Автор: А. ВОЗДВИЖЕНСКАЯ

"Теория фантастической литературы подобна только что открытому континенту: на карты нанесена лишь узкая береговая полоса, а за ней в загадочной дымке лежат огромные неисследованные пространства, полные удивительных и нераскрытых тайн"1, -читали мы в работах, посвященных научной фантастике, в начале 70-х годов.

Литературоведение последнего десятилетия в значительной мере

--------------------------------------------------------------------------------
1 Генрих Альтов, Краски для фантазии, в сб. "Фантастика-71", "Молодая гвардия", М. 1971, стр. 260.
--------------------------------------------------------------------------------

развеяло "загадочную дымку", окружавшую эту область литературы. Свидетельства тому - статьи и монографии, появившиеся в последнее время. Особенно интересен в этом плане разговор о научной фантастике, вот уже почти десять лет ведущийся на страницах журнала "Вопросы литературы". Интересен тем, что как бы подводит итоги, делает выводы из многочисленных споров, дискуссий, научных изысканий. Каковы же эти выводы?

Прежде всего следует отметить единогласное ныне мнение о принадлежности научной фантастики к "большой" литературе, отказ от чрезмерного подчеркивания ее специфики, уникальности. Фантастика развивалась в общелитературном русле, ее корни уходят в глубокую древность, в античную и средневековую литературу, - справедливо доказывают работы Т. Чернышевой и Ю. Кагарлицкого. "Научная фантастика родилась в горниле готической литературы"1, - утверждает английский писатель Б. Олдис. Начало же ее расцвета приходится, по общему мнению, на последнюю четверть XIX - первые десятилетия XX века и связано с изменяющимся под влиянием научно-технической революции мировоззрением, с перестройкой "массового сознания" (Т. Чернышева). В наше время, утратив присущие ей раньше функции научного прогнозирования, популяризации науки, научная фантастика все более пристальное внимание уделяет человеко- и даже, по определению Е. Брандиса, "человечествоведению".

На первом этапе исследователи интересующей нас области литературы были более всего озабочены тем, чтобы дать определение современной фантастике, вытекающее из ее специфики. Второй этап, - его можно обозначить как этап классификаций, - характеризовался стремлением не выделять фантастику, а скорее сблизить ее с остальной литературой. В современном же литературоведении "наметился... путь... наиболее перспективный: исследование художественных основ фантастики, структуры фантастических образов, их исторической изменчивости"2. Работы Е. Брандиса, Ю. Кагарлицкого, Т. Чернышевой, Ю. Смелкова - вот основные вехи этого нового пути.

Но удивительно, что работы советских исследователей, за редким исключением, посвящены либо тем или иным вопросам формирования и истории научной фантастики (см.: Н. Черная, "В мире мечты и предвидения", Ю. Кагарлицкий, "Что такое фантастика?" и др.), либо проблемам идейно-тематическим (статьи Ю. Смелкова, Е. Брандиса). Единодушен вывод специалистов: научная фантастика

--------------------------------------------------------------------------------
1 Цит. по ст.: Том Хатчинсон, Дали, открытые разуму, "Англия", 1976, N 2, стр. 100.

2 Т. Чернышева, О старой сказке и новейшей фантастике, "Вопросы литературы", 1977, N 1, стр. 230.
--------------------------------------------------------------------------------

явно завершила какой-то этап своего развития и ищет ныне новые пути, пока неисповедимые. Создается впечатление, что основная задача литературоведов - непременно проследить, предвидеть, какой дорогой пойдет фантастика, что только взгляд в прошлое или будущее НФ может помочь разрешить удивительные и нераскрытые тайны ее. А ведь не менее интересно было бы вглядеться в современное состояние предмета, разобраться в тех процессах, которые происходят в научной фантастике на протяжении последних двух десятилетий. Никоим образом не отрицая важность "выявления давних историко-литературных связей современной фантастики" (Т. Чернышева), попробуем не прогнозировать тенденции развития фантастики в будущем, а проследить их на уже имеющемся материале, проанализировав ее скорее в литературно-теоретическом, чем историческом аспекте.

Изучение истории развития научной фантастики после второй мировой войны заставляет большинство исследователей отметить следующий любопытный факт: в "чистую" техническую научную фантастику постепенно, исподволь просачивается образная система фэнтази (fantasy). Сегодня, когда мы можем без проблем читать научную фантастику онлайн, кажется невероятным, что стиль фэнтези зародился всего лишь 50 лет назад. Однако в отличие от научной фантастики, фэнтази - не претендующая на научность выдумка, вымысел, нонсенс. И если "первая считается или по крайней мере делает вид, что считается с законами природы и старается оставаться в рамках материального мира", то "вторая с ними не считается и охотно имеет дело со всевозможными сверхъестественными персонажами - привидениями, русалками, эльфами и т. д."1.

Несомненна связь фэнтази и научной фантастики с фольклором, в частности со сказкой. Над проблемой преемственности этих видов литературы давно и плодотворно работает Т. Чернышева2. В одной из своих последних статей она говорит о том, что глубокое родство сказки и научной фантастики обусловлено общностью цели: и старая сказка, и новейшая фантастика стремятся удивить читателя. Та же задача и у суеверного "страшного" рассказа - прямого предка фэнтази. Не имея возможности подробнее остановиться на этой проблеме, позволим себе только отметить, что исходный момент родства сказки и научной фантастики, думается, нужно воспринимать не буквально, а делая при этом известные оговорки, так как вряд ли можно согласиться с тем, что Ж. Берн или даже И. Ефремов стремились перво-наперво удивить своего читателя.

--------------------------------------------------------------------------------
1 В. Ревич, Мир, которого не может быть, в кн.: Клиффорд Саймак, Заповедник гоблинов, "Мир", М. 1972, стр. 7.

2 Т. Чернышева, Потребность в удивительном и природа фантастики, "Вопросы литературы", 1979, N 5.
--------------------------------------------------------------------------------

Как бы то ни было, важен факт, что чудесное, сверхъестественное в образцах фэнтази - цель, объект изображения; это необходимо учесть во избежание могущего возникнуть смешения ее с той литературой, где фантастическое выступает как прием, соответствующий типу художественного мышления писателя (произведения Свифта, Бальзака, Гоголя, Достоевского, Булгакова, Маркеса).

Фэнтази в ее современном виде очень распространена в английской и американской литературах, наряду с научной фантастикой она имеет своего читателя и своих исследователей.

Русская и советская литература располагает менее обширным материалом этого рода, хотя нельзя не вспомнить великолепные рассказы А. К. Толстого о вурдалаках и упырях, "Звезду Соломона" и "Волшебный ковер" А. Куприна, некоторые рассказы А. Грина. В последнее время все большее число советских писателей обращается к сказочным формам. В их числе А. и Б. Стругацкие, А. Житинский, К. Булычев и "нефантасты" - В. Шукшин, В. Шефнер, В. Тендряков, В. Орлов и др.

Вот эта-то абсолютно ненаучная, чудесная фантастика начинает определенным образом взаимодействовать с фантастикой научной - на одном из этапов ее развития. Причины этому называются самые различные (об этом речь пойдет ниже), но вывод делается один: "...Слияние научной фантастики с "фэнтази" произошло достаточно давно - сначала в творчестве Уэллса... затем - в американской фантастике 40 - 50-х годов"1, и теперь в научной фантастике "чем дальше, тем более ощутимо количественное и качественное преобладание "fantasy"2.

Попробуем же обратиться к тем произведениям, в которых мирно сосуществуют феи и путешествия во времени, джинны и компьютеры. Анализ конкретного материала позволит нам убедиться, несколько далеко зашел процесс взаимопроникновения science fiction и fantasy и какие возможности он открывает перед современными писателями-фантастами.

Уместно будет сделать небольшое отступление: ушли в прошлое те времена, когда научную фантастику, чтобы подчеркнуть ее специфику, именовали "жанром". Современное литературоведение говорит уже о жанрах самой научной фантастики - научно-фантастическом романе, повести, рассказе. Делаются попытки выделить жанровые формы, присущие только НФ: роман-предупреждение, антиутопия и др. Как и в остальной литературе, в фантастике существуют

--------------------------------------------------------------------------------
1 Ю. Кагарлицкий, Фантастика ищет новые пути, "Вопросы литературы", 1974, N 10, стр. 172.

2 Ю. Смелков, Гуманизм технической эры, "Вопросы литературы", 1973, N 11, стр. 69.
--------------------------------------------------------------------------------

различные виды ее - приключенческая, философская, социальная; С проникновением в научную фантастику элементов фэнтази появился еще один вид - сказочная научная фантастика. В дальнейшем мы будем пользоваться именно этим (не вполне, правда, точным) термином - научно-фантастическая сказка, - чтобы обозначить им синтетическое явление, родившееся на стыке science fiction и fantasy и "почти еще не исследованное.

...Погожим майским днем в доме Оливера Вильсона появились незнакомые люди, по-видимому иностранцы, необычайно изящные и изысканные. Хозяин долгое время не мог понять, кто же они, пока в обстоятельствах страшных и трагических не выяснил, что это пришельцы из будущего, далекие потомки, для забавы путешествующие во времени. Впрочем, тема путешествия во времени заинтересовала не только автора рассказа "Лучшее время года" - Г. Каттнера, - она исследуется в литературе уже около ста лет, с тех пор, как вышла в свет знаменитая "Машина времени" (1895) Г. Уэллса.

А вот другой случай: фотограф Чак Дойл на пустынной улице увидел перелетевшую через забор двадцатидолларовую бумажку, за ней еще одну и, подбирая их, набрал целую пачку. Купюры, как выяснилось, росли на дереве, посаженном таинственными роллами. Впоследствии роллы, вырастив себе космический корабль, покинули Землю, унося с собой надежды бедного фотографа не только на личное обогащение, но и на выгоду для всего человечества. Роллы (рассказ К. Саймака "Денежное дерево") - еще не самая странная ипостась космических гостей, то и дело посещающих Землю в научно-фантастической литературе. Путешествия во времени, контакт с инопланетными цивилизациями - явления удивительные, но мы верим в них, хотя бы как в возможность, потому, что "это соответствует нашим представлениям о жизни и нашим представлениям о литературе"1.

Научная фантастика, бурно развивавшаяся на всем протяжении XX века, создала уже свою, фантастическую действительность, в которой кажется вполне естественным, что однажды из глубин космоса на Землю явятся пришельцы - роллы и рядом с яблонями в наших садах вырастят деревца с долларовыми бумажками вместо листьев. И это не вызывает протеста: ученые всего мира спорят о том, одинок ли человек во Вселенной, причем каждая точка зрения имеет горячих сторонников и противников. Таким образом, наша вера в возможность реального посещения Земли пришельцами, как и в другие традиционные научно-фантастические идеи, носит миро-

--------------------------------------------------------------------------------
1 Ю. Кагарлицкий, Что такое фантастика?, "Художественная литература", М. 1974, стр. 39.
--------------------------------------------------------------------------------

воззренческий характер, иными словами, тесно связана с новым научным мировоззрением, возникшим в век научно-технической революции, когда реальные открытия оказываются более ошеломляющими, чем самые фантастические вымыслы и гипотезы прошлого.

Но как же быть с гоблинами? Как быть с вурдалаками и водяными, которые тянут свои мохнатые лапы к сверкающим панелям космических кораблей? Как рядом с умными машинами воспринимает их читатель сейчас, когда наука вырвала человечество из плена мифологических, религиозных и суеверных представлений, составлявших ранее мировоззренческую базу для веры в реальность духов и чудотворцев? (И эти вопросы также ставятся в работах многих советских исследователей.) Ведь даже если те или иные сверхъестественные явления, - а именно такими они и воспринимались до недавнего времени, - современные ученые сумеют объяснить неисследованными свойствами человеческой психики, вряд ли кто-нибудь из нас поверит, что рядом с расторопной хозяйкой над кухонной плитой витает насмешливый и ласковый Трильби.

Вчитаемся в рассказы Г. Каттнера о семействе Хогбенов, печальную повесть Р. Янга "Срубить дерево", в произведения К. Саймака, А. Бестера, братьев Стругацких, К. Булычева, А. Житинского, М. Клименко - и ответ на этот вопрос, хотя он и не лежит на поверхности, будет найден.

В одном из университетов Америки на факультете археологии и антропологии ученые организовали заповедник в развалинах рыцарского замка, где обитают трудолюбивые и добродушные гоблины, под замшелым мостом - зловредные тролли, а на специально ухоженных лужайках танцуют феи и эльфы. К заповеднику ведут самодвижущиеся дороги, а главный герой романа К. Саймака "Заповедник гоблинов", профессор факультета сверхъестественных явлений Питер Максвелл, прилетает в гости к мистеру О'Тулу, пожилому и уважаемому гоблину, на автолете (необычайно совершенном летательном аппарате индивидуального пользования).

А. и Б. Стругацкие рассказывают в повести "Понедельник начинается в субботу" о Научно-исследовательском институте Чародейства и Волшебства, где маги высокой квалификации работают над проблемой превращения всей морокой воды - в живую, в виварии томится Кащей Бессмертный, а молоденькие практиканты, проголодавшись, с помощью закона сохранения вещества из ничего творят бутерброды. В рассказе К. Булычева "Поступили в продажу золотые рыбки" граждане города Великий Гусляр загадывают три любых желания рыбкам-волшебницам, купленным в зоомагазине...

Такое соединение несоединимого должно, казалось бы, вызывать у читателя возмущение или смех. Однако этого не происходит. Тролли К. Саймака не кажутся нелепыми в смешными, так же как и чародеи братьев Стругацких. (Другое дело, что в произведениях, о которых идет речь, много юмора - в характерах персонажей, в неожиданных ситуациях, прекрасно построенных диалогах, но их фантастическая основа не смешит и не вызывает негодования.) Каким же образом писатели добиваются того, что реальное и нереальное, научное и ненаучное не вступают в противоречие? Сознательно или интуитивно авторы понимают, что извлечь из системы древних представлений домового или дриаду да еще сделать их активными героями научно-фантастического произведения, не нарушающими его общей структуры, можно только в том случае, если существование этих персонажей будет обосновано и объяснено в духе времени. И вот золотые рыбки, выполняющие три желания, оказываются гибридными экземплярами, обретшими свои чудесные свойства под воздействием изотопов; в "Заповеднике гоблинов" эльфы, баньши, тролли и другие темные силы также ничего (по вашим понятиям) сверхъестественного из себя не представляют, ибо все они обыкновенные инопланетные пришельцы, посланные на Землю еще до появления человека, чтобы колонизировать ее, сделать пригодной для жизни обитателей Хрустальной планеты - своих друзей и хозяев. Да что там эльфы! Даже дракон, смутные воспоминания о котором сохранились в фольклоре каждого народа, оказывается, реально существовал в свое время - был любимым домашним животным таинственных жителей все той же Хрустальной планеты. Колдуны Г. Каттнера - всего-навсего результат мутаций после атомного взрыва в Атлантиде, а удивительные свойства Эбигайль Дженкинс из рассказа Д. Ганна "Где бы ты ни был" легко объясняются при помощи парапсихологии, которой ученые сейчас заняты всерьез...

Так смешение, слияние НФ и фэнтази на наших глазах наполняет старую образную систему научной фантастики новым, порой неожиданным содержанием. Если фэнтази рядится в одежды волшебные, необычайные единственно ради творческого эксперимента, абсурдной игры для взрослых, то научно-фантастическая сказка переосмысливает привычные фантастические представления, толкуя их на современный лад. Чтобы это окончательно уяснить, достаточно поставить в ряд с вышепоименованными произведениями любой образец фэнтази, например повесть "31 июня" Дж. -Б. Пристли". Писатель даже и не пытается объяснить, каким образом маг Марлаграм перемещает героев во времени и пространстве. Просто-напросто сквозь стенку бара "Вороной конь" на Пикок-плейс можно пройти в иную эпоху и оказаться при дворе короля Артура. Более того, повесть Пристли и не нуждается ни в каких "научных" объяснениях: у нее другие цели и задачи

Художественная практика, таким образом, отмечает на один из вопросов, мучающих теоретиков: не потеряет ли научная фантастика своеобразие перед лицом остальной (нефантастической) литературы, если все усиливающаяся роль свободной фантазии, фэнтази, вытеснит из нее преобладавший в ней ранее просветительский элемент?1 Видимо, не потеряет, поскольку элемент или хотя бы привкус научности необходим даже сказке, иначе она превратится в забаву или иносказание. Скажем, даже волшебную палочку - универсальную мотивировку всех чудес, которые могут случиться на свете, - писатели-фантасты стараются как бы научно объяснить. А. и Б. Стругацкие в повести "Понедельник начинается в субботу" называют ее "умклайдетом" и поясняют, что пользоваться ею можно только после прохождения специальной подготовки, изучив "обобщенный закон Ломоносова-Лавуазье" и прочую премудрость. Как ни зыбка грань, отделяющая порой современную science fiction от fantasy, все же никому не придет в голову назвать "Заповедник гоблинов" и "Понедельник начинается в субботу" образцом фэнтази только потому, что там рядом с людьми живут духи и драконы, а "31 июня" или "Дженни Вильерс" отнести к научной фантастике, хотя их герои и путешествуют во времени.

Научной фантастике издавна была свойственна приключенческая направленность, причем варьируемая от приключения в прямом смысле слова до приключений мысли, духа. Эти последние, то есть движение сюжета по пути разгадывания какой-либо тайны, Т. Чернышева справедливо считает пришедшими в научную фантастику из детектива. Родство этих видов литературы очевидно: недаром и Э. По, и А. Конан-Дойл отдали дань и научной фантастике. Настораживает один момент: довольно долго фантастика не чуждалась, но и не нуждалась в детективности. А вот начиная с 50-х годов все чаще появляются произведения, где детективная линия становится основополагающей, где рядом с привычными научно-фантастическими атрибутами - полный набор атрибутов детективного жанра: проницательный сыщик, незадачливый полицейский, кропотливая работа по сбору улик. Иногда загадочное убийство, исчезновение или кража дают лишь толчок для развития остального действия. В уже упоминавшемся романе К. Саймака "Заповедник гоблинов" герой поставлен перед фактом собственной смерти: правда, убит лишь один из Питеров Максвеллов, извлеченный из небытия вследствие ошибки в волновой транспортации. Пытаясь выяснить, кто же так успешно покушался на его жизнь, Питер в результате разрешает и главную проблему,

--------------------------------------------------------------------------------
1 См. Ю. Кагарлицкий, Фантастика ищет новые пути, стр. 172 - 173.
--------------------------------------------------------------------------------

вокруг которой завязана вся интрига произведения, - спасает содружество планет от грозящей галактической войны.

А вот у А. Азимова мы находим детективный рассказ о первом сенсационном убийстве на Луне ("Поющий колокольчик"). Никогда не сумел бы полицейский инспектор Дейвенпорт доказать вину Пейтона, если бы не смешной толстячок экстратерролог доктор Эрт. В "Будничной работе" Э. -Ф. Рассела преступником оказывается инопланетянин Хараша Вэнеш, не только андромедский шпион, но и грабитель банков, а К. -Х. Тушель рассказывает о таинственном убийстве, совершенном роботом ("Неприметный мистер Макхайн"), По-иному обстоит дело в повести "Отель "У погибшего альпиниста" братьев Стругацких: здесь робот оказывается в положении убитого. Словом, многие писатели-фантасты строят свои произведения, полностью опираясь на художественную основу детектива.

В чем же причина такого активного взаимодействия научной фантастики с другими областями литературы? Как и почему изменяется облик современной научной фантастики?

Специалисты в области научной фантастики давно заметили, что 40 - 50-е годы стали кризисными, переломными для англо-американской НФ. Чуть позже кризисные явления возникают и в фантастике других стран. Наступило время, пишет Ю. Кагарлицкий, когда "литературная "бедность"... произведения фантастики ощущается... очень остро", так как только "новая идея способна по-прежнему в какой-то (далеко не полной!) мере компенсировать элементарность изложения. Но где они, эти новые идеи? Увы, их давно уже нет!"1 И действительно, фундаментальные научные открытия, преобразившие лицо действительности, давшие толчок развитию научной фантастики в ее современном варианте, были сделаны в последней четверти XIX - первой половине XX века и исследованы фантастикой вдоль и поперек. Фантастика как бы окаменела, окостенела в своем техницизме: писатели, чьими трудами была создана и обжита фантастическая действительность, как и читатели, перестали удовлетворяться произведениями, которые служили ожившими иллюстрациями к учебнику физики или химии. Отсутствие новых идей заставило даже ряд виднейших представителей технической фантастики на долгое время расстаться с творчеством. Перед остальными встал вопрос: как быть, если научно-фантастические открытия нестерпимо затасканы, а расстаться с пришельцами, роботами, чужими галактиками невозможно? И ответ нашелся: возместить недостаток идей сможет лишь реши-

-------------------------------------------------------------------------------
1 Ю. Кагарлицкий, Фантастика ищет новые пути, стр. 161.
--------------------------------------------------------------------------------

тельная реконструкция всей системы научно-фантастической образности. Так первые симптомы кризиса заставили фантастику отречься от своей обособленности, шагнуть навстречу большой литературе.

"Олитературить" фантастику пытались по-разному. Неоднократно писалось уже о движении "новой волны" (см. статьи Ю. Кагарлицкого, работы В. Гакова), возникшем в Англии и оказавшем определенное влияние на фантастику США. Участники его, молодые писатели, настаивал" на изменении тематики и форм НФ, а пришли к "примату формы над содержанием"1. Иной путь избрали такие писатели, как известный у нас Дж. Финней, "заземливший" научную фантастику, привнесший в нее бытовую реальность.

Выступили с новыми произведениями и такие ветераны жанра, как Ф. Пол и А. Азимов, А. Кларк и Э. -Ф. Рассел. И если А. Азимов выступает в своем прежнем амплуа (рассказы о роботах, традиционно фантастический роман "Сами боги"), то в творчестве других отчетливо заметны перемены: в романе "Фонтаны рая", написанном А. Кларком в 1979 году, сочетаются привычные для НФ идеи и образность с философско-исторической проблематикой.

Или другой пример. Известнейший польский фантаст С. Лем, настаивавший ранее на том, что "фантастика должна быть научной", пишет в 1975 году повесть "Маска", где, по его собственным словам, научно-фантастическая проблема решается "в условиях полностью фантастических" и где "к мотиву готико-романтическому" присоединяется "мотив уже типично сказочного происхождения... мотив необычайного или "страшного и ужасного" превращения..."2. Вывод напрашивается сам: в данном случае писателя привлекла не только возможность творить сказочные чудеса. Традиционные мотивы и образы, использованные им, относятся к давней литературной традиции и служат неким мостиком, переброшенным от специфики научной фантастики к общим свойствам литературы как вида искусства.

Очевидно, аналогичным путем шли и писатели, с которых мы начали разговор, сочетающие в своем творчестве НФ с фэнтази или с детективом, то есть вставшие, по словам Ю. Смелкова, на путь "творческого эксперимента". Примером для анализа подобного эксперимента Ю. Смелков в статье "Гуманизм технической эры"3 выбирает именно роман К. Саймака "Заповедник гоблинов", но, по-видимому, его выводы распространяются и на другие образцы научно-фантастической сказки. Для исследователя роман - "увлекательней-

--------------------------------------------------------------------------------
1 Вл. Гаков, Виток спирали, "Знание", М. 1980, стр. 10.

2 "Сборник научной фантастики", вып. 18, "Знание", М. 1977, стр. 21.

3 "Вопросы литературы" 1973, N11.
--------------------------------------------------------------------------------

шая творческая игра, доставляющая и автору и читателю эстетическое наслаждение", "игра - даже не очень нужная для сюжета романа..."1. Вот с этим утверждением Ю. Смелкова, имеющим для его концепции развития НФ весьма серьезное значение, придется решительно не согласиться. Слаженность и динамичность действия достигается Саймаком как раз тем, что в пестром калейдоскопе героев, в феерической смене эпизодов нет практически ни одного проходного момента. "Избавив" роман от духа Уильяма Шекспира или задумчивого баньши, мы нанесли бы ему такой же ущерб, как если бы выбросили из него волновую транспортацию в пространстве или машину времени. Ущерб не научности или фантастичности, а самой художественности, композиции, сюжету, самой идее романа. И "Заповедник гоблинов" не уникален: комбинация привычной и непривычной для фантастики образности служит организующим началом и в других произведениях научно-фантастической сказки: попробуйте "выбросить" из повести братьев Стругацких "Понедельник начинается в субботу" магов, кто же станет тогда работать в НИИЧАВО? А нужно еще учесть, что в произведениях такого рода очень часто нечистая сила (которую в народе и называют-то "нежить") оказывается значительно более живой, реальной, чем те персонажи-схемы, которые мы встречаем даже в книгах таких мастеров, как Г. Уэллс и Х. Гернсбек, А. Беляев и И. Ефремов.

Впрочем, о пристальном интересе фантастики последних десятилетий к психологии, внутреннему миру героев писали уже не раз. Хотелось бы обратить внимание лишь вот на какой момент: критика и по сей день частенько обвиняет фантастов в том, что их герои статичны, что не показана диалектика их души и т. д. С другой стороны, существует точка зрения, согласно которой "психологическая однозначность характера - не слабая сторона, но качество фантастической прозы", обусловленное особой задачей писателей, чья цель - показать "разработанный уже психологический тип" в неожиданной ситуации (Ю. Смелков). Но и это утверждение нуждается в уточнении: ведь именно эта неожиданная ситуация и позволяет порой писателю показать психологическое движение героя, правда, не изнутри, а, если можно так выразиться, снаружи.

Убедительный тому пример - повесть "Пикник на обочине" братьев Стругацких. Композиция произведения позволяет нам познакомиться лишь с некоторыми отдельными эпизодами из жизни Рэдрика Шухарта - сталкера, нарушителя закона. И каждый из них добавляет очередной штрих к психологическому портрету героя. Несколько эпизодов - и перед нами судьба человека, его взлеты и


-------------------------------------------------------------------------------
1 "Вопросы литературы", 1973, N 11, стр. 66, 67.
--------------------------------------------------------------------------------

падения, желание отстоять собственное место под солнцем и напряженная вера в добро, не сломленная никакими испытаниями. То же внимание к духовному становлению человека видим мы и в других произведениях, например в повести Р. Янга "Срубить дерево". Заметим, что проблемы, интересующие Р. Янга, лежат в другой плоскости, нежели те, которыми озабочены авторы "Пикника на обочине" Но авторский прием - раскрытие психологии героя через внешнее действие - сохраняется. Быть может, именно этот уровень психологизма и необходим НФ сегодня, когда в центре ее внимания человек и человеческое общество, а не научная идея, пусть самая совершенная.

Итак, отступившись от прежней строгой научности (или наукообразности), НФ создает новую раскованную образную систему, включающую в себя элементы философской и социально-психологической прозы, фэнтази и детектива. Заметим, что идейно-тематической девальвации фантастики при этом не происходит. Причудливый полет авторского воображения не заслоняет, а подчеркивает актуальность ее проблематики. НФ не стала только "аттракционом для взрослых", развлекательным "чтивом", она способна к очень серьезным выводам и обобщениям. За "розово-золотистыми" тонами "Заповедника гоблинов" легко просматривается критика мира купли-продажи, где судьба человечества может зависеть от денежных махинаций нескольких морально нечистоплотных молодчиков. Колдуны-мутанты Генри Каттнера не только умеют смастерить "печурку" (атомный реактор), но и разоблачают коррупцию в правящих кругах Америки. Об истинном отношении к труду, о неприятии компромиссов с собственной совестью рассуждают герои братьев Стругацких и А. Житинского. Недаром все больше стало появляться произведений в жанре антиутопий и романов-предупреждений (например, известные нашему читателю романы С. Лема "Возвращение со звезд", А. и Б. Стругацких "Улитка на склоне", произведения Р. Брэдбери, Г. Гаррисона, М. Крайтона), что также определяет облик современной НФ.

Фантасты всего мира тревожатся о судьбе человечества, предупреждают о возможных последствиях сегодняшних ошибок. И все это - явления закономерные: как и любой вид художественного творчества, НФ непосредственно связана с действительностью. Меняется мир - меняются цели и содержание фантастики. Вполне естественно, что новое содержание требует и новых форм. Поэтому не стоит слишком настойчиво говорить о кризисе научной фантастики. Быть может, ломка старых и поиски новых форм не окажутся симптомами смертельного недуга, а лишь признаком временной и неопасной болезни роста. Подтверждением этому рассуждению могут послужить и те исследования в области истории развития " формирования научной фантастики, которые, как уже говорилось, едут Т. Чернышева и Ю. Кагарлицкий: со сменой общественно-экономических формаций происходит и постепенная эволюция массового сознания от религиозного к научному. Фантастические представления выступали как своеобразный способ, механизм познания мира на всех стадиях развития человеческого общества, они менялись, трансформировались, но не исчезали. И хотя сами историки фантастической литературы делают несколько неожиданный вывод о том, что, как любая литературная школа, исчерпавшая свои возможности, научная фантастика должна либо перемениться до неузнаваемости, либо исчезнуть совсем, мы все же считаем, что научная фантастика сумеет найти "новые пути", сохранив при этом присущее ей своеобразие.

г. Казань

Вопросы литературы,  № 8, 1981, C. 200-212