную войну". Пономаревская волость: "Набор дан, но в некоторых соседних селах мобилизованные не пошли". Натальинская волость: "Мобилизованные, несмотря на постановления сельских сходов, не пошли. Приехал вооруженный отряд, произошло кровавое столкновение, в результате - две жертвы, одна со стороны отряда, другая со стороны населения. После этого у нас остался какой-то офицер, который обращался жестоко, порол, при всем сходе своеручно побил церковного старосту, заставлял стариков маршировать. Наконец, один крестьянин не вытерпел и убил этого зверя. Приехал второй карательный отряд. Крестьяне дело уладили. Но вскоре приехал третий отряд с целью мобилизации лошадей. Начальник отряда брал взятки, а кто не давал, тех с лошадьми отправили к коменданту ст. Абдулино". Троицкая волость: "Мобилизация не прошла". Вопрос к делегату: знают ли в деревне о Брестском мире? Ответ - не знают. "Мы знаем только то, - заявил делегат, - что видим, а видим только то, что у нас производятся беспощадные аресты, арестуют за одно слово". Завьяловская волость: "Были аресты большевиков, которых у нас никогда не было. Мобилизация не прошла. Сначала все было ушли, но затем вернулись обратно. Крестьяне говорят, что воевать будут только с врагом, и пусть расстреливают нас, но брат на брата не пойдет. Особенно крестьяне озлоблены поведением милиционера, производящего необоснованные аресты" ³⁹ .

Бузулукский уезд. Тананакская волость: "Мобилизация людей и лошадей не прошла". Ключевская волость: "Был отряд казаков в 206 человек, оцепили село и до вечера, до возвращения всех с поля, никого из села не выпускали; ослушников стегали нагайками. Вечером были аресты. 18 человек арестовали. Новобранцы от страха скрылись, пороли их отцов и матерей. (Возглас из зала: "Позор!" Председательствующий - "Выясним".) Наутро арестованных вывели на площадь, заставили раздеться, положить под себя одежду, - и всех перепороли. Двух человек вывели на задворки и расстреляли". Делегат Пронькинской волости сообщил: было 4 набега казаков, искали большевиков, но не нашли, потому что тех, за которыми приезжали каратели, считают честными людьми. Были аресты и куда арестованных отправляли, неизвестно ⁴⁰ .

стр. 73

Защищать репрессивную политику КОМУЧа на съезд прибыли сам Чернов, только что приехавший в Самару, а также министр внутренних дел Климушкин, уполномоченный отделения Чехословацкого национального совета при КОМУЧе Ф. Власак и представитель французской военной миссии Л. Жанно. Этой компании адвокатов делегат съезда Филатов гневно заявил: "Мне волость наказала спросить здесь стоящих у власти эсеров - по чьему распоряжению производятся в нашей волости экзекуции над крестьянами?" Зал встретил этот вопрос шумным одобрением и с возмущением потребовал найти и наказать виновных ⁴¹ . Высокопоставленным эмиссарам режима пришлось пускать в ход все искусство демагогии, чтобы утихомирить посланцев разгневанной деревни. Выкручиванием рук с огромным трудом им удалось с минимальным перевесом протащить решение о поддержке КОМУЧа. Но, как показало время, это была пиррова победа.

Зачастую столкновения карательных отрядов и крестьян заканчивались кровавым исходом. Так, в одной из подобных стычек был убит главный уполномоченный КОМУЧа в Бузулукском уезде С. И. Цодиков. В отместку каратели обстреляли село, убили несколько человек и сожгли дома. "Силой оружия, - подтвердил сам глава КОМУЧа Вольский,- Комитет заставил подчиниться приказу о мобилизации" ⁴² .

Мобилизация провалилась не только в Самарской губернии. Подполковник Б. Солодовников, активный участник формирования "народной армии", вспоминал: "Будучи сторонником системы добровольческой армии, я продолжал защищать эту идею, полагая, что неудавшаяся мобилизация губерний Симбирской и Самарской чему-нибудь да научила наших генералов. Последовавшая затем мобилизация Уфимской губернии показала, насколько я был прав. Во всех случаях новобранцы оставались в частях лишь до получения мундирной одежды и вооружения... Я рассуждал: если массы тяготятся Советской властью, ряды добровольческой армии быстро заполнятся и тогда нужно действовать твердо и решительно, в противном случае следует отказаться от формирований, ибо в конце концов всякие формирования, помимо воли народа, да еще в условиях гражданской войны, не только бесполезны, но даже преступны. Однако Самарское правительство в лице ген. Галкина стояло на избитом пути формирований по способу "доброго старого времени", с легким сердцем объявляя систему террора" ⁴³ .

Население "Комучии" ответило на принудительные мобилизации массовым дезертирством. Это признал сам ген. Галкин. В докладе совету управляющих ведомствами (правительству) КОМУЧа он в сентябре 1918 г. сообщил: "За последнее время в связи с последними событиями под Казанью и Симбирском (имелось в виду освобождение этих городов Красной Армией. - Авт.) особенно участились случаи дезертирства солдат из действующих на фронте боевых отрядов и расположенных в тыловых городах тыловых частей. Местами такое бегство принимает стихийный характер, превращая войсковые части в лишенные всякого боевого значения небольшие кучки людей. Так, за неделю с 10 по 17 сентября с. г. только лишь из расположенных в г. Самаре частей 1 -и Самарской стрелковой дивизии бежало 995 солдат, за все же время от начала мобилизации из этой дивизии дезертировало 1950 человек. Дезертиры уносят с собой выданные им: обмундирование, снаряжение, оружие, тюфяки, конскую амуницию и даже уводят с собой казенных лошадей.

При нынешнем остром недостатке во всех этих предметах снабжения и вооружения происходящее массовое дезертирство, принося делу снабжения армии громадный материальный ущерб, создает также большие затруднения в оперативном отношении и угрожает полным развалом армии" ⁴⁴ . В докладе признавалось также, что дезертиры "собираются в банды, угрожающие нашему тылу и путям сообщения, кроме того, все они страшно деморализуют крестьянское население, создавая своим возвращением впечатление, что власть бессильна" ⁴⁵ . Так в действительности оно и было. В итоге КОМУЧу пришлось забыть хвастливые декларации, будто население горой стоит за власть Учредительного собрания, и браться за нагайки и прочие принадлежности эсеровской "демократии".

Военное ведомство потребовало срочно лечить эпидемию дезертирства "самыми решительными мерами", то есть при помощи такого "лекарства", как военно-полевые суды. КО-МУЧ отреагировал на доклад без промедления. И 18 сентября принял постановление: "Признать принципиально допустимым предавать виновных в дезертирстве военно-полевому суду с максимальным наказанием смертной казнью" ⁴⁶ . Постановление было опубликовано в "Вестнике КОМУЧа" для всеобщего информиро-

стр. 74

вания граждан. В нем говорилось: ввиду серьезности положения учреждается чрезвычайный суд с правом приговаривать подсудимых к смертной казни. К "преступлениям", которые ранее были объявлены для рассмотрения в военно-полевых судах, теперь добавлялись такие, как призывы к уклонению от военной службы или от участия в военных действиях, а также распространение ложных слухов ⁴⁷ . И это вершили представители партии эсеров, которая в Советской России истерически поносила большевиков за вынесение Ревтрибуналом первого смертного приговора капитану Щастному за государственную измену. В этом хоре обвинителей особенно надрывно звучал и голос лидера меньшевиков Л. Мартова. В брошюре, изданной свободно в Советской России в связи с делом капитана Щастного под названием "Долой смертную казнь!", он яростно клеймил Советскую власть за этот акт. А в Поволжье КОМУЧ, детище эсеров и тех же меньшевиков, вводил смертную казнь для тысяч рабочих и солдат, отказывавшихся защищать это новое издание керенщины. И никаких криков "Долой!" из антисоветского лагеря не последовало. В ходу была двойная мораль.

Итоги добровольной и принудительной мобилизации оказались весьма плачевными. По данным ген. Деникина, полученным от его визитеров в Самару, к 1 августа в "народную армию" удалось вовлечь 8485 добровольцев (по словам генерала, в основном офицеров и буржуазной молодежи) и 21 888 мобилизованных. Это был провал КОМУЧа на главном направлении его деятельности. "Мобилизация народной армии, - признал ген. Деникин, - потерпела полную неудачу, встретив на местах явно враждебное отношение, местами сопротивление". И заключал: "Кроме чехословаков, опоры у него (КОМУЧа. - Авт.) не было" ⁴⁸ . Но тысячи "отказников" режим засадил в тюрьмы и концлагеря.

Выручить КОМУЧ поспешили чехословаки. Ими был брошен клич - формировать русско-чешские части, в коих солдаты - русские, командиры - чешские. Наемники Антанты очень нуждались в русском пушечном мясе. За образец был взят почин английских интервентов, с помпой объявивших о создании на русском Севере славянобританского легиона. Газеты "Комучии" запестрели призывами вступать в это гибридное войско. В роли зазывал выступили чешские офицеры, что ясно указывало, кому эта затея выгодна. Так, в самарской газете "Вечерняя заря" со статьей- призывом под заголовком "Первый русско-чешский полк" выступил чешский офицер Ф. Эрбан. Он обещал наемникам всяческие блага, но предупреждал - их ждет железная дисциплина. Автор статьи по-маниловски размечтался: за пол-ком-де скоро появится дивизия, затем корпус и т. д. ⁴⁹ . Деньги на формирование, конечно же, потребовали у КОМУЧа. И легковерный КОМУЧ отвалил чехам сначала 3 млн. рублей, затем еще 30 тыс. "для поддержания и развертывания русско-чешских частей" ⁵⁰ . Но суетились комучевцы и чехи, как оказалось, зря. Затея засохла на корню: желающих идти в охранное войско под новой вывеской оказалось слишком мало.

Наряду с армией спешно создавались такие репрессивные органы, как ведомство государственной охраны - нечто вроде эсеровской ВЧК. Сначала органы охранки подчинялись ведомству внутренних дел. Чтобы централизовать и активизировать их деятельность, 5 августа КОМУЧ постановил выделить их в самостоятельное министерство - "ведомство государственного порядка и безопасности" во главе с членом КОМУЧа Е. Ф. Роговским ⁵¹ . И конвейер репрессий заработал с новым ускорением. А ведь эсеры и их единомышленники не уставали клеймить советскую ВЧК, которая в отличие от эсеровской стояла на страже интересов людей труда от посягательств контрреволюционеров.

Это ведомство быстро разбухло, обросло своими штабами в губерниях и уездах. В их распоряжении были пешие и конные вооруженные отряды, а также большой штат агентов-осведомителей. Штабам охраны предоставлялось право: "а) на предварительное задержание всех лиц, внушающих основательное подозрение в совершении государственных преступлений или прикосновенности к ним, равно в принадлежности к противозаконным обществам; б) на производство обысков во всех без исключения помещениях и наложение ареста впредь до распоряжения подлежащего начальства на всякого рода имущества, указывающее на преступность действий или намерений заподозренного лица" ⁵² . При таких правах контрразведки говорить о соблюдении прав простых граждан было уже бессмысленно. Даже глава КОМУЧа позже признавался: "Мы вынуждены были создать и ведомство охраны, на котором лежала охранная

стр. 75

служба, та же чрезвычайка и едва ли лучше".

В штабах госохраны засело в основном вынырнувшее из подполья озлобленное старорежимное офицерство. Его ненависть к политическим противникам нашла выход в зверском преследовании любого инакомыслия. В Самаре штаб охраны уже действовал в день переворота, и КОМУЧ приказом N 3 в тот же день повелевал "всех подозреваемых" в сочувствии Советской власти "немедленно арестовывать и доставлять в штаб охраны".

В архиве сохранилось дело этого штаба объемом почти в 800 листов. В нем, как в зеркале, отразилось неусыпное бдение этой эсеровской ЧК. Вот лишь неполная хронология ее "трудов" ⁵³ .

И это лишь неполный перечень "трудов" штаба охраны в одной Самаре. А такие штабы действовали во всех других городах и уездах "Комучии". Жернова этой всевластной и всеохватывающей машины и день и ночь безжалостно перемалывали сотни человеческих судеб. В них попадали лица, сочувствовавшие Советской власти и просто подозреваемые в нелояльности к режиму. Но с особенным рвением контрразведка охотилась за "беглецами" из "народной армии". Вот, например, итоги ее действий по поимке беглецов в Уфимском районе. Заведующий военно-судной частью района докладывал 24 августа в штаб "народной армии": "Доношу, что количество арестованных уфимской контрразведкой и содержащихся в Уфимской губернской тюрьме - 140 человек, из них 6 офицеров, в арестном доме - 190 человек, из них 4 офицера. Содержащихся в губернской тюрьме и числящихся за комиссией по проверке оснований к аресту - 739 человек. В Бирске содержится 127 человек, в арестном доме 96 и при милиции - 510 человек, из них в тюрьме 61 человек офицеров (были среди беглецов и они. - Авт.). В Белабее в тюрьме - 127 человек, среди них 10 офицеров, в арестном доме - 40 человек и при милиции 9 человек" ⁵⁴ . Подобный же доклад по Оренбургской губернии был весьма краток: "Тюрьмы переполнены, свободных мест нет" ⁵⁵ .

КОМУЧ и его правительство держали под жестким контролем действия штабов охраны и других репрессивных органов (чрезвычайную следственную комиссию при КОМУЧе и ее филиалы на местах, военно-полевые суды в частях "народной армии", места заключения, восстановленную старую милицию времен правления Керенского и прочие институты "демократии"). Особенно рьяно насаждали эту "демократию" министры (управляющие ведомствами): внутренних дел - П. Д. Климушкин, юстиции - А. С. Былинкин и госбезопасности - Е. Ф. Роговский. Они с особым усердием исполняли роль цепных псов марионеточного режима, управляя всей репрессивной машиной. Так, 14 июня Климушкин дает указание начальнику штаба охраны Самары: "Все арестованные штабом лица после их допроса должны передаваться в следственную комиссию при КОМУЧ" ⁵⁶ . Вслед за этим - его новое распоряжение штабу охраны:

"Комитет членов Учредительного собрания предлагает назначить наряд из 15 человек в Самарский земский аре-

стр. 76

стный дом (угол Троицкой и Почтовой) для 250 человек, переведенных из губернской тюрьмы" ⁵⁷ . И штаб берет под козырек: "Немедленно направить...". Таких распоряжений Климушкина в делах архива множество. Как и подобных директив Былинкина и Роговского.

Под началом этих стражей "демократии" безостановочно действовал весь репрессивный аппарат. Увидеть это позволяют сохранившиеся в архиве документы. Вот некоторые из них. Начальник штаба охраны Самары извещает начальника губернской тюрьмы: "При сем препровождаю для содержания под стражей до распоряжения следственной комиссии 14 лиц, задержанных в Ставрополье" ⁵⁸ . Вслед за этим штаб направляет в тюрьму еще 6 арестованных, обвиненных "в сохранении оружия и участии в большевистском восстании". Этот же штаб препровождает в губернскую тюрьму 7 арестованных согласно предписания штаба "народной армии", затем еще 12 человек, числившихся за военным ведомством. Так места заключения пополнялись без перерыва. В итоге только в местах заключения Самары к началу октября скопилось около 2500 заключенных ⁵⁹ .

По поводу репрессивной политики КОМУЧа, как и других "белых" режимов, следует подчеркнуть, что она была направлена против большинства населения захваченных ими территорий, сочувствовавшего Советской власти. Отсюда - крайне агрессивный и чрезвычайно масштабный характер их репрессивной политики. Сломить волю этого большинства - данная задача оказалась для "белых" режимов явно непосильной и в конечном счете обернулась для них крахом. Но стремление любой ценой реализовать ее стоило народным массам безмерно пролитой крови, неимоверных страданий и потерь. Но эта сатанинская жажда реставрации приводила к такому невиданному переполнению тюрем и концлагерей, особенно в "белой" Сибири, "Колчакии" и "Деникии", к такому потоку репрессированных, с которым данные режимы не могли справиться и нередко впадали в растерянность, не зная, что делать.

Подобное положение сложилось и при режиме "демократической контрреволюции" КОМУЧа. Об этом неопровержимо свидетельствуют сохранившиеся документы. Самарский губернский тюремный инспектор доносил в ведомство юстиции 3 сентября: "В настоящее время в тюрьме, рассчитанной на 1090 человек заключенных, содержится 2200 человек. Из контрразведки неоднократно поступали сведения, что тюрьма будет разгромлена... Ввиду изложенного для правильного окарауливания тюрьмы считаю необходимым заменить сербский караул (как ненадежный. - Авт.) чехословацким или русским, вооружить надзирателей трехлинейными винтовками (понадобится 100 штук) и разместить в нескольких местах 3-4 пулемета (при тюрьме один имеется), командировать для их обслуживания пулеметчиков" ⁶⁰ .

В свою очередь оренбургский тюремный инспектор сообщал, что в губернской тюрьме, рассчитанной на 391 заключенного, содержится 805 мужчин и 30 женщин. В ажиотаже репрессий власть "позаботилась" почти втрое переполнить тюрьму и "забыла", что это живые люди и их надо хоть как-то содержать. И высокий тюремный чиновник в отчаянии взывал к ведомству юстиции: "Полное отсутствие средств на содержание мест заключения в губернии ставит меня в безвыходное положение" ⁶¹ .

Тюремный инспектор, как слуга режима, разумеется, умолчал о том, что терпели заключенные в битком набитых камерах. Завесу тайны, и то с пугливой оглядкой на власть, чуть приоткрыла якобы оппозиционная печать. Так, самарская меньшевистская "Вечерняя заря" 15 июня сообщала: в тюрьме содержится 1680 человек, арестованных в связи со свержением Советской власти, и пленных. "Между тем положение заключенных крайне тяжелое: скученность и плохое питание могут вызвать эпидемию заболевания". Эпидемия не замедлила начаться уже в августе: газеты сообщали о сотнях заболевших. В Оренбурге положение арестованных при диктатуре атамана Дутова было еще тягостнее. В начале сентября на заседании рабочей конференции был заслушан доклад Красного Креста о положении политических заключенных. "Представитель Красного Креста, - сообщал меньшевистский орган "Голос рабочего", - нарисовал потрясающую картину. Тюрьма переполнена. В камерах, рассчитанных на 20 человек, помещается по 60-80 человек. Воздуха при такой тесноте не хватает, вентиляция самая скверная. Питание заключенных не менее отвратительное. Дают ужаснейшую баланду и плохо испеченный хлеб по 3/4 фунта на человека. Режим в тюрьме такой же, как был и при старом режиме. Был один случаи, когда предназначенного к смертной казни

стр. 77

пороли. Общее количество заключенных достигает почти 800 человек. Заключенные большей частью из уездов, необходима помощь продуктами и всем прочим". Докладчик признал, что средств у Красного Креста на помощь бедствовавшим узникам почти нет, денег, собранных рабочими, едва хватает на неделю.

Докладчика дополнил лидер местных меньшевиков Семенов. Он сделал упор на том, что власти сплошь и рядом бьют по своим. "Разве теперь, - восклицал он, - не сидят многие товарищи меньшевики и эсеры и члены рабочей конференции, те, кто больше всего поддерживал власть Учредительного собрания? За что они сидят? Военно-полевые суды и комиссии, составленные из старых полковников, творят свою расправу над часто безвинными элементами". Он обращал свой гнев против "реакционной политики" местных властей и призывал КОМУЧ "вмешаться" и помочь защитить демократию от Дутова, как будто не КОМУЧ поставил атамана на власть ⁶² .

Хаос и произвол царили в органах госбезопасности КОМУЧа. Стражи режима, одержимые чувством классовой мести по отношению к сторонникам Советской власти, хватали кого попало. Чуть ли не в каждом встречном им чудился большевик. Поэтому коса репрессий косила с очень широким захватом. Следствие не справлялось с потоком репрессированных. Их дела либо подолгу не рассматривались, либо велись кое-как, что приводило к скоплению арестованных. Один из членов следственной комиссии КОМУЧа, проработавший 10 дней при штабе охраны Самары, писал начальнику штаба: "Не могу не обратить серьезное внимание нате ненормальные порядки, которые наблюдаются при арестах и обысках лиц, признаваемых по тем или другим соображениям опасными для укрепления новой власти". Протоколы допросов не ведутся, документы к составленным протоколам не прилагаются. "Обыски производятся без соблюдения установленных для этого законов". Под стражу часто попадают невиновные. По отношению к арестованным царит произвол. Все это вызывает справедливые нарекания населения на штаб охраны и вообще на новую власть" ⁶³ .

В Оренбурге председатель контрольной комиссии меньшевик И. А. Ахтямов в знак протеста против допускавшихся злоупотреблений вышел из состава комиссии, "не желая нести ответственность за неупорядоченные действия ее по обыскам и арестам, за аресты без ордеров, вторичное задержание после освобождения контрольной комиссией, за затягивание предварительного следствия и т. д.". По науськиванию кадетов и их органа "Уфимская жизнь" жены большевиков - Цюрупа, Юрьева, Комаровская и другие были арестованы и объявлены заложницами. Ахтямов не нашел в их действиях состава преступления и освободил их. Но местная реакция подняла вой и сорвала это решение ⁶⁴ . Произвол торжествовал.

Сверх головы была завалена разбором дел сотен арестованных следственная комиссия при КОМУЧе. При этом ее главной заботой было выловить попавших в ее руки прежде всего большевиков, активных советских работников и красноармейцев. Они подлежали наказанию не за какие-то конкретные действия, а лишь за принадлежность к политической партии и за свои идейные убеждения. Напомним: такого не было в Советской России по отношению к партиям меньшевиков и эсеров. Они существовали легально, и лишь отдельные их члены и органы привлекались к ответственности за нарушение советских законов. Так что следователи КОМУЧа возвращались назад, даже не к временам керенщины, когда легальное существование партии большевиков все же допускалось, а в эпоху самодержавия, когда при слове "большевик" жандармы и полицейские впадали в неистовство.

Депеши, рассылавшиеся главной следственной комиссией КОМУЧа, пестрели дознаниями насчет партийной принадлежности арестованных. Так, в распоряжении милиции Бузулука комиссия требовала срочно сообщить о заключенном Мечлинском, "не состоял ли он членом партии коммунистов и не был ли комиссаром" ⁶⁵ . На прошении арестованного Я. Коржу ка сам министр юстиции Былинкин написал: "Как красноармеец, освобожден быть не может" ⁶⁶ . На прошении 60 учеников об освобождении арестованной учительницы-большевички М. А. Авейде тоже последовало распоряжение:

"Отказать, о чем уведомить просителей" ⁶⁷ . Правда, под напором общественного мнения арестованную пришлось освободить, но "под надзор штаба охраны".

Вакханалия в распоряжении массой арестованных была полнейшей, особенно когда чехословаки и части "на

стр. 78

родной армии" начали под натиском Красной Армии отступать на восток. В стане тюремщиков был настоящий переполох. Все тюрьмы оказались переполненными, а в них продолжали прибывать новые партии арестованных. Из одной тюрьмы их переправляли в другую, а там отказывались принимать, ссылаясь на перегруженность. Открывали новые места заключения в неприспособленных помещениях, но и этого было мало. Так у тюремщиков КОМУЧа родилась идея срочно расширить сеть концлагерей, где за колючей проволокой и часто под открытым небом можно было содержать неограниченное число жертв.

О сумятице, царившей в органах комучевского "правосудия", дает некоторое представление докладная записка уфимского губернского тюремного инспектора в ведомство юстиции КОМУЧа от б сентября: "Сегодня прибывает из Самары партия арестантов в 56 человек для содержания в уфимской тюрьме. А между тем в Уфимской губернской тюрьме, рассчитанной на 1068 мест, в настоящее время содержится 1016 человек и мною сделано распоряжение о переводе 150 заключенных из Белебеев-ской тюрьмы, крайне переполненной, и 400 человек из Стерлитамака, где арестантов имеется 900 человек, и содержатся, за неимением мест в местной тюрьме, в частном помещении. Кроме того, нужно ожидать прибытия до 400 заключенных из Бирской тюрьмы ввиду эвакуации города по военным соображениям. Таким образом в уфимской тюрьме скопится только своей губернии до 2000 заключенных, принимать же заключенных из других губерний не представляется никакой возможности" ⁶⁸ . Инспектор умолял высшее начальство прекратить присылку заключенных из других губерний.

Но высшее начальство находилось в безвыходном положении и продолжало трамбовать места заключения новыми партиями узников. В начале октября оно распорядилось направить в Уфу 600 заключенных, из них 130 оставить в Уфе, а 470 переправить подальше, в Златоуст. В дополнение к этому из Бугурусланской тюрьмы пересылалось в Уфу 136 заключенных. И уфимское начальство слезно умоляло ведомство юстиции хотя бы 150 заключенных переправить в Беле-бей ⁶⁹ . Но несмотря на мольбы, в Уфу следует новое распоряжение самого министра юстиции: "Приготовьте помещение для эвакуируемых из Самарской тюрьмы около 300 заключенных" ⁷⁰ . Всего из Самары, по данным министерства юстиции, намечалось эвакуировать около 2500 заключенных" ⁷¹ . Переполох среди тюремщиков КОМУЧа объясняется тем, что до вступления Красной Армии в Самару оставались считанные дни (это произошло 7 октября 1918 г.).

Источники

1. Государственный архив Российской Федерации (далее - ГАРФ).Ф. 1405, оп. 1, д. 1, л. 1.

2. Деникин А. И. Очерки русской смуты. Берлин, 1924. Т. 3. С. 96.

3. Вестник Комитета членов Учредительного собрания (далее - Вестник КОМУЧа). 6.IХ.1918, Самара.

4. ГАРФ. ф. 1405, оп. 1, д. 1, л. 1.

5. Там же, л. 1 об. - 2.

6. Там же, л. 2 об.

7. Газ. Вечерняя заря, 10.VI.1918, Самара.

8. Газ. Голос рабочего, 17.VII.1918, Уфа.

9. Газ. Вечерняя заря, 10.VI.1918.

10. ГАРФ, ф. 676, оп. 1, д. 3, лл. 19-41.

11. Там же, лл. 42-58.

12. Там же, лл. 48-65.

13. ГАРФ. ф. 1405, оп. 1, д. 12, л. 13.

14. Газ. Голос рабочего, 31.VII.1918.

15. Газ. Голос рабочего, 1.IX.1918.

16. ГАРФ, ф. 1405, оп. 1, д. 12, л. 22.

17. Газ. Вечерняя заря, 9.VIII.1918.

18. Там же.

19. Газ. Голос рабочего, 30.VII.1918.

20. Газ. Голос рабочего, 2.Х.1918.

21. Газ. Голос рабочего, 1.Х.1918.

22. Газ. Ceskoslovensky dennik, 13.VIII.1918.

23. Газ. Волжский день, 20.1Х.1918, Самара.

24. Газ. Вечерняя заря, 15.VI.1918.

25. Газ. Вечерняя заря, 17.VI.1918.

26.Там же.

27. Газ. Вечерняя заря, 18.VI.1918.

28. Газ. Вечерняя заря, 3. VII. 1918.

29. Газ. Вечерняя заря, 10.VII.1918.

30.Там же.

31.Там же.

32. Журн. Исторический архив, 1993, N3. С. 128.

33. ГАРФ, ф. 675, оп. 1, д. 16, л. 60.

34. Газ. Вечерняя заря, 15.VIII.1918.

35. Газ. Вечерняя заря, 31.VIII.1918.

36. ГАРФ, ф. 1405, оп. 1, д. 1, л. 12 об.

37. ГАРФ, ф. 675, оп. 1, д. 19, л.52.

38. ГАРФ, ф. 1405, оп. 1, д. 1, л. 20.

39. Вестник КОМУЧа, 18.1Х.1918.

40. Вестник КОМУЧа, 20.1Х.1918.

41. Вестник КОМУЧа, 19.1Х.1918.

42. Журн. Исторический архив, 1993, N 3. С. 128.

43. Солодовников Б. Сибирские авантюры и генерал Гайда. Прага, б/г, с. 10-11.

44.ГАРФ, ф. 1405, оп. 1, д. 23, л. 103.

45. Там же, л. 103 об.

46. ГАРФ, оп. 1, д. 22, л. 121 об.

47. Вестник КОМУЧа, 19.1Х.1918.

48. Деникин А. И. Очерки русской смуты. Т. 3. С. 97-98.

49. Газ. Вечерняя заря, 21.VIII.1918.

50. Газ. Русская армия, З.Х11.1918. Омск.

51. ГАРФ, ф. 1405, оп. 1, д. 22, л. 21 об.

52. Газ. Голос рабочего, 24.1Х.1918.

53. ГАРФ, ф. 675, оп. 1, д.30, лл. 3-723.

54. Российский Государственный военный архив (далее - РГВА), ф. 40054, оп. 1, Д. 4, Л. 126.

55. Там же, л. 156.

56. ГАРФ, ф. 675, оп. 1, д. 30, л. 7.

57. Там же, л. 329.

58.Там же, л. 81.

59. ГАРФ. ф. 1405, оп. 1, д. 12, л. 11.

60. Там же, д.11, л. 1.

61. Там же, д. 7, л. 1 об.

62. Газ. Голос рабочего, 11.1Х.1918.

63. ГАРФ, ф. 675, оп. 1, д. 30, л. 340.

64. Газ. Голос рабочего, 3.VIII.1918.

65. ГАРФ, ф. 676, оп. 1, д.1, л. 263.

66. Там же, л. 360.

67. Там же, л. 373.

68. ГАРФ, ф. 1405, оп. 1, д. 12, л. 1.

69. Там же, л. 7.

70.Там же, л. 13.

(Продолжение следует)

стр. 79

Постоянный адрес данной публикации: